Дубровка-Оредеж. Память дистанцией в Жизнь 4

     Однажды пришла воспитательница и велела всем одеваться для похода в баню.
     Шли группой под наблюдением той же воспитательницы. Юра отмечал особенности пути, по которому они шли. Вышли на широкую улицу... Свернули направо... Прошли развилку... Остановились возле небольшого одноэтажного деревянного здания бани...
     Когда воспитательница велела всем раздеваться, Юра углядел под лавкой тряпку и накрыл ею свои ботинки.
     Мылись долго и с большим удовольствием, смывали грязь и коросту, которая за долгую зиму основательно въелась в кожу. Уходить никому не хотелось. Но последовала команда заканчивать мытьё и одеваться. Ребята быстро оделись, все кроме Юры.
     Заметив, что мальчик не одет, воспитательница спросила:
     - Ты чё не оделся?
     - Да у меня ботинки куда-то пропали.
     - Найдёшь ботинки, догонишь нас. Знаешь, где детский дом, найдёшь дорогу?
     - Конечно, найду...
     После того, как все ушли, Юра быстро достал из-под лавки ботинки, оделся и вышел на улицу.
     «Куда идти?» - спешно соображал он.  И понял: «Только не в ту сторону, откуда пришли». И он, дойдя до запомнившейся развилки, свернул в противоположную сторону и быстро зашагал по улице. Перейдя железнодорожные пути, очутился в небольшой деревушке Пантелеевичи, состоявшей из пары десятков домов. Постучался в третью избу от железной дороги и попросил открывшую дверь женщину:
     - Пустите, Христа ради, переночевать.
     Войдя в избу, он пригляделся к хозяйке и с удивлением узнал в ней женщину, которую видел в прошлом году в Усадищах, она временно поселилась в деревянной школе, где обитал Юра. Внешность её была очень броская, яркая — тёмные густые, вьющиеся волосы, удлинённое лицо, большие, слегка выпуклые, выразительные карие глаза. Она была, по мнению Юры, еврейской национальности и жила вместе с сыном, которого звали Альфред. Хорошо владела идиш и немецким. Немцы беспощадно уничтожали евреев, в том числе и в Оредеже, о чём свидетельствуют акты, составленные после войны комиссиями по расследованию злодеяний фашистов в Оредежском районе (1*). Но эту женщину они не просто миловали, но даже приглашали в случае необходимости в качестве переводчицы. Возможно, что у неё имелись документы, доказывающие не еврейское происхождение, поэтому её миновала участь, постигшая евреев на оккупированных территориях.
     Женщина накормила Юру, выслушала его рассказ о доме, из которого он сбежал, вздохнула и сказала:
     - Ложись спать, Юра. Завтра пойдёте с Альфиком во Влешковичи по домам, будете пропитание просить.
     Так началась жизнь Юры в доме женщины, имя которой стёрли из памяти прошедшие с тех пор десятилетия. Вместе с Альфредом, который был старше Юры на год-два, они ходили с котомками по ближайшим деревням побираться, просили у жителей еду.
     Прошло около месяца. С каждым днём становилось всё теплее, солнце всё чаще согревало озябшую за зиму землю, продолжительность светового дня заметно увеличилась. В начале апреля на реке начался ледоход. В посёлке и в близлежащих деревнях ещё кое-где белели снежные останцы, на деревьях только-только успели налиться почки, а трава ещё не пробилась сквозь верхний слой почвы, но весенняя свежесть, тёплый ветер и голубые прозрачные дали на горизонте предвещали окончание зимы, возрождение природы и пробуждали в людях надежду на добрые перемены...      
     Юра грустил по своей, ставшей родной, деревушке Усадищи. И, хотя его никто не гнал из дома, в котором он нашёл уют и поддержку, в разговорах он всё чаще вспоминал Усадищи и мечтал оказаться там вновь. Когда лёд по Оредежу сошёл, и по реке возобновилась навигация, начал плавать вверх по течению до Пристанского озера и обратно маленький пароходик. Однажды Альфред предложил Юре поплыть на пароходике до деревни Ям-Тёсово, а оттуда можно легко добраться до Усадищ. В один из солнечных дней мальчики вдвоём сели на пароходик и поплыли по реке. Альфред сопровождал Юру до Ям-Тёсово и на этом же пароходике возвратился обратно. А Юра перешёл вброд неглубокую между рекой Оредеж и Пристанским озером речку Рыденку, прошёл через кладбище и вскоре очутился в родной деревне, в которой он мог найти приют в каждом доме и где у него было много приятелей.

