До свиданья, наш ласковый Миша

- Напиши письмо олимпийскому Мишке, - отец положил ладонь Димке на плечо. – Когда он полетит на небо, он заберет с собой все желания, и они исполнятся. Попроси у него, чего тебе больше всего хочется.
Он улыбнулся в усы и отошел, сел в свое кресло, чтобы не мешать Димке. Тот сначала схватил листок и собрался было уже написать заветное, но внезапно остановился. Отец же прочитает. И мать тоже, и бабушка, и  все узнают… Нет, такие тайны должны умирать вместе с хозяином. Димка чуть не заплакал, когда выводил на листочке: «Хочу, чтобы во всем мире был мир».

Димка любил рисовать, и мама с бабушкой говорили, что у него талант. Папа так не говорил, он все больше хмурился и молчал, редко бросая сквозь зубы:
- Работай.
Женщины поджимали губы. Особенно бабушка была недовольна:
- Хоть бы раз доброе слово ребятенку сказал.
Папа молча разворачивался и уходил в зал, чтобы провалиться в большое, пахнущее табаком кресло с очередной книжкой. И только однажды не выдержал - Димка услышал, как он торопливо выговаривал, понизив голос:
- Я не собираюсь восхищаться каждой каракулей своего сына. И он не гений. Даже не талант. Он обычный мальчик – таких миллионы. Если он хочет хорошо рисовать, ему надо стараться, много работать и смотреть на вещи трезво. А вы хватаете каждую его каляку-маляку и воете над ней, что это шедевр.
Димка не все понял из папиных слов, но ощущение осталось неприятное.
Потом все забылось. Закончилось лето и наступило первое сентября, Димка стал первоклассником, и его жизнь круто изменилась. Теперь ему было не до папкиных слов, тем более, что учительница задала им нарисовать Кремль.
Тут он был на коне. Подумаешь, в прописи у него грязь и со счетными палочками он не особо управляется. Но рисовать умеет, талант все-таки – ничего не попишешь. Димка быстренько все сделал, красный кремль, желтую звезду. Хотел еще закрасить полностью небо, но подумал, что это долго – пока он будет возиться, кто-нибудь еще успеет закончить и вскинуть руку первым. А этого нельзя допустить. Он бросил карандаш и уверенно поднял руку:
- Нелли Григорьевна, я все!

Каково же было его изумление на следующий день, когда он не получил за свой рисунок красную бумажную звездочку. Валерка Крапивин получил, и еще четверо из класса получили, а Димка – нет. Он поднялся, чувствуя, как его одновременно обдает холодом и жаром, и возмущенно спросил:
- А моя звездочка?
Несмотря на требовательный тон, Димка чувствовал, как ноги его слабеют. Пальцы ног и рук похолодели, словно он вышел зимой без варежек, зато лицо почему-то яростно пылало. А учительница повернулась и ответила, как ни в чем не бывало:
- Сядь, Тюменцев, и подними руку, если хочешь что-то спросить.
Димка плюхнулся на деревянное сидение и вытянул вверх кулак. Не нарочно, пальцы сами собой сжались в судороге.
- Говори, Тюменцев.
- Где моя звездочка за Кремль?
Нелли Григорьевна слегка удивилась.
- Нету.
Теперь удивился Димка:
- В смысле нету?
- Нету, Дима. Всем, чьи работы я хотела отметить, я звездочку дала, никого не забыла.
- А моя? – повторил Димка уже в каком-то отчаянии.
- Твоя работа достаточно небрежна. Ты поторопился и не приложил усилий. В другой раз, Дима.
Она постучала указкой по столу, давая понять, что нужно сосредоточиться на уроке. Но Димка не был способен сосредоточиться, его трясло от странной смеси ярости и стыда. Ему хотелось одновременно ударить учительницу и провалиться сквозь землю. Весь остаток дня он провел в метаниях: временами ему казалось, что Нелли Григорьевна ужасно глупая и ничего не понимает. Конечно, она уже старуха, куда ей! А потом он начинал думать, что нафиг ему это рисование – все нормальные пацаны играют в хоккей. День прошел, а он так и не определился. И дома решил ничего не говорить.


