Церион, или холодный, но прекрасный мир

Тёплый весенний дождь. Редкие капли постукивали по крыше небольшого кафе в старом парке. Из забегаловки вышла группа шумных подростков. Парни и девушки передавали из рук в руки вейп, шутили, смеялись. Один пацан с зачёсом и туннелями в ушах дыхнул паром на случайно встретившуюся на пути девушку. Та, будто в каком-то забытье, даже не глядя на шумную компанию, плелась куда-то в  одной ей известном направлении.
— Ни фига какой шрам! — крикнул кто-то из тусовки.
Пацан с туннелями нагнал девушку и, не давая ей пройти, бесцеремонно заглянул ей в  лицо.
— Офигеть! Дествительно шрам! Это кто тебя так?
Девушка, казалось  не слышала его слов. Не замедляя шага, она только отстранённо посмотрела на парня.
— Да оставь её! — крикнул кто-то из компании. У неё, походу, и без тебя проблем хватает!
Подвыпившие подростки удалились, скрипя найками по влажному асфальту. От порыва ветра ноги девушки подкосились, она пошатнулась, наклонилась к фонарному столбу и обхватила его руками. Редкие капли дождя превратились в  мощные струи.
На лице девушки были синяки, свидетельствующие о бессоннице и нервах, сухие губы испещряли красные трещины, до крови изрезавшие кожу. Вредная привычка покусывать губы в последнее время только усугубилась. Плохо расчёсанные волосы развевались из стороны в сторону, то и дело застилая девушке глаза. Она убирала непослушные пряди, как что-то ненужное — как помеху.
Дождь полил сильнее. Каштановые волосы девушки стали тяжелыми от влаги. Девушка съёжилась и, сделав над собой усилие, отстранилась от столба.
Заходить в кафе, в котором весело проводили время гогочущие подростки, совсем не хотелось. Когда-то Алика (так звали девушку) и сама была весёлой и жизнерадостной, но теперь ей было совсем не до веселья.
«Как зябко!» —  Не глядя под ноги, она сделала шаг в сторону и вступила в лужу. Дождевая вода обдала холодом.
Озноб и так уже пробрал до костей, и эта маленькая неприятность с лужей была настоящим ударом по нервам. Надо бы уже что-то решить: или зайти в это шумное место, или уже идти домой. Но то ли из-за пренебрежения собственным комфортом, то ли просто из-за моральной усталости девушка не торопилась.
Неожиданно для себя она поняла, что по её голове больше не бьют леденящие струи. За спиной кто-то стоял. Она обернулась — незнакомая женщина лет двадцати восьми-тридцати с каре чёрных волос закрыла её от дождя огромным чёрным зонтом.
— Спасибо, — просто поблагодарила Алика, не зная, что ещё добавить.
Незнакомка стояла молча и как будто чего-то ждала.
— Спасибо, — ещё раз машинально пробормотала Алика. — Мне уже пора идти… спасибо.
Голова девушка уже высунулась наружу, когда обладательница зонта неожиданно спросила:
— Ты так часто бродишь по этому парку… интересно, зачем?
Алика потопталась на месте, не зная, стоит ли ей нырнуть под зонт или же быстро ответить какую-то несуразицу и уйти туда, куда её поведут ноги – возможно, домой.
Незнакомка то ли сделала жест подойти ближе, то ли просто поманила Алику глазами; позже девушка не смогла точно восстановить это в памяти. Но что бы там ни было, Алика её послушала и нырнула обратно под зонт.
— Зачем? — Она пожала плечами. — Да не знаю. Вы тоже бродите, ну и что? — Девушка закусила губу.
Обладательница зонта иронично вздохнула.
— Пойдём лучше посидим где-нибудь. — Она указала взглядом в сторону кафе.
— Нет, туда я не пойду! — категорично ответила Алика.
— Ну можно посидеть на террасе, — предложила женщина.
Вся эта ситуация казалась очень странной, но незнакомка была так добра и неравнодушна, что  Алика не могла просто так уйти, к тому же ей некуда было спешить.
К кафе была пристроена небольшая терраска, на которой обычно мало кто сидел, а в такую дождливую погоду она и вовсе пустовала. На деревянных стульях, чем-то напоминающих лежаки, были скомканы толстые разноцветные пледы.
Пока спасительница Алики ходила за чаем, девушка закуталась почти до самой головы. Она очень замёрзла. Наконец, странная незнакомка вернулась и угостила её горячим имбирным чаем, но сама пить не стала. Конечно, Алике было приятно, но всё же такая ничем не объяснимая забота настораживала.
— Согрелась? — спросила женщина.
Сама она была одета легко, но даже не воспользовалась пледом.
Прихлюпывая носом, Алика кивнула.
— Скажи, сколько тебе лет? — ненавязчиво, но с увлечением принялась расспрашивать хозяйка зонта.
Алика отставила чай и рассеянно посмотрела на собеседницу. Казалось, она забыла свой возраст и, силясь вспомнить, ответила лишь спустя некоторую паузу:
— Пятнадцать… шестнадцать недавно исполнилось.
— У тебя что-то случилось? — прозвучал следующий вопрос. Голос у женщины был приятный.
Алика вгляделась в лицо незнакомки — оно тоже было приятным. Лёгкая полуулыбка располагала к себе, хотя казалась слегка приклеенной. Было в ней что-то такое… что вызывало доверие.
— Я пойду… мне надо идти. — Девушка медленно поднялась.
— Подожди. — В голосе незнакомки прозвучала повелительная интонация.
Алика интуитивно остановилась.
— Возьми зонт, — сказала женщина мягким, бархатным голосом. — Завтра вернёшь. — Она настойчиво вручила зонт растерявшейся Алике. — А у меня есть капюшон, не промокну. — Незнакомка немного помолчала и добавила: — Завтра в два в этом парке.
Девушке только и оставалось, что кивнуть в ответ.

Глава 2
И всё-таки звёзды горели

«И зачем мне этот зонт? Всё равно простужусь», — думала Алика, подходя к дому.
Многоэтажное прямоугольное строение, в котором ей пришлось прожить всю свою жизнь, казалось холодной высокой горой, слепленной из глины и мусора. Подъезд встретил спёртым запахом тухлятины.
Алике вспомнилось, как мать ещё в детстве то ли в шутку, то ли всерьёз говорила, что в их подъезде принесли в жертву кошку. Этот запах присутствовал здесь всегда, правда, с разной степенью интенсивности.
Две старушки, вошедшие в подъезд вместе с девушкой, недовольно ворчали.
— Вот раньше такого безобразия не было, — пояснила одна из них. — Вони такой не было.
Другая, с несомненно важным видом, поддержала её.
«Да-да, и кошек в подъездах не резали, и трава была зеленее, и сахар слаще, и кисель кисельнее, — сказала про себя Алика. — Раньше вы были другие — молодые, поэтому и не замечали вони. И я раньше тоже не замечала».
В последнее время она часто говорила сама с собой, правда, всегда про себя. Мысли строились в предложения и незаметно превращались в целые диалоги. Эти диалоги и были одним из немногих её развлечений.
Алика доплелась до четвёртого этажа. На неё смотрела всё та же давно знакомая дверь квартиры номер 119. Она пошарила по карманам и полушёпотом воскликнула: «Вот чёрт! Ключи!»
Ладонь механически хлопнула по звонку. За дверью послышались неторопливые шаги, а потом звук поворачиваемой   защёлки. Внутренняя дверь отворилась.
— Алика, ты? — спросил сонный голос.
Во входной двери был глазок, но то ли из-за душевной лени, то ли по какой-то другой неведомой причине им не воспользовались.
— Я, — ответила девушка, отряхивая тяжёлый чёрный зонт.
Дверь приоткрылась. На пороге появилась полная рыжеволосая девушка лет двадцати в пижаме и в тапочках-«кроликах».  Приглаживая растрёпанные волосы, она сладко зевнула и обратила внимание на вымокшую до нитки сестру, которая всё ещё не переступила порог.
— Ой, какая мокрая! — сонно протянула она и уже более бодрым голосом спросила: — Чё, в парке гуляла?
— Ну да, — механически кивнула Алика.
— Опять? — Рыжеволосая зевнула.
— Опять.
— Хлеб купила?
Алика хотела что-то ответить, но в ответ вырвалось только «апчхи».
— А может, я всё-таки в дом войду? — вытерев сопли, спросила она. — Ирма, пусти.
Сестру ничуть не прильщала переспектива остаться без хлеба, но всё же она оставила дверь и заползла обратно в квартиру.
— И зонт какой-то притащила, — заметила она, уронив случайный взгляд на вошедшую. — Вот Пустовалов обрадуется! Он всё любит, что на халяву.
Рыжеволосая девушка недружелюбно посмотрела в сторону соседней комнаты и, шаркая тапочками-кроликами, поплелась на кухню.
Кухонный стол был удивительным образом заставлен разнообразными съедобными принадлежностями. Из банки консервов на мир взирала килька, обагрённая томатным соусом, по столу тянулись зелёные луга из «Лолло росса». Имелось даже живописное море из молока, беспощадно разлитого и забытого. Его берега обрамляли песчаные барханы — хлебные крошки. И всё это съедобное великолепие дополняли милые создания — тараканы. Смешно перебирая лапками и покачивая усиками, они в отличие от хозяев дома, которым всегда чего-то недоставало, брали всё возможное от праздника жизни.
Из комнаты послышался ужасающий топот. В детстве Алика воображала, что по квартире бродит не кто иной, как минотавр.
— А, — махнула рукой Ирма, — Пустовалов сегодня раньше вернулся с работы. — А потом прошипела сквозь зубы: — Впрочем, как и обычно. Мать спину гнёт, а он та ещё свинья! Пришёл, поел и завалился! А ещё тут дефиле в своих трусах устраивает. Не спится ему, видите ли, в четыре часа дня!
Ирма резко опустила  своё тело на кухонный уголок, взяла планшет и, поедая шоколадную пасту, уткнулась в экран. С пастой во рту она проворчала: «Жаль, хлеба нет». Страстная любительница соцсетей не брезговала делить трапезу с тараканами, но подобно им довольствоваться хлебными крошками не собиралась.
Алика ушла в свою комнату. Усевшись на подоконнике, она попыталась погрузиться в чтение, но ничего не вышло. «Граф Монте-Кристо» — любимая книга — уже не могла отвлечь от мрачных мыслей.
В начале марта врачи поставили ей диагноз «опухоль головного мозга». Жить осталось не больше года. Жаль. За всю свою короткую жизнь она даже ни разу не успела почувствовать себя по-настоящему счастливой.
Часы показали восемь. На пороге дома появилась суховатая женщина с длинными русыми волосами, убранными в тонкую косицу.
— Ирма, — обратилась женщина к дочери, — весь день дома, могла бы хотя бы со стола убрать. Не учишься, не работаешь, хоть по дому помогай, что ли.
Слизывая остатки пасты с ложки, Ирма что-то недовольно промычала. Она не любила, когда её отрывали от трапезы, и вообще не любила, когда её тормошили. Женщина вздохнула, немного покопалась на кухне, отняла у дочери планшет и уселась смотреть мелодрамы.

***
Наконец, шум и суета дня утихли. Алика с благодарностью встретила первые минуты сокровенной тишины. Теперь у неё было своё пространство, несмотря на то, что в другом конце комнаты Ирма светила в потолок телефоном. Но это были пустяки. Тот, кто делит комнату с братом и сестрой, привык не обращать внимания на такие мелочи. Но сейчас не об этом…
Там, за окном, над мусорным баком, на тёмно-синем полотне ночного неба горели настоящие звёзды. Они были так далеки от Пустовалова, дефилирующего в трусах, от тараканов, купающихся в молоке, от спёртого запаха тухлятины, разливающегося по подъезду серого многоэтажного дома. Алике пришли на ум случайные строки:
«Лишь меньшинство сияньем звёзд
Наделено небесной властью,
Лишь меньшинство живёт всерьёз».
«Может, повезёт в следующей жизни?» — подумала она и улыбнулась.
Это был оптимизм затравленной души – тот единственный оптимизм, который у неё остался.
«Должна же быть хоть какая-то справедливость, — подумала девушка и, крепко зажмурившись, вскинула голову и прошептала, как заклинание: — Должна быть, должна быть, должна».
Она перевела взгляд на лежащую Ирму. Вдруг та слышала её нездоровое бормотание и теперь думает, что её сестра совсем спятила?
Но нет, Ирма спала, спала как убитая. Пролистав несколько десятков мемов, она быстро провалилась в крепкий здоровый сон и только изредка сладко посапывала, как посапывают счастливые или недалёкие люди.
Из соседней комнаты доносился неровный храп Пустовалова. Мать спала тихо и только иногда, пробуждаясь от всеобъемлющего храпа своего избранника, ёрзала, но тут же засыпала.
А вот Алике не спалось. Эмоции, не выраженные словами, рвались наружу. Она бы заплакала, но она поклялась не плакать ещё в раннем подростковом возрасте. А если Алика поклялась, значит, она уже ни за что не заплачет. Вместо этого она медленно сползла с подоконника и рухнула на кровать. Пружинки равнодушно подпрыгнули (да-да, равнодушно – именно так это тогда почувствовала девушка).
Руки нашарили в полутьме старую подушку, впитавшую запах своей хозяйки. Но Алика и не думала спать, нет. Она уткнулась в неё лицом и затихла. Не прошло и минуты, как раздался крик.
Перепуганная мать, пробудившаяся от глубокого сна Ирма, вскочивший, будто после ночного кошмара, Пустовалов — все они, будто по команде, раскрыли глаза.
Она не собиралась кричать так громко, крик вырвался сам, не согласуясь с волей. Затаённые чувства, пусть даже запрятанные очень глубоко, рано или поздно вырвутся наружу, извергнутся, как магма из вулкана.
— А?! Где?! Что?! — прохрипел отчим. Казалось, он испугался сильнее всех.
Алика слышала, как мать пробормотала ему сквозь сон что-то успокаивающее.
Ирма так и села на кровати.
— Аль, ну чего ты орёшь? — взволнованно спросила она.
— Ничего, ничего, — отмахнулась Алика.
— Ну и спи тогда, если ничего, — проворчала сестра и нырнула под одеяло.
Мать заглянула в комнату, но к тому моменту Алика уже притворилась спящей. Она не хотела обнажать свои страхи.
Пустовалов похрипел, порычал и снова попал в объятия Морфея.
А вот Алика попала под власть своих мыслей. Не заметила она и того, как переместилась с кровати на подоконник, как обняла руками колени и как выстроилась цепочка её нездоровых мыслей. Она сама не отдавала себе отчёта в том, сколько она сидит: час, два, всю ночь.
Что-то сверкнуло на тёмном полотне – что-то прекрасное и далёкое, прямо как в песне. Алика оживилась.
«Это падает звезда!» — поняла она.
В этом не было никаких сомнений. Что ещё это может быть, если ни звезда? Ну конечно же, конечно, это звезда — последняя вестница справедливости.
Алика прислонилась к окну лицом и ладонями, вздрогнула от предвкушения чего-то волшебного, замерла и тихо, едва слышно прошептала: «Пожалуйста. Пожалуйста, я прошу только одного… пожалуйста, пусть у меня не отнимают жизнь».

Глава 3
Неожиданное предложение

На окраине города было совсем мало жилых домов, и захудалые, обшарпанные улицы не пестрели прохожими. Старенькие домики были либо заброшены, либо представляли собой несложные конструкции, так сильно напоминающие скворечники.
Но даже в таком местечке нашёлся один дом, не похожий на другие. Недалеко от моря стоял просторный коттедж с широкой террасой и красивым садом. Все думали, что внутри он отделан так же хорошо, как и снаружи, но об этом могли только догадываться, так как гости туда не захаживали. Правда, один раз пробрались грабители, но обратно уже не выбрались.
Всем живущим на окраине этот дом казался неприступной крепостью, замком из сказки. Местные побаивались хозяйки и сами не понимали, почему. Она была вежлива и не давала повода себя опасаться, но всё же она была чужой, а значит, непонятной.
Её манеры, движения и даже мимику характеризовали не иначе как странные. Больше всего людей удивляло то, что живёт она в своём коттедже уже около двадцати лет, но выглядит всё так же молодо, как и в день своего приезда.
Тогда, двадцать лет назад, новая соседка даже охотно шла на контакт. Её участок был огорожен невысоким забором, через редкие зубья которого неплохо проглядывался сад и терраса.
Хозяйка, точный возраст которой так и не удалось узнать, не подолгу беседовала с местными на общие темы: садоводство, погода, политика и всё в таком духе. Но о  том, кто она, откуда приехала и чем занимается, таинственная жительница никому не проговорилась.
У соседей были даже сомнения на тот счёт, что она их соотечественница, так как говорила загадочная хозяйка коттеджа с лёгким акцентом. Во всяком случае, общество местных жителей стало со временем ей претить.
На вопросы о шток-розах, пионах и огурцах она стала отвечать односложно, о политике говорила только вскользь, а погоду, и того хуже, вообще перестала обсуждать.
Такое поведение приводило в недоумение и раздражало жителей окраины, и не просто раздражало, а даже злило. Но окончательную черту в отношениях с жителями окраины подвёл один случай.
Однажды соседка, очень любопытная и даже беспардонная женщина, заговорила с таинственной обитательницей коттеджа. Как бы невзначай, она попросила показать ей необычные лилии, которые, как она слышала, росли в саду. Но хозяйка только холодно отказала. Навязчивая соседка втайне от неё попыталась рассмотреть необычные цветы между зубьями забора, но от женщины ничего не укрылось. Спустя недолгое время вместо прежней не очень высокой ограды уже возвышался высокий кирпичный забор.
С тех пор соседи стали особенно чуждаться этой непонятной для них личности. Кто знает, может, её саму это ничуть и не огорчало.
Из гостиной коттеджа часто доносилась музыка – то быстрая и ритмичная, то протяжная и печальная; она была такая же неспокойная, как и душа исполнительницы. А она любила играть и, играя, погружалась в музыку, точнее – пряталась, как прячутся от реальности те, кого утомила жизнь, но кто ещё не готов встретить смерть.
Этим вечером мелодия звучала недолго. У каждого бывают такие дни, когда всё приедается и даже самые страстные увлечения кажутся пресными и обыденными. Такой день настал и у неё.
Любительница музыки закрыла изящное, покрытое блестящим лаком пианино и вышла на террасу — своё излюбленное место, облокотилась на перила и так, никуда не торопясь и ни о чём не тревожась, стояла и слушала шум прибоя.
Её спокойное и красивое лицо озарял холодный свет луны. Подул свежий морской ветер. Жгуче-чёрные волосы развевались на ветру. Она прикрыла глаза и слегка улыбнулась. Увидь её в этот момент читатель, он бы заметил, что с этой улыбкой что-то не то… но кто знает, что может померещиться в полумраке ночи. На мгновение могло показаться, что она счастлива, но улыбка быстро сошла с её лица, сменившись  грустным и в то же время серьёзным выражением.
Не так давно в парке ей встретилась девочка, вся промокшая от дождя.  Девочка напоминала ей её саму –  не внешне, но чем-то, что невозможно увидеть. Она давно высматривала, а точнее  – выслеживала её, но случай подвернулся только сегодня, и всё благодаря этому дождю. Как хорошо, что у неё оказался с собой зонт, без него бы ничего не получилось! Она ещё с минуту глядела на жёлтую в пятнах луну, а потом едва слышно сказала: «Как знать, быть может, завтра, изменится привычное течение дней».

***
На следующий день Алика сидела в парке напротив кафе, рядом с тем самым фонарным столбом, который послужил ей опорой в тот момент, когда у неё предательски подкосились ноги.
Себя она занимала тем, что теребила в руках массивный зонт с резной ручкой из красного дерева. Она пришла раньше назначенного. Сидеть дома было просто невыносимо. А вот её новая знакомая, а точнее – пока ещё не знакомая, оказалась пунктуальной.
Ещё издали девушка заметила её фигуру в сером свободном пальто нараспашку. Сначала Алика хотела только поздороваться и в очередной раз поблагодарить за помощь, вернуть зонт и уйти, но ей так хотелось с кем-то поговорить, что она повременила прощаться.
Только сейчас девушка хорошо разглядела лицо этой женщины. Тонкие черты, высокий лоб, немного заострённый нос и подбородок — черты эти свидетельствовали о том, что их носительница не местная.
— Ваш зонт. — Девушка протянула тот самый чёрный зонт.
— Тебя ведь зовут Алика? — Женщина снова улыбнулась.
При этом казалось, что на ней прозрачная маска – настолько неестественно натянуты были складки у её губ. Несмотря на матовую кожу и стройную фигуру, в ней было что-то старческое. Но что?
Алика удивилась. Едва ли она могла знать эту женщину раньше.
— Кто вы? И откуда вы знаете моё имя?
— Меня зовут Илин, если это, конечно, тебе о чём-то говорит, — ответила женщина.
— Илин?
«Странное имя».
— А ещё, — она сделала длительную паузу, как бы подбирая подходящие слова, —  я знаю, что ты смертельно больна. — Она выжидающе посмотрела на собеседницу.
— Что? Откуда вы всё это знаете?! — На этот раз Алика не просто удивилась, а опешила.
Если бы ей сказал всё это обычный человек, это ещё куда ни шло, но в словах этой женщины ей померещилось нечто пророческое.
— Это не так уж важно. Тот, кто ищет, всегда найдёт, — невозмутимо пояснила Илин, а позже прибавила: — Важно другое: я могу помочь.
Алика вкрадчиво смотрела на мраморное лицо собеседницы.
— Могу вылечить тебя.
Алика посмотрела с ещё большим недоверием.
— Вы что, врач? — наконец, спросила девушка. — И зачем вам мне помогать? Мне нечем вам  заплатить.
— Спокойно, спокойно. — Илин сделала лёгкий жест руками. — Я не врач и за свои услуги платы не беру.
— Скажите мне прямо, что и как вы можете сделать и что вы за это возьмёте? Ведь что-то же вам нужно.
Женщина не торопилась с ответом. Она изучала девушку, всматриваясь в мимику собеседницы.
— Платы не возьму никакой, — наконец сказала она. — Об этом можешь не беспокоиться, деньги мне не нужны.
— Вы не ответили на другой вопрос. Скажите, как? — У Алики появилась призрачная надежда, та самая соломинка, за которую так стараются схватиться утопающие.
Илин продолжала пристально смотреть на девушку.
— Как?!
К её облегчению, новая знакомая, наконец, прервала затянувшееся молчание:
— Я не могу говорить на столь важную тему здесь. — Она сделала вид, что собирается уходить.
«Сейчас или никогда», — решила Алика и преградила ей путь.
— Подождите! Я не успокоюсь, пока не узнаю, что это за лекарство!
Илин резко обернулась. Алика заметила приглушенную радость на её лице.
— Тогда тебе придётся проследовать за мной.

Глава 4
Насмешка судьбы

Алика не могла упустить последнюю спасительную соломинку и последовала за таинственной незнакомкой. Илин повела её по узким улочкам, ведущим на окраину.
Девушка хорошо знала свой город, но даже ей не приходилось плутать здесь. Обычно её дорога вела либо в центр, либо к морю, поэтому улочки, напоминающие собой дачные СНТ, были для неё непривычны. Видя, что новая знакомая ведёт её в трущобы, девушка заподозрила неладное.
— Вы живёте здесь? — спросила она у Илин.
Одежда и речь женщины свидетельствовали о том, что если она и не богата, то, по крайней мере, состоятельна, а значит, на окраине города ей делать нечего.
— Мой дом в конце улицы, — объяснила женщина, — чуть дальше.
— А мне обязательно заходить внутрь? Поймите, я только хотела узнать, как именно вы поможете…
— Я буду говорить только в стенах своего дома. Я бы так не настаивала, но это необходимая мера.
Алика нутром чувствовала, что что-то здесь не то, но, вместе с тем, это была её последняя надежда, к тому же рисковать было нечем.
Когда девушка услышала голос своей спутницы, она немного успокоилась. Ей хотелось доверять Илин, так же как и хотелось верить в счастливый случай. К сожалению, её спутница была немногословна и говорила только по делу. На вопросы девушки вроде: «А вы давно здесь живёте?» или «Вы живёте одна?» женщина отвечала односложно и, ничего не добавляя к ответу, замыкалась и погружалась в себя.
  Наконец, показалась высокая черепичная крыша.
— Вон там, это мой дом, — пояснила Илин.
Первое, что удивило Алику — высокий забор, обвитый плющом. Кирпичный и крепкий, он казался Китайской стеной по сравнении с другими полуразрушенными, полувросшими в землю деревянными и металлическими оградками. Он казался большой жирной кляксой на общем фоне и, вместе с тем, смотрелся эстетично.
Пока хозяйка открывала дверь, Алика заметила на соседнем участке пожилого мужчину. Сосед разглядывал её, как какую-то диковинку. И что его так привлекло в ней? Для неё это осталось загадкой.
А, между тем, дверь отворилась. Алика неуверенно вошла внутрь. Первое, что бросилось в глаза — это тенистый сад: плакучие ивы, шелестящие серебристыми листьями при каждом дуновении ветерка, каменные фигурки, изображающие мифических героев и простых девушек в греческих одеждах, водящих хоровод или играющих на инструментах.
Классический вкус хозяйки удивил Алику. Сад был красив, но в нём не было никаких современных атрибутов. Не была и газона. Трава росла вольно, хотя и не пестрела высокими сорняками. Были и цветы, но их было не так много. Видимо, хозяйка, создавая свой сад, боялась скорее пересолить, нежели недосолить.
Илин быстро провела гостью по тенистой, выложенной тёмным кирпичом дорожке. Они поднялись на террасу. Подул свежий бриз.
«Наверное, до моря рукой подать». — Почему-то от этой мысли девушке стало спокойнее. Солоноватый запах водорослей и рыбы был для неё родным, а потому вселял в сердце уверенность, придавая сил.
Однако внутри самого дома Алика почувствовала себя уязвимой. Теперь она полностью оказалась на территории своей знакомой незнакомки, от которой не знала, чего и ждать. Ни шума волн, ни звуков, доносящихся с соседних участков, не было слышно. Насчёт того, зачем Илин помогает ей, у неё не было почти никаких догадок, не считая того, что Алика надеялась, что Илин помогает ей бескорыстно.
«Обладательница такого дома вряд ли захочет что-то заработать за счёт девчонки-подростка, тем более такого, как я», — рассуждала она.
А пока Алика рассуждала, они вошли в какую-то комнату. Позже обстановку комнаты она так и не вспомнила – не на том тогда было сосредоточено её внимание.
Илин жестом повелела ей сесть. Именно повелела, а не предложила. Кресло было очень жёстким и глубоким. Перед ним стоял низкий кофейный столик со стеклянной поверхностью.
Девушка села, точно провалилась. Было очень неуютно, но ёрзать в поисках удобного положения она не стала.
Хозяйка садиться и не собиралась. Алику это насторожило. Женщина держалась за спинку стула и, как показалось девушке, чего-то ждала. Порыв ветра ворвался в открытое окно. Штора надулась от ветра, словно парус перед бурей. Алика, не моргая, ждала, что же скажет её удивительная знакомая.
— Может, чаю? — вежливо предложила Илин.
Алика так удивилась, что провалилась в кресло ещё глубже.
— Нет-нет, спасибо, — протараторила она, а про себя подумала: «Ну скорей уже говори, не тяни».
— Ну, как знаешь. — Илин резким движением захлопнула окно, — Ну что ж, я не буду попусту тратить слова и не буду тебя ни в чём убеждать.
В этот момент Алику одолело такое подозрение, что её собеседница умеет читать мысли.
— Я просто покажу, каким даром я могу тебя наделить.
«Звучит пафосно», — успела подумать девушка, но быстро сосредоточилась и подвинулась на край кресла.
— Ты готова? — спросила Илин, медленно подходя ближе.
Алика дала понять, что готова, хотя это было правдой только отчасти.
Илин достала нож. Блеск металла отразился в глазах девушки. Лезвие рассекло воздух, Алика снова приросла к спинке кресла.
Нож прошёлся по коже. С запястья Илин закапала кровь. Женщина за долю секунды оказалась перед самым лицом своей гостьи.
— Смотри. — Она показала ей окровавленную руку.
Порез на глазах затянулся.
— Что за чертовщина?! — не выдержала Алика и сказала вслух то, что намеревалась произнести про себя.
— И это ещё не всё, — победоносно произнесла Илин. — Я никогда не болею и никогда не старею. Хочешь быть вечно молодой, Алика? —Женщина обтёрла лезвие платком и отложила клинок на стол.
Девушка молчала, как пришибленная.
— Только одно слово – и болезнь будет тебе не страшна.
— В чём фокус? — И это Алика тоже не собиралась произносить вслух.
Ответа не последовало. Любопытство победило осторожность и здравый смысл. Алика неожиданно взяла клинок со стола.
— Что ты делаешь? — Илин растолковала действия девушки по-своему. — Постой, это не так работает...
Алика быстро резанула по ладони.
«Может быть, всё дело в ноже», — подумала она.
Царапина защипала и даже и не думала заживать. Алика перевела взгляд на свою таинственную собеседницу — кровь завораживала, гипнотизировала её.
Илин смотрела на кровавую полоску, как аллигатор на добычу. Алика поняла: искушать судьбу больше нельзя.
Не теряя времени, она выскочила за дверь, быстро отыскав выход из дома и оставив за собой только распахнутую дверь.
Она бежала на шум моря – туда, где, идя по берегу, она точно сможет отыскать обратную дорогу, и ей не надо будет плутать по непонятным улочкам и закоулкам.
Минут десять она провела в пробежке, и только когда крыша дома исчезла из виду, девушка немного успокоилась и перешла на шаг.
Бег вымотал её. Хотелось пить, но впереди виднелись только разноцветные полосы моря. Усталость была не столько физической, сколько моральной. Алике так хотелось зацепиться за эту спасительную соломинку, но та оказалась только насмешкой судьбы.
Сейчас вся эта ситуация с доброжелательной незнакомкой, укрывшей её от дождя, с богатым коттеджем на окраине и порезами, заживающими на глазах, казалась ей сущей нелепицей. Саму себя она называла не иначе как идиоткой.
«И зачем я повелась? Зачем сунулась в этот дом? Никакой нормальный человек на моём месте не поверил бы словам этой женщины. И кто она? Просто ненормальная? Садистка?» Впрочем, может, Алика и зря корила себя: каждый имеет право на что-то надеяться.
Тщетно ища ответа на многие мучившие её вопросы, она вымоталась, изгрызла себя изнутри. Сил больше не было, осталось только море… Разноцветные блики играли в догонялки, резвясь в лазурных водах, щедро политых солнцем.
Жёлтый песок с вкраплениями рыжего, коричневого и серого, острые ракушки, так и стремящиеся уколоть босые пятки, болотно-зелёные водоросли, похожие на волосы кикимор — всё это напомнило девушке картины её отца (тот был художником). Его картины, хоть и были очень однообразными, пестрели множеством ярких красок.
Алика вспомнила одну из них: невысокие полупрозрачные волны пропускают солнечные лучи. Тоненькой кисточкой выведен элегантный силуэт девушки, стоящей у моря, в карминовом платье с декольте и в соломенной шляпе с огромными полями.
Отец отдавал предпочтение густым мазкам и всегда быстро писал свои картины. Спешка свойственна очень целеустремлённым людям, а иногда и очень импульсивным. Импульсивность — помеха для  достижения цели.
Пожалуй, отец, пишущий картину, — единственное, что Алика помнила отчётливо о своём родителе. Остальные воспоминания были расплывчатой, несвязной массой. Со слов матери она почти ничего не знала. О своём бывшем муже мать рассказывала редко, а когда дочь задавала вопросы, отвечала с большим раздражением.
А так иногда хотелось заглянуть под эту туманную завесу, узнать хоть что-то о своём родителе! Надо отметить, что образ отца в воображении Алики был сильно идеализирован.
Юная мечтательница наделила его всеми теми качествами, которыми не обладал её отчим Пустовалов. В своём воображение она как бы противопоставляла эти два мужских образа: Пустовалов был полным, а может, даже и толстым, а отец, напротив, был стройным и подкачанным. Пустовалов был резок и груб, отец же был рассудителен и интеллигентен. Пустовалов принижал Алику, отец, наоборот, возвышал. Пустовалов пытался затоптать, отец помогал подняться.
Но это был всего лишь мираж, порождённый её воображением. Это было странно, потому что мать никогда не говорила ничего подобного. Напротив, она больше ругала своего бывшего мужа, нежели хвалила.
Но Алика неосознанно наделила этот образ теми чертами, которые, подрастая, она искала вокруг себя, но ни в ком не находила.
Подростковые фантазии, даже те, которым суждено разбиться об скалу суровой действительности, тем не менее, помогают пережить трудности возраста. Пощёчины судьбы неотвратимы, шрамы неизбежны, но это не мешает человеку верить в лучшее, надеяться, мечтать и любоваться бликами моря и игрой волн. Так, может быть, их лучше и не трогать, эти фантазии?..

Глава 5
Мелодрама и жизнь

Личность отца Алики оставим за кадром. Судьбы его и Алики вряд ли когда-нибудь пересекутся. Гораздо важнее уделить внимание её матери Наталье.
Наталья была ничем не примечательной худощавой женщиной средних лет. Жизнь не была очень строга с ней, но ради справедливости стоит сказать, не баловала.
После развода с первым мужем доходы в семье снизились более чем на половину. На тот момент у женщины уже были две маленькие дочери и не слишком высокооплачиваемая и к тому же нелюбимая работа. Повышать квалификацию, переучиваться — всё это было не для неё. Есть люди не целеустремлённые, от природы обделённые усидчивостью и терпением.
Наталья еле сводила концы с концами. Все её усилия, направленные на то, чтобы хоть как-то улучшить свою жизнь и жизнь детей, сводились к тому, что она просила. Просила облегчения. Каждый день, когда она слышала этот треклятый звон будильника и, поднимаясь, с великой неохотой искала закатившиеся под кровать тапки, она просила. Когда она ехала в лифте, она просила, когда днём она приплеталась с работы домой и подогревала растреклятые макароны, она просила. Когда она включала очередную мелодраму, и пока та грузилась, она думала: «Вот хорошая же жизнь у этой Хюрем Султан! Вот жили же в то время». И много чего она ещё передумывала по этому поводу, пока мелодрама грузилась, а после всей душой, всем сердцем и всем своим женским обманутым существом она погружалась в этот романтичный мир лапши на ушах и стереотипов в голове.
Справедливости ради стоит сказать, что Наталья искренне любила свои мелодрамы и не представляла без них жизни. Они были единственным утешением в сером болоте повседневной рутины. Она, взрослая женщина, искренне верила многому из того, что видела на экране телевизора, а позже – планшета.
Перейти к активным действиям она почти не пыталась, а если и пыталась, то у неё не хватало силы воли и настойчивости для того, чтобы довести начатое до конца. И так неизвестно сколько бы ещё её кинематографично-романтичная душа плавала в море одиночества, если бы её не услышали…
К большой её радости, в продуктовом магазине Наталья сумела, однако же, познакомиться с солидным и, как ей тогда показалось, достаточно обеспеченным гражданином. Она сразу поняла, что имеет дело с состоявшимся мужчиной. Его движения были благородно-неповоротливы, манера речи — величественно-пафосная. И несмотря на хлебные крошки, скрывавшиеся в его давно не бритой щетине, Наталья поняла: этот человек держит себя с достоинством монарха.
Стоит ли рассказывать читателю о том, какая именно искра вспыхнула между ними и с какой поспешностью закрутился их «роман» без нежных ухаживаний и цветов? Возможно, тут и стоило бы сказать пару слов, если бы это была искра страсти, но нет, это была даже не страсть…
Солидный гражданин за неимением собственной квартиры великодушно согласился переехать к своей удачно встретившейся возлюбленной. Так начался симбиоз Натальи и Виталия Аркадьевича Пустовалова (именно так звали нашего меркантильно-неповоротливого «монарха»).
Сначала всё начиналось довольно сносно: Виталий великодушно давал деньги на еду и на падчериц, однако уже совсем скоро Наталья поняла: её избранник неизлечимо болен хронической ленью и паразитическим эгоизмом.
Она глубоко разочаровалась в Виталии Аркадьевиче и вообще во всех мужчинах разом и ушла в другой, прекрасный для неё мир – мир мелодрам. Проблем, конечно, таким действием, вернее, бездействием, она не решила, но забыться ей удавалось. Что ж, она сумела довольствоваться и этим.

***
Среда, в которой мы рождаемся, во многом влияет на нас. Неуловимо, незримо она оставляет на нас раны, трещинки и шрамы, которые со временем и складываются в то, что мы зовём характером человека. Впрочем, не из одних ударов судьбы рождается личность. Важно другое: ни один человек не может быть отражением того общества, в котором он вырос, так как отражение передаёт всё дословно.
Человек, даже если речь идёт о ребёнке, не впитывает в себя характер среды, как губка, – напротив, как существо, наделённое волей, он может решать и делать выбор. В детстве этот выбор чаще всего несознателен и продиктован врождёнными качествами, которые не может препарировать никакая среда, особенно если человек упрям и обладает силой воли. Но всё же, каким бы ни был стойким человек, среда всё равно оставит свой след. В случае Алики это был шрам. Но о шраме будет сказано позже.

***
Это был тот самый день, когда Алика убежала из дома загадочной и даже странной женщины с лицом, напоминающим белую маску.
В старом же многоэтажном доме на всю лестничную площадку раздавались ругательства. Из квартиры 119 хорошо слышались истерические возгласы женщины вперемешку с матом и раздражённым рычанием мужчины. Иногда, стоит отметить, можно было услышать слова.
По квартире, покрасневшая и вся в слезах, перемещалась Наталья, за ней, властно потрясая кулаками, набычившись так, что из-под густых бровей с трудом можно было разглядеть глаза, не шёл, а скорее топал Виталий Пустовалов. Его щёки содрогались при каждом брошенном им грубом слове, при каждом взмахе тяжёлых рук, которые как бы помогали выразить те эмоции, на выражение которых у него не хватало словарного запаса.
— Я за всё время нашей совместной жизни ни одного доброго слова от тебя не слышала! Я… я, — суетилась Наталья. — Да ты даже в магазин нормально сходить не можешь! Да ты вечно…  Только для себя всё, для себя, любимого! Если притащишь продукты, то не для всех, а для себя!
— Это... эт... это самое…
Пустовалов перевозбудился от раздражения и, как он считал, праведного гнева, который испытывает тот человек, который искренне верит в то, что он содержит всю семью. Псевдоправедное раздражение было столь велико, что Виталий Аркадьевич с трудом мог построить фразу.
— Ты глупая женщина! — грозно известил он. — Не нравится, так и не живи со мной!.. — Он выдвинул челюсть вперёд, отчего его лицо приняло смешной и даже комичный вид, и скрутил фигу у самого носа Натальи.
В физиономии Пустовалова было и вправду что-то комичное, но эта комичность была шляпой с потайным дном: сначала смешно, а потом… чёрт знает, странное ощущение… Лицо Пустовалова в тот момент пугало! И страшно было не само лицо, а внутреннее содержание, которое в моменты сильного раздражения вылезало наружу.
  Но что же Наталья? Наталья ударила его наотмашь.
Пустовалов не стал церемониться и отвесил сожительнице звонкую оплеуху. Его ноздри в тот момент раздулись, как у быка, а сам он раскраснелся подобно спелому помидору под палящими августовскими лучами солнца.
Наталья вскрикнула, как подбитая птица, и, пробормотав что-то невнятное, выбежала из квартиры, потирая покрасневшую щёку.
Бежала она недолго.  Истерика не то что не даёт облегчения, но часто даже усугубляет ситуацию. Не обращая внимания на красный свет и на мчавшиеся на скорости машины, женщина попыталась перебежать дорогу.
Молодой водитель успел нажать на тормоз, но было уже поздно.
Страх в глазах. Удар. Полёт. И темнота.
Очнулась она уже в больнице. Когда картинка перед глазами стала более или менее отчётливой, первой кого увидела Наталья была её младшая дочь, Алика.
Дочь сидела у койки еле живой матери и сосредоточенно смотрела ей в глаза.
— Где Ирма? — протянула женщина с надеждой в голосе.
— Я не знаю, — протянула Алика.
На самом деле Ирма, узнав о том, что мать при смерти, поставила на полку шоколадную пасту, отложила на время просмотр мемов и поспешила заняться вопросом наследства.

***
Мать молчала,  и Алике  не хотелось нарушать это молчание, да и, по правде говоря, она не знала, как это сделать. Что обычно говорят умирающим?
Алика смотрела в вечно усталые глаза матери и думала: «Она должна была меня пережить и теперь, вот так, неожиданно умирает. Она редко болела, только часто жаловалась на усталость. Я уверена, она дожила бы до преклонного возраста, если бы не выбежала в истерике на дорогу. Отчим, конечно, тоже не безвинная овечка, но мама должна была знать по опыту, что истерика ни к чему не приведёт: холодильник полнее не будет, а, кричи не кричи, чурбан чурбаном как и был, так им и останется».
Алика винила и себя в случившемся: она тогда как-то растерялась и не вмешалась в ссору, не побежала за матерью следом, хотя, тогда уже было поздно.
Мать неподвижно лежала на койке и то смотрела на дочь, то переводила отстранённый взгляд на потолок.
«Она уже не здесь», — поняла девушка.
Сейчас в глазах этой обманувшейся, измученной женщины читалось только одно: «Скорей бы всё это кончилось». И её лицо, стремительно постаревшее за один день, выражало то ли вселенскую муку, то ли вселенскую скуку, что, по сути, одно и то же.
— Знаешь, — едва слышно протянула мать, — это даже хорошо, что ты умрёшь молодой: мучиться, как я, не будешь. А то, мучайся не мучайся, а всё равно итог один...
«Нет, нет, тысячу раз нет!» — Всё существо Алики взбунтовалось.
Девушка любила жизнь, любила даже со всеми её судорогами, бедами и разочарованиями, но умирающей возражать не посмела. Да это было бы даже глупо.
— Алика, доченька… — Наверное, мама хотела пожалеть своё обречённое дитя, но мысль остановилась.
Зрачки женщины застыли в одной точке. Дыхание оборвалось. Наталье было только сорок три, а она умерла старой.

Глава 6
Когда все мосты сгорели

Разноцветные обёртки, полиэтиленовые пакеты и прочая лабуда крутилась в воронке ветра. Упаковка из-под мюсли влетела в лицо Алики. Ха, как насмешка!
Девушка быстрым движением отшвырнула от себя навязчивый мусор. Она стояла на остановке, потирая руками предплечья.
Холодный ветер пробирал до костей, но вот что странно: домой возвращаться всё равно не хотелось. Однако идти больше было некуда, и Алика не по своей воле, но своими ногами должна была вернуться в серую многоэтажку.
Она думала о многом и ни о чём конкретном. Казалось, что всё происходит по какому-то заранее написанному сюжету. Внутренне она противилась и не хотела возвращаться в опостылевший ей серый дом. Но куда ещё ей было идти? Когда накатывали такие мысли, Алика чувствовала себя полуживой.
Наконец, подъехала долгожданная маршрутка. Ветер подул с новой силой. «Уж не ураган ли приближается?»
— Садысъ быстрэй, дэвушка, пока вэтром нэ сдуло! — весело крикнул водитель.
Алика неторопливо забралась в долгожданную маршрутку и села напротив молодой матери с маленькой девочкой. Мать и дочь очём-то  говорили и чём-то весело смеялись. Женщина нежно прижимала девочку к себе.
Алика смотрела на их счастливые лица понуро и даже почему-то обиженно. Но сцена семейного счастья затронула в ней давно не звучавшие струны. Воспоминания детства пронеслись киноплёнкой. Она вспомнила мать, молодую и улыбчивую, вспомнила, как та носила её, маленькую, на руках, вспомнила её ловкость в быту, быструю походку и запах духов. Это был древесный запах.
Тогда маленькой Алике казалось, что так должна пахнуть сильная и уверенная в себе женщина. Она попыталась уцепиться за эти воспоминания и как можно дольше не отпускать их, погрузиться в них, уйти с головой, но…
Но вот маршрутка остановилась на её остановке. Счастливые мать и дочь остались позади, а впереди был холодный серый дом и полная, щемящая неизвестность. Теперь её никто не ждал.
Дома была только сестра. Ирма, вопреки своему обыкновению, воодушевлённо возилась с документами. Не глядя на сестру, она задала ей пару вопросов, о том как умерла мать и когда теперь похороны, и ещё что-то в этом роде. Алика незаметно для самой себя ответила на них.
— А Пустовалов свалил отсюда, — известила её сестра. — Другого выхода у него не было. — В её голосе прозвучали радостные нотки.
Самый главный страх отчима стал явью: он остался без квартиры.
— Есть хочешь? — оторвавшись от кипы бумаг, поинтересовалась новая хозяйка квартиры.
Алика торопливо закивала. Ей уже чудилось, что её желудок начал переваривать сам себя. Ослабевшая и подавленная, она всё-таки решила подкрепиться.
На кухне благоухали жареные грибы. Большая их часть прилипла к сковороде, но, к счастью для Алики, на тарелку всё-таки что-то попало.
Девушке было не до эстетических соображений. Голодная, она умяла всё, что ей положили, и откинулась на спинку стула, держась за живот. Грибы на голодный желудок — совсем не здорово.
— И всё-таки какой кайф, жить без этой скотины Пустовалова! —Старшая сестра лихо махнула рукой и уперла руки в боки.
Плотная, румяная, упитанная, теперь она стала свободной и независимой женщиной.
— У меня только один вопрос, — прервала восторженный поток её слов Алика.
— Ну? — Ирма опёрлась одной рукой на стол.
— Как ты думаешь, если я найду отца, он примет меня?
Горло сестры чуть не разорвалось от истерических смешков.
— Ой-ой-ой, да нафиг ты ему нужна? Как говорит наша тётка: «Охолонись, милая».
— Ну, всё-таки я его дочь, — возразила девушка.
— Какая, к чёрту, дочь?! Ты палка в колёса, а не дочь. Плевал он на кровные узы и всю прочую ерунду! Он не хотел, чтобы ты появлялась на свет. Да и вообще… — Ирма остановилась. — Забей.
— Так-так, а вот с этого момента поподробнее. На что я должна забить?
— Забей. Просто забей. — Ирма отвернулась и, сделав вид, что ничего и не было, принялась мыть посуду.
Если человек сказал «забей», его уже трудно снова разговорить, но Алика не унималась.
— Расскажи, что ты ещё знаешь! Расскажи! — настаивала она. — Ты же знаешь, что я просто так не успокоюсь!
Ирма оставила посуду недомытой и с мрачным видом повернулась к сестре.
— Ну слушай, если хочешь. — сказала она, вытирая руки полотенцем. — Родители не знали, оставить плод или нет. Сама знаешь: вечно денег нет, то, сё… Мать предложила подкинуть монетку…
— И? — насторожилась Алика.
— Считай, что тебе повезло.

Глава 7
Пауки и бабочка

«Выбор есть всегда!» — Пафосные слова, но, на мой взгляд, не всегда верные. Если даже предположить, что выбор есть всегда, то стоит отметить, что человек не всегда понимает, когда именно нужно сделать этот выбор, а если и понимает, то не успевает всё взвесить и принять правильное решение.
Всё это говорит о том, что человек не всегда волен выбирать. Судьбе свойственно предъявлять свои права, но мы не будем сводить всё к фатализму, ведь иногда выбор всё-таки есть. И у Алики он действительно был.
Её ничего больше не держало, и терять ей было нечего. Жизнь в сером доме не сулила никаких перемен к лучшему, только медленное угасание с каждым днём и часом. Болезнь будет брать своё, и она, Алика, станет тягостной обузой для сестры и даже для самой себя, если останется здесь.
У неё была только одна призрачная надежда — та странная женщина, Илин. Пусть надежда и покрыта сумраком тайны, всё равно от этого она не перестаёт быть надеждой. Даже если в предложении Илин  сомнительная перспектива, всё же это перспектива. Всё лучше, чем просто смириться с неизбежным, сложить руки и ждать, пока твой огонь угаснет навсегда. Нет, уж лучше найти выход или разом сгореть!
Так рассуждала Алика, и она решила рискнуть.
Оставив сестре записку, в которой она прощалась навсегда и просила её не искать, девушка пошла по дороге, ведущей на окраину. Память на местность не подвела — она быстро отыскала кирпичный дом среди низеньких деревянных построек.
Сложности начались потом. Звонка рядом с калиткой не было и в помине. Высокий забор казался непреодолимой оградой. Через такой Алике в жизни не перелезть. Наверное, самое разумное, что можно было сделать в этой ситуации, – крикнуть, позвать хозяйку дома.
Но Алике это даже не пришло в голову. Ещё не оклемавшаяся после смерти матери, она была разгорячена предстоящей встречей с Илин и не могла мыслить здраво. И что же она придумала? Рядом произрастало крепкое дерево с ветвями, перевешивающимися через забор.
Собравшись с последними силами, незваная гостья вскарабкалась по отходящим от ствола веткам и таким образом очутилась над забором. Теперь ветки кончились, нужно было или прыгать, или ползти обратно. Алика не без боязни смотрела вниз. Где-то два с половиной метра лететь — высоковато.
Девушка не была бесстрашной, но и отступать она не привыкла.
«Насмерть не расшибусь, а через забор перебраться надо», —  подумала она и, не теряя времени, прыгнула.
Было боязно и в то же время приятно слышать, как тело разрезает воздух, а струйки ветра напевают победную мелодию. Посадка была жёсткой. Падение с высоты на землю всегда отрезвляет, а иногда и калечит.
Спрыгнув, она  не на шутку отбила ноги. Боль стрелой пронзила кости. Алике показалось, что её ноги вот-вот треснут пополам. Мерзкое ощущение, но тратить время на зализывание ран она не стала. Хромая, но не теряя скорости, девушка доковыляла до коттеджа.
До слуха донеслась протяжная и даже жалобная мелодия. Вдруг пианино зазвучало громче и серьёзнее, меланхолические нотки отступили. Композиция казалась яростным, призывным кличем.
Музыка звучала всё тяжелее и тяжелее. Набирая силу, она звучала всё громче и пронзительнее. «Это крик», — поняла Алика. Мелодия дошла до своего пика и оборвалась.
Дверь медленно отварилась, и сердце девушки встрепенулось. На пороге стояла Илин. Она была, как всегда, спокойна, на её лице не отразилось ни крупицы удивления. Девушке было тяжело стоять, она опёрлась на каменный столб рядом с террасой.
«Скорей бы всё прояснилась», — думала она, но слова, подготовленные заранее, заблудились в глубинах её мозга.
Что касается Илин, эта знакомая незнакомка, как и в прошлый раз, не торопилась говорить.
— Я передумала, — скрепя сердце, прервала молчание Алика.
Лицо Илин, напоминавшее скорее маску, тронула едва заметная улыбка, но она ничего не сказала. Казалось, она чего-то ждала, а может, просто наслаждалась успехом.
— Только, пожалуйста, — продолжила Алика, — прежде чем вы вылечите меня, расскажите, кто вы и как вы так быстро залечиваете раны.
Женщина снова улыбнулась. На этот раз её улыбка была очень мягкой. Опасения Алики от части развеялись. Ей хотелось верить этой женщине, кем бы та ни была.
— Я рада, что ты пришла, — одобрительно произнесла Илин. — А теперь проходи в дом. — Наклонив голову, она ещё раз пригласила девушку войти.
Алика обернулась назад и на всякий случай запомнила расположение двери. Смелость — штука хорошая, но подстраховаться никогда не помешает: кто знает, какие сюрпризы подготовила для неё хозяйка дома.

