Топор Племени Меря. 13. Вторая любовь Сонакай

     Сонакай шла по ковру из одуванчиков вдоль весенней дороги, ведущей от Георгиевского на Николу. Никола большое село, в бытность свою отданное Майковым в приданное дочери, вышедшей замуж за графа Толстого, и с тех пор получившего название Никола-Граф. Она радовалась теплым лучам  солнца, пробивавшимся сквозь листву, полной грудью  вдыхала пьянящий воздух и напевала одну из тех песен, что выучила в таборе, до тех пор, пока не приметила старушку, что еле ковыляла по дороге с большой торбой за плечами.
Она быстро её догнала:
-Бабушка, куда идете?- Сонакай почувствовала, как тяжело старушке нести поклажу и провела рукой по торбе, она моментально стала легкой, как пушинка.
-В церковь, наша то сгорела. А там матушка Анна Федоровна  каменную церковь построила. Из наших она из Майковых. А семья наша при них с самого начала, как они сюда приехали. Мы с ними в основном в Петербурге живем, а сюда на лето заезжаем. Ох, жизнь . Дети у неё …
-А что дети?
-Так старшая померла от чахотки. Красавица. Художник, слышь, её портрет написал.
Как живая. Я его видала, портрет этот, в прошлом году, у меня там в дворне дочка в их доме работает.
Вот, говорят, что если художник твой портрет напишет так и помрешь сразу.
-Да ладно, неправда все это. Так  бы у нас царей  не осталось. Вон их портреты без устали художники пишут и все живы–здоровы.
-А  младший сын Януарий жену свою в Москве оставил. Она, вишь, отказалась с ним сюда ехать. Так он вроде с ней и развелся. А у него после войны с французами деликатного свойства ранение, он, говоря, на людях больше получаса находиться не может. Уж что у него такое, непонятно. Но он сюда уехал и сидит в имении как бирюк. Нашего попа заставил его обвенчать с горничной, с девкой крепостной, и детей от неё уже прижил. А родня-то взбеленилась – не признают её за барыню, видано ли дело на девке жениться.
-Значит любит её, раз женился.
- Любовь? Что ты милая? Мстит он жене, вот что я скажу. Какая из девки барыня? А третий вообще полуумок. Бешеный просто. Чуть что на пистолетах стреляться.
Его в войну вообще в солдаты разжаловали. Но он герой, с франзузом так дрался, что ему все его заслуги вернули. Вот сегодня гости в их доме будут, меня направили им по кухне помочь. Я у бабки своей научилась всякие диковины печь, пирожные и торты, такие никто не умеет печь. А я и рада в церковь зайду.
- А что за гости, бабушка?
-Да помещик соседский Лука Ильич Жемчужников. Я слыхала, что  игрок  он проф.. профси..., в общем, только играет в карты все время. В карты они играть, значит, до утра будут. Тот тоже притащил итальянку из-за границы живет с ней в сраме, она ему уже  двоих детей  родила. Что делается? Куда мир–то катится?  У нас такого сраму даже в крестьянах нету, не то что в дворне.
Сзади послушался шум от подъезжающего экипажа. Из него с легкостью выскочил щеголеватого вида молодой человек. Старушка немедленно склонилась в подобострастном поклоне.
-Куда путь держите, барышня? - Обратился он к Сонакай.
-Да, вот пир, говорят в доме вашем, помочь собираемся.
Молодой человек старушку вместе с торбой в момент ока усадил в карету, захлопнул дверцу и приказал кучеру, чтобы встретили с почестями.
-Поезжай, любезный. Да потом расскажешь, как управляющий перед каретой спину гнуть будет. Они же меня ждут, а там старуха из кареты, вот умора, – и он заливисто рассмеялся.
-А мы как туда доберемся?- спросила Сонакай, уж очень ей хотелось в карете прокатиться.
-А мы, - и он прижал её к себе, - а мы лесной тропочкой погуляем немного.
