Уна

Уна

Сейчас уже почти никто и не вспомнит девушку, жившую на окраине сосновой рощи, среди красноватых мачт, тянущих свои руки-иголки к небу. Её каменный дом был ветхим, но крепким. Из трубы, время от времени пробивался сизый дым и в окнах плясал глухой свет. Стелющиеся от туда дивные запахи стряпни, соцветий и трав, нередко уводили с тропы путников. Поросший плотным мягким мхом, дом олицетворял собой ожившую сказку. Да и сама девушка будто сошла со страниц старых преданий. И даже хорошо, что огненноволосых в наши дни не клеймили ведьмами и не сжигали на кострах.

Это сейчас рыжеволосую Уну почти никто не вспомнит, но были дни, когда повстречаться с ней была большая удача, поворотный момент жизни. Каждый, кому она повстречается, может попросить для себя. Да только с каждой просьбой девушка становилась всё менее заметной, и найти её в другой раз было много труднее. Впрочем, дважды с ней никто не встречался.

Поговаривают, её младенцем ещё, принесли с гор невысокие мужчины. Мужчины эти тоже были непросты. Много лет назад и ещё четверть века, все они ушли сквозь холодный камень в рудники, да так никогда и не вернулись в семьи. Так же говорят, что хозяин тех самых гор держит этих рудокопов в своих владениях и что Уна, его единственное дитя.

Лишь исполнив последнюю просьбу людей, она вернётся к отцу, а мужи к своим семьям...

-
Края эти были мне незнакомы. Я шёл по лесным, выцветшим тропам, в надежде, что они никогда не кончатся. Тяжёлые еловые лапы скрывали извечное небо, а под ногами был живой ковёр мха. Я ступал бережно, осторожно. Поздний жатень был в этих местах щедрым. Играясь, озорная черника пряталась в пятнисто-зелёных листьях. Спелая, сочная, грузная, она ждала, чтобы растаять на языке. Из-за молодых сосен, то тут, то там, робко выглядывали красноватые шляпки грибов. И пели незримые птицы, и насекомые играли свою партию в этой симфонии завершающегося лета.

Я стоял, закинув голову к небу. Закрыл глаза и просто дышал жизнью. Старый затравленный каторжанин, без судьбы, без имени,  без дома и сотни часов без сна. Я остановился на перепутье. Казалось, что прошлое кончилось и замерло в ожидании.. Уже совсем старик, ещё в своей силе, но уже сед, и прошлое, паутиной морщин на моём лице, отмеряло время.

Лишь на миг мне почудился дым из трубы дома в мираже ряда сосен. Цели не было, а посему, озираясь, я двинулся на зов своих видений. Через некоторое время за деревьями отчётливо показался дом. Людей рядом не было, и печная труба вовсе не чадила, как мне показалось ранее.
Я посмотрел направо, налево, и даже зачем-то вверх, на выступающие из-за деревьев лоскуты неба. Лишь сделав шаг в сторону дома, я услышал...

-Путник.

Я вздрогнул. Было сильное желание бежать без оглядки. Так силён был страх, въевшийся под кожу за всю мою жизнь. Позади меня, подбоченившись, с котомкой в руках, стояла рыжеволосая девушка.

-Ты нашёл меня. Отчего же трясёшься как лист на холодном ветру?

-Здравствуй... - только и смог проскрипеть я черничными губами, ещё не уверенный, что голос принадлежал мне. Уже много недель я ни с кем не говорил и не слышал его.

-Знаешь ли ты, старец, легенду местных жителей? Тот, кто повстречает меня, может просить для себя чего пожелает.

На мгновение я подумал, что меня высмеивают или, быть может, я и вовсе сплю.

-Пожалуй, о таких легендах я никогда не слышал... я... неместный.

-Это яснее ясного – звонко засмеялась девушка – таких тощих в наших краях отродясь не водилось.  Пожалуй, мне стоило бы для начала тебя, как следует умыть, причесать и накормить.

...трясущейся рукой, стараясь не показывать, как смертельно оголодал, я подносил ложку к губам медленно, чинно. Жаркое в горшочке медленно исчезало и смешанные чувства в моей голове, будто это последняя трапеза, не оставляли меня ни на миг. Будто попал я в ведьмино логово и сам буду съеден, лишь только тьма укроет эти леса.
Девушка меж тем расчёсывала мои седые, жидкие волосы старым костяным гребнем и тихо напевала себе песню.

-Спасибо тебе, хозяюшка! – произнёс я и отставил опустевший горшочек, утерев рукавом бороду.

Она убрала гребень, и пронзительно уставившись в меня угольками своих глаз, вопрошала.

-Ну? Чего же ты желаешь?

-Не было у меня никогда дома, сызмальства я каторжанин за то, что стащил краюху хлеба для себя и брата. И брата того уже много лет назад сгноили на той же каторге. Засекли розгами. Да только ко мне смерть всё не торопится.  Стар я уже, хоть и теплится во мне ещё жизнь. Ты позволь мне дом иметь в точь как у тебя и жить в этих краях дивных, в которых живёшь сама...


***

С той поры Уну никто и не встречал. Да только поговаривают и мужи не вернулись из камня. К чему возвращаться к могилам родных и людям, которые уж и не помнят прошлого. Так и остались они в гостях хозяина гор.