Донор

Еще не умер ты, еще ты не один,
Покуда с нищенкой-подругой
Ты наслаждаешься величием равнин
И мглой, и холодом, и вьюгой.

В роскошной бедности, в могучей нищете
Живи спокоен и утешен.
Благословенны дни и ночи те,
И сладкогласный труд безгрешен.

Несчастлив тот, кого, как тень его,
Пугает лай и ветер косит,
И беден тот, кто сам полуживой
У тени милостыню просит.

О.Э. Мандельштам

Это событие осталось в моей памяти как утешительный приз, как грамота, выданная по ошибке за участие в праздничном параде на Красной площади еще до его завершения.
Мы постоянно ссорились, старательно нанося друг другу чувствительные обиды и многочисленные раны. Поводов было так же много, как деревьев в окружавшем наш санаторий лесу. Мы регулярно вместе ездили отдыхать, и я столь же регулярно начинал проклинать тот день, когда соглашался вместе с моей пассией отправиться в отпуск. Стало очевидно, что находиться вместе мы можем не более трех дней. Потом начинались взаимные претензии и упреки. Но первые сутки были очень яркими и сладостными, коварно пробираясь в подкорку, они вызывали условный рефлекс на предложение по совместному проведению очередного отпуска со стороны моей подруги.
Ее звали Лика. Она была сексуальна и, естественно, имела мерзкий характер, который закаляла в замысловатых и противоречивых отношениях со мной. Мы встречались один раз в неделю ровно на сутки и, получив мощный садомазохистский заряд взаимной симпатии, замешанной на природном неприятии и притяжении друг друга, подобно инородным телам разлетались с невероятным чувством облегчения и священной радости личной свободы. Потом, конечно, требовалась перезагрузка и обновление этих противоречивых чувств. Лика вновь через неделю приезжала ко мне так обыденно, с разговорами на какие-то бытовые темы, будто выходила за пачкой масла в местный «Перекресток». Слушая ее, я не мог понять: это великолепная актерская игра или извращенная страсть? Я надеялся, что нынешняя поездка станет последней, и мы избавимся друг от друга, и я вздохну с облегчением человека, перенесшего успешную операцию по удалению геморроя.
Мои колени тряслись, голова кружилась, но я старался как можно точнее изрыгать остатки вчерашнего ужина в желтоватое жерло казенного унитаза. В силу того, что мне частенько приходилось это делать из-за гастродуоденита, я мог продемонстрировать отменные результаты в аккуратности и точности. Почти не забрызгав сомнительной белизны ванную комнату нашего номера, я стал в очередной раз проклинать ту минуту, когда согласился приехать зимой на известный курорт в отпуск со своей Ликой. Мы долго выбирали место нашего отпуска и в конце концов поселились в рядовом номере санатория Кавказских минеральных вод. Распорядок каждого дня был продуман нами еще задолго до нашего приезда сюда. Медицинские процедуры с утра сменялись многочасовыми прогулками по живописным окрестностям, которые будоражили творческую энергию многих художников и поэтов России. Курорт с многовековой историей, принимавший в свое благодатное лоно многих представителей аристократии и российской богемы еще с позапрошлого века, теперь усердно и по-своему успешно переваривал и нас.
В городе еще встречались остатки изящной архитектуры, осененные дореволюционной эстетикой. Для меня было наслаждением бродить по вечерам под кованными балкончиками и изощренными в своей красоте эркерами девятнадцатого века. Заходя же на рынок, я придирчиво выбирал чурчхелу или разнообразные сухофрукты. Мне любопытно было наблюдать за разными типажами торговцев этого северокавказского рынка. Здесь мне попадались настоящие абреки, которые, похоже, днем практиковали относительно праведную жизнь торговцев, а по ночам выходили на большую дорогу, но делали это даже не из-за заработка, а просто соблюдая местные обычаи. Здесь же можно было встретить колоритный типаж провинциального Остапа Бендера, столь распространенный на юге России. Как правило, его отличие от литературного заключались лишь в меньшей образованности и отсутствии человеколюбия. Эта публика была крайне общительна, шумна и успешна в коммерции.
Однажды оказавшись после утренних процедур на рынке, я решился на покупку целой связки сушеной хурмы. На вкус она была сладкой, как пастила, и я съел сразу несколько штук. А к вечеру обнаружились все признаки тяжелейшего отравления. Я всю ночь провел в обнимку с унитазом, страдая от рвоты, поноса и рези в животе. Плюс ко всему у меня еще подскочила температура. Перед отравлением я в очередной раз поругался со своей Ликой, поэтому мои страдания протекали в полном одиночестве. Моя подруга уже второй день молча уходила после обеда на прогулку и возвращалась только поздно вечером. Проснувшись на третий день болезни, я по-прежнему испытывал слабость, так как два дня вообще ничего не ел, а только извергал жалкие остатки пищи и жизненной энергии. В зеркале платяного шкафа я обратил внимание на нездоровую бледность на своем истощенном болезнью лице. Но удивительно, что мной стало овладевать странное состояние, похожее на некую форму одержимости. Меня, несмотря на недуг, неумолимо тянуло прочь из санаторского номера. Даже декабрьская погода с типичным для этих краев мелким дождем и затянутым облаками небом не могла меня остановить. Я выскочил из номера, будто спасаясь от нашествия редких бацилл. Лика с утра уехала в N-горск. Я же решил ехать в N-водск. Я не мог объяснить рациональных причин в выборе именного этой конечной точки своего маршрута. Пройдя несколько метров в сторону вокзала, я почувствовал приступ слабости. Колени дрожали, но внутренний голос неустанно бубнил мне: «Иди, иди, все будет хорошо…». Привыкнув доверять своей интуиции, я не спеша брел по мокрому асфальту, проходя мимо ажурных кованых заборов утонченного модерна начала ХХ века.
Оказавшись у билетной кассы, я вдруг растерялся и, взглянув на кассиршу, пожилую даму с уставшим лицом вышедшей на пенсию дрессировщицы тигров, стал мычать что-то нечленораздельное о погоде и собственном здоровье. К моему полному изумлению, прервав меня на полуслове, она протянула мне билет до N-водска, хотя я точно помнил, что ничего не успел сказать ей о станции назначения. Я ошарашенно оглянулся на стоявшего за мной пожилого мужчину в меховой шапке а-ля пирожок и, схватив билет, помчался к только что подошедшему поезду. Уже в поезде я выяснил, что придется ехать с пересадкой, пересаживаясь на узкоколейное полотно.
Вся моя поездка была наполнена мистикой. Сидя у окна, я тщетно пытался сфокусировать свой взгляд на пейзаже, но ничего не получалось, так как мысли не давали сосредоточиться. Мнимая статичность пейзажа порождала уверенность, что наш вагон стоит на месте, хотя периодически приходили новые пассажиры и уходили прежние. И только это доказывало, что я неумолимо приближаюсь к цели моего путешествия. Вдруг рядом со мной сел тот самый пожилой человек, которого я сразу узнал по характерной меховой шапке а-ля пирожок. Он угрюмо уставился в грязное стекло вагона. Мне подумалось, что он также, как и я, едет в неизвестность, подчиняясь неведомым инстинктам или промыслу Всевышнего. У него был отсутствующий взгляд и моторика робота с подсевшим аккумулятором. Вдруг он неожиданно повернулся ко мне и пристально стал изучать мое лицо. Это не было проявлением бестактности, скорее, читалось в этом отчаяние человека, ищущего спасение или взывающего о помощи. Глаза этого пожилого, лет шестидесяти, человека были полны печали. Он снял свой каракулевый пирожок и бережно положил его себе на колени.
