Харизма

                Пролог
        Что ищет человек в среде себе подобных? Это простой вопрос и ответить на него просто: он ищет признания. Могут ли просто так признать человека другие люди? Конечно, нет. Люди признают себе подобного за своего, если этого своего, то есть, того, что у них есть, у того больше, чем у них. Если бы этого, то есть, своего, у них не было, то они бы не узнали его и не признали. Если бы своего в нем было столько же, сколько в них, то они бы относились ему как второстепенному после себя, первостепенных. А, так, имея свое больше их, он привлекает в первую очередь всеобщее внимание к своей персоне. Это свое в нем делает всех имеющих только часть своего принадлежащими ему. Он доминирует над ними благодаря своему, ставшему всеобщим. Оно притягивает их к нему, делает возможным то, что они симпатизируют любимцу публики. Он вызывает у них симпатию, любовь к себе. Выходит так, что он одаривает их тем, что у них уже есть, но есть не в избытке, а в недостатке. Так он дополняет собой то свое, которое есть в них в минимуме, а в нем есть в максимуме. Поэтому он нужен им для оптимизации самих себя. Он позволяет им своим даром усовершенствоваться. Без него они не могут стать лучше. Вот таким баловнем судьбы был Иван Иванович Иванов. Ему одному досталось в достатке, даже в избытке то, что росло на всех. То, что было у Ивана Ивановича в избытке, греки еще в древности назвали «харизмой». Так что это такое? Это сила, которая безотказно действует на людей, и она дана избраннику свыше как благо даром. Иначе говоря, это дар внушения добра, которым его обладатель должен поделиться со всеми.

                Иван Иванович читает и внушает
        Но ради справедливости следует сказать, что харизма была дана Ивану Ивановичу не с рождения, была не врожденным качеством его природы, а приобретенным качеством несчастной жизни. Благонамеренный читатель, прошу меня понять, -  харизма в некотором смысле случайна. Ее нельзя заслужить. Но с другой стороны, она входит в харизматика как некий паразит без его ведома и не спрашивая у него разрешения. Харизма начинает расти за счет отрицательной энергии от несчастной, не сложившейся жизни такого человека, если и только если он обладает талантами, скрытыми от него самого. И такая харизма до поры до времени тоже скрывается от него, пока, нарушив меру скрытности, не обнаружит себя, как правило, на ближнем круге общения харизматика. Он начнет замечать, сначала случайно, что неожиданно стал привлекать чужое внимание к своей персоне. Как только это повторяется, то при условии, что он способен отдавать себе отчет в очевидном наличии данных для наблюдения, харизматик открывает в себе второе, альтернативное Я. Это и есть его alter ego как преобразователь отрицательной (негативной) энергии зла в положительную (позитивную) энергию добра.
        Интересно, как же появляется другой в харизматике? Вероятно, он появляется в том смысле случайно, в каком случайность есть условная форма проявления необходимости. Харизма является флюктуацией потока энергии духа, которая пронизывает все сущее. Она сосредоточивается на том сущем, в данном случае человеческом существе (кстати, харизма может проступать на любом сущем, включая неживое сущее, лишь формально могущее быть живым), на Иване Ивановиче, в котором накапливается негативная энергия, требующая своего преображения для баланса, равновесия окружающей среды. Харизма проникает как жало в несчастную, больную плоть для спасения человека от греха, подталкивающего его к смерти.
        Разумеется, не всякий несчастный человек становится харизматиком, но редко лишь тот, кто накопил одновременно необходимое количество негативной энергии для преобразования и осознал себя в качестве Я, противостоящего через осознанность душевному и материальному негативу. Иначе говоря, сила харизматического альтернативного Я прямо пропорциональна силе личного Я. Такой и была жизненная ситуация Ивана Ивановича. Он стал замечать последнее время, что к нему с симпатией относятся люди помимо его желания. Вот, например, третьего дня был такой случай.
        Случай случился на следующий день после его тридцатилетия, которое он отмечал наедине с собой в съемной однокомнатной квартире крупнопанельного дома на третьем этаже. Она находилась на юго-востоке Москвы в Лефортово. Впрочем, где находилась его квартира, было неважно. Важно было только, что у него был угол в столице. Иван Иванович проводил в нем все свое время, когда не был занят учебой и на работе. Он работал в педагогическом университете и вел семинары по истории психологии недалеко от дома. Иван Иванович продолжал обучение в магистратуре МГУ на психолога. Но он интересовался больше не психологией, а литературой, особенно историей литературы, обсуждая психологию на примерах поведения персонажей произведений русской и зарубежной литературы. Так Иван Иванович, учил, учась сам не столько у своих учителей, сколько у литературы. Она была его главным учителем. Именно в этом, в его настроенности на чтение проявлялась свойственная ему инфантильность сознания, то, что он знакомился с жизнью из книг. Книжное знание цепляло его своим буквализмом, своим наивным предрассудком, согласно которому то, «что написано пером, не вырубишь топором». Ему казалось, что в жизни, как в книге, можно найти правильное решение любого вопроса, если дочитать ее до конца. То, что это далеко не так, только в последнее время стало тревожить его, доводя до сентиментального состояния сознания.
        Нельзя сказать, что прежде Иван Иванович был простодушным, как герой одной философской повести Вольтера. Несмотря на то, что он учился всю жизнь, большую ее часть он учился бессознательно. Скорее всего, он был не наивным человеком, но созерцателем, точнее, мечтателем. Но его мечтательность была сродни восприятию, созерцанию из-за некоторой пассивности стремления. Но не менее верно можно было сказать, что восприятие жизни Ивана Ивановича носило созерцательный, мечтательный характер. Своей созерцательностью, склонностью к сновидению жизни он напоминал человека прошлого, был архаичен. По этой причине современная жизнь представлялась ему чужой, не его жизнью. Иванову было трудно найти общий язык со своими современниками. Вероятно, поэтому он так любил историю. Но его волновала не история вещей, а история идей, история не правителей или народов, а история умных людей. Он был далек от Маркса и его единомышленников, которые грезили утопической историей бедных людей. Но и богатые и успешные люди, которых позитивно настроенные «учителя жизни» ставили в пример бедным и «отстающим» людям, ему были противны.
        Иван Иванович был мечтателен, сентиментален в том смысле, что не прямо реагировал на то, что его окружало, а непосредственно переживал свое отношение к нему. Со временем он научился засекать на самом себе то внимание, которое он уделял окружающим лицам, предметам и событиям, и задумывался о том, почему он так, а не иначе относится к ним. Таким образом, он занимался рефлексией. Это была рефлексия (отображение) первого порядка на субъект как наложение отношения к самому себе на план сознания в виде смысла, а не пропозициональное суждение об объекте, как наложение отношения к предмету на план сознания в виде значения, определения его сущности через явление субъекту. И только в этот особенный день Иван Иванович впервые достиг уровня рефлексии второго порядка, второй сущности как рефлексии рефлексии, отношения отношения через себя к иному Я в нем. Повод к такого рода рефлексии  подал ему спор между студентами на семинаре.
        Семинар проходил в группе студентов-психологов по обычной, стандартной схеме «вопрос-ответ» на заданную по плану рабочую тему учебного курса по базовым потребностям и ценностным предпочтениям. Но вскоре разговор ушел в сторону того, кто из людей по какому типу предпочитает то или другое в жизни, пока не обозначились крайние позиции в споре об этом. Самый задиристый студент из группы Влас Смеха стал доказывать, что люди склонны поступать в соответствии с той биологической установкой, которая наводит их на искомую цель.
