Rip current. Каникулы пани Эсмеральды. 45

Кира Петровна картину прояснила довольно скупо.
- Есть предположение, - сказала она, – что это кольцо принадлежит Салах ад-Дину. Вы в курсе, конечно, что это за личность?
- Кольцо Саладина! – ахнула я. - Ну, конечно же, я же историк… Мы подробно изучали этот период. Все завоевания и битвы… Скажите, а когда вы осматривали кольцо, не обратили внимания, что камень в нём поворачивается?
- Поворачивается? – удивилась Кира Петровна. - В каком смысле?
- Поворачивается вокруг своей оси…
- То есть, вы хотите сказать, что он не жёстко закреплен в касте? Почему вы так решили?
- Я… - я замялась, стараясь быть как можно более правдоподобной. – В нашей университетской библиотеке есть старинные документы и описи. Я что-то такое встречала. Там было упоминание о подобном кольце – оно якобы было не столько украшением, сколько ключом.
- Ключом? - Кира Петровна сняла очки и задумалась. - Вы знаете, оно в какой-то мере и могло работать ключом. Никаких реальных подтверждений, только догадки и предположения. Но существует легенда, что именно это кольцом было пропуском жителям, покидавшим Иерусалим. Салах-ад-Дин вручил им кольцо с обещанием, что их не тронут, если они покинут город. То есть одно только предъявление этого кольца давало возможность сохранить жизнь и сулило беспрепятственный путь в пределах его царства…
- Как интересно… - ошеломлённо проговорила я. – То есть, оно имело могущественную власть?
- К сожалению, не могу утверждать точно, - развела руками Кира Петровна. - Это всё должны устанавливать историки и аналитики. Кстати, может, директор наш знает больше. Но сегодня вы его точно не дождётесь, сегодня крупные мероприятия в городе до позднего вечера. А я вам мало что добавлю. Наше дело маленькое, – улыбнулась она, - обеспечить драгоценностям неприкосновенность и доставить в целости и сохранности в Москву. Мы и трогать-то эти экспонаты не можем без специальной охраны и представителей милиции и горисполкома.
Я помчалась на улицу, окрылённая новыми впечатлениями и желанием всё немедленно вывалить князю. И только за порогом, когда ветер с моря охладил мою пылкую голову, резануло откуда-то из глубины: а некому рассказывать-то мне… одна я сейчас…
Князь, ну, где же ты?..

Я всё-таки умудрилась запутаться среди бесконечных Митридатских улиц, которых было не две, а три, а может, даже и четыре - или четвёртый был Митридатский переулок – я уже сбилась со счёту. На узких кривых шоссейках было безлюдно, дорогу расспрашивать было не у кого. Я пометалась между разнокалиберными заборами - и дома, и калитки были заперты.
Мне показалось, что я начинаю бегать по кругу, когда передо мной вдруг очутились широкие, красивые и совершенно неожиданные здесь ступени.
Поддавшись соблазну, я преодолела один пролёт, дивясь на прекрасную облицовку, красивые фонари, тараща глаза на монументальные смотровые площадки с вазонами и грифонами – и тут мне стали попадаться прохожие. Я кинулась за помощью к ним. Но мне никто не помог – все встречные разводили руками. «Мы не местные» - извиняюще объясняли они.
Не сразу до меня дошло, а когда дошло – молнией пронзила догадка: это не прохожие, это экскурсанты, туристы! Они поднимались по этой лестнице на вершину Митридата! Большая Митридатская лестница – символ города и главная его достопримечательность – вот куда я попала в своих запутанных блужданиях… Какая же широкая и стройная она – и упирается прямо в небо!
Ликование понесло меня вверх. «Полюбуйтесь на город», – советовала мне Кира Петровна. Отлично! Само провидение вывело меня сюда, ну, наконец-то я увижу что-то значительное и важное после заборов и мелких домиков…

Я почти взлетела на вершину, забыв про усталость.
И задохнувшись от ветра, переводя дыхание, долго стояла перед уходящим ввысь монументом славы, ощетиненным у подножия стволами орудий - высокого стройного обелиска с пламенеющей красной звездой…
Уже темнело. Город лежал внизу – простой и тихий, медленно погружающийся в синеву ранних зимних сумерек…
Светло-серый камень, серое небо, свинцовое море - строго и скупо. Как молчание. Как вечный огонь…
Я стояла, ни о чём не думая – просто чувствуя время и вечность, стояла, пока не продрогла на ветру, а потом медленно спускалась, не сдерживая льющихся слёз -  спускалась уже при зажжённых фонарях – и было у меня на душе горько, но светло и легко, словно вымело из меня ветром на этой священной высоте все мои пустые страхи и пустые мысли…
А когда я спустилась – уже другая, наполненная каким-то высоким смыслом - вдруг всё нашлось: буквально через три минуты я очутилось прямо возле нужного дома.

