Право на предательство. Глава 13

      Глава 13. ПОСЛЕ УЖИНА В УМАХ И СЕРДЦАХ


      — Папа! Артемия Денисовича и Женю ты уже видел, а как тебе Алла Арчиловна?

      — Ты уверена, что хочешь поговорить именно о ней?

      — И о ней в том числе. Я ещё на теплоходе составила о ней своё мнение и вкратце тебе его изложила, поэтому сейчас мне хотелось бы услышать твоё, только честно. Надо же сравнить…

      — Ну что ж, ничего нового я тебе не скажу. Обыкновенная женщина, любящая мать, обожает своего сына, да так у них всегда с первенцем, особенно мужского пола, одета со вкусом, может себя держать, достаточно умна, в какой-то степени влияет на мужа и ещё в большей — на сына. Симпатична, хорошо сохранилась. В целом впечатление положительное. — Павел Дмитриевич посмотрел на дочь, она только согласно кивала. — А как тебе Артемий Денисович?

      — Да примерно так же, как тебе его жена.

      — Тогда перейдём к главному? — Павел Дмитриевич не счёл нужным скрыть лукавую усмешку. — Как тебе Женя… воочию?



      Во всякой женщине, даже очень молодой, всегда дремлет более-менее искусный дипломат. Ира была очарована Женей с того самого дня, когда увидела его фото в мобильниках Аллы Арчиловны и Лизы, общение в сети достаточно быстро перевело её очарованность в обожание. Томлениям юной души она предавалась с восторгом и не жалела красок для своих фантазий. За спиной могущественного отца она чувствовала себя в полной безопасности и была уверена, что отец будет потакать всем её капризам, от возможного негатива её непременно убережёт, а она сама сможет уговорить, упросить и склонить его к тому, чтобы он не только принял любой её выбор, не только умилился ему, но и достойно его обставил. Женя явился ей едва ли не прекрасным принцем, романтическим героем. Даже не имея за своими плечами обеспеченности, важных родителей, головы на плечах, незаконченного высшего образования, блестящих перспектив, смелых планов и умения одеваться, он покорил бы её одной своей красотой, блеском чёрных глаз, отсветами на матовой белой коже и стройной фигурой — что же говорить о том, что приложенные к внешности многочисленные достоинства только усиливали и усиливали влечение! Это его губы целовали её в ночи, это его руки ласкали её грудь, это его колени раздвигали её бёдра… Своё «хочу!» самой себе она сказала давно, но отцу вовсе незачем было знать, что она влюбилась: она и так уже несколько раз высказывала своё более чем тёплое отношение к парню, а ведь она — Резникова, это её должны добиваться и любить больше, а она будет только подставлять щёку. Или, по крайней мере, делать такой вид.

      — Ну что ж, — наигранно-лениво и нарочито-спокойно начала Ира. — Я уже высказывалась в том плане, что красив и даже очень. Приятно, что, как ты сказал, «воочию» впечатление не разрушилось, даже больше красок. Это примечательный, совсем не русский тип, ну, в плане колорита… Его мама… Арчиловна… армянка?

      — Наполовину грузинка. Но должен заметить, что первоначально все закавказцы были светлоглазы, это персы их испортили своими набегами.

      — Аа… но в смысле Жени вышло нормально. Вообще естественно, когда прежде всего обращаешь внимание на внешность, все эти покладистость, надёжность, основательность, серьёзность сгодятся только бедным дурам, которым надо не только парня получить, но и материально обезопаситься. Но это так, на полях, далеко идущие планы я пока не рассматриваю. А что вы не говорили о его замыслах в области бизнеса в провинции? — у него были какие-то идеи…

      — Да наша встреча была абсолютно неделовой.

      — Настолько, что на завтра он предложил мне продолжить её в ресторане, — улыбнулась Ира. — И я согласилась, тем более, что Надин с Тамиллой пока задерживаются в Европе. Надеюсь, ты не будешь возражать: сдаётся мне, что у тебя, — тут Ира шутливо отняла указательный палец от стакана с соком, который держала в правой руке, и направила его в сторону отца, — как и у меня, впечатление хорошее. Да, ты же его и раньше видел, даже высказался в том смысле, что он не чета всем этим ухажёрам за моим приданым. Меньшовы — обеспеченная семья?

      — Не так пышно, как мы, но в целом очень недурно.

      — Ну и прекрасно: дешёвая забегаловка мне не грозит. Твой престиж не пострадает, если завтра я сяду в «Фольксваген»?

