Раздел 1

Не скажу, как мне пришла в голову подобного рода история, но, пожалуй, начну её.

Итак, давайте переместимся в Амстердам — столицу Нидерландов. Там раньше жил (я не говорю, что он умер, просто он там больше не живёт) некий господин по имени Ян-Барт Оверкемпе.  Когда происходило то, о чём я намереваюсь рассказать, ему было круглых сорок лет и несколько месяцев. Я сейчас не в состоянии дать ему объективную оценку, скажу лишь, что в свободное время он виделся со своими друзьями, многие из которых учились с ним в школе.

Этот Ян-Барт Оверкемпе работал аукционистом. Если бы его аукционы были открыты для всех, как театральные представления, и если бы кто-то ежедневно шёл их смотреть, вероятнее всего, этому кому-то захотелось бы принять участие в следующем аукционе и предложить свою сумму. Он был женат на ветеринаре, тридцативосьмилетней Верле Оверкемпе-Пибенге.

Думаю, несложно догадаться, что Пибенга — это её девичья фамилия, но тем не менее, расскажу коротко о том, что происходит в Нидерландах с фамилиями замужних женщин. Раньше, когда женщина выходила замуж, она сохраняла свою фамилию, но соединяла её с фамилией мужа. Теперь у нидерландский женщин есть свобода выбора — выйдя замуж, они могут сохранить свою фамилию, принять фамилию мужа, либо взять обе фамилии, но второй вариант — настолько редкая практика, что Верле не хотела, чтобы о ней подумали неведомо что. Она также не хотела, чтобы её называли, как говорится, "старомодной", но выйдя замуж, она предпочла двойную фамилию Оверкемпе-Пибенга.

У Яна-Барта и Верле было трое детей: двое мальчиков — Леннарт, которому было тринадцать лет и Ремко, которому было одиннадцать лет; а также девочка Софи, ей было шесть лет. Все три носили только фамилию отца, Оверкемпе.

Их родители старались быть с ними одинаково щедрыми и любезными, но младшенькая, Софи, часто требовала особо внимания, так что Ян-Барту и Верле приходилось, поочереди, проводить с ней время. Если бы кто-то за ней понаблюдал, то он бы по-любому сказал, что учиться — это не её. Не в том смысле, что она не старалась, а в том, что она всегда предпочитала заняться чем-нибудь другим.

Как и Ян-Барт, раз уж на то пошло. Ян-Барт постоянно жаловался о том, что из-за его работы его жизнь скоро потеряет все краски:

— Числа, числа, и... ещё раз числа. Я так больше не могу! У меня ощущение, что я уже знаю наизусть все числа, которые только можно себе представить.

— Но ведь, дорогой, — говорила Верле, и я не могу точно сказать, была ли на самом деле какая-то ирония в этих её словах, — ты сам выбрал себе работу, не так ли? Раз тебе не нравится, ты вполне можешь найти себе другую.

— Ага, другую. Будто существует такая работа, где нет чисел. Потом произойдёт то же самое! — отвечал Ян-Барт. Стало быть, это похоже на то, что он предпочёл мучить самого себя, и если правду говорят, что из двух зол обычно выбирают меньшее, то в воображении Яна-Барта эти зла (которые на самом деле были профессиями) отличались лишь тем, что нужно было делать.

О чём я ещё хотел рассказать? А, вот. Однажды, когда наступило время ужина и семья Оверкемпе села за стол, Ян-Барт заявил:

— Я бы хотел вам поведать некую историю.

— Что за история? — спросил кто-то из сыновей.

— Сейчас расскажу. Но вы должны сделать мне услугу.

— Какую? — спросил тот же сын.

— Никому её не рассказывать.

— Итак, что же это за история? Расскажи-ка, — это уже вмешалась его жена.

— Итак... В этой истории речь идёт о моём предке, Эдмунду Кунья.

Верле и трое детей приготовились слушать.

— Так вот, этот Эдмунду Кунья был португальцем. Он жил четыре столетия тому назад, во времена колониальной войны против нидерландцев.

— Против нас? — переспросила Верле, чуть не вздрогнув.

— Да, португальцы вели эту войну против нас.

«Вряд ли стоит это рассказывать при Софи, она-то ещё и не понимает, о чём я говорю», подумал он; и тем не менее, продолжил вслух:

— Значит, этот мой предок тоже принимал участие в войне. Он был офицером, не помню точно какое у него было звание.

— С ним что-то особенное приключилось? — спросили остальные, почти в один голос.

— Да, но это не связано с его званием.

— Что же это?

— Хорошо, слушайте. Однажды — я не уверен, как так получилось, но подойдём к делу — Эдмунду Кунья влюбился в красивую девушку, у неё как раз юность подходила к концу. Эта девушка тоже влюбилась в него, но была проблема.

— Какая же? — опять спросил кто-то.

— Эта девушка была  дочерью нидерландского купца. Представляете себе, насколько её отец был против брака?

— А потом что произошло?

— Его сочли предателем только из-за этого, и отстранили от поля боя. Его возлюбленная не захотела с ним расставаться и пошла за ним, но они оба понимали, какая опасность висела над ними.

— И что же они сделали в конце?

— Пошли жить в Соединённые провинции. — Тогда так назывались Нидерланды. — Хотя, как я уже говорил, отец девушки был категорически против их брака; более того, сам Кунья попал в розыск.

— Стало быть, португальцы сочли его своим врагом? — спросила Верле.

— Именно. Поэтому он решил, что сделать так, как он сделал, будет лучше всего. Вкратце, они всё-таки поженились, у них родилась дочь, эта дочь вышла замуж за некого Оверкемпе, не помню как его звали по имени, и в каждом следующем поколении был по крайней мере один сын. Так дошло и до меня.

— И до нас, — заметил Леннарт, старший из сыновей, от имени всех трёх (или только от имени себя и своего брата Ремко?)

— Да, и до вас, — согласился Ян-Барт, и, всё ещё обращаясь к своим детям, сказал: — Но не пора ли вам идти спать? И помните, рот на замок! Никому не рассказывайте эту историю. Я вас прошу!

— Никому её не расскажем, обещаем, — снова сказал Леннарт, от имени всех.