Гость

Гость.
Над Карлсбергом уныло потянулся монотонный звон колокола.
Утреннее солнце лизнуло занавески на окне и те вспыхнули тяжелой пурпурной карамелью. Любопытное солнце все настойчивее пробиралось в окно, поражая запутавшихся  в нем скользких сумрачных существ, что всю ночь вползали в комнату и вертели бесконечную кошмарную  карусель.
Внезапный порыв холодного воздуха разбудил меня.
Посреди комнаты, в соломенном кресле – качалке сидел Гость.
Его визит был столь для меня внезапный, что я почти сел в сбитой кровати, что было совершенно немыслимо при моей болезни. На меня с вежливым участием смотрели сквозь очки в черепаховой оправе глаза. Такие печальные. Такие…
Он  качал головой с птичьим клювом. Куря изысканный табак, пришелец то и дело постукивал трубкой о край моей кровати ровно в такт биения моего слабеющего сердца. Камзол богатого вельможи с серебром по черному бархату украшала золотая цепь с кулоном в виде филина с распущенными крыльями и змеей в когтях. Перчатка цвета темного рубина сползла и упала на пол обнажив бледную аристократическую кисть с тонкими удлиненными пальцами и холеными бесцветными ногтями.
Я долго не решался прервать тишину, и мой гость не торопился с разговором.
Кресло  закачалось чаще, он вздохнул  с долгим, витиеватым хрипом  заядлого курильщика, и низким с легкой трещиной  голосом, произнес вдруг:
-Послушайте, мой дорогой друг. Только не перебивайте меня.
-Что вы ! - Взволнованно вырвалось у меня.- Как я могу, поймите мое отчаянное положение. Одиночество убивает меня вернее самой болезни. Я так благодарен Вам, простите меня, я не имею чести знать вашего имени.
Мой гость, казалось, не слышал моих слов. Он безмолвствовал какое-то время, в задумчивом покачивании и, как-то сразу, вдруг , совершенно неожиданно  начал  удивительный рассказ.

                -В 1913 году я служил в чине старшего помощника капитана на яхте барона Людвига фон Косса «Блестящая», которая, тому уж два дня, как пришла из Средиземного моря, от берегов южной Франции в Черное  и встала на рейд, не далеко от Левадии. На берегу, по случаю присутствия монаршей персоны разбил бивуак Сводный Его Императорского величества егерьский полк.
Горный Крым был прекрасен в весеннем цветении. Акации смешивались в пьяном веселом танце с цветущими яблоневыми ,черешневыми и персиковыми подругами. Благоухание, стекающее с предгорья, из парка, морским ветерком смешивалось с острым запахом многочисленных рассыпанных по камням улиток и, выброшенных на берег, косматых водорослей.
Казачий выезд патрулировал побережье, гоняя смуглых татар, что бойко торговали вином из бурдюков, медовым чак-чаком  и вязанками вяленной рыбы. Их гартанные окрики привлекали публику. Пока пожилые отцы в сальных каляпушах, съезжающих с головы и стоптанных остроносых ичигах, наперебой предлагали публике свой немудрящий товар, их луноликие дочери, чья луноликость  прямо указывала на популярность в их среде китайских белил, грациозно перебегали от палатки к палатке ,демонстрируя дивные медные украшения с бирюзой и сердоликом .