***
Они вошли в ту же комнату, в которой были и в прошлый раз. Алика дала себе обещание быть смелой, но это удавалось ей с трудом – вернее, она была смелой скорее внешне, чем внутренне. Страх перед неизвестным вполне обоснован, а потому имеет место быть.
Девушка опустилась в то же кресло, в котором ей тогда было так неуютно. На этот раз села и Илин. Это немного успокоило юную гостью.
— Я советую тебе выпить чаю, — снова предложила женщина. — Честно говоря, я сама никогда не пью чай, но для тебя я купила упаковку байхового.
— Специально для меня? — удивилась Алика и по привычке забормотала что-то вроде «нет», «спасибо», «не надо».
Илин беззвучно рассмеялась.
— Неужели ты думаешь, что я тебя вот так вот возьму и отравлю? — впервые со смехом спросила она.
— Нет, я просто реально не хочу, — снова отказалась Алика.
— Ну смотри. Чай успокаивает. А тебе сейчас важнее всего успокоиться, иначе ты не сможешь воспринимать мои слова.
— Спасибо вам большое, — в очередной раз произнесла девушка, — но я не буду пить чай.
— Какая ненависть к этому напитку! Ну надо же! — категоричность Алики развеселила хозяйку коттеджа.
Её смех задел девушку. «Она смотрит на меня, как на ребёнка!» — поняла Алика.
— Ну, если ты отказываешься от чашечки замечательного байхового чая, то приступим к делу… вернее, к нашему разговору. — Теперь Илин говорила уже без долгих пауз. — В прошлый раз я допустила ошибку, так как начала с действий. Это было слишком резко и неожиданно. Неудивительно, что ты испугалась. Сейчас я поступлю по-другому. Я начну с теории.
И как только она договорила последние слова, Алике стало не по себе, потому что, договаривая, женщина медленно поднялась с кресла и незаметно закрыла дверь на ключ.
Комок подкатил к горлу, но девушка благоразумно решила промолчать. Илин снова опустилась в кресло.
— Я вампир, — сказала она, как ни в чём ни бывало. — Ты можешь считать меня сумасшедшей, но то, что ты видела в прошлый раз, подтверждает мои слова. Я предлагаю тебе стать такой же, как я. Для того чтобы прояснить то, что, возможно, тебя смущает, скажу, что вампиры ничуть не боятся дневного света, не дрожат перед распятьем и не спят в гробах. Правда, вот только, запах чеснока я никогда не переносила, но, я думаю, это только моя особенность. Зато, став такой как я, ты получишь здоровое тело, способность к мгновенной регенерации и... — она сделала многозначительную паузу, — бессмертие. Есть некоторые вещи, которые способны убить нас… но, впрочем, не важно. Говоря кратко, преимуществ много, а недостатков почти нет. А ещё вампиры не нуждаются в сне. Ну, девочка, выбор за тобой.
Зрачки Алики впились в говорящую. Та выглядела дружелюбной, и всё же она заперла дверь, и, наверное, не просто так.
— Ах, да! — Казалось, Илин что-то неожиданно вспомнила. — Я совсем забыла. Вот ещё одно доказательство. — Усилием мышц она приподняла верхнюю губу.
Алика увидела, как её передние зубы превратились в два острых клыка.
— Это правда! — Девушка так и откинулась в кресле.
— А ты сомневалась, наивная! Откуда тогда появились эти вурдалаки в страшилках и хоррорах? Всё где-то черпает своё вдохновение. Ну, Алика, не тяни. Я жду ответа.
— Скажите, какую кровь вы пьёте? — Алика изо всех сил старалась говорить твёрдо, но это едва ли ей удавалось.
— Не человеческую, нет.—  усмехнулась Илин.
Услышав суть, но не уловив интонацию, Алика облегчённо вздохнула.
— Хорошо. — Теперь голос девушки прозвучал уже твёрже. — Тогда я согласна. Только я прошу, сделайте это как можно быстрее.
— Быстро не получится, — категорично заявила вампирша. — Твоё тело должно привыкнуть к изменениям. Произойдёт мутация.
— Вы укусите меня?
— Нет. В этом нет необходимости. Тебе всего лишь нужно будет выпить моей крови. — Илин посмотрела на Алику.
Та была полна решимости. Прежний страх отступил. Тот, кто испытал сильное потрясение, в какой-то момент привыкает к своему страху и уже принимает следующие потрясения как данность.
Илин продолжала:
— Потом ты потеряешь сознание и будешь около трёх дней валяться в постели. В это время для тебя будет опасен даже малейший солнечный луч. Твоё тело будет перестраиваться. Но это только начало. Очнувшись, ты ещё не станешь бессмертной, но и человеком уже не будешь. Возможно, тебе будет очень больно… Человеческая пища станет для тебя отравой, а кровь пить будет ещё рано. Ты будешь голодать до тех пор, пока твои зубы не видоизменятся, ногти не деформируются, а зрение не станет острым, и ты не начнёшь видеть в темноте.
Женщина оборвала свою речь Потупив взгляд, она продолжила:
— Не все выживают, бывает так, что во время мутации погибают. Всё зависит от выносливости твоего организма.
«Если я откажусь, моя смерть неизбежна, а так хотя бы удачи попытаю», — думала Алика, собираясь с мыслями.
— Сделайте то, что нужно, только, пожалуйста, не задерживайтесь, — обратилась она к вампирше.

***
Илин привела Алику в какую-то крохотную комнатушку без окон. В комнате давно не убирались, это сразу бросалось в глаза. Было странно и то, что дом – по крайней мере, та его часть, которую видела девушка, – был очень чистым, почти идеально чистым, а эта маленькая комнатушка внутри опрятного коттеджа казалась скелетом в золочёном шкафу.
Воздух, пропитанный пылью, раздражал нос. Алика не удержалась и чихнула. Оглядев комнату, она решила, что, скорее всего, она служит складом старых вещей.
Массивный шкаф из светлых пород дерева с выпуклым деревянным жуком, распростёршим лапки по всей поверхности, казался давно забытым. Усы жука потемнели от времени, а крылья потеряли свой первоначальный блеск.
Где-то в углу висела паутина, на которой сидел жирный паук, усердно обматывающий ещё трепыхающуюся муху. Мушка шевелилась, но рывки её становились всё тише. Устав бороться, насекомое сдалось, позволив своему мучителю облачить себя в липкий наряд, а после высосать все жизненные соки.
Алика с детства терпеть не могла пауков. Они даже иногда снились ей в кошмарах. Но теперь всё будет по-другому. Пора покончить с детскими страхами, она больше не маленькая девочка, которая боится пауков и стесняется своего шрама. Она должна быть сильной и решительной. Отступать нельзя. Сегодня она убьёт в себе детские страхи, её сердце больше не будут щемить воспоминания о прошлом и несбывшемся. Пора взрослеть! Пора делать выбор!
Ещё раз взглянув на парализованное насекомое, Алика подумала: «Нет ничего ужаснее, чем беспомощность». Она боялась спасовать, отступить, убежать прочь от Илин, но коли ей выпал шанс не только остаться в живых, но даже обрести бессмертие, она обязательно им воспользуется. «Только скорее, скорее, пока железо горячо!» — молила она.
Илин пустила себе кровь из запястья. На этот раз она обошлась без ножа:  клыки резали не хуже куска заточенной стали.
— А теперь пей, но не торопись. Пей медленно. — Она поднесла рану к губам девушки.
Сначала Алика ничего не ощутила, кроме солёного вкуса горячей жидкости. После она почувствовала вкус железа, затем, когда кровь уже прошлась по её горлу и достигла желудка, — горечь и остроту.
Сердце забилось сильнее от адреналина. Ощущения были острыми и, вместе с тем, очень приятными. Она как бы раздваивалась. Алика чувствовала, как кровь перетекает по её организму, и в то же время она как будто смотрела на себя со стороны.
Девушка уже не понимала, как она раньше жила без этого волшебного ощущения, без этой эйфории. Ей казалось, что сейчас и только сейчас она по-настоящему живёт, по-настоящему чувствует. Да-да, именно чувствует. Только вкус, запахи, ощущения и жар крови были теперь властны над ней.  Она чувствовала сердцебиение Илин.
Но вскоре выпитая кровь начала жечь. Неужели вампирша обманула её? Неужели она её убивает? Боль казалась непереносимой. Внутренности варились, как в бурлящем котле со специями, а глаза готовы были лопнуть от напряжения. Слышались удары барабанов, словно племя индейцев сидело вокруг неё и отбивало призывный ритм. Эти удары были стуком двух сердец –  её и Илин.
Затем резкая боль пронзила всё тело, словно ножом. Алика выпустила руку вампирши, упала и скрючилась. Одного взгляда на Илин было достаточно для того, чтобы понять, что той тоже больно. Прислонившись к стене и держа окровавленную руку под запястьем, вампирша тихо произнесла, обращаясь больше к самой себе, нежели к Алике: «А я и не думала, что ты выпьешь так много».

Глава 8
Паутина прошлого

Очнулась Алика в той же комнате, в которой и отключилась. Голова была тяжёлой, всё расплывалось перед глазами. Она попыталась встать, но тело не послушалось. О, ужас! Неужели её парализовало?
Теперь девушка корила себя за то, что не расспросила Илин подробно о процессе мутации. Алика лежала на чём-то полутвёрдом – скорее всего, на какой-то раскладушке. Она так торопилась стать бессмертной, что даже не заметила узкую кровать, вплотную придвинутую к стене.
Сильно хотелось есть и пить. Она попробовала пошевелить пальцами ног — пальцы не сразу послушались. «Значит, меня всё-таки не парализовало», — подумала девушка, но её радость скоро сменилась новым волнением.
В голове что-то прогрохотало. Алику передёрнуло. Нерв внутри её черепа бешено запульсировал. Казалось, внутри головы вот-вот взорвётся бомба замедленного действия. Хотелось схватиться руками за голову, потереть виски, докоснуться до ноющего лба, но руки не слушались. Даже закричать не получилось.
Немного оклемавшись, девушка догадалась, что, разминая пальцы ног, она случайно задела какой-то предмет и тот с грохотом свалился на пол. Грохот оказался всего лишь шумом от падения, утрированным и растянутым обострившимся на время мутации слухом. Благодаря таким переменам в организме Алика могла отчётливо слышать все звуки, доносившиеся с улицы. Так, шум двигателя был громом для её ушей.
Но страшнее всего было зловещее шипение паука, которого она могла видеть краем глаза. Хищник давно разделался со своей жертвой и, усевшись в самом центре своей паутины, потирал мохнатые лапки.
Зрение Алики начало восстанавливаться, и она увидела два круглых глаза, тёмных и блестящих, как обсидиан. Eй чудилось, что паук смотрит именно на неё. Шипение проникало в каждую нервную клеточку. Хуже всего то, что в воображении ещё толком не пришедшей в себя девушки небольшой паучок представлялся  большим и мохнатым монстром.
Алика мысленно встряхнулась, отгоняя от себя бредовое видение. Но, может, скука, а может, детские страхи повели её дальше: теперь она была крошечной букашкой, а паук медленно-медленно подступал к ней, перебирая  своими мохнатыми лапами, готовясь вцепиться в неё, впрыснуть яд и замотать безвольное тело в липкую, как клейкая лента, паутину. Он гипнотизировал её этими ужасными, огромными обсидиановыми глазами.
Алика внезапно почувствовала себя размякшей и беспомощной. «Только не это, только не бессилие!» — беззвучно молила девушка.
Она уже не могла ощутить границу между иллюзией и  реальностью. «Только не смотри в глаза, только не смотри в эти адские глаза», — твердила она сама себе.
Спасаясь от наваждения, она зажмурилась. На смену кошмару пришли воспоминания. Сплетённые будто из тумана, оформившись, они стали ясными и отчётливыми.
Вот Алика, двенадцатилетняя девочка, с кровоточащим порезом на щеке сидит в ванной, обхватив обеими руками колени. Её лицо покраснело от слёз, а мокрый нос жалобно хлюпает. Но вот она встаёт, становится перед зеркалом, сжимает кулаки и тоненьким, ещё детским голосом, чётко выговаривая каждое слово, произносит: «Я больше не буду плакать! Никогда!»
А вот она, уже повзрослевшая, сидит в кабинете врача. Врач не торопится объявлять диагноз. Собираясь с мыслями, он пытается подобрать слова и, наконец, говорит…
Алика с каменным лицом слушает свой приговор. Её поразило громом, шарахнуло молнией, но она не плакала. Она с тех пор больше никогда не плакала.
Как бороться с бессилием? Что делать, когда не можешь изменить свою жизнь и бьёшься в оковах собственных сил? На эти вопросы Алика тщетно пыталась найти ответы. «Можно делать всё правильно и остаться ни с чем», — часто думала она, когда оставалась одна.
Сейчас её мысли приняли другой оборот: она нашла выход, она приняла решение — она будет бессмертной.
Одно видение сменилось другим. Из белой пелены возник силуэт девушки, ровесницы Алики. «Соня? — Собственный голос эхом раздался в сознании. — Выйди на свет, Соня!»
Силуэт был неподвижен.
Алике казалось, что она видит только наигранно наивные глаза своей одноклассницы.
Та произнесла: «Теперь ты снова одна. Я так и знала, ты снова никому не нужна». — Она говорила не грубо и  не злобно, но Алика хорошо знала цену этой напускной наивности.
«Я нужна самой себе, и этого достаточно!» — в сердцах воскликнула она.
Силуэт растворился в воздухе.
«А ведь когда-то она была моей подругой», — только и успела подумать девушка.
Видения сменил крепкий сон. Постель стала мягче, а все звуки затихли. Даже чувство голода отступило, давая Алике возможность провалиться сквозь сон без образов и ощущений.
«Может именно так и умирают», — успела подумать она, прежде чем мышцы расслабились и замедлилось сердцебиение.
Она спала довольно долго, не ворочаясь и почти не двигаясь. Сон был спокойным. Её ничто не тревожило, никакие навязчивые мысли не просачивались через призму подсознания.

***
Пробуждение было на удивление приятным. Организм стал сильнее, а тело просило движения. Странно, но Алика не почувствовала в себе кардинальных изменений.
Она поднялась и попыталась прислушаться к внутренним ощущениям. Два верхних резца деформировались: они стали длиннее и острее, однако клыками их ещё нельзя было назвать. Ногти удлинились и стали твёрже. Изменилась и форма пальцев: фаланги удлинились, правда, не так сильно, чтобы это бросалось в глаза.
Нужно отметить: все изменения, которые обнаружила в себе новообращённая, были почти незаметны для человеческого глаза. «Интересно, как Илин управляет своими клыками и когтями?» — подумала девушка, но долго задумываться над этим не стала.
Она была по-прежнему голодна, но несмотря на это отупляющее ощущение пустоты в желудке, ей хотелось двигаться, и двигаться много. Невысокий потолок комнаты давил на неё. Обновлённое тело просило свободы. Нужно было вырваться, нужно было бежать, но, вместе с тем, Алика понимала: выходить наружу было нельзя. Она не знала, сколько ещё ей нужно здесь находиться.
Слова Илин перемешались в памяти. Алика хотела есть, однако любопытство взяло вверх. Она решила, что не совершит ничего предосудительного, если изучит содержимое шкафа.
Хозяйка дома на окраине продолжала оставаться для девушки загадкой, покрытой мраком тайны. Неудивительно, что Алике хотелось узнать о ней хоть что-то, а для того, чтобы понять человека или вампира, стоит обращать внимание больше на старые вещи, чем на новые, — на такие, которые не хранятся на виду. То, что не лежит на видном месте, как правило, не предназначено для посторонних взглядов, а то, что хранится в тайне, лучше говорит о прошлом, а значит, и кое-что о настоящем.
За деревянными дверцами крыльев жука было зеркало. Глаза Алики не проскочили мимо. С гладкой поверхности на неё смотрела другая, изменившаяся Алика: кожа стала более гладкой, синяки под глазами пропали, волнистые волосы стали гуще и тяжелее. Глаза в темноте отливали золотом.
Только шрам на правой щеке, начинающийся со скулы и заканчивающийся почти у уголка губы, остался неизменным. Шрамы никогда не заживают. Они – как клеймо, как пятно, которое не отстирывается.
Алика не стала внимательно рассматривать изменения в своей внешности. Её внимание привлёк старинный меч, лежавший на верхней полке.
Поднявшись на цыпочки, она достала оружие. Меч казался тяжёлым, но стоило девушке взять его в руки, как это впечатление тут же развеялось. Она стала сильнее и ощущала свою силу, даже несмотря на то, что она  ещё не окрепла. Гордясь новыми свойствами своего организма, она разглядывала меч через, казалось бы, непроницаемую темноту комнаты.
Ножны были примечательны металлическим узором, изображавшим воинов – скорее всего, вампиров. Крестовину украшали два металлических клыка, изредка поблёскивающих в темноте. Меч был одноручным и, видимо, сделан под женскую руку.
Алика вынула оружие из ножен. Она хотела провести пальцами по сияющему лезвию, но докоснувшись, тотчас же отдёрнула руку. Кожа вздулась и покраснела, было очень больно.
«Как ошпарило! Пф-ф! — Алика ещё раз осмотрела непривычно светлое лезвие. — Так это же серебро!» — осенило её.
Серебро для вампира — не шутка.
Ожог проходил медленно — клетки Алики регенерировали пока ещё не во всю силу, и заживающие раны неприятно пощипывали.
Меч снова очутился в ножнах. Алика ещё раз посмотрела на рукоять — на ней странные символы образовывали причудливую вязь.
«Что же это может значить? И на каком языке это написано? — рассуждала новообращённая. Её пальцы осторожно коснулись символов. — Наверное, это имя меча. Или кузнеца, который его выковал».
Внимание девушки привлекла картина, стоявшая рядом со шкафом. Она положила оружие на место и переключила внимание на другой предмет.
На одной половине этой картины была изображена женщина в пурпурном платье с открытыми плечами, в то время как на вторую половину была наброшена ткань. Красивая черноволосая леди с локонами на средневековый манер смотрела на неё тёмно-голубыми глазами, грустными и почему-то сонными.
Алика узнала её: эта леди была Илин. Она выглядела так же, как и сейчас, не считая средневекового наряда и длинных завитых волос ниже декольте.
Но кто же был изображён на другой стороне картины? Алика отбросила атласную ткань. Перед её взглядом предстал мужчина с волосами цвета пепла, такими же длинными, как и у его подруги. Они держались за руки.
В отличие от тёплого взгляда мужчины взгляд Илин был, как и всегда, непроницаем. Незнакомец казался старше и мягче. Уголки его губ поднимались в едва заметной улыбке.
«Кто он? Жив ли он сейчас? Наверное, сегодня не время спрашивать Илин об этом». – Рассудив таким образом, Алика повесила ткань обратно, чтобы хозяйка ничего не заподозрила.
Рядом с койкой валялся медальон. Это был именно тот предмет, который новообращённая задела ногой и который так её напугал. Девушка подняла его.
Вещица была не то чтобы красивая, скорее необычная. На медальоне был изображён крылатый зверь без шерсти и с огромными клыками. Новообращённая даже усомнилась в том, что его могли использовать как украшение –он был слишком грубым  и шероховатым. Однако вещица ей понравилась.
— Хочешь, можешь забрать его себе, — неожиданно прозвучал голос хозяйки дома.
Илин стояла за спиной и пристально изучала девушку. И как она вошла незаметно? Алика могла об этом только догадываться. Не сразу опомнившись, она возразила что-то вроде «Да нет, как я могу?»
— Да бери же, когда предлагают! — настаивала вампирша.
Алика не стала долго упираться и повесила медальон себе на шею.
Внимание её привлёк пьянящий запах крови. В руках Илин был стакан. Девушка не сразу это заметила. По лицу вампирши пробежало что-то вроде улыбки.
— Бери же, — сказала она.
Алика не могла не повиноваться. Стакан был холодным, как и его содержимое. Кровь не свежая — это сразу стало ясно.
Приняв стакан, девушка только прикоснулась губами к стеклянному краешку, но что-то её остановило, какое-то последнее сомнение, вспыхнувшее в душе слабым отблеском. Её рука дрогнула.
Однако, отбросив сомнения, она уступила инстинкту и голоду.
Алика в одно мгновение осушила стакан и выпила бы ещё много, но Илин сказала, что организму нужно привыкнуть, поэтому девушке пришлось  довольствоваться малым.
— А я думала, ты дольше проваляешься. — Илин оглядела её руки, затем, плавно прохаживаясь по комнате, продолжила говорить как бы сама с собой: — Ну что ж, всё прошло благополучно. Поздравляю! Теперь у тебя началась новая жизнь, — она говорила себе под нос и очень тихо, но Алика без труда улавливала каждое её слово.
— Я могу выйти на улицу? Солнце мне уже не страшно? — не без дрожи спросила девушка. Теперь, когда её тело было сыто, пищи просила душа.
— Иди. — Илин перестала мерить шагами комнату и обернулась к девушке. — Свет дня для тебя уже безопасен, но… только сейчас ночь. Иди, но возвращайся к утру. Пока лучше не попадаться лишний раз на глаза местным ротозеям.
Алике не терпелось увидеть мир глазами вампира. Прежние трудности, казалось, остались позади. Она смело вступала в новую жизнь, пока ещё не успев осмыслить, какие перемены произошли в её организме, но, вместе с тем, ощущая их каждой своей клеточкой.
Услышав слова вампирши, она быстрым шагом вышла... нет, скорее, вырвалась из маленькой тёмной комнаты и, не задерживаясь больше в доме, выскочила в сад.
Небо тонуло в щедрых лунных лучах, и Алика поняла: это было полнолуние. Облитый серебристым свечением сад встретил её тишиной и спокойствием. Только уханье совы раздавалось в отдалении. Биологические метаморфозы завершились: малейший шум более не отдавался грохотом в голове, но слух всё равно был гораздо лучше человеческого.
Алика не ощущала ночной прохлады, её тело почти не чувствовало перепадов температур. Это ещё один дар, который она приобрела вместе с бессмертием. С выпитой кровью пришла и энергия. Всё тело было сильным и гибким, как у молодой пантеры. После трехдневного сна странно чувствовать себя вновь здоровой и сильной.
Природа была спокойна, и, вместе с тем, можно было слышать её голоса. Вместо привычных песен были трели ночных птиц, а лёгкий ветерок отдавался в сердце давно забытой мелодией счастья. От туй разливался бодрящий аромат эфирных масел, где-то шуршал полуночник-ёж, длинноногие лилии светились в темноте, будто волшебные цветы с другой планеты. До слуха доносились давно знакомые звуки и солоноватый запах моря.
Море шумело и зазывало, и Алика пошла на этот зов. Над волнистым от волн полотном, распластав огромные крылья, кружил белогрудый альбатрос. Какая-то неспокойная рыбёшка, промелькнув под лунным небом, сверкнула серебристой чешуёй и тут же скрылась в глубинах тёмного моря. Пахло илом, солью и свободой. Ветер напевал давно забытые мотивы.
Алика разделась и вошла в неспокойную воду. «Могу ли я теперь утонуть? Наверное, могу».
Волны били грубо, но новообращённой это даже нравилось. Ныряя и подпрыгивая, она вспоминала, сколько было перечувствовано здесь, в этом море, сколько было передумано. Вспомнила, как шум волн помогал разрушить оковы серой муторной жизни, как помогал вновь ожить и идти дальше.

Глава 9
Дар или проклятие

Светало. Первые лучи пронзали морскую гладь светозарными стрелами. Солнце отражалось в воде сияющей медовой полосой. Песок казался нежно-коралловым при свете утреннего солнца.
Рассвет произвёл на Алику странное впечатление. Новообращённая несколько дней не видела света, и теперь он раздражал её глаза. Девушка с удивлением отметила: ночью её зрение острее, чем днём.
Она по-детски обижалась на рассвет, который пришёл слишком рано и прервал её бессмертную ночь. Отряхивая песок и неторопливо натягивая одежду, Алика задумалась: и сколько она пробыла здесь, плескаясь в волнах и разгуливая по нелюдимому берегу? Наверное, часа два, а может, и больше. Время прошло так быстро! Неужели так кажется всем бессмертным? Кто знает, может, это тоже новая её особенность — не замечать время, а может, она просто давно не плавала.
Алика помнила слова Илин и не стала дольше задерживаться на берегу. Дорога вдоль песчаных барханов привела её к уже знакомой узкой земляной дорожке, лежащей между домами. Было часа четыре, от силы пять. Все жители ещё спали, и девушка спокойно добралась до коттеджа, казавшегося белым пятном комфорта на сером фоне деревенских домишек.
Илин сидела на террасе и что-то рассеянно читала, выстукивая ритм заострёнными ногтями. Сейчас она выглядела, как коротающая время за книгой обычная женщина, правда, с излишне длинными ногтями, но кто мог бы удивиться? Такова мода.
— Тебя долго не было, — сказала она, оторвавшись от своего занятия. — Больше не пропадай так надолго. Я думала, ты хотела только немного прогуляться рядом с домом, а ты была у моря.
Она дотронулась до мокрых, струящихся волос девушки.
— Теперь ты похожа не на вампира, а скорее на русалку.
Алика действительно была похожа на вышедшую из глубины моря деву. Бессмертие ещё не наложило мистический отпечаток на её внешность, но в эти сокровенные минуты рассвета, когда солнце ещё не вошло в полную силу и только слегка касалось нежными лучами лица, девушка казалась и вправду загадочным существом. Неровная полоса шрама на лице только усиливала это впечатление.
— Как ощущения, Алика? — спросила вампирша.
«Как ощущения?» —Девушка мысленно повторила её вопрос.
У неё едва ли хватило слов, чтобы рассказать обо  всех своих  ощущениях как физических, так и моральных. Да она и не задумывалась, какие у неё ощущения, она просто наслаждалась ими, вот и всё. Но Илин спросила, и Алика задумалась:
— Хм... наверное, раньше я чувствовала, что моя жизнь подходит к концу, а теперь я понимаю, что она только начинается, — после некоторого раздумья заключила она.
Илин только улыбнулась, и девушка в первый раз заметила, что это была вовсе не улыбка. Это была ухмылка.
— Ну что ж, я рада за тебя. — Она отложила книгу и ногой пододвинула стул к Алике.
Девушка снова оказалась напротив этой загадочной женщины. Она испытала смешанные чувства. Алика не боялась хозяйки дома, но опасалась, симпатизировала ей, но не доверяла.
Было в Илин и то, что раздражало Алику: она вызвала девушку на разговор, но не начала диалог первой. Нет, она чего-то ждала и изучающе разглядывала новообращённую.
— Вы хотите что-то мне сказать? — не выдержала молчания та.
— Поверь, я вряд ли могу рассказать тебе что-то интересное. —Вампирша пожала плечами и отстранённо поглядела куда-то в сад. — Расскажи лучше ты о себе: где училась, кто твои родители... ну, и что ещё обычно рассказывают в таких случаях.   
Алике совсем не хотелось рассказывать о школе, о матери, Пустовалове и разных банальностях.
— Мне кажется, вы уже знаете всё это. Вы же узнали откуда-то моё имя и о моей болезни, и…
— Только это я и знаю. — Правый уголок рта Илин приподнялся в беззвучной усмешке.
— Почему вы смеётесь? — не поняла Алика.
Илин прогнала усмешку с лица и уже серьёзно сказала:
— Ты не обижайся, это не насмешка, это только старая привычка, только и всего. Но если ты не хочешь рассказывать, можешь ничего не говорить. Настаивать не буду. И, Алика, обращайся ко мне на «ты».
Хозяйке можно было от силы дать немногим больше тридцати, но Алике почему-то казалось, что она гораздо старше.
— Ну что ж... — Черноволосая вампирша картинно провела рукой по воздуху. — Если не хочешь рассказывать о себе, тогда можешь задать мне вопросы. А я уверена, их у тебя предостаточно.
Алика очень обрадовалась таким словам. Её уже давно мучал один очень важный вопрос.
— Илин, скажите… то есть скажи, зачем тебе нужно было обращать меня?
Она хотела спросить это ещё перед тем, как вампирша пустила себе кровь и дала ей выпить её, но разве тогда бы она получила честный ответ? Сейчас её собеседница была куда более расположена к разговору, а значит, и у неё самой было куда больше шансов узнать правду. Но так рассуждала Алика, а Илин не торопилась с ответом.
— Ты что, недовольна моим даром? — спросила она, наигранно удившись.
— Нет, но… мне бы хотелось узнать… — Алика осеклась.
По интонации Илин было понятно: она не собиралась быть откровенной.
— Ответь тогда на другой вопрос, — не унывала девушка. — Ты довольна тем, что ты сама бессмертна?
Вампирша повела себя странно: она ничего не ответила и только рассмеялась.
— Что смешного в моём вопросе? Вы… ты сказала, что я могу спрашивать то, что мне интересно.
— Довольна ли я своим бессмертием? — повторила Илин. — Что ж, ответ тебя удивит: я недовольна.
Алику этот ответ скорее разочаровал, чем удивил.
— Но почему? — спросила она с непритворным интересом.
Илин только грустно улыбнулась, как бы говоря: «Успокойся, девочка, ну зачем тебе это нужно?»
— Я имею право знать. — ответила Алика на этот немой довод. — Я теперь такая же, как ты! И мне это нужно!..
Вампирша перебила её:
— Мы живём в холодном мире… — как-то по-старчески заунывно начала она.
— В холодном, но прекрасном! — пылко прибавила Алика.
Илин в одно мгновение изменилась в лице и продолжила с горечью видавшего виды старого человека:
— Послушай, что хочу тебе сказать. Я видела так много лун, что перестала их замечать. Моё тело не стареет и не постареет и вовек, но мои глаза устали смотреть на мир. Когда живёшь так долго, дни становятся похожи один на другой, тянутся серой цепочкой и уходят в некуда. Если я получу глубокую рану, она скоро затянется и не оставит и следа. Но след, оставленный людскими пороками, не стереть никогда.
— Ты не любишь людей, а что скажешь о вампирах?! — с пылом спросила Алика.
— Люди, вампиры — да всё едино! Форм много, а суть одна: мелочные, тщеславные, суетные, иногда сердобольные — меня все они достали!
— Люди бывают разные. — Девушка была уверена в своих словах.
— Я опять же тебе отвечу: форм много, а суть одна.
— Тогда посмотри мне в глаза и скажи, что я мелочная. — Алика не могла смириться с таким ответом.
Илин подняла глаза на собеседницу, но бросаться такими словами не спешила.
— Мы подождём год, два, десять лет, если нужно, и посмотрим, как изменится твоё мировоззрение.
— Посмотрим! — с вызовом произнесла Алика.
Вампирша на какое-то время задумалась над словами своей собеседницы, а потом, как бы невзначай, спросила:
— Скажи, девочка, откуда у тебя этот шрам? Какие добрые люди его тебе оставили? — В её голосе звучала горькая ирония.

Глава 10
Шрам

Алику давно не спрашивали о шраме. За тяжёлый подростковый период у неё накопилось много мыслей, но она не привыкла озвучивать их, и теперь, когда её просили рассказать, она сильно стушевалась.
Она так давно хотела рассказать о своих злоключениях неравнодушному человеку, а теперь даже и не знала, хочет ли ворошить прошлое, тем более сейчас, когда её сердце забилось с другой силой.
— Ты не хочешь рассказывать? — Илин сказала это очень мягко, по-матерински нежно.
Эта интонация окончательно склонила Алику к тому, чтобы рассказать всё.
Девушка ещё какое-то время собиралась с мыслями, чтобы сделать свой рассказ как можно более связным. Сделав глубокий вдох, она начала так:
— Это случилось где-то накануне майских праздников. Тогда я училась в шестом классе и, как любой школьник в этом возрасте, с нетерпением ждала выходных. Мы с моей  одноклассницей Соней составили целый список развлечений. Кажется, мы даже хотели пойти в парк аттракционов вместе с её семьёй, что-то в этом роде. Но не суть.
В классе было душно и шумно, всем уже было давно плевать на уроки. У доски распинался Паша Мальков, тихий и картавый мальчик. В тот день именно он стал жертвой насмешек. Наша вечная задира Ангелина мешала и не давала ему собраться с мыслями.
Как назло, в тот день Паша превзошёл сам себя. Он запинался через каждые два слова. Каждую издевку Ангелины наши классные тролли поддерживали гоготом. Анна Викторовна лениво пыталась утихомирить класс.
Наша молодая учительница не так давно окончила университет. Наверное, профессию она выбрала случайно — пошла туда, куда взяли, в целом, как и многие…
Паша тем временем мялся и тупил над нерешённой задачей. У него закончился мел, и Ангелина выкрикнула первое, что ей пришло в голову.
«Пиши кровью!» — заорала она так, что Мальков вздрогнул.
Не помню точно, что сказала я –  тогда я не придала этому большое значение, – но я попыталась как могла защитить Пашу.
Ангелина не унималась. «Чё? Ты на кого сникерс катишь?» — проорала она мне.
Я тоже запустила ей то, что пришло мне на ум: «А ты на кого баунти разворачиваешь? Чьей кровью ему писать? Твоей, что ли?»
«Это мы ещё посмотрим, чьей кровью он писать будет!» — не унималась Ангелина.
Неизвестно, сколько бы мне приходилось отшвыриваться ругательствами, если бы Анна Викторовна не очнулась и не повысила голос до своего предела. Все утихомирились, и только иногда я слышала, как Ангелина нашёптывала всякие гадости про меня.
После уроков мы с Соней обычно валялись на плетёных качелях. Тот раз не был исключением.
Не помню, о чём мы там болтали, но долго болтать нам не пришлось. Мне в спину крикнули что-то типа: «Ну вот, посмотрите — наша острячка!» или «Ну вот заступница убогих развалилась!». Это была Ангелина. Её громкий голос можно было узнать издалека.
С ней были два пацана, года на два старше нас, а может, и больше. Я раньше их не видела. Мне сразу стало ясно, что Ангелина проходила здесь не случайно. Готовясь к предстоящей разборке, я встала с качелей.
Когда я обернулась, Сони уже не было. Она была здравомыслящей девочкой и очень ловкой, особенно, когда дело касалось её шкуры.
«Лучше извинись», — посоветовал мне курносый пацан, сопровождавший Ангелину. Конечно же, я не извинилась и даже сейчас об этом ни чуточки не жалею.
Дальше начался обмен ругательствами. Ничего особенного, просто обычные подростковые матерщинные фразочки и обзывательства.
«Она думает, что мы блефуем. Ребят, надо её проучить», — сказала Ангелина, но её не послушались.
Конечно, эта нервозная девка не на шутку взбесилась. Она натравливала парней на меня. У них был какой-то уговор. Как я поняла, Ангелина обещала пригласить их на свою днюху в Панда Парк, если они изобьют меня. Но, видимо, те передумали.
Тогда взбешённая Ангелина сказала, что-то типа: «А чё? Хотели просто для численного превосходства постоять? А дело сделать трусите?» Пацаны не были настроены агрессивно. Наверное, им совсем не хотелось попасть в участок из-за её прихоти. Курносый парень плюнул и ушёл, но другой почему-то остался.
Как я уже говорила, ни один из них не был настроен агрессивно, что неудивительно: они даже не знали меня. Я им ничего не сделала. Вот в чём загадка: зачем остался второй?
Илин прикрыла глаза и промолчала.
— Я не могу отгадать эту загадку четвёртый год, — продолжала Алика. — Наверное, он просто мало задумывался.
Было понятно, что делать мне больше там нечего. Я не испугалась и не убежала при встрече с их трио, значит, не струсила. Я уже развернулась и хотела идти, но меня остановили силой.
Ангелина всё-таки подбила парня, но на что? Он вцепился в мои руки и держал железной хваткой. На улице некого не было. Звать на помощь было некого, да и разве смогла бы я признать себя беззащитной?
Он развернул меня к лицу Ангелины. Всё происходило так быстро, я и не заметила, как в руках у неё оказался складной нож.
«Ты меня давно бесишь, сучка. Теперь будешь поскромнее», — сказала она и подошла ко мне совсем близко.
Она говорила ещё что-то, но я не слышала. Все мои силы были направлены на то, чтобы вырваться, и, кажется, у меня получилось ненадолго освободиться и вцепиться в эту стерву так, что та от неожиданности выронила из руки нож.
Но потом меня ударили в живот и толкнули на землю. В следующее мгновение пацан держал меня за волосы. Я думала мне отрежут клочок, но всё было гораздо жёстче, чем я могла представить.
Я не успела очухаться после падения. Моё внимание было сосредоточено на сильной боли в животе. Другой рукой пацан сдавил мне шею. Бороться я не могла.
Одно быстрое движение – и Ангелина порезала мне лицо. Правда, она хотела ещё отхватить прядь волос, но парень отдёрнул её: рядом шли прохожие. Эти двое бросили меня и убежали.
Прохожие не поняли, что случилась, так как я быстро поднялась и отвернулась, прикрывая рукой кровоточащую рану.
Я дошла до дома очень быстро, на автомате. К моему счастью, там не было никого кроме отчима. Но тот, как и обычно днём, да и вообще всегда, лежал на диване и не обращал на меня никакого внимания.
В тот день я была рада его равнодушию, как никогда. Не хотела, чтобы меня видели побитой.
Алика остановилась. Она хотела ещё что-то добавить, но эмоций было слишком много, мысли спутались.
— Красоту свою я сильно не жалела, — продолжила она. — Шрам был для меня был больше знаком унижения, чем увечьем. Жаль, что так порезали, как овцу безвольную. — Дальше Алика рассказывала с надрывом и иронией.
— Мать пришла вечером, долго жалела меня и плакала. Она вообще была очень жалостливая.  Обещала утром пойти в школу и разобраться. Утром не пошла, сказала, что не умеет умно разговаривать. Хороший аргумент, не правда ли? Но без защитника я не осталась. А-ха-ха-ха! Отчим вызвался добровольцем! Вуаля!
Праздники начинались только со следующего дня, Анна Викторовна осталась в школе разбирать тетради.
Вместе с моим неожиданным заступником мы пошли туда. Трудно себе представить, как удивился Пустовалов, когда в кабинете наткнулся на родителей Ангелины. Да он будто застрял в дверях.
Из-за его спины я услышала: «А вот как раз и отец той девочки». Я нутром почуяла, что родители этой заразы посмотрели на отчима совсем не приветливо.
Я редко запоминаю дословно слова, но то, что сказал тогда этот псевдозащитник, я запомнила на всю жизнь. Пустовалов принял торжественный вид и перешагнул через порог. «Ну... кхе-кхе... во-первых, я абсолютно не отец вот этой вот девочке. Во-вторых, я абсолютно не знаю, что она натворила».
Алика нервно дёрнулась и с ироничной улыбкой продолжила: — Родители Ангелины обвиняли меня в том, что я избила их дочь. Какое глупое обвинение! Да они горой стояли за свою «милую» дочурку!
Мать состояла в родительском комитете, а отец был просто солидным человеком — этого было достаточно, чтобы внушить Анне Викторовне уважение к ним.
Я защищалась, как могла: «Кто, кто тогда, по-вашему, оставил этот шрам? Не сама же я порезала…» — Я так старалась достучаться до них, но меня просто не слышали. Мне было двенадцать, и меня считали за ребёнка.  Да её мать вообще затыкала меня, как только могла, её голос перекрывал мой.
Все хором утверждали, что у Ангелины ножа не было и вообще она боится крови. В итоге меня вытолкали за дверь, «чтобы старших не перебивала». Там я слышала голоса то отца, то матери Ангелины, то подытоживающие фразы Анны Викторовны, но отчима я не слышала. Совсем.
Когда дверь открылась, я увидела, как он стоит и покорно кивает. Ха! Он всегда кивал, когда трусил или не знал, что сказать. «Дико извиняюсь, мне ужасно стыдно за неё, да чёрта с два она теперь из дома выйдет!» — бурчал он, с щепетильной улыбочкой раскланиваясь налево и направо. Такой вот он был, грозный Пустовалов!
Вряд ли он поверил наговорам, скорее всего, он просто не хотел связываться. Матери он наплёл, что я, хулиганка, шлялась с мальчишками, которые и порезали мне лицо, и теперь чёрт знает, где их искать.
На Ангелину, по его словам, я напала и чуть не убила бедную девочку. Видишь ли, отчим не хотел сознаваться матери в том, что не смог меня защитить от наездов. На его слова она только сказала что-то типа: «Во, дурная голова ногам покоя не даёт!.. Шляться было нечего, сама теперь виновата!»
Меня пытались сажать под домашний арест, в школе Ангелина настраивала всех против меня, я чувствовала себя оплёванной и подбитой. Помню ещё, как хотела в окно выброситься.
— И что тебя остановило? — спросила Илин. В её глазах читалось неподдельное любопытство.
— Интерес, — кратко ответила Алика.
— Интерес?
— Да, именно, интерес к жизни. Мне было интересно, что будет дальше. — Эти слова Алика произнесла уже не с усмешкой, не с горечью, но с воодушевлением.
— А с Соней ты больше не общалась?
— Да разве после того можно общаться?! — Алика помолчала и в сердцах добавила: — Плевать я на неё хотела, после такого предательства!
Илин усмехнулась.
— Поверь моему опыту, девочка, это предательство совсем не велико. — Она посмотрела на Алику, как на трёхлетнюю, а потом добавила: — Годы учат снисходительности. Запомни это. Хотя… Впрочем, ты и так вспомнишь эти слова.
               
Глава 11
Неразгаданные мотивы

Неотъемлемой частью жизни вампиров была охота. Мутации в организме Алики уже закончились, и она могла охотиться, как и все бессмертные. Лес находился близко.
Стоило только подняться вверх по узкой улочке и взойти на холм, с которого начиналась длинная полоса деревьев протяжённостью около 2000 километров. Лес был диким, а потому охотиться в нём было можно, не опасаясь неожиданной встречи с людьми.
Его растительный мир составляли кедры и сосны, реже – тис. Животный мир был богаче: днём по деревьям то и дело сновали белки, кабаны рыли землю в поисках червей и личинок, а вечером выходила на охоту рысь, просыпались ушастые совы и улетали в поисках добычи.
Этим вечером Алика тоже была охотницей. Целью была рысь. Илин беглым взглядом заметила рыжеватого зверя и хотела показать Алике, как надо нападать, но новообращённая была на подъёме.
Не обращая внимания на окрики наставницы, она полетела навстречу зверю. Молодое животное приняло охотницу за добычу и прыгнуло, раскрыв в прыжке розовую пасть. Заключив друг друга в смертельные объятия, они кубарем покатились вниз с лесного склона.
Рысь порвала одежду девушки и оставила кровавые царапины, которые, правда, тут же зажили. Зверь был близок к шее охотницы, а это уже было опасно. Однако Алике всё же удалось   вывернуться. Вскочив на ноги, она вцепилась  в челюсть рыси и разорвала связки. Зверь был убит.
Вампирша, стоя наверху, только покачивала головой и загадочно ухмылялась. И можно было только догадываться что означает эта ухмылка.
Шли дни. Алика убедила Илин, что ничего страшного не произойдёт, если она будет попадаться на глаза соседям, и стала каждое утро ходить на море.
Новая жизнь вдали от центра города вполне устраивала её. С каждым днём она всё глубже и глубже погружалась в тайны жизни вампиров. Илин, скрытная Илин, стала её наставницей и даже подругой. Для загадочной хозяйки дома Алика была чем-то вроде подопечной или младшей сестры, с которой можно было общаться как с подругой, но которую  в то же время нужно было постоянно поучать.
Они вместе охотились, вместе принимали пищу, вместе читали книги. Илин производила впечатление образованной женщины. Как уже знает читатель, вечерами она часто самозабвенно играла на пианино, иногда на выбор Алики.
По правде сказать, юная новообращённая не была большим знатоком классической музыки и поэтому всегда заказывала только одно произведение — «Hallelujah». Пианистка со сдержанной радостью принималась играть по нотам, которых у неё, как оказалось, была целая библиотека.
Такие часы музыки плавно перетекали в ночные прогулки. У Илин вообще всё было очень естественно и плавно, начиная с того, как она двигалась, и заканчивая гармонично обустроенным домом. За пианино она никогда не пела, но, бывало, тихо напевала хорошо знакомые ей мелодии, робкие и колеблющиеся, просачивающиеся через глубины сознания тёмной хозяйки.
Помимо пианино, развлечений в доме было ни так уж много. Илин не смотрела телевизор, хотя он у неё был, да ещё какой! Тонкая плазма на полстены, попусту скучавшая в одной из комнат, куда загадочная женщина почти никогда не заглядывала.
Не стоит удивляться такой странности. Не одна Илин приобретает вещи только ради того, чтобы купить. Этим грешат и многие простые, далеко не богатые мужчины и женщины. «Купить, чтобы было» — Такое мышление может быть свойственно запасливым и практичным людям или ветреным любителям шопинга.
Алика и Илин, существа с двух разных полюсов, говорили на разные, в целом отстранённые темы. Иногда девушка рассказывала разные истории из своей жизни, но вампирша не обмолвилась ни словом о своей. А когда над темноволосой хозяйкой, как угрожающее копьё, нависал какой-либо нежелательный вопрос, она просто переводила разговор на другие темы.
Что касается остального времяпрепровождения, Илин особо не задумывалась над его организацией. Охотились через день, а то и реже. Делать это чаще не было необходимости: кровь хранилась в замороженном виде и всегда с запасом.
Ночью они всегда выходили на улицу. Всё дороги вели в центр, окраина быстро пресыщала. Загадочная жительница окраины терпеть не могла город при свете дня. Машины, множество людей и звуков — всё это раздражало её. Ночью город был другой, он даже дышал по-другому. Свет ночных фонарей освещал малолюдные улицы, звучала отдалённая музыка ночных клубов.
Алика всегда любила гулять поздними вечерами, но до знакомства с Илин она никогда не гуляла по ночам. Когда она была смертной, ей было чего опасаться, особенно когда она гуляла одна. Теперь же она стала сильнее, а значит, в безопасности.
Вместе со своей наставницей они часто поднимались на открытую крышу торгового центра –  единственного в городе, который работал круглосуточно.
Глядя на город с высоты птичьего полёта и жадно вдыхая прохладный ночной воздух, Алика полюбила ночь. Ночью она оказывалась далеко от суеты дня.
Часто, ещё до обращения, днём она чувствовала себя полупустой, ночью же она почти всегда чувствовала себя наполненной. Мечты, образы, воспоминания, размеренная речь бессмертной Илин — это всё вдохновляло и в то же время успокаивало.
Алика чувствовала себя живой как никогда раньше. Оковы малорадостной будничной жизни рухнули. Теперь она навсегда молодая, а значит — свободная.
Законы социума не будут её касаться, ей не придётся гнуть спину над муторными учебниками, ей не придётся работать, чтобы обеспечить себя пищей. Она живёт в прекрасном коттедже, отстранённая от мирских проблем. И всё бы хорошо, но… она стала задумываться, откуда у её благодетельницы столько денег?
Илин не работает, и, как догадывалась девушка, не работает уже очень давно. А вдруг в какой-то момент её неисчерпаемые средства закончатся? Как они тогда будут жить? Девушку мучали эти и многие другие вопросы.
Опытная вампирша была хорошей спутницей в таких прогулках. Её присутствие никогда не обременяло Алику. Она не была навязчивой, не была она и громкой.
Блуждая по облитым разными огнями улицам, поздним вечером они часто заходили в бутики – как правило, по инициативе Илин. Алика восхищалась эстетическим вкусом этой женщины. Казалось, она знает так много не только о вампирах, но и вообще о жизни. Вампирша любила хорошо одеться и одела девушку по своему вкусу и подобию. Их часто принимали за сестёр, хотя единственное, чем они были похожи — это телосложением.
Сложно сказать, какого мнения была Илин о своей подопечной. В разговоре она почти никогда не критиковала её и была вежлива. А вежливость может быть препятствием к пониманию чужой души. Единственное, что можно сказать с уверенностью — она испытывала по отношению к Алике что-то вроде симпатии.
Что же касается самой девушки, то она, по своей неопытности, считала, что причина этой симпатии её внутренние качества.  Иногда, а может быть даже очень часто, причиной симпатии является не наличие каких-либо положительных качеств, а отсутствие отрицательных.
Так, например, почти все родители любят своих детей не за что-то, а просто так. И всё бы хорошо, но мы редко задумываемся о том, что стоит за этим пресловутым «просто так».
Допустим, если бы в ребёнке, взрослом или малолетнем, доминировали ярко выраженные отрицательные качества, это бы сильно пошатнуло даже «слепую» материнскую любовь.
Говорят, что любят не за что-то, а просто так, но эти слова уж слишком смахивают на общепринятую шаблонную фразу, которую часто добавляют в разговор для красного словца.
В случае с родителями это чаще всего отсутствие отрицательных качеств, а в случае любви между мужчиной и женщиной – наличие тех качеств, которые цепляют. А страсть редко бывает настоящей, и чаще всего это не любовь, а просто временное чувство.
Что же касается расположения Илин к Алике, тут достаточно сказать, что вампирша не стала бы терпеть девочку, если бы та была навязчивой, невежественной или глупой.

Глава 12
Отголоски прошлого

Прошло около двух недель с тех пор, как Алика ушла из дома, оставив сестре только записку.
Этим утром она, по своему обыкновению, отправилась на море.
Солнце укрывали лиловые облака предрассветной зари. Чайки кружили над гладкой, как поверхность стола, водой. Жизнь ничто не омрачал – ничто, кроме мыслей.
Пребывание в городе постоянно грозило Алике встречей со старыми знакомыми, которые, должно быть, считали её без вести пропавшей. Такая встреча была неприятна тем, что слухи могли дойти до её сестры, а как поступила бы Ирма, узнай она, что пропавшая здесь, в городе? Девушка точно не знала. Стала бы она её разыскивать сестру, узнав, что та жива? Обратилась бы в полицию?
Если рассуждать таким образом, Алика рисковала поставить под удар Илин, а она этого очень не хотела. Нужно было принять решение и чем раньше, тем лучше. Промедление только отягощает.
Последним толчком было объявление на фонарном столбе.
Алика случайно наткнулась на него глазами и уже хотела проскочить, как заметила своё имя.

«Пропала девушка!
Фатисова Алика Сергеевна
2003 г.р. город N
Ушла 21 мая 2019 г.
Приметы: рост 164см, нормального телосложения,
глаза серо-зелёные, каштановые волосы средней длины.
Особые приметы: шрам на правой щеке.
Была одета: фиолетовая толстовка, джинсы.
Всех, кто видел или может сообщить какую-либо информацию о               
пропавшей, просим звонить по телефону:…»

«Так-так, значит, Ирма подсуетилась. — Алика немного поразмыслила над тем, что заставило её сестру составить объявление. — Наивная дура! Даже если Ирма и хочет снова меня увидеть, это невозможно. Пути назад нет».

***
Скучающий покой Илин нарушил сдержанный стук в дверь.
«Алика бы в дверь стучать не стала, — она недоумевала. — Кто мог перелезть через забор? У Алики есть ключи. А може, это вор? Нет, глупости, вор бы не стал стучаться», — рассуждала она, приближаясь к двери.
Беспокойство не овладело ею: бессмертной незачем бояться воров и подвыпивших гуляк. Всегда спокойная и сдержанная, она медленно открыла дверь. Там стоял опрятно одетый молодой парень. Не тратя времени на долгие приветствия, он кратко отчитался:
— Вам послание. — И протянул хозяйке запечатанный свиток.
Как только Илин увидела печать в виде морды льва без гривы, она сразу резко изменилась в лице.
Можно только сказать, что она стала серьёзнее и вместе с тем уязвимее и чувствительнее, как будто она получила письмо от друга детства, с которым она рассталась очень плохо и теперь не знает, как ей вести себя – радоваться или негодовать. Однако она быстро вернула своему лицу прежнее сосредоточенное выражение и сказала то, что должна была сказать:
— Спасибо, можешь идти. — И, не глядя на посыльного, взялась за ручку двери.
— Но Сидмон сказал, что вы должны прочесть его при мне.
— Что за глупости?! Только не говори мне, что для пущего контроля, — она усмехнулась. — Или глава полагает, что я выброшу письмо, не прочтя его?
— Сидмон сказал, что свиток надлежит сжечь, — монотонно отчеканил посланник.
— И развеять пепел по ветру. Конечно. Излишние меры предосторожности. — Женщина, по своему обыкновению, одарила собеседника многозначительной ухмылкой. — Смертные никогда не поверят в наше существование. У них есть отвратительная склонность сомневаться во всём. Твой господин не знает этот мир. А я знаю, и поэтому... — она выдержала снисходительную паузу, — мальчик, не раздражай меня. Уходи и отчитайся перед своим господином, что выполнил все его предписания.
— Приказы, — поправил юноша.
— Да, приказы, — снисходительно согласилась Илин.
Парень неодобрительно хмыкнул. Он стоял, как пригвождённый, на своем месте и ждал.
Илин не могла просто хлопнуть дверью перед посланником. Такое поведение могло в будущем принести ей большие неприятности. Письмо, так или иначе, она прочла бы, а поэтому благоразумно решила уступить.
Она разорвала верёвку, наспех развернула свиток и бегло прошлась глазами по написанному чернилами тексту.
— Значит, меня призывают в замок, — заключила она. — Что ж, приятно осознавать, что они нуждаются в моей помощи. Передай своему господину, что я приеду так быстро, как только смогу. — Она хотела захлопнуть дверь, но, вспомнив что-то, поманила юношу пальцем. — И ещё, передай, что со мной будет новообращённая.
Посланник кивнул в знак того, что он всё понял и запомнил, и попросил Илин открыть ему дверь.
Женщина с медлительной небрежностью исполнила его просьбу.
Когда дверь, наконец, распахнулась, он повернулся к хозяйке и убедительно попросил её сжечь письмо.
На это Илин только иронично покивала головой: мол, куда же я денусь.
Юноша удалялся, а Илин смотрела на его современную одежду и думала: «Ловкий парень, сумел одеться так, чтобы слиться с толпой. Интересно, сможет ли Алика адаптироваться к новой среде?»
Не тратя времени и сил на туманные рассуждения о будущем, она отыскала среди ненужных вещей давно не используемую зажигалку и подожгла свиток.
Бумага медленно и красиво задалась огнём. Потянуло лёгким дымом, который тут же рассеялся и перемешался с запахами трав, деревьев и моря.
Когда Алика пришла, этот запах ещё стоял в воздухе, но девушка не придала ему никакого значения. Она суетилась, её мысли были заняты другим.
— Илин, смотри. — Она спешно положила объявление перед женщиной. — Мне нужно как можно скорее уехать. Ирма, моя сестра, наверное, уже заявила в полицию. Илин, вдруг кто-то из соседей позвонит? Нужно торопиться! Это срочно!
— Не волнуйся, мы уедем. — Вампирша переплела руки и отошла к окну. — Очень скоро и очень далеко.
— Куда? — с волнением и восторгом спросила девушка.
Ответ был для неё очередной загадкой. Илин стояла вполоборота к ней и смотрела в окно. Подопечная видела профиль её лица — вампирша улыбалась. Улыбалась хитро, будто предвкушая что-то.
— В Церион, — наконец, сказала она и, обернувшись, посмотрела на девушку уже совсем по-другому –  наивно и по-матерински нежно.