- Знаете, с определенного момента моя память стала напоминать огромную библиотеку, наподобие александрийской, где от времени проходы между стеллажами стали зарастать сорной травой и лианами. Стеллажи с моими древними или относительно свежими фолиантами и рукописями вдруг заполнились отхожим мусором, и добраться к ним стало проблематично. Я все пытаюсь прорваться куда-либо, в поисках нужного и важного томика, но проходы заросли сорняком. Я продираюсь, прорубая себе дорогу большой совковой лопатой, но уткнувшись в стеллаж, понимаю, что передо мной кирпичная стена. И получается, что все мои знания, книги, встречи, эмоции, путешествия отгораживается, лишая меня заслуженной индивидуальности. И я перестаю быть собою. Видимо, это, как говорил мой брат, послание от родственника с характерной фамилией Альцгеймер. Кстати, геймер, как известно, в переводе означает игрок, что добавляет некоторую толику черной иронии в мои рассуждения. Это, видимо, такая игра со стариками. Кто-то веселится. Но физически я крепок еще, - попутчик замахал руками, будто отгонял мух, - еще могу пробежать километров семь, отжаться раз сорок, да и в остальном…
Господин с шапкой пирожком уставился на меня своими огромными грустными глазами, явно ожидая какой-либо реакции. Мне стало жалко его, и я решил поддержать эти рассуждения:
- Не отчаивайтесь, природа человеческого мозга до конца еще не ясна. Следовательно, все процессы, связанные с ним, тоже малообъяснимы. Быть может, очищаясь от огромного массива информации, вы возвращаетесь к себе прежнему.
Я жалко улыбался, надеясь удачно острить, провоцируя его оптимизм.
Попутчик был явно разочарован моей репликой. Он разглаживал лежащую на коленях свою древнюю шапку ритмичными движениями и молча смотрел в окно. Я подумал было, что разговор исчерпан. Но просидев так в трясущемся вагоне с отсутствующим видом минут пять, он вновь повернулся ко мне.
- Меня зовут Александр Григорьевич. В данной ситуации для вас можно просто Тит Лукреций Кар. Мой юмор не слишком вульгарен? - почти жалобно спросил собеседник. - Понимаете, ночью у меня было очередное видение, точнее, сеанс связи с миром иным.
Александр Григорьевич с вызовом посмотрел на меня, демонстрируя готовность к иронии с моей стороны. Но настроение у меня было элегическое и я с некоторым удовольствием проглотил его наживку, ожидая услышать увлекательную историю, демонстрируя крайнюю заинтересованность и внимание. Прервав паузу и благожелательно отметив мое искреннее участие, мой попутчик продолжил:
- Главное тут то, что все мои ощущения были явно вне сна, так как я отчетливо помню, как и когда я ходил по нужде, пил воду, выглядывал в окно. А перед этим видением долго не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок. Я вынужденно бодрствовал, считая тучных баранов и перебирая пустые переживания прошедшего дня. И вот часам к четырем утра я вдруг почувствовал едва заметную тревогу и ощутил, будто кто-то трогает меня, слегка касаясь сзади за плечо. Потом я поймал на себе пристальный взгляд.
Оно, наблюдающее за мной существо, было человекоподобным и без определенного пола и возраста, как мне показалось. Это существо имело большие, выпуклые, абсолютно бесстрастные немигающие, как у рептилии, черные глаза, которые пристально наблюдали за мной. На голове моего визави была огромная трапециевидная блестящая тиара с невиданным узором, а тело было заключено в золотистый сверкающий наряд, напоминающий своеобразный кафтан, который скорее представлял из себя оболочку с жесткой структурой. В нем, как в коробе, обитало это бесформенное существо, будто управляя им изнутри.
Чуть помолчав, Александр Григорьевич продолжил:
- Вы понимаете меня? Хорошо я ещё раз попробую описать его внешность. На моем собеседнике, как я уже говорил, был необычный жесткий кафтан, скорее, даже панцирь с узорами. Не сразу, но я понял, что внешний узор оболочки носил не столько декоративный, сколько прикладной характер. Правда, смысла и принципов работы этого постоянно меняющегося узора панциря я понять не мог. Не видя всех деталей картины, я ощущал, что само существо, наблюдавшее за мной, имело аморфное тело, погруженное в этот блестящий саркофаг. Хотя и телом-то это назвать было бы сложно, скорее оно напоминало бесформенную биомассу, погруженную в удивительную оболочку. Лишь голова имела жесткий череп в тиаре. Мне сложно объяснить, как я получал информацию о том, что было скрыто от моего взора, но подозреваю, что мне ее скачивал прямо в мозг мой визави.
В глазах моего оппонента читался мощный интеллект и полное отсутствие эмоций, от чего делалось жутковато. Встретившись взглядом с ним, я осознал, что он вызвал меня на связь не просто так. Я понял вдруг немыслимым для меня образом, что нас с ним связывают невидимые нити родства. Характерно, что обмен информацией между нами происходил беззвучно наподобие телепатической связи. Позднее мне открылось, что это существо – мой прямой потомок, сознательно вступивший со мной в контакт только для единственной цели – ему была жизненно необходима моя энергия в виде эмоций. Он сообщил мне, что до нашей встречи подобного рода изъятие энергии другими обитателями его мира происходило помимо воли доноров. То есть наши будущие потомки, нарушая фундаментальные законы физики современной эпохи, продирались к нам сквозь толщу веков и незаметно вступали в контакт с нами, цинично перекачивая энергию. Интересно, что сама по себе энергия могла вливаться в них лишь в виде наших эмоций. Оказывается, в их мире царил эмоциональный голод и жуткий энергетический дефицит. Достигнув небывалыхх высот технического прогресса и, преодолев всевозможные биологические недуги, свойственные любым формам органической материи, наши потомки утратили такие базовые эмоции, как страх, страсть и тому подобное. Это стало расплатой за технические достижения их общества. И жизнь, лишенная всех этих эмоциональных красок, потеряла остроту и вкус. Она стала нудным отбытием срока существования, завершение которого отодвигалось все дальше и дальше благодаря достижениям наук будущего. Таким образом, создалась парадоксальная ситуация: обретя столь желаемое бессмертие, люди лишились мотивации в жизни. Конечно, биологическое бессмертие было недостижимо, так как обрести его было невозможно в силу определенных законов мироздания. Продолжительность жизни некоторых особей исчислялась трехзначными цифрами. Но костлявая все равно находила каждого со временем. Происходили несчастные случаи и были не редки суициды. Те же, кто обрел такую длинную жизнь, избежав несчастных случаев и преодолев соблазн добровольного ухода, сталкивались с эмоционально-энергетическим голодом, превращаясь в своеобразные мыслящие овощи с колоссальным объемом знаний и опыта. Правда они оставались безучастными ко всему происходящему. Подобная увеличенная продолжительность жизни распространялась далеко не на всех в том мире. Но те, кто мог, заменяли свои биологические органы на биопротезы, выращенные из пробирок, или на искусственные, заменяющие различные части тела. Помимо всего прочего, он сообщил мне, что генетики за долгие годы экспериментов добились уникальных результатов, усовершенствовав генофонд каждого человека, изменяя его природные данные. Теперь любой обитатель земли мог стать этаким биороботом с уникальным организмом, созданным по его воле. Плюс ко всему его сознание вмещало колоссальные объемы знаний, которые черпались напрямую из единого информационного центра. Лишь одно обстоятельство мешало предаваться счастью – дефицит энергии, порождающей эмоции. Поначалу желающим предлагались виртуальные симуляторы, провоцирующие выработку эмоций, но подобного рода принцип получения энергии не соответствовал потребностям заказчиков. Даже либидо перестало существовать, так как видовое воспроизводство полностью заменило клонирование, а те яркие эмоции, которые дарил секс, вдруг, по непонятным для меня причинам, утратили свою силу. Но частичное решение все же было найдено. Каждый желающий за определенную мзду в виде тех же эмоций получал доступ к своим далеким предкам, из которых выкачивалась энергия. Правда, такой способ был несовершенен, так как приводил к болезням или сумасшествию доноров, что лишало реципиента в конечном счете источника энергии. И вот мой потомок решил вступить со мною в контакт, для того чтобы изменить принцип взаимоотношений донора и реципиента. Я был далеко не первым донором в череде его далеких предков, что объясняло причины душевных недугов в нашем роду. Мне тяжело было осознавать, что виной тому наш удивительный потомок, но я не мог что-либо изменить. В процессе общения я осознал, что несмотря на столь наглый грабеж личного эмоционального фонда, мой потомок совершенно не испытывал раскаяния и вообще каких-либо этических терзаний, так как там, в мире будущего, это стало ненужным, точнее, нерациональным расходом дефицитной энергии, того ресурса, который придавал смысл и остроту жизни!