Отдыхающие жили своей повседневной жизнью.
Дети шумно играли на берегу в крокет, вместе с боннами, пока утомленные зноем родители пили ароматные лимонады и  английский чай.
Князь Алексей Петрович Ветров –сорокапятилетний красавец полковник помогал казакам вывести на причал замечательную пару вороных скакунов, купленную в Марселе и привезенных на «Блестящей».Это был подарок для одной очаровательной особы из  монаршей семьи. Лошади бочились, едва не соскакивая со сходней грузового катера, пугаясь гудков и черного маслянистого дыма. Армянин берейтер семенил сзади то и дело поправляя на грациозных спинах красавцев бархатные вальтрапчики с вышитым золотом гербом князей Ветровых. Наконец опасная вольтажировка благополучно завершилась, лошадей увели, и вся картина вновь задышала весенней жарой, и всеобщим покоем .Море любовно шептало что-то ласковое, перекатывая с нежным рокотом разноцветные камешки пенными губами прибоя.
Из густой зелени слышались лай собак и татарская речь.
       На этом месте мой друг прервал повествование и заметил:
-Как у Вас здесь все захламлено в комнате. На это я, запинаясь, высказался в том смысле, что, дескать, убранная комната теряет приметы своего хозяина, превращается в пустой нотный лист без партитуры. В общем понес обычную свою богемистую чушь, о чем и пожалел тут же, когда услышал надсадный кашель моего гостя. Конечно он был прав, повсюду скопилась пыль,и индивидуальность здесь была ни при чем, просто денег мне едва хватало на эту дурную комнату, где почти не убиралась хозяйка. Каким дурацким мне показался сейчас раскрытый опрокинутый зонтик с вопросительно торчащей ручкой.
-Да…,- вспомнил рассказчик
-Еще эти, авиаторы . В тот день был запланирован полет двух аэропланов с имитацией воздушного боя, все было посвящено тому же поводу, что и привезенные лошади. Публика в приподнятом настроении обменивалась последними новостями, каждый мнил себя заядлым знатоком авиации. Вспоминали о Сикорском,  и о том, как недавно он совершил полет в Царское Село из Петербурга на аэроплане «Русский витязь». О том, как его Величество, поднявшись по приставной лесенке на передний балкон могучей машины, вручил молодому летчику высочайший подарок, часы с репетицией.
Раздавались удивленные голоса дам:
-Неужели 250 пудов, что за монстр!
-Представьте  себе, и летит со скоростью 90 верст в час!
Резал воздух фуражкой бравый красавец шт. Капитан Лисицын. Дамы раскрасневшись проявляли заинтересованность, кавалеры были снисходительны. Набережная пестрела китайскими фонариками, разноцветными флагами. Молодые офицеры щеголяли в парадных мундирах.

