Игра

                "Слова правят нами, или мы правим словами". 


    Господа, желающих участвовать в играх слов прошу вложить в банк 170 р., всего 170 р., но золотых или позолоченных. Результат игры слов прост - сочи-не-ни-я, а авторство будет подарено победителю игры, с чем мы его поздравим. Взнос в банк можно осуществлять и по ходу игр, и даже перед последней игрой. Что, господа, начнем? Я - ваш распорядитель, в переводе на французский - крупье. Господин, что вы ухмыляетесь, вам тут неуютно, тогда попрошу покинуть наш клуб, да-да, именно через ту дверь. Не желаете, тогда ухмылку в карман и сядьте. Итак, начинаем, слова на стол. Как они будут связываться, в какие родственные отношения и о чем они скажут сказами – играми, кто знает? Кто? Молчание. И правильно, и это так по-настоящему. Молчание, оно исход. Рас-сказы, сказы, сказания, сказ-ки, пере-сказки и наконец, иг-ра-сказки. Все одно – надо сказывать. А уж что, или о чем – это разве сказуемо пред началом-мочалом.

Иг-ра-сказ 1
Слова, откуда они, вы не  знаете, они же из детства, вы удивлены, все мы растем из него, и знаете или не знаете, все, что мы делаем, что говорим, что сочиняем, есть ветки дерева, как оно зовется, не  угадали, не жизнь – а детство. Ну вот и пора  "Игра» -ем? Вновь молчание. Стало быть "да", играем. Слова на столе, откройте, распорядитель, рядитель не родитель наш, где вы, я тут, пожалуйста, вот слова "раз-говор" и "выбор". Кто за что берется, и в банк не забудьте положить сто и семьдесят монет. Кто? Вы? Очень даже пожилой поживший и может даже переживший себя, но вид у вас не трепанный, прошу, кто вистует, а это вы, господин с сияющим черепом, а кто еще, вот вы господин с бабочкой, нет? значит все в пасах. Хорошо, поехали.
И играющий заговорит. Да раз-говор пошел. Так случилось, что наши пути пересекутся, переплетутся, а с ними и слова, а время это уместится в магазине торгового центра. Начнется всё с выбора. Я выбираю галстук для приятеля ко дню рождения, а женщина выбирает сорочку мужу. Каждый из нас, конечно же, сам по себе. Наконец женщина остановит внимание на сорочке, которую ей предложит продавщица. А до того продавщица аккуратно скинет на прилавок целый букет галстуков и отойдет к женщине, поскольку, поблагодарив, я добавлю, не тревожьтесь, я выберу сам. И когда женщина возьмёт сорочку, держа ее за плечи, я невольно погляжу в её сторону и нисколько не стесняя себя, скажу.
- Нет, эту не стоит покупать, лучше вон ту, и укажу на сорочку, что осталась лежать на прилавке.
Женщина глянет на меня и, как к своему старому знакомому, обратится с полувопросом.
- Вы думаете эта лучше.
Скажет, улыбнется и согласится.
- Да, эта приятней смотрится, она лучше. И как вы узнали, что она для меня лучше?
- Не знаю, кто-то сверху подсказал.
И тогда-то и завяжется наш разговор, или беседа, если желаете.
- Что ж, спасибо, а что вам нужно?
- Мне ничего, у меня всё есть, правда - бывает вдруг  что-то приглянешь и говоришь, бери, хотя и не нужно вовсе.
- Интересно, а давайте я предложу вам что-то, что понравится мне.
- Ну, скажем галстук, я ведь зашёл из-за галстука.
- Для себя?
- Нет, я не ношу и не носил никогда, для приятеля ко дню рождения.
- Хорошо, тогда я выберу.
- Нет, не стоит, потом.
- Что ж, потом, так потом.
- Кстати, вы заметили, как сцепились словами.
- Сцепились? Как странно сказано и отлично, я не задумывалась, но вы правы, а с вами удивительно легко, не знаю почему.
- Я со всеми и с вами такой, какой я есть, это у меня с рождения, впрочем, как и у всех,  и конечно  с детства, оно и осталось во мне.
- Детство? Интересно, я не задумывалась о нём. Наверное из-за забот, дом, ребенок, и живем мы в просторном доме, в посёлке.
- В коттеджном?