 Видите ли, бесстрастность – это то качество, которое вожделеет обрести значительная часть человечества, к которому стремятся адепты большинства религиозно-этических учений и которое культивируют многочисленные гуру в своих ашрамах XXI века. Так вот бесстрастность стала не просто обыденностью, а я бы сказал, проклятием того времени. Человечество будущего, достигнув высочайшего уровня комфорта, как я понял из общения с моим визави, стало не просто тяготиться этим спокойствием, а даже утеряло смысл жизни. Как выяснилось из общения, в результате бурного развития генетики и нейропсихологии удалось справиться с большинством отклонений в виде склонности к асоциальному поведению личности. Но это, как оказалось, была пиррова победа. Спокойствие и уравновешенность стали проклятием и новым вызовом. Человечество «выплеснуло с водой и младенца». Я понял, что утратились стимулы для развития не только личностного, но и социального. Мнимое благополучие и бесконфликтность большинства получили в нагрузку апатию и отсутствие какой-либо мотивации к любой деятельности. Образовалось комфортное и теплое болото. И там самым дефицитным товаром стали эмоции. Я не совсем понял, как они их используют, но очевидно, что сложился нелегальный рынок с крайне высокой степенью рентабельности.
Мой попутчик замолчал и закрыл лицо ладонями, будто почувствовал стыд или резкую боль.
- Вам плохо? – спросил я.
- Не в этом дело, не в этом…, - пробубнил Александр Григорьевич.
Поезд затормозил и, слегка покачиваясь, стал терпеливо ждать, когда мы его покинем. Не сговариваясь, мы встали со своих мест и вышли на станцию.
Я точно не знал, куда идти, и доверился своему чутью. Александр Григорьевич шел рядом со мной подобно сомнамбуле, едва перебирая ногами.
- Александр Григорьевич, вы сказали: «не в этом дело!» А в чем же? Что вы имели в виду?
Не успел я задать свои вопросы, как мы чуть не столкнулись нос к носу с идущими нам навстречу мальчиком лет девяти с внешностью хронического отличника и, вероятно, его бабушкой, худощавой дамой с отсутствующим взглядом и морщинистой кожей лица. Мальчик нес в руках грязный футбольный мяч и безостановочно тараторил себе под нос:
- Да, скорее всего, в сборную по футболу меня не возьмут. Хорошо драться и бегать я тоже не научусь, но сумею неплохо концертировать на рояле и развлекать своих многочисленных поклонниц стихами Саши Черного. Это компенсирует в будущем все мои страдания.
Мальчик говорил как бы сам с собою, но довольно отчетливо. Идущая рядом бабушка задумчиво и безучастно смотрела себе под ноги, никак не реагируя на словесный поток внука.
Мы с Александром Григорьевичем одновременно остановились и с восторгом молча проводили взглядом эту странную парочку, бредущую по улочкам провинциального города.
Александр Григорьевич медленно надел на себя свой пирожок и молча уставился на меня.
- Как вам такая зарисовка?
- Недурно и весьма правдоподобно, - нашелся я.
- В этом ирреальном мире все выглядит правдоподобно, - хитро прищурившись, заметил Александр Григорьевич, - если, конечно, не вдаваться в детали!
Вдруг мой попутчик будто вспомнил для себя что-то важное, не попрощавшись, развернулся на 180 градусов и пошел быстрым шагом прочь.
Странный тип, подумалось мне. И рассказ странный, как и вся поездка эта...
Моросил мелкий противный дождь, и я наугад брел по пустынным улицам небольшого городка. Удивительно, но несмотря на мерзкую погоду и телесную слабость, оставшуюся после болезни, я уверенно шел вперед. Передо мной оказалась дверь с вывеской «Краеведческий музей». Справа на стене кто-то маркером приписал: «Совесть - атавизм героев, ищущих оправдания». Рядом с дверью стояла девушка в обтягивающих джинсах с сигаретой в зубах. Ее глаза излучали нахальную веселость. Явно обращаясь ко мне, она произнесла:
- Это Вадик написал. Он вечно выпендривается, пока ему по рогам не настучат. Хотя пока это никому не удавалось. Поэтому все время и выпендривается, - игриво заметила девушка.
В другой подобной ситуации я бы наверняка стал с ней кокетничать, но сейчас неведомая сила влекла меня к загадочным целям. Я молча обошел ее, чтобы открыть дверь музея.
В кассе никого не было и вообще было так пустынно и покойно, как в начале фантастического триллера, повествующего о мире после всемирной катастрофы. Я прошел по коридору и уткнулся в дверь с табличкой «ИО НАЧАЛЬНИКА …ОТДЕЛА. Л.Е. ВИАФАН». Какого именно отдела, понять было нельзя, так как это часть таблички была старательно замазана.
Я уверенно открыл дверь и увидел интеллигентного вида человека лет пятидесяти, сидящего за компьютером с экраном, напоминающим ламповые телевизоры двадцатилетней давности. Не поднимая головы, он еле слышно произнес:
- Экскурсии на гору невозможны до мая месяца. Можете погулять по музею. В конце концов, по парку могли бы пройтись, хотя погода не способствует. А хотите, давайте в шахматы сыграем. Под дождик и холод самое милое развлечение.
- А почему вы решили, что мне нужна экскурсия именно на гору? – удивленно спросил я.
- Блеск в глазах у вас явно холерический, а моторика шизофреника, не хочу вас обидеть. Знаете ли, такие всегда стремятся к вершинам, – оторвавшись от экрана, мой собеседник внимательно меня изучал. Говорил он тихо и лениво, будто размышляя, стоит ли вообще на это тратить время.
- Боюсь разочаровать вас, но я вовсе не собираюсь карабкаться на гору. Тем более в это время года. Так что ваши увещевания оказались бессмысленны, - несколько задетый его словами, ответил я. Но произнося все это, я вдруг поймал себя на мысли, что именно сейчас я просто мечтаю взобраться на гору. Уже знакомая, не раз пережитая сила, тащила меня по этой колее, называемой судьбой.