      — Пару раз потерплю, но, если ты захочешь с ним встречаться, ему придётся воспользоваться родительским «Мерседесом».

      — Гордость не позволит время от времени перехватывать у отца, пусть обновляет собственный автопарк. Вообще, «чем женщина богаче, тем дороже она обходится».

      — Как ты, однако, жестока…

      — Это не я — это суровая правда жизни. — Ира поднялась и, подойдя к отцу, чмокнула его в щёку. — Спокойной ночи, папусь!

      Резников взял её руку и прижал к своей щеке.

      — Спокойной! Не засиживайся за компьютером!

      — А ты — за своими многотомными подрядами.

      «А глаза у неё блестели гораздо выразительнее интонаций, — подумал Павел Дмитриевич, когда дочь поднялась к себе. — И её выходки за столом и в саду понятны: она захотела продемонстрировать своенравие и выяснить, увлечён ли Женя настолько, что не остановится, даже если Ира окажется с норовом. Эх, Аня, Аня, вот наша девочка и влюбилась. Представляю, как вы бы сейчас секретничали». И старый опытный мультимиллионер, владелец строительной империи, умилился и чуть не прослезился, вообразив, как дочь с матерью машут на него руками и прогоняют из спальни. «Ну па, совсем рано», — тянет Ира. «Ну Паша, ты же видишь, у нас совещание. Давай, давай, через полчаса». — И Анна выталкивает его бедром из комнаты, смеясь и перемигиваясь с дочкой. «Да, не дожила покойница». Павел Дмитриевич вздохнул и прошёл в кабинет разбираться в текущих делах на сон грядущий.



      Обработку отца Женя начал ещё в машине:

      — Папа, пока Лиза не забросала нас вопросами об убранстве резниковских покоев и Ириных тряпках, сообщаю, что назначил мадмуазель встречу в ресторане, которая, конечно же, была с радостью принята. — Увидев удовлетворённую улыбку отца и услышав облегчённый вздох матери, Женя решил выбивать преференции прямо сейчас: — Так что я со своей стороны программу-максимум на сегодня выполнил, но по-прежнему заявляю, что от предполагаемой женитьбы не в восторге. Невеста с бзыками, с нею наплачешься скорее, чем обеспечишься. Но, если вы настаиваете, больших расходов, папа, на подготовку к ЗАГСу тебе не избежать: мне нужно минимум десять штук евро и, скорее всего, это только на первый месяц ухаживания. Пиво и чипсы здесь не прохляют, как и дешёвые забегаловки. Икра чёрная отечественная, тюльпаны голландские, рестораны итальянские, духи французские.

      — Куртка замшевая импортная, — в тон продолжил Артемий Денисович и благодушно погладил себя по животу. — Ладно, разоримся ради Ирочки, в любом деле накладных расходов не избежать, сегодня же вручу.

      — По-честному и мне ровно столько же не помешало бы за лицедейство и изображение нежных чувств, — проворчал Женя, удовлетворённо отметив про себя, что первый пункт принят. Теперь надо было давить дальше: — Это ещё не всё. Второе: на «Фольксвагене» наследницу долго не покатаешь, она к другому автопрому привычная. Мы говорили перед отъездом, что тебе не мешало бы меня «Лексусом» снабдить, а теперь в смысле экипажа меньше «Бентли» ничего не пойдёт.

      — Мм… — засомневался отец.

      — Не «мм», а правда жизни. Мамзель капризна и разборчива, мне вообще молоко за вредность надо выписывать… Ты помнишь скромность моих притязаний, я бы и меньшим обошёлся… Брак — твоя идея, ты знал, на что идёшь. В конце концов, отдыхая в Елегорске, я практически ничего не потратил, а пользу делу принёс.

      — Женя прав, — вмешалась Алла Арчиловна. — Купим «Бентли», а Резниковым намекнём, что это наш вклад молодым… тьфу-тьфу, не сглазить… Свадьбу… тьфу-тьфу, не сглазить… в его особняке надо сыграть, не будет же он требовать с нас оплату стола и прочее… Так что сейчас жадиться не надо, это их бдительность усыпит. Выше голову, наследница клюнула, я видела, как она смотрела на нашего Женечку. — Мать горделиво улыбнулась, закрывая прения в пользу сына.

      «Процесс пошёл, — ухмыльнулся про себя Женя. — А завтра с утра к Алёшке с первыми бонусами».



      — А-лё-ша!

      — Ев-ге-ний! — Алёша идеально скопировал интонации партнёра, разделив имя на слоги и повысив тон от первого к последнему.