- Да, там пустота, особенно ребёнку, и я устаю с ним, он всё время рядом, задает вопросы.
- А вы отвечаете на автомате и часто невпопад.
- Да, так, откуда вы знаете?
- Знаю.
- Тогда скажите почему?
- Потому что вы потеряли детство.
- Детство? Потеряла?
- Да и да.
- А вы?
- Я нет, я же сказал, оно всегда во мне со всеми событиями, их было много, они были, но, когда пересказываю их, я сочиняю их заново, затеваю с ними игру со словами.
- Интересно, расскажите.

- Хорошо вот одна из них, из 1941 года, из 22 июня. Мы едем на дачу, она далеко в 100 километрах от Еревана, выезд ранним утром, чтобы не попасть в жару, мимо озера Севан, через два перевала и наконец въезжаем в город Дилижан, небольшой курортный город с отдыхом среди лесов и гор. Въезжаем на центральную площадь, там народ толпится вокруг столба, на который водружён черный репродуктор, все в тишине прислушиваются. Водитель наш выходит узнать, что случилось, и, возвратившись, сообщает маме, «началась война». Мама, не задумываясь, говорит ему, разворачивайся, я еду в город. Она не могла ставить отца одного, она должна была быть рядом. Конечно, мы с сестрой оставались не одни, на попечении маминой сестры, нашей любимой тети. Но как только я понял, что мама оставляет меня одного, я зарыдал, и помню, как мама, целуя меня, скажет, бала джан, я через неделю приеду. И эта неделя будет долгой, как одна отдельная жизнь.

- И сколько тогда вам было лет?
- Пять.
- И вы всё помните?
- Да, всё, и не только случившееся тогда. Спасибо памяти и словам и тому, что свыше дало мне быть таким, но с возрастом начинаешь более свято относиться к словам, они приходят и приносят с собой вкус детства.
- А откуда они?
- Как откуда, он из детства же, и потому наши детства всегда с нами, вы удивлены?
- Не знаю, но я задумалась, а со мной ли оно.
- Со мной оно всегда, и я расту из него, и всё, что я делаю, что говорю, что сочиняю, разве не ветви дерева, которое и есть детство.
Она задумчиво, как-то в сторону скажет.
- Вы к тому же и поэт.
- Скорее всего ребёнок, ведь ребёнок от рождения поэт – сказочник, а просто поэт – это уже профессия, а у ребёнка профессия – быть ребёнком.
- Да, странный вы человек.
- Кстати, человек странный – это человек сторонний, пришедший с другой стороны.
И она вновь задумается, замолчит, а на лице её обозначится не печаль, а жаль.
Так, стоп, явлюсь я, крупье и спрошу - как вистующий, будете молчать, или… Именно "или", господин наш крупье, я готов. И что? Ставлю на слово раз-говор. Пожалуйста, начинайте, милейший, господин вистующий.  Я буду краток, и даже кроток, как крот. А что кроты кроткие? Да, они кроткие, когда только-только высовываются из своего подземного хода в мир чужой, где часто встречается такой враг, как "а вдруг". Благодарю за по-яснения, продолжайте. А день тот и будет ясным, солнышко будет тепло светить, и выводить на показ публике наш мир. А публика в утреннее время  в поездках, едет, кто в автобусах, кто в троллейбусах, кто-то может и с бутер-и-бродом, этим бредом от дональдса с маком. Я в тот день не стал пользовать своё авто, надоело оно мне, скучно, как наизусть заученная и замученная частушка-пастушка, а причем тут пастушка, хмыкнет человек с бабочкой. Так же "причем" как ваша бабочка на вашей же шее. И вот едем мы все в троллейбусе, гляжусь я в окно, с приятностью обгоняем всякие авто, и вдруг шоферским взглядом замечаю,  что подрезающее авто вот и вот врежется в троллейбус прямехонько туда, где сижу я, но водитель вовремя выжмет из тормозов всё, что можно и не можно, а я успею проговорить в окно "ну ёклмн твою мать", поскольку я вообще-то ловок на матерщину но к месту, а рядом, между прочим, сидит дама, с виду ничего, с длинными волосами, уходящими за плече, за её  дамские, не за мои. И слышу женский соседский голос, "вы что-то сказали мне? ". Я на мгновение потеряю всякую мысль, но спустя это мгновение, просто – и – так честно, как  и не скажешь, отвечу: "я сказал в окно, а соседка замечательная женщина". И тогда она скорее примечательная, а может и при-мечтательная по-доброму смехнётся без "у", но вскочит с места и с возгласом "ой, моя остановка" бросится к выходу и успеет выкрикнуть "день будет чудесным». И всё? Да. Скажу, что вистанули вы очень удачно, получите по вистам долю от банка, ну а теперь к вам оборачиваемся, к вам, милейший рас-сказчик,  о чем там "жаль".