Я привстал и энергично подтянул съехавшие джинсы с отощавшего за время болезни тела. Мне хотелось продемонстрировать молодцеватость, устремленную к удали. Мой визави скептически осмотрел меня и молча протянул мне маленький буклет со схемой города, на которой было помечено крестиком место в центре.
- Эта гора – наша главная достопримечательность и прошу вас быть аккуратным. С ней связано много легенд. Впрочем, любая гора среди долин провоцирует рождение мифов и просто сказок. Но знаете, уважаемый гость, иногда в оболочке мифа скрываются вполне реальные факты, - хозяин кабинета насмешливо окинул меня взором. - Вот взять вас, к примеру, кстати, а как вас зовут?
- Ромуальд, - отчего-то соврал я.
В это мгновение дверь резко отворилась и вошла пожилая дама в синем халате уборщицы. Она решительно подошла к столу и стала громко возмущаться:
- Послушайте, Лев Евгеньевич, уже достало все! Ромуальд опять приставал ко мне. Руки распускал, гадости на ухо говорил. Его лечить надо! Этот харрасмент уже доконал меня. Он грязный развратник!
Уборщица наконец обратила на меня внимание и, осекшись, замолчала, потупив взор.
Лев Евгеньевич красноречиво уставился на меня. Возникла пауза. Я почувствовал себя глупо, пытаясь понять: это случайное совпадение или дурацкий розыгрыш? Но они не могли предположить, что я заявлюсь сюда! Значит, совпадение – я тщетно пытался себя успокоить.
- Ладно, Виорика Донатовна, разберемся, - не отрывая от меня сурового взора, примирительно произнес Лев Евгеньевич. - А сейчас идите на свой трудовой пост, - он строго окончил сеанс общения с уборщицей.
- Хорошо, не буду вас отвлекать. Чувствую, у вас тут серьезный разговор, - примирительно заметила быстро успокоившаяся Виорика Донатовна. После чего, достав изящный кружевной платочек, источавший тонкий аромат изысканных духов, она промокнула уголки своего рта. Подойдя к двери, уборщица обернулась ко мне и, игриво подмигнв, покинула кабинет.
Молча рассматривая меня, Лев Евгеньевич покачал головой.
- Не знаю, что и делать с вами, - устало произнес он.
Я понимал всю абсурдность ситуации, но мне вдруг захотелось довести этот абсурд до совершенного состояния.
- Да, ситуация запутана, но мы любим друг друга, - пошутил я.
- Перестаньте паясничать, - спокойно ответил Лев Евгеньевич, - берите карту и идите покорять свою вершину. Сможете – все будет хорошо у вас… ну, а на нет и суда нет!
Лев Евгеньевич резко встал и вышел из кабинета, слегка хлопнув дверью. Я понял, что мне пора. Забрав буклет со схемой города, я вышел из этого странного музея, где не увидел ни одного экспоната и вообще каких-либо иных помещений, кроме кабинета Л.Е. Виафана.
Мелкий дождь не переставал сыпать. Он совсем не чувствовался, и было довольно тепло для этого месяца. Моя решимость в поиске главной горы города, этой странной моей цели, только крепла. Я интуитивно пришел к горе, ни разу ни взглянув на схему. Парк у входа был весьма ухожен, но по мере удаления дичал, превращаясь просто в лес, лишь одна асфальтированная дорога вела в гору. Именно по ней я и пошел, в очередной раз убедившись, что меня ведут неведомые мне силы к неясным для меня целям. Я уверенно топал по асфальтированной дороге с бордюрами, усмехаясь над предостережениями сотрудника музея. Под кронами столетних платанов и пышных елей дождь совершенно не чувствовался. Было легко дышать. Моя слабость и трясучка улетучились, а настроение улучшилось. Пройдя примерно с километр, я заметил, что дорога стала резко сужаться, покрываться трещинами, а чуть позже асфальт превратился в крошку. Еще метров через триста дорога переродилась в тропу, которая кружила вокруг горы, поднимая меня ярус за ярусом все выше к моей цели. Этот подъем напомнил мне мои воображаемые восхождения на древние зиккураты Междуречья. Принцип был точно таким же: спиралевидный подъем в конце концов упирался в храм, куда стремились жрецы, чтобы принести жертвоприношения, и я представлял себя древним шумерским жрецом, совершающим важнейший ритуал, от которого зависели судьбы мира. Эти фантазии поначалу придавали мне больше энергии и энтузиазма, которые постепенно стали улетучиваться по мере ухудшения дороги. Я понимал, что силы мои не безграничны, а путь предстоит неблизкий. К тому же тропа, по которой я шел, по мере одичания набирала крутизны, начиная вилять, ответвляясь от основного направления. Теперь мне приходилось то взбираться на небольшие камни, то спрыгивать с них. Остановившись, я посмотрел на часы. Был полдень. Я знал, что вечер в этих краях стремителен и молниеносен, как удар профессионального боксера. Оказаться одному в темноте здесь, в эту пору, пока не появились первые туристические группы, мне совершенно не хотелось, так как шансы сгинуть тут навсегда были очень велики. Я решил для себя: что бы не случилось со мной в 14.00, я должен буду повернуть назад. Почувствовав вдруг важность этого восхождения для себя, в это мгновение я четко осознал, что для моей дальнейшей судьбы очень важно прийти вовремя, именно до 14.00, на пик этой горы. Это удивительное ощущение добавило мне решимости. Я не понимал, откуда бралась у меня энергия и силы, я ведь ничего не ел два дня. И когда выходил из своего номера, то даже покачивался от слабости. Теперь ноги сами несли меня вверх. Где-то на уровне подсознания я понимал, что это чудесное состояние одержимости может также неожиданно закончиться, как и началось, и тогда мне было страшно представить, как я смогу вернуться обратно в свой номер, обессилев здесь. Пока же я уверенно поднимался в гору, наслаждаясь чудесными видами. Лишь пасмурная погода несколько разочаровывала меня. «Вот если бы проглянуло солнышко сквозь густые облака, то это был бы точный знак, что делаю все верно», - подумалось мне. Забравшись уже довольно высоко, я остановился, чтобы насладиться открыточным видом окрестностей. Город был далеко внизу и совсем не виден, заботливо укрытый хвойным покрывалом леса. Я глубоко вздохнул, зажмурившись от удовольствия. Раскрыв глаза, я чуть не подпрыгнул на месте – в толще облаков как по волшебству образовался своеобразный тоннель, сквозь который вначале робко, а потом все сильнее стали пробиваться солнечные лучи, мощным потоком озарив окрестности. Чувства восторга и благодарности охватили меня. Я даже не предполагал, что способен на такие острые переживания. Захотелось даже громко спеть какую-нибудь арию из оперы! Но стоило мне открыть рот, чтобы осчастливить окружающий безмолвный мир вокальным шедевром, как из-за поворота показались два силуэта, шедшие мне навстречу. Я был так потрясен тем фактом, что помимо меня тут еще кто-то может быть, что остановился и даже присел на находившийся рядом валун. Ко мне приближалась дама лет тридцати с высокой и необычной прической, а за ней, приволакивая ногу, ковыляла старуха с клюкой, неряшливо одетая в меховую безрукавку и летние ботинки, из-под которых торчали высокие толстые шерстяные носки. Дама была обаятельна и просто освещала всю округу своей восхитительной улыбкой. Кажется, остановись она на месте, и вокруг начнут зеленеть трава и распускаться цветочки. Незнакомка была одета в шерстяное пальто с меховым воротником и сапоги на шпильках. Больше всего меня поразила ее прическа. Приглядевшись, я вспомнил, что именно напоминал ее образ: волосы женщины были убраны в плоские, высоко стоящие жгуты согласно древним монгольским свадебным традициям, о которых, помнится, я когда-то читал. Вероятно, что было не очень удобно носить такую красивую и очень необычную прическу. Правда, вопреки древним монгольским обычаям на моей незнакомке не было никаких украшений.