      — Я к тебе с новостями, а ты меня встречаешь как врага!

      — Знай мою добрость, потому что ты не враг — ты ещё хуже, ты предатель.

      Алёша скрылся в глубинах квартиры, вернулся через несколько секунд с захваченным в туалете освежителем воздуха и принялся распылять его в своей комнате.

      — Ты только мою рубашку не задень, а то следы останутся…

      — С тебя надо было начать в первую очередь: от тебя просто разит резниковским духом, всю комнату заразил, миллионер хренов, элита сраная!

      — Может, ты меня сначала выслушаешь?

      — Сначала я тебя продезинфицирую. — И Алёша поднёс баллончик к Жениному носу, но не нажал на головку.

      — Всё идёт по плану! — Женя отвёл руку любимого. — Мы же договаривались, что комментарии после!

      — Я ни о чём с изменниками не договаривался. Будь благодарен за то, что я тебя вообще на порог пустил, а мог бы и этого не делать. — Алёша ещё несколько раз распылил освежитель в комнате и только после этого унёс дезодорант в его привычную обитель, вернулся и разлёгся на кровати. — Давай, трепись, пускаю…

      Женя только горестно вздохнул. Он, как всегда, с чистой душой, а его встречают со злым сердцем! Какая несправедливость, ведь, по сути дела, он один принимает муки, и именно он делает что-то для их привольной жизни, а строптивый Лёшка только плюётся оскорблениями и смешивает его с грязью! Ничего, он сейчас вразумит заблудшего!

      — Успокоился? А теперь слушай.

      И Женя подробно изложил события вчерашнего вечера, особо напирая на дерзость и невоспитанность наследницы — это должно было показать Алёше, что его партнёр критически относится к своей избраннице, потому что по-прежнему любит своего милого. Однако Алёша воспринял это совсем по-иному:

      — И что хорошего? Она сидит на голове у папаши и намерена так же вольготно расположиться, выйдя замуж. Она уже избалована донельзя, это не исправить. Ты с ней только намучишься.

      — Подожди. Если она на самом деле строптивая и капризная, это аргумент для моих предков, что не стоит с ней связываться? Аргумент, с этой стороны хорошо. Теперь предположим другое, к чему я больше склоняюсь: она только играет в любимую доченьку и показывает, что все выходки сходят ей с рук, но это снаружи, а внутри она просто обыкновенная бабёнка, жадная до внимания молодых красавцев: ты бы видел, как у неё глазки заблестели, когда я ей свиданку кинул — ухватилась будь здоров!

      — А, так у вас уже романтические встречи намечены!

      — Пока только одна.

      — Одна только пока, у тебя с русским нелады.

      — Ничё, ничё, всё нам на пользу. Во-первых, я нажал на отца, чтобы, если дойдёт до помолвки, он там с ними не миндальничал и нормальное приданое выбил: с волками жить — по-волчьи выть. А, кстати, у неё ни слуха, ни голоса.

      — Поздравляю. При её любви к русскому фольклору тебе ещё до брака будут устраивать кошачьи концерты.

      — Ты забыл мои собственные таланты, в любом случае я смогу ответить адекватно… Во-вторых… теперь слушай внимательно, это самое главное, теперь у тебя не будет ни малейших сомнений в том, что у меня на уме. Пахан выдал мне десять штук евро на кабаки, букеты и флаконы. И что ты думаешь? Вот! — И Женя вытащил из кармана небольшую книжечку. — Две тысячи я уже отстегнул в наш фонд. Это до брака, никто на эти деньги точно не покусится, но лучше их всё-таки на тебя перевести. Раз. И — совсем круто! — я надавил на пахана, чтобы он растряс свою задницу и раскошелился мне на «Бентли». Ну, типа западло за мультимиллионершей на «Фольксвагене» ухаживать. Он мне её купит, «Фольксваген» я загоню, а ему скажу, что продал другу, он рассчитается через две недели, потом ещё через две, а потом… ну, уедет в неизвестные края, то есть кинет, — и эти денежки тоже останутся у нас! Ловко?

      — Не говори «гоп»…

      — Но на две тысячи я-то уже напрыгал! — Женя перебрался к Алёше в постель, пристроил свою голову точнёхонько на упрятанных в джинсах достоинствах друга и потёрся о них щекой. Наметившаяся реакция ему понравилась, он раздвинул и приподнял бёдра любовника плечами, опуская своё тело на кровать, и оплёл руками.

