Виртуалы. Томас Гоббс

Глава 10. «Жизнь человека беспросветна, тупа и кратковременна». Томас Гоббс

Василий застал Матфевну в грустном расположении духа. Старушка сидела в темноте, не зажигая ни света, ни свечки. Друг зажёг свечу, поставил перед Матфевной, и она очнулась.
М – Василий, вот до меня наконец-то дошло, что мне лучше ни с кем не общаться. Ну разве что с тобой. Ты же мною  выдуманный, как верный пёс и собеседник всегда рядом и только тогда, когда надо поговорить.
В – Вот , стала взрослой старушкой. Это нормально, когда интересно становится с собой, то есть со мной. С кем сегодня у нас свидание. В этой книге последнее. Надо платить, чтобы дочитать.
М - Томас Гоббс (1588–1679) один из величайших политических мыслителей Англии. Представляешь, Гоббс был одним из первых адептов фитнеса. Каждое утро он отправлялся на длинную прогулку и бегом взбирался на встречающиеся по пути холмы. В - Он, говорят, всегда имел при себе трость, в рукоять которой была вмонтирована чернильница, чтобы иметь возможность записывать возникшие идеи.
М - Этот статный, высокий мужчина с красным лицом, густыми устами и маленькой тонкой бородкой был когда-то весьма болезненным ребенком.
Г – Приветствую. Василий, сообрази чайку. Тут пробегал мимо, услышал что вспоминаете… Да, всё так. Однако в зрелости я отличался отменным здоровьем и до самой старости любил играть в теннис. Я обожал рыбу, избегал вина и практиковался в пении – конечно за закрытыми дверями и в отсутствии слушателей, –  развивал свои легкие. В результате  дожил до 91 года.
М - При том что средняя продолжительность жизни в XVII веке составляла всего 35 лет, это является впечатляющим результатом.
В – Говорят, ты, как и Макиавелли, весьма скептически относился к людям. С твоей точки зрения, все мы по своей природе эгоистичны, так как нами движет или страх смерти, или жажда наживы. И все, к чему мы стремимся, – это власть над другими людьми, осознаем мы это или нет.
Г - Если ты не согласен со мной, то почему же ты тогда закрываешь металлическую дверь своей квартиры, когда уходишь? А заборов понастроили… Может быть, ты так поступаешь потому, что опасаешься злоумышленников?
В – У нас с Матфевной и квартиры то нет. Так каморка, в которую залетаем поговорить с вами умными.
М – Ты наверно прав, когда сказал, что в глубине души мы все эгоисты, и лишь существование единых для всех законов и угроза наказания держат нас в узде. Да и то не всех.
Г – Я считаю, что если общество перестанет существовать и мы вернемся к тому, что он называл «естественным состоянием», в котором нет государства и законов, то каждый из нас будет, если потребуется, грабить и убивать других людей. Жизнь за пределами общества «беспросветна, тупа и кратковременна».
М – Я, пожалуй, соглашусь с тобой. Если вдруг исчезнет государство, которое препятствует одним людям посягать на жизнь, землю и имущество других, то тут же начнется бесконечная война всех против всех. Трудно вообразить более жуткую ситуацию.
В - Объединившись, мы можем не опасаться того, что нас убьют. Однако  мы не знаем, кому можно доверять, а кому – нет. Ведь даже если кто-то обещал тебе помочь, это не означает, что «благодетель» не нарушит свое слово, если это будет ему выгодно.
М - Любые действия, требующие кооперации людей, как, например, ведение сельского хозяйства или строительство, невозможны без взаимного доверия. К сожалению, очень часто, когда ты наконец понимаешь, что тебя все это время обманывали, уже слишком поздно – удар в спину уже нанесен, иногда буквально. И нет никого, кто был бы готов покарать предателя. Вас окружают враги. Вы живете в постоянном страхе нападения. Согласитесь, подобного никому не пожелаешь.
Г - Я полагал, что единственный способ положить конец подобной войне всех против всех – это наделить верховной властью одного или группу индивидов. Иными словами, люди в естественном состоянии должны будут заключить «общественный договор», то есть согласиться пожертвовать частью своих самых опасных свобод ради безопасности.
М – Да, без такого суверена, жизнь будет подобна аду. Суверен будет наделен правом наказывать тех, кто преступил черту.