А потом Крапивин принес в школу краски. Не обычную акварель в серой пластмассовой коробке, как у всех, а привезенную из Ленинграда. Краски в ней были в прямоугольных ванночках, и их там было не 12, а 24! Он открыл коробку, и Димка залюбовался их жирной, блестящей поверхностью. Как же он будет ими рисовать? Это же надо будет взять кисточку и нарушить их потрясающий блеск…
А Валерка почему-то не переживал:
- Хочешь попробовать?
Димка не хотел. Он хотел такие же краски. Если подумать, это было неправильно – Крапивину они ни к чему, а вот Димке очень бы пригодились. Будь у него 24 цвета, он бы и рисовал по-другому, и вообще… Черт знает, что там вообще, но с этими красками у него была бы совсем другая жизнь, в которой был бы другой Димка. Намного лучше теперешнего.
Дома согласились, что такие краски Димке намного нужнее, чем Крапивину. Мама с бабушкой долго возбужденно спорили, а потом пошли к отцу:
- Сходи к Крапивиным, купи у них краски.
Бабушка торопливо вставила:
- Я с пенсии денег дам, сходи к Крапивиным. У нас таких все равно не купишь, только в Ленинграде. Пусть у Димочки хорошие краски будут.
Димка сидел на кухне, затаив дыхание, прислушиваясь к разговору. Решалась его жизнь, но отец почему-то молчал. А когда заговорил, то все рухнуло за одну минуту.
- Вы совсем сдурели? Кем вы себя возомнили? Думаете, что можете прийти к людям, кинуть им на стол бумажку и сказать, что забираете их вещь? Они сыну не для того краски из Ленинграда доставали, чтобы продавать.
- Откуда ты знаешь, может, продадут, - примирительно сказала мать.
- Да я не пойду спрашивать! И вам запрещаю меня позорить! Не дай бог увижу у него эти краски, выброшу в окно! Есть у него акварель? Есть. Вот и пусть ей рисует, ленинградские краски ему таланта не прибавят.
Бабушка не разговаривала с отцом недели две. А Димка впал в помешательство.

Ленинградские краски в ванночках снились ему даже ночью. Он везде видел эти двадцать четыре полыхающих цвета, казалось, весь мир превратился в цветные прямоугольные плитки. Но надежды не было никакой, если отец сказал нет, то слова своего он не изменит. Никогда не изменял.
И тогда Димка решил их украсть. Две недели он обдумывал дело, составил целый план, ради которого закопал в снегу возле школы четыре клюшки – свои и у пацанов во дворе выпросил. Расчет был верный: на большой перемене он достанет из кармана сувенирную шайбу, которую отец привез из Москвы с турнира «Известий» и позовет всех поиграть. Против шайбы со снеговиком никто не устоит. Все кинутся, побросав портфели, и Крапивин тоже – вот тогда и будет у него момент, чтобы взять краски.
И если что, он ничего не знает.

С тех пор прошло уже полгода, и все эти полгода Димка носил в себе отвратительную тайну. Никто не знал, что его жизнь полностью изменилась с тех пор, как ленинградские краски покинули портфель Крапивина. Умный Димка не стал класть их к себе, он припрятал коробку под книжным шкафом в классе, и забрал только через несколько дней, когда новость о краже красок уже отзвенела.
Влетело Крапивину или нет, он толком не узнал. Даже если влетело, то не сильно – не было похоже, чтобы тот сильно расстраивался. А вот шума в классе было много, краски искали, всех заставили вывернуть портфели, и Димка с чистой совестью открыл свой, развязал шнурки на мешке со сменкой и поднял полы школьного пиджака, показывая, что ничего у него нет. Все прошло гладко.
А потом Димка принес краски домой и внезапно понял, что не знает, что с ними делать. Достать их дома не было никакой возможности. Приносить в школу было опасно. Недавнее счастье его жизни, ленинградские краски были у него в руках, но пользоваться ими было нельзя. Даже хранить дома нежелательно – мать всегда могла наткнуться на них во время уборки.
Димка отнес их в подвал и спрятал в деревянных ящиках. Иногда он приходил туда, доставал краски и мечтал, как все могло быть хорошо. С такими красками он бы рисовал лучше всех! Его рисунки вывешивали бы в школьном коридоре. Да что там в коридоре – он отправил бы их в «Пионерскую правду» и в «Юный художник», и их бы напечатали. Все бы восхищались и говорили, какой Димка талантливый. Все, а не только мама с бабушкой.
Димка вздыхал, закрывал краски и снова их прятал. Он перебрал в голове сотни вариантов, как можно было бы принести домой свою добычу: проще всего было бы сказать, что он их нашел. Ему бы наверняка поверили, но тогда отец велел бы отнести краски Валерке.
А если сказать, что краски ему кто-то подарил. Но кто? Ммм… незнакомый дядька в парке? Вот так подошел, подарил и ушел, даже не представившись. Димка морщился и понимал, что версия трещит по швам. Дни шли за днями, краски лежали в подвале, а Димкины рисунки становились все хуже. Он уже давно даже не мечтал о бумажных звездочках, лишь бы Нелли Григорьевна родителям не жаловалась, и на том спасибо.
Каждый день Димка доставал альбом и часами сидел с карандашом в руке, не зная, что нарисовать. Еще не рожденный рисунок уже казался ему неинтересным, и он начинал придумывать другой и так по кругу. А потом открывал первые страницы, видел то, что рисовал раньше и чувствовал, как бессильные злые слезы начинали размывать изображение.