      Алёша не мог не признать, что в целом Женя честен, договор соблюдает, даже уже вложился в их розовое будущее и, самое главное, наследница пришлась ему совсем не по вкусу, но и сдаваться так сразу, не поворчав хотя бы для виду ещё немного, не хотелось.

      — Речь шла вовсе не об этих копейках! Почему ты ничего не сказал Резникову о предпринимательстве в провинции? Хотя бы пробный камень можно было пустить…

      — Так мы его ещё в Елегорске пустили! Ты думаешь, он забыл? — Женя продолжал тереться о набухающую горку, протянул руки из-под бёдер Алёши, провёл ими под ягодицами и ухватил пальцами пояс джинсов. — Он прожжённый делец, такие ни фига не забывают. Просто вчера… мм… было ещё не время. Тебе не кажется, что пора переключить своё внимание с деловых интересов на любовные?

      — На любовные? Смотри, не натри себе щёчку о грубую джинсу. Впрочем, можешь успокоиться, скоро тебе придётся лапать другую задницу под шёлковыми тряпками.

      — Кстати, фигура у неё хреновая. Хоть она платьем замаскировалась, это только видимость, а в реале ни сиси, ни писи.

      — И что хорошего? Выкинь ещё несколько штук из резниковских щедрот на пластику.

      — Слушай! — Женя даже перестал пробираться пальцами под джинсами Алёши к сокровенному. — А если она ляжет на пластику в клинику твоего пахана? Ведь там её можно благополучно угробить! Наркоз, скажем, не выдержит.

      — Мой пахан не пластический хирург.

      — Тем лучше! Отделение всё равно должно быть, у него наверняка широкий доступ, можно пролезть и навредить, а ответственности никакой!

      — Этих и менее кровожадных идей у нас великое множество, но я уверен, что при ближайшем рассмотрении они все окажутся пустыми.

      — Это просто сейчас плохо соображается. — Женя вытащил пальцы из-под джинсов приятеля и занял их непосредственно замком.

      Алёша привычно вильнул бёдрами, джинсы полетели на пол вместе с трусами. Женя устроился, как прежде, между ногами партнёра, наслаждаясь разворачивающейся сценой. Член Алёши стремительно твердел и вздымался, крайняя плоть отступила за венчик налившейся головки, призывающей губы любовника.

      — Терпение, только терпение, — прошептал Женя, потеребил пальцами короткие каштановые завитки на лобке, а потом принялся охаживать их и языком. Алёша запрокинул голову, облизал пересохшие губы, но ублажаемую пассивную одалиску изображать не захотел. Рывком поднявшись в постели, он снял майку, оставшись совсем обнажённым, и принялся разоблачать любовника. Полностью раздетый, Женя оседлал друга, пристроив свой тоже уже возбуждённый член точнёхонько на его собрате. Главные участники действа соприкасались основаниями, задрав ярко-розовые головки к животам обладателей. Женя нагнулся, увеличив площадь и силу соприкосновения; Алёша провёл пальцем, собравшим первые капли выступившей смазки, между уздечками; Женя, поняв замысел, для надёжности послюнявил свои пальцы и увлажнил сторону своего ствола, прижатую к члену Алёши; тот потянул его к себе, ухватив за ягодицы. Женя двигался взад-вперёд, полуприкрыв глаза, ощущая всё более и более растущее возбуждение в кольце Алёшиных пальцев, замкнувшем в себе оба члена. Губы метались в хаотичных поцелуях, то сплетаясь, то скользя по щекам и подбородкам. Алёша просунул свободную руку к яичкам, начал играть с мошонками, то сближая их, то разводя, сжимал их, и без того подобравшиеся, чувствуя крепость налитых шариков, спрятавшихся за складочками нежной кожи. Ему пришло на ум сменить позицию, он столкнул с себя Женю и потянул его на себя, захватив ногу приятеля и сам резко переместившись к достоинствам друга головой. Губы вобрали в себя член с набухшими, явно обозначившимися венами. Язык скользил по кромке венчика, поднимался к сочившейся смазкой щёлочке, проводил сначала легко, а потом усиливал нажим, словно пытаясь раздвинуть, забраться внутрь. Пальцы продолжили свой танец на мошонке, ухватывали её сзади и спереди и проводили посередине. Рот оставил член, осторожно всосал одно, а после и другое яичко, снова вернулся к стволу, опять передоверив увлекательное занятие руке. Женя отвечал тем же, стоны становились всё более рваными и громкими.

      — На губы, — невнятно прошептал Женя, ловя членом ласки языка и погружая его всё глубже и глубже в кольцо сладострастия.

