Неуловимая многомерность образа

«Много крови, много песен
Для прелестных льется дам…»
А. К. Толстой «Серенада Дон Жуана»

Во все времена, у всех народов, при любом строе человек порождает искусство. Крупные формы или миниатюры. Заказной пиар или крик души. Урбанистические или пасторальные. Несть им числа.

Искусство — это то, что отделяет нас от животного существования. Общение образами, а не сигнальными системами по Павлову.

Успехом в искусстве можно считать максимально яркий и достоверный образ при минимуме выразительных средств. В идеале артисту достаточно появиться на сцене, чтобы публика почувствовала, кто перед ней: герой? трус? защитник? обаятельный мерзавец?

И тут возникает искушение шаблона. Повторения успеха былых кумиров. Обкатки испытанных приемов, запоминающихся жестов, эффектных трюков. Да, наше воображение несколько трафаретно. Но это не повод застывать в окостеневших формах.
Во-первых, как бы не был успешен прием, он родился у данного артиста, в данной ситуации. И простое копирование ничего не дает. Зритель сначала восхитится, потом привыкнет и, наконец, заскучает. Копия, даже самая точная, это всего лишь копия. Чтобы достучаться до чужих сердец, артисту придется натрудить свое собственное. Нырнуть в образ с головой. Всей кожей ощутить персонаж. Приручить, сделать управляемым. И лишь потом разрешить ему выход на публику. Иначе, в самый неподходящий момент, наспех подогнанный образ слетит с личности актера и заживет своей жизнью. Как шварцевская Тень или гоголевский Нос.
Во-вторых, что уже было сыграно — то сыграно. И нет смысла пилить опилки. Новые формы, новые ритмы, новые краски придумала жизнь. Неизменной остается идея. Посыл. Важно, чтобы мысль двигалась вверх. По восходящей спирали. Постепенно и поступенно. От ступени — к ступени. От открытия — к открытию. Чтобы там, где раньше правили бал плоские образы, появлялся объем. Многомерность. Выход за пределы Матрицы.

Искусство не терпит ханжества и фарисейства. Можно быть предельно скромным и в той же степени бездарным. Можно танцевать вокруг шеста и никто не заметит отсутствия костюма. Как никто не смущается при виде античных скульптур или картин эпохи Возрождения.

На секундочку, первая обнаженка на советском экране появилась давным-давно. Полвека назад, в эпоху развитой нравственности, голая пятая точка недотепы дрессировщика из «Полосатого рейса» вызывала гомерический хохот миллионов. И это никак не отвратило зрителя от будущего Винни-Пуха всея страны. Последующие образы — и комические, и лирические — воспринимались на ура.

Дело не в «приличиях». Дело в доходчивости. В том, насколько плотно ткань роли облегает душу артиста. Если нигде не морщит, не тянет, значит зритель в три секунды настроится на предлагаемые условия. Вольется в игру. А все остальное останется на заднем плане.

Возвращаясь к началу. Искусство едино, целостно, многолико. Голос, пластика, слово, мелодия, краски, текстуры, ритм — все это ветви одного древа. Древа Познания мира. Сплетение его побегов щедро украшено листвой жанров и форм. Спасибо артистам прошлых эпох. Они проложили нам дорогу к прекрасному. Спасибо артистам сегодняшнего дня. Они так же самоотверженно ведут нас в новые измерения. К новым горизонтам сознания.