        - Иван Иванович, на прошлой неделе вы рекомендовали нам обратиться к «человеческой комедии» Бальзака для поиска образов, демонстрирующих движущие силы человеческих поступков. Вы сказали, что Карл Маркс благодарил этого писателя за то, что тот своими романами помог ему разобраться с природой капитала лучше многих научных книг. И в самом деле, образ, например, такого персонажа романа «отец Горио», как Эжен де Растиньяк, бросающего вызов самому Парижу: «А теперь - кто победит: я или ты!», предельно показателен. Он символизирует фигуру альфа-самца, рожденного стать “Master of Reality”. Все свои способности он тратит на приобретение высокого положения, которое дает ему стол, деньги и женщин, - того, что является целью достижения нормального мужчины.
        - И это все? – с еле заметной иронией спросил его Иван Иванович.
        - Конечно, не все. Есть и еще многое другое, но это главное.
        - Не меряй по себе, - упрекнул его постоянный оппонент Александр Чернов, черный как сама ночь. – По тебе видно, что ты восхищен одиозным персонажем бальзаковской комедии и на себе примеряешь костюм властителя, ловца, но уже не чинов и состояний, а дум.
        - Ребята, интересные у вас сравнения героя с мачо, ловцом дум, от себя добавлю, душ. Кстати, в чем может состоять разница между властителем дум и ловцом душ? Кто ответит на этот вопрос?
       - Можно я? – спросила Галина Соколова.
       - Конечно, можно, - разрешил Иван Иванович, про себя вспомнив, что Галину в группе звали «Галкой», что в сочетании с ее фамилией вызывало у него ассоциацию с жар-птицей или чуть не сиреной,  а может даже Горгоной Медузой 
        Когда она начинала говорить, то Иван Иванович чувствовал необычное волнение. Она прямо завораживала его своим душераздирающим голосом. Вот и в этот раз голос Галины разбудил спавший в нем посторонний дух, ближе которого Ивану Ивановичу вряд ли кто мог быть, включая его собственное Я. Галя Соколова представилась ему египетской богиней истины Маат. Проникновенный голос Соколовой заставил его уставиться на ее левый, луноликий глаз и вспомнить фразу: «Береги как зеница око». Застыв в медитации, окаменев на мгновение, он интуитивно понял, что ее слова могут помочь ему увидеть умом непознаваемое.
        - По-моему, властитель дум действует на сознание познающего, точнее, учащегося. Между тем как ловец душ воздействует на душу переживающего страдание. Это так обстоит дело у вас – у мужчин.
        - Интересно, Галка, а у вас – у женщин – не так? – спросил, ухмыляясь Влас.
        - Вот какой сексист! - осуждающе заметила староста группы Оксана Хераско.
        - Оксана, ну, не мешай, дай послушать, - попросил старосту ее сосед Филипп Киркегоров.
        - А ты этого не знал? Какой же ты тогда доминатор-сердцеед, Смеха-Пересмеха? – уела Галка Власа.
         - Ты сказала – я услышал.
        - Да, ладно. Изволь. Я считаю, что вы, мужики, давите на нас – на женщин. Мы же никогда не навязываем другим своего мнения и не ловим вас на враках.
        - Галочка-лапочка. Какая ты прелесть. Во-первых, ты нас оскорбила, во всяком случае, меня. Я не мужик, а настоящий мужчина. Кстати, хотя ты красива, спору нет, но я прекрасней. Чем я не Аполлон или, если судить с вашей вульгарной точки зрения, русский Ален Делон. Потом, во-вторых, ты сама проговорилась: то, в чем ты оказываешь всем женщинам, можно легко найти в тебе: и навязывание своего мнения, и ловлю на враках, - попытался поставить на место старосту Киркегоров.
        - Слушай, красава, я не нуждаюсь в адвокатах.
        - Мальчики, спорим, что вы не поссоритесь, - стала подначивать своих подопечных староста Оксана.
        - Ребята, давайте жить дружно, - к слову сказал Иван Иванович и добавил, - у кого еще есть суждения о сравнении?
        - Я знаю Галю: она никогда не навязывала своего мнения и не уличала никого во лжи, - решил поддержать Соколову Чернов.
        - Что еще можно ждать от дамского угодника, - констатировал Киркегоров и махнул в сторону Александра Чернова.
        - Лучше быть кавалером дамы, чем Нарциссом.
        - Фу-ты ну-ты. Ты сам-то понял, что сказал?
        - Я думаю, что властитель дум использует свои идеи в качестве указателей или ленты эскалатора, встав на которые как на ходули, мысли подвластных прямо последуют, куда ему надо. Ловец же душ не так груб в обращении с соблазненными малодушными. Он входит в их доверие безотказным способом, - сказал Александр и сделал паузу для пущего эффекта и многозначительно посмотрел на Соколову.
        - Ну, не тяни ты кота за усы, - попросила его Оксана.
        - Это как? – заинтересовался Влас.
        - Я думаю, что это лучше знает Галя.
       После этого признания в … лучшей компетенции подруги все как по мановению волшебной палочки обратили свои взоры в сторону Галины Соколовой, которая в смущении опустила глаза и стала что-то разглядывать на полу, протирая это носком своей правой мокасины.
        - Галя, ти, що там втратила? Не свою ли сетку для ловли женихов? – поддела свою подругу, ухмыляясь, Оксана.
        - Скажешь тоже. Я тут при чем? Спрашивайте у Чернова. Он же взялся отвечать.    
        - И в самом деле, - такого оппортунизма я не ожидал от тебя, Саша. Предпочесть интуиции ума «женскую» интуицию, - стал сокрушаться Влас. – Расшифруй, что знаешь или о чем догадываешься.
        - Ну, раз Галина отказывается отвечать, то я попробую, не зная и  не ясно видя, как она, поделиться своей догадкой. Ловец душ является великодушным потому, что является хозяином слабодушных. Он находится в каждом из них в качестве их Я. Он переписал их Я на свое имя. Они откликаются на его Я. Задача освободителя душ от власти их ловца сводится к отписыванию Я ловца от Я душ. Чтобы дать свободу душам необходимо находится не ему в душах, а душам в его Я. Я же ловца душ сидит в душе каждого соблазненного, питаясь его душевной энергией. Оно замещает Я каждого. Освободитель же душ находит в себе место каждой душе.
        - Откуда ты все это взял? – стал допытываться до Чернова Киркегоров.
        - Откуда - откуда, от верблюда. Откуда я знаю: мне просто пришла в голову эта идея.
        - Знаешь, Саша, идеи просто так не приходят на ум. Значит, имел место случай, который навел тебя на эту идею. Она не просто так появилась у тебя в голове. Идеи посещают идейных людей, когда они уже готовы думать, - подал голос учителя Иван Иванович.
        - Если это так, то, что важнее: идеи или идейные люди? Идеи, как и чувства, есть у многих. Но ко многому не сводится уникальное, неповторимое лицо. Почему же идеи и чувства вечны, а не вечны, смертны конкретные люди? – вдруг спросила Галина Соколова.
        - Галя, ты задала вопрос, на который трудно ответить. Я даже не знаю, какой ответ может удовлетворить тебя, - ответил, задумавшись, Иван Иванович.
        - Это такой вопрос, на который нет ответа. Может быть, так лучше, чем иметь определенный вывод? – предположил Александр Чернов.
        - Мне иногда кажется, что и чувства, и даже идеи, уникальны, как те люди, которые их испытывают и пробуют воплотить в реальности. Но им трудно добавить что-нибудь к ним сверх того, что они, как и чувства и идеи, сами есть.
        - Галина, что ты этим хочешь сказать? – спросил учитель, почувствовав, что его ученица уже готова проговориться, поделиться со всеми самым сокровенным.