                Помню, как в одну минуту все изменилось. Налетевший ветер сбривал с волн бешенную пену и швырял ее к небесам. Поползли по набережной плохо закрепленные палатки ,полетели дамские шляпки. Резанул колючий косой дождь. Волны, приглашенные бесами к всеобщему веселью, поднялись
одна выше другой и принялись молотить берег своими красивыми, кудрявыми головами.
Катер плясал на кнехтах словно безумец в привычных руках опытных санитаров.
-Варенька. Где Варенька и Катя!? -послышались крики. Жена капитана Мария Сергеевна бросилась к сходням. Растерянные глаза метались в поиске пропавших дочерей. Я опередил ее и с трудом оттащив несчастную от катера, бросился сам. Из чрева наружу валил едкий черный дым. Пахло угольной копотью и горелой ветошью.
Обычно, дочери капитана, две очаровательные сестренки восьми и десяти лет, сновали повсюду, благодаря живости характеров и общему настроению.
Они любили играть на мостике, и за ними неусыпно наблюдал старый матрос Снегирев. Но теперь только стена черного дыма встретила меня во внутреннем помещении. Ветер гудел в снастях, посудина билась бортами о бревна причала и откашливалась черными клочьями. Я почти наощупь стал пробираться к машинному отделению. Слезились глаза. Меня швыряло о стены. На голову сыпалась остывающая копоть. Под ногами хрустело стекло. Я пригляделся и узнал в блестящих осколках то, что осталось от коллекции подарочных пасхальных яиц, которые вез с собой наш боцман Крутиков. Каким чертом они могли попасть на катер, я не успел сообразить, потому - что лоб в лоб столкнулся с  капитаном. Он был страшен не столько сажей, покрывающей его лицо и мундир, сколько выражением лица - всегда решительного и твердого, а ныне растерянного и беспомощно испуганного.
-Там нет моих девочек, нигде нет, - Прохрипел он и бросился мимо к выходу.
Я пошел за ним и когда оказался на палубе, где, отдышавшись, уви-
дел картину подлинного хаоса. Вдоль берега  кувырком летели пестрые предметы татарского обихода, а так же фуражки, ленты, коробки и просто мусор. С гор хлестали потоки воды. Кое-где глинистый грунт просел. Обнажились трещины, в которые закручиваясь устремились потоки.
Однако не эти обстоятельства привели меня в состояние оцепенения.
Над горами, опоясывающими бухту, под облаками пролегла темная линия, подобная горизонту. Новый горизонт, прочерченный в небесах, венчался белесой накипью.  Ниже этой светлой линии темнела стена, практически сливаясь с контурами гор. Я пригляделся и заметил, как пунктиром стали гаснуть огоньки на канатной дороге, что спускалась с вершины. Таинственная синяя стена приближалась и я понял теперь, куда подевались огни на вершине.
На нас со стороны берега надвигалась громадная вспененная волна!
Ужас сковал меня. По какой-то причине я вдруг с острой тоской подумал о конце монархии…
Это был конец света, Армагеддон. От куда могла прийти с континента волна километровой высоты!?
Стало очевидно, что спустя минуту-другую, всех нас не станет.
Повернувшись на ватных ногах, я вошел в темный дверной проем и нащупал по левой стене коридора, дверцу в стенной шкафчик, где хранились пожарные шланги. Опустившись на колени, я закрыл фанерную дверцу и стал молиться. Поверьте, друг мой, так как в ту минуту, я не молился никогда. Это была упокойная  по себе самом. Последние минуты тянулись очень долго, но я торопился, боясь в торопливой исповеди забыть о чем-нибудь важном, наиважнейшем перед прочим. Тем не менее, время шло, а решающего мгновения все не наступало. Мало того, куда то  исчезла качка , и даже дым, казалось , сам собой пропал.
Я вышел на палубу и , представьте себе,  увидел такую картину.
Сияло солнце. Ничто не напоминало о минувшем шторме и пожаре. Над горами висели, зацепившиеся за вершину легкие облака. Канатная дорога сияла электрическим светом.
На берегу прогуливались все те же отдыхающие. Среди них я заметил матроса Снегирева, который крутил девочек капитана вокруг себя «каруселью».
Вся картина апокалипсиса осталась в том фанерном шкафчике.
Молчание повисло в темной комнате.
-Что же вы, продолжайте,- Попросил я своего гостя. Однако ответа не последовало. Кресло покачивалось. Одеяло соскользнуло на пол. Превозмогая боль и головокружение, я подошел к двери в гостиничный коридор и открыл ее. В ту же секунду ослепительный свет залил все вокруг. 
Я стоял на сходнях того самого катера! Закрыв ладонями глаза от яркого света, я сделал несколько шагов вперед. То, что пришлось увидеть мне вслед за этим, ошеломило меня.
Горы с постройками исчезли во чреве бесшумно надвигающейся  волны, которая восходила до небес зеркально - голубой стеною. Ища спасения, я бросился  на  катер, что так подробно описал мой гость, однако никакого катера на прежнем месте не было. Только море своими непостижимыми просторами лежало предо мной готовое, словно родная мать принять  свое дитя.
Боль отступила! Я впервые за последние годы ощутил себя, безо всяких болеутоляющих средств, счастливым полноценным человеком. К черту сиделок, к черту бесконечные переливания и инвалидное кресло. Там, куда унесет меня в своем чреве эта грандиозная сила нет ни боли ни болезней ни страстей.

Чайка косой тенью пронеслась мимо и прочертила острием крыла в наступающей стене пенную линию. Волна скрывала за собой пол мира. Между нами оставался ничтожный промежуток пляжа в десяток метров. Я, улыбаясь от безграничного душевного ликования, повернулся лицом к обреченному миру.
 Спины коснулись первые холодные капли, заставив меня вздрогнуть.
Я закрыл глаза и широко,
                словно крылья, 
                расставил руки.

                Сюрьга 2009 г.