Глава 13
Надежда

  Единственное, что удалось узнать Алике: Церион — это замок, и не просто замок, а замок вампиров. К этому Илин никаких разъяснений добавлять не стала и, чтобы Алика не обижалась, пообещала ей, что скоро всё расскажет, когда они соберутся и тронутся в путь. Зная скрытный характер этой женщины, Алика понимала, что скорее эти слова — просто отмазка, нежели реальное обещание. Илин не из тех, кто раскрывает все карты. Скорее, она та, кто любит держать интригу и играть в игру, правила к которой придумывает сама. Эту черту её характера Алика, увы, заметила не сразу.
—Ты сказала, мы поедем уже скоро, — пыталась выведать информацию  девушка. Она терпеть не могла неопределённости, к тому же у неё ещё было одно незаконченное дело в городе. — И когда же? Илин!
Илин, по-видимому прокручивала в голове что-то несомненно важное, так как вопрос Алики был обречён пролететь мимо её ушей. Она важно мерила шагами свою любимую комнату, отделанную красным деревом, и, казалось, была совсем далека от той, кого она самолично приблизила к себе.
—А, что? Повтори, — попросила она очнувшись.
Алика повторила.
—Не раньше, чем через два дня, — задумчиво ответила Илин. — На дорогу нужны деньги, даже вампирам. А мои финансы требуют пополнения. Тебе, наверное, давно было интересно, откуда я пополняю свой бюджет. Что ж, сегодня ты это узнаешь.
Алика вопросительно посмотрела на собеседницу, но та только сделала знак следовать за ней.
  Описывая дом и участок, мы совсем забыли упомянуть о гараже, на который, впрочем, и сама Алика раньше не обращала никакого внимания. На машине Илин её не катала, да и сама хозяйка на памяти девушки ни разу не открывала незаметный гараж. Ох уж это предвкушение нового! Иногда мурашки по коже!
 Сегодня тайные двери распахнулись перед девочкой из серого дома. В гараже стоял чёрный внедорожник, не блестящий и давно не мытый, но достаточно новый и презентабельный. Так странно, это мощное авто совсем не вязалось с той Илин, которую знала Алика. Та Илин любила роскошь, а не практичность. Однако несмотря на женственную наружность и любовь ко всему изящному, состоятельная хозяйка оказалась довольно практичной. И действительно, внедорожник соответствовал местности за чертой города.
  Илин наспех протёрла стёкла. Алика забралась внутрь. Она чувствовала себя непривычно в огромном салоне, обитом кожей. Запах кожи, ощущение комфорта, высокая посадка, благодаря которой появилась возможность посмотреть на мир с нового ракурса, —  всё это было так ново, а потому захватывающе. Пристёгиваться девушка не стала, сейчас она не видела в этом никакого смысла, к тому же она и подумать не могла, что сейчас может произойти что-то плохое.
 Илин в первый раз на памяти Алики открыла ворота. Протерев руки по старой привычке влажной салфеткой, она завела машину.
—Но мы ведь ещё не уезжаем? — уточнила Алика. В городе у неё остался один долг, который ей непременно нужно было отдать перед отъездом.
—Нет, съездим по делам и приедем, — успокоила её Илин.
—А куда мы едем?
—Увидишь, пусть это будет сюрпризом, — снова прозвучал краткий ответ.
«Опять она недоговаривает, — вяло подумала девушка. — Вот досада, не может прямо сказать, куда едем!» Зачем расстраиваться? Алике было не привыкать: и мать, и сестра Ирма были людьми скрытными. Однако надежда — штука живучая, её никогда нельзя убить, можно только приглушить. Даже в отчаянии она украдкой прокрадывается в сердце, призывая на помощь свою неизменную спутницу – мечту. И Алика надеялась, что она обретёт в Илин мать, сестру и подругу — тех трёх людей, которых ей всегда недоставало.
—Дорога, идущая вдаль – мой рай, —  сказала она и открыла окошко на максимум. Порывы свежего ветра играли с её спиралевидными прядками. — Илин, а ты мне когда-нибудь дашь порулить? — по-детски наивно спросила девушка.
Казалось, руки её собеседницы едва придерживали баранку, но придерживали уверенно.
—А ты умеешь? — неожиданно весело спросила она.
Алика не знала, что и ответить. Ей стоило больших усилий уговорить Пустовалова дать ей несколько уроков, но надолго отчима не хватило.
—Ну завестись могу, знаю, как поворачивать вправо, влево. Тормозить, правда, ещё не научилась.
Илин беззвучно рассмеялась.
—Что ты смеёшься? Разве я сказала что-то смешное? — недоумевала Алика.
—Когда-нибудь может быть, — туманно ответила Илин. — А пока не буду обещать. Не хочу давать ложных обещаний.
Алика не стала расстраиваться. Судьба нередко её обнадёживала, и поэтому неопределённость, недомолвки и обломы она привыкла принимать как данность. Да и к тому же, в целом, жизнь ей улыбалась. Пусть она потеряла мать, но зато она получила свободную жизнь. А свобода всегда дорогого стоит!
  За окном то и дело стелились виноградники, бахчи с арбузами и налитыми соком дынями, купающимися в лучах горячего южного солнца.
—Дыни, дыни, свежие дыни! — кричал торговец. Алика бросила взгляд на палатку, но внедорожник промчался так быстро, что она не успела разглядеть ни торговца, ни дыни. «Теперь мне дыни без надобности», — весело подумала она.
  Высокие горы сменили бахчи и виноградники. Их каменные цепи тянулись по обе стороны дороги. На одной горной стене были выдолблены фигурки юноши и девушки, бегущих друг за другом, — так показалось Алике, но моргнув, в другое мгновение она уже ничего не увидела, кроме серой каменной стены, чем-то напомнившей ей её дом.
—Ты видела рисунок на горе? — спросила она у попутчицы, но Илин давно уже ничего не мерещилось и не чудилось в рельефе серых гор. – Значит, показалось, — решила девушка и снова прильнула к окну.
 Рисунок – иллюзия, зато горы изобиловали ничуть не кажущимися деревьями с искривленными крючковатыми стволами, кизилом с крупными красными ягодами и цветущими кустиками-гномиками, ненавязчиво примостившимися у стволов деревьев. Местами по горам стелились травы вперемешку с горными цветами янтарных, лиловых и нежно-голубых оттенков. Илин свернула с трассы на узкую незаасфальтированную дорожку, которая была так неприметна, что Алика сначала даже не заметила её. Никакими красками нельзя было описать эту поразительную дорогу.  Вездесущие рытвины и ухабины были перебором даже для внедорожника. Автомобиль подскакивал, как на пружинах. Острые ветви сунулись в окно и лихо хлестнули девушку по носу. Алика подняла стекло, но несколько защемлённых веток всё же продолжили путь с ней.  Внедорожник выехал на небольшое открытое пространство. Илин остановилась здесь.
—Вот мы и приехали, — театрально объявила она.
—Я ничего не вижу, — недоумевала Алика. Она огляделась по сторонам, но ничего необычного не увидела – всё та же лесисто-гористая местность, — Может, деревья вокруг денежные, и, если их хорошенько потрясти, купюры посыплются, — пошутила она, чтобы чем-то заполнить томительную паузу.
— Может, на кого-то купюры и падают, но я пока с таким явлением не сталкивалась. — С этими словами Илин вышла из машины. Алика последовала за ней. — Закрой глаза. — неожиданно скомандовала вампирша.
Алика выполнила эту странное повеление. Запах сырого камня сильно выделялся среди  других запахов. Девушка открыла глаза. Под горой произрастали два клёна. Деревья тянулись друг к другу, словно нежные любовники. Их гибкие ветви переплетались вверху. Только сейчас она заметила за ними тёмное пятно.
—Там что-то есть, — произнесла она, вглядываясь в зловещее пятно.
—Верно! Умница, Алика, умеешь ориентироваться по запахам! А теперь иди.
—А ты?
—Я пойду следом.
—Почему первая иду я? — Голос девушки выдал её сомнения, которые, однако, Илин приняла за страх.
—Да не бойся ты! Если бы я желала твоей смерти, не стала бы тебя обращать.
Алика не любила долго колебаться. Разведя руками ветви, она не мешкая шагнула во тьму. Илин, как и обещала, шла за ней. Было очень влажно, и что-то постоянно капало на голову. Спустя мгновение Алика отчётливо разглядела в темноте каменные своды, серые и плачущие. «И как тут ещё сталактиты не выросли?» — весело, но с опаской подумала она. Сталактиты не выросли, зато на пути обрисовался валун, кривой и тяжёлый. Он имел очертания старца, сгорбившегося под тяжестью лет. Нос его был крючковат, глазницы пусты. Скрюченная рука опиралась на каменный посох, другая держала такой же каменный свиток. Надпись на нём гласила:

Сокровищ много ждёт тебя, но душу не криви.
В подземном царстве все они вовеки не твои.
К чужому руку не тяни, задумайся, глупец,
Или во мраке сей земли придёт тебе конец.

—Оптимистично, не правда ли? — беззаботно заметила Илин.
—Но это же предостережение, — возразила её спутница.
—Да и что? Неужели ты веришь во все эти небылицы? — Вампирша усмехнулась. — этот камень поставил сюда обычный человек, жадный до денег, только и всего.
—А ты откуда знаешь? — Алика не приняла на веру её слова.
Уголок рта Илин снова растянулся в ухмылке.
—Тут и знать ничего не нужно. Немного логики, смекалки –  и ответ готов.
Илин стояла, подталкивая девушку вперёд. Дорога была узкая, двоим было сложно разойтись.
—Я ничего не понимаю. Откуда здесь мог взяться этот камень? — недоумевала Алика.
—Ты ничего не понимаешь, я тоже. Бывают вещи, которые понять не дано. А теперь пропусти меня, я отодвину камень и открою проход, если ты трусишь. —  Последние слова Илин произнесла очень холодно, надменно, так, как и планировала.
 —Нет! — воскликнула Алика, — Я сама могу. — Она принялась усердно отодвигать камень.
—Так и знала, что ты не захочешь показать себя трусихой.
—Ты что, меня испытываешь? — проговорила в темноту девушка.
—Да нет, просто хочу лучше узнать тебя.
Даже бессмертной было сложно сдвинуть валун с места. После нескольких попыток Алика всё же откатила камень от прохода. Протиснувшись между камнем и стеной, они с Илин по очереди прошли внутрь. Размытые ступени, высеченные из горной породы, казались бесконечной цепочкой, ведущей вниз.
—Это забытое людьми подземелье, — наконец, заговорила Илин. — Я смею надеяться, что об этом месте никто не знает, кроме меня, и надеюсь, что никогда не узнает.
—Когда ты пришла сюда впервые, скажи, надпись на свитке тебя смутила? — вкрадчиво спросила её спутница.
—Там написано не брать чужого. Но кто здесь обитает, кроме летучих мышей?
—Нет, — возразила Алика. — Там написано: «В подземном царстве все они вовеки не твои».
—Мышам сокровища без надобности, а вот нам пользу сослужить могут, — только и сказала Илин.
Алика решила, что спорить бесполезно.
—А откуда здесь мыши? — спросила она из любопытства, — Камень же плотно закрывает проход.
—Я не вникала, — пояснила вампирша, — но мне кажется, они залетели в какую-то щель сверху и облюбовали это замечательное место. Вот и гнездятся теперь в этой дыре.
  Капли, разбиваясь о камни, гулко звучали в тишине подземелья. Длинная подземная лестница не была прямой, её повороты и неожиданные резкие спуски настораживали. Каменную стену испещряли вытесанные изображения людей. Глазницы их были пусты, а рты страдальчески открыты. Алика видела только немые изображения, но ей казалось, что она слышит их немой вопль отчаяния. Там были худые мужчины, женщины с высохшим телом, жмурящиеся от боли дистрофичные дети с выпавшими зубами. Странная мысль пронзила мозг девушки: «Может, это настоящие люди, каким-то образом загнанные под камень?» Звук падающих капель казался всё ближе и громче. Алика остановилась и потянула руку к женщине с закатившимися глазами, сжимающей в своих объятиях ребёнка. Казалось, фигуры сейчас оживут и задвигаются. Пустые глазницы матери смотрели прямо на неё.  Лицо ребёнка было мокрым то ли от сырости, то ли от чего-то другого. Алика провела рукой по каменной щеке.
—Зачем ты остановилась, Алика? Это всего лишь камень. Ты привыкнешь. Поверь мне, тебе предстоит увидеть ещё много странного. А каменные фигуры оставь – это ещё не самое удивительное.
Алика не сразу послушалась свою наставницу.
—Я покажу тебе новый мир – мой мир, отличный от того, в котором ты жила.  А это место, если не быть суеверной, никакой мистической нагрузки не несёт. Здесь просто раньше были рудники, возможно, ещё сгоняли прокажённых – вот и всё.
—Не может быть всё так просто. А как же каменные люди? Это же кто-то сделал, — вкрадчивым шёпотом произнесла девушка. — Я не понимаю, я просто не понимаю…
—Спокойнее, девочка, спокойнее. — Илин, стараясь поддержать Алику, дотронулась до её плеча. — Я не знаю, откуда они здесь, врать не буду. Но всё дело в том, что ты ещё не привыкла к своей новой жизни. Твоё воображение всё утрирует. То тебе что-то померещилось в горах, теперь ты шарахаешься от каменных изваяний.
—Я ни от кого не шарахаюсь, — твёрдо заявила девушка.
—Может, и так. Пойми только одно: мир устроен гораздо проще, чем тебе кажется.
—Вот тут-то я уверена в обратном, — снова возразила Алика.
Илин только пожала плечами: подобные разговоры утомляли её. Пусть она и выглядела на тридцать, всё же она была женщиной в возрасте, а женщины в возрасте, особенно те, которые считают себя достаточно образованными и видавшими виды, терпеть не могут, когда молодёжь с ними не согласна или, того хуже, им возражает.
—Что мы вообще здесь делаем? — спросила Алика, когда они прошли почти половину пути — Я уже поняла, что ты хочешь меня сильно удивить, но лучше скажи сейчас. Когда я не знаю, куда иду, я чувствую себя некомфортно.
—Увидишь, скоро увидишь. Ещё каких-то полчаса пути, и мы у цели.
Алика пробурчала   себе под нос что-то похожее на «ну, блин» или «вот опять», но возражать Илин на этот раз не стала. Да и разве в этом был смысл?
 Запах крови резко ударил в нос. Пахло разлагающейся плотью.
—Камень точно так пахнуть не может, — высказалась Алика.
Она посмотрела на лицо своей спутницы – та тоже с удивлением распознавала запах. Каменные лица по мере спуска казались всё более грустными и страдальческими, а потом и вовсе из скорбных превратились в злобные. Между мальчиком-подростком и старой женщиной был проём в стене. Тухлый запах достиг своего пика. Девушка вытаращила глаза на то, что там лежало…
—Нашла на что смотреть! Ты что, раньше не видела ничего подобного? — удивилась Илин.
Мёртвая летучая мышь лежала с порванным крылом и выпущенными кишками.
—Кто её так? Ты же говорила, что здесь никого, кроме тебя, не бывает.
—Другие мыши, значит, задрали. Видишь на ней следы от мелких когтей?
Алика засмотрелась на мышь и совсем не заметила недостающей, размытой, ступени в лестнице. Она сделала шаг и, не найдя опоры, оступилась и покатилась вниз. К её счастью, лестница уже подходила к концу. Приземлилась неудачно: вывихнула голень. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вскрикнуть.
     Илин мигом сбежала по лестнице. Её тонкие умелые руки нащупали место вывиха; кратковременная боль – и кость была на месте. Начался регенерационный процесс. Ощущение было странное, как будто в её теле что-то девушки стремительно движется. Какие-то несколько минут – и как будто ничего и не было. Алика уже сама поднялась на ноги и зашагала дальше как ни в чём не бывало. Ей фартило не часто, но с новым телом даже очень повезло.
—Вместо того чтобы смотреть по сторонам, лучше смотри под ноги. — Илин бегло взглянула на ногу девушки. — Ну как нога?
— Нормально, я уже не чувствую боли.
— Ну вот, теперь ты понимаешь, что значит быть бессмертной?
Впереди болтались стальные цепи, от скелетов почти ничего не осталось, но остатки их костей не могли ускользнуть даже от самого невнимательного взгляда. Путь лежал через широкий каменный мост над обрывом. Внизу бил небольшой, но быстрый подземный ключ. Стая аспидно-чёрных летучих мышей пролетела над головами идущих. Илин схватила одну и, быстро утолив жажду, бросила в пропасть обезвоженное тельце зверька. Минуя мост, они совершили ещё несколько спусков и только тогда вышли к подземному озеру.
—Придётся искупаться, — сообщила Алике Илин и, не теряя времени, залезла в ледяную воду. В каждом её движении чувствовалась уверенность и опыт. Теперь Алика видела её с  другой стороны – сильную и практичную женщину.
—Зачем? — всё же спросила она, не желая слепо следовать за своим поводырем. —У меня нет никакого желания купаться здесь.
—Мы поплывём через подводный тоннель и выплывем там, где нужно. Да, и вот ещё что: придётся задержать дыхание.
—Другого пути нет?
—Если бы таковой имелся, я бы не стала мучиться.
—Сколько плыть под водой?
— Секунд сорок.
—Думаю, я выдержу.
Вода была кристально чистой, в ней отражались и массивные каменные мосты, и часть далёкой скорбной стены. Плавать Алика умела хорошо, но сможет ли она продержаться нужное количество времени под водой, этого она не знала наверняка. Тоннель был очень узким, с трудом удавалось разводить руки и ноги. Алика попробовала плыть по-русалочьи, но это только замедляло процесс, девушка и так с трудом поспевала за ловкой Илин.  Когда воздуха в лёгких было ещё достаточно, она плыла уверенно, но вскоре её щёки сдулись, а лёгкие изголодались по кислороду. Движения становились всё медленнее, а ноги Илин, двигающиеся со скоростью мотора, отдалялись и терялись в толще воды, оставляя на прощание только тысячи белесых пузырьков. Жаждущие кислорода мышцы, собственное тело, рывками продвигающееся вперёд, и голубое свечение вдали – вот всё, что чувствовала и видела в тот момент Алика. Упорство и безотчётное стремление к иллюзорной цели придавали ей сил. Как далеко нужно было плыт? Сорок секунд казались целой вечностью. Должно быть, Илин специально назвала не то время, чтобы не отпугнуть её. Как это подло! Биологические часы подсказывали, что она плывёт не меньше минуты. Она ещё могла мыслить и подумала: «Вот плыву я сейчас, и расстояние кажется мне таким огромным, непреодолимым. Выплыву – и этот путь будет для меня крошечным отрезком во времени». На последнем дыхании и почти потеряв надежду, она всё же упрямо продолжала барахтаться, свет становился всё ближе и ближе. Её старания были вознаграждены, и, наконец, она прорвалась сквозь ненавистный тяготивший слой воды. Жадно вдыхая подземный воздух, она ощутила сухость на своём лице.
  Воды было по пояс. Алика очутилась в небольшойокруглой пещере. Своды её были усеяны небесно-голубыми прозрачными камнями. Неизвестные самоцветы отбрасывали свой чистый свет на потревоженную поверхность воды.
—Это камень надежды, — пояснила Илин, и на её лице проступила венозная сетка. При свете камней она казалась совсем синей, — рудничный камень. Существует легенда: когда рабы видели его яркое сияние, они шли к нему, думая, что они видят небо. Но их надежды не оправдывались. Они находили всего лишь драгоценный камень.  Есть и другая легенда: если камень возьмёт тот, кто предал свою любовь, свет его потускнеет. Мы возьмём с собой несколько, и я продам их за хорошую сумму. — Она достала кожаный мешочек и, развязав верёвки, протянула его девушке. — Давай, Алика, собирай, — без малейшего стеснения сказала она.
Девушка достаточно быстро отделяла камни от горной породы. Когти вампира были остры, как нож, и прочны, как сталь. Такими когтями можно было управиться гораздо ловчее, чем  киркой или каким-либо другим инструментом. Так Алика отделяла камень за камнем и складывала их в мешочек, который держала Илин. Та и вовсе не прикасалась к самоцветам. Её руки дрожали, когда она завязывала шнурки. Привязав мешочек к ремню брюк, она кивнула Алике и снова ушла под воду.
Девушка даже не успела себя подготовить к очередной пытке, но, по своему обыкновению, не мешкая, смело последовала за Илин.


Глава 14
Секрет счастья

  Ночь повисла  над полями и окутала бахчи тёмной пеленой тумана. Машины тонули в темноте, и только бронзовый свет фар предотвращал их столкновение. Лишь один водитель не нуждался в освещении. Илин не гнала, но и не тормозила. Она никуда не торопилась, но и искусственно оттягивать время тоже не хотела. Рядом с ней, как и прежде, сидела Алика. За окном мало что можно было разглядеть, кроме тёмного покрывала ночи, и девушка занимала себя тем, что разглядывала самоцвет, всё так же неизменно излучающий голубоё свечение.
—Нравится?—  вяло спросила Илин.
—Я никогда не видела ничего подобного,— честно призналась девушка.
Илин посмотрела на неё, будто говоря: «Ну вот видишь, я же говорила, тебе ещё многое предстоит увидеть».
—Существуют искусственные камни-игрушки, но этот нечто другое,— пояснила она.— Смотри, сколько у него граней. А переливов! В темноте он может заменить не одну лампу. Правда, днём их свет меркнет, но днём он и без надобности.
Алика с интересом слушала свою наставницу, но её волновал вовсе не камень.
—Ты говорила, ты не счастлива сейчас,— начала девушка.—  Илин, скажи, ты когда-нибудь была счастлива?
—До того как меня  обратили в вампира – возможно. После жизнь стала скучной,— кратко ответила женщина.
В темноте были видны только её белые клыки и белки глаз. Чёрные волосы и тёмная одежда, казалось, растворялись в общем фоне.
—Поясни. — Алика не могла смириться с таким ответом.
—Когда во мне текла смертная кровь,— неохотно начала вампирша,— я выживала. Мне стоило усилий заботиться о пропитании и о том, чтобы стра… — она осеклась,— и о безопасности. А потом, после обращения, утолять голод стало слишком просто, бояться было некого, даже сном забыться я больше не могла.
—Значит, стать бессмертной был не твой собственный выбор,— почему-то решила Алика.
— Мы вообще  мало что выбираем в своей жизни. Мы не можем спланировать завтрашний день, мы не вольны в выборе профессии, так как всегда будут стоять какие-то ограничения, мы даже не вольны выбирать друзей. Взять хоть тебя и Соню. А те крохотные решения, которые мне когда-либо довелось принять, были приняты слишком спонтанно и спешно. И, знаешь, я вообще не понимаю что такое счастье. — Впервые за всё время её голос дрогнул.
—Для  меня счастье в том,— продолжила мысль Алика,— чтобы каждый день случалось что-то новое, чтобы жизнь была многогранной и имела столько же переливов, сколько этот самоцвет. — Она покрутила в руке камень надежды.
—Это утопия. Ты обрела усовершенствованное тело с новыми способностями. Оно тебе в новинку, жизнь без родителей в новинку, моё общество в новинку.  Но вечно это ощущение продолжаться не может, оно будет угасать, как пламя догорающей свечи. Ты мало жила, но, я уверена, пройдут годы, и ты меня поймёшь.— Она бросила беглый взгляд на Алику, и девушка догадалась: Илин очень хотела, чтобы она поняла.
—Ты умно говоришь,— нашлась Алика,— но моя точка  зрения всегда останется при мне.
— Категоричность свойственна молодости, но в зрелом возрасте сохраняется только у глупцов. А пока я тебе ничего больше не скажу. — Илин прибавила газу, и машина стрелой помчалась по тонущей в темноте ночи трассе.


               
Глава 15
Долг

  Как, наверное, помнит читатель, Алика говорила, что у неё есть долг, который она должна отдать перед отъездом, и, возможно, подумал, что она одалжила у кого-то деньги. Догадки логичные, но не совсем верные. Речь пойдёт совсем о другом долге. Алика твёрдо решила увидеть могилу матери перед отъездом. Она с трудом уговорила Илин одолжить ей балахон с просторным капюшоном. Вещей женщине было не жалко, но, осторожная, она опасалась, что Алику кто-то узнает в городе. Теперь, когда объявления были расклеены, выходить за пределы окраины было очень рискованно: Алика была несовершеннолетней, и ответственность за её исчезновение может лечь на ту, у которой она скрывается. Однако девушка была настойчива и уговорила Илин отпустить её ненадолго.
   Место захоронения  Алика по неопытности сразу не нашла. Девушка была вынуждена обратиться к служащему. Он спросил год и дату погребения и, узнав, что могила свежая, быстро показал захоронение.  На могиле не было ни грунта, ни цветов, земля уже успела зарости сорняками. Алика принялась усердно дёргать одуванчики и прочую неприхотливую траву. Очистив землю, она положили на могилу собранные ею дикорастущие цветы. Любила ли она мать? На этот вопрос сложно ответить однозначно. Наверное, будет правильно сказать: любила, но только христианской любовью. Любовь дочери к матери подразумевает уважение, а  Алика не могла уважать мать.
  С надгробной фотографии смотрели всё те же вечно измученные глаза. И сколько ещё таких женщин, как Наталья, живут, мечтают, терпят, мучаются, но ничего не меняют! Всю жизнь они проживают вслепую, как будто по какому-то давно написанному сценарию, где ничего уже нельзя изменить. И непонятно, что их сделало несчастными: грязь в доме, полупустой холодильник  или  их собственное мировоззрение. Наталья редко давала оценку своим поступкам и жила одними  лишь чувствами. Эти чувства и свели её в могилу.


Глава 16
Неожиданная встреча

  Алика  хотела уехать как можно скорее. С городом прощаться ей не хотелось – напротив, она спешила отправиться в путь.Однако, проходя мимо давно знакомого кафе, она невольно остановилась. Девушка помнила его ароматный кофе с пенкой в маленьких белых фарфоровых чашечках, овсяные печенья с корицей и душистый облепиховый чай, подаваемый в стеклянном чайнике с подогревом.  Она немного помялась перед окнами и, не справившись с щемящим душу чувством, зашла внутрь. Еда и напитки её больше не интересовали. Она зашла только затем, чтобы удержать за хвост призрачные отголоски прошлого. Сидя за крашеным деревянным столиком, она вспоминала, как  ей нравилось забегать сюда зимой и греть озябшие руки о чашку горячего чая, слушать чьи-то непринуждённые разговоры, изредка вставлять свои фразы и молчать. Тогда ей казалось, что  здесь есть  что-то важнее чая и разговоров, что-то что она постоянно упускала. Досадно. Она не могла понять что именно, не могла она и насладиться мгновением. Сейчас она, наконец, поняла, чего ей тогда так сильно недоставало: свободы. Она жила, повинуясь предписанному порядку, каждый день тоская тяжёлый рюкзак до школы и обратно, не зная другой жизни и не видя мир. Кто знает, зачем она  зашла сюда сегодн? Внутри себя она ответила на этот вопрос, она объяснила это ностальгией.  Но по чему у неё была ностальгия ? По чему или по кому она тосковала? По друзьям, по вечерам или по атмосфере, она не знала. Может, по несбывшимся мечтам? Как жаль, что на этот вопрос никто не сможет дать ответ!
  Алика оглядела кафе: интерьер всё тот же, всё те же подушки с орнаментом, мягкие диваны и те же бежевые стены с ненавязчивым узором. Единственное, что изменилось – это она сама.
   На улице мелькнула чья-то поразительно знакомая фигура. В кафе зашла Ирма, за ней лениво тянулся худощавый парень с квадратным лицом и оттопыренными ушами, но, несмотря на это, бодрый и даже харизматичный. Они прошли мимо Алики,  не заметив её, и заняли столик в другом конце кафе. Тем не менее, девушка слушала, что они говорят и хорошо слышала каждое слово.
—Ты, кажется, хотела сообщить мне что-то важное,— заговорил парень, почёсывая голову.
—Да... — Ирма терялась и с трудом подбирала слова.
Парень нервно шевелил ушами, как будто готовился взлететь в случае тревоги.
—Влад, я хотела сказать: мы так редко ходим в кафе... — запинаясь после каждой фразы, проговорила Ирма, — да и вообще  куда-то ходим, что сегодня, в общем, стоит сделать исключение.
—Ты это хотела сказать?—  Уши парня покраснели от напряжения.
Ирма на мгновение запнулась, над головами обоих повисла непроницаемая тишина.
—Ну, я привела тебя сюда, чтобы сказать …— она медлила,— что я беременна. — Признание стоило Ирме немалых усилий.
Уши Влада захлопали, как крылья колибри, но улететь ему так и не удалось. Ирма сжала его руку. Теперь ему даже убежать не удастся. В глазах её была надежда. Алика поняла: сестра сильно уязвлена. Руки Ирмы были близки к тому, чтобы начать дёргаться, а на губах была   стыдливая улыбка.
—Ну что скажешь?— выпытывающе спросила она. Парень по-прежнему хранил молчание.— Я ещё хотела сказать...— робко продолжила девушка, и  Алике искренне хотелось поддержать сестру, но это было невозможно. —Переезжай ко мне, а?— с трудом закончила Ирма.
Последние слова заметно исправили положении – Влад закивал головой и шёпотом произнёс заветное «да».
Возможно, Алика, услышала бы что-то ещё, но к ней уже приближался официант, а заказывать еду не было никакой необходимости, да и расплатиться-то было нечем.


               
Глава 17
Крик
 
  По клавишам били неистово и неумолимо.  Казалось, все птицы замолкли, прислушавшиваясь к нарастающему крику. Сначала пианино всхлипывало,  по-детски плакало и звало мать, затем, когда надежды не сбылись и дитя  поняло, что оно осталось одно, пианино капризно захныкало и захлюпало. По нарастающей хлюпанье сменилось истерическими возгласами, которые, достигнув своего пика, резко оборвались. Началась ломка. В этой игре была вся жизнь. Подростковая ломка надрывалась и срывалась.  Кисти стирались в кровь, и вместе с мясом стиралось то, что нельзя увидеть глазами. Но вопреки всему  ещё звучали мягкие нотки, стон, мольба о помощи. Там был и плач навзрыд, и тихие слёзы. Вот раздался удар. Ударили по щеке, что-то внутри треснуло пополам. Единственные, едва прорезавшиеся светлые, добрые ноты исчезли. На смену им пришёл гнев, желание мстить миру. Явилась женщина, жадная на ощущения, потом – увядающая старуха, а после раздались шаги остывшего, но живого холодного существа.   
   У сонаты не было названия. Она сотрясала стены, то штурмуя их волнами, то поражая раскатами грома. В ней был плач, надрывающий грудь, и  безумный крик. Слабо и сдавленно доносилась мольба о пощаде. Соната была яростной, соната была слёзной.  В ней было битое стекло и вспоротые вены. Это была холодная, сломанная соната. Она не воспевала прекрасное, не поднимала дух. В ней пелось об отчаянии и о сломанных костях.
     Исполнительницу, по правде говоря, мало волновали профессионализм и красота звучания. Главными были чувства. Обычно такая безнадёжно спокойная, сейчас она кричала, кричала с помощью музыки. Текста у песни не было, только какие—то несвязные возгласы:
Но вот опять
               
                Бессмыслица
   
                Холодно

               
И какое-то непонятное слово:
   
   Трейстен

                Трейстен

               
                Трейстен

Клац-клац по клавишам. Там, в груди, что-то тоже клацнуло. Надбровные мышцы  были как никогда напряжены, мышцы рта расслаблены, нижняя губа опущена, а по щекам текли слёзы. Вдруг игра прекратилась. Держась рукою за нижнюю часть лица, она сползла  на пол. «Трейстен,Трейстен,Трейстен,Трейстен»,— и больше ничего. Она омывала пол своими слезами и вытирала его волосами. Сначала она лежала согнувшись в позе зародыша. Локоть прижат к локтю. Её била дрожь, руки тряслись. «Ну я же смирила-а-ась!»—надрывисто протянула она. Голос  дрожал. Она начала кататся по полу то влево, то вправо. А голос  то летел вверх, то кидался вниз. «Почему мне так плохо? Почему жизнь моя бессмысленна? Почему?» — произносила она диким истошным голосом. Трепыхаясь,  она задела  ножку туалетного столика, зеркало с шумом  упало, и осколки вонзились в ногу. От обиды и досады она вогнала крупный осколок ещё глубже. Вот так! Пусть будет ещё больнее! И всё стихло.
  —Ну всё, хватит, хватит, дорогая, — заговорила она вслух сама с собой. Конечно, так только казалось на первый взгляд. На самом деле говорила не она. Говорили её друзья, воображаемые друзья.  Мать гладила её по голове и напевала колыбельную. Мать, которую она никогда не  видела. Подруга, тоже никогда не существовавшая, убеждала: «Ты сможешь, ты справишься, ты ещё и не с такими кризисами справлялась». А он просто обнимал и прижимал её к себе.
 — Что бы я без вас делала?— проговорила она сквозь слёзы.— Вы – всё что у меня есть, вы единственные, кто помогают мне. Только вы слышите меня в этом мире.
Она встала, вынула осколок и начала приводить себя в порядок.
 
Глава 18
Пустота

 —Илин, ну мы едем?— прозвучал в прихожей голос девушки.
—Где ты была? – Интонация, с которой Илин задала вопрос, удивила Алику.
—На кладбище. Я же тебе говорила.
—Зачем? А, да, ты говорила, мать умерла. Сколько, ты говоришь, ей было?—Илин была очень рассеяной.
—Ей было сорок пять. Ты спрашиваешь это уже в третий раз.
—И впрямь,— непонятно к чему сказала старуха в теле молодой женщины.—Такая  молодая! Мне бы так умереть!
—Ты слишком сгущаешь краски.
Правый угол рта Илин резко подпрыгнул вверх.
—А я-то думала, ты меня поймёшь.
Алика стояла в растерянности.
—У тебя брюки порваны. — Она не знала, что ещё сказать.
— Ах, да! Мелочи не обращай внимания. — Илин прикрыла рукой окровавленный кусок ткани.— Камни я продала. Деньги есть. Собери свои вещи, мы скоро поедем. А… и ещё, мне нужно уйти. Ненадолго.
—У меня нет вещей. Только немного одежды, но она тоже твоя.
—А, ну да! — Илин будто  оттаяла после ледникового периода, но кровь её оставалась холодной. –Тогда не забудь взять медальон и … и самоцвет. Одежду найдём тебе на месте.
Алика кивнула.
«Как же я её иногда ненавижу!» — Илин стремительно зашагала непривычной для неё неуклюжей походкой. На пути она не совсем случайно задела шкаф и не совсем случайно ударилась о дверную раму. Больно ей или нет  – какая разница? А, нет, уж лучше боль, чем бесчувствие. Куда она идёт?  Едва ли она сама знала ответ.
  Опомнилась она на перекрёстке дорог недалеко от центра. По всем сторонам пестрели  модные бутики, кафе фастфуда и просто кафе, где-то ярким красным сердцем горела светодиодная рекламная табличка «Интим». Рядом стояли два подростка и прикидывали, идти им  или не идти.
—Бесполезно, всё равно без паспорта не пустят,— бросила им Илин, мимоходом проплывя между ними.
  Был выходной. Люди просто гуляли по городу, но даже прогуливаясь  они постоянно куда-то спешили: спешили обменяться информацией, спешили получить удовольствие, спешили сделать селфи, спешили показать себя миру. Кучка студентов на ходу  поедала мороженое,  двое мужчин обсуждали предстоящий пикник,  а в особенности – алкоголь. Толстушка с энтузиазмом рассказывала о своей диете и утренних пробежках. Илин просто рандомно слонялась, всё для неё было серо, всё для неё было неприглядно. Попытки людей, их стремление к призрачному счастью и мимолётным удовольствиям  казались ей ничтожными и жалкими. «Чего стоят все попытки, если результат окжется минимальным?»  Удовольствий в юности она знала мало, а в зрелости лишилась, как она считала, самых основных из них: есть мороженое она не могла, гулять и беззаботно трепать языком – тоже. Высокие наслаждения были ей недоступны. Расстревоженная непрошенными мыслями, хаотично забредавшими в её голову, она остановила первого встретившегося ей прохожего и ошеломила его неожиданным вопросом:
—Скажите, что для вас счастье?
Мужчина средних лет, на вид серьёзный  не сразу дал ответ. Он сосредоточенно подумал и даже прикусил губу, а после сказал:
—Знаете, на этот вопрос сложно ответить так сразу, но я считаю, для меня счастье в  самореализации.
—Вы имеете в виду карьеру?
—Ну, не совсем. Самореализация – очень обширное понятие. Но…— Он ещё некоторое время сосредоточенно размышлял, но ничего нового на ум не пришло.—  Но, грубо говоря, да.  Карьера имеет немаловажное значение. Ещё, конечно, друзья и семья, само собой разумеется.
Мужчина скрылся в толпе, а Илин попробовала  представить себя целеустремлённой и деятельной, но у неё мало что получилось, так как она ничего не умела делать из того, что могло бы приносить легальный доход. «Наверное, я должна быть рада тому, что, не работая,  живу в достатке». Она остановила пожилую женщину и задала ей тот же вопрос, что и мужчине. Та восприняла её как внучку, нуждающуюся в наставлениях, и потому дала ей подробные рекомендации, как надлежит жить и к чему стремиться. Для пожилой женщины счастье заключалось в семье, в том, чтобы все были здоровы, чтобы внуки поступили и сама она не болела. Женщина хотела тоже что-то спросить у Илин, но та поспешно забормотала: «Спасибо, спасибо, до свидания». Такое счастье было тоже недоступно Илин: детей у неё быть не могло. Не найдя ответа на свой вопрос, она поплелась обратно. «И куда мы пришли?» — Она хотела начать диалог с воображаемой подругой, но та на этот раз ничего не ответила. «И ты молчишь, что ж... — Она провела кровавую борозду вдоль вен, но порез тут же затянулся.— Как смешно, я даже выпилиться не могу!»


Глава 19
Преступное прошлое

  Грядки, треугольные крыши, покосившиеся заборы, резиновые шины, запчасти от машины, разобранные сараи, ароматная сирень и белоснежная вишня – вот что видела Алика, пока Илин закрывала ворота. Предстоящая дорога – такая замечательная штука; хочется забыть все злоключения, выбросить из головы все проблемы, пустить мысли по ветру, слушать музыку и чего-то ждать. Ждать нового таинственного мира и, предвкушая тёплый приём, строить в голове воздушные замки – шаткие, но такие прекрасные. Кто осудит Алику за такое наивное мечтательное настроение?  Разве после серого дома, болезни и дефиле Пустовалова в трусах не имела она права представить себя желанной и принятой? К тому же ей было только шестнадцать. Кто знает, что ждёт её впереди? Жизнь мало кому не ломает кости, так пусть подростки мечтают вволю, пока у них это хорошо получается, а мы не будем путать мечтательность юного возраста с наивностью. За этими словами стоят два разных смысла.
  Двигатель, наконец, задорно зарычал. Машина тронулась. Шины, сараи и треугольники крыш остались позади. Алика ещё какое-то время помнила аромат горькой сирени и сладкой вишни. Но вот внедорожник въехал на холм, и перед путешествиницами открылся вид на часть  города. Были видны домики-«скворечники» с резными окошками, словно из сказки, на подоконники которых так и хотелось усадить котов, полизывающих свои пушистые лапки, где-то, ближе к центру, виднелись кирпичные и блочные кубы и параллелепипеды. Голубая полоса моря яркой полосой довершала эту неоднородную картину. Авто ехало по петляющей дороге через вытянутый холм, который лучше будет назвать увалом. Сверху можно было видеть давно знакомую местность, только сейчас она просматривалась с другого ракурса. Проехали мимо старого  парка, где часто собирались весёлые шумные компании. С высоты холма он казался  крошечным. Алика смотрела на него как на что-то далёкое.  Вечера с музыкой и подсветкой, концерты и квесты уже постепенно стирались из памяти. Дальше авто миновало границу города.  Открылась другая, свободная дорога. Закатное краснополосое зарево пленяло своим яростным окрасом. Неоновые облака были наложены щедрыми мазками, сквозь которые едва просвечивало солнце. Неожиданно непонятно откуда взялся голубь. Он промчася у лобового стекла и едва не врезался в него. Илин выругалась, мол, крылатая тварь чуть в стекло не врезалась, но Алика только улыбнулась в ответ на  её ворчание. Машина съехала с холма. Дальше они ехали по ровной поверхности. За каждым поворотом Алика видела что-то новое, и с каждым поворотом молчание всё больше утомляло её. Они ехали по ровной, но далеко не гладкой трассе. По обе стороны тянулась желтовато-коричневая степь.
—Илин, о чём ты думаешь?— спросила Алика, не выдержав молчаня.
Женщина посмотрела в окно и сморщилась.— Степь меня замучила, тянется и тянется, проклятая.
—Степь как степь,— пожала плечами Алика.— А чего тебе ещё хочется?
—Ну, вот чего угодно, только уберите это однообразие.
—А чем бы ты его заменила?
—Да в том-то и проблема, что заменить нечем. Для меня нет уже ничего нового в этом мире.
«Может, она действительно так долго жила, что для неё больше нет ничего интересного»,— подумала девушка, а вслух спросила:
—Илин, я говорила  о себе всё без утайки, теперь ты расскажи свою историю.
—Ты хочешь знать, как я стала вампиром?
—Нет, расскажи мне всё полностью: про детство, юность, про саму жизнь.
Илин на мгновение будто окаменела.
—Мне неприятно говорить об этом, но я всё же попробую рассказать.
—Я вся внимание,— сказала Алика, не собираясь рассчитывать на исчерпывающую откровенность.
Илин собралась с мыслями и начала с серьёзным видом начала рассказ:
—Я родилась  в небольшой прусской деревушке. Родителей мне знать не довелось. Когда я была ещё в младенческом возрасте, мать отдала меня на содержание своей сестре, а сама уехала в поисках лучшей жизни. Моя тётка Ветта (её образ никогда не изгладится из моей проклятой памяти) была настоящим домашним тираном. До сих пор я отчётливо помню её лицо с крючковатым носом, напоминающим клюв хищной птицы. Её властный характер теснился в приземистом теле. Поверь, я никогда не видела женщину настолько широкую в плечах и кости. Уже в тринадцать я переросла Ветту, и, думаю, не только физически, а в шестнадцать была выше на целую голову. Жили впроголодь,  а мне вообще еды доставалось меньше всех. У Ветты было пятеро своих детей, и, конечно, тётка кормила в первую очередь их, а потом уже меня, подкидыша. Поедание объедков было  для меня образом жизни. Жалкое существование! Для Ветты я была лишь девочкой для битья. Она могла просто так поймать меня за ухо и отодрать ни за что. До сих пор в моих ушах звучит её призказка: «Родных деток бить для науки, а чужих можно и со скуки». Она с самого начала давала мне ясно понять, что  держит меня из милости. Как унизительно, не правда ли? Но я другого и не знала. Приниженное, оплёванное, бесправное существо! Озлобленная на мир она влила свою злобу и в меня. Разве я могла сопротивляться? Ещё девчонкой я поняла, что никто, никто не позаботится обо мне, кроме меня самой.
  Не выдержав гнёта, я решила сбежать.  Ранним зимним утром, когда петухи ещё не пропели, а глупую луну не сменило холодное зимнее солнце, я выскочила из дома, наспех застёгивая миленькое красное пальто своей кузины. Это пальто было единственной красивой  вещицей в нашем доме. По своей детской недальновидности (а было мне тогда лет одиннадцать не больше), для побега я выбрала самую лютую стужу. Иглы  мороза пронзали мне ноги, особенно пятки.  Ступни быстро потеряли чувствительность, и ноги превратились в  бесчувственные ходули.  На этих-то ходулях я добралась до озера, которое позже я назвала Озером Плача. Я сгорбилась над водоёмом. Нежные детские руки потрескались в кровь, даже шерстяные варежки не спасали. Я припала  к хрустальной корочке льда и, глядя на своё отражение,  попыталась нарисовать в голове образ матери. Этот образ до сих пор со мной: такая же черноволосая, как и я, высокая и сильная, но заботливая и ласковая, такая…— Илин задержала дыхание,— такая, которая меня поддерживает всегда.— На какое—то время она задумалась.
 —Всегда,— вкрадчивым шёпотом повторила Алика.
—Мои слёзы застыли ледяной корочкой на моём лице. Я ощутила щиплющую боль. Мои щёки были готовы треснуть. Я чувствовала себя инвалидом без рук и ног, так как они были отморожены. Таких морозов я ещё никогда не видела. А основная моя глупость заключалась в том, что пальто было осеннее. В своём оцепенении я обнаружила, что не могу двигаться. Я не знаю, сколько времени я так стояла, разрываясь от физической боли и  от терзавшего меня страха,  только помню, что сидела у пруда и плакала –сначала горько, но после того, как  я заговорила с матерью, мне плакалось легко. И я утешалась в своих слезах.  Мать гладила меня по голове своей  ласковой рукой. Зло мира отступило и замерло, не смея вмешиваться.
  Меня разбудил Блейз, двоюродный брат. Не знаю, как он отыскал меня, да я тогда и не задумывалась над этим. Он принёс меня домой и укрыл пуховыми одеялами. На тот момент ему было четырнадцать. Он был немногим старше меня, но в то время казался мне совсем взрослым.
   Я была при смерти. Утешало то, что я больше не чувствовала на себе тёткиного гнёта и что Блейз был со мной. Поступившись своими убеждениями, я решила, что он будет заботиться обо мне не хуже меня самой. Он утешал меня в моих страданиях и, чтобы вселить огонь в моё угасающее обмороженное тело, отпаивал краденым глинтвейном. Алкоголь подогревал мою кровь, а Блейз рассказывал мне простые истории из своей полуголодной жизни. Чудом, а, возможно, и  благодаря глинтвейну, я осталась жива. После моего выздоровления мы с Блейзом были почти неразлучны.
  Ветта промышляла воровством, а значит, этим промышляли и все мы, дети. Нас часто вывозили в город на промысел. В деревне сильно не разживёшься. Ветта натаскивала нас, дрессировала, как собак. Она указывала нам на тех, кто, по её мнению, являлся состоятельным, и мы, воришьки, должны были просунуть руку в карман прохожего и достать кошель так, чтобы тот ничего не почувствовал. Бывало, кого-то  ловили. Иногда получалось удрать. А вот, если скорость и прыть подводили, ребёнка швыряли в тюрьму. Потом, конечно, выпускали, но всё равно это было ужасно. Воровское ремесло мне претило, но, с детства свыкшаяся с ним, я жила им и в сознательные годы. А как иначе? Сознание мне было уже не изменить. Я сошлась с Блейзом. Не знаю к счастью или нет, но я не скоро поняла, что он уже не тот мальчик, который спас мне жизнь и согревал меня в юности — мальчик из него был лучше, чем мужчина. Садистские наклонности он перенял от матери.— Лёд в глазах Илин начал неожиданно таять и превратился в жидкость. Она надеялась, что Алика этого не заметит.— Всю свою любовь к нему, к людям, к миру … да всё, что осталось тёплого, мне пришлось похоронить. Ты спросишь, почему я жила с Блейзом? — неожиданно для самой себя обратилась она к Алике.
— Мне кажется, я понимаю,— ответила девушка.
Илин пощёлкала ногтями и немного откинулась в водительском кресле.
—Я была отнюдь не высоконравственной, но до Блейза мне было далеко. Я говорю это не для того, чтобы оправдать свои дальнейшие поступки, а просто для того, чтобы ты знала. И, пойми меня правильно, я ничуть не желаю казаться порядочнее на чьём-либо фоне. Что ж, кидать друг друга мы пока не собирались. Вместе было легче и... приятнее. Я была  ловка и смекалиста, да и к тому же обладала  природным даром — интуицией. Блейз же  был расчетлив и чуял выгоду, как свинья  чует запах трюфеля. Когда у нас начались проблемы с полицией в одном городе, мы переехали в другой, а после стали колесить по всей стране и не только. Так много мест и городов, где нас совсем не знали.  Но один город мне запомнился навсегда.
  В городе Z я сильно засветилась, а мой любовник оказался, как  всегда, ни при чём. По его указке я, одевшись состоятельной дамой, пришла в ювелирный салон. Моей задачей было  украсть дорогостоящее колье, которое являлось работой самого мастера Абеларда Ланге. Топаз так и манил своим блеском. Воспользовавшись моментом, я схватила колье и была уверена, что сделала это незаметно. Но  ловкость   на этот раз подвела меня. А жаль. Крепкий, как назло, ювелир схватил меня за руку и едва не поднял шум, но я пырнула его ножом в живот. Удар не сильный, но достаточный для того, чтобы крепыш стих на время. Как я узнала после, оклемавшись, ювелир с радостью описал мою внешность стражам правопорядка.
   Как-то раз  ночью мы с Блейзом угоняли повозку, гружённую дорогостоящими шёлковыми тканями, привезенными с Востока. Лошадью правила я, Блейз оценивал награбленное. А городская стража тем временем  не дремала. Как я позже поняла, наша ошибка была в том, что мы задержались в одном городе слишком надолго. Поэтому   за нами смогли установить слежку. Конные стражники, вооружённые  длинными копьями с засаженными топориками, перегородили дорогу. Мой напарник выбрался незамеченным из крытой повозки, утёк щукой, оставив меня пропадать. Какая подлость! Проклятая память…
  Приговор мне был один:  смерть. Сидя в темнице, я уже  было смирилась со своей участью, но мои соседи по камере не хотели мириться со своей. Я не могу знать, как давно их посадили. Должно быть, достаточно давно, чтобы они успели  сделать ход в стене.
—И разве стража ничего не заметила?
—Когда нам должны были принести еду, ход загораживали кроватью. Наша камера находилась на первом этаже и выходила на задний двор, никем не охраняемый. Как по мне, большое упущение со стороны начальства тюрьмы. Итак, мы выбрались на свободу. А дальше каждый был сам за себя. Тюрьма находилась на небольшом острове. С одной стороны через реку виднелся тот злополучный город, где меня схватили,  а с другой не было видно ничего, кроме лесополос и полей. Пловчихой я была хорошей, однако ширина реки была четыре, а то и все пять километров. Лихо для изголодавшегося в тюрьме организма, не правда ли? Когда меня одолевала усталость, я переворачивалась на спину и лежала так, только едва шевеля ногами. Когда же силы чуть возвращались, я переворачивалась обратно и гребла, пока хватало воли. Добралась до берега я уже полуживая и сильно голодная. Еле перебирая конечностями, я поползла по холмистому, заросшему травой, берегу.  Шутка ли плыть так долго без подготовки! До сих пор удивляюсь, как в воде у меня не свело ноги. Сама не знаю, как я смогла осилить такой километраж. Правда, нужда и не на такое подталкнёт. Я заползла в лесополосу, опасаясь быть замеченной с другого берега, и, свалившись от усталости, крепко заснула.
  С пробуждением ко мне вернулся голод. Была уже глухая ночь. Я огляделась – через стволы деревьев виднелся одинокий дом. Он манил меня, как свет в ночи завлекает мотылька. Переставляя ноги так быстро, как только было возможно, я доковыляла до спасительного прибежища. Попробовала дверь — было не заперто. Да и зачем запираться, когда поблизости ни одной живой души? Я беспрепятственно проникла внутрь.  Изнемогая от голода, я хотела честно попросить хлеба и крова, умолить не сдавать меня тюремщикам, но хозяина не было, и я быстро вспомнила своё ремесло. Ничего съестного я не нашла, кухни не было и в помине. Зато я нашла другое: несмотря на усталость, быстро нашарила металлическую шкатулку. Там были в основном пряжки и перстни. Я попробовала один на язык – действительно, качественная работа. Но меня терзал голод, я сильно сглупила и не взяла ничего из шкатулки, и, как оказалось, очень хорошо сделала. Справляясь с голодными судорогами, я обшарила весь дом в поисках еды. Вот невидаль – не нашла ни крошки! Не теряя надежды найти съестное, я отыскала погреб. В доме не было даже свечек,  пришлось  искать на ощупь. В потьмах я опракинула какую-то склянку с жидкостью, та разлилась мне прямо на ноги. Я стёрла её пальцем со ступни и поднесла к носу – кровь, самая настоящая. Представь себе мой ужас! Я лихо трусанула и решила отправиться прочь, подальше  от этого дома. Из-за сильной спешки я громко хлопнула дверью погреба. Звук гулко прокатился, быть может, в радиусе ста шагов. Со всей возможной быстротой я отдалялась от дома. Рядом послышался шорох. Кто-то шёл за мной. Меня охватил суеверный, обывательский страх. Все зачатки храбрости  попрятались по дальним углам моего сознания.  Сердце колотилось,  как набат. О, такой слабой я себя чувствовала только в детстве! Это чувство было сродни ступору. Не смея оглянуться, терзаемая бредовыми домыслами, я бросилась бежать не сразу. Очухавшись, я сдвинулась с места и разогналась. Представь мой ужас, когда, споткнувшись о корень дерева, я упала и взбороздила лицом землю. Тот самый ужас и придавал мне силы, чтобы двигаться дальше, я сразу вскочила на ноги и бросилась дальше. «Стой, остановись, там обрыв!» — раздался голос за спиной. Но моё тело больше не повиновалось мне. Всё было будто сквозь сон. В какой—то момент я поняла, что больше ничего не ощущаю под ногами. Моё тело сделало кувырок в воздухе, затем все  органы сотряслись, а кости загудели от боли. Я ждала смерти как избавления, но у меня всего лишь был сломан позвоночник  и перебиты  рёбра. Я лежала, распластавшись на земле,  не в силах пошевелить даже пальцем.
  Когда я открыла глаза,  надо мной плыли верхушки деревьев, окутанные всё тем же мраком ночи.  К телу не сразу вернулась способность чувствовать, но я ощущала чьё-то присутствие. Мою органы полыхали огнём, а сломанные рёбра резали кожу.
«Про-ошуу, убейте-е ме-ня»,— простонала я слабым, еле слышным голосом.
Но, к счастью, а скорее – к сожалению, моей мольбе не вняли. Этот новый, доселе неведомый привкус во рту я не с чем не могу сравнить. Наверное, это вкус вечных страданий. Меня бросило в дрожь. Паралич частично спал, но я была не в силах поднять голову, и перед глазами всё расплывалось. Верхушки деревьев слились в одной массе. Наверное, я бормотала какую-то околесицу, обращаясь к матери и другим… ну, впрочем, не важно. Ребро было близко к тому, чтобы проткнуть кожу, а ног я всё ещё не чувствовала. Перебитые, они безвольно болтались в воздухе. Мыслить связно я не могла, как и не могла понять, что со мной делают и где я нахожусь. Ребро прорвало кожу. А-а-а! До сих пор всё так отчётливо помню. Все мои судорожные догадки сводились к тому, что меня куда-то несут, а куда именно, мне было всё равно, лишь бы скорее всё это кончилось. Я никому не рассказывала, но теперь не в силах молчать. Мне что-то говорили, но слова казались мне несвязным бурчанием. Вновь попытавшись молить о смерти, я поняла, что не слышу своих собственных слов. Я потеряла слух, зрение, разум, впала в беспамятство.
  Окончательное пробуждение было в стенах дома. В полутьме мои глаза, как ни странно, видели хорошо. Я смогла даже ощупать  своё тело – ребро больше не выпирало. Ноги могли ходить. В дверном проёме я увидела силуэт. Меня передёрнуло. Он стоял, как статуя. Я уверена, он отлично меня видел и изучал каждую черту моего лица. Не в силах сказать ни слова, я покорно ждала, смиряясь перед лицом неизбежного.
— Зачем?
— В смысле – зачем? — Илин растерялась.
—Зачем смиряться?
— Бунтуй не бунтуй –  всё без толку. — Илин поглядела на самоуверенную девчонку и только махнула рукой. — Его звали Трейстен,— продолжила она. — Убивать меня он не хотел, как и не хотел обращать в вампира. Но ему пришлось это сделать, иначе бы я не выжила. Он вообще был очень добр ко мне. Своё прошлое я скрыла. Пришлось притворяться, что мне отшибло память  и я ничего не помню. Низко, неблагодарно, но иначе я не могла. Он переодел меня в платье, которое приличествует леди, каковой я, увы, не была. Образованный и начитанный, он был моим учителем, а я была его способной ученицей. Его манеры, его любовь к музыке перешли ко мне и стали мною.
  Трейстн  путешествовал по миру  и останавливался там, где ему нравилось. В одиноко стоящем доме, в лесу, он прожил около двух лет до моего появления. Теперь он хотел прервать свои странствия и вернуться в родной замок  Церион. Лесная местность начала ему уже надоедать, однако он дал мне полгода жизни вдали от людей, чтобы я успела привыкнуть к другой себе. Когда я немного забыла своё смертное прошлое, он объявил мне, что планирует добраться до того самого города, где  меня арестовали, и прокладывать дальнейший путь уже оттуда. Опасаясь новых неприятностей, я рассказала ему всю правду о себе. Он выслушал молча  и изменил свой маршрут.
  Когда мы прибыли в замок, Трейстен, конечно, умолчал о моём преступном прошлом. Благодаря природной смекалке и своей покровительнице фортуне я дожила до того, что меня стали даже уважать, а позже восприняли как свою.
— Тогда зачем ты ушла оттуда?
Илин пожала плечами.
— А что случилось с Трейстеном?
—Я его с тех пор не видела. Знаешь, я всё тебе рассказала. Дальше я перебралась жить в твой город...  ну, а дальше ты знаешь.


