Дядька Тимка

               
Под дружный хохот передок телеги впился в землю, и вся компания от такого торможения улетела вперёд друг на дружку.
«Мать твою… ети!» – разразился дядька Тимка, поднимаясь, растирая ушибленное колено, седые волосы были взлохмачены, а на лице из ссадин у него проступала кровь. «Заставь дурака Богу молиться!» – сплюнул в сердцах он грязь с губ. Но немного успокоившись, выговорил: «Ты, что ж ездовой – куда глядел?!» – поднимая с земли слетевшую фуражку.
Ездовой тоже морщился от боли, головой он не ударился: спасли вожжи, за которые держался, но ноги были в ссадинах, так как штаны зацепились за телегу, а он в трусах немного пробороздил дорогу на вожжах, пока не отцепился. Ему и дядьке Тимке досталось больше всех: они возглавляли телегу с обеих сторон. Остальные отделались лёгким испугом. Так начался наш очередной рабочий день.
Во время летних каникул мы работали в колхозе. Работягам тогда было двенадцать – тринадцать лет. За дядькой Тимкой нас закрепили несколько дней назад. Он был у нас главнокомандующим. Так его представил нам бригадир. Хотя до этого таких почестей не было: обходились без такого высокого начальства. Мы заготавливали тальник и жерди для изгороди и отвозили их на телеге к фермам.
Дядька Тимофей отличался поразительной скупостью даже к своим детям, которые не видели дома ничего съестного из магазина. Хочется привести один случай: мать втихаря разрешила детям взять несколько куриных яиц, чтобы купить по петушку на палочке у реможника. Для нас они были в диковинку: в магазине такого не было. Его приезд был для нас своеобразным ритуалом. Пацаны собирались вокруг телеги и покупали леденцы в обмен на макулатуру или яйца, здесь же их лизали, гордясь друг перед другом. Отец каким-то образом это пронюхал и не успели они спрятаться, как он отобрал у них петушки, отдал реможнику, заставив того вернуть яйца. Тратился он на самое необходимое – без чего не обойтись. Был деловой, когда дело касалось его личных интересов, а домочадцам вообще продыху не давал. У него было двое детей: сын старше, а дочь младше нас. Они редко играли с ребятнёй: были загружены домашними делами и пока их не исполняли, уходить не смели. На работе в колхозе дядька старался лишнего движения не делать. К тому же обладал неуживчивым характером и любил каждого поучать. За эти качества его не очень жаловали в деревне. Мужики его недолюбливали – работали с ним не охотно. Потому нам его и сплавил бригадир. Это мы поняли немного позднее. С его появлением мы стали меньше работать и больше отдыхать. Он пояснил, что на трудодень все равно лишнего не заплатят. Во время перекуров, которые стали затягиваться, мы играли с ним в карты, которые он регулярно брал с собою, и часто слушали о его героизме и подвигах на фронте. Нам он, видимо, посчитал – можно сливать всё. Похоже, ему просто надо было выговориться: случай был подходящий, поскольку пацаны слушали его с интересом. Дядька очень любил ощущать себя хозяином положения и командиром. С нами же он чувствовал себя, как петух на курятнике, с той лишь разницей, что петух, найдя что-то съестное, подзывал куриц – этот же пытался использовать нас. Очень нравилось, когда его хвалили, такое, похоже, с ним было крайне редко и ему этого не доставало. И поэтому, чтобы себя приукрасить, он явно преувеличивал свои заслуги и даже откровенно врал. Но мы его быстро раскусили, подхваливали, раззадоривали – тогда его было не остановить, – а нам того и нужно. Мы сами провоцировали его на такие выходки. Но, иногда, хотя и незаметно для него, вставляли палки в колёса. Нам такая игра нравилось. А без него откровенно над этим потешались. Он же, воодушевлённый, ничего этого не замечал.
Поначалу, мы принимали все его рассказы за чистую «монету», а он петушился всё больше и больше, что уже и сам не замечал, куда и насколько его заносило на чужую территорию. Хотя немало рассказывал интересных и смешных случаев, пусть и приукрашенных. Для нас это значения не имело. Но для того, чтобы удерживать наше внимание, необходимо было усиливать эффекты со своими историями. А он взял слишком высокую планку. Вот и в этот раз, жестикулируя руками, сидя вполоборота к нам на телеге, артистично излагал комичную ситуацию. Вместе с нами хохотал, погоняя лошадь, и, отвлекаясь от дороги, возница, поэтому не заметил колдобину. Телега подпрыгнула, и передок слетел со штыря. Благо – топоры, лежащие на ней, никого не поранили.