        - Что не люди делают идеи и чувства личными, а они из людей делают личностей.
        - Так, очень интересно. Не останавливайся, продолжай мысль, - стал уговаривать учитель.
        - Мне трудно говорить. Дайте подумать.
        - Что тут думать: субъектные чувства и мысли субъективны. Это тривиально. Тогда оригинально то, что противоположно этому суждению, - это они придают субъекту субъективность. Но так думать глупо, - сделал вывод Влас.
        - Я так сказала не для того, чтобы соригинальничать.
        - Здесь, в этом рассуждении, есть две стороны, два аспекта. Одна: это личностность чувств и идей, которые находят в конкретном, уникальном субъекте особое выражение своего всеобщего характера. Эта личностность есть явление сущности рассуждения. Другая сторона: в рассуждении есть сокровенная суть, которая никем не может быть представлена, - стал оправдывать ход рассуждения Галины ее кавалер.
        - Спасибо, Саша, за твою интерпретацию моего ответа на вопрос Ивана Ивановича. Но я только хотела сказать, что разница между властителем дум и ловцом душ заключается в том, что первый руководствуется разумом, доступ к которому ограничен только мерой труда его мысли. Мера ума умеряет опыт мыслящего человека и равна его личному усилию. Поэтому он может воздействовать только на тех, кто способен думать. Второй же ведется данным ему даром веры, увлекая всех прочих за собой, если те способны его принять.
        - Галя, по-твоему, выходит, что суть различия между властителем дум и ловцом душ состоит в разнице между разумом и верой? – снова задал вопрос учитель.
        - Да. Сила разума заключается в том, что он узнает себя тогда, когда сознающий начинает сознавать самого себя. В этом вера слаба, она не знает себя, потому что верующий в вере не равен самой вере. Бог делится в разуме с разумеющим, но в вере Он делится только с самим собой. Поэтому Бог един в вере, а не в разуме.
        - Как тебя понять? – озадаченно спросил Галину Киркегоров.
        - Неужели ты не понял? Ты что Киркоров? Вот Киркегор бы понял, - сыронизировал Чернов и пояснил мысль Соколовой, - Если человек искренне верит, то он не сомневается, ибо его уже нет в вере, а есть вера в саму веру или есть Иисус Христос. Человек верит не от себя, а от Бога в Бога. Поэтому, как нам говорил Иван Иванович, в Боге есть только Бог. Бессмертны не мы в теле, но то, что Он вложил в нас. Вкладка Бога в человека – это то, что зовут искрой Бога или Я, оболочкой которого как ядра является душа. Другое дело разум. Разум предполагает сомнение, раздвоение, противоречие. В разуме есть место и для человека. Поэтому мы называем человека не верующим, а разумным существом.
        - Подожди. Раз ты так утверждаешь, то у меня есть два вопроса-возражения. Во-первых, что если Я бездонно и делимо до бесконечности? И, во-вторых, ты отрицаешь единство человека и Бога в разуме?
        - Именно потому, что Я Бога безмерно, в нем есть место каждой мере Я, соответствующей сущности конкретно взятого человека. Эта человеческая мера Я находит в безмерном Я Бога свое умеренное место в вечности. Человек един с Богом в разуме, но это единство есть результат «снятия» противоречия. Поэтому оно асимметрично. Разум есть особое выражение всеобщего в человеке. Однако от этого человек как единичное не есть то же самое, что всеобщее Бога. Он представляет его в своем уме, то есть, сам, сам думает, а не за него думает Бог.
        - Но тогда у тебя получается, что за человека верит не он, а Бог? – резонно возразила Варвара Одинцова, которая молчала, когда другие говорили.
        - Выходит так. Точнее, верит человек, но в вере ему не остается места, а если остается, то это место остается неопознаваемым, вернее, непознанным, в отличие от разума, - не совсем уверенно ответил Александр.
        - Это так, Иван Иванович? – обратилась Галина за помощью к учителю и все с надеждой посмотрели на Ивана Ивановича.
        - А, Бог его знает, - машинально ответил Иван Иванович, думая о своем.
        И он был абсолютно прав, ибо это знает только Бог. Так обыкновенно машинально проговаривается истина. Но студенты разочарованно испустили свой дух коллективным протяжным звуком: «Ооо…». Их интеллектуальному разочарованию в компетенции учителя давать в конце обсуждения обязательно истинный ответ, понятный всем без исключения, положил конец звонок, зовущий их на обеденный отдых.
        Иван Иванович остался один в учебном кабинете. За дверью стоял обычный для такого времени шум. Но в душе Ивановича царило веселье духа. Он искренне радовался тому, что стал властелином дум умных и даже, может быть, ловцом душ чувствительных натур. Учитель почувствовал на своей голове корону власти и невольно подумал, как она тяжела. Она давила его силой мысли, стягивая вокруг его чела венок из терний логических умозаключений. Он уловил идею мысли и сорвал с себя пресловутый венок, чтобы подняться над самим собой. Иван Иванович почувствовал, как у него за спиной выросли крылья духа. Они расправились, и он взлетел и стал парить над комнатой под потолком, нарезая в воздухе круги, пока не устал и по спирали не спустился на пол перед столом учителя. Иванов в изнеможении сел на свой жесткий стул, который вернул его к действительности. И тут он стал вспоминать, что, наконец, понял, что именно открылось ему в речах студентов.
        Иван Иванович практически понял, что оказался прав, когда абстрактно думал о харизме определенного типа людей, к которому имел честь теперь принадлежать. Наконец-то, он научился читать мысли тех людей, у которых есть мысли. Он и прежде догадывался, что можно знать не только, что они думают вслух, но и то, что они таят про себя, а таят они то, что прямо противоположно тому, что говорят. Но одно дело знать об этом абстрактно, а другое дело управлять ими при помощи их мыслей, проросших из его идей. Он стал властителем дум.
        Но стал ли таким образом Иван Иванович ловцом душ своих учеников? Он мог стать им только, если научится управлять их затаенными желаниями, которые таились, скрывались в астрале и еще не вышли на свет ментала из-за того, что были постыдны и уже подверглись репрессии сознания, или еще не созрели для воплощения хотя бы в фантазии. Он чувствовал, что готов управиться желаниями, с цензурированными умом или предрассудками. Но как быть с теми страхами и влечениями, которые не обрели еще кровь и плоть и находятся в муках рождения. Именно они смазывали ясность видения их сознаний, их проницаемость острой мыслью учителя. Он понимал, что для достижения искомого необходимо стать ловцом их снов как окна в кладовую, сокровищницу тайн сознания без сознания.
        Однако накануне утром Иван Иванович узнал сразу после сна, что он поторопился, думая, что овладел способностью быть в сознании во сне. Да, он действительно, уже умел думать во сне. И мало того, он умел этим управлять. Но это самоуправство имело свои границы. Во сне он был поглощен мыслью, ставшей сном. Когда он проснулся, то понял, что сон – это другая реальность, реальность сознания, и не только его сознания, но только сознания.  Реальность же наяву дает больше свободы его сознанию, ибо позволяет стать выше сознания, а не только ниже его. Да, он умеет парить мыслью во сне, но наяву он может выйти из себя, не теряя сознание, оказаться в себя для иного как для себя.
        Обыкновенные цели вульгарного и политического (масонского) влияния действуют на животные потребности массы людей в еде для роста, в спаривании для воспроизводства, в доминировании для благоприятного положения и их социальные воплощения в виде предрассудков или общественного мнения как идеологического представления этих потребностей. Для достижения натурального, то есть, зверского и скотского влияния на бессознательное массы людей используются насилие, вызывающее у них страх и покорность, манипулирование желаниями объесться до тошноты, напиться до потери сознания, бесстыдно заняться любовью с кем угодно, и гипноз. Эти примитивные, но действенные средства воздействия на себе подобных были для Ивана Ивановича неинтересны и просто неприемлемы. Они вызывали у него скуку вплоть до зевоты.