     Возвратившись в Усадиши, Юра, как и прежде, кочевал из одной семьи в другую. На какое-то время нашёл приют в семье Жигаровых которых он называл дяди Феди и тётя Аня. Дядя Федя работал дорожным мастером и пользовался у односельчан большим уважением. У них был сын Вася, лет на 5 старше Юры, но Жигаровы не делали различия между Юрой и собственным сыном.

     // Юрий Фёдорович Кузьмин, с которым мы работали вместе на Севере в геологоразведке, через 70 лет после описываемых событий вспоминал, что в годы войны в русских деревнях Ленинградской области маленьким мальчиком познал доброту и сострадание простых русских людей. Эти замечательные люди бескорыстно, из чувства милосердия приняли чужого мальчика, разделяя с ним кров и еду в тяжелейшие времена, и этим спасли ему жизнь. И появившееся тогда ощущение, что среди людей не пропадёшь осталось с ним на всю жизнь... //

     Пришло лето 1943 года. Юра поселился в семье Татьяны Дорошиной, которую он называл тётя Таня. У неё был сын Вова и очень красивая дочь Нина. Добрая, приветливая, участливая тётя Таня жалела потерявшего родных мальчика и относилась к нему так же, как к своим детям.
     Юра не догадывался, что некоторые мужчины из деревни, где он прижился, находились в партизанских отрядах, и что жители Усадищ имели связь с партизанами. Но однажды произошёл случай, после которого он понял, что в деревне известно о местонахождении партизанских отрядов. Прошёл слух, что молодой, лет 17-ти парень Костя, по фамилии Дорошин ушёл в партизаны. Костя — бравый, очень видный, красивый юноша хорошо запомнился Юре тем, что он ухаживал за красавицей Ниной, дочкой Татьяны Дорошиной.
     В немецкой армии были лошади. Сельчан заставляли заготовлять сено для животных. Как-то по осени загорелись скирды сена, заготовленные для немцев. Разбираться с этим происшествием приехали несколько эсэсовцев на мотоциклах из полевой жандармерии, одетые в форму с погонами и петлицами. Они носили нагрудную эмблему в виде железной бляхи типа полумесяца с прикреплёнными к ней по краям цепями. Допрашивали, в основном, молодых парней. О карательных операциях в связи с произошедшим слухов не было. Но, по-видимому, Костя был причастен к поджогу, потому что исчез из деревни, и вскоре прошёл слух, что парень находится в партизанском отряде. Уже после изгнания оккупантов как-то в разговоре в семье Жигаровых говорили о том, что Костя погиб.   

     // Теперь известно, что лагеря партизан 11-й Волховской бригады размещались в разные периоды 1943-44 годов в Оредежском и соседних районах, а один из них, с названием «каменный» — приблизительно в 20 километрах к северо-западу от Усадищей в районе посёлка Жилое Рыдно (2*).
     По сведениям сайта «Мемориал» Минобороны РФ партизан 11-ой Волховской бригады 17-летний Константин Степанович Дорошин пропал без вести 10 января 1944 года (3*). //

     В маленькую деревушку ещё в начале 1943 года доходили сведения, что «наши» (так называли жители в разговорах между собой бойцов Красной армии) уже освободили от оккупации северную часть Ленинградской области и частично сняли блокаду Ленинграда.               
     Действительно, в январе 1943 года, когда Юра томился в детском доме, в результате операции «Искра», проведённой дивизиями 67-ой армии Ленинградского фронта, в ходе наступления удалось форсировать Неву в районе деревни Марьино севернее Московской Дубровки. Укрепившись на плацдарме на левом берегу Невы, части 67-ой армии развили наступление на Шлиссельбург с юга и освободили его. С востока перешла в наступление 2-я ударная армия Волховского фронта и после тяжёлых боёв заняла несколько рабочих посёлков севернее Синявино. Войска Ленинградского и Волховского фронтов, преодолев в упорных боях хорошо укреплённые узлы обороны гитлеровцев, 18 января соединились северо-западнее Синявино, таким образом частично осуществив прорыв блокады Ленинграда. Позже, в феврале 1943 года были освобождён 1-ый и 2-ой городок, и 8-я ГЭС. Освобождённые территории лежали в руинах...