Я был поражен, как эти спутницы не просто забрались на такую высоту, а даже успели побывать наверху и уже спускались назад. Подойдя ко мне, незнакомка, не переставая улыбаться, поздоровалась и спросила, как им вернуться назад в город. Разведя как можно шире руки, я обратил внимание моих собеседниц на то, что здесь лишь одна тропа, и если они не будут сворачивать с нее, то непременно окажутся в парке. Я хотел было спросить, а как бы они иначе оказались тут, учитывая, что это единственный путь, но что-то меня остановило. Я вдруг понял, что это совсем не важно, а важно, что незнакомка так хорошо умеет улыбаться, что солнце пробилось сквозь тучи почти одновременно с появлением этой странной парочки. Смущала меня лишь старуха, которая, подойдя с опозданием и явно запыхавшись, остановилась за спиной своей спутницы, недоверчиво стала таращить на меня свой, как оказалось, единственный глаз.
- Мне кажется, что вы – это заблудившаяся весна, - почти пропел я. - И если я не ошибаюсь, то вам еще долго спускаться вниз, - улыбаясь, пытался я кокетничать.
Прекрасная незнакомка резко подняла голову вверх, и, сощурившись, прозвенела своим нежным голоском, похожим на звук колокольчика:
- Солнце пробилось сквозь такую толщу туч, что поневоле начнешь верить в чудеса. Я желаю вам успешной и счастливой дороги! – сказав это, она пошла вниз. Она так быстро покинула меня, что я не успел развить свою атаку по обольщению собеседницы. Я был разочарован. Ее спутница, с опозданием доковылявшая до нас, остановилась отдышаться. Было видно, что она устала. Только теперь я рассмотрел эту старуху. Она появилась словно из сказки. Ее внешность была просто пугающей: длинный нос крючком упирался в верхнюю губу, над которой расположилась огромная волосатая родинка, отчего казалось, будто ее рот украшают усики «а’ля дядюшка Адольф». Овечья безрукавка мехом наружу довершала классический образ бабы Яги или сказочной ведьмы. Остановившись напротив, она бесцеремонно разглядывала своим единственным глазом, не произнося ни слова. Я попытался было сострить, но, как назло, в голову ничего смешного не шло. Поднатужившись, я все же выдавил из себя:
- Вот я и говорю, что погоды нынче отменные… Не желаете ли отдохнуть?
Старуха, ничего не ответив, заковыляла дальше, еще раз свирепо окинув меня своим циклопическим взором. Стоило ей скрыться за поворотом, солнце будто выключили. Опять стало пасмурно, заморосил мелкий дождь. Эта встреча очень смутила меня. Я никак не мог объяснить себе, каким образом они оказались в таком одеянии на вершине? Молодая дама была на каблуках и с такой прической, что просто сидеть за праздничным столом и то отняло бы у нее много сил. И зачем эта незнакомка спрашивала у меня дорогу назад, хотя совершенно ясно было, что тут только одна тропа?
Размышляя над этой встречей, по пути я наткнулся на очередной валун. В отличие от прежних он был удивительного сиреневого оттенка. Я притормозил, чтобы как следует рассмотреть этот феномен. Сделав несколько шагов назад, я вдруг увидел, как на самой его вершине сидит лиса возмутительно оранжевого цвета. Она бесстрашно наблюдала за мной, видимо понимая, что я не представляю для нее никакой опасности. Я, пожалуй, никогда не видел так близко лис в дикой природе, тем более столь вызывающей раскраски. Мы молча понаблюдали друг за другом, после чего лиса молниеносно убежала.
Я вдруг понял, что просто счастлив сейчас. Стоя здесь, на этой сказочной горе, в одиночестве под мелким дождем среди леса, я почувствовал единение со всем миром. Это странное состояние раньше никогда меня не посещало, но сейчас я остро ощущал его. Может, именно с таким чувством йоги переживают свое медитативное блаженство. Простояв с этим ощущением несколько минут, я наконец очнулся и пошел дальше. Время неумолимо приближало меня к точке возврата, к 14.00, а мне надо было успеть забраться на самый пик. Я стал срезать путь, забираясь вверх по прямой, а не накручивая спираль вокруг горы. Но прямая эта была весьма условной, и путь мой был по-прежнему извилист из-за различных препятствий. Я периодически выходил на прежнюю тропу и шел по ней. В одном месте я даже наткнулся на обрыв, куда привела меня моя тропинка. Здесь тропинка расширилась, видимо демонстрируя искреннее удивление и растерянность подобно моим переживаниям. Постояв несколько секунд, я решительно полез дальше, чтобы не терять драгоценного времени. Десятью минутами позже я уже поднимался по крутому каменистому склону. Забыв обо всем, я впал в состояние спортивного азарта, преодолевая рытвины, камни и иные препятствия. Вдруг мой путь стал более пологим и ровным. Я сразу почувствовал, что приближаюсь к цели. Лишь сильный туман осложнял мое движение. Все вокруг заволокло, словно сухим молочным порошком. Не видно было на расстоянии руки. Стало страшно, так как казалось, что еще шаг, а дальше пропасть… и вот, оступившись, я лечу над городом и миром, неумолимо приближаясь к гибели.
Неожиданно тишина раскололась резким и неприятным звуком, напоминавшим скрип гигантских проржавевших металлических качелей, раскачивающихся на несильном ветру. Мне представлялось, что где-то в тумане скрывается заброшенная детская площадка для детей гигантов. Вот ветер и раскачивает пустые качели. Стало жутко. Тропа исчезла, и я мог идти в любую сторону. Оставался небольшой подъем и, естественно, я шел по нему, держа курс наверх. Чем выше я поднимался, тем более рассеивался туман. При улучшенной видимости я стал ощущать удивительную легкость в ногах. Под конец я даже почти летел, а не шел. Это было удивительно. Я наклонился оглядеть свои ноги, чтобы понять причину такой легкости передвижения. Каково же было мое удивление, когда я заметил, что ноги мои вовсе не касались земли. Я просто отталкивался от упругого защитного поля земли, и каждый толчок добавлял мне ускорение, позволявшее парить над землей.
Вдруг выглянуло солнце, и я сразу осознал, что нахожусь на самой вершине горы. Часы показывали ровно 14.00. Счастье, которое я испытал, было беспредельно! Я стоял на макушке, как мне уже казалось, целого мира. Вокруг меня внизу была сплошная облачность, создававшая иллюзию мрачного сизо-серого океана. Надо мной уже сияло яркое солнце. Лишь мрачный скрип гигантских ржавых качелей несколько отравлял мое блаженство. Вспомнив, что могу не только ходить, но и летать, я, отталкиваясь от упругого поля земли, неуклюже вспорхнул и неуверенно стал набирать скорость, устремляясь выше к солнцу. Скрип качелей усиливался и стал просто невыносим. Я хотел заткнуть уши ладонями, но вдруг понял, что надо мной раскачивается огромный железный фонарь старинной ажурной ковки. Ветер нещадно болтал его из стороны в сторону, проверяя на прочность, а меня, вдруг оказавшегося под ним, на смелость. Надо мной наклонилась симпатичная девушка. Ее маленькое и очаровательное личико утопало в вязаной шапочке с помпоном, и создавалось впечатление, что там прячется зверек, выглядывающий из своей норки.