        К тому же эти средства реализации харизмы, особенно гипноз, предполагали грубое вмешательство в сознание очарованных и соблазненных оной и требовали специальных усилий и необходимого времени для подготовки к внушению. Для этого, - для погружения жертвы в состояние транса, - нужно было вывести его из состояния осознания чувства реальности, благодаря которому он сам контролирует себя, с помощью наведенной фиксации на цели, например, мерно движущемся маятнике или навязчивом фантазме совокупления, смерти и прочем в том же духе.  Время можно было минимизировать и не предпринимать особых усилий только тому, кто обладал чудовищной силой титана.
        Но Иван Иванович не был даже картонным суперменом. Он был обычным человеком, обладавшим субтильной наружностью и болезненным самочувствием. Он никак не годился на роль властного хозяина или героя-любовника. Эти амплуа мужского поведения были по природе ему несвойственны. При большом желании Иван Иванович мог бы успешно симулировать их, но зачем, когда он открыл для себя более эффективные и благородные способы харизматического существования среди людей, без малейшего подозрения с их стороны. В этом и заключалась неописуемая радость обладания теми, от кого он зависел в своей жалкой жизни. Он был на «седьмом небе» от сознания того, что нащупал «золотую жилу» управления своей жизнью чужими руками. То, что он не просто считывал мысли с поля сознания своих учеников, но и мог их предвидеть, открывало перед ним большие возможности. Они еще больше расширятся, перейдя на качественно новый уровень, если он научится контролировать их бессознательное, расширяя пространство своего сознания за счет подсознательных желаний, страхов, надежд и сомнений  внушаемых людей. Но это станет возможным, как только он станет ловцом их сновидений.
        Что для этого нужно было сделать? Ни много ни мало, научиться видеть сны других людей и сознавать их в них самих. Овладев ими во снах, можно было заниматься ими наяву. Но как это сделать? И еще один вопрос: для чего следовало делать это? Да, для чего угодно. Например, на первых порах можно было организовать закрытое сообщество с культом самого себя. А потом, постепенно расширяя круг поклонников до предела, можно было сделать все человечество служителями себя как их бога. И, действительно, таким образом, Иван Иванович осуществил бы счастливую цель человека, его фундаментальный проект быть богом в одном единственном экземпляре себя самого.
        Но не стал ли Иван Иванович, встав на этот сомнительный путь самовозвеличения, подставкой для воплощения князя тьмы в человеческом облике? Ученые давно нашли для такого нервного расстройства имя: «мания величия».
        Итак, Иван Иванович задумал вмешаться в ход уже не мысли, но сна своих подопечных. Однако как можно было осуществить задуманное? Провести сеанс коллективного сновидения под видом семинара на тему: «Философия сна и интерпретации его опыта»? Но тут Ивана Ивановича взяло сомнение: стоит ли? Нельзя сказать, что его тревожили муки совести. Совесть дает о себе знать в присутствии реального свидетеля как место для него. Если его нет, то она молчит. Только в присутствии другого она начинает говорить, укорять виновного.
        И все же, ему было неспокойно на душе. Одно дело: заниматься односторонней телепатией, о которой никому невдомек, кроме него, другое дело: спать с другими во сне. Не приведи Господь, еще уличат в непристойном поведении, да еще с кем, - со своими учениками. Скажем прямо: Иван Иванович еще не был великодушным человеком. Ему было знакомо малодушие, - он элементарно трусил, когда «пахло жареным». До поры до времени он боялся подмочить свою «щуплую репутацию».
        Стыдно ли было нашему негероическому герою перед своими учениками? Конечно. Но что ни сделаешь ради торжества истины?! Только что это была за истина? Это была, что ни на есть, истина лжи в смысле истины с точки зрения лжи. Для чего нужна была Ивану Ивановичу добытая, а не даром данная, харизма? Если бы она была ему дана даром, то может быть он и поделился бы ей с другими. Но заработанную непосильным трудом он разве мог отдать даром тем, кто не заслужил ее? Он, что, Бог? Нет, еще! Вот когда он станет богом над людьми, испытает, что это такое, тогда и подумает о том, чтобы поделиться с ними своей харизмой. Но никак ни «до», а только «после» при условии, если на то будет его «божественная» воля. Вот как иронически рассуждал наш Иван Иванович. Он прекрасно понимал, сколь опасно играть в гордыню, разыгрывая ее и потом ставя на место.
        Боже упаси тебя, благородный читатель, сравнить Ивана Ивановича Иванова, например, с Ардальоном Борисовичем Передоновым. Наш Иван Иванович был далеко не «мелкий бес», да и не бес вовсе. Но его угнетала, правда, не какая-то там «недотыкомка», а что ни на есть прелестная «харизма» по имени «телепатия» - этот исполинский менталоид, что почище будет ведьминого астрала.
       
                Толкование сна
        На следующей неделе Иван Иванович предложил своим ученикам заняться дома ночью анализом сновидения во время самого сновидения. Даже если не получится «снять» такой анализ, то будет интересно узнать, что и как осталось от сна в сознании после сновидения. Прошла еще одна неделя. И только через одну неделю Иван Иванович предложил поделиться студентам своими соображениями об этом, хотя они просили его сделать это за неделю раньше.
        Иван Иванович отложил обсуждение увиденного и проанализированного во сне или после сна на неделю специально для того, чтобы рассеять их внимание и отвести подозрения в своей сугубой заинтересованности в эксперименте сна и вынудить их самих просить себя об обсуждении. Но это была не единственная причина задержки обсуждения. Иванов продолжал эксперимент: испытанием времени он хотел выявить действительные пути проникновения в чужое бессознательное стараниями самих участников эксперимента.
        Первым человеком, кто поделился  с участниками семинара своим впечатлением от сна и интерпретацией его содержания, была Галина Соколова.
        - Скажу сразу, что не могу точно определить, удалось ли мне остаться в сознании во сне. Утвердительный ответ на этот вопрос звучал бы странно: как можно быть в сознании во сне, если он есть сознание без сознания? Трудно стать объекту сознания, а именно им приходится быть спящему, субъектом сознания, быть сознающим, а не сознаваемым. Наяву вменяемый человек является одновременно сознающим и сознаваемым. Поэтому у него может быть самосознание, если он подошел к уровню сознания сознания в своем сознательном развитии. Но как быть в сознании на уровне самосознания во сне? В одном из снов прошедших двух недель я сознавала, что сплю, когда еще спала, сразу же перед тем, как проснулась.
        - Когда ты поняла, что спишь, ты контролировала сон или хотя бы отдавала себе отчет в том, что именно видела во сне, что с тобой происходило в нем? – холодно спросил студентку Иван Иванович, пытаясь за ледяным тоном вопроса скрыть свой интерес.
        - Знаете, я сейчас скажу то, чему вы, конечно, не поверите, и все же я скажу, - я видела и то, что вы сейчас спросили, и то, что я в ответ сказала, - взволнованно ответила Галина.