Мне открыл высокий подтянутый парень лет двадцати. Чем-то вдруг он напомнил мне князя – и у меня сжалось сердце.
- Бабушка в больнице, - вежливо объяснил он мне. – Мама тоже у неё. Но вы можете подождать. Вы из собеса?
- Я?..
Я внезапно смутилась. Парень был модно подстрижен, хорошо одет – в густо-синий шерстяной спортивный костюм с белыми полосками - я вдруг почувствовала себя неприглядной и запущенной. Наверняка размазалась тушь под глазами, пока я хлюпала, а помаду я ещё днём в «Дельфине» «съела» во время обеда и не стала больше обновлять. Мне стало неловко, но парень смотрел заинтересованно и доброжелательно, и я решила не уходить.
- Я не из собеса, я приезжая, мне нужно было поговорить с Галиной Борисовной, - объяснила я, ни на что, впрочем, не надеясь. - Мне посоветовали её в музее, как свидетельницу событий оккупации Крыма. Я ищу её сотрудниц, я историк...
- Понял, - кивнул парень. - Да, бабушка тут старожил. А может быть, я чем-то помогу?
Я беспомощно пожала плечами.
- Да вы заходите, - спохватился парень. – Мы сейчас порешаем.
Он сказал это так участливо, что я доверилась – а вдруг что-то прояснится.
- Присаживайтесь…
Он принял у меня мою курточку и шапочку с Милкиными бусинками-слёзками, я одёрнула свой тинейджерский свитерок с ёлочками и оленями, села на диванчик.
- Располагайтесь, грейтесь, - улыбнулся парень. – Я сейчас принесу бабушкин альбом, там могут быть сотрудники. А вы… может быть, выпьете чаю?
Воспитанный мальчик. Нет, не похож он на князя. Никто на него не похож, один он такой на свете, мой князь…
- Нет, спасибо.
- Тогда секунду.
Он скрылся в комнатах, а я судорожно метнулась в сумку, выкопала зеркало, торопясь, подтёрла следы туши под глазами. Губы красить сейчас как-то странно – сразу будет заметно. Я ограничилась тем, что стащила резинку со смятых под шапкой волос и быстро расчесалась.
Но он даже и эти невинные мои прихорошения заметил, когда вошёл – скользнул одобрительным взглядом. Я, видимо, понравилась ему. Он мне тоже нравился – такой интеллигентный, аккуратный, предсказуемый, похожий на наших университетских мальчиков…
Он положил передо мной старинный альбом с вытертыми золотыми буквами и медными уголками.
- Ещё прабабушкин, - заметил он доверительно, переворачивая толстые страницы. – Бабушка его продолжала. Для истории. У нас в семье всё хранится и бережётся. - он улыбнулся. - Вот тут предвоенное время… А кого вы ищете?
- Сотрудницу музея по имени Вера.
- Музея? Знаете, здесь есть одна фотография… Именно с сотрудниками музея. Может, не со всеми, правда… Вот, смотрите, - он повернул ко мне раскрытую страницу. - Это осень 41 года. Немцы ещё не вошли на полуостров.
Фотография была маленькая, любительская, девять на двенадцать. Уже хорошо прожелтевшая и со сломанным краем. Но я сразу узнала фасад музея по витиеватым узорам в стиле ар-нуво. Несколько мужчин в военной форме, мужчина в штатском, женщины в летних платьях, белых панамках…
- Вот бабушка, - показал парень на женщину в светлом платье. – А вы можете кого-то узнать здесь?
- Я, конечно, никого не узнаю, - созналась я. – Я же не местная.
- А вы… из Новороссийска? - вежливо предположил парень.
- Я из Москвы.
- О, из Москвы? – чему-то обрадовался он. – Давно вы здесь? Просто я тоже из Москвы, я учусь там, - пояснил он. – Последний курс. Сдал сессию, сейчас на дипломе, и вот… с бабушкой тут приключилось… Я и приехал на недельку. А вы учитесь?
- Работаю второй год.
Он уважительно замолчал, а я продолжала вглядываться в старую фотографию. Довоенные причёски и моды сглаживали возраст женщин, но две из них точно были помоложе… И одна из них, кажется, с косами... Лица людей были неулыбчивыми, наверно, солнце светило в глаза. Потом я спохватилась: какое солнце, враг же был не за горами, бои шли на Перекопе, до улыбок ли тут… А у крайней девушки в клетчатом сарафане поверх белой кофточки, действительно, косы, одна была перекинута на грудь. А вдруг и правда – Белка… Надо запомнить – клетчатый сарафан и белая кофточка. И, кажется, там шнурочек у ворота… шнурочек бабушка связала… и вышивала кофточку тоже она – «булечками»… Я тряхнула головой. Что это? Что за булечки?.. Странно знакомое слово, откуда это всплыло? Странно…
- Странно, – произнесла я вслух, подняла голову и поймала внимательный взгляд парня. - Странно, что эта фотография не в музее, - спохватилась я. – Это же архивный документ исторической ценности. Или это оригинал, а в музее – копия? Тогда почему мне её не показали?..
- Её может не быть в музее, - предположил парень. – Её бабушке в начале зимы прислали. Внуки одного из… кажется, вот этого мужчины. Он погиб на войне. Бабушка, возможно, не успела передать в музей, она как раз расхворалась…
- Ясно. Ну… вы, конечно, это фото мне не отдадите, - я отодвинула альбом. - Но я и не прошу. Просто оно для меня важно.
- Можно сделать по-другому, - заторопился парень. – Пока я здесь, я сделаю копию и вам перешлю Или… передам прямо в руки. Если вы не против, – не очень уверенно закончил он.
- Буду только рада, – кивнула я без улыбки.
Я вытащила блокнот и написала адрес и телефон.
- Я оставлю свои координаты… если позволите? – неуверенно сказал он.
- Конечно, - я подвинула блокнот, и он написал в нём несколько строк. Почти не читая, я спрятала блокнот и поднялась.
- Вас проводить? – кинулся он к вешалкам, - уже поздно…
- Спасибо, нет, меня ждут.
- Нет, что вы, вы тут у нас заблудитесь в темноте…