- Вам плохо? - участливо спросила девушка.
- Уже хорошо! – как можно задорней постарался ответить я.
- Видимо, все думали, что вы пьяны и поэтому никто не стремился помочь вам. А я из семьи медиков и сама получила медицинское образование, поэтому сразу поняла, что человеку нужна помощь. Извините, но вас, кажется стошнило, - продолжала щебетать девушка.
Я увидел, что моя куртка испачкана, а сам я лежу в теплой луже. Попытавшись было вскочить, я плюхнулся обратно, поскольку силы оставили меня. Странно, но лужа казалось теплой настолько, что даже вставать не хотелось.
- Какая теплая лужа, - глубокомысленно прокомментировал я свое падение, давая понять, что рухнул туда не от бессилия, а из стремления к метафизическим высотам и экзистенциальным откровениям.
Девушка скептически оглядела меня с ног до головы. Я молча взмолился, чтобы она не бросила меня здесь на произвол судьбы, и выразил это пожелание в призывном взгляде в ее красивые глаза.
- Знаете, я недавно отравился и, не до конца поправившись, решил выбраться на прогулку. И вообще я не ел три дня. Хотя я и никогда не был депутатом Государственной Думы, но что-то притягательно-властное во мне есть. Еще могу творить чудеса, но погряз в быту и суете, оттого и … - я не знал, чем закончить эту остроту и поэтому замолчал, жалобно и с надеждой поглядывая на мою спасительницу.
- Ваша притягательность вполне очевидна, - улыбаясь, проговорила девушка, - вы так уверенно рухнули обратно на землю, что любой учитель физики готов бы был показывать это падение, как яркую иллюстрацию закона притяжения земли. А вода здесь и правда теплая, так как кругом бьет множество горячих подземных источников.
- Очень уверенно бьет. И метко, надо заметить! - отряхиваясь с брызгами от налипшей грязной жижи, жаловался я.
Только встав и оглянувшись, я вдруг понял, что эта девушка очень похожа на ту молодую женщину с монгольской прической, которую я встретил на своем пути на вершину горы. То же очарование и непосредственность, тот же взгляд проницательных глаз, но одежда и голос были другими. Я недоуменно разглядывал свою спасительницу.
- Второй закон Ньютона гласит, что ускорение тела прямо пропорционально силе, действующей на тело, обратно пропорционально массе этого тела и направлено в сторону действия силы, - с улыбкой на лице проговорила незнакомка.
- Мне придется это учитывать. А вот позвольте задать вам вопрос.
- Спрашивайте! - уверенно ответила девушка.
- Точнее два вопроса: первый - как вас зовут? А второй - вы сегодня утром, случаем, не гуляли в горах в обществе весьма пожилой спутницы?
- В некоторых случаях любопытство может оказаться пороком, - сказав это, моя прекрасная незнакомка засмеялась заразительным и звонким смехом. Появившиеся ямочки на ее щеках, подумалось мне тогда, и были истинным источником ее очарования.
- Меня зовут Алеся. А гулять в горах я очень люблю, но сейчас не сезон и оказаться в горах довольно опасно для неподготовленного человека, - продолжала говорить Алеся, открывая и закрывая не до конца свой зонтик. Эти движения выдавали ее взволнованность.
Я замер и молча посмотрел ей в глаза. Алеся тоже встала напротив меня и ответила мне таким же прямым взглядом. Удивительно, но я, человек искушенный и значительно старшее нее, все же был вынужден через несколько секунд отвести свой взгляд. Она явно сильнее меня внутренне и это чувствовалось без слов. Казалось, что сила эта базировалась на внутренней чистоте и праведности. Это были глаза мудрого ребенка.
- Вы ангел, Алеся? – спросил я без улыбки.
- В каждом из нас живет ангел… - она на мгновение умолкла и так же серьезно продолжила, - но иногда здесь квартирует дьявол, - легкая улыбка скользнула по ее лицу. - А хотите, я угощу вас чашкой травяного чая? В этом кафе удивительный чай заваривают, - опять улыбнувшись, спросила Алеся.
Мы стояли напротив красивой резной двери со старой медной ручкой.
- Благодарить вас – это уже незаслуженное поощрение для меня, - мрачно ответил я, открывая дверь кафе.
- Назовем это щедрым авансом, - заметила Алеся.
Мы вошли в маленькую комнату с тремя пустыми столиками, на которых стояли миниатюрные вазочки с еловыми ветками, источавшими терпкий и очень приятный аромат хвои. Удивительно, но столики этого кафе были не пластиковыми, а сделаны из массива дерева. И выглядели довольно тяжеловесно. В комнате царил полумрак и было жарко. Мы подошли к единственному стоявшему у окна столику, в центре которого зияла приличных размеров дыра. Было заметно, что отверстие выточено сознательно, а не является следствием чьего-либо варварства или несчастного случая. Я заметил на столешнице множество рисунков, напоминающих первобытные пиктограммы, которые были разбросаны не хаотично, а расположены вдоль спиралевидной линии, тянущейся от дыры по кругу. И если вначале этого декора доминировала первобытная стилистика, то чем ближе к краю, тем сложнее становился сюжет и искуснее исполнение. Я заметил, что с определенного места этой изящной спиралевидной вязи появилась знакомая мне тема шумеро-аккадской мифологии. Вот Энке и Энлиль ведут свой нескончаемый спор, а Гильгамеш тщетно стремился обрести бессмертие, далее стали заметны персонажи древнеиндийского эпоса, древнегреческой мифологии и так далее, вплоть до лучших примеров европейского искусства эпохи Возрождения. Я был удивлен этим орнаментом.
- Вам здесь нравится? – спросила Алеся, предлагая мне жестом сесть на стул с резной спинкой.
- Спасибо, я впервые вижу такое. Знаете, эта обстановка скорее напоминает убранство музея истории Древнего Востока, нежели интерьер обычного кафе, - заметил я, оглядывая утопающие в полумраке стены, украшенные живописными фресками с быками и устрашающими бородатыми воинами с серьгами в ушах.
- В этом его прелесть. Давайте выпьем согревающей настойки.
К нам подошла хрупкая девушка в обтягивающей майке, с дредами на голове и татуировкой змеи, видневшейся на шее. Нарисованная змея обвивала ее шею, поднимая голову на уровне подбородка девицы таким образом, что чуть раздвоенный ее подбородок являл собой ноздри змеи. Это было оригинально. Девушка достала блокнот и ручку, чтобы записать наши пожелания.
Вдруг резко раскрылась дверь и зашел небольшой роста человек с черной бородой, но без усов. Он неспешно уселся за соседним столиком, затем пристально осмотрел нас и громко произнес с акцентом:
- Мою настойку хочу и кальян!
Произнося все это, он стал наблюдать за нами, будто именно мы должны были выполнить его пожелания.
К моему изумлению, моя спутница Алеся встала из-за стола и, поклонившись строгому посетителю, спешно скрылась в соседнем служебном помещении. Незнакомец тем временем продолжал бесцеремонно рассматривать меня.