        Многие участники семинара не могли сдержать своего удивления, а у Ивана Ивановича буквально выпала челюсть. Он попытался поставить ее на место и так щелкнул ей, что от тупой боли свело скулу. Иванов понял, что не он обладает даром ясновидения, а его студентка. И все же он знает не только это, но и то, что она думает, но не говорит, ибо она не все сказала, что видела во сне. И это были не только мысли, но и телесные переживания, ярко представленные во сне. То, о чем она подумала, а подумала она о том, что невольно вспомнила помимо своего желания, отразилось на ее лице румянцем. Зарделись щеки и у Ивана Ивановича, ибо он прочитал мысли Галины. Она специально отвела свой взгляд, когда он с удивлением стал ее разглядывать. Только теперь он увидел в ней не свою ученицу, а миловидную девушку, с которой провел ночь во сне в качестве скрытого объекта ее влечения помимо своего желания.
        Мысль Галины как воспоминание о близости с учителем во сне, передалась Ивану Ивановичу. Он почувствовал не физическую близость, но  ее душевное волнение от пережитого во сне. И это волнение Галины было не в пользу Ивана Ивановича, ибо она испытала стыд из-за того, что память о пережитом удовольствии вновь вернулась к ней. Иван Иванович, к которому она испытывала тайное влечение, вытесненное в глубины ее подсознания, теперь стал для нее знаком, символом старости, к которой она была не равнодушна. Старость пугала ее. Влечение к личности человека было вытеснено из сознания Соколовой представлением о его возрасте. «Что теперь могут подумать обо мне мои сверстники», - неприязненно подумала про себя Галина. Эта неприязнь отрезвляюще подействовала на Ивана Ивановича. Романтическое настроение мгновенно сменилось неприязнью не к себе, а, естественно, к самой Галине. Но он подавил это чувство как явление эмоционального заражения.
        - Галка, ты настоящая колдунья, - выпалил после продолжительной паузы Влас Смеха.
        - Да, будет тебе, - сказала, как отрезала Галина Соколова.
        - И в самом деле, в этом нет ничего необычного. Вот давеча мне приснился такой сон. Иду я по лесу, а мне навстречу, представляете, в красной шапочке встречается Оксанка. Точно в такой беретке, какая сидит на ней, - начал свой рассказ Филипп Киркегоров и показал на опоздавшую Оксану, когда она снимала свою одежду.
        - Какой интересный сон. Ты, вероятно, был волком? – спросила, усмехаясь, Оксана.
        - Что ты, Оксана. Судя по сюжету сна, я был твоей бабушкой. Но не это меня удивило. Меня удивило то, что на тебе, кроме красной шапочки, ничего не было. И мне пришлось укутать тебя в свою растянутую вязаную кофту.
        - Хватит врать-то! - возмутилась Оксана.
        - Если бы я врал! – возразил Филипп.
        Все засмеялись, а Оксана кинула в Филиппа пустую банку из-под «Кока-колы», стоявшую на ее столе.
        - Хватит смеяться, ребята. Я серьезно вас просил постараться сосредоточиться на своем сне, а вы превратили задание в комедию, - разочарованно констатировал Иван Иванович.
        - Что вы, Иван Иванович. Я серьезно говорю. Во всяком случае, именно это я запомнил. Ребята, если хотите, то можно провести исследовательский эксперимент и повторить мой сон, - может быть, я еще что-нибудь вспомню.
        - Как тебе не стыдно, Киркегоров, такое предлагать, - осудила Галина Филиппа и стала утешать Оксану.
        - Вот еще: я на дураков не обижаюсь, - резко ответила староста группы.
        - Оксана, а ты что видела во сне? – спросил ее Иван Иванович.
        - Как ни странно, я видела вас во сне, так же, как и Галя. Только вы не спрашивали, а отвечали, что сон может открыть то, что его толкователь прячет как от себя, так и от тех, кому толкует. Мне даже интересно стало. Что вы имели в виду? – спросила его Оксана, интригующе посмотрев ему прямо в глаза.
        - Что я имел в виду? – машинально переспросил Иван Иванович и невольно опустил глаза, потом с усилием поднял их и, посмотрев в немигающие глаза Оксаны, коротко ответил, - Откуда я знаю, ведь это твой сон, Оксана. Я только могу предположить, что сон – это окно в наше бессознательное, которое нам иносказательно сообщает то, что нас тревожит. В данном случае мой образ во сне явился для вас знаком того, что толкуя сновидения, мы можем заблуждаться в том, что верно интерпретируем его потаенный смысл.
        - Знаете, Иван Иванович, не это смутило меня, а то, что толкователь может намеренно вводить в заблуждение тех, кому он растолковывает смысл сна.
        - Оксана, вы обвиняете меня в том, что я ввожу вас в заблуждение? – холодным тоном спросил старосту учитель.
        - Совсем нет. Напротив, я истолковала ваши слова в том смысле, что вы предупредили меня о том, что толкование сновидения может не открыть, но скрыть правду от всех толкователей.
        - Ты хоть сама поняла, что сказала? - спросил с сомнением в голосе Александр Чернов.
        - Ой, ребята, какие вы загадочные, что прямо спасу нет, - критически заметила Ольга Остроглазова, отсутствовавшая на прошлом семинаре по болезни.
        - Я то поняла, что сказала, а ты подумал о том, что сон специально придуман для того, чтобы «наводить тень на плетень», - предположила Оксана.
        - Товарищи дорогие, ой, что я вам скажу, - завела речь Варвара Одинцова, чтобы разрядить обстановку. – Вот вы все друг дружку провоцируете на откровенность, а сами того не знаете, что сон нужен человеку не для сознания, а для исполнения желаний и страхов. Зачем думать о сне во сне? Вот мы весь день все думаем и думаем, так что голова прямо пухнет от мыслей. Когда приходит сон, мозг отдыхает от мыслей.
         - Ай-йя-яй! Какие девушки у нас умные! – признался со смехом Влас.
         - Сам-то ты, что видел во сне? – спросила его Галя.
         - Ничего. Я крепко спал последние недели, - стал уверять всех Смеха.
         - Какие мальчики у нас скрытные, - просто вылитые скромницы. А мы-то, разоткровенничались, прямо как дуры, - констатировала староста.
        - Что вы, милые девушки. И мне то же, как и вам, приснился сон, а в нем все мы, но не на семинаре, а на самом экзамене, - привлек к себе внимание Александр.
        - Та ти що? Невже?– удивилась Оксана.
        - В том то и дело, что невже. Я и сам удивился. Так вот, на экзамене нас проверяли на качество ума.
        - Мы сдавали тест IQ? – оживилась Варвара.
        - Нет, не знаю почему, но этот тест был на семейную совместимость.
        - Что общего между умом и семейными терками? – недоуменно съязвил Киркегоров.
        - Не скажи, - заметила Остроглазова. – Представляешь, сколько надо ума, чтобы выбрать половину на всю жизнь.
        - Для этого достаточно иметь одни глаза, - съехидничал Влас.
        - Другим хватает одного смеха, - парировала Ольга.
        - Саша, Филипп задал правильный вопрос, - Иван Иванович постарался вернуть ребят к теме семинара.
        - Да, я сам подумал об этом во сне. Значит, я думал, рефлексировал во сне. Правда, я не догадывался, что сплю. На экзамене нам предложили выбрать себе пару по «выражению глаз». Именно так звучало предложение. Мне показалось это странным. Как можно по глазам выбрать себе спутника жизни?
        - И кто кого выбрал? - спросила, не сдержавшись Варвара.
        - Я не знаю, как другие выбирали, но я выбрал… маркиза де Сада! – выпалил Александр Чернов.
        Все прямо обомлели, задохнувшись от смелости Александра.
        Наконец, тишину разрядил голос Власа Смехи: «Картина: Не ждали. Брат, честно, не ожидал».
        - Почему же де Сада? – спросила с горечью в голосе Галя.
        - Потому что он был экзаменатором и у него были твои глаза, - неожиданно заявил Чернов.