     Осенью 1943 года немцы стали массово, семьями угонять местных жителей в Германию. Жительница Усадищ Егорова Мария Васильевна вспоминала: «Осенью 1943 года немцы стали угонять жителей деревень в Германию. Мама, видно, знала эту нашу участь и заранее насушила картошки, моркови, сухарей, чтобы было что взять с собой в дорогу. Когда погнали нас из деревни, вся дорога была забита подводами, а между ними немецкие машины с солдатами и пушками. А за деревней немцы подожгли поле. Хлеба в тот год выросли хорошие, и говорили, что поле горело неделю. Подожгли немцы и дома, ходили по деревне и кидали факелы в окна» (4*).               
     В начале зимы Юра попался на глаза старосте деревни Усадищи, и тот вновь приказал мальчику отправляться в детский дом. Но Юра уже понял, что его ожидает, попади он туда ещё раз, и не пришёл к дому старосты в назначенное время. К тому же, он старался впредь избегать появляться в той части деревни, где находился красивый домик с башенкой, обшитый тёсом...

     Партизанские отряды и подпольные организации в районе начали формироваться ещё до прихода немецких войск. Группы партизан возглавлялись руководителями местных сельсоветов и формировались из местных жителей, не подлежащих призыву в действующую армию.
     С первых же дней оккупации в Оредежском районе гитлеровцы создали карательные отряды, состоявшие в том числе из местных жителей, перешедших на службу врагу. Начались жестокие расправы над населением. В здании Оредежского дома культуры эсэсовцы устроили тюрьму, где подвергали пыткам, а потом расстреливали или вешали подозреваемых в связях с партизанами людей. В первую очередь казнили коммунистов, советских и колхозных активистов и просто попавших под подозрение людей.
     На мызе Васильковичи, в двух километрах юго-западнее Оредежа в двухэтажном здании бывшей областной овощеводческой школы фашисты устроили казарму — базу карательного отряда, сформированного гитлеровской контрразведывательной службой СД. Карателями помимо немцев объявились сорок человек граждан СССР, перешедших на сторону врага, а командовали отрядом два немецких офицера. Здесь же в подвалах и подсобных помещениях находились тюремные камеры, в которых истязали арестованных. После пыток, их расстреливали в окрестностях мызы Васильковичи, в поле и в лесу, тела сбрасывали в ямы. Помимо подпольщиков, партизан, попавших под подозрение как «врагов рейха», здесь погибло много цыган. При наступлении советской армии гитлеровцы уничтожили все документы, свидетельства своих преступлений, установить имена, фамилии и точное количество погибших в Васильковичах людей невозможно. Недалеко от страшного, мрачного здания после войны были найдены ямы с трупами и определено приблизительное количество жертв. [3].
     Несмотря на жестокие карательные меры, в районе ширилось партизанское движение. Партизанские отряды наносили ощутимый урон гитлеровцам: пускали под откос военные эшелоны, нападали на автоколонны, взрывали мосты на железных и шоссейных дорогах, уничтожали склады с боеприпасами, повреждали телеграфную и телефонную связь, вступали в боестолкновения с немецкими частями, уничтожали немцев, а также сами несли потери... Одиночные и братские могилы партизан, в том числе и безымянные, находятся в деревнях, посёлках и окрестных лесах.
     В населённых пунктах района возникали подпольные антифашистские организации, имевшие связь с партизанами. К примеру, в Торковичах (на противоположной от посёлка Оредеж стороне  реки) проводила работу подпольная организация, состоящая из молодых девушек, бывших учениц местной школы. Руководила организацией старшая пионервожатая А. П. Семёнова. Девушки собирали сведения о расположениях немецких частей и передавали их в партизанские отряды, распространяли среди населения антифашистские листовки. Эсэсовцы узнали о существовании группы, арестовали всех девушек и после пыток расстреляли на мызе Васильковичи. Подпольные организации были в Оредеже, Чолово, Нестерково, Волосково и других деревнях [3].
