Забытые помнят

    Если бы только меня не разозлил тот старый шотландец, я никогда, повторюсь, никогда даже и не подумал о такой глупости. И в голову бы не пришло хоть на пару секунд усомниться в произошедшем. Но тот старик подкидывал все новые и новые доводы, пока во мне не загорелась искра сомнения.
    —А я говорю, что она не умерла той ночью.
    —Ты шутишь? Ее увезли на катафалке, а позавчера закопали в землю, — твердил я. — Она не могла выжить. Ты наверняка видел другую, очень похожую девушку.
    —Сомневаешься в моем зрении? Говорю же, это была она.
Он пустил струю дыма вверх, тот неспеша стал плыть по комнате.
    —Хочешь сказать, что ты не можешь ошибаться?
    —Ошибаться может каждый, это верно. Но трудно спутать человека, когда он подходит к тебе и начинает разговаривать.
    Я не воспринял всерьез брошенную им фразу. Можно сказать все, что угодно для убедительности.
    —Допустим, кого же тогда хоронили? — моя ошибка состояла в мгновенном переходе к козырям. Стоило задать ещё несколько вопросов, прежде чем переходить к этому. Когда много вопросов — много ответов, а много ответов могут выдать неточность и несостыковку, за которую уже можно зацепиться.
    —Брось, хоронить можно кого угодно. Как раз-таки очень похожую девушку, к примеру.
    Напущенная уверенность старика начинала раздражать. Но как могло меня такое отпугнуть.
    —Допустим. Да, пуская это так. Но неужели родственники не заметили бы отличий?
    —Если они знали обо всем, то и никаких вопросов возникнуть не могло.
    —И зачем это все? — вырвалось из меня. — Должна быть причина для такого обмана, а если ее нет, то не думай, что хоть кто-то поверит в такую историю. Она всё-таки, как говоришь, говорила с тобой. О чем?
    —Просила последить за ее ребенком. Умоляла присмотреть за ним, сколько я не пытался отвязаться от нее.
    —Так, подожди. Каково ещё ребенка? Никакого ребенка не было, разве нет?
    Он выпустил очередную струю дыма и посмотрел на меня:
    —Ребенка не было.
Мои руки подрагивали. Я невольно скривил лицо, на секунду потерялся взглядом, но вскоре все же собрался.
    —Чертовщина.
    —А я о чем, — подтвердил старик. — Ещё какая. И представь мое удивление, когда ко мне подходит человек, которого все считают мертвым, и просит последить за своим ребенком. А ребенка нет.
    Я промолчал.
    —Вот, смотри, — он достал телефон, — сообщения от нее. Ты же знаешь ее номер, его тогда засветили по телеку. Две четверки подряд и две шестерки. Вот, четверки в конце, шестерки вначале. Мы тогда обратили на это внимание.
    Это был ее номер. Сообщения "Ты где, я жду тебя?", "Обещал, обещал...", "Тут так темно, включи свет". Отправлено позавчера.
    —Какого ещё...
    —Мне не по себе от этих сообщений. Говорю тебе, она жива, — глаза старика сделались огромными шарами и выкатились вперёд, они выдавали неподдельный ужас.
    —Всему можно найти объяснение, — начал успокаивать я, — да, можно. Это шутка, просто шутка и всего. Номер ещё не доказывает, что пишет она, с него может набирать кто угодно.
    Он полез в карман, секунду покопался и шлёпнул другой телефон на стол.
    —Что это?
    —Ее телефон, — он вскрыл его крышку, достал симку. — Номер, видишь? Она дала мне телефон, сама в руки потом впихнула.
    Меня настигло небольшое безумие. Такое случается, когда не можешь себе что-либо объяснить. Тогда я ещё не верил, пытался понять в чем дело.
    —Этого не может быть, неужели полиция не искала телефон?
    —Искала. Его не нашли, как сквозь землю провалился, а теперь тут, — он показал на него.
    —Она ещё в городе, как думаешь?
    —Уверен, что да. Но...
    —Что?
    —Я сказал про двойника. Так вот, это ошибка. Похоронили ее, никаких сомнений нет. Но она жива, — сказал он.
    —Ты совсем обезумел? Сам понимаешь, что говоришь?
    —Почему она так сделала, ты не догадываешься? — ему стало нехорошо, и он потушил сигару. Он всегда курил до такого состояния, пока не становилось плохо.
    —Не имею ни малейшего понятия, — соврал я. Догадки были, но они не уходили дальше моих размышлений и теорий.
    —Мне кажется ее что-то мучало, — глаза старика начали переводиться за меня, будто там кто-то стоял. Я обернулся — никого.
    —Почему именно посреди улицы? Она вскрыла вены на улице, но никто не подошел. Сколько часов она пролежала так?