        - Что за дикая фантазия! Неужели я похожа на садиста?! – вскрикнула Галина со слезами на глазах и выбежала из аудитории. За ней побежал Александр с извинениями на словах.
        Варвара Одинцова залилась детским смехом, и по всей аудитории стал рассыпаться ее жемчужный смех. Вслед за ней принялись хохотать все участники семинара, включая Ивана Ивановича, бившего себя по бокам от душившего его смеха. Про себя он подумал, что это был наилучший выход из неловкой ситуации с Галиной, которая мало того, что вспомнила, что была близка с учителем во сне, но еще и узнала, кого она напоминает своему жениху.
        Между тем Иван Иванович был рад-радешенек, ибо он на один шаг еще ближе приблизился к своей заветной цели стать ловцом душ, уже став ловцом снов. Так прошел день. Пришла ночь. Иван Иванович заснул невинным сном младенца. Наверное, таким невинным младенцем себя чувствует и дьявол. Иначе как он может творить то, что ему приписывают? Любой циник, а тем более совершенный, считает свой цинизм естественным, само собой разумеющимся состоянием.
        Утро выдалось туманное и холодное. Снег тонким слоем лежал на влажной земле. Глаз еще не привык к свежевыпавшему снегу, и поэтому казалось, что все вокруг укуталось от холода в снежную шубу. Но поэтическое настроение Ивана Ивановича не радовало. Он был еще человеком: он сгорал от стыда из-за того, что происходило в последние недели, особенно от того, что было вчера на семинаре. Утро принесло ему отрезвление от пьяного угара телепатии. Вот что он думал про себя: «Нет, не может быть. Это просто наваждение. Как я мог думать о том, чтобы стать ловцом чужих душ? И зачем только я дал задание ребятам заняться анализом своих снов. Не стоило это делать! И к чему это привело? Одна занималась со мной любовью во сне. Как это противно! Не она противная. Она хорошая. Противен сон. Какая пошлость быть предметом влечения девушки или молодой женщины во сне. Я занимаюсь с ними мышлением, а они переводят мои серьезные занятия в дурные фантазии. С парнями проще. Они не думают об этом. По крайней мере, не я являюсь предметом их фантазий. Но они грубые в своем отношении друг к другу, да и к девушкам тоже. Что сказать: обыватели и только. К тому же, что выдал вчера Александр, - сравнил свою невесту с извращенцем. Нужно сегодня же после лекции (слава Богу, я на замене) сделать ему внушение, чтобы он больше не шокировал своими дикими желаниями публику, - ему же было хуже, - поссорился с невестой. Я сам тоже хорош: что за бред стать божком и учредить культ самого себя! Хорошо еще, что я вовремя это понял».
        И действительно, справедливый читатель, если бы Иван Иванович вовремя не одумался, то он потерял бы всякое уважение с вашей стороны. И так он выглядел довольно жалко. Да еще к тому же при всей своей учености и телепатии показал себя «настоящим идиотом», одержимым манией величия. Не явилось ли то, что он назвал «телепатией», проверкой его на «интеллигентскую вшивость»?

                Явление торжествующего зверя
        Тем же днем Иван Иванович осуществил задуманное: после лекции, посвященной проблемам современной метафизики, он попросил Александра Чернова остаться после занятий.
        - Саша, мне надо с тобой поговорить о вчерашнем толковании сновидений, - сказал ему Иван Иванович, как только тот подошел к кафедре лектора, держа за руку Галину Соколову.
        - Иван Иванович, я сам хотел поговорить с вами об этом. Можно Галина будет присутствовать при нашем разговоре?
        - Хорошо, конечно, - ответил Иван Иванович, заметив, в открытую дверь аудитории оставшихся членов группы, которые молча стояли напротив двери у окна, за которым ветер гонял по таившему снегу одинокое перекати-поле.
        Отчего-то ему стало не по себе и захотелось провалиться на первый этаж. «Что за странное желание», - подумал Иван Иванович и кожей почувствовал на себе пристальный взгляд Соколовой. Тогда он перевел взгляд на нее. Ему показалось, что она смотрит на него, не мигая, так, как будто его нет, как если бы он был прозрачный, проницая его целиком. Иван Иванович услышал чей-то слабый голос. Впечатление от голоса было такое, как если бы ему заткнули уши ватой. Смысл того, что он говорил, было трудно понять из-за того, что слова необычно растягивались и сливались в один сплошной словесный поток без каких-либо пауз. Наконец, он догадался, о чем говорит голос, когда понял, что говорит он сам, но не своим, а не человеческим голосом.
        - Что вам от меня надо?
        - Иван Иванович, что с вами? Это вы, а не я, сказали мне остаться, - обычный голос Чернова вернул его на землю.
        Все встало опять на свои места. Иван Иванович перевел дух и сказал вслух самому себе: «Ну, да»!
        - Так, Саша, я хотел спросить тебя, что ты имел в виду, когда выбрал своим спутником маркиза с глазами Галины? – спросил Иван Иванович, глядя на Чернова.
        Тот стал отвечать, но, странное дело, смотрел не на Ивана Ивановича, а на свою спутницу, как будто механически отвечал под ее беззвучную диктовку.
        - Нет ничего проще. Галина была одета в мужской костюм времени правления Людовика XVI, и у нее на лбу было вырезано “de Sade”. Края выреза имени почернели от свернувшейся крови. Поставьте себя на мое место. Я не мог от страха сдержаться и сообщил об этом. Что-то не так?
        - Да, нет, так, но в то же время не так. Вы говорите со мной, но не вы лично, а кто-то другой за вас, - признался Иван Иванович: он решил идти ва-банк.
        - Иван Иванович, вы определитесь с тем, кто говорит с вами: я или не-я, а то звучит крайне непонятно: я говорю с вами, но не лично. Это как: анонимно, что ли?
        - Почему ты так говоришь со мной Саша? - холодно спросил учитель.
        - Ась? Соколова, посмотри на это чудо! Оно еще имеет свое мнение. Хочешь, мы сейчас, не сходя с этого места, тебя сломаем и выкинем на помойку, сраный препод? – спокойно сказал Чернов.
        По его тону Иван Иванович понял, что тот действительно может попытаться сделать это, обнаглев от безнаказанности.
        - Чернов, я не верю своим ушам. Не ожидал от вас, что вы так можете говорить со мной, со своим учителем. Вы же не гопник из подворотни. Кто вас настроил против меня? Она? – спросил учитель своего бывшего ученика, кивнув на Галину, которую тот держал за руку.
        - Стой, Саша. Не поддавайся на провокацию, еще не время, - приказала Галина Соколова своему избраннику, но расцепила с ним руки. – Я все знаю. Почему вам можно, а мне нельзя манипулировать вами?
        - Я никогда не манипулировал вами. Я просто пытался научить вас развивать свои мысли и управлять ими, - стал объяснять Иван Иванович, понимая всю бесполезность такого объяснения. Было уже поздно.
        - Ой, ли! Что, кишка оказалась тонка? Повернул обратно, на проторенную дорогу своей жалкой, лицемерной морали? Хватит оправдываться. Если бы ты видел себя со стороны, жалкий старикашка.
        - Какой я старикашка? Мне всего тридцать лет! – возмутился Иван Иванович до глубины души.
       - Да? А выглядишь на все шестьдесят! – Чернов швырнул эти слова в лицо Иванову и дико загоготал, приседая и потирая одной рукой живот, а другой рукой хлопая себя по макушке.
        - Вы что с ума сошли от телепатии или в вас вселились бесы? – обратился он к Соколовой, скривив от отвращения губы.