               
Глава 20
Диалог

   Многочасовая езда утомила. Энергия искала выхода, а разум – свободы.  Илин остановила машину в посёлке городского типа, рядом с большим прудом,  у которого столпилась кучка детей разного возраста. Дети с нетерпением ждали, когда к ним подплывут утки. Некоторые пернатые, устав после дневного полёта, только приземлялись на давно знакомую поверхность пруда. Смешно оттопыривая красные перепончатые лапки, они с брызгами планировали на воду. Оставляя за собой длинные полосы, они смело подплывали к детям, вернее – к хлебу. Чёрные и белые крошки  пригоршней сыпались с щедрой руки. Ребята пытались приманить забавных птиц как можно ближе.
   Одному мальчику очень хотелось поймать селезня, но у него не было денег на хлеб для приманки. Стоять и смотереть как забавляются друзья, которые уже  совсем забыли о нём, ему не хотелось.  К тому же мальчик был по-своему находчив.  Как жаль, что это качество не всегда служит во благо! «Нет хлеба – буду швырять камни»,— подумал он. И ввиду отсутствия другого развлечения он принялся  целиться и бросать камушки в птиц. Утки, недовольно крякая и хлопая крыльями, угрожали скорым отлётом.
— Им же больно! Идиот, что ты делаешь?! — взбунтовались ярые фанаты водоплавающих птиц.
—Ну и что? — огрызнулся озлобленный ребёнок.— А мне, а мне… — Он не договорил, ему не дали. В ушах звучали безостановочные  упрёки: «Они же живые, им больно! Как так можно?!» — Мне тоже больно,— буркнул себе под нос пристыженный ребёнок. Какая-то старуха отпустила в его адрес ругательство. Закрывая руками опухшее лицо, он убежал, спрятался от мира в кустах. Там его всхлипований никто не слышал.

— Отвратная погода.— Илин громко захлопнула  раскалённую дверь авто.— Солнце  глаза слепит. И к тому же я очень, очень голодна. Боюсь, что количество тех детей, — она качнула головой в сторону пруда,— к вечеру  убавится.
—Да брось, ты же не пьёшь человеческую кровь, тем более детскую. — Алика посмотрела на ребят: они так мило кормили уток, однако она видела, как бежит кровь по их жилам, а пухлые щёчки наливаются соком на солнце, как спелые яблоки. Она не сразу отвела взгляд.
Илин усмехнулась, она обо всём догадалась.
—Ну вот,  теперь ты понимаешь, о чём я.
Алика не стала отрицать, что тоже чертовски голодна.
— Проблема в том,— продолжила старшая вампирша,— что поблизости нет леса с дичью, где бы мы могли свободно поохотиться и насытиться. Видишь ли, это одна из основных проблем вампира – найти, чем поживиться  во время путешествия. Может, ты скажешь, где взять пищу для наших изголодавшихся тел? —  Она артистично прищурила глаза.
—Да просто нам нужно сесть обратно в машину и доехать до леса. В этой полосе много диких лесов. Какой-то час – и мы у цели, — предложила девушка.
Илин снисходительно улыбнулась.
—Во-первых, ты точно не знаешь, сколько нам придётся ехать, во-вторых,  наша жажда не даст нам покоя в течение этого времени. Я уже начинаю не на шутку звереть.
Алика вместо ответа впилась ногтями себе в кожу: сущность вампира боролась с её убеждениями. Илин испытующе смотрела на девушку, ей нравилось  наблюдать эту внутреннюю борьбу.
 —Ладно, — наконец, сказала женщина,— расслабься. У меня здесь есть знакомые вампиры, которые будут рады нашему обществу. Они нас голодными не оставят.

  Братья Влад и Таис жили в блочном доме, окна которого выходили в подворотню. Внешне они были поразительно похожи: оба альбиносы, и у обоих верхняя губа была бантиком. Отличие состояло в том, что у младшего брата, Таиса, на левом глазу было бельмо, а правый часто и  нервически дёргался. Что касается их поведения, Влад был достаточно общительным и даже навязчивым. Таис находился как бы в его тени, много молчал, а потому до сих пор остаётся для писателя личностью крайне загадочной.
  Двух горожанок братья встретили  хорошо и даже очень обрадовались им. Вкус крови, которая была предоставлена тут же, был знаком Алике. Однако девушка никак не могла вспомнить, где она могла пить нечто похожее. На её вопрос «Чья кровь?» все только рассмеялись, а она от неожиданности стушевалась и не смгла найтись что ответить.
— Голубиная,— наконец, с хитрой улыбкой на лице ответил Влад.
— Голубиная?! Этих летучих крыс? Илин, я вообще не понимаю, как ты это пьёшь! — Алика пыталась придать своей речи шутливый тон, но у неё это получилось по-детски неумело и только вызвало смех.
— Одно дело, когда летучая тварь врезается тебе в лобовое стекло,— сказала Илин, краем глаза поглядывая на Влада, — и совсем другое, когда ты пьёшь её кровь.— Сказав это, она картинно подняла бокал.
Братья рассказывали о своей  работе, о жизни в людском обществе и о тоске по старым временам.  Для порядка они пожаловались на власть и поругали политиков.Черноволосая вампирша кратко описала им свою жизнь в коттедже у берега моря, не забыв упомянуть о том, что она держат путь в замок Церион. Эх, не всем везёт так, как Илин! Не каждому удаётся обогатиться на подземных сокровищах, построить коттедж и, что самое главное, получить приглашение в замок.
  Дождавшись ночи,  Влад по-джентельменски подал руку Илин.
—Мне столько нужно тебе рассказать. Илин, не хочешь ли прогуляться со мной? – предложил он, заранее зная, что отказа не будет.
Они  вышли. Алика видела как эта странная пара торжественно прошествовала по подворотне. Она держала его под руку. Как романтично!
—Что расскажешь?— обратился к Алике Таис, о котором она даже как-то забыла – настолько он был несловоохотлив, когда они сидели вчетвером.
— Я не знаю, что рассказать, — честно ответила девушка.— Разве что-то может удивить вампира?
—Постой-ка, ты тоже вампир, как и я, — лукаво заметил альбинос.
—Я ещё недавно была человеком, а это значит, видела ещё очень мало. А ты, мне кажется, старше, чем выглядишь на первый взгляд.
—Ты права, — отметил он.—  Я старше, чем выгляжу. А что ещё тебе кажется?
—Что ты вампир не по праву рождения.
— А тебе доводилось видеть вампиров по праву рождения?
—Ещё нет, но я их скоро увижу.
— Ах, да, замок Церион. — Таис неодобрительно покачал головой.— Не лучшее место для обращённых. Вампиры древних родов слишком высокого мнения о своей крови. Чужие там ни к чему.
— Если не примут, всегда смогу уйти. — В словах Алики впервые за всё время нашего знакомства с ней прозвучали беспечные нотки.
—Даже одна, без Илин? Без своей подруги?— удивился её собеседник.
Алика с минуту подумала.
— Даже одна. Я иду своим путём, она – своим.
— Ха, это смахивает на какую—то загадку: вы идёте разными путями, но одной дорогой и в одно и то же место.
— Мы можем идти по одной дороге, но каждый из нас останется при своём. А по друзьям лучше не судить о че…о ком бы то ни было.
— А вот здесь, я с тобой даже соглашусь. Друзья — ступени большой лестницы, которая называется жизнь. Они приходят, учат нас чему-то новому и уходят, а ты поднимаешься дальше.
«Или опускаешься», — подумала Алика, но вслух этого говорить не стала.
Луна, светившая через распахнутое окно, отражалась в белом глазе Таиса. Сейчас он действительно выглядел не по-человечески страшно. Он был обращённым, но Алике всё казалось, что он вампир от рождения. Он не родился с бельмом на глазу, почему-то у девушки не было в этом сомнений. За этим увечьем стояла какая-то ужасная, недоступная ей история, и это делало Таиса ещё страшнее и загадочнее в её глазах. Знакомый Илин. С ним что-то было не так. Что-то было не так не только снаружи, но, что  самое страшное, внутри. Алика готова была разгадывать и узнавать, но не все карты открываются сразу, а многие не открываются и вовсе.
  В нём точно было что-то сломано и вырвано с кровью. Может, ещё в детстве…а может, когда он уже вошёл в сознательный возраст.
  С улицы потянуло запахом сигарет. Алика не курила, но почему-то  сейчас ей был очень приятен этот запах, этот грубый табачный дым. Его было так много, что он проплыл облаком между ней и Таисом, и она этому только обрадовалась. Пахло и улицей. Пахло именно так, как пахнут грязные улицы: мусорным баком, алкоголем и алкашней. Из окна были видны граффити –любительские и почти профессиональные. Это всё как-то внезапно понравилось Алике. Что-то было не то с кровью. Она не была похожа ни на кровь рыси, ни на кровь кабана, ни на кровь мелких животных. Она нравилась Алике, как нравится хорошее и ранее не знакомое вино. «Ещё»,— сказала она и подала бокал. Таис налил. Кровь у них хранилась в бутылках, и это тоже придавало сходство  с вином. «Ещё, я хочу ещё», — просила Алика. До этого она никогда не пила больше меры. Дым с улицы был хорошим фоном к их застолью без еды. Таис снова замкнулся и почти ничего не говорил. Да и зачем, когда  и так было хорошо?

  Тем временем  пара, Илин и Влад, прогуливалась вокруг пруда. Ночь была безоблачная. Красавица луна роняла нежный свет на воду, а пруд, овальный и широкий, принимал эти лучи и давал возможность рассмотреть стайки серебристых рыб-полуночниц, группировавшихся недалеко от берега.
—С тобой всё не так, как обычно. Даже мальчишка попался с такой густой кровью, что у меня чуть губы не слиплись. — Влад аппетитно причмокнул.
—Зря ты сказал это, про голубиную кровь, она может не поверить.
—Да брось! Девчонка? А даже если не поверит, будет сомневаться, то что с того? Каждый вампир когда-нибудь  пробует человеческую кровь. И милая девочка не будет исключением,— изменившимся голосом произнёс Влад.— Но хватит о ней. — Он остановился напротив Илин, носки его обуви были направлены  в её сторону, а руки тянулись к талии.
Вода была мягкой, улица – безлюдной. Дикорастущие  кусты были надёжной ширмой.
 
  Ну что ж, не будем им мешать и снова вернёмся к Алике и Таису.
Зрачок под бельмом едва проглядывался. Алике казалось, что он устремлён именно на неё. Что скрывалось под его пеленой?
Может, ум и рассудительность, а может, безумие. Казалось ли ей, что правый глаз Таиса дёргается уже не так часто, или она просто привыкла?  Странно, но ей даже начинало нравиться белое лицо с белыми бровями и белым пушком на щеках. Нравилась эксцентричность, пусть и настораживала некая андрогинность.
— Каков твой путь, Алика? Какова твоя цель?— спросил он вполне серьёзно (и, по мнению Алики, чересчур серьёзно). Его язык отличался от современного. Теперь это чувствовалось.
Если бы наш путь и наши цели можно было обозначить парой предложений,  всё было бы слишком просто.
— Моя цель – жить достойно,— дала она ответ, совсем  не претендующий но то, чтобы быть исчерпывающим.— Я не хочу, чтобы моя жизнь была похожа на жизнь большинства, я не хочу, чтобы она была, вообще похожа на чью-либо другую. Хочу, чтобы в ней были свои парадоксы и свои загадки, свои собственные, никем ранее не преодолимые  тернии и свои собственные, никем до меня  невидимые розы. Не хочу подражать, хочу жить! И этим всё сказано!— Алика сказала то, о чём  много раз задумывалась, но никогда не облекала в словесную форму. Сказав, она удивилась пафосу и деланной важности своих собстенных слов.
— Совсем не всё, девочка, совсем не всё.
— Я верю. Но  тогда скажи ты, что для тебя жизнь и есть ли у тебя цель.
Таис по-старчески улыбнулся. Он умел говорить складно, но не любил, когда ему задавали вопросы.
—А вот интересный вопрос: существует ли справедливость? — изрёк он вместо ответа.
— Существует. — Алика на всё старалась отвечать с уверенностью, без колебаний.— Справедливость существует, но её нужно заслужить.
Таис открыл рот для нового вопроса:
— А как её заслужить?
—Справедливость даётся достойным, тем, кто не кривил душой и был верен своим принципам. Тем, кто валялся в грязи, но к кому грязь не прилипла.
— А ты таковая?
— Я сделаю всё, чтобы быть таковой.
— Я видел достойных, которым на долю выпадали большие несчастья. Может, и на это у тебя найдётся объяснение?
— Если бы жизнь была без бед, она была бы слишком пресной. Счастье заметно лишь тогда, когда на него смотришь через призму лишений. Представь, что мы живём в утопии. Девушки и парни влюбляются друг в друга  крепко и на всю жизнь, нет необходимости  постоянно заботиться о пропитании, как и нет необходимости напрягать волю. Всё радостно, всё идеально. Но мне ничуть не хотелось бы жить в таком мире, он слишком плоский и скучный.
— Конечно, куда лучше получать ножом по роже и ходить всю жизнь изуродованной. — Таис  возмутился и бешено заморгал правым глазом.— Ты считаешь себя достойной?
— Да.
— А жизнь к тебе справедлива?
— Пока нет. Но я только в начале своего пути.
— То есть, по-твоему, ты только проходишь испытания?
— Ну, можно и так сказать. А что касается моего шрама, я сначала считала его пятном позора, но теперь я считаю иначе. Носить его на  лице — жизненное испытание, и те, кто оставил его, сами того не зная, закалили меня, сделали сильнее.
Лукавый глаз Таиса искоса глядел на девушку, в то время как другой  был пуст, как луна на ночном небе.
— Если бы ты узнала, что тебя ждёт впереди, и это что-то тебе не понравилось…
— Ты хочешь спросить, продолжила бы я свой путь?
— Да.
Над этим она ещё не задумывалась.
— Если бы это было гарантированное будущее, а не одна из возможных вариаций, я бы…я бы не поверила. А даже если бы и поверила, не покончила бы с собой  из-за упрямства. Из-за воли к жизни.
— Даже если бы твоё существование стало пресным, как вода в нашем пруду?
— Пресным... — медленно проговорила Алика.— А вот тогда я не знаю, как бы я поступила.
—У меня сложилось впечатление, что ты много размышляла о жизни. А размышляла ли ты над своим будущим? Какой ты себя видишь?
— Такой же прекрасной и молодой, как и сейчас,— попыталась отшутиться девушка.
— Все вампиры не стареют, физически.
—Хм... ну-у-у, тогда... — Алика хотела сказать «любимой», но посчитала такой ответ слишком  девчачьим и сентиментальным.—  Я вижу себя уверенной смелой, и …  и с чувством юмора. И я хочу, чтобы меня уважали. — Как назло эти слова прозвучали наивно и как-то по-детски.
В следующую минуту Таис смотрел в окно, а их разговора как будто и не было.


               
Глава 21
Отвлечение

  Город, из которого приехали Илин и Алика, во многом оставлял желать лучшего. Однако с посёлком его было не сравнить. Побитые дороги здесь не шли ни в какое сравнение с городскими побитыми дорогами. Поэтому путь мог показаться комфортным только тем, кто путешествовал на внедорожнике, и это в очредной раз свидетельствовало о практичности Илин. Что же касается впечатления о посёлке в целом, то блочных и деревянных домов там было почти поровну. Были улицы и вообще сделанные под город. Иногда, как ни странно, на таких улицах появлялось неожиданное пятно в виде покосившегося деревянного дома-инвалида с завалившимся крыльцом и облезшей краской. Бывали и вовсе улицы, привлекающие внимание своей разномастной архитектурой. В посёлке были даже музеи, и некоторые даже очень хорошие, хотя маленькие и плохо субсидируемые. Были и места, где можно было прогуляться вечером, такие, как парки  и дорожка вокруг уже знакомого читателю пруда.
  Илин и Влад выбрали другое место. Парки, дорожки — это всё уже давно надоело обоим. Присыщенные жизнью и городами, они тянулись к нелюдимым, заброшенным местам, таким, которые соответствовали их внутреннему состоянию — состоянию опустошённости. Влад повёл её в  заброшенный разваливающийся дом, стены которого были обклеены плакатами, а на полу лежал полуживой  пожелтевший  линолеум. Романтичное местечко для таких свиданий, кто спорит! Но они искали не романтики. Они ничего не искали, они плыли по течению или шли туда, куда их вели ноги. Хотя не всё так однозначно. Была одна-единственная вещь, которую Илин искала постоянно – отвлекающий фактор. Что-то должно было её мотивировать каждый день завязывать шнурки на своих кроссовках и расчёсывать то, что ростёт у неё на голове. Такие действия, как переезд с одного места на другое: из города в посёлок или из посёлка в город и обратно, временно отвлекают от реальности. Отвлечения искала и Наталья, которая находила его в мелодрамах,  а также Ирма, которая с головой зарывалась в соцсети. Соцсети, пожалуй, могут быть даже очень полезны, если использовать их умеренно, но что касается многосерийных мелодрам, почти все они слишком однообразны, чтобы показать что-то новое, тем более тому, кто ничего нового не ищет.
  Встретив рассвет в заброшенном доме с видом на живописные гаражи, они поняли, что настала пора расставаться.

  Тем временем Алика сидела в глубоком и очень мягком кресле. Она как-то плавно, почти незаметно для самой себя переместилась в него. Просто Таису надоело сидеть там, где у людей бывает кухня, и он предложил Алике перебраться в другую комнату, и, как стало понятно позже, это была его комната. Алика восприняла это перемещение по-своему. Она не видела в этом ничего, кроме более комфортной обстановки. Таис как мужчина ей совсем не нравился, и дело было не только  в его специфической внешности, но также в пафосе, совмещавшемся с постоянным желанием спорить и что-то доказывать. За последние сутки девушка получила много новых впечатлений и, вместе с тем, успела заскучать. Собеседник, пытающийся привлечь её внимание самодавольной рассудительностью и умением ставить вопросы, прерывистые разговоры о чем-то важном и одновременно ни о чём – всё это было интересны только на первых порах. Близился рассвет, и Алика с нетерпением ждала возвращения попутчицы, мечтая о предстоящей дороге.
  У Таиса каждой умной мысли сопутствовало непонятное замечание.
— А мы во многом похожи,— как бы невзначай заметил он. — Тебе так не кажется?— Он подошёл к спинке её кресла и наклонилася над её ухом. — Ты ведь не была раньше с мужчиной. Это чувствуется по твоей скванности,— тихо прошептал он.
Алика не знала, что лучше ответить в такой ситуации: такого опыта у неё ещё не было. Она сказала то, что подумала:
— Приятно было поболтать, но я скоро уеду, и мы забудем друг друга. А поэтому отойди подальше и не смущай меня.
— Категоричная, даже слишком. Тебе это не идёт. — Он запустил свою руку в её волосы.
Ощущение от прикосновений было приятным, и в то же время оно настораживало. Алика на мгновение расслабилась, но тут же вскочила с кресла.
—Ах, мне очень жаль, что ты  усложняешь себе жизнь. Ведь она такая длинная, устанешь ещё от этих предрассудков.
—Я лучше пойду, поищу Илин,— сказала она спокойно, но достаточно твёрдо.
— Глупая, где ты будешь её искать? У неё даже мобильника нет.
Алика уже была готова выйти из квартиры, как вдруг  услышала шум ключей. Увидев Илин, она облегчённо вздохнула.



Глава  22
Спор

  День был на редкость душный. Обычно так душно бывает только перед грозой. Надо отметить, вампиры устойчивы к перемене температуры, но терпеть не могут духоты. Минуя посёлок, упомянутый в прошлых главах, внедорожник привольно мчался по свободной трассе. В поисках занятия Алика открыла подрастковый журнал, который купила ещё утром в киоске. Это был гламурный журнал – настолько гламурный, что там было больше рекламы, чем содержания. Весь журнал изобиловал умопомрачительными, совсем не применимыми к жизни, образами. Пролистав журнал, останавливаясь  только на чем-то полезных статьях, пробежав пару статей о жизни знаменитостей и просмотрев лайфхаки по макияжу, она отложила его на задние сиденье.
— Не понравился?— поинтересовалась Илин.— В таких журналах обычно только одни красивые картинки.
— Не то чтобы не понравился,— задумавшись, ответила Алика.— Некоторые вещи было даже очень интересно узнать. Это подрастковый журнал, и там было много ценных советов для девушек. Но в целом ты права: картинок действительно  много. А вообще такие журналы покупают именно ради того, чтобы посмотреть красивые картинки. Но, будь моя воля, я бы очистила все гламурные журналы от навороченных образов и навязчивой рекламы. В целом журнал ничего, только больше тридцати минут я бы с ним провести не смогла.
—Значит, ты не любительница гламурных журналов?
—Наверное. Просто мне тоже надоело смотреть на степь. Как ты можешь так долго молча сидеть за рулём и даже не включешь радио?
Илин пожала плечами.
— Песни, которые там играют, меня раздражают, а новости мне без надобности.
— Ну, Илин. Какое равнодушие к жизни! Песни там бывают разные. Хотя я и сама редко нахожу то, что мне нравится, но иногда же нахожу. Политические новости я тоже не люблю, но там же говорят не об одной политике. Я наталкивалась на самые разнообразные передачи. Сейчас даже всё не вспомню. Ну если ты так категорически против радио, то я включу музыку с телефона.
Услышав слово «телефон», Илин как ошпаренная нажала на тормоз. Авто дёрнулось и остановилось.
—Дай сюда немедленно! — Она вырвала мобильник из рук девушки.— Моё упущение. Они же могут найти тебя по сигналу. Вот чёрт! И как я это упустила?! Ну что ты сидишь? Разбей сим-карту, выбрось аккумулятор. Вот на обочине камень валяется. Давай, Алика, пошевелись!
Алика, ни капельки не желая, чтобы её обнаружили, с поразительный быстротой разбила всё, что только можно было разбить, отшвырнула размозжённые внутренности телефона подальше от дороги и с чистой совестью снова запрыгнула в машину. Только после этого Илин стала дышать спокойнее.
—Ты не жалеешь о том, кто остался в прошлой жизни?— как-то спросила её Илин.
Алика задумалась. А было ли ей о ком жалеть? С Ирмой у них не было взаимопонимания, а одноклассники, после того как она заболела и перестала ходить в школу, почти с ней не связывались. И всё же она ответила, что скучает по некоторым людям.
— Не скажешь, по кому именно? Мне интересно, —  вызывала её на откровенность собеседница.— Был ли у тебя кто-то?
—Не ожидала от тебя такого вопроса.
— Почему? Бессмертная – значит, не женщина? Мне тоже интересно, как и любой смертной.
Алике не хотелось отвечать, но уклониться от ответа она не сумела.
— Нет, у меня никого не было.
— А почему ты об этом так подавленно говоришь? Теперь-то у тебя точно вся жизнь впереди,— усмехнулась Илин.— Ты ещё много парней встретишь. Только постарайся, чтобы они были вампирами.
Алику не обрадовали её слова.
—Я и сама знаю, что встречу много,— невесело сказала она,— но мне бы хотелось одного и навсегда.
Илин с удовольствием покручивала баранку и улыбалась.
—Что?— спросила, наконец, Алика, не понимая, почему её собеседница так развеселилась.
— Обломаешься ты с этой любовью. Людям, вампирам – и тем, и другим – свойственно непостоянство. Я тебе даже больше ничего не скажу, потому что отсюда всё следует.
— Поживём – увидим. — Алике совсем не хотелось принимать на веру эти слова.
—О, как ты это говоришь – с вызывом! – заметила Илин.— Не злись на меня, девочка, я говорю то, что видела  и по себе знаю.
—Ну ты же не всё видела,— снова не хотела соглашаться Алика.
Илин как-то неожиданно фыркнула.
— Пффф, эти твои вечные аргументы! Не придирайся к словам.
— Я говорю не о словах, а о сути.
— Спорим, в течение этого года, ты отречёшься от своих  убеждений? — неожиданно предложила Илин.
— Спорим,— приняла вызов Алика.— Но почему мы спорим только на год? Как по мне, за это время ничего не изменится.
— Там, куда мы едем, много вампиров, а значит, и много разочарований,— расплывчато пояснила Илин.

  Следующая остановка была на автозаправке. Как бы ни хотелось Илин контактировать с людьми, а всё же иногда приходилось это делать. Пока Илин суетилась по свом заправочным делам, Алика  вышла из машины,  чтобы немного размять ноги. Она стояла у машины, когда к ней подошёл парень на вид лет двадцати трёх-двадцати четырёх.
—Скажите, вы, случайно, едете не через деревню Нели? – спросил он.
Алика понятия не имела о том, какой дорогой они едут. И это было неудивительно: Илин любила держать интригу.
— Нет, мы едем не через Нели, — холодно заявила подошедшая  владелица авто.
— Очень жаль,— расстроился парень. — А то я надеялся, что вы меня подвезёте. Просто такая неудача: свою машину разбил, а ехать нужно срочно!
Илин лишь надменно вскинула бровь.
Закончив с заправкой, она села за руль. Перед тем как завестись, она ещё раз окинула парня недружелюбным  взглядом.
— Что ты так грубо ответила? — спросила её Алика, когда они уже тронулись.
Илин будто и сама не знала, что сказать.
—Ходят тут всякие! — буркнула она, не придумав ничего другого.
— Мы же не через Нели едем?
— Именно через Нели. Только попутчики нам ни к чему.
— А может, и правда, ему  нужна помощь? — предположила девушка.
—А чёрт его знает! — махнула рукой Илин. — Всё равно мы уже уехали. Найдёт ещё к кому навязаться.
Внедорожник стремительно мчался вдаль, а из головы Алики постепенно изглаживался образ парня с заправки.
  По обе стороны от узкой  просёлочной   дороги  тянулся негустой  лес. Отупляющая духота изнуряла. Близилась гроза. Илин не жалела газу. Она уже подумывала о том, где бы можно было укрыться на время. По опыту она догодалась, что простым ливнем здесь не обойдётся. Громовой раскат не заставил себя долго ждать. Он прокатился звериным рыком над головами путниц. Жёлтый зигзаг разрезал небо, и вода полилась, как из дырявого ведра. Дождь бил по деревьям, колотил по машине так, будто хотел выбить стёкла. Дорогу развезло. Машина увязала в грязи и вскоре заглохла. Путницы с трудом выбрались наружу. Илин, высоко поднимая ноги, ругалась на чём свет стоит. Алика с неугасаемым оптимизмом  месила грязь, упорно продвигаясь вперёд.
  Дождь стремительно набирал силу. По дороге тёк быстрый поток  мутной дождевой воды, поднимая с земли грязь и глину. Вся эта картина напоминала небольшое наводнение. Воды было по колено. Плыли  коряги, ветки  и всякого рода мусор, принесенный с обочины, – словом, плыло всё, что только могло плыть.
  В этом стремительном потоке безвольно барахталась мышь-полёвка.  Грызун упорно пытался схватиться своими крошечными розовыми лапками за дрейфующую ветку. Наконец, зверьку удалось взобраться на трухлявую корягу. Казалось, спасение так близко. Волна от шагов Алики пошатнула неустойчивое судёнышко, и мышонок плюхнулся в воду. Зверёк упорно шевелил всеми четырьмя конечностями, но стихия была неумолима, а холодная дождевая вода порализовала и охладила даже горячее сердце. Лапки мышонка одеревенели, мордочка перестала дёргаться, пушистое тельце скрылось под толщей воды.
  Для путниц непогода непредставляла никакой опасности, но всё же  была чертовски неприятной.
—У нас есть только один выход, — стараясь перекричать звуки ливня, сказала Илин, — пешком добраться до деревни и переждать непогоду в каком-нибудь из домов.
Лес был выше дороги, и идти было удобнее. Но тропинок было слишком много, без компаса не выбрать нужного направления. Забрели в трухлявые дебри. Деревья не спасали от дождя. Алика посмотрела на свою подругу по несчастью и разразилась смехом: Илин, всегда такая элегантная и серьёзная, сейчас напоминала мокрую кошку. Волосы прилипли  к лицу, одежда давала возможность разглядеть фигуру, а по коже стекали грязные капли.
— Илин, как жаль, что сегодня тебе вряд ли удастся воспользоваться феном! — заметила девушка.
—Не смейся, тебе фен тоже не помешал бы. По крайней мере, у меня рога не торчат,— ответила  Илин  резонирующим тоном.
Алика провела рукой  по голове — действительно, что-то торчало. Дугообразные палки вцепились в волосы и напоминали рожки чёртика.
—Действительно, как рога,— сказала она.
Илин ловко перепрыгивала через канавы и брёвна, Алика как могла поспевала за ней. Впереди виднелся угрожающий овраг. Обходить было слишком долго, даже конца не было видно. Немного промахнёшься – и выкарабкаться обратно будет очень сложно. Глубокий овраг  со скопившейся внутри жидкостью  был способен утопить человека. Но что до вампира, — всего лишь подождать пару дней, пока отвержки высохнут, а потом, впиваясь в землю когтями и клыками, выбраться на свободу. Илин разогналась и прыгнула.  Правда, приземлилась она только одной ногой, другая была близка к тому, чтобы потянуть её вниз. Женщина  согнула её в колене и развела руки, балансируя на краю. Убедившись в твёрдости почвы, она заступила  вперёд и, миновав преграду, посмотрела на оставшуюся на другой стороне спутницу. Пришлось и Алике прыгать. «Ну ничего, насмерть не расшибусь»,— подумала девушка и, разбежавшись, прыгнула. Косые дождевые струи сбивали и толкали вниз, но всё же она смогла приземлиться, правда,  каким образом —  шмякнулась прямо у ног Илин, испачкав всю одежду в грязи.
— Чумазая, как чёрт,— сказала женщина и подала ей руку.
Дождь частично смыл грязь с Алики, однако спутавшиеся волосы напоминали воронье гнездо, на котором снова примостилось несколько палок и листьев. Дальнейшая дорога не сулила ничего хорошего. Кроссовка Алики застряла в грязи. После усердных, но ничем не увенчавшихся  попыток освободить обувь от пут болотного царства она  плюнула и отправилась дальше, босая на одну ногу. Ковылять таким образом оказалось крайне затруднительно. Прыгая на одной ноге, Алика наспех сняла вторую кроссовку и, не глядя, швырнула его куда-то в заросли. Раздался крик. Девушка посмотрела на Илин, по её лицу она поняла, что крик не послышался. Её попутчица сама ничего не понимала. Ветки хрустели, кусты шевелились. Тяжёлые шаги не заглушал даже  шум дождя. Из запахов Алика чуяла запах какого-то зверя, то ли медведя то ли волка, она не разбиралась. Тем временем шаги приближались. Из-за кустов вышел приземистый старичок, за его спиной  висело охотничье ружьё.
—Нельзя  так обувью разбрасываться,— бодро объявил охотник.
На его лбу была заметна припухлость, Алике стало совестно. Охотник, не останавливаясь ни на минуту, продвигался вперёд. Обе путницы решили, что будет разумно следовать за ним, ведь ни одна из них не знала точной дороги.
—Вы, значит, не местные,— сказал мужчина скорее утвердительно, чем вопросительно.— Занесло ж вас в такую погоду в наши края! Ай-ай-ай, нехорошо!
Лицо Илин приняло драматичный вид. Она  закивала головой:
—Да-да, занесло, даже не знаем, куда теперь податься. — Она украдкой подмигнула Алике.
Местный житель, по-видимому, был весёлого нрава, он  махнул рукой, зазывая путниц с собой, и громогласно объявил:
—А приходите тогда ж ко мне.


Глава 23
Цена справедливости

  Дом охотника  находился на самой вершине холма. Нетрудно представить себе, каково было путником взбираться наверх, когда вода потоком стекала вниз. И пусть дождь уже шёл на убыль, всем троим пришлось несладко.
  В доме их встретила пожилая женщина с пёстрой косынкой на голове. Она долго охала и причитала, жалуясь на то, что ливень весь урожай побьёт и разнесёт все дороги. Тем временем хозяин (его звали Тихоном), стягивая с себя мокрую куртку, кратко, но живописно рассказал о том, как охотился и как подстрелил волка, но из-за сильного ливня вынужден  был оставить тяжёлую дичь. Рассказал и  о том, как по дороге к дому ему встретились две до нитки вымокшие горожанки. «Да, не часто к нам сюда кого-то заносит»,— удивилась Раиса (именно так звали жену охотника). Добродушная, как и её супруг, она предложила гостьям переодеться. Илин неохотно согласилась, её не прельщала мысль надевать халат, который будет болтаться на ней, как на вешалке, но  одежду сушить как-то надо было, и  она неохотно влезла в пёстро-цветочное  одеяние. Хлебосольная хозяйка также предложила ароматную сборную солянку и очень удивилась, когда горожанки, проделавшие такой долгий и утомительный путь, отказались от еды. Раису  удивило и то, что, озябшие, они отказались даже от горячего чая. Вот уж невидаль! Для того чтобы как-то смягчить отказ,  Алика и Илин сели за стол вместе  с семейной парой.
  Стены дома  были полностью завешаны картинами с упитанными  котами, поедающими пирожные, поющими карикатурными мужчинами и женщинами с вытянутыми носами и лицами. Были и другие смешные и чудоватые сюжеты, которые вызвали усмешку на лице Илин и улыбку у  Алики.
  Несмотря на дождь, с высоты холма было видно всю деревню, состоящую всего лишь из двадцати-двадцати пяти домов.
—А почему в вашей деревне так мало народу?— спросила Алика у хозяев.
—Ой, милая, сейчас во всех деревнях народу всё меньше и меньше! — бойко ответил охотник, прихлёбывая суп.
—Да не только в этом дело,— поспешно вмешалась Раиса. По выражению лица женщины было видно, что ей не терпится что-нибудь рассказать.— Во всём виновата чаща, — последнее слово она произнесла медленным вкрадчивым шёпотом.
—Чаща?— переспросила Алика.
Илин иронично уронила свою тёмную голову на руку и почему-то закатила глаза.
—Тот лес, в котором вы сегодня плутали, всего лишь скопление деревьев. А есть у нас и настоящая,  тёмная чаща. И в этой чаще… — Она понизила голос. Алика толкнула локтём Илин, чтобы та не корчила недоверчивую гримасу. Пожилая женщина продолжила: — Там люди  без вести пропадают, — наконец, тихо выговорила она.
Илин незаметно наклонилась к Алике и насмешливо шепнула:
— Ну, мы-то не пропадём.
— Вот  и прославилась наша деревня дурной славой,— продолжала Раиса.— Знаю я одну сказку-легенду, в которой рассказывается о наге, обитающем в чаще.
—Ой, ой, завела старую пластинку, тебе лишь бы что-то рассказывать. — Дед сморщился и махнул рукой. Наверное, россказни жены уже порядком ему наскучили.
—Кто такой наг?— поинтересовалась Алика.
—Наг – значит, человек-змей. — Дальше Раису было уже не остановить. Все уселись поудобнее в предвкушении долгой истории. С торжественным видом хозяйка начала:
— Когда-то, ещё до появления технологий, деревня Нели была не так мала, как сейчас. Почти у каждого хозяина была своя скотина, свой огород и свой участок в поле. Одним словом, хозяйство было натуральное. У тогдашнего старосты было два взрослых сына-близнеца. Одного звали Эльри, а другого – Лукас. Они были хороши собой и походили друг на друга, как две капли воды: оба светловолосые, синеглазые и стройные. Но как бы ни были братья внешне  похожи, отношение людей к ним сильно различалось. Не то чтобы у Лукаса был скверный характер, просто его никто не любил. Люди чуждались его и сами не могли понять, почему. Не умел парень располагать к себе, не то что его обходительный брат-весельчак. Даже родители,  и те недолюбливали своего сынишку Лукаса. Эльри же, напротив, притягивал к себе всех и с малых лет был окружён товарищами. Отец незадолго до своей смерти поссорился с нелюбимым сыном и оставил почти всё наследство Эльри. А бедному Лукасу досталась только бабушкина  избушка. Ничего ему не оставалось, кроме как поселиться в ветхом жилище. Но парень не отчаивался. Он решил построить себе новый дом, а сперва нужны были деньги.
  Решил молодой Лукас устроиться в подмастерья к кузнецу. К несчастью, судьба распорядилась иначе. У кузнеца работников и так хватало. Пробовал Лукас устроиться, и к мяснику в помошники,  и пастухом, и много кем ещё, но везде ему отказывали, объясняя отказ тем, что работников и так хватает. О новом доме пришлось забыть и подумать о хлебе насущном. Взялся Лукас гусей разводить. Вот выпустит он гусиную стаю пастись, а сам сядет на камень и смотрит на них. Гуси траву щиплют, весело гогочут, а Лукас всё думает. В те одинокие часы в его душе начала зарождаться злоба на людей –злоба за то, что его не любили и не принимали. Чтобы продать гусятину, он тратил полдня на то, что обходил все дома  в деревне и предлагал свой товар. Дай Бог,  два-три человека купят, а то, бывает, ходит Лукас весь день от одного дома к другому, а в кармане всё равно пусто. Только опустошение в душе  от такой работы. День ото дня не легче. Ничего нового, а самое страшное – никакой перспективы.
  Тем временем счастливец Эльри, баловень судьбы, вовсю торговал. Мяса у него всяко-разно: и говядина, и свинина, и птица – всё, что душе угодно. Огород даёт богатый урожай, а в поле поспевают рожь и пшеница, жена-красавица и сын-умница. А Лукаса никто и знать не хочет. Когда стало совсем туго с деньгами, понёс он гуся к  брату. Через большую неохоту понёс. Принёс и говорит: «Как-никак, а мы всё-таки родные братья. Не будь скуп, купи у меня этого гуся, дай заработать». Но Эльри ответил: «Зачем  мне покупать у тебя этого гуся, когда в моём сарае полно птицы, а мои гуси ещё жирнее твоих? Пройдись, брат, лучше ещё раз по деревне, авось, кто возьмёт».  И так ушёл бедный Лукас ни с чем. Разочаровался наш герой и в людях, и в справедливости. Разочаровался так, что хоть сердце из груди вырывай. Будущее не сулило ничего хорошего, и  гусиный пастух решил повеситься. Пошёл он к старому дубу, приготовил верёвку, встал на табурет, залез в петлю и спрыгнул. Но не успел он испустить дух, как верёвку кто-то перерезал. Лукас шлёпнулся на землю. Когда бедняга оправился, его взору предстала лесная дриада, хранительница старого дуба.
— Ты зачем меня спасла? – спросил её Лукас.
— Ты не заслужил такой участи: жил ты по совести, людям зла старался не делать. И за это я тебя награжу.
— Как ты меня наградишь? — воспрянул духом пастух.
— Сделаю тебя богатым и счастливым. Вижу я, что ты хороший человек, да только сомнение у меня есть. Проверить тебя нужно. Есть у меня для тебя одно испытание. Возьмёшься пройти?
— Возьмусь.
— Устройся пастухом к брату и работай на него год. Если проработаешь, не отступишься, будешь богат и счастлив.
— Быть пастухом штука нехитрая, да вот только возьмёт ли меня Эльри на службу?
—Ты не волнуйся, я уж об этом   позабочусь.
— Ну, тогда задача проще простого. Год быстро пройдёт.
— Служить брату лишь на первый взгляд легко, а на деле может и по-другому выйти, – сказала дриада. — Ступай; если выдержишь испытание, через год получишь своё счастье.
—А ты не обманешь меня?
— Слово дриады священно и нерушимо, — ответила лесная дева и скрылась из виду.
Лукас сделал так, как сказала хранительница дуба, и в тот же день пошёл к своему брату.
 Сначала  работать на Эльри было не трудно. Но потом Лукаса гордость заела. Ему не  давало покоя то, что он был  вынужден работать на зажиточного  брата, имея то же право на наследство,  что и Эльри.  Тот поселил брата в сенях, чтобы  тому не нужно было каждый день возвращаться  к себе в хижину, которая находится на другом конце деревни. Спать в сенях совсем не почётно, но Лукас помнил слова дриады и терпел, стиснув зубы. Как назло, сени были не самым страшным испытанием. Хуже всего был маленький племянник, который любил  приставать с вопросами: «Отчего, дядя, ты беден, а папа богат? Почему его любят, а тебя сторонятся?» Лукасу было невмоготу терпеть подобные вопросы. Почти невмоготу. Ответ на них он искал всю жизнь, да так и не нашёл его. Оставался только один месяц до конца срока, когда Лукас задумался: «А чем он гордится? Разве своим состоянием он обязан только самому себе? Нет, ему просто повезло. Разве я хуже его?! Нет, просто судьба со мной несправедлива. Так зачем мне мириться с жестокой судьбой? Я сам  добьюсь для себя справедливости. Сегодня же я убью своего брата, а сам притворюсь им  и буду жить в его доме вместе с его семьёй, и никто ни о чём не догадается, ведь мы похожи, как две капли воды».
  Эльри возвращался с  ярмарки через поле, где честолюбивый пастух пас скот. Лукас остановил его лошадь  и,  не дав брату опомниться, накинул ему верёвку на шею и удушил. Затем стащил  с него новую одежду и надел её на себя. Свои же потрёпанные вещи натянул на мёртвое тело. Труп Лукас повесил на тот самый дуб, на котором хотел повеситься сам. Отряхнув руки, он вскочил на тележку и поехал к семье Эльри. «Жена, сын! — кричал он. —Случилось горе!  Лукас повесился!» Вздохнула жена, удивился сын, но скоро забыли.  Недолго пришлось Лукасу притворяться, на сороковой день после похорон  к нему явилась дриада со словами:
«Я дала тебе возможность получить своё счастье, ты же позарился на чужое. Ты, словно подлый змей, жил у своего брата, завидуя ему и ненавидя его. Ты застал его врасплох, словно змей, притаившийся в траве. Ты поступил, как змей, и жить отныне будешь змеем».
  Дриада обратила  Лукаса в нага – человека, у которого вместо ног змеиный хвост. Люди изгнали его в тёмный лес. По сей день он живёт там изгоем – не человек и не змей, проклятый и отвергнутый всеми. Для того чтобы временно затушить свою боль, он мстит людям, которые не любили его и которых возненавидел он сам.
  Раиса закончила повествование. Всю легенду она рассказывала серьёзно – так, как будто история Лукаса касалась именно её.
— Интересная  легенда, но в ней не говорится, почему  люди недолюбливали Лукаса, а Эльри – наоборот.  Ещё мало сказано о характерах братьев, хотя, я считаю это очень важным,— сказала Алика, с видом не то чтобы сильно заинтересованным, но любопытным.
 — На то это и сказка, милая, — объяснил дед, слизывая  солянку с усов.
— Было – не было, решайте сами, я передала лишь суть. — Раиса весело развела руки и переключилась на другую тему: — А сколько, вы говорите, километров от города?
 

Глава 24
Что сказал всадник

  Дождь уже не колотил по треугольной крыше дома. Алика сидела в темноте на железной кровати с продавленным пружинным матрасом  и слушала стук редких капель о наружный подоконник. Однако её слух распознавал не только звуки сходящего на нет дождя. Он улавливал даже замедляющееся сердцебиение хозяев дома, мирно спавших в соседней комнате. Илин, ничего не говоря, поднесла что-то к губам девушки. Это была фляга. Илин позаботилась о том, чтобы им не пришлось голодать в пути. Сейчас Алика была всем сердцем благодарна ей. Она выхватила флягу и принялась жадно глотать.
—Спокойнее, спокойнее,— шептала Илин.— К чему так спешить? Успеешь ещё напиться. Осторожнее, не пролей кровь на одеяло.
Когда Алика насытилась, она забрала флягу. Медленно закрывая крышку, она не сводила глаз с девушки. Почему-то от её взгляда Алике стало не по себе. Так Илин смотрела на неё впервые. Тонкие пальцы медленно закручивали крышку, слишком медленно, и она даже  растягивала этот процесс. В её глазах была мягкость и что-то ещё, Алика до конца не понимала, что. Она не выдержала. Она не могла больше сидеть рядом с ней. Быстро нацепив на ноги те галоши, которые отдала ей Раиса, девушка вышла на улицу.
  Там  было спокойнее, только редкие капли иногда  касались головы и лица. Они стекали по щекам, будто заменяя слёзы, на которые Алика была скупа. Она чувствовала себя бесконечно одинокой. Всё было так чуждо: и люди, и вампиры, и эта деревня, и этот бесконечный тёмный лес, простирающийся в тёмную даль. Звёзды  светили своим вечно холодным хрустальным светом. Это был свет отчуждения. Так хотелось, чтобы рядом кто-то оказался, обнял, шепнул хоть что-то ободряющее! «И к чему я пришла? И куда иду? Что у меня осталось?» Ветер взъерошил густые волосы, хлестнул по бёдрам и ударил по щеке. Ответа как всегда не было, но за спиной послышался чей-то голос.
— Что, девочка, звёздами любуешься? — Пожилая женщина положила свою тёплую руку на плечо Алики.
Девушка слышала, как медленно, но верно билось её  сердце, и ей показалось, что это очень доброе сострадательное сердце.
— Я расскажу тебе ещё одну маленькую сказку. — Раиса стояла за спиной своей гостьи, та слышала её спокойное дыхание. Почему-то от этого дыхания Алике становилось легче. Женщина говорила приятным голосом, немножко шепелявя. – Когда-то жила одна юная мечтательница. Каждую ночь она смотрела на звёзды  и думала: «Скоро я буду лежать  в поле на мягкой душистой траве, пахнущей земляникой и колокольчиками, и со мной будет мой любимый. Мы будем держаться за руки и смотреть на звёзды». Девочка выросла, её фигура оформилась. Сердце было переполнено нежностью и любовью, которая, увы, никому не была нужна. Девочка стала девушкой, пылкой и нервной. Она нуждалась в опоре, которую, увы, ни в ком не находила. Она не могла найти любимого,  и  тогда она нашла себе любимую.
  —Что? – спросила Алика, но старушка только молча покачала головой и вошла в дом.
Ещё около минуты она, Алика, стояла ничего не понимая. Что за насмешка судьбы?  И к чему здесь эта глупая, незаконченная сказка? Понять это Алика не могла, как и не могла понять многое, что с ней происходило. За последнее время с ней случилось слишком много всего из ряда вон выходящего. Быстрым шагом, едва ли  не бегом, она пошла прочь с холма, не сказав никому ни слова. Да и что она могла сказать? Она не знала, куда она идёт и когда вернётся.
  В деревне не было ни фонарей, ни какого-либо  другого освещения. Стояла  кромешная тьма, и только зоркие глаза вампира могли видеть так же хорошо, как и днём. Пахло сеном и навозом. Обычный запах для деревни. Неспокойные кузнечики стрекотали и прыгали. Холм был пологим. Алика стремительным шагом спустилась вниз. У подножия какой-то мужчина седлал коня. Скакун был неспокойным, и  Алике показалось, что конь  напуган. Он часто бил копытом и то и дело тряс головой. Его длинная волнистая  грива блестела при лунном свете. Мужчина обернулся на звуки приближающихся шагов. Это был тот самый парень с автозаправки. Алика узнала его.
— А твоя подруга  сильно поднаврала: вы не только проезжали деревню Нели, вы даже остановились в ней,— обратился он к девушке. И как он её так быстро узнал в темноте?
— Моя подруга просто не любит общаться с незнакомцами, — сказала Алика из вежливости.
—Дорога к замку Церион небезопасна даже для вампира, попутчики вам не помешают.
Он хотел ещё что-то сказать, но ему помешали: какой-то мужик спускался с холма, кроя парня матом. А тот, не намериваясь ничего отвечать,  ловко  вскочил на коня и, не задерживаясь дольше, поскакал прочь. Мужик, крепко поругиваясь, злобно грозил всаднику вслед, а после перевёл взгляд на Алику, но та быстро исчезла, будто растворилась во тьме.
   Утром в дом на вершине холма зашла односельчанка. С полчаса женщина бранилась и причитала. По её словам, ночью у неё с мужем увели коня.