     14 января 1944 года началась операция «Нева-2» Волховского и Ленинградского фронтов по полному снятию блокады Ленинграда. Две армии Ленинградского фронта: 42-я и 2-я ударная (переведённая из Волховского фронта) в результате наступления 19 января заняли Ропшу и Красное Село. 21 января перешли в наступление войска 67-й армии Ленинградского фронта и 8-й армии Волховского фронта. Преодолевая сопротивление врага, 21.01 освобождена Мга, 26.01 — Тосно, 28.01 — Вырица, Любань, тем самым был восстановлен контроль над Кировской и Октябрьской железными дорогами.
     В эти же дни в направлении на Новгород перешла в наступление 59-я армия Волховского фронта (Новгородско-Лужская операция), 21 января её части заняли Новгород.
     Таким образом, до конца января 1944 года были освобождены обширные территории Ленинградской области к северу от реки Оредеж и приграничные с ней районы Новгородской области южнее реки Оредеж. Армейские корпуса гитлеровцев, находящиеся между освобождёнными территориями, в полосе южнее линии Сиверский-Вырица-Любань, продолжали удерживать позиции.
     В начале февраля войска трёх армий Волховского фронта, перегруппировав силы, продолжили наступление на Лугу. Части 54-й армии наступали на Лугу с северо-востока, соединения 59-й армии — с юга-востока, а 8-й армии — в направлении железной дороги Луга — Псков...
     Боевые операции армий согласовывались с деятельностью в тылу врага партизанских бригад. Крупную партизанскую операцию по освобождению посёлка Оредеж в конце января осуществила 11 Волховская партизанская бригада, база которой находилась в то время севернее посёлка Торковичи (5*). Целью операции являлось содействие наступлению на Оредеж одной из дивизий 59-й армии Волховского фронта.
     К тому времени враг превратил Оредеж в хорошо оборудованный и укрепленный опорный пункт. Его гарнизон состоял из нескольких тысяч солдат и офицеров, имевших артиллерию и боевую технику.  В посёлке находился штаб немецкой дивизии и довольно большая автоколонна с бензоцистернами.
     Получив радиограмму начальника опергруппы штаба партизан с распоряжением о занятии силами партизан железнодорожной станции и посёлка Оредеж, партизанские отряды, насчитывающие порядка 500 человек, 30 января взяли в кольцо станцию и часть поселка. Ворвавшись на станцию, они подорвали на путях вагоны со взрывчаткой, подожгли автоколонну. Немецкие солдаты в панике стали разбегаться, решив, что в Оредеж вошли части Красной армии. В бою при взятии посёлка погибли 38 партизан и 51 получили ранения.
     Части 59-ой армии не смогли подойти к Оредежу для поддержки партизан, они были скованы боями. А немцы, поняв, что нападение осуществили малочисленные партизанские отряды, не имеющие артиллерии, вызвали из Луги артиллерию и танки. Продержавшись 6 часов, партизаны с боем вынуждены были уйти.
     Обозленные немцы, ворвавшись утром на станцию, собрали все тела, в том числе и ещё живых тяжело раненных партизан, сложили их, облили бензином и подожгли.
     На подступах к посёлку в небольших деревнях Замостье и Хабалинке в бою с подошедшей частью СС погибли ещё 25 партизан из двух отрядов, действовавших совместно с 11 Волховской партизанской бригадой.
     Через неделю, 8 февраля, части армий Волховского фронта подошли к Оредежу и с боем взяли станцию второй раз. Обгоревшие останки партизан были захоронены в братской могиле в центре поселка [2, 3]...
               
     Когда части советской армии были недалеко от деревни Усадищи, в дом Татьяны Дорошиной пришёл полицай в полушубке с револьвером на поясе и велел всей семье собираться, всех повезут на работу в Германию... Юре тоже велено было собраться. Тётя Таня начала укладывать вещи в дорогу, а Юра, собрав небольшую котомку, вышел на улицу и стал ожидать, пока соберётся в дорогу вся семья. Мимо шёл Фёдор Степанович Жигаров.
     - Куда собрался, Юрка?
     - Жду тётю Таню, поедем в Германию.
     - А хочешь, отвезу тебя на лошади?
     - Хочу.
     - Тогда иди к моему дому, там стоят сани с лошадью, я скоро туда подойду.
     Юра решил, что семью Жигаровых тоже отправляют в Германию и пошёл к знакомому дому...