        - Знаешь, вша подретузная, ты нас уже достал. Ты забыл, что закон конкуренции имеет тотальный характер и свято место пусто не бывает. Так что отойди в сторону и не мешайся под ногами небожителей.
        - То же, мне, глазастая Маат.
        - Ах, так! Тебе не нравится мой уаджет? Ты сам напросился. Давай, - отдала она приказ своему «Анубису» и тот увесистой битой сильно ударил Ивана Ивановича по затылку.
        Сознание Иванова тут же свернулось в одну маленькую точку и погасло.

                Ритуал
        Иван Иванович очнулся от тупой боли в затылке. Он никак не мог встать, - боль мешала ему встать и тянула назад, на пол. Лежа на полу и стараясь не двигаться, он медленно приходил в себя. Боль, равномерно пульсируя, отходила, но опять возвращалась. Периоды ее возвращения становились все длиннее, предоставляя ему возможность, наконец, задуматься. Иванов был рад, что его не убили. Но Иван Иванович понимал, что они могут сделать это позже потому, что он слишком много знал о том, на что способны его бывшие студенты. Но тогда зачем он им понадобился? Естественно, не для того, чтобы научить думать. Они научились читать мысли, но так и не научились думать своей головой, став слепой игрушкой в руках хитрых демонов.
        Что делать? Для того, чтобы начать действовать, следовало узнать, где он находится и сколько ему осталось времени до встречи с одержимыми демонологами. Обычно те, кто считает себя демоническим воплощением, поклоняются своим «создателям», вернее сказать, своим «паразитам». Иван Иванович с удивлением понял, что он буквально напоролся на тех, с кем всю жизнь боролся, - на «паразитов сознания». Видимо, его бывшие ученики, решили провести ритуал поклонения паразитам своего сознания. То, от чего он отказался, - от возведения самого себя в культовую фигуру, к нему же бумерангом вернулось только в прямо противоположном смысле жертвы культа. Раз паразиты не смогли поселиться в его сознании, то они не нашли ничего лучше, как съесть его мозги  устами бывших учеников. Вероятно, ритуал поклонения бесам должен был завершиться в своей кульминации поеданием его мозгов. Если это так, то в чем смысл жизни для него? В том, чтобы, в конце концов, стать пищей для тех, кого он учил думать? Какой сумасшедший бред. Полный абсурд. Значит, в жизни нет никакого смысла? Нет, так не может быть. Нужно бороться за жизнь до последней возможности.
        Видимо, насколько позволяло судить зрение, он находился в подвальном помещении, Чтобы не ждать пассивно своей участи жертвенного барана, Иван Иванович снова сделал попытку, если не встать на ноги, то хотя бы доползти до входа в подвал, чтобы выйти на свободу. К сожалению, у него ничего не вышло, ибо усилившаяся боль в затылке отняла у него не только силы, но и сознание.
        Звук падавших на него капель привел Ивана Ивановича в чувство. Но с сознанием самого себя к нему вернулось сознание нестерпимой боли, и он замычал от страдания. Только заняв удобное положение для головы, он кое-как унял острую боль. То, что боль из тупой стала острой, говорило само за себя: ему было только хуже. Без медицинской помощи он точно скоро отдаст Богу душу. Ему и его душе было лучше умереть до сатанинского ритуала. Но самоубийство превратило бы его из жертвы в насильника. Нет, не такой он хотел смерти для себя. И в то же время он прекрасно понимал, что важна не сама смерть, но жизнь перед смертью. Если у него нет физической возможности ее избежать, то у него есть сила духа, чтобы ее встретить так, как она того заслуживает. Как только ты ее испугаешься, так она уничтожит тебя без остатка. Иван Иванович понял, что он должен своим бывшим ученикам отплатить не их, а своей монетой. Следовало показать им, что он не боится смерти, и если не уговорить их отказаться от задуманного, то хотя бы постараться спасти их души, чтобы они не повторили этот ритуал вновь. Если нельзя отложить ритуал, как сделать так, чтобы они подавились его мозгами?
        Не думайте, проницательный читатель, что наш герой от страха «потерял голову». Иван Иванович прекрасно отдавал себе отчет в том, что он не может усилием мысли сделать свои мозги не вкусными. Он сознавал, что если нельзя найти выход из тупиковой, или «пограничной» ситуации, то следует свести ее к абсурду, то есть, принять за реальную ситуацию, подвергнуть вторичной материализации, с целью получения удовольствия, чтобы над ней посмеяться, если она уже не в твоей власти. Однако забава забаве рознь. Более осмысленным он полагал, пока  у него еще есть на это время, решить, чего он достиг в области мысли. Понятное дело, что буквально, или натурально никаких «паразитов сознания» не существует. Этим словосочетанием символизируется то, что можно назвать идеологическими представлениями, или ложными идеями.
        И еще одна мысль буравила мозг учителя. Он еще раз подумал о том, что нет никакой разницы в том, какую смерть принять. Они все одинаковы. Но это может быть только, если самой смерти нет в абсолютном смысле слова. Ведь если она есть, то бессмысленна не только жизнь отдельно взятого человека, но всего человечества, ибо тогда, рано или поздно, придет то время, когда умрет последний человек. Так зачем тогда жили все люди? Чтобы умереть. Но это бессмысленно. Раз так, то бессмысленна жизнь и всех людей, если мы понимаем ее с точки зрения цели. Однако если есть вечная жизнь, то жизнь всех и каждого человека в отдельности обретает свой положительный смысл.
        Но что значит «вечная жизнь»? Не то ли, что все, что люди представляют, переживают и выражают во времени обычной жизни, повторяется на всевозможные лады в каждом акте такого проживания. Только люди берут из всего того, что есть, лишь то, что им сподручно и понятно здесь и теперь. То есть, в каждом моменте времени и каждом месте пространства уже есть все места и времена, какие вообще могут быть, только в их связанном виде пространства-времени они сбываются так, как следуют друг за другом. Поэтому там и тогда, где и когда представляются, переживаются и выражаются те мысли и чувства, которые представлялись, переживались и выражались вами в ваше время, есть и вы тоже, только не вас, а себя имеют в виду люди, которые в данный момент и в данном месте заняты этим.
       Так думал Иван Иванович, но не додумал, так как его обнадеживающие размышления прервали Чернов и Киркегоров, показавшиеся в светлом проеме двери в подвал. Они втолкали в темное помещение кричавшую Варвару, а потом втащили в него обмякшее тело Власа, связанного по рукам и ногам. Он лежал мешком на полу без сознания.
        - Ну, что, чувак, приготовься. Скоро мы будем тебя резать, как порося, - обратился к Ивану Ивановичу Александр Чернов. – А пока можешь поболтать со своей ученицей, учитель, мать твою.
        - Я давно готов, Саша. А вот ты, видимо, нет, - сильно волнуешься, значит, не уверен. Только посмотри, как у Филиппа дрожат руки. Не своим делом занимаетесь ребята. Вам еще далеко до вашей хозяйки. Вот та действительно ведьма, а вы так, одно название.
        - Заткнись, сволочь. Тебе не удаться сбить нас с толку. Лучше подумай о себе, о той миссии, ради выполнения которой ты появился на этом сраном свете. Привыкай к мысли, что мы через полчаса вскроем тебе черепушку, чтобы сожрать твои сраные мозги, которыми ты думаешь нас обдурить, - попытался поставить на место Ивана Ивановича его бывший ученик.