Мой длинный керченский день закончился в тёплой и дружественной компании Катерины Ивановны. Я захватила по дороге плюшек, и мы при полном взаимопонимании устроили пир. Катерина Ивановна оказалась личностью многогранной, и под плюшки с домашним абрикосовым вареньем поведывала мне сведения совершенно фантастически. Я только успевала ушами хлопать.
- Я тебе что говорю, - Катерина Ивановна смотрела значительно. – «Буран» сюды сажать будут!
- Что? – я изумлённо таращилась на старуху. – Какой буран?
- Какой «Буран»… Спутник космический. С атмосферными явлениями, – с удовольствием цитировала Катерина Ивановна. Ей нравилось просвещать малограмотную москвичку.
- Катерина Ивановна, как же это может быть? Почему к вам?
- Он, когда по орбите-то накрутит, сколько надо, суды его и посодят, объясняла Катерина Ивановна. - Приземлят по радио. Прямо в степь. А не получится в степь – в море посодят.
- Да почему вы решили?
- Племянник у меня в зоне, – обстоятельно поясняла Катерина Ивановна. - Глухонемой.
- Как глухонемой? – изумлялась я. - Разве глухонемые могут в армии служить?
- Тебе говорю, – повышала голос Катерина Ивановна. - Бумагу они подписывали. С печатями. Ничего не слышу, ничего не скажу. А если что скажут лишнее – под трибунал. Вот тебе и глухонемой.
- Катерина Ивановна, – веселилась я, разобравшись. - Ну как же вы-то теперь? Вы мне про «Буран» военную тайну рассказали. Трибунала-то не боитесь?
- Да что с меня взять, со старухи, - резонно ответствовала хитрая Катерина Ивановна. - Мало что в голову старую взбредёт. А может и брешут, - подумав, выводила она вердикт. – Народ молодой. Шутковать любит.
Я смеялась, с удовольствием хлебала с блюдца горячий свежий чай, в музее было тихо, покойно, уютно тикали часы в каптёрке Катерины Ивановны, за стеной меня ждала уютная постель в уютной келье, а завтра - обратный путь, и может быть, наконец-то – мой князь…
Всё будет хорошо, уговаривала я себя. Всё уже хорошо...
А где-то рядом, через стены, тихо сияло во тьме на чёрном бархате священное кольцо Саладина… И оба мы с ним собирались в далёкий путь, в Москву…

продолжение следует http://www.proza.ru/2019/11/16/947