      — И мне…

      Кончили они почти одновременно, изливая пряные струи на подрагивающие в последнем экстазе припухшие губы.

      — А теперь кока-колу, — попросил Женя, ещё не отойдя от оргазма.

      — Или я сдохну, — согласился Алёша, тоже тяжело переводя дыхание, и, не вставая с кровати, протянул руку к столику за предусмотрительно, перед физкультминуткой, вытащенной из холодильника бутылкой холодной американской гадости.


      Минут через десять продолжился разбор полётов.

      — И всё-таки я не понимаю, почему твой отец так вцепился в этот брак.

      — Мне кажется, он хочет обезопасить своё собственное положение… ну и наше с ним в том числе. Все эти схемы, распилы, откаты не постоянный источник дохода, я уже не говорю о том, что противозаконный. Желающих пристроиться к этой кормушке всегда много, толкаются сильно, а у пахана уже хватка не та.

      — И с кем я только связался! Сын коррупционера…

      — Да, я вообще исчадие ада, — констатация печального факта Женю не удручила, и он так же спокойно продолжил: — Там ещё народный фронт начал шерстить, вечный конфликт интересов, подковёрное противостояние, клан на клан. Нужна будет показательная акция — для рейтинга, выборов или ещё там чего… Да хотя бы большое дерьмо отодвинуть и прикрыть — и покатится папашка колбаской из своего кабинета. Ну, и в этом случае ему гораздо удобнее остановиться у резниковских капиталов.

      — А то у вас без них разбитое корыто… Даже если предположить худший вариант: упекут твоего папашку — офшоры-то всё равно останутся, счета матери, родственников, недвижимость… Конфискации-то сейчас нет.

      — Захотят наложить лапу, так надавят — и шкуру спустят. А у Резникова всё легально, законно, открыто — к нему не подкопаешься.

      — Это ещё под вопросом…

      — То-то и оно, что нет. Ты думаешь, мой пахан разведку не провёл? Будь спок, иначе бы он так не вцепился. И, если до чего и дойдёт, Резников-то родню обожаемого доченькиного мужа не оставит. И ещё я подумал: может, пахан разведал, что у Резникова рак в неоперабельной стадии… вон он худой, как жердь… Тем более выгодно к Ирке присосаться. Гонору-то в ней много, а в делах она что-нибудь смыслит? Лично мне сомнительно. А! — Женя чуть не взлетел в постели. — Что, если сразу после свадьбы или даже в момент бракосочетания его отравить? Народу-то полно будет, поди разыщи, кто ему чего в шампанское подлил или подсыпал! Вот тебе ещё один вариант!

      — Ага, размечтался! Так он со своими церберами и фраернётся!

      — Не во время, так после свадьбы! Нет, это тоже идея очень даже!

      — Всё это опасно. — Алёша с сомнением покачал головой. — И, потом, зло аукается. Вроде бы всё и устроишь, а потом тебя самого машина переедет. Не, дохлый бизнес, лучше не браться, спокойнее пересидеть и дождаться, когда его бог сам приберёт. Наше участие лучше ограничить порчей нервов и спроваживанием в могилу абсолютно непреступным способом.

      — Или, скажем, полукриминальным, — мысль о злодеяниях определённо Жене понравилась. — У Резникова на стене куча картин висит, уговорим Ирку, чтобы он доченьке в особняк пару штук переправил, изготовим копии, подменим, а оригиналы загоним. Даже если откроется, сочиним какую-нибудь душещипательную историю… о троюродном племяннике, у которого порвались ботиночки. Не, тут надо брать крупнее: ипотеку двоюродной тёти, неожиданно лишившейся работы. Вот видишь, сколько возможностей. Второй раунд? А после третий? И потом четвёртый? Надо же мне надышаться перед спуском в ад…


      И всё было хорошо, и всё было прекрасно, но… Оставшись один, Алёша должен был признать, что теперь, хочет он или нет, но должен делить Женю с кем-то другим. Это пока там не было постели, это пока любовник был ему верен, а пройдёт неделя… месяц, два… Что же делать? Гриша периодически вбрасывал ему советы по спасению, но большинство из них сводилось к прекращению отношений. С глаз долой — из сердца вон. Наверное, это могло подействовать, но отказываться сейчас, выдирать любовь клещами, бежать от самого драгоценного наполнения своей жизни, от её главной составляющей? Немыслимо, глупо, неправильно. Терять во имя того, чтобы скорее забыть? Сдаться из-за какой-то девки, зарыть голову в песок? Должен же быть какой-то выход, только где он, каков он? А ответа всё не было…