Наконец, едва привстав, он слегка поклонился и сказал:
- Адорант.
Помолчав еще немного, он нахмурился и уже негромко, как бы про себя произнес голосом обиженного ребенка:
- Вы сидите за столиком, за которым обычно сижу я.
Сказав это, он перестал смотреть на меня и загрустил.
- Вениамин, сын Льва, - ответил я, слегка привстав, чтобы церемонно поклониться. - Не обижайтесь, я здесь случайный клиент, и меня пригласили за этот стол, видимо, не подозревая, что вы посетите это замечательное заведение, - я попытался снять появившееся напряжение.
- Это не заведение вовсе! – мрачно заключил Адорант, это Храм надежды!
Стоило ему произнести эти слова, как из-за ширмы появилась Алеся, одетая в белую шерстяную тунику до колен. Она принесла Адоранту довольно большой кубок из мутного толстого стекла и маленький кальян.
Адорант взял кубок двумя руками и, поразмыслив, встал из-за стола и повернулся в мою сторону. Присмотревшись, я узнал в нем заведующего музеем со странным именем Л.Е. Виафан. Он был в парике и явно не хотел быть узнанным.
- В этой жизни так много несправедливости, что кто-то должен ее периодически устранять! За то, чтобы восторжествовала справедливость! - пока Адорант произносил свой тост, взгляд его становился все более отрешенным, а голос механическим.
Сказав все это, Адорант - Виафан осушил свой кубок целиком, после чего, с удивлением оглянувшись, рухнул как подкошенный на пол, выложенный керамической плиткой с затейливыми узорами. Тут же появились два молодых человека в почти таких же туниках, как и у Алеси, и забрали тело Адоранта, не выявив при этом никакого удивления и суеты. Когда уносили несчастного, я увидел маленькие ступни его ног, которые оказались босыми и совершенно не соответствовали размерам его крепко сбитого тела.
Я был шокирован увиденным.
- Не печальтесь, Вениамин Львович! Все проходит, как известно. Я тоже принесла вам наш фирменный напиток. Надеюсь, последствия его дегустации будут не столь трагичны! – сказав это, Алеся лукаво улыбнулась. - Вы покорили свою вершину, поздравляю! Не Б-г весть какой Эверест, конечно, но все же… В наших палестинах и таким рады. Не обижайтесь на меня. Просто у меня сейчас игривое настроение! Я ведь давно наблюдаю за вами. И уверена, что вы заслужили достойную награду за ваше восхождение. Только прежде, чем выдать вам приз, я хочу услышать рассказ о том, зачем вас туда понесло. Человек вы немолодой, обремененный огромным количеством проблем… - улыбка Алеси, пока она это говорила, незаметно изменилась с лукавой на ехидную.
Я водил пальцем по сложному орнаменту стола, вспомнив вдруг рассказ попутчика в поезде о некоем загадочном госте из будущего.
- О причинах спрашиваете? - прервав молчание, заговорил я, - вроде как интересуетесь смыслом всего и вся, - я не отрывал от Алеси своего взгляда, - это извечный вопрос, на который никто не сможет дать ответа, или же противоречащих друг другу ответов будет слишком много, что будет означать их отсутствие. Хотя, знаете, я отвечу так - в моем случае работает привычка и страх. Я полагаю, что отрабатываю здесь свою программу обязательную, а потом, к старости, уже вольную для починки кармы. Страх, любопытство и надежда на что-то более значимое в своей судьбе – вот топливо моей жизненной энергии.
- Не волнуйтесь, все позади. Станьте свободным и счастливым.
- Скажите, а что произошло с этим странным посетителем, только что потерявшем сознание? Он так похож на заведующего местным музеем. Надеюсь, он пришел в себя? – так я пытался понять, что ожидает меня.
- Здесь все просто. За этим кафе закрепилась своеобразная слава места, где можно реализовать свои самые смелые замыслы. И мы в силу своих возможностей стремимся оправдывать такую репутацию. Главное условие – они не должны быть корыстны. И если выясниться, что при внешнем альтруизме человека, который обратился к нам, внутри гнездится корысть, мы вынуждены будем в качестве штрафных санкций кое-что изъять у него. Подчас многие из нас выдают свою корысть и эгоизм за изящный альтруизм. Причем делается все это достаточно искренне. Наше общество, как вы сами прекрасно знаете, живет двойной, тройной и многажды какой еще моралью. Это нормально для того уровня этического развития, на котором вы находитесь.
- Простите, Алеся, вот с этого места становится горячо и интересно, потому прошу поподробнее. А вы, собственно, на каком уровне находитесь? Подозреваю, что на более высоком. Матушка, да вы, должно быть, трансформер? - сказав это, я постарался вложить все свое ехидство в изображаемую мною улыбку.
- Не ерничайте. Впрочем, ваше право! Помните, как в заветной комнате у Стругацких в «Пикнике на обочине»? Очень важны мотивы и эмоциональная составляющая. Мы даем шанс попытаться захотеть добра. Нам очень важен мощный эмоциональный мотив, которым располагает наш клиент, когда желает бескорыстных преобразований в окружающем его мире! А непосредственную реализацию его планов мы часто берем на себя. Что характерно, мы работаем со зрелой публикой, перешедшей сорокалетний рубеж.
- Не уходите от ответа – кем же вы являетесь? И что происходит с теми, кто хотя бы немного корыстен? А корыстны в большей или меньшей степени все. Тогда вы собираетесь извести все человечество в отчаянной борьбе за добро и высокую мораль? – спросил я.
- Помните, вы встретили чудака в поезде, который рассказывал свой странный сон-видение? Это все про нас. И сейчас вы разговариваете со своим потомком, правда, очень далеким.
Мы стали готовить вас заранее. Здесь же мы создали своеобразный клуб, в котором пытаемся сеять вечное, доброе… Делаем это при свободном выборе нашего клиента, которого знакомим со всеми правилами наших совместных экспериментов. Конечно, вся эта процедура проводится нами небескорыстно, но врачи и священники тоже зарплату получают. Мы всего лишь изымаем эмоциональный излишек, освобождая наших партнеров от чрезмерных и глупых желаний, отравляющих жизнь. Все согласно основам буддизма.
Подавляющее большинство, знаете ли, именно этого и хотят, сознательно провоцируя нас на лишение их воли и эмоционального фона, в надежде вкусить радость покоя и умиротворения, к чему, если помните, так активно призывал Сиддхартха Гаутама. Почти все испытывают к нам благодарность, так как становятся истинными философами и счастливцами в случае провала их филантропических проектов. Но таких мы в основном отсекаем, так как усматриваем здесь корысть. Важно, чтобы наш партнер искренне желал добра!
Кстати, ваш поход на вершину был спровоцирован нами и являл собою всего лишь тест, который вы с блеском прошли. У вас теперь есть шанс карму подремонтировать. Так вот, выпив нашего снадобья, человек входит в определенное психофизическое состояние, по которому нам становится ясно, насколько он искренне хочет сотворить благое дело. Если же мы определяем, что присутствует корысть, то ничего страшного с ним не происходит. Этот человек приходит в себя, и им овладевает ощущение покоя и безмятежности, что является важнейшим компонентами счастья. Но зато тот, кто бескорыстен и чрезмерно эмоционален, помимо того, что становится источником добра и радости, начинает испытывать ни с чем не сравнимое удовлетворение, граничащее с восторгом. Тогда мы просто изымаем излишки, оставляя донора при своих. Это как корову подоить с полным выменем. Она лопнет, если не освободится! Подобное чувство прекрасно, поверьте! Да вы и сами, должно быть, испытывали такое ощущение ни с чем не сравнимой радости от благого и бескорыстного деяния. Оставшиеся эмоции сделают жизнь донора еще насыщенней и интересней. Острота переживаний станет значительно ярче. Таким образом, при любом раскладе наши партнеры будут в выигрыше, – Алеся замолчала и внимательно следила за моей реакцией. – Итак, выбор за вами, – оптимистично завершила она.