    —Часа три по официальным данным. Это странное  самоубийство, вскрывать вены на улице. Может она хотела показать всем, что... Что не намерена больше скрывать всю свою неприязнь к этому миру.
    —Ерунда, — я стукнул по столу. — Ничего не складывается. Ты говоришь то об одном, то о другом, невозможно уловить мысль.
    —Думаешь, нельзя умереть и остаться в этом мире? — он продолжал видеть кого-то.
    Я вскочил со стула так, что тот опрокинулся. Меня трясло и лихорадило. Несколько раз обернулся, но никого не заметив, продолжил:
    —Послушай, что происходит? Ты спятил!
    Он ухмыльнулся:
    —А что происходит? Чего так занервничал?
    Сзади него стояли ножи. Он знал, что они там есть, ни раз обращая внимание на них.
    —Происходит хрень. Куда ты постоянно смотришь?
    —Он ничего не видит, — произнес старик, уже не обращая внимания на мое присутствие. — Да, так будет лучше.
    Я попятился к двери.
    —Слушай, просто успокойся. Я сейчас отойду, но обязательств вернусь.
    Он уже ничего не слышал, только твердил что-то себе под нос. Ещё бы пара секунд, и я рванул из квартиры, если бы он спокойно не встал со стула и не сошел в окно.
    На шестьдесят восьмом году оборвалась его жизнь. Не сказать, чтобы много или мало. Тот день я провел в допросах полиции. Каждый задавал одни и те же вопросы, несколько перефразированные, но суть не менялась. Меня отпустили, нашлись свидетеле, которые видели как тот выпрыгнул сам. Хотя мне и не особо верила полиция, все же выбора у них не было.
    Наступил период бессонницы. Я лежал по два часа, но не засыпал больше, чем на пятнадцать-двадцать минут. А сны шли нескончаемыми кошмарами. В них я умирал, но никогда не погибал. Нескончаемые конвульсии, потеря дыхания и пульса, грань между сознательной жизнью и пустотой. Сон пугал меня, но я был зависим от него. Мне хотелось спать и я ненавидел это чувство.
    Через две недели, возможно чуть позже, люди из снов начали появляться и наяву. Они говорили со мной, советовались обо всяких мелочах. Все терпел, но когда пришел старик — понял, что для меня закончился мир. Все, вдруг осознал я, больше не будет солнца или дождя, снега или жары, для меня все это позади.
    —Налей мне чаю, — сказал он. — Две ложки сахара, пожалуйста.
Я выполнил просьбу. Просто потому, что не мог не выполнить, все казалось таким реальным.
    —Не знаешь, почему я пришел к тебе? — продолжил старик.
    Я подал чашку ему и сел напротив.
    —Благодарю, — отозвался он.
    —Не знаю.
    Он не пугал и не отталкивал, просто вселял в меня пустоту. Я ещё не до конца понимал это чувство, но начинал ощущать.
    —И все же, почему она так поступила? Ты не ответил на мой вопрос.
    —Кто? — спросил я и через секунду понял о ком речь.
    —Даже не сразу вспоминается, верно? А прошло совсем немного времени. Она жила двумя этажами выше меня, но узнал я это только после ее смерти. Как же так получается?
    —Вы просто не пересекались, — решил вставить я.
    —И правда, — он сделал глоток чая, — но почему? Неужели мы не могли даже перекинуться парой фраз или просто встретиться? А ведь знаешь, она жила там недавно, я даже не знал, что туда поселился кто-то новый. Я и с прошлыми владельцами не говорил.
    Молча приходилось слушать. Все это давило на меня.
    —Ее ребенок, помнишь я говорил о нем? Знаешь, ошибка врачей, неудачная беременность и, конечно, никому нет дела. Она уже и сама, похоже, забыла, пока не началось это.
    Он выпил горячий чай за несколько глотков. И улыбался, понимая мой ужас, понимая, как я осознаю к чему он клонит.
    —К ней начали приходить люди, которых она не замечала. Которые так нуждались в ней, но почему-то были забыты. Я видел, как кто-то лежал на улице, но дела мне не было. Она умирала, помощи так и не дождалась. А я торопился, понимаешь ли.
    —Но что сделал я, ты спрыгнул, я бы даже не успел помочь. Все это нелепо! — завопил я.
    —Днем ранее я говорил с тобой, говорил, что мне нужна помощь, но тебе было плевать. Ты словно пропускал мимо ушей мои проблемы и слышал только то, что хотел.
    И сейчас меня никто не слышал, я остался наедине со всем. Мир словно стёр меня ещё до того, как я повесился на тросе. Я буду преследовать их, пока они не начнут бояться. Ничего не поменяется, это уж точно, но я человек и моя природа — жить, а пока меня не забудут я буду где-то среди стен, среди парков и деревьев, в воздухе.