Сфинкс

На пустыню опустилась ночь, а вместе с ней снизошла и прохлада. Кроме мелких ящериц и насекомых некому было радоваться ее приходу – мертвый песок, мертвые пирамиды и фараоны в них, и Сфинкс, давно и бесконечно равнодушный…Он не помнил, сколько тысячелетий пролежал здесь, вытянув могучие каменные лапы, не помнил, сколько прохладных лунных ночей провел неподвижно, в одиночестве, ни о чем не заботясь и не жалея. Люди были слишком ничтожны, чтобы ими интересоваться, звезды – слишком далеки, а грозные египетские боги – слишком заняты собственными распрями. Он забыл, как и для чего попал сюда и твердо верил лишь в собственное бессмертие и нерушимость вверенных ему усыпальниц.

А на Земле тем временем рушились царства, и гремели трубы, и пришло Время. Сфинкс ничего не знал о Его приходе, и потому не заметил ребенка, ковыляющего на нетвердых ножках, пока тот не подошел и не прислонился к его боку. Собственно, в другое время он и этого бы не заметил, но было что-то в багрянце восходящей луны, в шуме ветра, в том, как к нему прижималась крошечная фигурка, что пробудило Сфинкса и привлекло его внимание. Ребенок недолго стоял спокойно. Он шлепнул по теплому камню и засеменил к тому месту, откуда ему были видны глаза Сфинкса. Сфинкс повидал множество людей, желтых и белых, с узкими и круглыми глазами, низких и высоких, их детенышей разных возрастов, и только под взглядом этого он чувствовал себя неуютно.

Ребенок сказал:
- Ты ничего не чувствуешь, - это было утверждение, не вопрос.
Мысленно Сфинкс не согласился, он ведь чувствовал какой-то дискомфорт, как будто ветер, столетиями пытавшийся поколебать его, наконец достиг своей цели.
- Созерцание не пошло тебе на пользу. Ты ничему не научился.
А я и не должен был, думал Сфинкс. Мое дело – охранять пирамиды, а остальное меня не касается, и никогда не касалось.
- Неправда.
Сфинкс вопросительно посмотрел на него, только сейчас поняв, что ребенок отвечает на его мысли.
- Ты был беспечным и счастливым, сумасбродно кидался навстречу впечатлениям, бросал вызов любой опасности, и все тебе сходило с рук. Казалось, покой поможет тебе понять мир лучше, познать его красоту и гармонию. Но нет. Ты забыл даже то, что знал.
Сфинкс слушал ребенка и понимал, что тот прав. Но что он мог изменить? Обездвиженная каменная статуя…
- А ты пытался?
Нет. Он никогда не пытался, заранее зная, что это невозможно. До этого момента ему и не хотелось. Каменная слеза упала на песок.
- Почему ты никогда не пытался что-то изменить? Ответь мне, почему?
- Я боюсь,  - неожиданно вслух сказал Сфинкс, и сам вздрогнул от звука своего глухого, мертвого голоса.
- Мне некогда тебя уговаривать. Пойдем со мной, и ты вспомнишь то, что знал, а возможно и то, чего не знал, но надеялся узнать, отправляясь сюда. Время пришло!
«Время пришло!!!» - звонко зазвучало эхо, и ребенок зашагал прочь.

Сфинкс смотрел, как он уходит все дальше и дальше, и постепенно понимал, что со временем он успокоится и забудет странную встречу, и снова будут проходить тысячелетия, и приходить прохлада по ночам, а он и гробницы фараонов останутся неизменными, и все новые толпы человечков будут искать его взгляд… А потом он вспомнил слова ребенка и по-настоящему испугался.

Каменное сердце забилось так, как будто хотело выпрыгнуть из груди. Сфинкс понял, что бессмертие станет его проклятием, и паника заставила его рывком поднять голову. Ребенок был уже далеко, но все еще виден, и Сфинкс сначала несмело попробовал подняться, оторвать от земли затекшие лапы…затем шагнуть…взмахнуть хвостом… Он двигался скованно и неуклюже, но он ДВИГАЛСЯ! Сначала медленно, а потом все быстрее гигантская каменная глыба догоняла детскую фигурку, и постепенно движения Сфинкса стали плавными и грациозными, глаза обрели яркость, а обоняние – остроту. Он понял, что воздух пахнет морем, и вдруг вспомнил его – огромное, соленое, живое… Потом к запаху моря добавился аромат цветов. Ребенок впереди остановился, повернулся и с улыбкой наблюдал, как его догоняет не Сфинкс – стражник гробниц, но Царь.