Я ошарашено молчал, соображая, где здесь шутка, а где серьезно. Мысли путались и вдруг захотелось спать.
- И что, никто еще не захотел решить проблему голода, войн и так далее? И вообще, как вы решаете все благородные запросы? – удивился я.
- Главное наше условие – никаких абстрактных запросов! Только бескорыстная помощь и поддержка конкретных людей и живых существ. Для нас это не сложно. У нас свои методы и технологии! Да, и не волнуйтесь вы так,- тихо проговорила она.
- Значит, я, да и вообще мы все для вас череда бензоколонок, которые щедро можно качать. Лиха беда, что бензоколонки древние, но горючее в них отменное для ваших лимузинов будущего? – я чувствовал, что сонливость улетучилась, голова стала ясной, в меня вселилась злость. – В пересказанном моим попутчиком сне, вы выглядели иначе, – уже сквозь зубы проговорил я.
- Я могу принять любой облик. Но это пустяки. Важно, что вы помогаете себе в будущем. Вы не донор, вы любящий и щедрый предок, почти отец, отдающий то, что должен отдать, – Алеся говорила спокойно и без эмоций. – Перестаньте, это все глупо. Ну, хотите, я верну вас на прежнее место, где вы увлеченно блевали в толчок? Вы все забудете, будто ничего не было. И там, в прекрасном санатории, вы начнете все сызнова. А могу еще дальше пленку отмотать, до школьных прыщей, до грудного молока, только что это изменит? Боюсь, мало что… Ваша чахлая воля и мнимые таланты опять приведут вас кривыми тропами всё в этот же городишко, и к тому же унитазу в обществе все той же спутницы. Вот в чем вся штука. Только меня не будет здесь. Не будет вершин покоренных, не станет в вашей жизни интереснейших приключений, которые вы пережили благодаря мне. Вот и все. Будет тоскливая серятина и скука, которая изъест вас, как ржа, – Алеся безучастно проговорила все это и, откинувшись на спинку стула, достала из складок своей туники толстую сигару. Повертев ее в руках, она, смакуя каждое движение, не торопясь закурила, погрузив наш столик в облако ароматного дыма.
- Кубинские? – спросил я.
- Кубанские. Какая вам разница? – лениво ответила Алеся.
- Не груби. Выпорю. На правах старшего, – пошутил я, затем уже серьезно продолжил. – Да, я понимаю, вам нужно, чтобы я по своей воле все отдал. Вот я и отдаю. Жертвую, так сказать, во имя будущего. Будь я помоложе, хрена бы тебе лысого перепало от меня. А сейчас бери, не жалко! Давай ваше пойло! Вы думаете, что напугали меня? Пережив это сказочное восхождение или, может, видение его, я уверен, что ничего более драматичного со мной уже не произойдет!
Я вскочил со своего стула.
- За милых дам… и не дам тоже, – почти пропел я, после чего залпом осушил содержимое чаши из мутного стекла. Удивительно, но напиток оказался очень приятным на вкус. Этакий глинтвейн, но более мягкий и с ароматом незнакомых мне трав. Я почувствовал невероятное облегчение, будто сдал важнейший экзамен своей жизни.
- Спасибо! – до обидного равнодушно заговорила Алеся, – вам это уже не так важно, а для меня это значимо очень, – помолчав, она продолжила, – видите, даже шутки ваши поддержать не могу. Берегу эмоции.
Несмотря на зиму, южное солнышко щедро грело своими лучами мое лицо. Судя по всему, я давно уже сидел в кафе неподалеку от нашего санатория и даже успел задремать под негромкий свинг, создававший здесь музыкальный фон. Передо мной стоял наполовину пустой бокал с местным домашним вином. Мне было приятно. Тут подошла Лика и предложила принять участие в автобусной экскурсии куда-то в горы. Я отказался, сославшись на то, что я сам уже являю собой небольшую гору с заснеженной вершиной. Ничего не хотелось менять. Лика настойчиво пыталась меня переубедить: «А по дороге нас отвезут в музей краеведческий. Ты же обожаешь такие музейчики!»
- Хватит сидеть сиднем! - пыталась докричаться до меня Лика.
- Уйди старушка, я в регрессе! – сознательно провоцируя Лику, помянул запретную тему возраста, которая, был уверен, разозлит ее и заставит отстать от меня.
- Старый пердун, ты все равно поедешь с нами! – тихо прошипела Лика, наклонившись к моему уху. Говорила она это спокойно с ледяной улыбкой на лице. Я сразу понял, что проще согласиться, чем оказывать сопротивление. И вот мы уже трясемся по родному бездорожью. Доехав до очередного курортного городка, автобус остановился напротив неприметного здания с небольшой колоннадой. Я прочитал вывеску: «Краеведческий музей г. NN им. Л.Е. Виафана». И тут я вспомнил все свои приключения, которые я пережил, как мне казалось, во сне. Я зашел внутрь музея, пока все ждали второй автобус. Вот и табличка знакомая «ИО НАЧАЛЬНИКА …ОТДЕЛА. Л.Е. ВИАФАН». Открыв дверь, я увидел пожилую даму, сидевшую за столом и читавшую какие-то документы. Она подняла на меня глаза и спросила:
- Чем могу помочь?
В это же мгновение в комнату вошел немолодой человек в синем халате и с малярной кистью в руке.
Дама строго попросила меня обождать за дверью, сославшись на занятость.
Я вышел и остался рядом с дверью, сознательно оставив ее приоткрытой так, чтобы мне все было слышно.
- Послушайте, это невозможно больше терпеть! Она просто распоясалась. Она преследует меня. Я вынужден создать региональное общественное движение «And Me!». Виорика Донатовна просто озверела! Распускает руки, говорит не просто сальности, а зачитывает мне в обеденный перерыв целые абзацы каких-то грязных порнографических романов. Я после этого работать уже не могу! – было очевидно, что говоривший был близок к истерике.
- Успокойтесь, Ромуальд Диснеевич! Выпейте воды и глубоко вдохните, – озабоченно сказала сидевшая за столом хозяйка кабинета. – Вот ведь напасть какая: то Виорика Донатовна жаловалась на ваши приставания, теперь вы на нее. Что за игры? Ушедший на пенсию Лев Евгеньевич, помнится, поставил перед собой задачу добиться справедливости и прекратить не только ваши домогательства, но вообще изжить любой вид сексуальных преследований со стороны мужчин. На этой почве, как я думаю, и потерял здоровье. И что же теперь? Теперь вы точно так же жалуетесь на Виорику Донатовну, как она ранее на вас. Бред какой-то.
Я вспомнил, как был в этом музее недавно и слышал тогда жалобы той самой Виорики на некоего Ромуальда. Вот значит, за что боролся Л.Е. Виафан! И он победил. Мне стало смешно. Мое настроение улучшилось, и я испытал небывалый прилив энергии.
27.01.2019. Москва