     // Через полсотни лет после войны, в 1990-ые Юрий Фёдорович узнает, что семья Дорошиных, вывезенная немцами в Германию на принудительные работы, погибла при бомбёжке. Из семьи остался в живых только Вова. Некоторое время после войны он жил в Усадищах, а потом в 1950 годы уехал из деревни и обосновался в Краснодарском крае. Соседи Дорошиных рассказали, что он как-то приезжал в родную деревню погостить, находясь в отпуске. //

     Подойдя к дому Жигаровых, Юра увидел сани, запряжённые лошадью. Возле них собралось несколько человек, соседи и родственники семьи. Вскоре пришёл дядя Федя. Все уселись в сани, а Фёдор Степанович, развернув лошадь, поехал за деревню, в поле. Остановились у силосной ямы.
     С началом боевых действий в районе Усадищ, те сельчане, которых немцы не успели угнать, прятались по подвалам, пережидая, пока оккупанты покинут деревню. А семьи Жигаровых и их соседей подготовили для укрытия в поле за деревней силосную яму. Вместе с ними более суток просидел в яме и Юра...
     Деревня Усадищи и близлежащие деревни Волкино, Филипповичи, Загорье, Заручье, Замостье были освобождены от немцев 4 февраля (6 *).
     Когда стало совсем тихо, мальчишки вылезли из силосной ямы и пошли по улице опустевшей деревни, некоторые избы оказались сожжены. И вдруг в окне одного из домов они заметили необычный синий свет. Вошли в дом и увидели зажигательную термитную шашку, горящую синим пламенем. По виду она напоминала консервную банку типа цилиндра высотой около 7 см, диаметром — около 5 см, корпус цилиндра походил на картонный. Из цилиндра торчал штырь с зажигательной головкой. Мальчишки решили, что шашка в дом заброшена с целью его поджога. Поджигателями были либо сами немцы, либо, вероятнее всего, их прислужники из местных — полицаи. Ребята ухватили шашку подвернувшейся тряпкой и выбросили на улицу. Такие же зажигательные шашки были обнаружены и выброшены ещё в некоторых домах.
     В деревне мальчишки встретили двух мужчин в белых маскхалатах. В разговоре выяснилось, что это долгожданные наши. Пригласили их в дом Фёдора Степановича Жигарова. Мужчины сняли маскхалаты и Юра впервые увидел лейтенантские погоны, которые были введены в советской армии в 1943 году.
     Через несколько дней произошёл такой эпизод. Юра вместе с сыном Жигаровых Васей сидели на печке, когда вдруг в избу зашёл офицер советской армии.
     - Кто здесь Юрка? - спросил офицер у Фёдора Степановича.
     Юра слез с печи и с удивлением уставился на военного:
     - Ну, я Юрка, а что?
     - Пойдёшь со мной, сдам тебя оперу, в тюрьму сядешь.
     - ???
     - У тебя отец где?
     - Наверное, на фронте. Перед войной его направили в командировку, с тех пор я его не видел.
     - Ну вот видишь, отец твой Родину защищает, а ты у советской армии воруешь взрывчатку. Нехорошо...
     Юра вспомнил, что вместе с одним из приятелей пару дней тому назад подобрали во дворе, где разместились красноармейцы, брикеты, очень похожие на мыло. Но это оказалось вовсе не мыло.
     - Дяденька, я больше не буду, честное слово. И я всё немедленно верну, - взмолился перепуганный Юра. 
     В тюрьму его, конечно же, никто не отправил...

     // В 1993 году Юрий Фёдорович посетил деревню, в которой жил во время оккупации. Проведал могилы своих приёмных родителей Жигаровых, супруги похоронены на старом сельском кладбище, недалеко от которого до войны была Никольская церковь.
     На автобусной остановке возле станции Чолово разговорился с пожилой женщиной из Усадищ. Юрий Фёдорович вкратце рассказал ей о своих скитаниях и жизни в Усадищах в годы войны. И вдруг женщина говорит:
     - А вы знаете, я ведь вас помню. Вы жили приёмышем у Жигаровых. Когда наши наступали, и я сидела вместе с Жигаровыми в силосной яме, там были и вы.
     Женщину в те далёкие годы звали Ниной, по фамилии Иванова, она была на два года моложе Юры. //