Г. – Я также полагал, что существуют «естественные законы», которые продолжат свое существование в обществе. Одним из них является правило вести себя с другими людьми так, как бы мы хотели, чтобы они вели себя с нами. Без законов и могущественного суверена, все, на что люди могут рассчитывать, – это смерть.
В – По-твоему получается, что единственным утешением является тот факт, что жизнь в подобных условиях не может быть продолжительной?
Г – Я в своей книге «Левиафан» (1651) подробно описываю переход кошмара естественного состояния к безопасности и спокойствию гражданского общества.
М - Изначально Левиафан у тебя – это мистическое чудовище, описанное в Библии. Ты же использует его в качестве метафоры государственной власти. На обложке первого издания книги был изображен великан, который держит в своих руках меч и скипетр. Этот великан, в свою очередь, состоит из множества людей поменьше. Он воплощает в себе всю мощь государства и суверенной власти. Ты был убежден, что без такого суверена общество вновь утратит единство, распавшись на множество отдельных индивидов, готовых ради выживания вцепиться друг другу в глотки.
В - Таким образом, люди в естественном состоянии имеют веские основания стремиться к миру и сотрудничать друг с другом. Только так они могут обеспечить свою безопасность. В противном случае их жизнь будет ужасна.Получается безопасность намного важнее свободы. Страх смерти будет толкать людей к созданию общества.
Г.- Я также полагаю, что ради заключения общественного договора и предоставлению суверену права издавать обязательные для всех законы люди будут вынуждены принести в жертву значительную часть своей свободы. Ведь сильная власть предпочтительнее бесконечной войны всех против всех.
М - Тебе довелось жить в непростое время. У матери начались преждевременные роды, когда она услышала, что испанская армада отплыла к берегам Англии. Позднее ты бежал от ужасов гражданской войны в Париж, однако страх анархии, в которую может погрузиться страна, не оставлял тебя до самой смерти. Именно в Париже ты написал «Левиафана», а в Англию вернулся вскоре после публикации книги, в 1651 году.
В - Как и многие твои современники-мыслители, ты интересовался не только философией. Ты был тем, кого принято называть человеком эпохи Возрождения. Увлекался геометрией, древней историей и другими науками. Любил литературу, занимался переводами… Философией же ты увлекся на склоне лет и был материалистом.
Г - Я полагал, что человек – это всего лишь сложный механизм, физическое тело без души. Довольно часто в моих произведениях можно встретить объяснения «скрытых пружин» того или иного действия, или «шестерней», которые «двигают нами». Он был убежден, что все аспекты нашего существования, включая мышление, имеют физическую природу.
М - В твоей философии не нашлось места душе. Сегодня подобные мысли можно услышать из уст многих ученых, однако для того времени данная позиция была радикальной. Ты также заявлял, что Бог является материальным объектом, и некоторые комментаторы утверждают, что таким хитрым способом ты заявлял о своем атеизме.
Г - Критики полагают, что я наделил суверена, будь то монарх или парламент, слишком большой властью над индивидом. Описанное мной государство вы бы назвали авторитарным, так как в нем власть суверена над гражданами ничем не ограничена.
М - Конечно же, мир и страх смерти – веский повод подчиниться власти государства. Однако концентрация власти в руках одного человека или группы лиц может быть опасна. Ты не верил в демократию, не доверял способности людей принимать самостоятельные решения. Возможно, если бы он знал об ужасах, которые творили тираны XX века, ты бы изменил свое мнение.
Г - Я знаменит тем, что отрицал существование души. Мой современник, Рене Декарт, наоборот, полагал, что дух и тело в корне отличаются друг от друга. Вероятно, именно поэтому я заявлял, что Декарт гораздо лучше разбирается в геометрии и ему не следует лезть в философию. Пока… Спасибо за память…
М – Ну разве плохо пообщались?
В – Не попалась бы тебе на глаза книга Найджела Уобертона, не узнали бы, что современные вопросы давно обсуждались… По спирали мы живём. Дети повторяют наши ошибки, как бы мы не предостерегали их не наступать на грабли, наступают, глядя в смартфон…
М – Тут мне подкинули идею попробовать понять некого Кьеркегора. Вась, ты где?
Тишина… Свеча догорела… Матфевна вздохнула…
Хорошо жить…