Димка отдал написанное пожелание отцу и задумался: как тот думает передавать его олимпийскому Мишке? Мишка же в Москве. Хотя нет, здесь Мишка тоже есть – стоит в витрине ЦУМа. Он, конечно, не такой большой, но, наверное, тоже может исполнить желание, тем более, что у Димки оно не такое уж трудное.
Когда отец вышел из комнаты, Димка схватил другую бумажку и коряво написал по диагонали:
«Хочу вернуть краски».

Мишка действительно улетел в небо. Димка сам видел по телевизору, как он плыл, по-доброму улыбаясь, покачиваясь в темнеющем московском небе. А люди махали ему и плакали. И тоже улыбались. И сам Димка всплакнул – даже не понял, от горя или от радости. Мишка унес на небо его желание, и теперь оно обязательно должно было исполниться.
Август пролетел, как последний троллейбус, идущий в депо. Димка допоздна гонял во дворе, их компания становилась все больше – пацаны и девчонки возвращались из деревень и от родственников. Однажды появился и Крапивин, весь загорелый и с отбитыми коленками.
Димка долго не думал. Он отозвал Валерку в сторонку и сказал, что у него есть кое-что важное. Странное это было ощущение – словно он летел с горы на санках. Оттолкнулся и засвистел, набирая скорость, замирая от страха, но остановиться уже не мог. Сгонял в подвал, принес краски, протянул Крапивину.
Тот изумленно свистнул:
- Ну надо же!
Димка открыл рот, чтобы пролепетать что-то невнятное, вроде «пошутил», «не хотел»… Но Крапивин не дослушал, он повернулся к ребятам и заорал:
- Прикиньте, Димон мои краски нашел! Я их еще перед Новым годом потерял, думал, что украли, а он нашел!
Рот сам собой закрылся.
Когда все разошлись по домам, Димка сел на скамеечку у подъезда и задумался. Теплый желтый свет начертил на земле квадрат, в котором мелькали легкие тени – мотыльки кружились в воздухе. В открытом окне на втором этаже было видно, как соседи садились ужинать. Играло радио: «До свиданья, наш ласковый Ми-и-и-ииша…»
Димка вспомнил свою записку и восхищенно присвистнул – Мишка сдержал обещание, все доставил куда надо. Наверное, самому дедушке Ленину. Точно. Ведь дедушка Ленин никогда не врал и учил октябрят быть честными. Вот он и дал Димке храбрости, а сам бы он ни-ни.
Хотя… Дедушка Ленин, вернее, Володя Ульянов сказал бы Крапивину, что украл краски. А он, Димка Тюменцев, не смог. Слишком обрадовался, что все обошлось. Наверху скрипнула балконная дверь – мать вышла и увидела его, смирно сидящего на лавочке.
- Сынок, домой пора. Поднимайся.
- Иду.
Димка поднялся и пошел в подъезд. Он потом скажет. Наберется храбрости и скажет. Напишет еще одну записку и подождет, когда снова полетит над городом олимпийский Мишка.