        - Александр, мне жаль тебя. Ты ведешь себя как биоробот, запрограммированный этой ведьмой Соколовой на негативный результат. В результате ты потерял способность ставить себя на место другого человека, ему сочувствовать, стал бездушным психопатом. Ты уже не можешь смотреть на себя со стороны, не в состоянии контролировать себя, следить за своей речью гопника из подворотни. Ложные идеи полностью поработили твое сознание. Ты буквально стал понимать их как паразитов сознания, натурализовал их и теперь говоришь о том, что совершишь ритуал поедания моих мозгов. Ты вдумайся в то, что говоришь, как вульгарный материалист. Ты совсем с ума сошел, раз думаешь, что ложные идеи есть паразиты, глисты твоего сознания, которые желают питаться моим мозгом и его мыслями. Ты полагаешь, что мой мозг натурально выделяет мысли? Если так, то твой вульгарный материализм довел тебя до примитивного спиритуализма.    
        - Вот, сволочь, получи гранату, - истерически закричал Чернов, не в силах больше слушать проповедь учителя, и ударил его носком тупого ботинка по лбу.
        От удара у Ивана Ивановича «взорвался» мозг, и он вновь потерял сознание.
        - Yes, - удовлетворенно хмыкнул гопник и, бросив небрежно своему подельнику, - пошли, - закрыл со скрипом входную дверь на щеколду. 
        Шум шагов сатанистов  стал удаляться, и в подвале воцарилась успокаивающая тишина. Уже через несколько минут сердце Варвары перестало бешено колотиться и стало ровно биться. Чтобы вновь не испугаться и не переживать о том, что ее будет ждать в ближайшем будущем, она решила привести в чувство своих собратьев по несчастью. Влас лежал мертвым грузом. Поэтому Варвара переключилась на учителя. Она стала трясти его за плечо, но он никак не реагировал на все ее старания. Тогда Варвара заплакала от огорчения, что у нее ничего не получается. Она часто плакала и за это ее еще в детстве прозвали «Плаксой». Но теперь она понимала, что «слезами горю не поможешь». Однако, как только она так подумала, так следом у нее за спиной раздался спокойный голос учителя, от которого у нее сразу высохли слезы на глазах.
        - Не скажи, Варя, слеза сердцу сестра.
        - Да? – неуверенно спросила Варвара и шмыгнула носом.
        - Ну, конечно. Скажи, Вера, а давно вы затеяли принести учителя в жертву паразитам сознания?
        - Ой, Иван Иванович, давайте я перевяжу вам голову, - предложила она свою помощь и, не дожидаясь, оторвала от подола своего платья кусок материи и повязала им рассеченный лоб учителя, из которого медленно текла густая кровь.
        - Спасибо, Варвара. Но ты не ответила на мой вопрос.
        - Я даже не знаю, что вам сказать, - ответила та, сев рядом с ним на колени. – Об этом я узнала совсем недавно, после беседы о сновидениях. Галка вас почему-то возненавидела. И ее ненависть передалась всем, но особенно Чернову. После этого он весь буквально почернел, ка черт, как если бы побывал в аду. Галка нас рассказала, что читала одну старинную книгу, в которой было записано, как можно обрести способность читать мысли, принеся в жертву умного человека, съев его мозги. Они, это Галка, Чернов, Филип, Влас и староста, посмеялись  и стали обсуждать, как лучше это сделать. Галка предложила вас в качестве стопроцентного кандидата. Она как ведьма способна внушить все, что угодно. Я знаю. Но они говорили об этом так несерьезно, что я подумала, они шутят.
       Да, еще я вспомнила: недавно я стала невольной свидетельницей беседы Галки с Шуркой. Я не все расслышала, но то, что расслышала, было связано с какими-то паразитами сознания, о них вы только что говорили Чернову. Так эти паразиты беспокоят Галку и Шурку. И они хотят их успокоить, скормив им ваши мозги.   
        Только сегодня я поняла, что так они готовили себя к черной мессе. Какие они ненормальные. Когда мы стояли в коридоре, Филип достал большой мешок и сказал, что в нем мы вынесем вас во двор и положим в машину Чернова. Я сказала, что нам никто не разрешит вынести такой большой мешок из корпуса, на что он ответил, что для этого сгодится задняя лестница на первый этаж, где легко открывается окно во двор. И тут Чернов ударил вас битой. Староста от страха сразу убежала. Я тоже хотела убежать, но меня схватил Филип и сказал, что если я не буду помогать, то они начнут бить битой и меня тоже.
        Уже здесь, на даче Галки, Влас стал уговаривать нас бросить эту затею. Чернов стал обзывать его трусом, и они подрались. Вот и все.
        - Понятно… «Не буди лихо, (бессознательное), пока оно тихо», пока не проговорилось. Наверное, я виноват, что забыл принцип Канта. Нельзя использовать других. Как горько получить зеркальное отражение того, что является ложной интерпретацией, превратной формой исполнения задуманного, которое переврали, сведя к своему уровню. Они сами это сознают, но никогда не признаются, - лучше уничтожат того, кто ведает. Галина соврала. Нет такой книги, и не может быть в реальности. Но она есть в больной голове Галины. Как такие умные ребята, вроде Галины и Александра, могли потерять голову? Неужели причиной этого могут быть неприятные желания и ревность? Вы не готовы к испытаниям, к провокациям идей. И, все же, мне не понятно, как вы могли решиться на такое, - принести в жертву меня как какие-то невежественные дикари. Что за детская реакция. Ты же сама слышала бред Чернова! – взволнованно, с надрывом сказал Иван Иванович. От волнения у него на лбу из-под куска материи потекла кровь и стала капать ему на светлые брюки, скатываясь с них кровавыми дорожками на земляной пол. Полусферами они возвышались над полом и, поблескивая, дрожали как живые существа.
        - Знаешь, Вера, я уже не жилец на этом свете, но тебе скажу: я не зря прожил жизнь, несмотря на то, что мои занятия с вами закончились для меня такой кровавой манией. – Было видно, что слова уже давались ему с трудом.
        - Что вы, Иван Иванович, нас обязательно спасут. Оксана убежала и, наверное, сообщила, куда следует, что хотят сделать эти изверги, - стала утешать Вера, но ее слова были пустыми и никого не могли спасти. Тогда она в отчаянии сказала, - Вы простите нас, негодяев, за то, что мы сделали с вами.
        - Нет, что ты, Вера, ты ни в чем не виновата. Вот и Влас взялся за ум, а Оксана сбежала, чтобы не участвовать в безумии. Знаешь, Вера, хорошо будет, если я сейчас умру. Мне так будет спокойнее. Хотя бы так я смогу прекратить этот кровавый спектакль и смягчить наказание для сумасшедших. Хочу попросить тебя только об одном.
        - Да, конечно. Я внимательно вас слушаю.
        - Все, что произошло, должно научить тебя тому, чтобы ты никогда не давала волю чувствам, отключив разум. Как только они сделали это, так сразу деградировали до того уровня, с которого поднялись, - уровня ведьм, гопников и трусов. Дай мне слово забыть их. Они заслуживают не прощения, а забвения. Может быть, я не прав.
        - Иван Иванович, вы не можете взять и просто так умереть!
        - Нет, Варя. Хоть я не могу, Он может, иначе они еще больше наломают дров и следом возьмутся за тебя. Но не это главное. Главное то, не как ты умер, а то, как ты жил, не дав себе убить себя. Они уже убили себя, не выдержав встречи со своими демонами. Ты, нет еще. Тот, кто убивает свою душу, рождает дьявола. И еще: важно читать мысли не человека, но Бога. Это и есть самый настоящий ритуал.
        Это были последние слова учителя. Его глаза потухли и остекленели. Вера не слышала, как его тело покинуло дыхание жизни, но она чувствовала, что где-то далеко, нет, не в этом мире, оно слилось с дыханием вечной жизни.