- О чем Вы?
- Да, о себе, о Вас, как жаль, что мы не встретились раньше.
- Раньше этого бы и не было, есть "теперь", "сейчас", и это так здорово.
- И для Вас?
- Для меня даже более чем для Вас.
И вновь, да вновь, в который раз задумчивость и молчание окутают её. Время играет в кошки без мышек, убежит, и женщина скинет с себя наваждение и вспомнит,
- А галстук, ведь я выбрала.
- Какой?
- Вот этот.
- Чудесный цвет, глубокий желтый, в самый раз к его черному костюму.
- А он молод?
- Да, но уже вполне приличный учёный.
- Успешный?
- Успешный? Он и есть успех природы.
- А Вы?
- Я есть я, есть такой, а не сякой.
- Что ж, мне повезло.
- Взаимно, не в займы, а обоюдно.
- Да, получилась целая исповедь, Ваша, моя или одна на двоих.
- Как Вы хорошо сказали.
Она что-то пытается сказать…
- Только не говорите спасибо.
Предложит он.
- Отчего же?
- От того, что благодарность не к месту, а уж, если спасибо, то пусть оно будет, как и должно быть, обращением, чтобы когда надо нас спасли - спаси-бо.
И догонит нас молчание, и остановится рядом, и тогда я пойму, что вот и пришла тишина, одна на двоих. Потом женщина подойдет ко мне поближе, положит ладони обеих рук мне на плечи и кончиками пальцев дотронется до моей шеи, и в этих прикосновениях разве не будет таится слово "спаси-бо". Из тишины донесется мой приглушенный голос.
- Вы потрясающая женщина.
- Случай.
- Не случай, а должное.

Это будут последние слова. И звучание начнет ослабевать, а потом и вовсе исчезнет. Но улыбки, две наши улыбки останутся с нами и до сих пор. Мне верится, верится, что так и есть.
Что ж, господа, выигрыш пожившего и даже пережившего себя господина, пожилого, а может и молодого очевиден, банк, уважаемый, весь ваш, сгребайте.
Слова, откуда они. Как откуда. Они же из детства, возможно его, этого детства и не было, но сочинено было в детские времена, которые не ведают исхода и не в памяти осядут, а будут жить да поживать да сказы-сказки наживать.
Ну вот, господа, и отыграли мы первую партию, и, конечно же, в выигрыше не вистующие, и тем более не пасующие, а распорядитель крупье-видный, и скажем спаси-бо автору,  сдал он слова отменные.

Иг-ра-сказ-2
Слова. Откуда слова. Откуда они. Они от верблюда, что прошагал на своих горбах целый мешок слов и вот рассыпал их по столу, ну а я, распорядитель смешал их и рыдаю. О чем они сложатся, кто выиграет, а кто не проиграет, но не выиграет и останется при своих ухмылках, поиграем и увидим, и может услышим. Что ж, начнём сказ-партию.