     Из воспоминаний Ивановой (Колченко) Нины Ивановны: «Когда фронт подошёл совсем близко, немцы стали ускорять отправку населения и жечь дома. И тогда взрослые из нашей родни решили спрятаться и переждать, пока немцы не уйдут. За деревней в поле находилась глубокая силосная яма, ночью ребята-подростки натаскали туда соломы, перенесли кое-что из зимней одежды, одеяла, еду и опустили в яму длинную лестницу. Три семьи спрятались в этой яме. Был февраль 1944 года. В яме мы просидели четыре дня. Мне было 7 лет, а брату и племяннику по 2,5 года, но, удивительно, никто из детей не плакал, сидели тихо вместе со взрослыми и даже никто не заболел, а ведь было очень холодно. По ночам было видно зарево от пожаров, это горела деревня. Потом говорили, что мальчишки, которые были в деревне, спасли несколько домов от огня, они вбегали в дом после немцев и выбрасывали в окна горящие факелы» (4*).

     При отступлении немцев многие деревни Ленинградской области погибли в огне. Через несколько дней после освобождения деревни Усадищи от оккупантов, прошёл слух, что гитлеровцы сожгли в Торковичах детский дом вместе с находящимися там детьми. Кто-то из жителей рассказывал, что был в это время по соседству с посёлком Оредеж на левом берегу реки и своими глазами видел через речку, как горел детский дом.
     Дядя Федя Жигаров, узнав эту страшную новость, сказал Юре:
     - Молодец, Юрка, что ты сбежал из этого детского дома, иначе сгорел бы вместе с другими детьми.
     - Дядя Федя, так я же из детского дома в Оредеже сбежал, а не в Торковичах...   
     - Юра, а ты разве не знаешь, что детей из Оредежа в начале зимы перевели в Торковичи и поселили недалеко от стекольного завода?
     Потом пошли слухи, что несколько детишек сумели выбраться из охваченного огнём здания, но было очень холодно и дети замёрзли недалеко от дома.
     Сведения о сожжённом детском доме скупо приведены на некоторых сайтах, в том числе — в Википедии: «При отступлении фашистские войска сожгли все дома в посёлке <...> В числе прочего, 5 февраля ими был сожжён поселковый детский дом со всеми проживавшими в нём сиротами» (7*). Источником информации в Википедии указана книга  генерал-майора милиции в отставке Анатолия Лаврентьевича Бахвалова [1].
     Мог ли в Торковичах всю оккупацию (более двух лет) существовать «поселковый детский дом» без ведома оккупационных властей? — Маловероятно...
     Можно только гадать, основаны ли слова Ф. С. Жигарова, сказанные Юре, лишь на слухах, или источником этих сведений были осведомлённые люди. Вероятно, Фёдор Степанович всё же располагал какими-то сведениями. Если это всего лишь слухи, то остаётся невыясненным вопрос: куда исчезли дети из оредежского детского дома, которые находились в одном заведении с мальчиком Юрой? Скорее всего, что дети погибли, иначе кто-либо из них после войны объявился бы, и факт существования детского дома был бы предан огласке, как это произошло в Вырице и в Гатчине...
     Зачем понадобилось оккупантам переводить детей из Оредежа на противоположный берег реки?  Оредеж немцы превратили в мощный опорный пункт, здесь располагался штаб гитлеровской дивизии и полевая районная комендатура. И, вполне возможно, что тёплое помещение бывшего детского сада с внутренними туалетами понадобилось оккупантам для каких-то потребностей, к примеру, под гостиницу для немецких офицеров. Возможно, в Торковичах тоже было похожее заведение и детей решили поселить в одном месте. Не исключено, что со временем их планировали перевезти в Вырицу, куда из разных районов Ленобласти немцы свозили сирот, оставшихся за годы войны без родителей, и где уже находился большой детский дом более, чем на 200 детей. В так называемом «детском приюте» в Вырице дети использовались на различных работах и в качестве доноров для раненых немецких офицеров (8*).
     Детей из Оредежа переместили в Торковичи, видимо, после побега Юры (после марта 1943 года). 
     В Торковичах детей могли разместить в одной из построек вблизи т. н. «Школьного городка» (9*) недалеко от стеклозавода. Во время войны все школьные здания в этом районе были уничтожены.