Глава 25
Новый попутчик

  События ночи оставили в памяти Алики нечёткий след. Многозначительный взгляд Илин, какая-то бредовая сказочка Раисы и тот парень с автозаправки – теперь всё это представлялось ей таким размытым и туманным. Вампиры никогда не спят, Алика дождалась утра полулёжа и с закрытыми от нечего делать глазами. В таком положении она думала о всаднике, об Илин, пыталась представить то, как будет смотреть ей в глаза утром. Казалось, рассвет принесёт неопределённость и недомолвки. Странно, но почему-то Алика чувствовала себя виноватой. Виноватой? Хм... кто знает, быть может, автор не совсем точно передал её чувства.
Алика лежала на боку, отвернувшись к стене. Глаза Илин были открыты – почему-то она была в этом уверена. Первые мягкие лучи легко коснулись волос Алики. Каштановые прядки в лучах солнца отливали медью. Как часто бывает, вопреки ожиданиям, утро было безоблачным, и не только в плане погоды. Казалось, что все события ночи случились  не взаправду. Илин вела себя как обычно, будто не было никаких странных взглядов, будто Алика не убегала ночью.
 Когда в комнату вошла Раиса, чтобы пожелать доброго утра и узнать, как спалось её гостям, Илин с улыбкой на лице и усмешкой внутри рассказала, как всё было замечательно и какой приятный чистый воздух в деревне, особенно по утрам.
— А вот у нас ночью в деревне, у моей приятельницы, коня увели,— пожаловалась Раиса. — Породистого, кстати, а это среди нас, в деревнях, большая редкость, между прочим.
— Коня? Увели? Да вы что?! — поддержала разговор Илин. — Какое безобразие! И неизвестно, кто?
—Да кто-то не местный. Его даже теперь и опознать-то не опознаешь. В темноте лица не разглядели. Собаки лай подняли, да поздно уже было. Нечего собак-то на цепь на ночь сажать. Зачем тогда они вообще нужны? — рассуждала Раиса пока её гостьи заправляли кровати, разобранные на ночь для вида. — Вы передевайтесь, передевайтесь,— поторопила она девушек,— и приходите завтракать. Манка уже готова.
— Спасибо большое, — поблагодарила Илин,— но в машине, которую мы оставили на дороге, очень много еды. Мы боимся, что и так продукты испортятся. Спасибо большое за гостеприимство, но мы лучше пойдём. Нам ехать надо.
Раиса в очередной раз сильно удивилась, но ничего не сказала. И, кто знает, может, суеверная женщина и заподозрила что-то неладное.
  Стоя у порога, гостьи попрощались с радушными хозяевами. Охотник в шутку и вместе с тем всерьёз пожелал Алике на будущее так не разбрасываться обувью. Девушка только грустно посмотрела на свои ноги, обутые теперь уже не в кроссовки, а в калоши.
   Проходя по участку, огороженному жёлто-зелёным забором, Илин и Алика рассмотрели его так, как не могли рассмотреть вечером и ночью. Это был удивительный участок. За невысокой оградкой вполне непринуждённо располагались фигурки седобородых гномов в разноцветных колпаках. Они стояли в кучке, будто совещаясь между собой. По центру участка находился декоративный деревянный колодец, на котором готовился к взлёту гипсовый орёл серьёзного вида (и даже, как заметила Алика, слишком серьёзного для садовой фигурки). Недалеко стояла игрушечная ветряная мельница, по пояс взрослому человеку. Дул ветер, быстро крутились мельничные крылья, пригибались к земле белые  цветы пушицы. Ярко-розовые кусты багульника купались в ещё не жарких рассветных лучах. Где-то поодаль на лавочке располагалась семья лягушек, укрывающаяся под зонтом от невидимого дождя. Была и незатейливая фигурка женщины-селянки, стоявшей у водокачки. У подола её синего платья крутились куры, гуси и маленькие поросята.  Всё больше походило на  дачный сад, нежели на деревенский двор. Всё это было так знакомо и так по-детски уютно, что Аликой овладело светлое чувство ностальгии. А дорога звала. Звала, хотя и не сулила лёгкого пути.
  Чернозёмная земля, вдоволь напитавшаяся дождевой влагой, то и дело хлюпала под ногами. Из грязных  лужиц мирно похлёбывали  воду  перепачканные поросята. Завидя приближающуюся Илин, они, будто почуяв что-то недоброе, истерично захрюкали и разбежались. Вампирша только рассмеялась.
— Никак не пойму: и чем я их напугала? — недоумевала она.— Выпучились на меня, прямо как дети. — Илин производила на детей странное впечатление. При виде вампирши они неотрывно смотрели на бледное восковое лицо, будто она предворительно их загипнотизировала.
  Тонкая полоса деревянных домов прервалась. Уже знакома лесная дорога вела к оставленной машине. Ноги вязли в грязи. Это раздражало. Раиса и Тихон предлагали остаться и подождать, когда дорога подсохнет, но если бы гостьи ничего не ели второй день подряд, это было бы очень странно.  Впрочем, ни Илин, ни Алика не жаловались на слякоть, а только изредка то ли вслух, то ли про себя бормотали «вот чёрт!» или «ну, вот блин!».
  Воздух был влажным и свежим. Пахло дождевыми червями и почему-то карасями, хотя нигде поблизости озера не было видно. Зато можно было разглядеть другое, а именно –  чёрный внедорожник, запачканный и увязший в грязи. Илин залезла в машину. Алика хотела последовать за ней, но спустя какое-то мгновение снова вылезла обратно с мечом в руке и с небольшой сумкой через плечо.
— Разве мы не едем? — удивилось девушка.
— Нет. По Сумрачному лесу на машине не проехать.
— По Сумрачному лесу? — переспросила Алика.
— Та чаща из сказки старушки, — хмыкнула Илин.
Алика всё равно не могла поверить, что они вот так просто оставят внедорожник на дороге.
—Что же будет с машиной? Мы же не навсегда в Церион. Вдруг, когда ты вернёшься, она тебе понадобится? Ну обязательно же понадобится!
— Поверь мне, — усмехаясь, сказала вампирша, — я не пропаду. Посмотри-ка на тот камешек, котрый спрятан у тебя в кармане. На него можно купить не только один внедорожник. А я знаю целую жилу с такими вот камушками. Так что беспокоиться не о чем. Кинем машину здесь и не будем ни о чём думать.
Алика пожала плечами, мол, ну что тут ещё можно сказать? Кидать  так кидать.
  Пока они говорили, рядом послышался какой-то шум. Обе путницы огляделись по сторонам — никого. Какая-то ветка свалилась сверху. Окинув взглядом деревья, на одном из них они заметили уже знакомую фигуру – это был тот самый парень, которого они встретили на автозаправке и которого Алика видела минувшей ночью. Сидя на толстой ветке, он с интересом наблюдал за ними.
— Я как раз вас ждал, — объявил он и, быстро спрыгнув с дерева, ловко приземлился рядом с Илин и Аликой.
—Ну и зря, — буркнула Илин. — Мы не берём попутчиков.
— Идти через Сумрачный лес вдвоём опасно даже для таких, как мы.
— Но не для меня. — Илин хлопнула по рукояти меча.
— Пусть идёт с нами, вместе, и правда, будет легче. — Алика сказала это достаточно громко, но её слова остались без внимания.
— Если бы я был один, я бы не стал искать попутчиков, но со мной сестра, и я хочу чтобы наш путь был как можно безопаснее.
Услышав  про сестру, Илин смягчилась.
— Мне кажется, ты просто не знаешь дороги. — Она смерила парня строгим взглядом.
— А вы правы, я действительно её очень плохо помню.
Мысленно вампирша ещё упиралась на своём, но вслух всё же сказала:
— Если ты такой настойчивый, можешь идти с нами. Где твоя сестра?
Парень радостно хлопнул в ладоши и сделал знак следовать за ним.
— Он  вампир?— незаметно спросила Алика, когда парень немного отошёл от них. Белые клыки она видела ещё ночью, но всё же она не была уверена. Мало ли что может показаться при свете луны?
— О дороге через чащу смертные не знают, — ответила Илин.— Он такой же,  как мы.

 


Глава  26
Слёзы нага

  Перешагивая стволы поваленных деревьев, трое пробирались по тому негустому лесу, который Раиса так утрированно назвала скоплением  деревьев. Новый знакомый уверенно шёл впереди и вёл их куда-то.
— Где же твоя сестра? — не выдержав спросила у него Алика.
— Я оставил её не так далеко отсюда, а сам пошёл разыскивать вас, объяснил вампир с автозаправки. — Я сразу понял, что долго вы в деревне не задержитесь.
— Надоело ходить по посёлкам и по деревням. Пора и в замке пожить,— заметила Илин, перебираясь через какую-то трухлявую корягу. — Вот чёрт! Что нет никакого другого пути? И зачем нужно было оставлять сестру здесь?
Виктор пропустил её замечание мимо ушей.
—А вы, значит, из посёлка?— удивился он.— А я бы и не подумал.
—Нет, в посёлке мы были проездом. А так мы обе из города,— объяснила ему Алика.— Кстати, меня Аликой зовут. А это Илин.
—Я – Виктор, — представился парень. — Кажется, имя Алика означает «защитница», — заметил он украдкой поглядывая на девушку.
—Да какая защитница?! Я сама себя не смогла защитить,— невесело заметила Алика.
— На свете слишком много имён, и каждому люди потрудились придумать значение. Нет ничего удивительного в том, что почти все они положительные. Разве кто-нибудь  захочет назвать своего ребёнка именем, которое означает что-то плохое? — неожиданно высказалась Илин. — Вот что означает имя Ангелина? «Ангельская». Я уверена, что нет такого имени, которое бы характеризовало своего носителя с нелучшей стороны. Хотя для некоторых такие имена выдумать бы стоило. Значение имени, по сути, ничего не значит и на судьбу ребёнка не влияет. Поверьте мне, за триста лет я в этом убедилась.
— И всё-таки, как хорошо звучит: Алика – защитница. — Виктор украдкой улыбнулся девушке.
  Он был симпатичным. Девушка отметила это ещё во время их первой встречи. Достаточно высокого роста и неплохо сложенный, он был вполне уверен в себе. А уверенность — именно то качество, которое притягивает девушек, Алика не была исключением. Его темные глаза, открытые и крупные, смело поглядывали на неё, заигрывая, но без наглости. Впалые щёки придавали мужественный вид и очень шли ему. Короткие каштановые волосы были просто подстрижены, а простота зачастую ценится выше понтов и пафоса.
  Так, за разговорами, они пришли достаточно быстро. На поваленном дереве сидела щуплая девочка лет одиннадцати-двенадцати. Не реагируя на приближение брата и незнакомок,  она сидела, понуро опустив голову. Негустые волосы закрывали лицо.
— Милена! — позвал сестру Виктор.
Девочка медленно подняла голову, откинула соломенные волосы. О её внешности мало что можно было сказать: обычное лицо с карими, как и у брата, глазами, внешность без какого-либо мистического налёта. Она была похожа на Виктора, но, вместе с тем, Алике с трудом  верилось, что эта девочка – его сестра.
— Привет! – поздоровалась она с Миленой.
Девочка молчала и только слегка наклонила голову в знак приветствия.
—Моя сестра не говорит,— объяснил Виктор,— но она хорошо слышит.
— Не говорит?— не поняла Алика.
Девочка была немой, и Алика не сразу поняла это. Не зная, как реагировать, она благоразумно прикусила язык. Илин, не желая тратить время на молчаливые сцены, принялась подгонять всех двигаться дальше.
— Это самый сухой участок, поэтому я оставил сестру здесь,— объяснял по пути Виктор.
— А как вы переждали такой ливень? — поинтересовалась Алика, привыкнув  к мысли, что их новая попутчица немая.
— Мы добрались до деревни только ночью. К тому времени дождь уже прошёл, — кратко пояснил Виктор.
Милена шла рядом с братом, то глядя себе под ноги, то переводя взгляд на Алику. Где-то за кустами виднелось тело мёртвой лошади. Алика догадалась: наверное, ночью все звери попрятались от непогоды, и, чтобы утолить жажду, вампир не преминул увести лошадь из стойла. Такой поступок казался ей дикостью, но незаметно сама для себя подсознательно она нашла оправдание Виктору: всё-таки он ей очень понравился.
  Солнечные лучи играли в  мутно-зеленоватой  воде луж, просачивались через молодую листву, ярко-салатовую и блестящую, какая бывает только по весне. Вчерашняя непогода оставила много поваленных деревьев. Милена медленно и неумело справлялась с препятствиями. К её счастью, Виктор был заботливым братом. Подбадривая словом, он терпеливо помогал ей перебираться через поваленные деревья. Было понятно,  что с этой девочкой что-то не так, и дело не только в её немоте.
  Алике было грустно, когда незаметно для самой себя она краем глаза смотрела на девочку, робко продвигающуюся туда, куда её вели. Но мысли её не могли долго блуждать в каком-то одном направление, как и не могли долго сосредотачиваться на чём-то грустном. Алике было шестнадцать. Если подумать, она сама немногим старше сестры Виктора.
  Наверное, каждый в подрастковом возрасте переживал романтическую любовь, хотя бы в мечтах, когда каждый встречный кажется тем самым, единственным, когда для того чтобы «влюбиться», не требуется много времени. К счастью или к сожалению, именно в таком возрасте была Алика. Ей казалось, что Виктора, этого незнакомца, она знает уже очень давно. Ей хотелось, чтобы так оно и было. Как многие девушки в этом возрасте, она искренне верила в то, что вообразила.
  Какое-то время они шли молча. Алика всё хотела начать разговор, но не знала, как. Парень казался таким взрослым и почему-то очень умным, гораздо умнее её самой. Они бы, наверное, так бы и шли молча, если бы новый попутчик не заговорил с ней.
—Ты новообращённая, я это сразу понял,— сказал Виктор, тепло поглядывая на девушку.
Алика проговорила в ответ что-то невнятное, то что она смогла быстро отыскать в своей голове.
—А ещё я видел объявление – тебя ищут,— как бы между прочим, добавил парень.— Скажи, ты оставила свою семью ради бессмертия?
—Ради жизни,— хмуро ответила девушка и, задумавшись, продолжила: — Не семью, а то, что от неё осталось.
—Если бы я оставил кого-то из своих родных, жалел бы всю жизнь.
—Ты вампир с рождения?
—Да.
—Значит, твои родители должны быть ещё живы.
—Должны быть,— грустно произнёс парень. — Отца я не знал, а мать...  мать погибла. Я уверен, что её убили.
—Как жаль! Это, наверное, так ужасно, что ты и Милена остались одни. —  Она посмотрела на хрупкую девочку.
—Да, да, но, увы…— механически вздохнул Виктор.
—Откуда ты? Из города?— спустя некоторое время возобновила разговор Алика.
— Вообще, из замка Церион. Но нам с сестрой пришлось на время покинуть родные стены. Сейчас мы после долгих лет жизни в мире людей решили вернуться в родной замок.
— Туда может прийти любой вампир?— Этот вопрос очень волновал Алику. Илин ничего ей не говорила на этот счёт, хотя новообращённую этот вопрос касался как никого другого.
Услышав этот вопрос, её собеседник призадумался.
— Если честно, я никогда раньше не задумывался, но на моей памяти наш глава принял несколько вампиров из другого клана, однако я не помню, чтобы к нам когда-то приходили новообращённые.
— Ты, видимо, ещё очень молод и как следствие видел очень мало,— вмешалась черноволосая вампирша.— Наш клан принимал новообращённых, мало, но принимал. И некоторые из них добились больших успехов и заслужили уважение главы.
— Ну, я же сразу сказал «на моей памяти», а что было десятки лет назад, мне неизвестно,— как бы оправдываясь, пожал плечами Виктор и, пробежавшись взглядом по правильным чертам Илин, добавил: — А ваше лицо мне почему-то кажется знакомым.
—  Да, я жила какое-то время в замке, — резко и почему-то очень поспешно изрекла Илин.— Но сколко тебе было лет, когда ты последний раз был в замке?
— Десять.
— Это такой возраст, когда в памяти остаются только расплывчатые образы, а не чёткое изображение лиц, поэтому ты мог перепутать меня с кем угодно. — Илин не хотелось обсуждать Церион с этим вампиром, и, к её счастью, Виктор согласился с ней и перед тем, как сменить тему, только буркнул: «Ну да, наверно, оно так и есть».
  Вход в чащу открывал тоннель  из тонкостволых молодых деревьев, сложно переплетённых вверху зелёными, одетыми в листья ветками. Путники вступили в этот тоннель, предвкушая долгое и весьма интересное путешествие. Деревья Сумрачного леса тянулись на многие километры. Не один день сменится ночью, пока четверо минуют чащу. А пока через молодую салатовую листву тоннеля проникали лучи щедрого весеннего солнца. Не верилось, что такая светлая лучистая дорога может вести в Сумрачный лес. Пока что всё представлялось в довольно светлых красках. Почва под ногами была покрыта сплошным моховым ковром. Мягкий и пушистый, он был очень приятен даже для ног бессмертных. Раскидистые верхушки вековечных деревьев, ростущих по всей чаще и закрывающих часть тоннеля, надёжно укрывали землю от дождей. Вчерашняя непогода, казалось, обошла лес стороной. Земля была едва влажной, словно ливень не проходил здесь. Уютный тоннель вывел к могучим деревьям. Их названия были неизвестны Алики. Такой мощной корневой системы девушке ещё не доводилось видеть. Корни напоминали откормленных удавов, привалившихся отдохнуть после плотного ужина. Должно быть, этих деревьев никогда не касался топор дровосека или какой-либо другой изобретенный человеком инструмент. Тёмно-коричневые стволы уходили ввысь и растворялись в зелёном море листвы. Не было видно ни кусочка неба, и только редкие копья золотоносных лучей пронзали кроны лесных гигантов.
— Почему никто никогда не говорил про этот лес по телевизору?— не могла не удивиться Алика.
— Деревня Нели – малоизвестная деревня староверов, о ней и о лесе почти никто не знает, и почти никто сюда не заезжает,— пояснила Илин. — Сами староверы, как сказала Раиса, этого места опасаются. Нечести всякой боятся, вроде мужчин с телом змеюки или нас с тобой.
— Нас бояться нечего,— вмешался Виктор.— Вампиры нашего клана не причиняют зла людям, а вот про змеюк я никогда ничего не слышал.
— А другие вампиры?— спросила Алика. — Другие вампиры убивают людей?
Виктор только пожал плечами, а Илин, которая, по-видимому, знала значительно больше парня, объяснила:
— Запрет на человеческую кровь давно был введен Советом кланов, но в том, что он строго соблюдается, я сомневаюсь, — сказала она и, не дожидаясь, пока Алика задаст очередной вопрос, сменила тему.— Кстати, это самая тихая часть леса. Дальше живности будет побольше, уж поверьте.
  Перешагивая через змееобразные корни вековечных деревьев, перебрасываясь свободными фразами, путники постепенно узнавали друг друга. Виктор оказался довольно общительным. Постепенно Алика разговорилась и уже без стеснения задавала ему вопросы.
— Почему ты ушёл из замка, если тебе там нравилось? — спросила она, смотря то на парня, то на его немую сестру.
На этот вопрос её собеседник не торопился отвечать, последующий же его ответ привёл девушку в недоумение.
— Нам с сестрой после смерти матери было опасно там оставаться,— хмуро проговорил он.— Пришлось бежать через этот треклятый лес. Потом мы жили среди людей, и это худшее, что может случиться с вампиром, рождённым в клане: не те привычки, не те нравы. Да что там нравы – даже питаться приходилось втихаря, чтобы не спалиться. — При этих словах он улыбнулся, но сделал это совсем не весело.— Видишь ли, вампирам также трудно привыкнуть к людям, как и новообращённым к вампирам, живущим в клане.
— Я быстро адаптируюсь, вот увидишь,— заверила его Алика.
Илин, которая вслушивалась в каждое слово, хмыкнула что-то вроде «наивная девчонка», но новообращённая не придала никакого значения её словам.
— Скажи мне, каково это – быть человеком?— с неподдельным интересом спросил Виктор.
— Хм... — Девушка задумалась. Она вспомнила слова своей наставницы: «Люди, вампиры – какая разница? Суть одна». Может, Илин права и никаких кардинальных различий между ними нет, не считая, разумеется продолжительности жизни и рациона питания? И всё же она сказала:  — Это – когда времени постоянно не хватает.
— Так вот оно как! И всё? — Виктор даже нахмурился.— Я ожидал другого ответа.
—Постой,— снова вмешалась Илин. — Она не так давно приняла бессмертие. Разве она может сравнить нашу жизнь с той, которая была привычна ей?
—Ух, как ты сложно и умно говоришь!— рассмеялся Виктор.— Вот прямо чувствуется старая выдержка! Древняя кровь!
—Да какая, к чёрту, выдержка с кровью?! — Илин едва удержалась от того, чтобы сплюнуть.— Наши братья времени неподвластны.
— Тело неподвластно, а вот язык видимо костенеет. — Виктор с усмешкой изверг из себя эти слова, чем не на шутку взбесил Илин. Ну что тут поделать, никому не хочется костенеть, но будь мы хоть смертными, хоть бессмертными, на многие процессы мы повлиять не в силах.
   Милена, всё это время внимательно следившая за разговором и посматривавшая на новых спутников своими умными карими глазами, теперь казалась рассредоточенной. Её взгляд часто приковывался к земле, и длинные, хотя очень тонкие волосы закрывали часть лица. Лицо её  было худым. Впалые, как у её красавца брата, щёки ещё сильнее подчёркивали эту худобу. Кожа, как ни странно, имела тусклый желтоватый оттенок. У Илин и у Виктора лица были пусть не мраморно-бледные, но, по крайней мере, очень светлые. Такой цвет кожи выделял их среди людей. Милена же походила больше на больную человеческую девочку, нежели на дочь бессмертных. По правде сказать, Алика даже не видела её клыков. Всё это давало повод усомниться в бессмертии сестры Виктора.
—Всё в порядке?— тихо спросил брат, заметив неладное.
Милена  показала себе на горло. «Она голодна», — понял Виктор. Он попросил Илин и  Алику остановиться и внимательно оглядел местность – казалось, вокруг не было никакого живого существа, никакого жывотного, которым можно было бы поживиться.
— Нужна кровь. Я поняла,— кивнула Илин. — Моя фляга совсем опустела, но, думаю, я смогу накормить твою сестру.
Опытным взглядом она определила дерево. Что-то блестящее скользнуло между его огромными прыщавыми  корнями. Вампирша что-то выслеживала. Её проницательные глаза прищурились, а после зацепились за то, что шевелилось между корнями. Два белесых клыка торжествующе сверкнули. Быстрым движением она схватила и потрясла в воздухе небольшую змейку. Коричневая от земли, та шипела и извивалась. Шипение было громкое и противное – такое, которое просачивается до самой корки мозга. Илин по-хозяйски небрежно отряхнула извивающуюся добычу от земли. Со змеи спала грязь, и гладкая, ещё молодая кожа засияла серебристыми чешуйками. Земляная змея ещё билась в цепкой руке вампирши, пытаясь вырваться, но охотница только сильнее сжимала её поблёскивающее тельце. Выпустив вампирские когти, она быстрым движением отсекла голову шипящему гаду. Змеиная голова упала к ногам Алики, оставив кровавые капли на её обуви. Илин с наигранной скромностью протянула ещё извивающееся тельце Милене.
— Понимаю, пить кровь змеюки не особо приятное занятие, но выбирать не приходится,— пояснила она.— Держи, это хорошая кровь. Пей и не бойся.
Милена приложилась к кровоточащему змеиному тельцу. Её маленькие белые клыки жадно вонзились в плоть. «Теперь я уверенна: она – вампир»,— уяснила для себя Алика. До этой минуты у неё были сомнения, но наличие двух острых клычков во рту у девочки не оспоришь. Милена обескровила змею. Серебристая кожа лежала на земле, тускнея на глазах. Из серебристой она превратилась в грязно—серую.
 — Моя сестра устала. Ей нужен привал, — позже объявил Виктор.
Эта новость ничуть не обрадовала Илин. Недовольно закатив глаза, она всё же промолчала. Четверо выбрали местечко поприятнее и расселись, создав фигуру, отдалённо напоминающую круг. Похолодало. Троим-то ничего, а вот Милена замёрзла. Виктор разжёг костёр. Съёжившаяся девочка  приютилась у горящего пламени, вытянув свои болезненно худые ручки. 
  Рыжие языки плясали, напоминая испанских танцовщиц с их яркими, пышными юбками. Эти языки то подскакивали вверх, то, успокоившись, мерно горели, украшенные красноватой каймой. Тонкое колеблющееся марево завораживало, приковывало взгляд уставших от города путников. Запах смолы и веток смешивался, сливаясь в одно, с родным с детства запахом костра. Понимая сокровенность момента, все хронили молчание. Виктор понуро ковырял в земле палкой. Милена, не отрывавшая взгляда от огненно-рыжых языков, прижалась к брату. Илин равнодущно разглядывала рукоять своего меча, а может, и свое отражение в его уже начищенном лезвии. Алика вглядывалась в бурную, как сама жизнь, игру языков, о чём-то грустила и  о чём-то мечтала. Но как проходит дым от костра, так же быстро прошло и её мечтательное настроение. Девушка не могла долго сидеть на одном месте. Посмотрев на сестру и брата, она пришла в сильное удивление. Милена спала! Спала, как человек! Илин, поняв её недоумение, сама удивлённо пожала плечами, мол, сама ничего не понимает. Алика сделала ей знак, что отойдёт ненадолго, и скрылась за стволами вековечных деревьев. Надо заметить, к тому времени, как Милена устала, путники успели пройти достаточно большое расстояние.
 Смеркалось. До слуха доносились частые всплески воды. За длинными ветвями лесных гигантов скрывалась шумная речка. Рядом с берегом быстро сверкнула  серебристая чешуя. Ещё одна змея? И почему им не спится? Алика остановилась и вгляделась. Что-то большое пронеслось там, за ветками. Девушка сомкнула и тут же разомкнула веки.  «Нет, не может быть, чтобы меня подвело зрение». Она протиснулась между сучьев  и пробралась между поломанными ветками кустарника. Колючки бесцеремонно впивались в кожу, но она старалась не обращать внимания на мимолётную боль. На земле девушка обнаружила полосу слизи. Такой широкий след, мерзкий, он был толщенной с фонарный столб, а может, и шире. Алика, подгоняемая любопытством, пошла по следу. Долго пробираться через колючки не пришлось. Вскоре её взору предстало нечто. Ноги так и приросли к земли, глаза округлились. Она застыла, не смея пошевелить и мизинцем.
  Под скорбным светом крысившейся луны, в зарослях кустарника, закрыв лицо руками, сидело непонятное существо. Существо было мужского пола. Грудь его содрогалась от слёз. Отросшие белокурые волосы собрали  немало колючек. Растрёпанные прядки колыхал ветер, спутывая их ещё сильнее. Он был так погружён в себя, что даже не заметил девушку, пристально наблюдавшую за ним. Обнажённый торс был человеческим, свет луны озарял змеиный хвост, заменявшьй существу ноги. Чешуйки играли множеством переливов, от нежно-зелёного до тёмно-сиреневого. «Человек-змей из сказки Раисы», — поняла девушка. Он  вздымал руки, обдирал локти, губы его были искусаны. Алика хотела заглянуть ему в глаза, лучше разглядеть, скрытое волосами лицо, но приблизиться она не смела. Придя в себя после потрясения, девушка сделала неосторожный шаг назад. Ветка под ногой предательски хрустнула. Мужчина-змей резко повернул голову на звук. Его глаза не были человеческими. Змеиные, жёлтые они впивались в Алику, пробрав до глубины души. Девушка не могла отвести взгляд от жуткого существа. Полубезумные глаза нага ещё на мгновение задержались на ней, но после змей исчез, взметнув белесыми волосами и оставив за собой липкий след от хвоста. Алика какое-то время вглядывалась в темноту. Ничего не было видно, и не было слышно ни звука. Чья-то рука опустилась на плечо. Она обернулась. Позади стоял  Виктор.
— Пойдём, Илин торопит, — сказал он и исчез за стволами деревьев.
  Костёр уже догорал, хотя ветки ещё громко потрескивали, привлекая внимание, успокаивая и убаюкивая. Алые угольки неторопливо тлели, светясь в темноте. Они напоминали город в подземном царстве, в каком-то другом мире, где царит кромешная тьма и только кроваво-красные камни-самоцветы светят во мгле. Редкие струйки дыма поднимались и уходили ввысь, к кронам деревьев. Согревшаяся Милена медленно шевелила угольки палкой. Сейчас она казалась значительно младше своего возраста. Алика невольно вспомнила себя в одиннадцать – она была совсем другая.
— Ну как, ты согрелась? — спросила она девочку.
Та в ответ кивнула. И показала что-то жестами. Виктор перевёл:
— Она говорит, что ты очень красивая. А ещё она говорит, чтобы ты не переживала: даже шрам не может испортить твою красоту.
Алика лишь горько улыбнулась: «Сладкая лесть, но будь я и в правду так красива, ты бы, мой дорогой, совсем по-другому смотрел на меня»,— печально подумала она. 
Илин спешно засыпала угли землёй. От поднятой пыли Милена сильно закашлялась.
— К чему такое усердие?— спросила Алика.— Мы еле отыскали сухие ветки. Земля вокруг полусырая, пожара не будет.
— Не поэтому усердствую. Есть кое-что опаснее пожара.
—Что же? Лесные фавны, которые полуголые скачут вокруг костра?— усмехнулся Виктор.
— И фавнов порой стоит остерегаться, особенно когда их много! — отрезала опытная вампирша. — Ты мотай на ус, мотай, пригодится, — Она закончила возиться с костром и, по своей давно сложившейся привычке, уперла руки в боки, наслаждаясь видом законченной работы. — Но речь не о фавнах,— назидательно добавила вампирша.— Вставай, Милена, мы уходим,— скомандовала она и взглядом позвала за собой Алику.
В глазах Виктора блеснул недобрый огонёк.



Глава 27
Гибрид

     Фавнов на пути путники не встретили, зато они увидели много новой растительности и живности. Не вся чаща была засажена гигантскими деревьями. Были там и маленькие приземистые кустики, усеянные острыми, как иглы, колючками. Живность по мере продвижения идущих потихоньку начинала появляться. Незнакомые Алике птицы, большие, чёрные, с крупным длинным клювом, провожали четверых недобрым взглядом,  мелкие  ящерицы сновали меж могучих корней. Часто они становились добычей змей-серебрянок.
  Весь этот новый, незнакомый мир, который год назад девушка даже не смела представить, пленял своей дикой красотой. Он жил другой жизнью, далёкой от той, которую знала Алика. Девушке почти никогда не приходилось выезжать из своего маленького городка и уж точно никогда не доводилось бродить ночью в лесу, тем более – в таком.
  Чаща порядела, и перед путниками открылась небольшая прогалина. Были сумерки, и звёзды уже заиграли на небе россыпью кристально чистых самоцветов, холодных и далёких, попутчиков луны. Под ногами тоже что-то светилось, что-то живое и подвижное. Это живое неприятно пощикатало Алике голени. Девушка посмотрела вниз – ярко-зелёные, бирюзовые, сине-лиловые и пурпурные огоньки стайкой бежали между её ног.
—Это же ящерицы! – не сразу поняла девушка.— Неоновые ящерицы.
Стайка разномастных ящериц не только отличалась быстротой, но и привлекала внимание своими неонывыми цветами. В темноте они светились, как тысячи светлячков. Правда, каждая светилась своим цветом. Новые ящерицы всё прибывали и прибывали, и, в конце концов, стайка превратилась в целый отряд светоносных ящеров. Пресмыкающиеся миновали ноги Алики и стремительно побежали дальше по своим ящериным делам. Это неоновое полчище неровной полосой показывало путь к дереву. Как может догадаться читатель, дерево тожа было отнюдь не обычным. Его одинокий тёмный ствол крепким столбом воткнулся в почву прогалины. Ствол был не просто тёмным – он был чёрен, как уголь, вынутый из печи. Ящерицы, смешно семеня короткими лапками, цветным потоком взлетели по стволу невысокого дерева. Их многочисленные ряды достигли самой кроны. Эти яркие полосы заиграли зелёным, пурпурным, синим и бирюзовым на чёрном, как смоль, стволе дерева. Что касается самой кроны, листья дерева тоже светились. Светились не как молодая зелень в солнечных лучах, а как светились сами ящерицы.
— Это чё такое?— удивился Виктор, поглядывая то на Алику, то на Илин, которая, казалось, знала всё.
Но черноволосая вампирша сама ничего не понимала. Она только продолжала недоуменно смотреть на это мерцающее великолепие.
— И что мы стоим? Давайте подойдём ближе,— предложила Алика. Такая идея устроила всех.
— Какие они смешные! — сказал Виктор и схватил самую жирную, тёмно-синюю ящерицу.
Та недовольно зашипела и, укусив своего обидчика, вырвалось из рук Виктора и припустила обратно, вдогонку за  своими сородичами.
  Взрослые, в том числе и Алика, которую следует отнести скорее к взрослым, нежели к детям, насмотревшись вдоволь отошли от чудо-дерева.  Милена смотрела на ящериц, как завороженная. Дотронуться до странных существ она не решалась. Шаг за шагом девочка обошла вокруг дерева и, казалось, изучила всевозможные цвета и расцветки этих четырехлапых светличков.
— Она на тебя не похожа,— сказала Алика, обращаясь к Виктору. Ей уже давно хотелось расспросить его о Милене, но она не знала, с какой стороны подойти. К её удивлению, парень разговорился сам.
— Мать у нас одна, а вот отцы разные, — объяснил он.— Знаю, ты заметила, что в ней что-то не так. — Он кивнул в сторону сестры, которая находилась на достаточном расстоянии, чтобы не слышать, что они говорят. — Её отец был человеком. Вот почему Милена такая. Она – гибрид. Чудо, что она вообще осталась жива. Обычно гибриды рождаются мёртвыми. Природа не допускает смешения крови вампира с кровью человека. Милена – чудом выжившее дитя, жизнь которого скоро может угаснуть.—  Последние слова дались ему с болью.
Виктор казался Алике крепким весельчаком и жизнелюбом, с вечно сухими глазами, но теперь его глаза были влажными.
—Есть надежда на то, что она выживет? –спросила девушка.
— Есть, но маловероятно. Я теряюсь  в догадках и не знаю, как её вылечить.
Теперь болезненная девочка напоминала ей её саму до недавнего времени. Её, больную, нуждающуюся в помощи. Но если лекарством для неё была кровь вампира, значит, и Милену можно вылечить подобным образом.
—А разве твоя кровь не будет лекарством для неё? — спросила она у Виктора.
—Если бы всё было так просто... — Он покачал головой.— Я не знаю, почему так, но мать говорила, что кровь вампира только убьёт её.
— Но ты же будешь искать лекарство? Ты же не сдашься?
— Я понятия не имею, где его искать и есть ли такое вообще. — Он помолчал и добавил: — Но если есть шанс, я сделаю всё возможное.
  Было темно, и только зелёная крона и пёстрые ящерицы на чёрном стволе дерева побеждали ночь красками и светом. Это дерево казалось спасительным островком детства посреди тёмной чащи Сумрачного леса.



Глава 28
Необычное оружие

  Дорога, ведущая в даль – звучит романтично. Никогда не знаешь, куда она приведёт  и кого встретишь на пути. В детстве Алике казалось, что за каждым новым поворотом её обязательно ждёт какое-то приключение, но так уж получилось, что приключения каждый раз обходили её стороной. Теперь, когда она получила бессмертие и волей судьбы оказалась в Сумрачном лесу, ей просто не верилось, что всё происходит взаправду. Перемен она не боялась, но смотрела вперёд с интересом и опаской. Замок, клан, «настоящие вампиры»,— действительно есть чего опасаться и есть над чем задуматься.
   Прокладываемая путниками дорога была приятной, хотя и казалась немного однообразной. Но вскоре четверо вышли к зарослям трехметрового борщевика. Это опасное для людей растение было абсолютно безвредно для вампиров. Кожа бессмертных грубее, а потому менее ранима. Однако несмотря на безабидность этого сорнякового гиганта, пробираться через заросли было совсем не просто. За твёрдыми стеблями, щедро увешанными листьями, почти не мелькали просветы. Можно считать, что путники пробирались вслепую. Виктор шёл впереди. Одной рукой он отстранял преграждавшую ему путь растительность, другой крепко  сжимал кисть младшей сестры. Алика старалась не отставать и, в свою очередь, бойко расталкивала преграждающие ей путь белоголовые сорняки. Легче всех справлялась Илин. Сжимая в своей руке рукоять меча, она ловко и беспощадно рубила живую преграду. Белые головы борщевика косились то направо, то налево, огромные сочно-зелёные листья кусочками разлетались в стороны. Обойти обрубки стеблей не составляло никакого труда, и женщина с неторопливой лёгкостью продвигалась, разглядывая спины впереди идущих. Разумнее всего было пропустить её вперёд. Вооружённая мечом, она бы сильно облегчила путь остальным. Но, видимо, эта мысль попросту никому не пришла в голову.
   Редкие просветы стали проглядываться всё чаще и чаще. Спустя некоторое время путники оставили за спиной белоголовую армию гигантских сорняков. Объятия зеленолапого борщевика сменились чарующей прохладой, веющей от лесной речки. Устав от получасовой борьбы с вездесущим растением, четверо с наслаждением слушали громкое, но в то же время по-своему мелодичное пение  реки. За толстыми стволами деревьев воды не было видно, но острое обоняние вампира распозновало запахи сырых камней, глины и небогатой подводной растительности.
  Усталость бессмертного  быстро проходит, и уже совсем скоро Аликой овладело другое настроение. Она шла рядом с Виктором, ловя его редкие взгляды, будоражащие и в то же время согревающие. С того момента, как она решилась стать вампиром, с ней происходили только физические изменения. Что касается её внутренней составляющей, она осталась прежней. Даже обретя бессмертие, Алика продолжала быть шестнадцатилетней девочкой – влюбчивой, мечтательной и пытливой.
— Дальше нам придётся плыть через реку,— невесело объявила Илин.
Судя по недовольным лицам её попутчиков, эта идея их совсем не прельщала.
    Трава, охлаждённая редкими крупицами росы, ласкала оголённые щиколотки. Неутомимая река, скрытая от взглядов путников стволами  вековечных деревьев, звонко журчала в отдалении. Четверо пошли на шум журчащего течения. Зеленоватая, но не мутная река тянулась вдоль берега  и скрывалась далеко за поворотом. Илин быстрым взглядом охватила воду — опытному пловцу хватит  около двадцати минут, чтобы  переплыть реку. Затем она перевела взгляд на Милену. «И намучимся же мы с этой девчонкой!» — мрачно подумала она.  Девочка стояла спокойно, хотя нижняя её губа едва заметно поддёргивалась.
— Мы можем попробовать обойти реку, — предложил Виктор.
Илин смерила его недобрым взглядом.
— Ты о чём, парень? Тащиться в обход в неизвестном направлении чёрт знает куда? Мне порядком надоело сидеть на диете из змеиной крови. Ты как  хочешь, но мы с Аликой переплывём реку.
— Мы переплывём, а ты сможешь переправить сестру на спине,— предложила Алика.
Виктор пожал плечами, но всё же, за неимением другого варианта, согласился. Идея плутать по лесу без провожатого ему совсем не улыбалась.                Алика первая подошла к воде. Погружаться в воду совсем не хотелось, но ей было не впервой. Не желая тянуть время, девушка погрузилась в воду по пояс и нырнула. Под водой плыть было легче — поток чувствовался не так сильно. Однако за воздухом всё же приходилось всплывать на поверхность. Девушка несколько раз оглядывалась назад, посмотреть, плывёт ли за ней Виктор с Миленой, но всплески воды застилали глаза, она так ничего и не разглядела. Хуже всего было то, что Алика потеряла курс. Проплывя половину пути, она уже не знала, куда плыть, и двигалась, опираясь только на свою интуицию.
   Долгожданная почва под ногами была для Алики, как глоток свежего воздуха. Алика выбралась на берег и присела у берега, переводя дух. Даже вампирам бывает свойственна усталость. Комочки земли под ногтями ещё никогда не казались такими родными и приятными. Оглядевшись, девушка поняла, что поток отнёс её в сторону. Ни Илин, ни Виктора с Миленой не было видно. Стоя на берегу, она тщетно пыталась собраться с мыслями. Обоняние обострилось,  чувство голода затуманивало разум. Теперь ею руководил животный инстинкт, чувство неутолённого голода. Зрачки сузились, как у дикой кошки, выбирающейся на охоту,  ноздри сделались шире. Запахи травы, деревьев и рыбы отошли на второй план. Кровь быстро пульсировала. В нос било много незнакомых запахов – запахов леса и его обитателей. Над головой пронеслась птица с мощными рыжевато-коричневыми  крыльями. Пестрокрылая уселась на верхушке дерева.  Её глаза  цвета янтаря застыли на Алике. От птицы  пахло кровью и мелкими грызунами. Крючковатый клюв сжимал шкурку какого-то мелкого зверька. Кровь капала  на землю. Птица одарила Алику прощальным взглядом, вспорхнула и улетела.
  Чёрно-белая мордочка промелькнула и скрылась в чаще. Это был енот. Алика не сразу распознала зверька. Ноги сами сорвались с места. Казалось, зверьку не убежать, однако ловкий  енот успел юркнуть  в нору, под корни старого дуба. Охотница каким-то образом  протиснулась следом за ним. И куда только не полезешь с голодухи! Пришлось немного проползти. Острые корни и сучья нещадно царапали кожу. Одна ветка была близка к тому, чтобы проткнуть девушке глаз. «Что будет, если мой глаз вытечет? Образуется ли на его месте новый?» —  промелькнуло у Алики в голове. Протискиваясь в неширокой норе, она упорно отгоняла от себя такие мысли.
  Всем мучениям рано или поздно приходит конец,  вот и Алика, наконец, рухнула на каменную плиту. Вокруг было достаточно много свободного пространства. Камень пробивали мощные вездесущие корни. Очухавшись, девушка поняла, что никакими енотами здесь и не пахнет.  «Что за навождение?» – Она полезла в нору, а оказалась в каком-то подземном  помещении. Вода капала в сосуд, отдалённо напоминающий небольшую ванну. Незадачливая охотница, отряхиваясь от земли, неспешно подошла к ней. Она заглянула в гладь воды, на удивление чистую, почти прозрачную. На неё смотрела взъерошенная девушка с обезумевшими  от голода глазами, исцарапанная, с красными полосами на лице. «Неужели это я?» Молчаливый вопрос не требовал ответа, но журчащий голос произнёс: «Это ты. Видишь, какой ты стала. Отдала душу за бессмертие». Алика откинулась от воды, огляделась, но никого не увидела. «Не бойся, ты не сошла с ума,— снова прозвучал голос — Ты просто выбрала не тот путь».
— Покажись,— не в силах скрыть дрожь в голосе, потребовала Алика.
Ответа не последовало.
— Зачем вы скрываетесь? Вы что, сами боитесь меня? — спросила девушка и ещё внимательнее вгляделась в воду, чуть не свалившись при этом  в подземную ванну.
Раздался смех.
— Я не там,— прозвучал за спиной тот же мистический голос.
Алика обернулась. Женщина в платье из кореньев и трав, с длинными зелёными волосами в косах, уложенных  вокруг головы, медленно двигалась ей навстречу. Она была совсем не высокого роста, едва доставала Алике до плеча. Вспорхнув, будто у неё были крылья, незнакомка приземлилась  на близлежащий  валун и, посмотрев на девушку сверху вниз, заговорила:
— Ты  сделала неправильный выбор, девочка. Ты продлила свою жизнь, но погубила душу. Вампиры прокляты, и теперь ты проклята вместе с ними,— добавила зеленовласая незнакомка.
Алика нахмурилась: мысль о том, что она погубила свою душу, казалась ей абсурдной. С момента своего обращения она не причинила зла ни одному человеку.
— Скажите мне сначала, кто вы. Я хочу знать, с кем говорю,— обратилась она к незнакомке.
— Слушай  меня внимательно. — Незнакомка говрила монотонно и вместе с тем певуче. — Я – дриада. Как и мои сёстры, я нахожусь в непримиримой вражде с вампирами, с тех пор как ваша чародейка Тритания захватила наш лес и вытеснила нас на периферию.
—Зачем вы говорите это мне? Я такой же вампир, как и другие, — не понимала Алика.
— Нет! — провозгласила  дриада.— Ты отличаешься. В тебе ещё есть крупица человеческой души.
— Крупица?! Души?! – возмутилась Алика.— Ну, знаете ли, я вам не верю!
Дриада, должно быть, не захотела утруждать себя ответом. Быстрым движением она вынула из косы острую металлическую заколку.
Алике на мгновение показалось, что обитательница леса хочет убить её. Однако дриада протянула  заколку ей.
— Возьми и спрячь,— повелительным голосом сказала  лесная нимфа.
Растерявшись, девушка не знала, как себя вести, и машинально приняла вещицу. Острая, как лезвие ножа, заколка  достигала в длину сантиметров десять не меньше.
—Зачем вы дали мне это?— Алика не знала, что и думать.
— Это оружие, — пояснила хранительница леса.— Когда-нибудь  ты столкнёшься с нашим общим врагом, и к тому времени ты должна быть вооружена. Вампир не умрёт от ран, но, проткнув висок, можно его обезопасить.
Алика всё равно ничего не понимала, но, решив, что оружие ей не помешает, спрятала заколку в карман.
— А теперь иди, девочка. Ты ещё вспомнишь меня,— сказала лесная нимфа и указала Алике на тот подземный ход, через который неудачливая охотница проникла сюда.
   Выбраться из норы оказалось сложнее, чем попасть внутрь. Алика упорно карабкалась, прокладывая локтями путь внутри узкого тоннеля, и только спустя четверть часа, перепачканная в земле и глине, оказалась на поверхности. Дриада уже казалась нечётким бредовым видением.
  Грязная и голодная, девушка вышла к реке. Первой её увидел Виктор. Он замахал  рукой и окликнул её. Почему-то этот  незамысловатый жест очень  обрадовал её. Забыв о свои недавних приключениях, девушка быстро побежала к своим.
—И как тебя уграздило так перепачкаться?— спросил парень, не зная, как реагировать –  смеяться или же беспокоиться.
Алика наплела что-то невнятное о том, как она охотилась на енота, а тот юркнул в нору, и она не преминула броситься за ним, но о лесной нимфе она не сказала ни слова. Виктор посмеялся, а Илин  только развела руками, хотя новость о том, что теперь им будет чем поживиться, кроме змей-серебрянок, её очень обрадовала.


Глава 29
Привычка старой вампирши

   Милене постоянно требовался привал. Организм гибридов людей и вампиров с самого рождеия начинает  стремительно угасать. Девочка день ото дня становилась слабее. Часто она шла, понуро глядя себе под ноги, иногда говорила с братом на языке жестов. Алика тоже пыталась наладить с ней контакт – конечно, не без помощи Виктора, который охотно брал на себя роль переводчика. Так понемногу девушка стала сближаться с этим несчастным ребёнком. Милена оказалсь не такой замкнутой, какой казалась на первый взгляд. Девочка охотно рассказывала о своём детстве под присмотром брата. Только подумать, когда Милена была маленькой, Виктор ещё не вышел из подрасткового возраста! Молодой вампир был ей и братом, и отцом, и, быть может, матерью. Большую часть жизни они прожили в посёлке, в каком-то заброшенном полусгнившем доме. По ночам Виктор уходил в лес на охоту и, к счастью, почти всегда возращался с добычей. Поначалу они старались как можно реже показываться на глаза  людям, но освоившись, в чужом для них мире, они стали тяготиться одиночеством. Милена стала тянуться к сверстникам, несмотря на то, что те её отвергали. Виктор принялся промышлять воровством. В едё не было никакой необходимости, но ростущие дети постоянно нуждались в новой одежде. Воровство было одним из способов социализации. Не воруй Виктор новую одежду, сверстники бы его не приняли. Поношанная одежда – это ещё ничего, но бессменные лохмотья быстро отпугивают, особенно подростков.
  Алика не судила Виктора за его воровское детство. В отличие от Илин он воровал только до того, как повзрослел и смог зарабатывать. К тому же парень ей нравился, а это обстоятельство накладывало пелену на глаза девушки. Во время привалов они сидели рядом. Один раз Виктор даже обнял её. Алика немного стушевалась, но ей было приятно. Это был первый раз, когда её обнял парень. Мимолётом она окинула взглядом Илин и Милену. Девочка-гибрид, казалось, не придала этому никагого внимания, а Илин встретила такое поведение снисходительной ухмылкой. Позже эта ухмылка так и не давала Алике покоя.
  Когда Милена заснула, а вернее сказать, ворочалась в полудрёме, Виктор стал очень настойчиво прижимать к себе Алику. Илин, сидевшая напротив пары, насмешливо хмыкнула, поднялась и ушла. Двое только обрадовались её уходу, но всё же Алика не могла ни задаться вопросом: что же значила эта ухмылка? Она всей душой хотела остаться с ним, нежно обнять его шею  руками, поцеловать, но…всё же она отвела его руки и пошла за Илин.
  Она быстро заметила среди гигантских деревьев одинокий  силуэт женщины. Сейчас Илин казалась хрупкой и уязвимой. На этот раз в ней было больше женского, чем обычно, и эта женственность делала её удивительно не похожей на ту Илин, которую знала Алика. Пальцы вампирши были крепко переплетены, а тонкие губы плотно смыкались в кривой ухмылке. За восковой маской трудно было прочесть настоящие эмоции, однако Алика прочла. Илин казалась отстранённой, и в то же время Алика понимала, что Илин нуждается в её помощи. Только сейчас девушка осознала, как она успела привязаться к этой странной женщине. Она хотела спросить про ухмылку, но почему то начала не с того.
—Илин, скажи, тебе одиноко?
Вампирша не смотрела на неё. Восковое лицо снова приняло прежнее состояние.
—Я не хочу отвечать,— только и услышала в ответ Алика.
Алике хотелось подойти ближе, положить руку на плечо той, которую она раньше считала своей наставницей, но она только  тихо развернулась и зашагала вназад.
—Подожди, — негромко окликнула её вампирша.
Алика тут же обернулась.
— Если бы ты только могла представить, какая у  меня дыра внутри, как будто  черви насквозь проели, — глухо произнесла женщина.
Девушка снова подошла к ней.
— Дыру можно заштопать,— сказала она как можно мягче.
— Штопай не штопай, а швы всё равно порвутся.
Алика не знала, что ответить. Ей не хотелось мириться с таким положением дел. Принять слова Илин на веру – значит, сложить руки и безвольно плыть по течению.
—Я надеюсь, что это не так,— только и смогла сказат Алика.
Илин как то по-человечески уныло вздохнула и затянула свою вечную философию:
— Вампиры живут дольше людей, но суть у тех и у других одна. Алика, ты уже встала на путь разочарования. Пусть ты упорно сопротивляешься, но, в конечном счёте,  ты придёшь к тому же, к чему пришла и я…— Илин хотела развить эту тему,  но Алике стало ясно, что она не услышит ничего нового.
—Зачем ты мне всё это говоришь?— спросила девушка,— Если жизнь так безрадостна и ты её ни во что не ценишь, почему не хочешь подвести конечный итог? — Она разгорячилась и заговорила отрывисто: — Если ты трусишь… допустим… то зачем мучишь меня? Или это просто привычка старшего поколения разуверять молодёжь…  отбирать последнюю надежду на светлое будущее? Я не строю воздушных замков, но терять надежду я не хочу. Грош цена твоим наставлениям, если их цель – свести меня к апатии.
—Не горячись, девочка. – Уголок рта вампирши подпрыгнул как никогда высоко. — Я лишь высказала своё мнение. Ты сама начала этот разговор.