Итак, слова на столе. А на столе еда. Слово "еда". Еда? Ну и что? Как что, за этим словом целый мир. Какой ещё мир!  За ним… а впрочем, ведь за ним и на самом деле толпятся не только бульоны, свекольники, борщи и щи, шаш-и-лыки и балыки, каре-бедного-ягнёнка и всякие иные блюда, ну и салаты всех мастей, о, господи, сколько же их, стоят в этой очереди, за одну жизнь их все не попробовать. Да! Вы, господин такой умный, правы, но за едой следует, как верный пёс, слово "вкус". О, как вкусно, о, как безвкусно, о, какой вкус морского ветра, о, какой вкус прошлого, ну и прочее, и прочее. Вкус! Вкус-но, не только "вкус". За едой творится всё. Переваривание. Сделки. Любовь. Наконец убийства. Как?! Просто     о-травлением. О, господи, не будем вспоминать-поминать. Пусть так, а любовь? Нет за едой любви не бывает, бывает объяснение в любви или в не-любви. Да-а-а, целый мир, и не одна ведь жизнь, а жизни сварены в супнице или нанизаны на шомпол. Пол позавидует, пол, которому принадлежат миллионы пар ног. Пол, на который всё, что весит хоть сколько-то падает, но с которого невесомое разве взлетает. Как так? Не взлетает потому как невесомое не существует. Его нет, в нашем мире. А в другом? Вот к этому я клонил вас. Кто это "я"? Я? Да никто. Пожалуйста, употребите "ты", или попроще "он", ну или и вовсе сказочно "некто". Разве время еды это не время обряда, время молитвы жизни, когда она, жизнь, молится о тебе, призывает быть, а ты отрешённо совершаешь этот обряд, и время еды не уходит, не исчезает, оно останавливается и ожидает, когда свершится обряд, когда умолкнет последнее слово молитвы, слово, которое не звучит, не шумит, не заявляет о себе, но есть, слово живет в тишине, оно часть тишины, и разве время еды не время вхождения в таинство, которое мы не отмечаем, не примечаем, но оно есть,  и от того в еде есть сокровенный сигнал. О, какую же славную песню, лишённую всякого мотива, но звучащую словами сочинил этот тип, этот "некто". И кажется распорядитель остался доволен, потому как весь банк он смахнул в свой вязанный-перевязанный мешочек, подаренный его первой супругой. Что ж, не уймется распорядитель, он же крупье, он же "некто", он же "ты", он же "я", и вовсе никакой не автор, автор есть, но он вне подозрения как жена цезаря, так вот, скажет крупье, вон лежит открытая карта, ещё одно слово, а рядом с вами господин очень лысый, ещё одно, а там ещё, ну целая россыпь, ну так что, господа, играем? Дружное, но разногласное "Да" выдавили из себя все заигранные господа. По глупости, озвучит себя молодой человек, хотя ему уже пятьдесят с пятью годами лет, пустота-та ещё, а рядом – рас-хи-ти-тель. Так что же, играете? Крупье набрасывается не на слово, а на якобы молодого человека. Уверенное "Да" не вызывает сомнений в его желании сыграть, да к тому же без прикупа. И этот человек, этот странновато не опознаваемый по возрасту мужчина, всё-таки оставим за ним звания "молодой человек", и говорит, глядя на слово "пустота", все знают, что такое пустота, братьев у этого слова немало, и пусть, и пустой, и опустошенность и так далее, и так далее, значат все эти слова – нечто, значит ничего нет, отсутствует всякое, что поживает с нами. И без нас, ну возьмем хотя бы со-четания, пустой человек, что это такое, а, молчите, боитесь вы-сказать не то, вот и вы пусты, пустой – это тот, кто ничем не полон, разве кое-что в осадке, в отстое от долгой пустоты, или пустота пространства, хотя бы жилья нашего, где нет мебели, нет люстр, но ведь есть стены, есть свет, ну а степь, да-да, та самая, что без границ, или ущелье без вздыхания тоже пустота, но своя и наверно не-повторима, и в этом слове, коллеги мои, и есть разгадка – неповторимость означает и отличимость, вот как, стало быть в пустоте есть что-то, что отличимо, что есть. И вот тут-то кстати, рядышком слово, спокойное, уверенное в своей козырной силе, слово "расхититель", и почему бы не сказать, "расхититель пустоты". Кто он, кто расхищает пустоту? Он человек без во-о-бражения, да, он может бродить по пространству, а может сидя в кресле бродить, как вино в погребной бочке, у него нет мочи