     Когда закончилась оккупация, Юре шёл одиннадцатый год.  Весной в деревне открылась школа для детей начальных классов, она размещалась в просторном помещении на первом этаже одного из деревянных домов. Юра вместе с другими детьми приходил на занятия. В школе преподавала молодая, красивая девушка. Молодая учительница по её словам, всю войну была в партизанском отряде. Она учила детей читать и писать, разучивала с ними стихи и песни. Потом вместе с детишками пела выученные куплеты песен. Особенно полюбилась Юре песня о партизанах. Пели её на мелодию известной песни о красных конниках «Казачья». Слова песни запомнились мальчику Юре на всю жизнь.

                Путь по тылам всегда суров и труден,
                Но сквозь огни прошли наши полки.
                В бой нас вели Карицкий и Сергунин,
                В бой нас вели орлы-большевики…

                Нам не забыть Дертинские болота,
                Враг нас сжимал в железное кольцо,
                Лезли на нас и танки, и пехота,
                Но не сдались отряды храбрецов.

                Все, как один, поднялись в день суровый —
                Сын и отец с винтовкой на плече.
                В тёмных лесах от Луги и до Пскова
                Смерть настигала немцев-палачей.

                День наступил, мы вышли из засады,
                В город родной приходим на парад.
                Прими привет от воинов бригады
                Наш дорогой, любимый Ленинград.

     Видимо, эту песню, рождённую в 5-ой Ленинградской бригаде, руководимой К.Д. Карицким и И. И. Сергуниным (10*), пели во всех партизанских отрядах области, в том числе — и в 11-ой Волховской.
     В семье Жигаровых заговорили о том, чтобы усыновить беспризорного мальчика-сироту. Осенью приёмные родители собирались отправить его в сельскую школу учиться. Юра не возражал, но однажды в разговоре сказал:
     - У меня есть мама. Она должна быть в Ленинграде, если жива...
(Всем жителям области было известно, что Ленинград  находился в блокаде, и много людей в городе погибло голодной смертью).
     - Тебе нужно вспомнить адрес, написать письмо, - советовали ему Жигаровы.   
     Ещё до войны Прасковья научила сынишку читать и писать. Но встал вопрос: куда писать? Деревни Московской Дубровки, где они с мамой жили до войны, больше не было. Где нашла пристанище семья тёти Клавы неизвестно. Но Юра знал про бабушку, проживавшую в Псковской области, и не без труда вспомнил название деревни, в которой она жила — Ухаб. И с помощью Жигаровых написал письмо бабушке...
     Прасковья считала сына погибшим. И, получив письмо из деревни Ухаб, в котором собственная мать сообщала о том, что Юра живёт приёмышем в деревне Усадищи, она не могла поверить в чудо: её сын жив!

____________________

Использованные источники.

1. Интернет и музейные экспозиции:

(1*) Копии актов Государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников в Оредежском районе находятся в Оредежском краеведческом музее. https://vk.com/wall-149239067?offset=0

(2*) https://poisk-ru.ru/s35770t15.html Воспоминания о походе по установке памятника на месте партизанского лагеря.

(3*) Сведения из материалов Ленинградского штаба партизанского движения (Партийный архив Ленинградского обкома).

(4*) Воспоминания старожилов Ям-Тёсовского с/п представлены в Приозёрном краеведческом музее.

(5*) Музей 11 Волховской партизанской бригады. Схема районов базирования и действий ленинградских партизан в январе-феврале 1944 г. 

(6*) https://dvzhuk.livejournal.com/67486.html Освобождение населенных пунктов Ленинградской области. 1944 год.

(7*) Торковичи. Википедия.

(8*) http://vyritsa-adm.ru/document/12 История. Официальный сайт МО «Вырицкое городское поселение»

(9*) http://torkschool.narod.ru/istoria.htm «Оредежская СОШ». Филиал п. Торковичи.

(10*) https://vsosh.edusite.ru/DswMedia/geroy-sergunin.pdf  Герой из партизанской бригады


2. Опубликованная литература:

[1] Бахвалов А. Генерал Власов: Предатель или герой?. — СПб.: Санкт-Петербургская высшая школа МВД России, 1994.

[2] Голубков Ким. Оредеж брали дважды. Санкт-Петербургские ведомости. 9.03.2017

[3] Иванова В. М., Головешкина Н. Н. Оредежский край — моя малая родина — С.Пб.: Оредежский краеведческий музей, 2017

                Продолжение: http://www.proza.ru/2019/11/21/855