      Сонакай опять ощутила тот волнующий кровь прилив энергии и заглянула в его глаза. Граф Федор Иванович Толстой, а это был именно он - бретер, полковник и авантюрист, не заставил себя ждать и впился губами в алый рот Сонакай. Их любовные игры перемежались долгими разговорами и клятвами графа увезти её в Моску, в Петербург и куда-то еще. Где-то она это уже слышала, кто-то ей это уже обещал, но женское сердце так падко на посулы. Когда солнце стало клониться к закату, граф, знающий в имении каждую тропку, вывел её к барскому дому и с заднего крыльца ввел её в длинный коридор. Они шли по темному коридору в обнимку, пока граф не втолкнул её со смехом в комнату и, не выпуская из объятий, поцеловал. Они так и стояли, слившись в поцелуе, не замечая никого вокруг, пока не раздался мягкий женский голос:
-Я вам не очень мешаю?
-Ах, Прасковья Францевна, низкий поклон вам. Как же вас украшает после вашего крещения имя Прасковья, - и он издевательски улыбнулся. – Вот моя пассия, прошу любить и жаловать, он подтолкнул к ней Сонакай, которая не нашла ничего лучше, чем изящно сделать  тройной реверанс, что нимало удивило итальянку сидевшую в глубоком кресле за ломбердным столиком с картами в руках.
-Там без вас уже игра началась, Федор Иванович. Как же без вас то? Не дождались. Она лукаво улыбнулась, наблюдая как занервничал граф, и, забыв о своей возлюбленной, бросился в гостиную, где полным ходом в зашторенном помещении и при свечах шла большая игра. Илья Лукич, конечно, в заклад брал только души, приговаривая: « На деньги играть не интересно, а вот души человеческие…». Имел он ввиду крестьян, которых недавним указом запретили продавать на открытых аукционах без земли .
-Вам погадать? – спросила Сонакай, что бы прервать затянувшееся молчание.
-Мне, погадать? Милая займись чем-нибудь и не мешай мне, - итальянка скривила губу не переставая перебирать карты.  Сонакай проследила за движением её рук и поняла, что та, перебирая карты в этой комнате, меняет расположение карт в колоде на игровом столе в гостиной.
-Ах, вот почему профессиональный игрок Илья Лукич Жемчужников уже выиграл в карты треть Кологривского уезда,- подумала Сонакай, – хитро.
     Не прошло и четверти часа, как в комнату ворвался Федор. Вид его был до крайности возбужденный - волосы взъерошены, галстук развязался. Не говоря ни слова,он схватил Сонакай за руку и увлек за собой. Федор буквально втолкнул её в прокуренную гостиную.
-Вот, я её ставлю на кон. А что? Хороша же! Что скажешь Илья Лукич? Краше чем твоя итальянка. Я хоть сейчас на ней готов жениться.
- Ну, что же ставка принята, не пожалей только, - сказал Илья  Лукич, даже не взглянув на Сонакай, нервно тасуя колоду карт.
     Всего через  несколько минут Сонакай была проиграна в карты. Илья Лукич повернулся к своему слуге и сказал: « Смотри, что бы птичка не упорхнула, - и, обращаясь к Федору, промолвил, - надеюсь, ты сам на неё документы как на крепостную мне предъявишь и купчую оформишь».
     Сонакай шагнула к окну, отдернула плотные портьеры. Лучи заходящего солнца ворвались в комнату. Она  повернулась к буквально час назад клявшемуся ей в вечной любви Федору и произнесла: « Ну, что же. Ты женишься на цыганке. Только дети ваши будут умирать, все умрут. Почти все». – Она с удовлетворением увидела, как побледнел Федор, как затряслись мелкой дрожью руки полковника,  не знавшего страха ни в сражениях, ни на дуэлях, ни в далеких путешествиях на Аляску, от чего его и прозвали «Американцем».
Сонакай повернулась к окну и заставила вращаться солнце с такой яростью и быстротой,  насколько это было возможно.
-Барин, она исчезла, - прервал молчание слуга Ильи Лукича.
-Ну что же, с женщинами это бывает, - равнодушно ответил тот, - играем дальше, господа.