Глава 30
Лукас
 
  Смеркалось.  Лунное свечение просачивалась через зелень и скользило по лицам путников, придавая живым схожесть с восковыми фигурами. Милена всё ещё неспокойно ворочалась в полудрёме. Илин, окинув больную девочку недовольным взглядом, отправилась на ночную охоту. Двое остались наедине. Алика ждала и боялась этого момента. Как долго она ждала, когда он возьмёт её за руку, заглянет в глаза и затем поцелует. В её воображении всё происходило очень долго, растянуто. Наяву всё было бстрее и проще.
   Виктор обнял её и прижал к себе. Пытаясь поймать крупицы призрачного счастья, она инстинктивно потянулась к нему. Желая получить хоть немного любви, пусть иллюзорной, но такой долгожданной, она потянулась к его губам. Ощущение оказалось снова не таким, как она себе представляла, но почему-то её это не слишком огорчило. Девушка утешала себя тем, что, по крайней мере, она узнала что-то новое. В компаниях ей часто доводилось наблюдать, как два абсолютно чужих  человека льнут друг к другу только  для того, чтобы  почувствовать себя кому-то нужными, пусть и ненадолго. Она догадывалась, что Виктор обнимал её по той же причине. По той же причине тянулась и она к нему. Он не был слишком развязным. Его рука лежала на её талии и не опускалась ниже. В прикосновениях чувствовалась опытность и уверенность, и ей это нравилось. Гибкие  пальцы всегда  стремились закрыть прядью волос шрам, который не мог не бросаться в глаза. Это приземляло. Если бы не этот несознательный  жест Алика почти поверила бы в то, что она действительно ему нравится. Как жаль! А ведь она почувствовала себя почти счастливой.
  Их уединение прервал шелест листвы. Илин вернулась с охоты. Оказалось, что они просидели так довольно долго. Нужно было подкрепиться, и трое живо сосредоточились у тела оленёнка. Но крови детёныша на всех не хватило. Виктор оставил добычу и пошёл искать пропитание для себя.
— Почему дриады ненавидят вампиров?— утолив жажду, полюбопытствовала Алика.
—Хм... — Илин оторвала взгляд от детёныша оленя,— откуда ты это знаешь?
—Раиса рассказала, — быстро нашлась девушка. Рассказывать о встрече с лесной нимфой ей совсем не хотелось.
Илин, по-видимому удовлетворилась таким ответом.
— Когда-то в замке Церион, — начала она рассказ ,— жила вампирша, занимавшаяся чёрной магией. Её звали Тритания. Никогда я не видела никого честолюбивеe её.  Тритания хотела свергнуть главу клана и занять  его место, но все её планы рухнули, когда была схвачена её сестра- сообщница. Сестра рассказала обо  всех планах чародейки. Тританию обвинили в предательстве, но ловкая чародейка всё же успела сбежать из замка и скрыться  в сумрачном лесу. Верховная дриада согласилась принять беглянку только с тем условием, что она не будет практиковать чёрную магию. Но Тритания не желала принимать ничьи условия. Она сокрушила дриад, и лесные обитательницы были вынуждены переместиться на окраину леса, ближе к миру людей.
— А  Тритания? Где она сейчас? Тоже в чаще?
— Это мне неизвестно,— сказала Илин ковыряясь палкой в тушке оленёнка.
—Дриады в любом случае не должны были соглашаться пускать ведьму в лес.
—У каждого своя правда в этой жизни. У дриад своя, и у Тритании тоже, — изрекла черноволосая вампирша.
— Да что ты заладила, как старая бабка: «У каждого своя правда», « В этой жизни»?  Что за слова? Я тебя не понимаю…
—Алика,мы с тобой не знаем историю Тритании. Кто знает, может, она со своей стороны права.
— Нет, я не согласна. Она посягнула  на чужое, она заставила дриад прятаться в их  собственном лесу. Ведьма, как ни крути, виновата.
Илин растянула губы в своей извечной кривой улыбке и только пожала плечами.
— Годы учат снисходительности,—  с горечью выдавила она.
—Может быть, спорить не буду. — Над последними словами Илин Алика не могла не задуматься.
Алике, и правда, не хотелось спорить. В Илин она хотела видеть прежде всего подругу, а не оппонентку.
— А вот и Милена проснулась,— прибавила она, желая сменить тему.
— Ну, проснулась, значит, дождёмся возвращения Виктора и пойдём дальше, — почти радостно заключила Илин.
— Мы уже не один день плутаем в лесу, когда же он закончится? — Виктор, будто услышал, что Милена проснулась, и не преминул вернуться с добычей на спине.
—Такой же вопрос я могу задать и тебе,— строго заметила Илин.— Кажется, ты идёшь этим лесом тоже не первый раз.
— Хм... ну, значит, я был тогда слишком юн, чтобы запомнить дорогу.
— Нам идти ещё около четырёх суток... — неуверенно произнесла женщина.
— Как долго! — воскликнул Виктор.
Алика удивлённо посмотрела на Илин.
— Да,  Алика, чаща ещё больше, чем ты думаешь. Это чаща, а не просто лесок в сельской местности. Придётся поплутать, другого выхода нет.
Уталив жажду, четверо не стали оттягивать время и продолжили путь.
  Обычно дорога  в начале пути увлекает. Кажется, что ландшафт никогда не наскучит, а спутники будут всегда хорошими собеседниками. Но стоит только немного пройти, чтобы однообразный пейзаж успел приесться, спутники из интересных собеседников сделались занудами, и общение с ними приелось. Однако скучать путникам пришлось недолго. Внезапно раздавшийся мужской крик заставил всех прислушаться. Крик то и дело перебивал звериный рык, очень напоминающий львиный. Виктор сорвался с места и пулей помчался  на шум.  Остальные вскоре последовали за ним. Крупный  зверь, напоминающий облысевшего льва,  угрожающе рычал. Одной лапой он сдавил грудь еле живому от страха существу. Существу?— именно это слово всплыло в головах у путников при виде нага. Мужчина-змей бился на исходе своих сил, но мощная лапа хищника не давала ему сдвинуться с места. В крупных глазах нага читалась кроткая мольба о помоши.
 Виктор не стал долго мешкать. Выпустив острые, как ножи, когти, он нанёс зверю удар. Животное убрало лапу с груди своей жертвы и с истошным рыком отступилось от нага. Но шкура зверя была прочнее, чем казалась на первый взгляд, и одного удара  было недостаточно. Виктор клыками прорвал кожу у самой шеи животного. Струи крови окропили землю, расправив перепончатые крылья, зверь поднялся над самой головой вампира и, не тронув его, скрылся за листвой вековечных деревьев.
  Человек-змей ещё долго не мог отойти от случившегося. Ранен он был не тяжело, но страх может задеть очень глубоко. На теле бедолаги было только несколько царапин в районе груди, по щеке стекала  кровавая струя. Алика села рядом с раненым.
—Лукас,— промолвила она, протянув руку, чтобы помочь ему подняться.
Он неожиданно резко схватил её за запястье и стал разглядывать  кисть. Алика в удивление отдёрнула руку. Наг тоже смутился.
— Прости, — протянул он и поднялся сам.
Он был высок, выше Виктора. Кольца на его хвосте светились в полумраке. Кольца гипнотизировали, завораживали. Но Алика смотрела только на его лицо. Странно, но оно казалось таким кротким и добрым, как у ангела. Ни ядовитых глаз, ни длинного змеиного языка. И неужели он убил своего брата? Неужели он мог кого—то убить? Алика недоумевала.
—Извини,  я напугал тебя?— шёпотом протянул он.
— Мне ли бояться? — Алика сверкнула двумя острыми клыками.
К ней подошла Илин и  положила руку на плечо девушки. С опаской и недоверием вампирша поглядывала на странное существо из легенды.
—Умойся лучше, — грубо сказала она.— Здесь неподалёку есть родник.
Мужчина-змей едва заметно кивнул головой. Было понятно: противоречить Илин и вообще кому бы то ни было у него не было никакого желания.
  — Как я могу вас отблагодарить? — позже спросил наг, вытирая кровь с лица.
  — Мы немного заплутали, не уверены, что идём в правильном направлении, — ни с того ни с сего высказался Виктор.
На такое замечание Илин только недовольно фыркнула.
—Будьте спокойны, я знаю этот лес, как кольца на своём хвосте,— заверил Лукас.— Вы же направляетесь в замок, ведь так?
— В замок, больше некуда,— ответила Илин.
Наг обмывал свои царапиныи, изредка поглядывая на Алику. В его взгляде было что-то, что внушало доверие. Лицо казалось совсем человеческим, в нём не было ничего змеиного, не считая только бледной кожи с чересчур выступающей венозной сеткой. Руки медленно скользили по бледно-мраморному телу. Казалось, он специально  медлил, будто выжидал чего-то.
—  Я покажу дорогу, следуйте за мной,— произнёс он, закончив промывать порезы.
 Дорога вела к холмам. Чем дальше путники продвигались, тем плотнее сгущался туман. По склизкому следу змея  идти было неприятно, но всё же это было лучше, чем прокладывать дорогу самостоятельно. К тому же чаща была непредсказуема и опасна даже для вампира. Шли молча, так как то, что было веобходимо  сказать, было уже сказано. Несмотря на это, Алика с удовольствием побеседовала бы с Илин или  Виктором, но первая далеко не всегда была словоохотлива, а со вторым она не знала, о чём говорить. Девушка  держалась подле немой Милены –  девочки с робким взглядом и добродушной улыбкой, которая, увы, не могла ей ответить.


Глава 31
Мысли

  Несмотря ни на что, Алика чувствовала себя почти счастливой и сама не понимала, почему. В последнее время события стремительно сменяли друг друга. Девушка всегда хотела, чтобы жизнь бурлила и бежала вперёд нескончаемым потоком,  пусть даже в этом потоке будет сложно разобрать, где есть опасность напороться на  подводные камни, а  где следует сделать поворот. Одной из самых  неприятных  вещей в жизни девушка считала однообразие. Одна и та же обстановка, одно и то же место – всё это только  тяготило её. Трудно назвать судьбу обращённых счастливой, глупо радоваться обществу Илин. Для кого-то подобное стечение обстоятельств могло бы стать жестоким испытанием. Для кого-то, но не для Алики. Для тех, кто готов предпочесть стабильности приключения, для тех, кто любит рисковать, не беда и сомнительные попутчики, и нелепые предсказания и даже шрам на лице. Подводя итог, Алика сделала вывод, что её печали всего лишь маленькие пятнышки на большом полотне  жизни. Её чувства, которые не могут выйти наружу, недопонимание и неопределённость – это проблемы, с которыми сталкивается каждый, только в большей или в меньшей степени. Но не каждый ведёт себя с достоинством: одни жалуются и клянут судьбу за несправедливость, другие, устав биться в оковах собственных сил, мстят жизни и окружающим. Алика выбрала другой путь: она решила идти с высоко поднятой головой, она выбрала путь бойца, бойца за своё счастье.
   На рассвете зелень отливала изумрудным блеском. Девушка вспомнила, как она гостила у Сони на даче. Деревья тогда были тоже насыщенно-изумрудными. Девочки  вышли в поле, молодая травка приятно щекотала пятки. «Соня, скажи, если бы я попала в беду, в серьёзную беду... ну, в смысле, если бы я не просто домашку не успела сделать, а если бы мне угрожала реальная опасность, ты бы мне помогла?» — «Конечно», —прозвучал ответ. Тогда им было лет по семь,  а может, по восемь. Ещё в тот день что-то произошло. Алика  точно не могла вспомнить что, но это что-то сейчас было очень важно для неё. Было ли это предсказанием или же просто сном, сейчас  она могла только догадываться. Прозвучали следующие слова: «Ты  всегда в поисках, а значит, ешь и не можешь насытиться. Ты неугомонная, а значит, только в смерти обретёшь покой». Алика не запомнила в точности эти слова, они крутились в её голове в виде обрывков фраз, но смысл она пронесла через годы. Она терялась в догадках, так как представить себе не могла, кто мог бы ей в тот день сказать такое. Не хотелось думать, что всё это ей просто приснилось.
  Алика посмотрела на Илин, на  её плотно сомкнутые губы, высокий аристократичный лоб, и ещё раз подивилась неестественной молодости её лица.  Да, теперь она её семья, её сестра, мать и подруга. Больше она никому не нужна. Только вот почему Илин выбрала именно её? Между ней и вампиршей из замка всегда была определённая дистанция, а в глазах старой женщины поблёскивали  кусочки льда. Алика не знала точного ответа. Она предполагала, что причиной всему её болезнь. «Пред страхом смерти  можно подписаться на что угодно,— думала девушка.— Видимо, Илин рассуждала именно так, когда решила предложить мне бессмертие».  В голове у Алики крутилось множество вопросов, на которые, увы, она не знала и не могла знать ответ.
  Дриада считает, что она продала душу, но ведь это совсем не так. Алика верила: душа осталась при ней. Куда она могла деться? Людей она не убивала, а значит, и вины на ней нет. Другое дело, что она связалась с Илин. За вампиршей не один грех, Алика и это понимала, но надеялась на то, что та раскаялась. К тому же, разве можно упрекать Алику в её выборе? Разве могла она ждать, пока пламя её жизни поблекнет настолько, что она не сможет даже ходить, а потом и вовсе умрёт? Бессмертие было единственным спасением, а бессмертие она могла получить только через кровь Илин. Пусть и с опаской, ей пришлось довериться древней вампирше.


Глава 32
Враг или друг?

   Извилистые тропки, напоминающие длинных змеек, повсюду лесные холмы вдоль и поперёк.  Переплетающиеся, словно девичьи косы, они запутали и погубили ни одного путника.
— Эти места я называю «Холмы сверни шею», — изрёк Лукас.— Без меня бы вы вряд ли смогли бы их пройти. Свернёшь не на ту дорогу— рискуешь провалиться в тягучую глину или скатиться кубарем с холма.
—Мы уже это проходили,— недовольно хмыкнула Илин.— Я спокойно прошла через эти холмы и никаких тягучих глин не видела.
—Я только предупредил,— полушёпотом вставил Лукас. У нага вообще была привычка говорить шёпотом.
Он стал ползти быстрее, и вскоре его силуэт  и вовсе  пропал в тумане.  Перспектива искать дорогу на ощупь никого не привлекала. Вампиры хорошо видят в темноте, но не сквозь туман. Сейчас такой проводник, как наг, был просто необходим. Только он мог разобрать дорогу без помощи глаз. Милена, боясь потеряться, схватилась за руку брата, тот зачем-то принялся понапрасну озираться по сторонам – туман был непроницаем.
— Тьфу ты! Как бельма на глазах! — выругался и сплюнул Виктор.— И где же наш проводник? Ау!
— Не смей так шутить! Возвращайся обратно! —  крикнула Илин Лукасу.
Наг вернулся.
— Не вздумай так делать в следующий раз, — повелительным тоном сказала Илин. — Глаза вампира зорки, но сквозь туман мы не видим.
— Простите. — К голосу Лукаса примешалось едва слышимое шипение. — Я не хотел вас пугать, не отставайте.
  В целом  Лукас  казался доброжелательным. В спокойном состоянии его лицо напоминало профиль античной скульптуры, в движении же оно было встревожено и  иногда искажалось  судорогами. Илин относилась к нагу с осторожностью, Милена побаивалась его. Что каалось Виктора и Алики, они относились к своему провожатому весьма дружелюбно.
  Когда Милене понадобился отдых, Лукас  предложил остановиться почти у самой вершины холма. Алику тяготило долгое пребывание на одном месте. Ноги, как всегда, сами увели её в сторону. Туман понемногу рассеивался, проступали неясные очертания соседних холмов-великанов. Остроносые златопёрые птицы размером с орла кружили над их вершинами. Играя друг с другом, они постоянно перекликались. Их хохолки цвета бронзы блестели и переливались. Во взмахах крыльев чувствовалась мощь и уверенность. Птицам чащи не были страшны ни ливни, ни грозы. Они не знали ни охотничьего ружья, ни ловушек браконьеров. Одна птица пролетела над головой Алики. Сама не ожидая от себя такой прыти, девушка успела вырвать  золотистое перо. В её руках золотистый оттенок исчез, и на смену ему пришёл огненно-красный. Заметив пропажу, птица каркнула и стрелой бросилась обратно. «И сдалось ей это перо?» — подумала Алика.  Но, видимо, пернатая была иного мнения. Совершив резкий поворот в воздухе, она обрушила на  девушку удары своих тяжёлых крыльев.  Казалось, что каждое перо покрыто свинцом – настолько тяжелы были удары. Обескураженная Алика успела тысячу и один раз пожалеть о своей наглой выходке.  Разъярённая птица не останавливалась и так и целилась клюнуть обидчицу в висок. Неизвестно, каким образом девушка отделалась  бы от неумолимой мстительницы, если бы мощные когти, повисшие в воздухе, не отбросили златопёрую прочь. 
  Взмахнув перепончатыми крыльями, зверь опустился наземь подле Алики. У него были кошачьи усы и совсем не хищные  кошачьи  глаза. Это был тот самый зверь, что грозил смертью нагу.  На шее запеклась кровь от ещё не заживших ран, на серой шкуре виднелись кровавые царапины. Зверь качнул  мощной головой, лишённой  гривы, и властно ударил лапой по земле. Этот жест заставил Алику встряхнуться. Кто-кто, а зверь на полторы  головы выше  обычного льва способен внушить страх даже вампиру. Животное обнюхало девушку. Его усы, колкие и длинные, щекотали лицо. Вальяжной, деловитой походкой зверь обошёл вокруг и, убедившись в том, что Алика не представляет для него никакой опасности, сел подле неё. Его розовато-серая шкура без единого волоска напоминала кожу кошек породы сфинкс, только была менее морщинистой и иногда даже поблёскивала. Влажные разумные глаза цвета светлого каштана внимательно изучали новую знакомую. Не зная, чего можно ожидать от хищника, Алика попыталась было уйти, но её спаситель  мощной лапой преградил ей путь. С уходом пришлось повременить. Алика стояла напротив зверя. На одном из его когтей красовалось огненное перо сказочной птицы. Оно дёргалось и дрожало, готовясь сменить цвет. Из огненно-красного оно стало пурпурным. Удивительное превращение! Зверь топнул лапой, желая стряхнуть бесполезную вещицу. Перо, подгоняемое ветром, полетело прочь с холма, Алика видела, как  оно посинело, а после стало медленно растворяться в воздухе.
— Я могу идти?— тихо спросила она.
Крылатый зверь внимательно наблюдал за ней.
Она сделала шаг в сторону, но зверь  издал тихий рык и положил лапу на плечо девушки. Лапа оказалась ещё тяжелее, чем можно было  представить. Под её тяжестью прогнулась спина. Зверь смотрел пристально, не отводя глаз. В голову Алики закралась неожиданная мысль. Она пошарила по карманам и вынула медальон – тот самый, с изображением морды животного, напоминающего льва без гривы и шерсти. Зверь отреагировал на эту, казалось бы, ничего не значащую вещицу. Он убрал лапу с плеча девушки и лизнул её в щёку своим огромным шершавым языком. Алика вытянула вперёд руку с медальоном. Зверь покорно растянулся у её ног. Сама до конца не понимая что происходит, девушка залезла на спину хищника. Зверь расправил могучие крылья, напоминающие два огромных серо-розовых паруса, сделал пару взмахов и поднялся над землёй. С высоты птичьего полёта Алика смотрела на обширный лес, прстирающийся на многие километры, на холм, на котором она оставила своих спутников, на стайки птиц, пролетающие под нею. Нужно сказать, что Илин и остальные не могли видеть этого полёта – туман не давал им такой возможности.
  Когда зверь отлетел от холма достаточно далеко, Алика приказала ему повернуть обратно. Хищник послушался и, совершив плавный разворот в воздухе, полетел назад. Опустив всадницу на твёрдую почву, он сел рядом с ней, будто выжидая чего-то. Одно Алика поняла точно: теперь он будет подчиняться ей – по крайней  мере, пока она хозяйка медальона.
—Алика,— послышался из тумана знакомый голос; это была Илин. — Нам пора, мы уходим.
Девушка на прощание почесала хищника за ухом и дала ему команду улететь.


Глава 33
Отголосок прошлого

  Цепочка холмов  сменилась могучими вековыми деревьями. Покрытая моховым ковром земля была желанна и как никогда приятна для ног. Гордая одинокая луна пришла на смену солнцу. Ночь, словно мягкое одеяло, укутывала Илин. Ей были не по вкусу пёстрые краски дня, жаркие лучи солнца и многогранность звуков, отдающихся шумом в её голове. Ночь нравилась ей  тишиной, только изредка нарушаемой голосами птиц или стрекотом кузнечиков. Свет ночного светила, спокойный и ненавязчивый, окутывал и наполнял. Илин будто сливалась с природой, с  прохладой  и скорбным светом луны. В эти часы единения с самой собой она иногда любила понаблюдать за своими попутчиками.
  Она следила за Аликй. Обрывки фраз, которыми новообращённая пыалась привлечь Виктора, её нежные взгляды казались опытной женщине нелепыми и смешными. Илин невольно вспомнила себя в этом возрасте. Старая вампирша с удивлением обнаружила, что и она была когда-то такой же влюбчивой и смотрела на Блейза точно так же, как сейчас Алика смотрит  на Виктора. Не задерживаясь на этом воспоминании, она вспомнила и другого. Он встретился ей, когда Трейстен уже обратил её. Это был красивый высокий мужчина, баловень судьбы и пустой, как пробка. Их отношения закончились так же быстро, как и начались, однако эта связь не прошла бесследно: Илин забеременела. Отголоски этого воспоминания  острыми ножами  вонзились в мысли женщины. Ей стало не по себе. К её облегчению, из плена воспоминаний её вывел голос Лукаса.
  Алика попросила нага рассказать о лесе и змеях, и он принялся перечислять всех его обитателей. О большинстве из них  Илин уже слышала: фавны, дриады,  птицы разного вида, змеи и ящерицы. Но рассказ Лукаса не ограничился перечислением физических существ.
— Ещё  в чаще бродит душа нерождённого ребёнка. — При этих словах Илин вздрогнула.— Незримая, она едет на олене и ищет свою мать,— продолжал повествование наг.— Душа покажется только ей и больше никому.
— И что душе нужно от его матери?— непривычно тихо спросила Илин.
— Этого я не знаю,— ответил Лукас.— Но всё, что я сейчас сказал, я слышал от дриад, они — хранительницы леса и знают всех его обитатаелей.
Лукас окинул вампиршу взглядом, Илин показалось, что этот взгляд пронизывает её насквозь. «Неужели он знает? Нет, глупости. Этого не может быть»,— прогнала она навязчивую мысль. Косые холодные лучи луны падали на силуэт. Илин вздрогнула, но тут же решила, что ей всё привиделось.



Глава 34
Чёрная лошадка

   Когда настала пора сделать привал, вампиры отправились на охоту. Они давно не охотились и поэтому на этот раз решили отправиться втроём, чтобы каждый мог вдоволь насытиться. Никто не увидел ничего плохого в том, чтобы оставить Милену с Лукасом. Девочка не хотела спать и только тихо сидела, обняв худыми ручонками острые коленки. Наг был недалеко от неё,  он сидел, опустив таз на свитый в кольца хвост. Она пыталась не смотреть на него. Змей никогда не внушал ей доверия. Но глаза то и дело предательски косились на него, Милена не могла заставить себя не смотреть. Какое-то необъяснимое предчувствие беды, желание вскочить и убежать  закрались в подкорку её мозга. А может, и вправду убежать? Нет, вдруг она потом не найдёт своих, вдруг змей погонится за ней, а она хоть и дитя вампирши, но всё равно слишком слаба, чтобы справиться со взрослым нагом. К тому же, теперь он казался совсем не таким безобидным, как во время их первой встречи. Милена заметила его длинный язык – он был раздвоен, как у змеи. Нет, она будет сидеть здесь и не сдвинется с места, пока не придёт Виктор, а потом она всё ему расскажет.
  К своему удивлению, Милена заметила пикси, сидящую на плече нага. Она была не больше мыши. Тонкая, с крючковатым носом и пальцами, она нашёптывала Лукасу наухо. Милена всё слышала.
—Випольни тё, что обещаль, и госьпёжа сделаеть тьебя снова чельёвеком,— визглявым шёпотком убеждала пикси.
К ней присоединились другие. Их было пять или шесть. Хором они затараторили:
—Виполни, виполни, виполни.
Заметив, что Милена на них смотрит, они принялись кружить над головой девочки, сопровождая свой полёт выкриками, отдалённо напоминающими мышиный писк.
— Ей нюжьна оня, ей нюжьна оня,— кричали пикси на разные лады. 
Милене казалось, что от такого воздушного хоровода её голова вот-вот закружится. Она подумала ещё о чём-то, но внезапный удар тупым предметом прервал эту мысль. Визглявые голоса пикси смолкли, стало темно.
  Читатель может представить себе ужас и негодование Виктора, когда, вернувшись с охоты, он ни нашёл не увидел свою сестру. Не сразу догадавшись что поизошло, он обыскал всё вокруг: искал за каждым деревом, смотрел под каждым кустом. Он звал сестру, звал нага, но всё было тихо. Лес тонул в зловещем безмолвии.
  На место встречи вернулись Илин и Алика. Спустя некоторое время они обнаружили на земле вмятины от хвоста змея.  Но вот странная штука: расходились они в три стороны.
— Вот хитрая змеюка! Предатель! И на кой чёрт мы с ним Милену оставили?!— сетовал Виктор.
— Если мы хотим найти её, нужно срочно разделиться и пойти по следу, — рассудила Илин.
— Разделиться так разделиться, — поддержал её Виктор.— Другого выхода я тоже не вижу.
Было решино разойтись в три стороны и встретиться на том же месте спустя сутки, а там, в случае, если Милена не будет найдена, решить, что делать дальше.
  Дорога, которую выбрал Виктор, оказалась на редкость ухабистой. Приходилось то скакать по кочкам, то перепрыгивать через ямы.  «Вряд ли змей выбрал бы такую дорогу», — подумывал он, но возращаться назад, к тому же ещё целые сутки ждать Илин и Алику, было как-то глупо. Больше всего Виктор боялся, что Лукас похитил Милену для того, чтобы поживиться ею. Такое предположение было вполне логичным, если подумать, зачем ещё его малолетняя сестра могла понадобиться змею. Виктор грязно ругал нага и тысячу раз проклинал себя за то, что спас ему жизнь, но от этого было не легче.
  Что-то светилось впереди. Виктор зашагал быстрее. Спустя несколько минут он видел только языки пламени, рдеющие вдали.  Страстные и чарующие, они манили к себе. Рыжее свечение разливалось, обрамляя собой танцующие языки. Он шёл к огню, казалось, что стирается грань между иллюзией и явью, между фантазией и действительностью. Виктор позабыл, где он и куда идёт. Позабыл сестру, позабыл себя. Лес отступил, и всё пространство заполнило пламя.



Глава 35
Расплата

   Илин шла размеренным шагом. Она не видела смысла спешить. Она отправилась искать Милену только потому, что так было нужно, иначе Виктор не продолжил бы путь да и Алика бы запротестовала. Самой ей было всё равно, будет жива девочка или  нет. От распутья, того места, где след расходился в трёх направлениях, она успела отойти давольно далеко. Её дорога была относительно ровной. Ей повезло даже в малом, а впрочем, как и обычно.
  Ей везло во многом: повезло встретить Трейстена, повезло стать его любимой. Подумать только, если бы не он, она была бы уже давно мертва, а тот крошечный срок, который был ей отведен, она провела бы, слоняясь по улицам, выглядывая, у кого из прохожих кошелёк спрятан недостаточно надёжно. Только подумать, она, Илин, была любимицей фартуны, которая только сопутствовала ей, но никогда не наказывала за проступки! Хотя, автор этой книги не знает никого, кому фортуна сопутствовала бы на протяжении исей жизни...
  Под ногами что-то сверкнуло. Вампирша посмотрела вниз –  это был крохотный камешек, формой напоминающий слезу. Пронзая темноту, он привлекал внимание своим кристальным свечением. Пройдя немного вперёд, Илин обнаружила ручей, подсвечиваемый сиянием камней-слёз. Все они были одного размера и совершенно одинаковой формы. Женщина подняла один — он был чист и прозрачен, как стёклышко. Вглядевшись в него, Илин увидела отражение собственного глаза. Свечение от камней было таким чистым и светлым, что Илин почувствовала себя инородным телом, грязным и жалким, чуждым этой чистоте.  Она вглядывалась в камень и не могла оторваться. На неё смотрел её же собственный глаз.  Резкая боль в щеке заставила её отбросить камень. Щека горела. Словно раненая, она припала к воде и ужаснулась, увидев своё отражение: с лица постепенно слезала кожа. С одной стороны кожи уже не было, мышцы   были оголены, были обнажены челюсти. Кожа постепенно сходила с носа и готовилась сойти со лба. Кровоточа, она шипела и пенилась. «Неужели это конец?»
  В следующую секунду Илин провела рукой по лицу – кожа была на месте, ровная и гладкая, как обычно. Только гладь воды хранила страшную картину. Илин впервые за долгое время стало по-настоящему страшно.  Она отпрянула от воды и в ужасе прислонилась к стволу дерева. Всё её существо сжималось в страхе. Она чувствовала себя  жалким, беспомощным насекомым или ничего не понимающим несмышленым  зверьком,  угодившим в засаду. В попытке избавиться от навязчивой галлюцинации она крепко зажмурилась, но вместо темноты перед ней всплыло её собственное кровоточащее лицо. Она открыла глаза. Навязчивые галлюцинации не давали покоя. Теперь кровь была ещё и на руках. Живот был продырявлен, и оттуда быстрой струёй текла кровь. Она  снова закрыла глаза – не помогло.  Илин  хотелось бежать без оглядки, но как  только она сделала шаг,  какая-то неведомая сила отбросила  её в сторону. 



Глава 36
Когда манит огонь

  От резкого стука сердце, казалось,  само начало отбивать ритм. Кто-то бегал вокруг костра, мохнатые ноги  лихо отплясывали, прыгали и стучали копытами. Громкие возгласы танцующих казались полубезумными. Их голоса отдавались эхом, пронзали слух, царапали по нервам, как нож по стеклу. И всё же они завлекали. Все чувства Виктора обострились, словно под гипнозом, он приближался к танцующим.
   В лицах пляшущих было что-то от парнокопытных: тёмные веки обрамляли круглые карие глаза, по линии носа и на щеках точки, напоминающие пятна на шкуре оленя. Из-под густых волос торчали опущенные уши, рога закручивались наподобие бараньих.
  Плясуны у костра были обоего пола. Невысокие, но плечистые юноши играли на флейтах. Девушки с длинными нечесаными волосами, иногда достававшими до самых копыт, водили хороводы вокруг костра. Казалось, они выполняют некий ритуал: руки то взлетали вверх, то плавно опускались над пламенными языками. Длинные косы фавн были близки к тому, чтобы загореться, но отчаянных плясуний это ничуть не смущало. Разгорячённые весельчаки то прыгали через костёр, сопровождая свой прыжок  непонятными выкриками, то неслись вместе с девушками в хороводе, от которого в глазах начинало двоиться.
  Виктор смотрел на них и думал: «Не знаю, существует ли преисподняя, но фавны до боли похожи на чертей».  Наконец, одна из мнимых чертей достала ритуальный нож и, полоснув себе по ладони, брызнула в костёр кровавыми струями. Её собратья воодушевлённо загоготали.
— Да не погаснет костёр, да будет гореть неугасаемое пламя нашей души, да будем мы вечно беспечны и молоды! — произнесла ритуальную речь фавна с не характерными для её племени голубыми глазами.
  Ей поднесли кубок с вином. Сделав глоток, она пустила кубок по кругу. Повеселев, её собратья  подхватили её  посыл и  полоснули ножами по своим ладоням. Кровь брызнула на пламя, огонь зашипел.  Виктор притаился в кустах и настороженно наблюдал за происходящим. Соблазн был слишком  велик. Вскочив с места, он бросился к козлоногим плясунам. Фавны не успели и хвостами  вильнуть, как Виктор утащил самого молодого из них и скрылся в потёмках.
 

Глава 37
Душа нерождённого ребёнка

  Первым, что увидела Илин после того как она пришла в себя, была голова оленя, склонившегося над ней. Олень был таким же призрачным, как и камни-слезинки, сияющие в реке. И только скорбный свет луны придавал животному едва заметный желтоватый оттенок. Невесомая голова плавно и величественно покачивалась над Илин. Казалось,  если олень захочет, ему нужно будет только слегка оттолкнуться бесплотными копытами, и он воспарит над лесом. Величественное животное несильно толкнуло женщину в бок. Илин поднялась и тут же остолбенела. Теперь ей стало отчётливо видно:  на спине  оленя сидел ребёнок, такой же мистический и призрачный, как и его  скакун. К большому удивлению женщины, призрачные мальчик и олень понемногу стали приобретать цвет. Спустя какое-то время на Илин смотрел уже обычный ребёнок со жгуче-чёрными волосами и с тонкими, как и у его матери, чертами лица. Комок подступил к горлу женщины. Ребёнок смотрел невозмутимо и спокойно.
— Что тебе нужно?— пятясь назад, спросила Илин.
— Мама, разве ты не узнаёшь меня?
Вместо ответа она только вздрогнула.
— Мама,— снова позвал мальчик.
— Я тебя никогда не видела,— не своим голосом произнесла несостоявшаяся мать.
—Да, но ты чувствовала меня.
Она дрожащей рукой прикоснулась к  животу. Память не подвела, она помнила тот день, и помнила, как назло, хорошо. Вспомнила она и свою нежеланную беременность, и то, как избавилась от плода.
—Я искренне сожалею о своём поступке,— пряча глаза, произнесла она.
Олень гневно мотнул головой, увенчанной массивными рогами.
—Сожалений мало,— произнёс он, ощупывая женщину взглядом.
— Чем я могу искупить вину? — Голос Илин дрожал.
— Ты забрала жизнь – отдай взамен свою. Жизнь за жизнь. Всё честно,— произнес призрачный олень и сделал знак следовать за ним. Илин в суеверном страхе повиновалась.
  Она шла за оленем. Мальчик всё так же спокойно сидел на спине призрачного животного, только по его щеке катились крупные слёзы. Падая на землю, они превращались в драгоценные камни.
—Куда мы пойдём?— не скрывая дрожи в голосе, спросила Илин.
—К обрыву.
— Значит, к обрыву…— еле слышным шёпотом повторила женщина.
— Мы дадим тебе время проститься с этим миром, но потом мы снова придём за тобой,— сказал олень и властно качнул головой.
 Илин посмотрела в его строгие глаза. В  тёмных зрачках она снова увидела своё окровавленное лицо. Возражать было бесполезно и даже бессмысленно.
  Пока призрачное животное с ребёнком растворялись в воздухе, Илин  обескураженно смотрела в одну точку: «Вот и всё,— думала она.— Значит, таков конец моего пути». От призраков остался только лёгкий голубой туман, который тут же развеялся. Илин, будто ощущая физическую слабость, прижалась спиной  к стволу старой ивы. Она медленно опускалась всё ниже и ниже, а потом и вовсе очутилась на земле. Сейчас она позабыла и про бессмертную кровь, текущую в её жилах, и про прожитые ею столетия.
     Кроны деревьев не полностью скрывали  созвездия. Женщина вперила остекленевший взгляд в небесные светила. В лесу стояла  мёртвая тишина, только изредка нарушаемая криками птиц. «Эх, и зачем я так гадко прожила жизнь?— неумолимо вопрошала душа. – Не было мне счастья в этой юдоли, и на том свете  покоя не будет». Разом появилось много вопросов, ответить на которые, увы, было некому. Она была переполнена жалостью к самой себе, хотя сама и не осознавала это. Жалость к себе – удел слабых. На сильных людей это щемящее чувство находит крайне редко. Илин винила себя, но всё же она не раскаивалась…
  Близилась расплата. Из облака тумана появилось очертания оленя с ребёнком на спине. Перебирая копытами на месте, будто готовясь к длинной дороге, животное взирало на сидящую под деревом человеческими глазами.  Илин казалось, что эти глаза видели всю её жизнь.
— Пора?—  спросила она, собираясь с духом.
Призрачный олень закивал головой, увенчанной могучими рогами. Женщина медленно поднялась.
— Следуй за мной,— повелел он.
Боясь снова встретить спокойный, но больно ранящий взгляд, Илин не решалась посмотреть на бесплотного мальчика. «Скорей бы всё это закончилась»,— только и думала она, шагая рядом с оленем. Дорога на казнь и вправду была тягостна. Природа будто замерла: замолкли все птицы, притихли звери. Казалось, лист, и тот не смел задрожать в полночной тиши. Существовали только трое: ребёнок, призрачный зверь и сама Илин. Словно в тумане, по длинному серому коридору плыли они по ночному лесу. Ни деревья, ни кустарники не были для них преградой. Приговорённая смотрела только вперёд, не смея отвести взгляд. Она чувствовала себя таким же призраком,  невесомым и полупрозрачным, как и её нерождённый малыш. Ничего  не замечая вокруг, она опомнилась только у самого обрыва. Стоя на краю, она смотрела на угрожающие ей из пропасти камни. Она,  всезнающая, опытная, многое повидавшая, сейчас чувствовала себя хрупкой и  слабой. Оказалось, что расстаться с жизнью, которую она не ценила, было совсем не просто: с начала нужно будет совершить волевое усилие, а именно, шагнуть вниз, потом острые камни пронзят её внутренности, и неизвестно, сразу наступит смерть или она будет долго страдать от боли, прежде чем её глаза сомкнутся навек. А что потом? Тёмный коридор? Пустота? Немота?  Былая храбрость будто в землю ушла.
  Вот подул ветер, и соломинка полетела вниз, только свист в ушах. А дальше –  красный, чёрный и вечность…
  Илин встрепенулась и отогнала зловещее видение. Ветер взаправду  жужжал в ушах. Захотелось напоследок  взглянуть на мальчика. Она набралась сил и развернулась. Сын смотрел на неё теперь уже простодушными, детскими глазами. Тихий всхлип вырвался из груди женщины, руки безвольно повисли вдоль тела, уголки губ нервически дёрнулись, и мышцы лица размякли. Один за другим из её груди вырывались всхлипы – сначала едва слышимые, но после пронзительные и громкие. Илин отвела взгляд от сына. Ей стало жаль себя. Тело едва качнулось, и  из глаз хлынул поток слёз. Она рыдала, как младенец, жалобно и безутешно. Завывающий ветер вторил ей и одновременно заглушал звуки плача. Илин сломалась. Она больше не могла притворяться сильной. Она, прожившая не одно столетие, она, ставившая себя выше людей, а  нередко и   выше других вампиров, безутешно рыдала. Всё время с момента своего обращения она  верила, что бессмертие и опыт прожитых лет возвышают её над людьми. Но, как и в смертном теле, так и будучи бессмертной, она не умела делать выводы, не хотела подытоживать и анализировать, а значит, и опыта у неё никакого не было. Она просто жила так, как жилось, и мало задумывалась о своих поступках. Та Илин, которая жила воровством, не слишком отличалась от нынешней. Она никогда не сожалела о преступном прошлом, а только вспоминала о воровском ремесле  как о необходимости, как о чём-то от неё не зависщем. Она приводила в качестве оправдания тяжёлое детство, жестокость и чёрствость общества, но меняться сама она не хотела. Ей было страшно и, самое главное, некомфортно копаться в себе. Большинство  поступков, которые она совершила за  свою жизнь, было совершено по инерции.
  Всё, что Илин получила благодаря Трейстену – манеры, образование, стиль общения, —  помогало ей пускать пыль в глаза, но никак не помогло  измениться внутренне. Всё это лишь служило прикрытием её духовной бедности.  Она никогда не задавалась по-настоящему серьёзными вопросами, вместо этого она бранила жизнь за то, что та скучна и однообразна, но ни в коей мере не ценила её. Илин была малодушна, и этим всё сказано.  Она не ценила жизнь, но умирать боялась.
   Всё её  тело содрогалось от плача. Её взгляд метался из стороны в сторону и, наконец, встретился с взглядом мальчика.  В его чистых детских глазах вместо спокойной снисходительности было сострадание. «Он простил»,— поняла женщина.  Ветер утих, и вокруг воцарилась томительная тишина.  Илин не рыдала больше, она стояла, потупив взгляд, и о чём-то лихорадочно думала.
— Я раскаиваюсь,— прокричала она. Её голос  подхватило эхо и пронесло над обрывом.
— Иди, мама. — Голос ребёнка  был нежным и ласковым.
Олень одобрительно закивал головой.
— Ступай, ты прощена.
Илин перевела дыхание; сын смотрел на неё, не отводя глаз.
—Ты раскаялась, теперь он свободен,— произнёс призрак.
Женщина бросила на сына последний взгляд, а потом  вяло поплелась прочь. Она чувствовала  себя предательницей.  Пытаясь уловить нечто важное и ценное, она обернулась – ни ребёнка,  ни его призрачного покровителя уже не было.
—Уф, пронесло! — вздохнула она и поплелась дальше.



Глава 38
Чародейка

   Полуразрушенные каменные плиты с начертанными на них магическими рунами превратились в ни на что не годные развалины и только наводили тоску на того, кто смотрел на них. Когда-то эти самые  плиты  образовывали магический круг, в котором дриады творили светлые чары. Но защитницы леса были вытеснены более могущественной силой, и теперь только змеи посещали их прежнюю обитель. Но даже и они испытывали инстинктивный страх перед новой хозяйкой.  Колдунья не видела смысла в восстановлении плит, её тёмная магия не нуждалась в помощи светлых рун. Магический круг был сломан, а потому не мешал ей. Рядом стояла обвитая плющом кенодика – каменное здание, в котором лесные нимфы устраивали собрания, и нынешний обитель ведьмы.
  Тёмная чародейка неспешно прохаживалась по каменному полу.  Её глаза выжидательно вглядывались в чащу леса.  Она была высока и немного сутуловата.  Под тёмно-зелёным  платьем,  угадывалась фигура. Тёмные каштановые волосы, собранные в высокую причёску, изображали подобие рогов – нечто похожее на рога фавнов, только раза в два шире и объёмнее. Каждый рог охватывал тонкий золотой обруч,  поблёскивающий в лунном свете. Несмотря на грубые черты – горбатый нос и выступающие скулы, лицо колдуньи было не лишено харизмы.
— Госпожа Тритания. — Из—за плиты показался Лукас с Миленой на руках.— Я принёс вам девчонку. Теперь выполните обещание.
— Рано! — отрезала чародейка. Её сипловатый голос прозвучал глухо, но властно.
— Но как же уговор?
— Видишь ли, я решила изменить его условия.
—Но как же…— Наг негодовал.
— Молчи, если не хочешь, чтобы я полностью превратила тебя в змею. Тащи сюда девчонку! И поостерегись задавать лишнии вопросы! Я расколдую тебя, когда придёт время.
Змей неохотно подполз к своей госпоже и опустил девочку к её ногам.
Ведьма хлопнула в ладоши. Милена понемногу начала приходить в себя.
— Совсем не похожа на брата.— заметила чародейка, проводя когтями по мягкому детскому лицу девочки.
Когти медленно опустились к шее Милены. Тритания  взялась её за горло несильно, но так, что у слабой  девочки едва ли могло хватить сил выбраться. Колдунья сжала крепче, и Милена снова потеряла сознание.
— Что вы делаете?! — встревожился Лукас.— Неужели вы собирались просто убить её?
— Конечно нет. Она нужна для того, чтобы заставить её брата подчиняться.  Мои пикси во время предупредили об его приходе. Виктор сделает то, что мне нужно, если его сестра будет в моих руках.
Милена  без сознания валялась на полу.
— Унеси её и запри,— приказала чародейка.
Лукас наклонился над  девочкой, но что-то острое вцепилось ему в руку и отстронило от несчастной. Всё это время внимание чародейки и нага занимала полуживая от испуга Милена, поэтому никто из них не заметил Алику, тихо крадущуюся к ним. Быстро очухавшись, наг нанёс девушке тяжёлый удар хвостом. Увернуться Алика не успела, но вцепилась в хвост клыками так сильно, как только могла. Раненый змей громко  зашипел от боли. Она хотела добраться до шеи противника, но мощный змеиный хвост, извиваясь, норовил сбить её с ног,  всё время преграждал дорогу. Силы Алики уже были на исходе. Казалось, что эти тщетные попытки нанести нагу удар никогда не кончатся, но непонятно откуда взявшаяся мощная струя воздуха отбросила девушку к развалинам плиты. Сильно ударившись головой об обломок, она всё же не лишилась чувств. Кровь алой струёй обогрила магический камень. Но, увы, хоть камень и был магическим, никакого чуда не произошло. С трудом соображая, девушка попробовала встать, однако чародейка применила магию во второй раз. Алика услышала противный звук – это был хруст её собственного черепа. Всё ползло и плыло перед глазами. Первой чёткой картинкой был крылатый зверь – тот самый, на спине которога она облетела холм. Он пролетел над головой девушки и вцепился острыми когтями в роскошную шевелюру Тритании. Причёска ведьмы была безнадёжно испорчена, а у Алики появилась хорошая возможность схватить Милену и сбежать.
  Зверь  взъерошил волосы могущественной чародейки, так что весь ореол мистики в мгновение улетучился. Весело замахав  крыльями, он быстро скрылся из виду, и только  его шкура иногда поблёскивала при свете луны. Теперь причёска Тритании напоминала больше воронье гнездо, нежели  рога фавна. Лукас с трудом поднялся и подполз к своей госпоже.
— Ничего, ничего,  у меня ещё есть средство,— успокаивала сама себя колдунья,— и это средство будет даже вернее.