заполнить пустоту, где и без него всё есть, и из которой всё и является, ну как, а? как сыграно? Крупье помотает головой загадочно, подожмёт губы вроде бы как с удивлением, но признает, выигрыш очевидный, вы сорвали банк. И не будет ни грусти, ни сожаления у распорядителя, рядителя и родителя игры, а скрытое душевное удовлетворение, и ещё он с усмехом подумает, а ведь за расхищение пустоты не наказывают. Подумает-подумает и объявит, желающие перерыва, пожалуйста, перерыв с прерывом вашего участия допусти;м, ну как, кто желает, ответное молчание означило определенное не согласие, а простое "нет" прерыванию. Распорядитель всё поймет и произнесет странное слово, которое будет брошено на стол, на стол не на зелено-суконный, а на дубовый, тёсанный, почти вечный - "любовь". Все молча ахнули, мол, вот это да! Кто будет играть, или все пасуют? Молчание нарушает дамочка, опытный игрок, но уж очень рисковая. Мужчины нынче, скажет она, очень решительные на "нет", в глазах её крупье заметит слёзы грусти. Женщина продолжит спокойно, без волнения за исход, я сыграю, но буду краткой, два-три хода, или пропаду или с банком. Лысый тот самый совсем возьми, да и хихикни, на что распорядитель не без унижающей усмешки заметит, некоторые мужчины по паспорту только на хихички способны. Совсем лысый, вовсе не смутившись, и обратится, ладно, хватит занимать время, давай госпожа, начинай. В ответ госпожа и скажет так вроде бы никому, где начну, там и кончу. Мужчина-тихоня, что вообще ни разу не высовывался, даже сострит, лучше всё-таки подольше. Крупье резко и распорядительно доведёт до сведения тихони, что ему лучше помалкивать. Что ж, начнет женщина, господа, припавшие к столу, любовь. Никто так и не определился, что это такое, а я скажу, что любовь – это когда я не мешаю другим быть. Лысый спросит, а те об этом знают? Не знаю, ответит женщина и добавит, у бога свой язык, а вообще-то, господин распорядитель, вот и всё. Что ж, скажет "я", банк ваш, а пасующих мужчин лично угостить пустым чаем, которого никто не-чает. Кстати, продолжит он, добавлю от себя, конечно у бога свой язык, но не он ли сказал однажды, судьба вселенной вершится на кончике волоска. И наступит ти-ши-на на весь оставшийся вечер.
Слова. Откуда слова. Они от верблюда, что прошагал по тишине пустыни и зашагал их на горбах своих мешки слов и рассыпал их по тишине. А я, распорядитель, собираю их и раздаю, и о чем они сложатся, кто выиграет, а кто не проиграет, но не выиграет, оставшись при своих ухмылках, поиграем, проиграем игорную гамму, увидим и услышим и узнаем, а пока вернёмся в тишину.

Иг-ра-сказ-3.
Слова. Можно ли доверять им? Слова. Вера в них. В них ли вера, или мы верим в них? Вопрос? Вопрошать легче, труднее отвечать, труднее не из-за самих вопросов, а за себя же потом ответ нести. Куда нести? На суд. Ведь в начале было слово. Веление ли? Или незнание даже назначенно, значенное на что будет трачено. Что из того выйдет? Или что "О какое! ". Или яйца выеденного не будет стоить. Кто знает, тот молчит. Ох, уж эти слова. Во что сложатся, не в нас ли? Кто знает, тот молчит. В молчании не тайна, а способ существования. Не нашего ли? Но мы же ох как болтливы. И признаемся, не только болт-и-ливы, а ещё и высоки-и-безмерны, мысля с усмехом, мол это же мы слова создали и создаем, и раздаем всем сторонам света. Что ж, начнем сказ-партию…
Слова на столе, сдаются не поднявши ручки свои кверху, а обратившись румяным, ребячьим лицом к столу. Одно перевёрнутое. Случайно? Будем думать, что да, случайно. И слово это до-ро-га, не до-ро-га;, а до-ро;га самого носорога. Смешно? Хмыкаете? Лучше промычите – играете или в пасах валяться будете? Ну! Видимо, в буфет желаете поскорее попасть. Тогда играю я, ну а потом хоть в буфет, хоть в туалет бегите. Итак, бросьте в банк суммы каждый из своей сумы. Да-да, только те, кто кладут, так, спасибо, вистует. Раз, два, три, трое. Ну что ж поехали, куда заведет нас она, дорога, никто не знает и это так замечательно. Доро;га такая этим и дорога;, и выигрыш будет дорогим, до-ро-гим, ну ещё одна буква и услышим "гимн". Шагая по дороге, мы ведь и пыль