Фиолетовая птица на черном снегу 45

Трёт лицо Наримаса, зудит, чешется лицо-то. С тех пор, как обморозил три года назад, тогда, когда неделю на перевале в засаде сидели. Вот с тех пор, как задумается покрепче Наримаса, так и трет лицо. Уехал командир Тайной Службы Сакамата по срочному делу, всю Службу на Наримасу оставил. В первый день до самого позднего вечера сидел-разбирался Наримаса, особливо по тем делам, что к нему непосредственно не относились. Как чувствовал, что может надолго в этой должности задержаться. Домой затемно вернулся, жена поворчала немного, да успокоилась. А вчера, под самое утро, к нему ворвался Фува Дзиродзаэмон, по прозвищу Полночный Тигр, никого слушать не захотел, всех растолкал, Наримасу с постели поднял. Спросонья не поймет Наримаса что к чему. Насилу вспомнил: Тигру Сакамата задание давал – отыскать родственников Оцуи Яманочи по женской линии. Вот теперь стоит перед Наримасой Тигр, весь в грязи, в пыли дорожной, глаза горят, щеки впали, грудь поднимается-опадает, отдышаться не может. Поклонился, воздуху в грудь набрал.


-  Все женщины Яманочи нижнее кимоно особым узлом вяжут, - в один дух выпалил Тигр. - Поддельная девчонка, лазутчик! Не Яманочи она!

-  Да ты садись, мил человек. Чего кричишь-то?

-  Бежал я, господин Наримаса, конь в двух ри от крепости пал, некогда было другого искать.

-  Так ты говоришь, что…

-  Нашли наши люди троюродную сестру Оцуи, и двух теток престарелых, все особым узлом на белье пользуются. Ошибки быть не может. Можно мне воды?

Щелкнул веером Наримаса, вызвал дежурного, отдал приказ входы-выходы из крепости блокировать, всех подозрительных задерживать, к дому Хамбэя усиленную оперативную группу вызвать, Оцую взять живой. При отсутствии дома – всеобщая тревога, прочесать всю крепость. Воды Тигру подать, еды принести, фуро приготовить. Да, и добавил, мол, девке ни в коем случае не дать с собой покончить, не дай Будда, язык откусит. Я, мол, вас всех откусить сами знаете что у самих себя заставлю. Пока Наримаса дежурному приказы отдавал, глядь, а Тигр спит уже, сидит и спит – голову на грудь уронил.


Пока Наримаса умывался-завтракал, вся операция с поимкой Оцуи и завершилась: взяли девчонку. Правда, чуть живой – лежала, опрокинувшись на землю, в садике храма Будды Амиды, в том месте, где камелии растут.

Без чувств, глаза закатились, кожа бледная, аж сама на себя не похожа стала. На всякий случай скрутили ее крепко, как в уставе записано, в рот кляп сунули. Девчонку – в паланкин и быстро-быстро пред Наримасы ясные очи. Хотел было Наримаса к допросу приступить, тут – шум во дворе. Что, мол, еще там, ни свет, ни  заря, спрашивает Наримаса.

Это привратник Мастера Над Оружием прибег, плачет, кричит. Как ветер в кронах деревьев, зашелестело, закрутилось, волной морской побежало, о берег разбилось: Хамбэй умер, старый Хамбэй умер, отравлен старый Дабацу Хамбэй. Вот оно что: только что умер Мастер Над Оружием, Дабацу Хамбэй, сэнсей школы Ити. Вероятно – отравлен. Вот такие дела… Посуровел Наримаса, брови сомкнул, веером по колену стукнул.

Усиленный режим не снимать, тело Хамбэя – в дом, чтобы без шуму, привратника – под стражу. В дом Хамбэя – дежурство круглосуточное.

Только прошел Наримаса к девчонке, а тут – новая напасть, докладывают, что в десяти ри от крепости битва идет. Наримаса только комендантский час приказал объявить, а остальное, мол, дело войскового начальства.

Смотрит Наримаса на девчонку – тело, словно кукла тряпичная, лицо – маска театральная. Лекарь осмотрел – говорит, живая, только обессиленная, как после болезни. Посидел, поприсутствовал Наримаса, мяса паленого запах понюхал, посмотрел, как ногти на левой руке девчонке выдернули. Только стонет девка, а в себя не приходит, нету толку.

В башню её, говорит Наримаса, на настил бамбуковый, пусть оклемается.
Всю последующую за этим неделю события сыпались, как яблоки переспелые. Оказывается, князь Токугава два дня и три ночи со всей своей конницей мчался наперерез войску Сёню, разбил его, ударив в правый фланг, восстановил под свое начало ключевую крепость Отэмэ, все, кто в заговоре участвовал, себе животы взрезали.

Возвратившись в родную крепость, Токугава узнал, что его пехота, изрядно потрепав силы Обезьяны-Хидэёси, почти полностью погибла. Но Обезьяне это помогло мало: на реке Сёнаи раньше на три недели началось наводнение, да такое сильное и продолжительное, что форсировать ее Хидэёси так и не осмелился.


Еще три дня Токугава ждал вестей из Осаки, и вот дождался: прибыл к нему Накагава Сибэй, по прозвищу Черный Угорь. Смурнее неба перед снежной бурей сидел Угорь, аудиенции дожидаясь. Готовился смерть принять за вести черные.

 Тайна эта велика была: князь Токугава через него тайно заключил договор с португальским королем. И на острове Кюсю, где строевой лес растет, выстроил верфи.  Под руководством португальских мастеров за год, в великой тайне были построены три каравеллы. Токугава приказал погрузить в эти суда отборные войска, и кружным морским путем на врага направиться.

Обезьяна-Хидэёси затеял строительство новой крепости, с портом морским в придачу, и назвал его «Осака». Самая большая крепость на островах вышла. По суше ее не взять – поход долог, да и стены крепки, куда там Окадзаки!

С моря пока и была возможность захватить ставку Хидэёси. Только не дошли корабли – все три каравеллы о скалы штормом разбило. А шторм злой был, ох и злой!

Один на один Токугаве Угорь эту весть докладывал, лоб боялся от пола оторвать. и чем дольше говорил Черный Угорь, тем мрачнее становился князь Токугава. Сидит, осунулся ниже обычного, даже голос изменился, хриплым стал.

-   Приказ относительно мастеров выполнили?

-   Безупречно, Ваша светлость!

-  Тысячу раз прав был Нобунага покойный: всё, что предлагают заморские варвары, следует хорошенько прожевать, да и выплюнуть!

-  Прикажете искупить вину кровью?

-  Успеешь еще!

Вот так и сложилась партия на доске для игры в Го: куда кому не идти – всё ничья выходит. Стал Токугава думать-гадать, как дело к перемирию свести.