Глава 39
Лекарь

  Голова будто раскалывалась на две части. Алика чувствовала, как  пластины  черепа медленно  срастаются. Жутковатое, а самое главное – непривычное ощущение. Спина тоже пострадала от удара и сильно ныла. Все чувства твердили остановиться и перевести дух, и только воля неустанно толкала вперёд. Где-то  там, за спиной, хлопали крылья,  слышались возгласы ведьмы и агрессивное шипение Лукаса. Алика не могла бежать. Ранененой, с живым грузом на руках, ей едва удавалось идти быстро. Она сильно ударилась затылком. Кровь уже перестала сочиться, но регенерация ещё не завершилась. Куда идти? Сумрачный лес давил плотной древесной массой. Каждое дерево казалось до боли похожим на другое. Было ясно одно: нужно уйти как можно дальше, прочь от обители чародейки. Стволы вековых деревьев тянулись друг за другом, казалось, нескончаемой вереницей. Тёмные, они в полумраке ночи смотрелись ещё темнее. «Ещё немного, ещё совсем немного – и всё»,— твердила себе Алика. Сейчас больше всего на свете она хотела положить Милену на землю и встряхнуть руками. Несмотря на то, что с бессмертием она получила и новые силы, вес одиннадцатилетней девочки был сильно ощутим.
  Сколько она уже идёт? Полчаса, а может, больше? Остановившись и аккуратно уложив Милену на землю, она с наслаждением подогнула ноги и повалилась рядом с ней. «Отдыхать нельзя». — Эта мысль заставила её  подняться. Переведя дух, Алика попыталась привести Милену в чувства. Но сколько она ни звала её, сколько ни била по щекам, девочка не откликалась. Человеческие способы оказания первой помощи не давали  никакого результата: Алика раза четыре делала Милене искусственное дыхание, раз десять била её по щекам и нескончаемое количество раз билась головой о дерево. Осознав, что своими силами девочку вернуть к жизни не удастся, она  снова взяла её на руки и, измученная, побрела в том направлении, в котором, как она полагала, находилось то место, где она рассталась с Илин и Виктором. Долго пройти ей, однако, не пришлось.Часто помощь приходит, когда её вовсе не ждёшь. Алика спешила на место встречи, рассеянно глядя то вперёд себя, то по сторонам, тщетно пытаясь узнать место. Не трудно представить её удивление, когда она столкнулась лоб в лоб с Виктором. Молодой вампир, по-видимому, удивился не меньше самой Алики.
— Что с ней? Милена, Милена,— в растерянности бормотал он, принимая девочку из рук её спасительницы.
— Когда я пришла, она уже была без сознания,— собравшись с мыслями, произнесла девушка.— Я… я не знаю, что теперь делать.
Судя по растерянному взгляду Виктора, он тоже не знал. Он обернулся назад,  и только сейчас Алика заметила стоящую поодаль фигуру в чёрном плаще. В представлении девушки фигура походила на смерть в человеческом обличье. Девушка поняла: надо  ждать беды. Готовясь к грозящей опасности, она достала металлическую заколку—оружие, которую ей дала дриада. Фигура стояла не шевелясь. Ночь придавала ореол таинственности и порядком будоражила воображение юной вампирши.
— Кто ты?— спросила она у незнакомца.
—Я друг,— просто ответил тот.
Он стоял недвижимый. Девушка не могла полностью разглядеть его лицо, скрытое чёрным капюшоном,  но воображение дорисовало всё само. И как же судьба решила испытать её на этот раз?
— Да это мой старый добрый знакомый,— простодушно объяснил Виктор.
Мужчина снял капюшон. Первое, что бросилось в глаза – длинные волосы цвета пепла.
— Меня зовут Трейстен,— представился незнакомец. — Я могу помочь девочке. — Он указал на Милену. — Только вам нужно отнести её ко мне в дом. Здесь находиться не совсем безопасно.
Услышав такие слова, Алика облегчённо вздохнула. Не теряя времени, они последовали за тем, кто называл себя Трейстеном.
  Дом лесного вампира сильно удивил всех. Это была секвойя. До Трейстена дерево разъедали черви, но вампир-отшельник вырезал поражённые участки и тем самым спас дерево и обустроил  внутри него неплохое жилще. Дом жил, как отдельный живой организм, дышал, выделял смолу и пах приятным запахом, запахом жизни и леса.  Всё в доме – и мебель, и винтовая лестница – было сделано из дерева и украшено причудливой резьбой. На стене красовались выписанные масляными красками, оливково-жёлтые лица дриад в венках из кореньев и трав. Нимфы резвились в воде, а фавны играли на флейтах. Поодаль от всех расположилась серьёзная черноволосая женщина в парчовом костюме. Она стояла, горделиво расправив плечи, и  взирала свысока на пляски фавнов и купание нимф. Алика нашла в изображении знакомые черты и удивилась тому, как точно художник изобразил Илин.
  Трейстен сказал, куда положить Милену, и тщательно осмотрел её. Пока он занимался девочкой, Виктор шепнул на ухо Алике:
— Он был лекарем в замке и должен знать, как привести её в чувства.
—Для того чтобы её вылечить, нужна кровь, а именно – кровь вампира. А поскольку она гибрид, крови понадобится вдвое больше,— объявил лекарь, закончив тщательный осмотр.
— Нас трое. Разделим эту ношу на троих, и будет не так тяжело, — предложила Алика.
— Ты вампир по праву рождения?— неожиданно спросил Трейстн.
— Новообращённая,— ответил за девушку Виктор.
— В таком случае твоя кровь не подойдёт. Ты ещё не успела очиститься от человеческой крови. Пока кровь людей в тебе преобладает. Девочке нужны силы вампира, чтобы выжить. Нашей с Виктором крови будет достаточно.
Он надкусил  своё запястье и приложал руку к губам Милены. Виктор осторожно приподнял голову сестры. Первые капли, казалось, не произвели никакого действия. Но после того как кровь потекла струёй, Милена еле заметно пошевелила губами, встрепенулась и открыла глаза. Она была ещё слишком слаба для того, чтобы питаться самостоятельно, но благодаря помощи брата она постепенно насыщалась. Когда пришла очередь Виктора, Милена уже напиталась, и к ней начали постепенно возвращаться прежние силы. Девочка вцепилась в кисть брата  и  продолжила питаться самостоятельно. Трейстен попросил оставить девочку одну и дать ей возможность восстановить силы в покое и тишине.
  Трое снова очутились у входа в необычное жилище. Могучая секвойя ничем не выдавала своего обитателя. Дверь сливалась со стволом, а вокруг дерева росла такая же густая трава, что и по всему лесу. Можно было чувствовать себя в безопасности: вряд ли Тритания знала о жилище лекаря.
— Ну, а теперь расскажите мне, зачем вы идёте в замок Церион, — сказал лекарь, присаживаясь на заросший мхом валун.
— Нетрудно догадаться, зачем я иду в замок,— начал Виктор.— Как ты знаешь, я родился там. Церион – мой родной дом.
— Спустя столько лет ты не осел в мире людей... — произнёс лесной вампир с полувопросительной интонацией.
—Люди таким, как мы, чужды. А дом остаётся домом,— коротко ответил парень.
— Ну что ж, я считаю, ты имеешь полное право вернуться в звмок. — Сказав это Трейстен едва заметно прищурился, будто в чём-то сомневался.
Виктор было затянул нудную речь о замке, о матери, о своей жизни в мире людей. Но беседовать им предстояло недолго: Милена проснулась и выбежала в поисках брата. Виктор подошёл к ней, и девочка начала свой бурный и подробный бессловесный рассказ. Ни Трейстен, ни Алика не вмешивались в эту родственную беседу.
  Девушка впервые  осталась наедине с лекарем. Он был чем-то похож на Илин, только она пока не могла понять, чем. Лицо лекаря  приветливое, кожа такая же свежая и молодая, как и у неё самой, только вот небольшие окологубные складки силно выделяются. Алика вспомнила: точно такие же окологубные складки есть и у Илин.
— Скажи мне, девочка, это Виктор обратил тебя? — вежливо спросил лекарь.
— Нет,— уклончиво ответила Алика. Она не знала, стоит ли называть имя Илин: неизвестно, как бы отнеслась к этому её покровительница.
—Скажи, мне ты можешь доверять,— голос Трейстена располагал.
Алика не видела никаких веских причин, которые помешали бы ей чтобы сказать правду, и всё же она не торопилась. Однако, подумав, она решила, что в поступке Илин нет ничего плохого, ведь не обрати она её, сейчас Алика была бы уже мертва. А если Илин не сделала ничего плохого, значит, можно смело назвать её имя.
— Это сделала Илин,— наконец вымолвила она.
— Илин? — удивился лекарь.— А где она сейчас? — Его голос прозвучал
по-юношески настойчиво и горячо.
—Мы расстались не так давно, когда пошли искать Милену.
— Ах,  да, Виктор мне рассказывал, только он не говорил, что Илин была с вами. — Трейстен задумался, а потом как бы сам для себя добавил: — Илин, Илин, ты же знаешь, что просто так обращать людей — плохое занятие.
—Она не просто так обратила меня, — вмешалась Алика.— Она спасла мне жизнь. Я была обречена на смерть. Если бы не она, то я бы…
— Что ж, в таком случае она поступила благородно.
— А вы хорошо её знали?— Алика сама прекрасно понимала, что кто-кто, а Трейстен  должен был знать Илин даже очень хорошо, но ей хотелось услышать что-то о своей покровительнице из третьих уст.
—Достаточно хорошо,— почему-то с неохотой ответил лесной вампир и задумался.
— Милена уже чувствует себя значительно лучше,— вовремя прервал неловкое молчание Виктор. — Сейчас она отдыхает. А ты, мой друг, сделал для меня очень много, но никогда ничего не рассказывал о себе, — обратился он к Трейстену.
— Что же ты хочешь узнать обо меня? — спросил лекарь, казалось, удивлённый этим вопросом.
— Расскажи о своих странствиях в мире людей, о том,  как ты ушёл из замка, и о том, как решил поселиться здесь.
— Если тебе и Алике это будет интересно.
— Да-да, конечно, интересно,— поддержала Алика.
— Ну тогда…
Трейстен выдержал паузу и начал свой рассказ:
—Родился я, как и ты, в замке. Наш мир, ограждённый от мира людей густой чащей сумрачного леса, был для меня, словно клеть для заключённого. В поисках новых знаний я покинул родные стены и отправился навстречу новому  и неизвестному. Мир людей, странный и незнакомый, манил меня, как свет манит в ночи мотылька. Я не искал приключений, но наблюдал за людьми, как зритель наблюдает представление в театре. В таком наблюдении я находил подлинное удовольствие. Всё непонятное настораживает, но вместе  с тем манит. Так и меня манил этот прекрасный, полный открытий мир, с вечно кипящей, постоянно умирающей, но рождающейся вновь жизнью. В мире людей меня очаровывали театры, но ни один театр не может сравниться с театром жизни, с его вечно сменяющимися актёрами – талантливыми и бездарными, честными и лживыми, ленивыми и деятельными. Я совру, если скажу, что всё это время я странствовал один. Напротив, меня постоянно окружали люди. Я заводил интересные знакомства, общался с очень умными и выдающимися личностями. Как жаль, что очень многие из них были несчастны!
— А они не догадывались, кто вы?— Алика раньше даже никогда не задумывалась о том, замечают ли люди что-то подозрительное в поведении вампира.
— Нет, я умело скрывал свою тайну. Но хочу сказать, что даже если бы люди заметили что-то странное в моём поведении, то, скорее всего, они бы приняли бы меня просто за чудака, чем за сказочного «вурдалака». Я с уверенностью могу это утверждать, так как хорошо знаю людей. Я был в Древнем Египте, Риме, Греции, Испании, Англии и много ещё где.
— Вам  доводилось встречать других вампиров?— Глаза Алики светились неподдельным интересом. Илин ничего ей не рассказывала о других вампирах, живущих в мире людей.
— Редко. Чаще всего вампиры живут обособленно, вдали от людей. Но я расскажу вам одну историю. Это произошло в Англии. Я впервые встретил его в светском кругу.
Алика хотела было ещё что-то спросить, однако Трейстн опередил её:
— Не спеши, я  знаю, о чём ты хочешь спросить. Да,  я сразу понял, кто он такой. Старые вампиры  видят своих издалека. Он тоже понял, кто я, но вида не подал. Он  выглядел как настоящий эстет: хорошо держал себя, искусственный румянец выгодно подчёркивал белизну его кожи. А волосы хорошо лежали без пудры. Густые и лоснящиеся, они были собранны в аккуратный «хвост». Одежда его не сильно выделялась: в основном он носил камзолы простого кроя преимущественно  серых и синих цветов.  Но тем не менее, он очаровывал всех – и дам, и кавалеров.
— Он тоже понял, кто ты? — На этот раз вопрос задал Виктор.
—Разумеется. Он, как и я, вырос в клане и имел хорошее представление о том, как с первого  взгляда отличить себе подобного от человека.
— А что дальше? Вы, случайно, не решили попутешествовать вместе с ним?
— Вместе? Нет, — со смехом ответил Трейстен.— Этот вампир оказался другого склада. Щёголи часто задирают нос, и не от большого ума. А я терпеть не могу, когда задирают нос, особенно дураки.
—Ну, дураков в мире всегда хватало, что поделать,— помог закончить ему рассказ Виктор. — Я вот что думаю: рядом с секвойей есть водопад. Пока Милена спит, мы  с Аликой могли бы сходить туда. Она, наверное, никогда и водопадов не видела.
  Эта мысль понравилась девушке. Трейстен ничего не имел против, и они направились к водопаду. Виктор даже взял Алику за руку, чего раньше никогда не случалось.
   На смену ночи пришло утро, и лес  представлялся уже совсем  в других красках: листва, подсвеченная солнцем, поблёскивала и шелестела, а высокая трава была приятной и шелковистой, как мягкий ковёр. Алика позабыла все сомнения, ей стало легко и спокойно. Уже слышался призывный шум  воды. Лиловым цветом пестрел багульник, а за ним уже виднелся водопад. Вода текла по скалистым выступам и стремительно падала вниз, образуя белые пузыри. Алика повлекла Виктора на вершину водопада. Прыгать было рискованно даже для вампира. Но в этом и был самый смак. Они взялись за руки и шагнули вперёд. Двое пронеслись с потоком воды, минуя острые выступы, и ушли под воду. Сделав рывок, Алика очутилась на поверхности, Виктор вынырнул рядом с ней. Она обняла его за шею, а он прижал к себе её мокрое тело. Но тут девушка лукаво улыбнулась и снова набрала воздуха в лёгкие. Она играла с ним: то уплывала и пряталась за скалистыми выступами, то сама приплывала, но тут же снова скрывалась под толщей воды.
   Алика была счастлива. Она  наконец-то вырвалась из тех оков, которые довлели над ней в родном городе, не давали простора  и загоняли её в узкие рамки ежедневной рутины. Сейчас она чувствовала себя настоящей, такой, какой она должна быть согласно своим внутренним ощущениям.
 Вдоволь накупавшись, они уселись на берегу, мокрые, но довольные.
— Знаешь,— заговорила Алика,— я всегда мечтала о такой жизни.
— О какой «такой»?
— Когда ни один день не похож на другой. Пусть жизнь путешественника полна неудобств, а порой даже опасна, мне она по душе!
— Наверное, у тебя было очень скучное детство.
— Когда мне было семь, — Алика будто его не слышала, — я хотела отправиться в кругосветное путешествие.
— Ну и как, отправилась?—  шутливо спросил Виктор.
— Я пыталась, даже два раза, но меня все два раза ловили.
Он рассмеялся, Алика засмеялась тоже.
 — А теперь ты расскажи мне что-нибудь. — Она взяла его под руку и прижалась к нему.
   Рассказывать ничего не хотелось. Виктор с большим удовольствием  пообнимался бы молча. Он состроил недовольную гримасу, но потом в  его глазах что-то блеснуло, и он начал свой рассказ:
— По ту сторону леса всё не так, как в мире людей. Время словно остановилось: архитектура, одежда, порядки – всё другое. Когда я был мальчишкой, мы с матерью часто совершали конные прогулки. В тот раз она показала мне новое место, о существовании которого никто не знал, кроме неё. Этим местом была усыпальница наших предков.
— Они были вампирами?
—Да, но они умерли насильственной смертью.
   Мой род ведёт своё начало почти что с появления первых вампиров. Усыпальница предков считается священным местом, местом силы. Её открывают только тому, кого считают достойным прикоснуться к наследию. Так, мой дед открыл это место моей матери. У матери была... — Виктор сбился, — есть сестра, для которой это место осталось неизвестным. Склеп находится под землёй, и вход в него тщательно замаскирован.
— Расскажи, что там внутри. Неужели только саркофаги?
 —Если бы ты спустилась туда, в первую очередь ты бы увидела коридор, по обе стороны которого  покоятся тела моих усопших предков, за ним следует довольно просторная зала, в конце которой стоит стальной трон. Согласно  легенде, когда-то усыпальница служила местом встречи моих родичей во главе с моим пращуром. Они сходились там на тайный совет. А самый старший из них восседал на троне.
— И все они были убиты?
— Большая часть. Остальные покинули замок Церион и разъехались кто куда.
—А твоя мать тоже погребена там?
Мышцы на лице Виктора напряглись, он покачал головой и на выдохе выпалил:
— Я не знаю, что они с ней сделали. Мне даже не дали с ней попрощаться!  — Он сжал кулаки.
 Алика больше не задавала подобных вопросов. Давить на больное совсем не хотелось
  Трейстен ждал под кроной своего необычного жилища – секвойи. Увидев Виктора, он сказал, что хочет поговорить с ним наедине.
— Как себя чувствует моя сестра? — спросил молодой вампир, после того как Алика закрыла дверь в дом.
— Не так хорошо, как хотелось бы, — грустно ответил лекарь.— Она оправилась после удара, но ты же понимаешь… мало кто из гибридов живёт долго.
— Она будет угасать день за днём. Трейстен, ты многое знаешь и многое можешь. Скажи, есть ли какое-нибудь лекарство? Если есть, я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы достать его.
— Я не могу сейчас дать тебе однозначный ответ, но дай мне время, и я отвечу на твой вопрос. Как только я приду к какому-либо заключению, я тут же дам тебе знать. Даю слово, я сам найду тебя.
Виктор выглядел обеспокоенным, но дружеский тон Трейстена возымел благотворное воздействие, а слова  вселили надежду в сердце молодого вампира.
— Виктор, я знаю тебя с твоего рождения, — заговорил Трейстен уже другим тоном. — Скажи мне, ты возращаешься в замок с мирными целями?
Виктор больше не мог оставаться спокойным.
— Они убили мою мать! Как можно простить такое! Да я жить спокойно не смогу на этом свете, пока не отомщу за неё!
— Спокойнее, спокойнее. Кому ты собираешься мстить? Тому, кто отдал приказ, или тому, кто исполнил его?
Виктор задумался и уклончиво ответил:
— Я догадываюсь, что такой приказ, скорее всего, отдал Сидмон.
— А знаешь ли ты, кто исполнил его?
Виктор был вынужден ответить, что не знает.
— И как ты собираешься это выяснить?
Молодой вампир почувствовал себя неловко.
— Я ещё не решил, — сказал он, но затем добавил: — Есть один  вампир, Марк. Когда я был ещё ребёнком, он хорошо ко мне относился и  даже отчасти заменил мне отца. Я думаю, он мне поможет.
— Марк – хороший воин и преданный друг, но правду знает только узкий круг лиц. Скорее всего, она известна только двоим: тому, кто отдал приказ, и тому, кто исполнил его.
— Трейстн, а с чего ты взял,  что кто-то отдал приказ? Возможно, тот, кому мешала моя мать, и убил её.
Трейстн на секунду задумался, а после сказал:
— И вправду, не знаю, с чего я это взял.
   Когда Милена поправилась и снова могла продолжить путь, Трейстен объяснил Виктору, какой дорогой лучше вернуться назад, на то место, где они расстались с Илин. Лекарь давно жил в сумрачном лесу, а потому знал все дороги и мог по описанию узнать то или иное место. Когда живёшь один, за неимением других отвлекающих факторов невольно начинаешь уделять большое внимание окружает среде тебя окружает. Из-за отсутствия постоянного занятия бывший лекарь замка часто прохаживался по чаще и уже давно знал каждое дерево в радиусе пяти километров от своего дома. Отсутствие деятельности его не пугало. Отрешённое созерцание жизни было неплохой заменой счастья – по крайней мере, так думал он. Лесного вампира ничуть  не тянуло на приключения. Однако он охотно решался помочь тем, кто нуждался в его помощи. Желание помогать было заложено в него самой природой. Трейстен был рад помочь Милене. Это вышло у него само собой, он просто знал с детства, как нужно лечить бессмертных, эти знания передались ему по наследству. Проводив случайных гостей, он вспомнил, как когда-то он уже спас жизнь  этой девочке, а  вместе с ней и её брату.





Глава 40
Та, кто выполнила приказ

   Неслышно, но стремительно ступая по мраморным плитам, шла она, слуга смерти. Свободное тёмное одеяние с отделанным мехом капюшоном делало её почти неузнаваемой. Никем не замеченная, она подошла к одной из комнат замка.  О да, она хорошо понимала, куда и зачем пришла. Натянув капюшон таким образом, чтобы он полностью скрыл  лицо, она обнажила меч, распахнула дверь и быстрыми широкими шагами вошла  внутрь, но тут же в изумлении остановилась посреди комнаты. Перед ней был не тот, кого она ожидала увидеть. Скрываться дальше было бессмысленно. Её узнали. Капюшон был откинут на плечи.
 Сероволосый мужчина с горечью  смотрел на неё.
— Где дети? — с напором в голосе спросила она.
—Дети будут жить,— спокойно, но уверенно произнёс мужчина.
— Где они? — повторила она свой вопрос.
— Посмотри на себя, что с тобой стало.
— Я не могу уйти, не выполнив приказа.
— Опомнись! Достаточно того, что на твоём мече кровь их матери.
— У меня есть приказ, и у меня есть долг,— отчеканила она, словно давно заученную фразу.
— Что ты называешь долгом?  Ответь, зачем нужна кровь невинных?
— Мне дали приказ, и я должна его исполнить.
— О! — воскликнул мужчина.— Я привёз тебя сюда и тем самым испортил твою душу. Что с тобой стало?
Она смотрела на него ледяным равнодушным взглядом.
— Я всегда была такой. Разве ты не помнишь? — Она жутко усмехнулась.
—Ты была воровкой, а не убийцей.
Она молчала.
— Детей в замке нет. — Он повернулся лицом к окну. — И ты, Илин, уходи отсюда. Беги из этого проклятого места, пока твоя душа не стала так же черна, как и твой плащ!
Глава 41
Знакомая чародейки

  Илин ждала на том самым месте, где она рассталась с Аликой и Виктором, и чем больше она ждала, тем больше боялась. Она боялась, что Алика заблудилась в лесу и не сумеет найти дорогу, боялась остаться одна. Остаться одной – значит, остаться наедине со своими мыслями, не иметь возможности отвлечься. Илин был необходим тот, кто будет отвлекать её от мрачных мыслей, ей казалось, что иначе она сойдёт с ума. Сейчас она чувствовала  потребность видеть чужое лицо, как никогда раньше. Ей казалось, что она любит и Алику, и Милену, и даже Виктора. Она была готова полюбить весь мир, лишь бы сбежать от самой себя. Пустота внутри была невыносима. Илин чувствовала себя опустошённой и голодной,  казалась, что вся её жизнь — полная бессмыслица, а всё, что она делала, она делала неправильно. Надо было больше общаться и больше ценить тех немногих, кто её окружал. В первую очередь  ей вспомнился Трейстен, он один-единственный в целом свете был действительно неравнодушен к её судьбе, он и только он искренне  пытался ей помочь. Её благодетель пытался растопить лёд в её очерствевшем сердце, научить её жить без злобы на людей и вампиров. Почему тогда она слушала его вполуха? Почему пренебрегала его советами? Впрочем, одним советом она действительно воспользовалась: она ушла из замка Церион. А правильно ли она делает, что теперь возвращается туда? Но ведь сейчас всё изменилось, сейчас она нужна там, для защиты крепости, которая  когда-то служила ей  домом. 
    Как же произошла встреча с Аликой? Прежнюю Илин Алика не нашла. В подавленной сутулившейся женщине, рассеянно сидевшей на земле, мало что осталось от гордой снежной королевы. Волосы её,  прежде гладкие и блестящие, теперь растрепались, на лице лежал отпечаток безразличия, а взгляд беспрестанно  искал отклика в других глазах. Илин даже обняла Алику. Раньше девушка и думать не смела о таком тёплом приёме.
— Хм... чертовщина какая-то, —  проговорил удивлённый Виктор. — Не вселился ли в неё какой-нибудь дух смирения, пока мы спасали Милену?
   Илин лишь скорбно улыбнулась.
— Всё хорошо?— спросила Алика.
— Да, теперь уже да, — ответила новая Илин, не отводя от неё глаз.
—Что было на твоём пути? — продолжала расспрашивать девушка.
Илин открыла рот, но запнулась и произнесла совсем другие слова:
 — Ничего интересного, кусты да деревья.
 — Не хочу отвлекать от разговора, но можно с таким же успехом идти и болтать, — вмешался Виктор.
Илин, будучи  не в силах возразить, молча встала и поплелась туда, куда указывал парень. Трейстен подробно объяснил ему дорогу, и теперь из ведомого Виктор сделался ведущим.
  Всё последующее время Илин молчала. Все попытки Алики вывести её из мрачного оцепенения не увенчивались успехом. Во время привалов Илин постоянно слышался тоненький писк, но никто не обращал на эти звуки никакого внимания, и женщина решила, что они ей только кажутся. Но писк с каждым разом становился всё громче и навязчивей. Илин начинала думать, что она сходит с ума. Её опасения сменились суеверным страхом, когда вместе с привычным писком она услышала своё имя. Но кто в глухой чаще мог звать её? Попутчики были на виду, и Илин начала было думать, что сходит с ума.
— Вы слышали? — не выдержав, спросила она у остальных. Все отрицательно покачали головами. Тогда  Илин поднялась и пошла на зов.
— Милая Илин, славная Илин, — зазывал её голос.
 Он уводил в сторону, прочь от остальных.
— Милая, славная, иди, иди к нам, — снова и снова звал её голос.
Голос доносился откуда-то сверху. Илин вскинула голову. И что она увидела? Существо со стрекозиными крылышками — пикси.
Скаля жёлтые клычки,  существо прощебетало: — Не хочешь ли навестить старую подругу, милая Илин?
—Что ты хочешь от меня, тварь? Твоя госпожа мне не подруга. —Воспоминания о былом, словно  какая-то магия, снова сделали Илин твёрдой, и прежнее смирение рассеялось, как рассеиваются тучи, сгустившиеся посреди ясного дня.
Кривозубая пикси огрызнулась и окатила вампиршу брызгами зелёных слюней. Зловонный душок окутал  Илин с головы до ног.
— Тьфу ты! И как в таком маленьком насекомом помещается столько дряни?
— Моя госпожа соскучилась по твоему обществу, Илин.
Тварь разразилась истерическим хохотом. Это маленькое существо ещё какое-то время скалилось и гоготало. Прежнее выражение задумчивости внезапно сошло с лица Илин, и вампирша, сама от себя не ожидая,  истерически захохотала вместе с посланницей чародейки.
— Ладно, — сказала она, — веди меня  к своей госпоже.
Крылатое создание взмахнуло крыльями и полетело показывать путь. Илин сразу узнала женщину в зелёном платье. Странно, но ведьма встретила её с распростёртыми объятиями.
— Моя дорогая! — фамильярно воскликнула она.— Как я соскучилась по своей старой доброй знакомой!
«Может быть, старой, но никаким боком не доброй»,— заметила про себя Илин.— Как разоделась и как причесалась, только короны не хватает! — заметила она уже вслух.
— Подожди, вот увидишь, скоро и корона будет.
   Илин только ухмыльнулась.
— Ну, рассказывай, тёмная госпожа, что ты делала все эти годы. — Госпожой она назвала ведьму не иначе как с сарказмом.
— Мстила жизни за её несправедливость, а вернее сказать, мстила всем живым.
«Может, оно и правильно»,— подумала Илин, а вслух сказала:
— А девчонка зачем тебе понадобилась? Как-никак, родная кровь. Неужели ты хотела ей смерти?
— Не смерти, а чтобы племянника заставить делать то, что нужно мне. Хочу его к рукам прибрать. Он  мне хорошую службу сослужит, вот увидишь, подруга. — Последнее слово она произнесла с насмешливой интонацией.
— Как я могу быть твоей подругой, когда я убила твою сестру?
— Ох, Илин, Илин, ты всего не знаешь… Ты думаешь, что я пережила тогда утрату? По-моему выходит наоборот. — Она задумалась, а после продолжила: — Знаешь, я так давно ни с кем не  разговаривала, поэтому расскажу тебе кое-что о себе. Так вот, слушай. Я жила только одним честолюбием. С родителями  плохо ладила. Сестра в детстве не была со мной дружна, а потом, пусть и не любила, но уважала и побаивалась. Да я уже большего и не желала. Любовь – слишком непостоянное чувство. Мой род ведёт своё начало с первых вампиров и  даже древнее рода Сидмона (главы клана). Поэтому я и решила, что имею больше прав на престол, чем он.
— Разве главу клана выбирают по родословной?
Тритания ничего не ответила, и Илин продолжила:
— А если  твоя родословная не вела бы начала от первых…
— Даже  если бы я не была  вампиром по праву рождения, я всё равно бы боролась за власть! Ибо жизнь – борьба! Не борются только трусы и слабаки. А знаешь, почему умерла моя сестра?— И, не дожидаясь ответа, Тритания продолжила: — Она была слаба и наивна, её интересовали только развлечения. Я могла это терпеть, когда она развлекалась с отцом Виктора, но когда она начала бегать к человеку, да и к тому же плебейского происхождения…нет… такого я стерпеть не могла. Я была не намерена терпеть насмешки из-за её ребяческой прихоти. Пассию сестры я убила, убила бы и их дочь, но не успела. Виктор сразу после смерти матери убежал вместе с сестрой. А как погибла его мать, тебе известно лучше меня. Как глупа, как наивна она была! Даже ловушку не разглядела. Я не просто так подослала её убить Сидмона. Было понятно, что она не справится. Она вошла в его покои, а там была ты. Конечно, доблестная Илин исполнила свой долг. — Ведьма выделила голосом слово «долг».— Я хочу только поблагодарить тебя за то, что избавила мой род от пятна позора.
— Но ведь она доверяла тебе.
— Ничуть! В последние годы она испытывала страх, только и всего. Мне никто никогда не доверял!— с болью добавила чародейка.
— Всё равно, — удивленно проронила Илин, — посылать на смерть родную кровь…этого я понять не могу. Да хоть девчонку пощади…
— Ты ничем не лучше меня, моя дорогая. Ты собиралась заколоть маленьких детей.
— Сидмон опасался, что они будут мстить.
— Ха, и как же, ты думаешь, теперь Сидмон разрешит им вернуться в замок?
— Столько лет прошло. Память о твоих племянниках почти стёрлась.
— Хм... обычно у Сидмона память на изменников,— между делом вставила чародейка и продолжила: — Дорогая Илин, я предлагаю тебе место рядом со мной, когда я стану главой клана. Только поддержи меня сейчас, и станешь моей правой рукой потом.
— Да за кого ты меня принимаешь?! Может, я и убийца, но не предательница. — Илин отступила назад.— Мне больше не о чем с тобой разговаривать, я ухожу.
—Значит, встретимся на войне,— бросила ей вслед ведьма.
—Не думаю, что война будет, — обернулась Илин.— У тебя нет армии.
—Это мы ещё посмотрим.
Илин, ничего не сказав, стремительно зашагала прочь. Из-за каменной колонны показался Лукас.
—Моя госпожа, смею заметить, не стоило говорить Илин о ваших планах на Виктора.
Колдунья хлопнула нага по плечу, она была в хорошем настроении.
— Илин ему ни слова не скажет, уж я-то её знаю. Вряд ли она желает добра сыну моей сестрицы.
— Что будем делать с девчонкой?
— Пусть пока живёт. У меня созрел новый план, а ты мне пока не нужен.
Наг, по старой привычке, покорно склонил голову и скрылся за каменной колонной.
 
 
Глава 42
Видения

    Дымка постепенно начинала рассеиваться. Изображение было нечётким, всё расплывалось перед глазами. Лёгкие женские руки плавно сплетали хитроумные узоры из тумана. Лица женщины не было видно, не было видно и её тела. Только руки и обнажённые ноги двигались, будто в магическом танце.
  Виктор было хотел было подойти к ней, но что-то отчаянно не пускало его. Он попытался пошевелить руками, но тщетно. Руки лежали на его груди и не хотели подчиняться. Тогда он попробовал пошевелить ногами; не сразу, но всё же это ему удалось. Он медленно встал и пошёл сквозь туман, но тут же  неожиданно осознал, что он даже не сдвинулся с места и находится в горизонтальном положени. Прекрасная незнакомка, однако, лица которой, однако,  он так и не увидел, рассеялась, как ночное видение.
— Виктор, Виктор! — звала его перепуганная Алика.
— А? — отозвался он. — Что случилось?
Придя в себя, он обнаружил, что лежит на земле.
— Мы не знаем. Тебе внезапно стало плохо. Ты упал, — объяснила девушка.
Виктор спешно приподнялся на локтях. Испуганная Милена бросилась обнимать брата.
— Что это было? Чёрт, Алика ты её видела?! — Молодой вампир не мог смириться с мыслью, что та женщина была простой игрой воображения.
— Кого?
— Не важно. Ты хоть что-то видела?
—Ты вдруг упал, и…всё…
— Ну ладно. — Он небрежно махнул рукой.
—А теперь опиши, что ты почувствовал,— вставила своё слово Илин. К ней уже начинал возвращаться её прежний уверенный тон.
— Да чёрт его знает?! — оветил парень, поднимаясь и тщательно отряхиваясь от земли.— Раньше со мной никогда такого не было.
—До замка, по моим расчётам, осталось совсем чуть-чуть,— объявила Илин.— Нам всем лучше поторопиться. Тут становится опасно.
Спорить с этим было глупо. Сумрачный лес был опасен. Теперь это стало понятно всем.
  О чём думал Виктор? Трудно сказать. Долгая дорога порядком наскучила ему. К тому же чаща оказалась совсем не такой, какой она была десять лет назад, когда он убежал из замка с малолетней сестрой на руках. Бывает такой период во время длительных переходов, когда не хочется ничего, только быстрее прийти куда-то. Наверное, именно такой период настал и у Виктора. Образ женщины в тумане быстро изгладился из его воображения, как изглаживается сон из воображения человека.  Он снова стал охотно общаться с Аликой и даже иногда перебрасывался словечками с Илин. 
  Он шёл своей обычной походкой, не быстро и  не медленно, когда всё повторилось. Голоса Илин и Алики стали отдаляться, отошли на второй план, а потом и вовсе смолкли. Сначало ушли из области ощущений кончики пальцев, потом он перестал чувствовать свои конечности. Всё тело медленно уходило из области ощущений. Будто порализующая волна прошлась от его ног до самой груди. Казалось, он умрёт, но нет, волна прошла дальше и коснулась головы. Виктор перестал чувствовать.
  Он не знал, что произошло с его телом, да он и не задумывался над этим. Виктор больше не мог задумываться. Он только видел и шёл туда, куда его вели. Он очутился у берега реки, но не у того бурного потока, а у спокойной и медленной и мелодично журчащей речки. Она лежала на берегу. Её распущенные волосы веером рассыпались по траве. Очертания были нечёткими, но Виктор даже не придавал этому значения. Было интересно и то, что он видел её не полностью, а детально. Спроси у него после, что это была за женщина, он бы смог сказать только, что у неё были длинные тёмные волосы и она была прекрасна. Виктор понимал, что она просто видение, и всё же ему хотелось верить, что она существует.
Транс нарушал голос Алики, но Виктору не хотелось прерывать видение и возвращаться. Видение по своей природе напоминало прекрасный сон, где от сновидящего ничего не требуется, только смотреть и созерцать приятную картинку. Виктор знал, что это всё обман, что он только тратит своё время и время своих попутчиков, и всё же он не хотел возвращаться.
—Виктор, Виктор! — звал его назойливый голос.
Чьи-то руки сильно встряхнули его за плечи, и он догадался: это были руки Алики. «Только не она!» — успел подумать он. От голоса девушки его прекрасное видение рассеялось. Но прежде чем оно полностью пропало, волшебная незнакомка посмотрела на него и улыбнулась. Эта улыбка была ему знакома. Это было точно. Но где он мог её видеть?
  Точно так же, как и в прошлый раз, его сладкие грёзы оборвала Алика.
—Что с тобой? Скажи мне, я волнуюсь! — допытывалась девушка, помогая ему подняться.
—Не знаю, я просто не знаю,— тихо, почти не слышно ответил он.
После прекрасной незнакомки, её общество ему претило. Хотелось закрыть глаза и вернуть прекрасное видение, но оно приходило только само собой, независимо от его воли и желания. Медленно возвращаясь в мир ощущений, Виктор не без помощи девушки поднялся и посмотрел на остальных: встревоженная Милена стояла рядом с ним, вопрошающе глядя то на брата, то на Алику. Илин стояла чуть поодаль. Она казалась очень задумчивой, но трудно было даже предположить, о чём она думает. Виктор снова перевёл взгляд на Алику. Девушка будто хотела обнять его, но невидимая преграда, поставленная самим же Виктором, останавливала её.
  Это видение уже не изгладилось из его памяти, как предыдущее. Прекрасный образ преследовал его везде. Даже тогда, когда он смотрел на свою попутчицу со шрамом, он невольно представлял себе Её. Зыбкие  ночные миражи окружали его, не давали  покоя. В его воображение украдкой проникал образ полуобнажённой женщины. Он пытался сам призвать её, но  попытки не увенчивались успехом. Он желал её и в то же время боялся, как боятся неизвестности. Не зная ни её лица, ни голоса, Виктор помнил только улыбку, в которой было что-то мужское, волевое. Она так и врезалась в его воображение, порабатила его. Давая себе клятву, что в следующий раз он приблизится к ней и попробует заговорить, вампир ждал видения, как голодный человек ждёт обеда. Однако видение всё не приходило. В ожидании время тянулось невыносимо долго. Дорога совсем осточертела, а общество Алики стало для него пресным, как вода в реке.
  Всё разрешилось во время привала. Была ночь. Луна роняла яркий свет на стволы деревьев. Виктор наблюдал за тенью, украдкой скользящей по ним.
— Вы это видите?— спросил он у попутчиц, но те только удивлённо пожали плечами.
Ему стало страшно и тревожно. Тень, а это точна была тень женщины, смотрела на него. Да-да, именно смотрела. Он чувствовал это. Она изучала его, как изучают товар в магазине. Он хотел было пойти за ней, но тень сделала ему знак остановиться. В негодовании парень замер. Тень хлопнула в ладоши. Хлопок гулко отразился в сердце. Виктор вздрогнул и упал.
  Он оказался в тёмном пространчтве, перед сгустившимся облаком тумана. Когда туман стал  понемногу отступать, перед Виктором возникло лицо, обрамлённое тонкой каймой волос. Затем он увидел её всю. На этот раз она была одета. На ней были мужские бриджи, как раз такие, которые носят в замке, и высокие сапоги по колено. Свободная куртка, однако, не скрывала её тонкой талии. Только на этот раз он узнал её. Узнал и ужаснулся. Всё это время он видел в своём воображении Тританию, сестру его матери.
  Чародейка, окутанная лёгким туманом, стояла не шевелясь, словно неживая. Её взгляд, направленный на Виктора, казалось, заглядывал внутрь него, обнажая самые тайные мысли. Тритания улыбалась. В её улыбке чувствовалось снисходительное презрение, однако Виктор не придал этому значения. Она выглядела даже старше Илин, но ему это даже нравилось. Теперь чародейка виделась ему чётко, до каждой чёрточки, до самого кончика ногтя. Она не была красавицей: острые скулы придавали её лицу что-то мужское и даже воинственное. Лёгкая полупрозрачная рубашка под  курткой не скрывала изгибов тела.
— Узнал. Я не сомневалась, что ты узнаешь меня,— сказала она мягким голосом.
— Тритания, — бессловесно отозвался Виктор.
Чародейка только лукаво улыбнулась в ответ.
— Мой мальчик, ты так изменился! Я всегда знала, что, повзрослев, ты станешь настоящим красавцем.
— Ты…где я?
— Не волнуйся и не задавайся ненужными вопросами. Мы не будем тратить время на такие глупости. А теперь, — она провела бесплотной рукой по его щеке, — слушай внимательно. Ты мне поможешь. Ведь поможешь?
Он кивнул.
— Хорошо. — Она сделала шаг в сторону. Ты знаешь, что они убили твою мать и мою сестру. Нащ долг – отомстить за неё.
Виктор снова кивнул.
— Хорошо. Это пока всё, что я хотела сказать. Когда придёт время, я дам тебе знак.
— Но что я буду должен сделать? — спросил Виктор, однако его вопрос был обращён в пустоту. Тритания уже растворилась, и от неё осталась только лёгкая дымка.
Когда он открыл глаза, все сидели поодаль от него. Деже сестра, и та  его не трогала.
— Больше это не повторится, — уверенно произнёс он. — Теперь мы сможем благополучно выбраться из чащи. Припадков больше не будет.
               


Часть 2
Глава 1
Замок Церион

  Даже самые длинные дороги когда-нибудь приходят к концу. Светало, когда последнее дерево осталось позади. Cумрачный лес закончился. На линии горизонта показалось алое  солнце, ему сопутствовали пурпурные облака, напоминающие рябь на воде и отливающие ярким неоном. На горизонте проглядывалось нечто напоминающее шпиль замка. Алика  разглядела на нём выкованного крылатого зверя, забирающегося вверх по тонкому шпилю. У Алики дух захватывало при мысли, что она будет жить в настоящем замке с «настоящими» вампирами, далёкими от быта и цивилизации. Сам замок она представляла в сером камне, с  массивными цилиндрическими башнями с бойницами, а его жителей – в доспехах и обязательно с клинками или мечами на поясах;  женщин её воображение нарядило в роскошные платья, сшитые по средневековой моде. Она представила себе  Илин сначала в длинном атласном платье с туго затянутым корсетом, но, вспомнив, что её попутчица – воин, попыталась представить её в кольчуге и с мечом в руке. Второй образ подходил Илин даже больше. Её тело было стройным и крепким, как у юноши. Алика знала, что, несмотря на грацию и лёгкость Илин, её движения могут быть очень быстрыми и точными. Она не  видела, чтобы в ком-то ещё женственность так сочетались с силой и уверенностью, как в Илин. Девушка иногда даже завидовала попутчице и по сравнению с ней нередко чувствовала себя размазнёй.
— Это шпиль замка там виднеется? —  спросила она у Илин.
— Он самый, он самый,— подтвердил вместо неё Виктор.— Я помню его, как вчера. Ещё маленьким мальчишкой я мог  по нему отыскать замок в любое время суток и поэтому никогда не терялся. В темноте  глаза зверя светятся драгоценными камнями. Моя мать говорила, что это существо – порождение тёмной магии вампиров из Города Падших.
— Это лишь глупая выдумка,— вмешалась Илин.— Вампиры из этого города никогда не практиковали магию.
— Что за Город Падших? — поинтересовалась Алика.
— Город,  в который сослали  отступников, не покорившихся воле Совета кланов, — объяснила Илин. — Когда-то мы могли свободно совершать набеги на селян  и чуть не истребили всех людей, живущих по эту сторону леса. Тогда    Вильмор из крепости Туманный Утёс  выступил на собрании  и убедил знатных вампиров, что так дальше продолжаться не может. Уж что он им такого сказал, мне неизвестно. На момент этих событий либо меня ещё не было на свете, либо я была ещё смертной. Но, так или иначе, запрет на человеческую кровь был принят. Но, — она усмехнулась, — дух вампира, как и дух человека, непокорен. Запрет приняли не все. Под покровом ночи  вампиры, приемущественно воины, так как они во все времена были самыми непокорными среди бессмертных, продолжали совершать набеги на мирных селян. Они надеялись, что кровь, пролитая ими,  останется в тайне, но то были пустые надежды. Воины покидали стены замка слишком часто. Их  сослали туда, куда сложно дойти пешему и вообще  сложно добраться. Позже то место стали называть Городом Падших.
— Если бы мы истребили всех селян, это  никак не отразилось бы на качестве нашей жизни,— изрёк Виктор.
Илин не придала значения его словам. Может, она не хотела вступать в спор, а может,  разделяла его взгляды.
— Сколько воинов было отправлено  в город падших?— спросила Алика.
— Больше двухсот. По тем временам, это составляло треть всех вампиров, живущих по эту сторону сумрачного леса, — сказала Илин, немного сбавив шаг. Она вглядывалась в линию горизонта и, казалось, что-то видела там.— Но с тех пор количество жителей города  могло возрасти, — добавила она, всё ещё не отрывая взгляда от линии.
— А как давно произошли те события, о которых ты рассказала? — не переставала интересоваться Алика.
—Триста, а может, и четыреста лет назад. Не могу сказать точно.
— И ссыльные вампиры никогда не пытались покинуть город падших?
— Ха! — усмехнулся Виктор. — А кто им позволит? Даже мощь одного клана Церион способна подавить их восстание.
   Илин едва заметно улыбнулась одной из своих  кривых ухмылок.
  По зелёному полю скакал всадник. Вопреки ожиданиям Алики, на нём не было ни кольчуги, ни доспехов, только длинный чёрный меч висел на поясе. Одет он был в кожаный костюм с вышитым зверем, похожим на льва, на правом плече – гербом клана. Он подъехал ближе, и Алика смогла лучше разглядеть его. Это был статный воин  с волнистыми волосами чуть ниже ушей и с лёгкой щетиной на подбородке.  Всадник поравнялся с путниками и спешился.
— Марк, как я рад тебя видеть!— воскликнул Виктор.
— Кажется, с нашей последней встречи ты сильно подрос,— ответил всадник и обнял Виктора.— Подумать, всего каких-то десять лет!
— Прошло не десять лет, а немного больше,— уточнил Виктор.
— Но что значит время для нашего брата? Просто мгновение по сравнению с вечностью.
Они ещё раз крепко обнялись. Затем мужчина поприветствовал Илин.
— А ты всё такая же надменная, как сталь, и гордая, как сама Триша- воительница.
— Что ж, мне льстит подобное сравнение, — коротко ответила Илин.— Триша была достойным воином.
— Жаль только, что ей снесли голову в  одной из схваток,— вставил неугомонный Виктор.
—  Я разглядел вас со смотровой башни. Сидмон отдал приказ встретить тебя.
— Благодарю за оказанную честь, но это было излишним. Я проделала длинный путь через Сумрачную чащу, едва не заблудилась и не свалилась в обрыв. Не стоило утруждаться и встречать меня в десяти шагах от замка.
— Илин, да брось! – Воин клана махнул рукой и так добродушно посмотрел на Илин, что та пожалела об иронии в своих словах.— Но что мы стоим? Долг зовёт.— Марк зашагал пешком, усадил Милену на коня и повёл его под уздцы. — Сидмон хочет скорее принять тебя. Он верит, что ты неплохо знала ведьму до того, как та пошла путём  предательства, и  думает, что ты, возможно, догадываешься о её дальнейших намерениях.
Илин ухмыльнулась.
—Её намерения для всех нас давно очевидны, — немного погодя ответила она.
— Да,  но в одиночку даже Тритания не сможет противостоять пятистам хорошо обученным воинам. Есть те, кто думает, что она будет искать союзников в других кланах.
— Ха, да  ни один здравомыслящий глава клана не будет её поддерживать,— сказал Виктор то ли с радостью, то ли с горечью.
— Кто знает, кто знает...— автоматически произнесла Илин.
Разговор о ведьме зашёл в тупик. Илин ничего не хотела рассказывать, и ненадолго воцарилась тишина. Марк впервые задержал свой взгляд на Алике.
— Новое лицо,— громко объявил он, будто удивляясь.
— Новообращённая… работа Илин,— представил девушку Виктор.
Не слишком любезно с его стороны,  но главное, что Алика теперь будет жить в кругу своих, таких же бессмертных, как и она, а уважение она ещё заслужит – по крайней мере, попытается заслужить.
  Замок Церион, озаряемый  рассветными лучами, предстал перед путниками во всём своём великолепии. Он оказался гораздо больше, чем могла представить себе Алика. Уходящие в небо башни из тёмного камня, кованые шпили, стрельчатые каменные арки – всё стремилось вверх. Прочное готическое сооружение простояло не одну сотню лет, но, казалось, ничуть не нуждалось в реконструкции.
  Внутри замок не казался вечно холодной обителью вампиров. На вкус Алики, он был весьма уютным. Под стрельчатым потолком в холле проводило время достаточно большое количество вампиров. Они с интересом оглядели одежду вновь прибывших, такие диковинные вещи им доводилось видеть впервые. Особенно тщательно они разглядывали рваные джинсы Алики. Одна вампирша даже хихикнула.
— Кажись, они приняли тебя за неисправимую неряху, — шепнул ей Виктор.
— Кого только не приводят в наш благородный клан,— послышался шёпот в одном кругу.
— Да, вы посмотрите на её лицо! Могу поспорить, что она новообращённая, – шептали в другом.
— Смотрите, какая молоденькая!
— Да, совсем зелёная человеческая девчонка.
— Она же не сможет жить среди нас, она родилась и выросла в другом мире.
— Да-да,— подхватили другие.— Сидмон не позволит ей остаться.
Все эти слова были произнесены шёпотом, но Алика расслышала всё.
— Не волнуйся, — ободрил её Марк.— Илин умеет убеждать. Если она попросит за тебя…. Ведь попросит же?— Он посмотрел на вампиршу, которая уже стояла в окружение воинов.
Она услышала его слова и кивнула в ответ.
— Друг,— обратился к Марку Виктор,— скажи, где мы с сестрой можем разместиться?
— Увы, это не мне решать. Всё зависит от воли Сидмона.  Ты же знаешь обычай. Сначала глава  должен дать своё разрешение на то, что ты останешься, а потом уже всё остальное. Подожди в холле, пока придёт Илин, и если её талант убеждать остался при ней, вы втроём сегодня же разместитесь в своих апартаментах.
  Илин глянула на Алику, как бы говоря «жди меня здесь», и взмыла вверх по мраморной лестнице. Все вампиры держались сплочёнными группами. «Что-то вроде клана внутри клана»,— подумала девушка. Виктора ещё помнили и встретили радушно, как старого знакомого. Безмолвная Милена, как всегда, держалась подле брата. Он стоял рядом с двумя вампирами. Алике показалось, что все трое приблизительно одного возраста. Впрочем, она до сих пор плохо разбиралась в вампирских возрастах. Вновь встретившиеся друзья весело шутили, Виктор рассказывал о сумрачном лесе, о том, как он бился с крылатым зверем в три раза больше обычного льва и как чуть ли не с одного удара убил его. Алика пыталась пристроится к ним, но её попытки не увенчались успехом. «Настоящие» вампиры окинули её оценивающим взглядом. Для них она была лишь незнакомой чудачкой с человеческими повадками. «Ну, это ещё ничего. Всё только начинается», — подумала девушка и попыталась отыскать взглядом Марка, но его, к её великому сожалению, уже не было в холле. У воинов много дел – что тут ещё можно сказать? В поисках кого-то Алика снова и снова осматривала группы вампиров. Вопреки её ожиданиям они были одеты очень просто, никаких ажурных нарядов из средневековья и никаких корсетов. В основном это были лёгкие вечерние платья прямого покроя, частично выполненные из полупрозрачной ткани  и имевшие, как правило, глубокие декольте. С туалетом мужчин всё обстояло интереснее: это были кожаные или тканевые костюмы, плотно прилегающие к телу и чем-то напоминающие охотничьи.
   Благородная публика, обсудив «диковинку», перестала обращать на Алику какое-либо внимание. Наконец, блуждающий взгляд девушки заметил особу, одиноко стоящую у окна. Алика подошла к ней. Это была вампирша, одетая в длинное облегающее платье винного цвета, и такого  же цвета была повязка на лице, скрывающая её нос и губы. Алика поздоровалась. Женщина в ответ кивнула. К радости девушки, её  не стали разглядывать, как пришелицу из неведомых земель. Женщина смотрела только ей в глаза. Взгляд у неё был добрый, но немного встревоженный. Таких синих глаз Алика ни у кого больше не видела. Ей доводилось встречать людей с насыщенными голубыми глазами, но с синими – никогда.
— Почему вы не со всеми? — спросила Алика, чтобы как-то начать разговор.
— Я могу задать тебе тот же вопрос, — тихо проговорила женщина.
Алика поняла её. Она не знала, как нужно говорить с благородными вампирами, и поэтому решила говорить просто и без обиняков.
— Вы здесь давно?— спросила она и  сразу подумала, что женщина могла даже родиться в замке, а её вопрос может прозвучать даже грубо и даже неприлично.
Но синеглазая вампирша ничуть не смутилась и вежливо ответила:
—Достаточно давно для того, чтобы мне наскучило это место, но не настолько давно, чтобы стать своей. — Она сделала небольшую паузу. — А ты пришла из земель, что за Сумрачным лесом?
— Да.
—Я о них только слышала, и слышала не очень хорошие вещи. — И, сделав паузу, женщина  добавила: — Но ты, девочка, не бери это в голову. Это я так, к слову.
— Скажите, а вы можете переехать в другой клан, если вам здесь наскучило?
— Я вольна покинуть замок Церион, когда захочу, и вольна просить крова в любом клане, но не вижу в этом смысла. Не стоит думать, что в других кланах другие порядки и другие вампиры.
— Я пока не хочу уходить из этого замка. Но если случится так, что мне здесь наскучит, а это неминуемо произойдёт, я хочу попробовать пожить в другом клане, ну, даже чисто для сравнения.
— Сравнение – это хорошее дело, но изматывающее, — изрекла вампирша-одиночка.


Глава 2
Сидмон

  Сидмон восседал на троне, вырезанном из камня. Холодный и неуютный для человека, трон был весьма хорош для вампира. Редкие светлые волосы на  его голове казались почти прозрачными. Натянутая восковая кожа говорила о прожитых столетиях, как  и его выцветшие глаза. Они напоминали два хрусталика, пропускающие через себя свет. Складки губ были неестественно натянуты, а гладкая кожа не могла скрыть морщин  на лбу, появившихся в результате многолетних раздумий. Этот вампир никогда не улыбался, он даже не ухмылялся. Ухмылка – это ирония, ирония – насмешка, а глава клана слишком долго прожил и знал, что насмехаться над жизнью — занятие бессмысленное. У жизни всё равно свои планы, и ей всё равно, что о ней думает какой-то вампир  в каком-то замке Церион. Годы также научили его  презирать  болтливых, так как  болтовня отняла у него слишком много времени за всю его жизнь. Только подумать: если каждый день тратить час на прослушивание какой-то болтовни, то за триста лет придётся потратить на это  около ста девяти тысяч пятьсот часов. Окружающие редко когда говорят что-то новое, чаще всего их слова сводятся к перефразированию общеизвестной информации. Да и о чём вообще может идти разговор, когда ты живёшь, за густой чащей и отрезан от внешнего мира? Итак, Сидмон решил для себя, что будет говорить только по делу.
   Управление кланом – это единственное, что ещё держало его в этой жизни. Превыше всего для старого вампира было чувство собственной значимости и необходимости. Он чувствовал себя живым только тогда, когда отдавал приказы, высказывался на собрании, руководил Марком и другими воинами. Что-то в этом было, кака-то неуловимая прелесть. Это делало Сидмона, пусть и  на короткое время, похожим на создателя, так как он мог влиять на жизни других, вершить судьбы. При желании он мог повышать голос, играть в строгого правителя и в милостивого главу клана. Власть – единственное, что ему не наскучило за триста лет.
  Когда Илин преклонила колено, Сидмон  как раз размышлял над тем, как прикажет ей проверить боевую подготовку воинов. Мнения одного Марка ему было мало. Илин поднялась и в ожидании сосредоточила свой взгляд на карминово-красном камне неправильной ромбовидной формы, висящем  на массивной цепи на груди Сидмона. Сам самоцвет не был велик, но, обрамлённый тяжёлой металлической оправой, казался весьма внушительным по размеру. Внутри него была целая жизнь. Все грани играли при свете трехъярусной люстры. Камень не был однотонным, полосы и разводы, напоминающие языки пламени, закручивались в удивительные спирали и тянулись к центру самоцвета. Они двигались.
— Тебя долго не было, Илин, — наконец, прервал молчание Сидмон.
 Его обесцвеченные глаза как будто силились разглядеть её изнутри. У древнего вампира была привычка щуриться, и не от того что он плохо видел – вампиры не страдают близорукостью, а от того, что он верил, что так он выглядит серьёзнее.
— Да, мой господин,— равнодушно согласилась Илин.— Я сберегла меч, который вы даровали мне. — Она протянула ему меч с вампирскими клыками на крестовине.
— Хорошо, я не сомневался в том, что ты возьмёшь его с собой. А теперь расскажи всё, что тебе известно о Тритании.
— Мой господин, боюсь, я не скажу вам ничего нового. Всё что я знаю о ней, давно известно вам, — сказала Илин с некоторым удивлением в голосе.— Она никогда не посвящала меня в свои планы, и я не знаю, где она собирается брать силы для борьбы с вами. Но вот только... — она сделала паузу, чтобы посмотреть на напряжённое в ожидании лицо Сидмон, — я узнала её точное местонахождение.
— Ты уже успеа узнать о месте её нахождения, — Лицо старого вампира  было спокойно,  но в интонации  чувствовались нотки удивления.— Это замечательно! Ты всё подробно расскажешь на завтрашнем собрании, а пока  посмотри на подготовку воинов и займись новым подбором учеников из молодых вампиров.
Илин сделала знак, что всё поняла.
— Мой господи, со мной новообращённая, — продолжила она, Сидмон не дал ей закончить.
— Новообращённая – это замечательно. Пусть вступит в ряды учеников. Какой-то месяц, и она освоит азы.
—Мой господин, позвольте мне оставить её при себе. Вместо девочки я предлагаю более способную кандидатуру.
Сидмон наклонился вперёд, поближе к Илин.
— Кого же?
— Виктора. Помните, сын Мериды?
—Сын Мериды!— воскликнул глава клана. — Сын предательницы, которая покушалась на мою жизнь? Ты  хоть сама понимаешь, что ты говоришь?!  Тритания – его родная тётя.
Челюсть Сидмона была сродни челюсти деревянной куклы из кукольного театра и, казалось, работала по такому же нехитрому принципу.
— Он будет сражаться против  неё, если это вам будет угодно,— убеждала его Илин.
Сидмон нахмурился.
— Он пришёл с сестрой. Мы дадим им кров и хорошо их примем, они заплатят нам тем же.
— Пускай будет по-твоему, — к  облегчению вампирши, согласился Сидмон.— Ступай, Илин, пока всё. Завтра будет совет, на котором мы должны решать, что делать с Тританией.



