Три звёздочки на погонах

Три звёздочки на погонах

Как-то июльской ночью не спалось. Почитал я тверские газеты о наших поисковиках и задумался о Ржевской битве, о погибших в ней пехотинцах и танкистах. И тут вдруг нахлынуло – вспомнил одну давнюю встречу.
                ***
С 1983 по 1985 год я проходил службу в строительных войсках Советской Армии. Батальон располагался в довольно благоустроенном посёлке, где наша рота строила жилой пятиэтажный дом. Стройкой, как полагается, руководил прораб, и у него был строительный вагончик.

Дело было осенним вечером 1984 года. Пришёл я на стройку забрать роту и отвести в часть. Сижу в вагончике, жду окончания работ, и тут входит пожилой мужчина – новый сторож. Поздоровались, познакомились. Александр Иванович снял куртку, сел напротив меня и смотрит на мои погоны.
– Старший лейтенант, значит.
– Ну да, – говорю, – недавно присвоили.
– Я тоже старший лейтенант, – тяжело вздохнул сторож.
– А в каких войсках воевали? – спросил я.
– В танковых.
И он рассказал мне свою историю.
                ***
– Перед войной я окончил танковое училище и стал служить в танковом полку. Войну начал на Ленинградском фронте. В августе сорок первого меня тяжело ранили. «Т-26» – легкий танк, и он не мог вести огневой бой с немецкими танками: броня у него слабенькая, всего пятнадцать миллиметров. В общем, керосинка на гусеницах.
Долго лечился я по госпиталям, а в январе 1942 года меня направили военпредом на танковый завод в Нижний Тагил. В это время на заводе стали выпускать «Т-34» – красавец, глаз не отвести. Раньше-то я его видел,  но вот за рычагами посидеть не приходилось. Быстро изучил документацию, поговорил с рабочими и испытателями об особенностях вождения и с разрешения старшего побежал на танкодром. Сел на место механика-водителя, немного волнуюсь, осмотрелся, завёл – работает нормально. Взялся за рычаги, поехали. Поворот, разворот, прибавляю скорость – машина слушается идеально, летает как ласточка – не танк, а мечта. И тут у меня загорелось всё внутри – надо на фронт. На такой машине немца можно бить и в хвост и в гриву, не то что на той керосинке.
Александр Иванович чуть наклонился ко мне, глаза горят, руками двигает, как будто держится за рычаги танка. Впервые я слышал такой взволнованный рассказ фронтовика.

– Проработал я несколько месяцев на заводе. Дел много, круговерть, а душа горит – хочу на фронт, – продолжал сторож. – Написал рапорт. Начальник прочитал и говорит: «Ты что, работаешь без году неделя, а уже на фронт просишься. Давай-ка окрепни после госпиталя как следует, да и замены тебе пока нет – иди работай». Но парень я был настойчивый и регулярно писал рапорты. Наконец в сорок третьем мне прислали замену, и я с очередной партией танков отправился на фронт, попал на Курскую дугу. Сам знаешь, какое пекло там было.
Захожу к командиру полка, представляюсь, даю документы. Он прочитал внимательно и вопросы задает: «Значит, военпредом служил?» – «Так точно». – «Тридцатьчетвёрку хорошо знаешь?» – «Как свои пять пальцев». – «Роту возьмёшь?» – «Возьму». – «Принимай вторую во втором батальоне».
                ***
Мой новый знакомый рассказал про свой последний бой, в котором он был тяжело ранен. Танкист живо описывал подробности той мясорубки. Он подавал команды, бросал танк вперёд, маневрировал, используя складки местности. Захваченный рассказом, я полностью погрузился в происходящее и как будто сидел вместе с ним в его танке, поворачивал башню, наводил перекрестие прицела, стрелял.
Его экипаж подбил два танка, третьему они размолотили гусеницу, и немец завертелся на месте. Сосед слева вовремя среагировал и влупил фашисту бронебойным в правый борт. Мой танкист двинул танк вперёд и начал разворачивать башню влево. Но тут раздался взрыв – и он потерял сознание. Очнулся он в медсанбате, потом госпиталь,  долго лечился, на фронт не пустили – комиссовали по состоянию здоровья. В конце он сказал мне:

– Так и остался я навсегда старшим лейтенантом. С тех пор как увижу на погонах три звёздочки, так сердце в груди и защемит.

В вагончике стоял самодельный «козёл» (нагревательная спираль, намотанная на кусок асбестовой трубы) и было довольно тепло. Пожилой танкист расстегнул ворот рубашки, и я увидел на левой стороне шеи рубцы от старого ожога.

Вошёл сержант, доложил: «Товарищ старший лейтенант, рота построена». Я быстро оделся, пожал руку бывшему танкисту и отправился проверять наличный состав. Под впечатлением от услышанного я даже забыл спросить, а имеются ли у него какие-либо награды, сам он об этом ничего не сказал. Александр Иванович снова переживал свой последний бой.

Служить мне оставалось меньше года, роту со стройки забирали в основном прапорщики, поэтому со своим сторожем-танкистом я, к сожалению, больше не встретился. В то время фронтовики жили среди нас, мы их уважали, но записать воспоминания о войне мне и в голову не приходило. Да и о писательстве я тогда вообще не думал.

Однажды у Натальи Бегловой я прочитал интересную мысль о том, что бывает, работаешь с человеком, видишь его каждый день, а перейдёшь на другую работу, и его образ быстро стирается из памяти. А бывает, встретишь человека только раз, но эта встреча остаётся в твоей памяти на всю жизнь. Так и сторож-танкист остался в моей памяти навсегда.

Ночь 21 июля 2019 г.
Леонид Кульматов