Лошадь с передком остановилась и, озираясь на нас, заржала, словно злорадствовала: «Так вам и надо», – это за кнут, которым её охаживал возница. Одев штаны с разорванной штаниной, паренёк подогнал передок, а мы под команду дядьки приподняли перед телеги и поставили на него, воткнув штырь в разбитое отверстие. Шплинта с шайбой на месте не было, поэтому штырь и выскочил.
Помнится один случай, когда дядька Тимка особенно разошёлся, рассказывая, как он подбивал за день по нескольку танков.
– Дядь, да ты у нас герой! – подливали мы масло в огонь.
Такое сравнение ему было бальзамом и, воодушевившись, жестикулируя руками, показывал, как он перезаряжает противотанковое ружьё, прицеливается:
 – Ба-бах! – и подбивает следующий танк. Гусеница сползает, и танк начинает вращаться на месте, затем из него начинают выскакивать фрицы и он их, как куропаток, расстреливает из ППШ.
– Дядь, ну ты и лихой боец! Столько фрицев, наверное, уложил!» – разжигали ещё сильнее.
А он воодушевлённый, уже подбивает очередной танк.
– Дядь, да ты их все танки перещёлкал, как орехи! А за всё – сколько подбил?
– Да разве их посчитаешь: не я же один стрелял, – сбавил обороты рассказчик.
– Дядь, а сколько у тебя боевых наград? За это же героя давать надо!»
Воодушевление с его лица мгновенно сошло, здесь соврать он не мог, поскольку все в деревне знали, что их у него нет. Но он ответил, что на всех в войну наград не хватало и ему на этот счёт всё время не везло – были одни устные благодарности.
– Да и что я – ради наград освобождал свою страну от врагов! – пафосно произнёс он, не замечая нашего подвоха: для него важнее было почувствовать себя героем в своих рассказах.
–Дядь, а наверное тяжело было? – задали ему новый вопрос.
– О-о-о! Ещё как! Сколько я земли перелопатил… одному Богу известно. Бывало, что иногда, по несколько суток оставались без еды. Зимой приходилось спать на снегу и в траншеях, подкладывая трупы фрицев…
Его прервали:
– А не страшно было спать на покойниках?
– Да что их дохлых-то бояться! – проговорил, показывая свою смелость, и продолжил, – приходилось в день проходить по двадцать, а то и до сорока километров с полной выкладкой. Ох! Шибко, иногда, тяжело было! – и он начинал перечислять – сколько ему приходилось таскать на себе, – это: ПТР (противотанковое ружьё), патроны, автомат ППШ, два запасных диска к нему, две противотанковые гранаты, сапёрная лопатка, скатка, рюкзак, фляжка. – При этом он называл примерный вес каждой вещи, хотя явно преувеличенный.
Конечно, этого мы знать не могли. Но считать уже умели и подсчитали, хотя – то же с преувеличением:
– Так это под сотню килограмм?!
 Здесь выскочила Галька:
– Дядь, да ты ведь Геракла!…
А он заверил:
– А что, и приходилось…
– Да врать, – перебила она.
Лицо Тимофея резко исказилось, наконец, до него дошло, такой неожиданный поворот ему не понравился.
– А ты, соплячка!… – он запнулся, дальше мысль заклинило. – Яйца курицу учить! – неуверенно, но зло выдал он. Вдруг, видимо, мысль расклинило, и продолжил:
– Да ты в яйчонках болталась, когда я страну от врага освобождал! Для вас же! – добавил он в сердцах и зыркнул на Гальку.
В то время на разговоры про половые органы и откуда берутся дети, между взрослыми и детьми было негласное табу. Затрагивать данные темы та и другая сторона стеснялись. Хотя в этом возрасте уже понимали, что никто детей в капусте не находит. А здесь, так откровенно – взрослый мужик – девчонке. Та зардела, как маков цвет и отвернулась. Мы же сдерживали смех, чтобы не опарафиниться.
Тимофей нехотя поднялся, взял топор и пошёл к делянке, а мы гуськом потрусили за ним.
Это был наш последний день работы с командиром. Видимо бригадиру стало понятно, от чего снизились объёмы наших работ. Возможно, – другая причина. Но мы раздобыли колоду карт и продолжали устраивать перекуры. Хотя без командования делать стали больше.
На этом можно было бы и закончить, но не хочется оставлять человека таким отрицательным героем: всё таки фронтовик и прошёл всю войну. И как бы ни воевал, но воевал и это не умаляет его заслуг от того, что он хотел себя приукрасить. Только одно ПТР с патронами было под тридцать килограмм – попробуй, потаскай. К тому же был хороший плотник и помогал людям рубить дома, пусть и за деньги. А что касается личного хозяйства – хозяин он был отменный, не смотря на все перегибы с близкими.