поднимаем, легче легкого, её, пыль, что разлеглась в спячке. Раз-и-будим её. Она поднимается растерянно, не понимая, а за что её отбеспокоили. Приглядываюсь. Кто это приглядывается? Ох, уж этот лысый толстоумный игрок наш, кто-кто, да никто никтоевич, всего лишь местоимение "я" и всё, бутылку закупориваем, а в ней молчание многодневной выдержки. Так вот, приглядываюсь, стало быть обряжаю пыль приглядом своим, а это вовсе не пыль, это же слова, легкие, не использованные с давнего дня или ночи, и с чего-то глаза слезятся от них ли, а может от солнца. Оно ведь тоже есть, ах, подумаю я, лучше ничего не замечать, не мечать то или иное, себе же заботы заводить, лучше стану человеком молчаливым, а молчание мое – это не молчание слов, а пыль эта тогда осядет  вновь на дорогу и заметёт следы мои, и никто не узнает, где я, куда иду, и что встречаю. И вдруг – спотыкаюсь. Камень. Нет это не камень, но окаменелое слово, и зовется оно проклятием. Пытаюсь поднять. Не поднимается. Ну и тяжёлое оно, кто его поднимет, тому не позавидуешь. Накликает камень этот бедствие, отлучить от жизни этой сможет. Обойду его. Оставлю, пусть отдыхает от темных дел своих, отды-хает и хает всех, пусть и лежит клятым, никому не нужным до поры до времени иного. И тут я решаю, да нет не решаю, а как-то само по себе случится, возьму да и сверну ни налево, ни направо, ни левее, ни правее, а туда, куда ни один компас не укажет, как ни верти его. И надо же, пройду долго ли, коротко ли и вижу, сидит на придорожном камне человек, с виду приличный, всяких надуманных лет. Что бы вы делали при такой встрече? Не слышу, а вот голос вечно пасующего, и что скажете? Он, голос говорит, а то, что пройду мимо. Но я не мим с О на конце, я игрок и люблю рисковать. Я остановлюсь рядом и спрошу, что случилось с вами, и получу простой, как вот этот дубовый стол ответ, проводите меня, а куда и сам не знаю. Ну я и согласился стать провожатым, и стану вожатым, не вагонами вожатить, а вожатым, как однажды в детстве в пи-о-нер-лагере для очень умных детей. Я тогда уже был не просто дитём, а повзрослевшим идиотом, ну стало быть знающим что ничего он не знает. Так что вожать, водить я уже умел. Ну и отчего бы не впасть и в зрелость игровую в провождение кого-то, кого знать не знаю, сопроводить случай до того места, где он, случай, перестанет быть случаем. И надо сказать, что со случаем это случилось очень скоро, а также скоро, уже подходя к последним минутам существования случая, я потеряю из виду про-вожаемого уважаемого, но не обращу на то никакого внимания, потому как у меня внимание ухудшится, а я окажусь в объятиях чудесного парка, в котором меня ожидала юная королева, впавшая в драму по королевской милости. Но мне ещё будет необходимо найти её в этом торжественно-могучем парке. А вдалеке видятся горы, снежные отроги, с гор доносится прохладный ветер, и слегка кружит голову круговерть крутой дороги, а вот и секвойя. Мир её необъятен, и кажется, что это не её  ветви, а кручи столетий, по которым ниспадает синяя хвоя. А чуть подалее белый мрамор изваяний, пруд, скамья, фонтаны, и всё это королевы юной драма, но драмы уже нет, она пройдет мимо, и останется королева, и залы опустеют, в них будет холодно и грустно для посетителей, как на вокзалах, и именно там на вокзале, на одинокой платформе будет стоять одиноко она, королева, только что вышедшая из зала ожидания, а значит и из драмы.
Вот и все, господа игроки, вот и всё, что скажете. В ответ раздается хор голосов, звонкий, ладный - "банк ваш, банк ваш! " И тогда я улыбнусь и улыбкой одобрю решение общего собрания сочиненных игроков, и конечно же нецеремонно, но галантно поклонюсь кивком головы автору, клянусь я это сделаю.
Слова. Откуда слова. Неужели они от верблюда, который пересек этот огромный необыкновенный город и на горбах своих дошагал баулы слов и рассыпал слова по паркетному полу танцевального зала. Но никто из танцующих не подберет ни одного слова, даже он, то есть распорядитель не подберет, чтобы уйти в молчание танца, в то самое молчание, в котором все станут искать золото…так порешил автор, а "Я" не причем…