Глава 3
А жизнь налаживается

  Худощавый вампир, одетый в льняную тунику, проводил Алику в её комнаты. Их было две. Достаточно просторные, пусть и не совсем уютные, они   всё же были лучше прошлого жилья Алики. Мебели практически не было, и девушка недоумевала, зачем ей две полупустые комнаты.
— Мне вполне хватило бы одной комнаты, только было бы  лучше, если бы там стояло что-то помимо шкафа и туалетного столика,— обратилась она к суховатому вампиру с бритым затылком и огромной цепью со связкой  ключей на шее.
Ключник что-то промямлил себе под нос и проворчал:
— Какие комнаты дали, такие и дали.
  Алика грустно пожала плечами, но долго расстраиваться не стала. Зато у неё было большое стрельчатое окно  с подоконником, на котором было очень удобно сидеть и разглядывать сад. Как оказалось, вампиры не особо любили цветы, однако там росли  необычные растения и деревья, о существовании которых девушка  даже не подозревала.
 Смехокуст, когда к нему прикасались, шуршал листьями так, будто  хохотал,  дерево с могучим стволом, заросшее плющом, вовсе не носило листвы на своих ветвях, закрученных, будто  рога из волос Тритании.  Было там и древо скорбного Вироникса, который так скорбел о бессмысленности своей бессмертной жизни, что просидел в раздумьях семь дней  под кроной древа. Когда он умер от жажды, дерево назвали его именем. Яркой красной кроной пестрело огненное дерево. Из его ствола   смотрел двуликий Вильем. Одна часть его лица была цвета дерева, а другая полностью покрывалась какой-то инородной тёмной корой. Плющ частично скрывал его пятидесятисантиметровый лик, но Алике даже из окна были видны его разномастные глазища: один глаз был  насмешливый и весёлый, второй – серьёзный и осуждающий. А его улыбка была такой кривой, что напоминала ухмылку Илин.  В центре сада стояла статуя девушки с мечом в одной руке и щитом в другой. «Воительница Триша»,— догадалась Алика. С губ Триши стекала кровь, и из-за этого казалось, что каменная дева вот-вот оживёт.
  В сад вошла вампирша, с которой Алике довелось говорить в холле. В своём прежнем одеянии и с той же повязкой на лице цвета молодого вина, она опустилась на колени перед двуликим Вильемом и зашептала какие-то слова. «Она молится»,— удивилась Алика. По её мнению, молить о чём-то двуликого —  плохая идея. Его нос кривился змеёй, и ни один из глаз не внушал доверия, и всё же красная вампирша что-то просила. Она медленно поднялась, ещё раз дотронулась до лика Вильема и подошла к каменной Трише воительнице. Статуя была не выше новой знакомой Алики, должно быть, сделана в натуральный рост. Красная вампирша прокусила себе кисть и дотянулась до серой головы воинственной девы. Там, как показалось Алике, она отодвинула какую-то затворку, и кровь сильнее закапала из губ каменной воительницы.
  Была в саду и другая статуя, выше Триши. Статуя находилась за деревьями, поэтому Алика её не сразу заметила. На постаменте было вырезано имя «Элэн Шейн». Женщина подошла к нему и провела точно такой же ритуал, только на этот раз красные струйки потекли из глаз, напоминая кровавые слёзы. Элэн плакал. В его мраморном лице было что-то такое, что заставляло сердце трепетать. В нем было нечто недоступное обычным бессмертным, в нём была жертвенность. Элэн смотрел на женщину сверху вниз своими глубокими спокойными глазами. Совершив все ритуалы, новая знакомая Алики ушла.      
  Девушка слезла с подоконника и отправилась расхаживать по замку. Закрыв за собой дверь, она оказалась в длинном коридоре. Напротив её двери были ещё две и портрет неизвестного с усами. Алика с надеждой подумала: «Быть может, Виктора с Миленой поселили напротив». Но это было всего лишь предположение, и она не посмела потревожить покой соседей. «Хорошо бы разыскать Илин». — Девушка решила прогуляться и заодно разузнать, где разместилась её подруга. Уж кто-кто, а она-то сама выбирала себе апартаменты.
  В поисках знакомой девушка вышла на веранду, украшенную двумя бронзовыми всадниками в человеческий рост. У  них были мечи замка Церион. Алика сразу узнала оружие. Она помнила меч Илин, лезвием которого она сильно обожгла себе руку. Один всадник, рослый, худощавый, с воодушевлённым лицом, показался ей очень молодым для того, чтобы успеть стать героем. Он выглядел ненамного старше её самой. «Впрочем,— подумала девушка,— скорее всего, его обратили в юном возрасте, и  с тех пор его тело больше не менялось». Другой был шире в плечах и важно восседал на коне, причём, как было видно по его лицу, с чувством собственной значимости. Сначала Алике показалось, что бронзовые мечи одинаковые, но, получше разглядев оружие, она  поняла, что у старшего всадника на мече поверх клыков ещё отлита такая же бронзовая корона. В складках его рта  была какая-то царственная суровость.
— Это два великих военачальника,— произнёс голос из-за спины.— Сидмон и Лучезар.
Алика обернулась — за её спиной стоял Марк и тоже внимательно разглядывал статуи.
— Сидмон – глава клана? — вспомнила она имя, которое уже слышала.
— Да, глава клана и когда-то славный  воин. Только вот он давно потерял прежний запал и поэтому доверил  войско мне.
—Вы... ты... можешь рассказать мне про другого… про Лучезара?
— Лучезар — сын Сидмона и его первой жены Ниилит, приехавшей к нам из Речных земель. Лучезар был самым молодым из воинов. Ему было пятнадцать, когда он впервые принял участие в битве, и  семнадцать, когда возглавил войско. Правда сказать, ни будь он сыном Сидмона,  он бы не прославился так рано.
—Он сейчас здесь?
— Нет, он уехал странствовать, после того как его матери не стало.
—Как это произошло?
— Сидмон женился на другой. Ниилит не пожелала наблюдать за благополучием соперницы, вернуться в родной замок с позором она тоже не могла – не такой у неё был характер. Она прыгнула в горный огонь, который поглотил её навсегда. А ещё у Ниилит было прозвище «Светлая королева», ей дали его  за мягкий характер и светлые, как песок у моря, волосы.
Алика смотрела на бронзового Лучезара: его длинные полураспущенные волосы, казалось, развевались на ветру, а глаза, словно живые, пылали огнём. «Вот бы его увидеть вживую»,— мечтательно подумала девушка.
— В вашем клане много статуй,— произнесла она уже вслух.
— Да, наш клан – один из немногих, который делает скульптуры. Без них история забывалась бы быстрее. Есть ещё книги, но  их мало кто читает.
— Где я могу найти книги?
— Найти-то ты их можешь, а вот прочесть – вряд ли.
— Я умею читать! — возмутилась девушка. Она подумала, что Марк принял её за какую-то неотёсанную селянку.
— Наш письменный язык сильно отличается от твоего, — объяснил воин.
Только сейчас Алика задумалась: цивилизации их сильно  различаются, а значит, и языки должны быть разными. Правда, почему только письменные, почему устный у них один? Впрочем, в жизни так много всего необъяснимого и непонятного, что Алика даже не стала удивляться.
— Наши книги писались давно, из них можно узнать о том, что произошло и шестьсот,  и тысячу лет назад. Письменности нас научили лесные дриады, в те времена, когда мы были ещё дружны с ними. Мы охотились на животных и питались исключительно их кровью. А теперь дриадам больше нечему нас учить, все их знания давно устарели. Если тебе интересна история нашего клана, я могу показать тебе некоторые портреты.
— Значит, история в лицах. — Алика улыбнулась ему в ответ. — Покажи.
  Марк привёл её в какой-то лабиринт. Девушка сначала подумала, что он хочет запутать её и оставить здесь одну на голодную смерть – ведь об отношении «настоящих» вампиров к пришельцам ей уже было известно. Но лицо Марка было таким дружелюбным, что она сразу отбросила эту мысль. Портреты начались не сразу, но вскоре Алика увидела изображение седоволосого вампира с плетёной повязкой на лбу.
— Ему было восемьдесят пять когда его обратили,— объяснил Марк. — Это Яромир Основатель. Он положил начало нашему клану.
— Было восемьдесят пять, когда обратили, — повторила Алика,—  значит, обращённый положил начало клану?
— Тогда чистокровных  было очень мало, и к обращённым относились лучше. Хотя даже в наши дни бывают исключения.
На портрете, который висел рядом, был вампир в чёрных, как обсидиан, доспехах. Примечательно: в лице воина было то, что у него не было половины носа, вместо этого с полотна смотрел обрубок.
— Это Вильмор Храбрый, воитель другого клана, Туманного Утёса. Правда, его портрет нарушает хронологию. Сам не понимаю, почему его повесили именно здесь,— пожаловался Марк.
— А полноса ему отсекли в бою?— не могла не полюбопытствовать Алика.
— Да, в бою. Обычно наши  раны затягиваются, и от них не остаётся даже следов, но отрубленные части тела снова не вырастают. Так, например, многие вампиры были убиты на поле брани через обезглавливание. Портрет Вильмора попал сюда случайно. Обычно мы не вешаем в галерею картины и портреты из других кланов, но этот привёз сам Атраксий из Синих Гор в подарок  Ноэлю, сыну Сидмона от второго брака, ко дню его двенадцатилетия. Он пожелал наследнику  быть таким же доблестным, как воин его замка. — Марк усмехнулся и с иронией продолжил: — Ноэль не преминул воспользоваться его советом и в тот же день закатил битву с девчонкой, которая к тому же была моложе его.
— И кто победил? — Алика не смогла сдержать смех.
— Любую другую девчонку Ноэль, может быть, и поколотил, но в тот день он повздорил с Тританией. А у неё было побольше опыта, чем у изнеженного Ноэля. В замке её не любили, особенно сверстники. Они часто устраивали ей засаду, один раз даже, как я слышал, полили какими-то  отбросами. В общем, мне иногда даже было её жалко.
— Значит, Ноэлю хорошо досталось в тот день?
— Ему было скорее обидно, чем больно. Тритания своим маленьким острым клинком, больше напоминающим шило, порвала ему подтяжки и состригла немного волос. За это злодейство Сидмон отправил её чистить конюшню. Вот это уже было настоящим позором для такой гордячки, как она! Как сейчас помню, Тритания счищала навоз и шептала проклятия. Тогда она уже примеряла на себя роль могущественной колдуньи и грозилась низвергнуть Сидмона и всех, кто вместе с ним.
  За портретом Вильмора следовала картина, на которой был изображён город, окружённый пятью холмами. Дома в городе были уже каменные, но где-то просматривались невысокие деревянные постройки.
—Это  город  вампиров, которых мы называем ремесленниками. Именно они шьют нам одежду и производят материалы для строительства замков.
Алика усомнилась в словах Марка.
— Этот город слишком мал, чтобы обеспечить всем необходимым целую сеть кланов, — сказала она.
— Это не единственный город ремесленников, есть ещё множество других. Специализация городов может сильно различаться. Например, в Речных землях выращивают жемчуг и добывают драгоценные камни. Есть города, часть населения которых работает в шахтах. Они добывают самоцветы. Есть и такие города, которые сотрудничают с людьми, конечно, не выдавая своего  при этом свою сущность.
На картине были изображены женщины в фартуках и мужчины в рабочей одежде, совсем не похожие на  вампиров из замка. Следом за этой картиной висело несколько других портретов глав и воинов, на которые Алика не обратила особого внимания. Её взгляд остановился на портрете бородатого вампира в роскошной рубахе, расшитой обсидианами и рубинами.
— Сейчас главы кланов одеваются гораздо скромнее,— объяснил Марк.— Сидмон одевается, как и все другие мужчины-воины, только на груди у него какой-то красный камешек – наверное, в знак отличия. Что-то вроде рубина, наверное. А впрочем, я плохо разбираюсь в камнях.
За бородатым правителем следовал портрет женщины  в просторном платье с воздушными рукавами и с плетёным колье на шее.
— Это трансильванская принцесса. Принцесса вампиров, разумеется. Она была помолвлена с Квэнтэном  Шейном, но по дороге в замок Церион принцессу перехватил Крэгэн, глава клана «Стальная обитель». О дальнейшей судьбе принцессы ничего не известно. О Стальной обители вообще  известно очень мало, так как этот клан прекратил своё существование, а замок был давно разрушен и  превращён в руины. Кто-то говорит, что Крэгэн сделал принцессу своей королевой, а некоторые утверждают, что трансильванка оказалась очень своенравной, и Крэгэн обрёк её на голодную смерть в подземелье.
  Далее вниманию Алики представлялись портреты в полный рост. С холста на неё смотрели  Квэнтэн, Элэн и Триша Шейн. Все они были похожи друг на друга: одинаково темноволосые и одинаково широкие в плечах. Триша  была красива лицом, но талии и груди у неё практически не было, телосложением она напоминала братьев.
— Значит, Триша их сестра,— поняла Алика.
— Верно: их сестра и последняя представительница рода Шейн.
— Значит, Сидмон относится к другой династии?
— У нас и династий как таковых нет. Ноэль верит, что наследует отцу в случае его гибели, но чаще всего главу выбирают на Собрании. С тех пор как кланы стали мирными, мы можем даже приглашать представителей других замков и выслушивать их мнение по поводу новой кандидатуры,— объяснил Марк.
Через несколько портретов за родом Шейн следовали изображения Сидмона, Ниилит и Лучезара. Лучезар больше походил на мать, нежели на отца. Такой же светловолосый, стройный и красивый, он казался отражением своей матери. Рядом висел портрет второй жены Сидмона. Её внешность поразила Алику. На вид избранница главы  была южных кровей. Миндалевидные глаза с туманной поволокой были цвета тёмной сирени, а  иссиня-чёрные волосы струились по смуглым рукам.
— Она прибыла к нам из долины Рэй.  Девушка-загадка. Её прозвище   было «Молодая  кшатрии». О ней никто в замке практически ничего не знал, даже сам Сидмон. Известно было только, что будучи дочерью главы южного клана, она вынуждена была бежать из  родного дома, когда её брат захватил престол, убив  отца и других братьев и сестёр. Южанка  нашла приют в нашем клане. Сидмон был очарован её нестандартной красотой и сделал её своей женой. Кшатри родила ему двух детей – мальчика и девочку. Всё это время в замке она совершенствовала своё боевое мастерство, а после уехала, оставив только записку, в которой говорила, что едет на свой последний бой, чтобы  отомстить за отца, братьев и сестёр. Можно  только догадываться, что Молодая кшатрии смогла тайно попасть в покои своего брата-узурпатора, возможно, даже смогла убить его, но выйти оттуда живой ей не удалось.— закончил повествование Марк.
— Мне жаль  её, — проговорила Алика, вглядываясь в южные черты лица кшатрии.— А портретов её детей здесь нет?
— Пока нет. Честно говоря, у  Сидмона нет своего художника. Обычно к нам приезжает мастер из клана «Ночной охотник», но в последнее время художники не так сильно привязаны к родным кланам и часто путешествуют.
Галерея-лабиринт подошла к концу, и Марк повёл Алику в её комнаты. Замок был велик, и девушка могла легко заблудиться. Когда они шли по веранде, на которой стояли две бронзовые статуи, Алика поблагодарила воина за экскурсию и сказала, что хочет немного постоять на воздухе. Она ещё попыталась узнать, где разместилась Илин, но Марк ничего не знал об этом. 
  На веранде с книгой в руках сидела девушка, как показалось Алике, немного младше её. Она была так поглощена чтением, что никак не отреагировала на подошедшую к ней незнакомку. Алика подумала о том, как бы она заговорила с незнакомкой, будь та простой человеческой девчонкой. «Что читаешь?» — прикинула она вопрос у себя в голове. Но тут на перила веранды приземлился аист, хлопая чёрно-белыми крыльями. Девушка оторвалась от книги, взглянула на птицу, а потом на Алику.
— У него гнездо на малой башне, — проговорила незнакомка, почти не глядя на Алику. Её голос был удивительно тонким и детским.— Их трое,— продолжила она. — Отец, мать и птенец. Удивительно, но несколько поколений аистов могут пользоваться одним гнездом в течение четырехсот лет.
— А там, откуда я родом, говорят, что аисты приносят детей в дом. — Алика предприняла попытку как-то поддержать разговор.
    Её собеседница  сильно удивилась.
— Какая странная легенда! С чего это аисты будут приносить детей? И почему именно детей? И почему аисты, а не какие-нибудь другие птицы? —По её тону и мимике становилось понятно, что она сильно заинтересована «делом об аистах».
— А меня Алика зовут,— представилась Алика.
— Мия,— назвала своё имяеё собеседница.
Алика не знала, что бы такого сказать, чтобы не показаться вампирше из замка глупой, и, взглянув ещё раз на бронзовый памятник, сказала то, что первое пришло ей в голову:
— Скажи, а ты когда-нибудь видела его? — Она указала взглядом на бронзового Лучезара, воодушевлённо глядящего на линию горизонта.
— Мне не довелось увидеть его вживую,  он уехал ещё до моего рождения, но в книге я прочла описание его жизни и могу с уверенностью сказать, что не отношу его к числу достойных воинов, — немного растянуто и монотонно проговорила Мия.
— Почему? — полюбопытствовала Алика.
— Отец возвёл его в ореол великого воина. Сам же Лучезар был не более чем ветреным юношей, интересующимся только охотой и девицами. Один раз он даже сбежал с поля боя. Его преследовал Кваро кво со – почётный воин восточного клана. Лучезар прятался за кустом, когда Кваро занёс свой меч. Но Лучезару и тут удалось уйти. Он побежал к  водопаду Мудрой Хельги и спрыгнул вниз, за ним последовал и Кваро кво со. Лучезару падение не причинило вреда, но Кваро упал на острый камень, который разорвал его внутренности без возможности регенерации. Лучезар выдал несчастный случай за свою победу над воином с востока. Из его рассказа выходило, что Кваро хитрым приёмом выбил меч из его рук, Лучезар не растерялся и убил чужеземного воина огромным острым валуном, который  под силу поднять не любому вампиру. Эту историю записал дворцовый летописец. Но правда была записана рукой Кассия, который стал случайным свидетелем позора сына главы клана.
— А ты глубоко изучила историю замка Церион!— поразилась Алика.
— Ты, правда, так думаешь?— по—детски застенчиво спросила рассказчица.
Алика кивнула.
— А ещё, — продолжила Миа,— мать Лучезара, Ниилит вовсе не бросилась в горный огонь, как об этом обычно рассказывают, она просто уехала обратно в Речные земли, к отцу. А пришлось ей уехать из-за того, что Сидмон выгнал за многочисленные измены. И волосы у неё были не цвета морского песка, как написал наш летописец-романтик, а цвета жжёного сена, если уже быть точной. Я смотрела на её портрет, именно так называется этот цвет. — Миа выдержала паузу и с возмущением продолжила: — Летописцы часто всё романтизируют, а портретисты изображают своих клиентов в лучшем свете, и чаще всего изображения имеют очень мало общего с реальной особой.
Миа ещё долго могла рассуждать на эту тему, но знакомый голос позвал Алику.
— Я тебя по всему замку искала,— окликнула её Илин.
«А жизнь налаживается»,— сказала сама себе Алика. Она-то думала, что никому не нужна, а тут – раз! – и Марк провёл с ней экскурсию по  галерее, а потом и  с Мией познакомилась; вот не прошло и года, а Илин уже её обыскалась. Приятно, когда ты кому-то нужна.
— Иди за мной,— сказала вампирша. Она уже успела переодеться в чёрный кожаный костюм, плотно облегающий тело.
Алика уже привыкла к недомолвкам и поэтому попрощалась с Мией и пошла туда, куда её звали. «Может, по дороге сама всё расскажет», — предположила она.
— Сегодня ночью мы спустимся в гостиную залу, и я представлю тебя своему кругу, – объяснила Илин.
  Апартаменты Илин сильно отличались от тех, в которых предстояло жить Алике. Единственная комната  была уютней и просторней двух комнат Алики. Там не было ничего похожего на туалетный столик и ни намёка на то, что комната принадлежит женщине. Напротив, на стене висел меч – тот самый, которым Алика по неосторожности обожгла руку. Грубая мебель, обитая  тёмной кожей, носила отпечаток сурового аскетизма. В замке Илин знали как воина, поэтому комнату, заранее подобранную для неё, обустроили соответствующим образом. Илин  всегда была скрытной, поэтому окон в её комнате не было.
  На большом кожаном кресле лежало платье бежевого  цвета.
— Одевайся! — скомандовала Илин и указала взглядом на одежду. — Скоро мы спустимся вниз.
Легкоерасклешённое  платьице  было как раз для молодой девушки. Простое, но изящное, оно выгодно подчёркивало талию.
—Твоё? — спросила Алика.
— Конечно, нет,— усмехнулась вампирша. — У меня и размер больше и фасон такой  для меня не годится. Я одолжила его для тебя на время. Постарайся не запачкать.
Алика аккуратно пригладила юбку и случайно посмотрела на свои ноги.
— Илин, ничего, если я пойду так?— спросила она.
Илин посмотрела на её кроссовки и даже возмутилась такой мысли.
— Здесь даже не знают, что это такое. Жди здесь, я принесу тебе туфли, — отчеканила она.
И она пропала на какое-то время. «Небось по всему замку бегает», — подумала Алика. Вскоре Илин вошла в комнату, держа в руках пару летних сапог,  больше напоминающих сапоги из Древней Греции, чем обувь, сшитую по современной моде.
—Сапоги? — удивилась девушка.
— Эндромиды, — ответила Илин.— Это скорее сандалии нежели сапоги.
Сама Илин переодеваться не стала, объяснив такое поведение тем, что платье ей не по званию.



Глава 4
Приказ чародейки

  Виктор сидел у кровати сестры и нежно поглаживал её тонкие жидкие волосы. Она — немое дитя, вечный изгой, чужая среди своих и среди смертных. Ей никогда не быть полноценной частью ни мира вампиров, ни мира людей. Но она не одна, у неё есть сильный и смелый брат, который сделает всё для того, чтобы её защитить, спасти от смерти. Высокий плечистый Виктор, выглядящий старше своего возраста, походил скорее на отца, чем на брата, а Милена слишком хрупкая и тонкая для своих лет, казалась совсем крошечной по сравнению с ним. «Не бойся, не бойся, — шептал молодой вампир.— Пока я жив, я буду бороться и за твою жизнь. Тебе ничто не грозит». — Эти слова были отчасти неправдой, но парень верил в то, что говорил.
 «Кем же был её отец?— иногда задумывался он.— Да это и не так уж важно. Главное, что мать у нас одна и в жилах сестры течёт её кровь». Задумывался он и над тем, кто его собственный отец. О нём матьпочти не рассказывала, кроме того, что он был всегда весел и находчив, но это почти ни о чём не говорило. Виктор и имени его-то не знал.
  Парень снова провёл рукой по русой голове спящей. Видимо, Милена почувствовала  его прикосновение сквозь сон. По привычке девочка захлюпала носиком, дёрнула ногой и перевернулась на другой бок.
— Спи, спи, Милена,— тихо прошептал брат.
  Он  вышел из её комнаты и побрёл по длинному, тёмному коридору, напоминающему шахту. Только редкие факелы иногда роняли свой медный свет на бледный мрамор. Вампиры хорошо видят в ночи, но Виктор предпочёл бы более яркое освещение. Однако на этот счёт у кастеляна замка были свои соображения. В замке Виктор и сам почувствовал себя гибридом. Проживший одну половину  жизни в клане, а другую среди людей, он совмещал в себе привычки и тех, и других. Долгие годы он ждал часа своего возвращения домой, но, вернувшись в родной замок,  понял, что его менталитет бесповоротно изменился и теперь мирная жизнь людей с их современными технологиями привлекает его больше  роскоши и готики средневекового замка. Не чувствуя себя более хозяином своей судьбы, каковым он  мнил себя раньше,  в своих мечтах Виктор уже не видел жизнь в клане. «Надо отомстить за мать, вылечить Милену и …— Он подумал о Тритании — И, если это возможно, остаться в лесу вместе с чародейкой».  Она была его родной тёткой, и Виктор сам  поражался тому, что его это почти не смущает. Он успокаивал себя так: «Род моей матери всегда ценил кровные узы. И в самом деле, кто может любить друг друга сильнее, чем носители одной крови?» Глупый аргумент, но всё же, Виктор верил в то, что придумал.
  Блуждая по длинным коридорам, он вышел на веранду. Холодный ветер яростно бил в лицо и тем самым раззадоривал молодого вампира. «Сейчас бы поскакать на коне. — Он даже прикусил губу, представляя желаемое. — Стучат копыта, а ветер знай себе звенит в ушах». Ему хотелось отвлечься от мрачных мыслей, забыться и, предавшись  смелым мечтам, выплеснуть буйную энергию. Он любил мчаться на коне в запале по всем лугам и полям и везде, где придётся. Лёгкие мысли и такая же лёгкая, но пылкая скачка. В такие минуты он чувствовал себя по-настоящему живым, а иногда и счастливым.
  Ободряющий порыв ветра снова ударил в лицо, и на веранду влетело какое-то существо размером с мышь. Дребезжа прозрачными, как стекло, стрекозиными крыльями, оно опустилось на перила перед самым носом Виктора. Да, крылья – единственное, что было красиво в посланнице Тритании. Подразнивая Виктора, пикси захлопала острыми, как у эльфа, ушами и расплылась в омерзительной улыбке. Одного зуба недоставало – видимо, существо попалось под руку Тритании, когда тёмная госпожа была не в духе.
— Смётри, теерь я умею свистеть, — оповестила его беззубая пикси и свистнула что есть моч – так, что Сидмон, должно быть, подпрыгнул на своём троне в другой части замка.
— Замечательно, — сказал Виктор и прикрыл нос. От пикси разило гнилыми червями, корнями смрадного дерева, змеиным отваром, настоем из глаз мертвецов и ещё какой-то неведомой дрянью.
Безумная пикси по-собачьи почесала свою голову.
— Что тебе нужно, исчадье?
    «Исчадье» — это было сильно сказано.
— Она пислала меня за тьобой,— пискнула пикси.
— Тритания?— обрадовался Виктор.— Где она? Куда мне идти?
— На Малый коготь,— Пикси махнула своей крошечной волосатой ручонкой, давая  знак спуститься вниз.
Одной рукой Виктор опёрся на перила и перекинул своё тело. Приземлившись на ноги, он бросился бегом вслед за стремительно летящей посланицей. Та неслась что есть мочи. Прозрачные стрекозиные крылышки поблёскивали при свете звёзд, давая вампиру возможность не терять её из виду.
  Малый коготь – так назывался грот – находился в десятке километров от замка. Виктор пробежал дистанцию вслед за беззубой тварью так быстро, как только мог.
— Остоожно, — твердила пикси, когда они спускались в грот. — Могутт бить обвяли.
— Да-а, славное местечка выбрала Тритания, — протянул парень, оглядываясь вокруг.
— Эть одно из зябитих вяшими брятьями месть,  — объяснило крошечное создание.— Есьли они узнають о тёмь, чтё ти гёвёриль с гёсьпёжёй…они не дольжьни знять…они вибьют тебе клики.
— Сидмону и остальным дела нет до того, куда я хожу,— ответил вампир.
— Ти опрометчивь,— хихикнула пикси.
 Смех разнёсся по гроту, отчего Виктору стало не по себе.
— Где Тритания?— спросил он, встревоженно озираясь по сторонам.
—Тёмьная гёсьпёжя  здесь,— пискнула посланница и юркнула в какую-то нору.
Виктор по-прежнему ничего не видел, но тут пух, слабо виднеющийся при лунном свете, сконцентрировался. Из него выстроился женский силуэт с двумя закрученными рогами, наподобие бараньих. Фигура приобрела более чёткие очертания, из лунного света соткалось платье, отороченное мехом чёрной лисицы. Спустя мгновение на Виктора смотрела она, чародейка. Наяву она была совсем не такой, как в видениях. От еёбылого очарования не осталось и следа.
Колдунья шагнула вперёд.
— Мой Виктор,— признесла она так мягко, как только ей позволял  её грубый от природы голос.— Я ждала тебя. Ты пришёл мне помочь?
Виктор хотел было напомнить тёмной чародейке, что та сама позвала его, но не стал.
— Да, я помогу тебе, моя госпожа,— сказал он, всё ещё завороженный.
— Мы хотим отомстить за твою мать. Как ты, должно быть, догадываешься, в её смерти виновен прежде всего глава клана, Сидмон.
—Я догадывался.
 — Помоги мне убить его, и ты свершишь свою месть. А после ты будешь там, где и полагается быть моему племяннику — рядом со мной, у власти.
— Я помогу тебе, только, прошу,  назови  мне имя того, кто исполнил  приказ,— с пылом просил молодой вампир.
— После, мой  Виктор, после. Сначала я должна прийти к власти, а потом твоя справедливость восторжествует.
— Я завтра же убью Сидмона!— яростно воскликнул племянник чародейки.
— Не вздумай! Ты мне ещё нужен живым. Слушай вот что: отправляйся в родовой склеп и разыщи последний гроб по правую сторону. Это гроб нашего предка чародея  Рогнара.  Именно от него мне достался дар чёрной магии. Его скелет держит в руках рукавицу. Это не просто рукавица. Как я слышала, наш предок называл её драконовой. Принеси её мне.
—Я сделаю всё, что ты прикажешь, только прошу, скажи…
— Всё что угодно.
— Ты можешь вылечить мою сестру? Ты ведь не желаешь ей зла. То, что произошло в чаще, было ошибкой, ведь так?
— Конечно, ошибкой, — вынужденно произнесла чародейка, приковывая к себе взгляд парня. — Я знаю средство. Милена будет здорова, но сначала принеси рукавицу. Советую тебе не мешкать, отправляйся в склеп прямо сейчас. Чем быстрее достанешь рукавицу, тем скорее исцелится твоя сестра.
Тритания  скрылась от света луны, в темноте выделялся только её длинный нос.
— Добудешь рукавицу – надень, она сама приведёт тебя ко мне. — Вампирша  воздела руки,  её длинное тело стало растягиваться. За долю секунды чародейка превратилась в одну тонкую чёрную линию. Струёй дыма она взлетела и исчезла во тьме.
   Склеп Виктор нашёл с трудом. Давно ему не приходилось туда спускаться. Нащупав потайной каменный люк, он отделил от каменной плиты разросшийся сорняк, отодвинул её  и, долго не мешкая, спустился вниз. Всё было другим, совсем не таким, каким запомнилось в детстве. Статуя плачущей женщины казалась ему тогда большой и красивой, теперь же перед ним стояла низенькая  широколобая вампирша со сложенными на груди руками. По щеке женщины котилась каменная слеза, голову покрывал тяжёлый капюшон из серого камня. Многие надписи на гробах уже стёрлись, и Виктор  даже не знал,  кто из его предков похоронен там.  Однако некоторые скрижали сохранились. Виктор прочёл на одной из них: «Сей Визбор из рода Зейн был убит на пятисот тридцать девятом году жизни во время поединка с Хосмидом из рода Вейн».  Надпись на соседнем гробу гласила: «Сей  Нель из рода Зейн был убит злосчастным Касием Сквернословом из рода Виг на трехсот двадцать седьмом году жизни». Ниже – приписка: «Сей недостойный Касий Виг отрубил голову благородному Нелю Зейн за его правдивые речи». Виктор очень уважал историю своего рода, но мать никогда не рассказывала ему ни о Визборе, ни о Неле. Следующая надпись читалась так: «Сия юная дева Мирина из рода Зейн погибла от горного огня на двадцатом году жизни».
«Совсем молодая, — с грустью подумал Виктор.— Даже для человека это не возраст».
  Его внимание  привлекла статуя Сероликого. Он стоял в холщовом плаще до самых пят,  руки его скрывали длинные рукава, а капюшон закрывал пол лица. Глаз, бровей, носа и губ у Сероликого не было, только гладкая ровная серая поверхность. Никому не известно,  кем был Сероликий, ибо за свою жизнь он не чем не отличился, делал то, что делало большинство, и говорил то, что говорило большинство. У Сероликого не было ни глазных яблок, ни зрачков, но Виктору почему-то кго лицо показалось очень груститным. «И какое отношение Сероликий имеет к моему роду?» – подумал юноша, но, не найдя ответа, пошёл дальше.
   В конце коридора по правую руку стоял необычный  каменный гроб. На его крышке, потемневшей от времени, было выбито изображение, мимо которого было просто невозможно пройти. Вампир в традиционном одеянии с острым воротником, и круглыми, как два шара, полубезумными глазами взирал на того, кто подходил к его могиле. Его клыки были в три раза длиннее обычного, а волосы, казалось, стояли дыбом, руки были сложены на груди, а на губах застыла холодящая душу улыбка. Вампир был вырезан на камне, но даже Виктору, родившемуся в клане, стало от его вида не по себе. Рядом с рукой каменного вампира было пять отверстий непонятно для чего проделанных.  На боковой части гроба Виктор прочёл: «Рогнар- чернокнижник». 
«Значит,  вот он, тот самый Рогнар», — понял потомок чародея.
 Кем же был этот Рогнар и как он погиб, Виктор не знал. Он попытался сдвинуть крышку, но она ни в какую не поддавалась. Отчаявшись,  молодой вампир принялся колотить по ней, но безрезультатно. В бессилии он сел подле гроба. Блуждающий взгляд стал осматривать потемневший от времени камень. Надписи на нём гласили, что тело тёмного чародея  и его магические предметы до сих пор имеют силу, и посему род Шейн заключил его в гробу с помощью светлой магии пяти слёз Элэна. Эти слёзы заперли тело Рогнара, и только они способны снова открыть крышку гроба. Но Элэна уже давно нет в живых, и  как теперь, достать эту проклятую рукавицу, Виктору было неизвестно.


Глава 5
Тёплый приём

   Широкая парадная лестница, устланная багряным ковром, вела вдоль портретов великих церионцев. В  центре зала висела трехъярусная люстра. Горящих свечей было совсем немного. Приятное медное пламя отражалось в стеклянных гирляндах, свисавших гроздями с последнего яруса. Пламя трепетало и замирало от дуновения ветра. Двухметровое вытянутое окно было открыто. С улицы веяло ночной  прохладой,  а лёгкий ветерок играл с алыми в золоте  шторами.  Прекрасно выполненный веерный свод придавал залу особенную роскошь.  Отходящие от него столбы плавно перетекали сверху вниз и были неотделимы от воронкообразной поверхности. Вееры напоминали огромную паутину, разбросанную по всему верху. Свод немного потрескался, но это только придавало ему колорит.
  В зал свободно влетали и вылетали летучие мыши с мощными, необычайно большими перепончатыми крыльями. Их любезно подкармливали лягушками, рыбой  и даже насекомыми, заранее припасёнными для таких целей. Летуны были чем-то вроде домашних питомцев. Одна мышь взлетела и уселась прямо на люстре – разумеется, головой вниз. Освещение было слабым и ничуть не вредило летучим друзьям. Самая толстая мышь повисла на другом конце люстры и принялась медленно её раскачивать. Её младшей сестре это не понравилось. Она разразилась пронзительным писком. Все   тут же закрыли уши.
  Другая мышь, получив только что лягушку из рук одной вампирши, пролетела с ней через всю залу и бросила её на голову никому иному, как Сидмону. К всеобщему удивлению, лягушка оказалась живой. Непринуждённо квакнув, она спрыгнула с головы Сидмона прямо в его чашу. Вся красная, она как ни в чём ни бывало покинула зал и отправилась исследовать замок. Всегда величественный и ко всему готовый глава клана на этот раз пребывал в ступоре.  С  каменного лица медленно стекало содержимое  чаши. Зато Марк хохотал вовсю. Правителю протянули салфетку. Ничем не выдав своих внутренних ощущений, он принялся автоматически поглаживать ею лицо. Кто-то сделал знак, и оркестр заиграл ненавязчивую мелодию. Все тут же забыли о  неловком случае, и разговоры возобновились.
  Три пары танцевали в центре залы.  Это были профессиональные танцоры. Среди них сильно выделялась Нельда –  полная вампирша, но при этом очень талантливая. Остальные присутствующие сидели в кожаных креслах и неторопливо потягивали из бокалов красное содержимое. Некоторые стояли, но таких было немного. Вся зала была заставлена диванами, креслами и столами чёрного дерева. За каждым столом сидело около пяти–шести вампиров. Илин подвела Алику к столу, за которым сидели Марк  и ещё два  других, незнакомых ей воина. Все трое были одеты так же, как черноволосая воительница, в  тёмный кожаный костюм.
— А вот и наша бесстрашная Илин! — объявил Марк.
Воительница поприветствовала всех улыбкой и вальяжно опустила своё тело на диван. Полулёжа, она закинула одну ногу на другую. В обществе воинов она двигалась иначе, а её голос приобретал твёрдость; менялся и тембр речи. Илин держала себя раскованно и по-солдатски грубовато.
— Не зря Сидмон наградил тебя одним из пяти лучших мечей. Правда, вот, ты так долго жила в мире людей, что, должно быть, забыла, каким концом бить, — процедил невысокий, худощавый Рэй. По подростковому угловатый, он до смешного не походил на воина.
Илин даже не взглянула на него. С ледяным высокомерием она пропустила грубое, но имеющее место быть замечание.
Кряжистый, плотный вампир, которого все называли толстым Ником, опустошал одну чашу за другой и, казалось, даже не обращал никакого внимание на пришедших. Илин выпила немного  и, оценив ситуацию, поднялась с чашей в руке:
— Я рада  вас видеть. — И после некоторой паузы прибавила: — Друзья, нас всех объединяет  общая цель: искоренение зла. Тритания  долгое время скрывалась в чаще, но теперь я знаю, где её убежище. Бунтарка будет поймана и наказана. Скоро я поведу вас к её логову, и мы покажем ей, что серебро наших мечей сильнее её магии. — Илин закончила свою речь, расставляя паузы и возвышая голос  по всем правилам ораторского искусства.
— Выпьем за это!!! — воскликнул Марк. В противовес многим  вампирам, он был  очень эмоциональным.
Бокалы и чаши поднялись над столом.
— Что расскажешь про свою жизнь, Ник?—  затем поинтересовалась Илин.
Кряжистый Ник на время прекратил свой усердный труд над чашей и, облизнув с губ её содержимое, ответил:
— Я охотился, потом пил, потом опять охотился и… и скучал по былым временам.
Рэй из долины Рэй неодобрительно цокнул.
— Былые времена были славными, — не задумываясь, изрекла Илин. — Всегда находилось дело нашим мечам, и всегда было применение нашим силам, армия была организованнее, да и нравы были куда лучше. Сейчас уже нет той порядочности и сплочённости. Все друг другу, как чужие.
— В любое время есть свои плюсы и минусы, и я не берусь утверждать, что прежние времена были лучше, — внёс свою лепту Марк.
— Нет, однозначно двести лет назад жилось куда лучше, — твердил  своё Ник.
— Марк, да ты сам подумай. — Илин перешла на шёпот. — Глава клана заботился о нас куда лучше,  у каждого вампира было своё дело, а сейчас  сидим по целым ночам в залах да гостиных и дурью маемся. Ты только посмотри вон на тех танцующих, им же однозначно некуда себя деть.
— Прежние времена были насыщеннее, ярче и…лучше, — повторился толстый Ник. — А вон те вот, – он указал на двух с виду молодых вампирш, подкармливающих летучих мышей, – явно не знают, чем  заняться.
—А по-моему им весело, и танцующим парам тоже, — непринуждённо сказал Марк.
— Да ты посмотри на Сидмона,— еле слышно произнёс Ник. — Ведь он сидит, как каменный. — Ник был очень возмущён несогласием сослуживца. —  Ему и здесь невесело, и дел особых нет. А из врагов у него только женщина. Причём, — он заговорил ещё тише,— я сомневаюсь, что Тритания действительно так опасна, как говорят. Но в любом случае, тот факт, что Сидмон готовит армию против одной женщины, смешон.
— Да что было хорошего в прежние времена? — не выдержал Рэй, сосредоточенно молчавший всё это время. Он говорил вполголоса – так, как привык говорить. — Кровь  попусту лили, да и только.
— Да зачем вообще это обсуждать? Расскажи, лучше, Илин, нам о своих странствиях, — поспешил сменить тему Марк. К всеобщему удивлению, ему это удалось.
— Я была по другую сторону леса – там, где вампиры оказываются крайне редко. Была в разных городах. Была на севере, востоке и  на западе, а осела на юге. Днём я смотрела на людей, а ночью слушала шум моря. Мерный бой волн успокаивал, а запах соли наполнял сердце радостью. Я смотрела на ясное южное небо и большие, как нигде, звёзды. Тогда мне хотелась петь и смеяться. Мне никогда не приходилось грустить в тени моего уютного сада, а когда хотелось развлечения, я садилась за своё  пианино и играла лёгкие, весёлые мелодии. — Илин приятно ухмыльнулась и перевела взгляд на Марка.— А как у тебя обстояли дела?
— Я победил в поединке Светозара из речных земель, но оставил ему жизнь. Ещё  убедил Сидмона не изгонять из клана Лукрецию Виг и тренировал но вобранцев, и не только новобранцев.
—Мне жаль Лукрецию,—  проговорила Илин.— Столько бед ей пришлось претерпеть из-за сына!
— Касий Виг ни в чём не виновен,— вмешался Рэй.— Я хорошо знаю его, он – самый честный и правдивый вампир, которого я когда-либо знал.
— Касий оклеветал Ниилит из речных земель, — сказал Ник, слизывая кровь с губ. — Всем известно, что она не изменяла Сидмону, просто тот полюбил другую, а гордая Ниилит не смогла бы жить под одной крышей с другой. А Сидмон и не думал выгонять Ниилит, он с большим удовольствием жил бы с обеими... вот...
Рэй ничего больше не стал говорить, но осаждённым себя ничуть не чувствовал.
  Всё это время Алика молча наблюдала за происходящим. В то время как она с жадностью ловила каждое слово, на неё практически не обращали внимания. Больше всего ей хотелось оказаться сейчас на месте Иилин. Нет, быть Илин, говорить то, что говорит Илин и быть воспринятой так, как воспринимают её. Хотелось быть услышанной, хотелось быть частью. Частью общества. Ради этого девушка могла бы многое отдать. Отдать своё бессмертие, своё молодое лицо, лишь бы быть воспринятой как часть коллектива. Лишь бы  не быть тенью, лишь бы не быть безмолвной, как рыба. Но что она могла сказать? Ничего о старых временах она не знала, о Касии Сквернослове только слышала краем уха, а о Лукреции Виг вообще слышала впервые. Всё существо Алики разделилось на две части. Одна часть хотела бороться, другая хотела выть по-звериному. Выйти в поле и завыть, как волки воют на луну.
   Илин – грешная и прекрасная, отважная и трусливая, элегантная и грубая –  располагала к себе далеко не всех, но всё же её слушали, не смея перебивать. Она могла даже раздражать, но с её мнением считались, в то время как Алика была в глазах других лишь зелёной наивной девчонкой. Хуже того, она была чужой…Может, и пыл Илин давно превратился в усталость, но сейчас она улыбалась, болтала и улыбалась. Алике тоже хотелось шевелить языком, здесь за этим столом,  говорить, болтать или трепаться – главное, чтобы слушали. Может,  такой подход неправильный… нет,  точно неправильный – нечего попусту разбрасываться словами; но в этот момент ей хотелось именно этого. Алика чувствовала себя так, будто она целую вечность провела в молчании, будто…будто её ценности были ложными.  Её не слушали мать и сестра, её высмеивал Пустовалов, подруги были легкомысленными сплетницами, которых заботило только их собственное мнение. Была ещё Соня, но Соня её предала…
Алика  посмотрела на Илин, надеясь поймать её взгляд, и не поймала.   Как же быть? Она не могла бездействовать. Нужно было как-то заявить о себе. Шальная мысль представиться самой раззадоривала девушку, но всё же она решила, что действовать подобным образом не только неприлично, но даже глупо: ведь речь идёт не о встрече друзей в привычной для неё среде, а о воинах замка. Шёпотом она обратилась к Марку, сидевшему с ней на одном диване, но тот был так увлечён обсуждением предстоящей тренировки новобранцев, что не обратил на слова девушки никакого внимания. Но девушка и тут не отчаялась. Она вспомнила, как она  обращала на себя внимание  Пустовалова, когда ей требовалось донести до него какую-то важную  информацию, и слнгка толкнула Марка коленом. «Разозлится или не разозлится, разозлится или не разозлится?» — звучало у неё в голове. Не разозлился.
— А... — протянул воин, хлопнув в ладоши. — Я совсем забыл представить вам мою новую знакомую. Знакомьтесь, это Алика!
Девушка почувствовала себя неловко, когда Ник и Рэй устремили всё своё внимание на неё, однако она сделала всё, чтобы ничем не выдать своего смущения.
— Да, точно…Как же так? Ведь девушка сидит за нашим столом уже почти четвердь часа! — будто опомнившись, воскликнул Ник.
— Откуда ты?— спросил Рэй своим привычным размеренным тоном.
— С друго стороны леса,— ответила Алика, зная, что называть свой город нет никакого смысла. Церионцы вряд ли когда-нибудь слышали о нём.
— Новообращённая?— снова прозвучал вопрос.
—Да.
— И, видимо, совсем не так давно,— прибавил Ник.
— Ещё этой весной, — пояснила Илин, которой сделалось очень скучно от таких расспросов.
Дальше разговор вошёл в прежнее русло. Вампиры заговорили о своей службе, о других кланах –  одним словом, о том, в чём Алика ничего не смыслила. Девушка вообще плохо понимала, зачем Илин привела её сюда, если даже не захотела представлять своим друзьям. Не зная, стоит ли ждать окончания застолья,  она решила уйти, не дожидаясь Илин. Но прежде чем встать из-за  стола, девушка бросила короткий взгляд на черноволосую вампиршу, та в кои-то веки развеселилась и с запалам объясняла  толстому Нику, как надо охотиться на белоногих оленей. «Я здесь не нужна», —поняла Алика. Она встала и, чувствуя на себе взгляды четверых вампиров, побрела к лестнице.
   Она шла по коридору, пока не заметила вечно читающую девочку. Мия неспешно шла ей навстречу с тяжёлой книгой в руках. Наверное, она бы прошла мимо, если бы Алика  не окликнула её.
— Интересная книга?— спросила Алика  и оглядела книгу изучающим взглядом.
Это был фолиант в потёртом, но плотном кожаном переплёте с вышитыми пурпурно-красными нитями скрещёнными мечами с золотыми рукоятями, украшенными драгоценными камнями. Тугой переплёт и выцветшая бумага свидетельствовали о древности книги. Под мечами крылатые звери стояли на двух ногах, сцепившись друг с другом своими огромными когтистыми лапами.
— Интересная,— коротко ответила Мия.
—О чём она?
— Это история нашего замка. Уже не первый раз её перечитываю.
— А ты знаешь, что это за зверь? — Алика ткнула пальцем в крылатое животное.
—  Это кринолион – древнее создание, которое редко встречается в наши дни. Раньше они летали над замком и охраняли его от врагов. Но сейчас во всех книгах написано, что эти звери давно вымерли.
— Я видела одного из них,— сказала Алика.
— Где? — удивилась Мия.
—В чаще.
— В чаще? — снова удивилась чдевочка.— Значит, ты та, которая пришла из мира людей. Как же я сразу не догадалась?
«Ну всё, началось!» — подумала Алика, боясь, что на этом всё их общение и прекратится, но Мия, по-видимому, не придала никакого значения разнице в их происхождении. Напротив, присев на балконе, она раскрыла перед ней книгу и начала воодушевлённо рассказывать, пересказывать то, что вычитала.



Глава 6
Фальшивое откровение

  Виктор был зол и взволнован. Он не знал, каким образом  сможет открыть гроб своего усопешего предка. Идти к Тритании?  Как постыдно быть мальчиком у неё на побегушках, неспособным ни до чего додуматься своей головой! Нет, она, женщина, обратилась к нему за помощью, и он… он поможет ей  и не будет бегать за её советами.  Только вот он совсем забыл спросить, зачем ей нужна эта чёртова рукавица. Но это было не так уж важно. «Небось, для какого-нибудь колдовства. Может, зелье из неё собирается варить,  а потом отравит им Сидмона. — Виктор на время даже удовлетворился этой мыслью. — Но ведь,  если Тритания даже погубит Сидмона, главой клана станет либо его сын  Ноэль, либо кто-то другой, да хоть тот же Марк – ведь он один из его приближённых». Он подумал, как поступил бы на его месте Марк. Вряд ли бы воин стал исполнять поручения тёмной госпожи, не узнав предварительно её план. «Может, стоит вернуться и расспросить Тританию? Но скажет ли? Нет, не скажет».
  Чары ведьмы начали постепенно ослабевать, однако Виктором двигало уже нечто другое. Милена отчаянно нуждалась в его помощи. От Трейстена не было вестей, а чародейка наверняка способна исцелить девочку. Тем более, Милена – её родная племянница. Молодой вампир не сомневался: для тёмной госпожи вылечить ребёнка – дело пустячное.
  Им двигал ещё и  «долг».  Он был должен отомстить за мать, а для этого нужно было погубить Сидмона. А если главе клана суждено умереть, почему бы не помочь родной тётке занять его место? Также он должен был узнать имя того, чья рука занесла меч над головой покойной. Единственным, к кому Виктор считал возможным обратиться с таким вопросом, была Тритания. Правда, был ещё Марк, но, как сказал Трейстен, он вряд ли знает, кто убийца.
  Рассуждая таким образом, Виктор вернулся в замок. Время было ближе к рассвету. Стоило только ему зайти в свою комнату, как в дверь постучали. И кто это мог быть? Он немного занервничал. За дверью стояла Илин. Теперь женщина была одета, как воин. С этим перевоплощением изменилась и её манера поведения.
— Тебе приглашение в новобранцы, — отчеканила она.
Виктор стоял, уставившись на клочок пергамента, не зная, принимать его или  нет. Он не будет биться против родной тётки. Но разве можно озвучить подобную мысль в этих стенах?
—Это приказ! — твёрдо произнесла воительница и вложила пергамент  ему в руку.
И как тут быть? Смешно, но теперь он – солдат на две армии.
  Слоняясь в раздумье, парень снова заглянул в комнату к сестре. Та всё ещё спала. Присев у её кровати, он как будто первый раз внимательно изучал черты её лица: она не была похожа ни на него, ни на красавицу мать. «Видимо, пошла в своего отца-человека»,— мрачно подумал Виктор, но, быстро примирившись с этой мыслью, он решил, что ничего плохого в этом нет. Милена всё равно была и будет его сестрой, и не важно, как она выглядит.
Девочка дернула маленьким носиком и открыла заспанные глаза.
— На этот раз ты очень долго спала,— сказал ей брат.— Расскажи мне, какие сны ты видела.
Милена при помощи жестов рассказала, что она видела во сне монстра с телом  человека, но сплошь покрытого драконьей кожей, летящего над замком.  Приснился ей и плачущий Лукас, и верховная дриада с жезлом из переплетённых  между собой ветвей. «Бедные люди, какая же галиматья им порой снится!» — подумал Виктор. Он немного посидел подле сестры. Безмолвная она смотрела на него, а он не знал, что у неё спросить и что ей рассказать. О тёмной чародейке говорить было нельзя, а кроме  этого, в его жизни не произошло ничего нового. Напоследок он подарил сестре лучик своего взгляда и снова ушёл, в надежде, что встретит кого-то из старых друзей. 
   По галерее шли две девушки. «А так это же Алика и дочь Сидмона, кажется», — подумал он, разглядев обеих. Алика что-то увлечённо рассказывала и даже не заметила Виктора. Девочки свернули с галереи. «Как она так может?! — недоумевал парень. – Такой долгий путь вместе прошли, а ведёт себя так, как будто я для неё совсем чужой. Даже не зашла ко мне, не узнала, как я разместился и как дела у Милены».
—Алика! — окликнул он её. — Ты что, так просто пройдёшь и даже не поздороваешься?
— Ну ты заходи ко мне после,— сказала  дочь Сидмона и оставила девушку наедине с Виктором.
Алика поздаровалась, но больше ничего не сказала.
 «Ну вот, сам первый не начнёшь, так и будет стоять,  будто в рот воды набрала»,—  раздражённо подумал  Виктор, а вслух сказал: — Что ты такая сегодня странная?
—Я всегда такая. А ты где был, почему тебя не было в зале со всеми?
— Что за допрос?
— Ты какой-то злой сегодня.
 «Ну вот, опять началось», — подумал парень  и, недолго думая, сказал.— Мне нужно сказать тебе кое-что важное. – Он привёл её в ту часть замка, где почти никто не ходил, и на одном дыхании выпалил: — У меня проблема: Милене совсем плохо стало, а единственное лекарство, которое её может спасти, лежит в склепе, в гробу моего предка чародея.
— Странно…
— Ну что тут странного? Для  мира вампиров это вполне естественно. Мага захоронили вместе с некоторыми его волшебными порошками. Проблема в том, что для того, чтобы открыть гроб, нужно достать какие-то проклятые слёзы Элэна Шейн, которого давно уже в живых нет.
— Откуда ты всё это узнал?
Этот вопрос поставил Виктора в тупик:  правду нельзя было говорить ни в коем случае.
— Ну как откуда? Мать перед смертью рассказывала, а я всё  позабыл и вспомнил только сейчас…вот.
Алика непонимающе смотрела на него. Виктора начаало злить её молчаливое недоверие. Сухо простившись с девушкой, он вышел на задний двор. Это место было ему хорошо знакомо. Здесь он мог пустить мысли по ветру и вспомнить то, чему его учили в детстве.


Глава 7
Ноэль

  Гулкие шаги доносились из галереи. Он шёл быстрой, уверенной походкой, не обращая внимания на мирно прогуливающихся по галерее вампиров, в изумлении замирающих при виде его. Один даже разинул рот и держал его так пока чья-то милостивая рука не захлопнула его отвисшую челюсть. Идущий точно знал, куда он направляется. На лице его читалась решимость и вместе с тем  высокомерие. Пряди волнистых иссиня чёрных волос шевелились  на ветру. Несмотря на то, что у него на поясе висел меч, мягкие руки, казалось, редко держали оружие. Не слишком высокий, но стройный, он не отличался крепким телосложением. Для того  чтобы придать большую мужественность своей фигуре, он всегда облачался в кожу, а поверх носил шкуру волка. Так он был одет и сейчас.
  Пройдя через галерею, он повернул в часть замка, где жили только привелигированные особы. Он приблизился к залу советов и хотел было войти, но стража наотрез отказывалась  пропускать его.
— Вы что, не узнали меня? — Тряхнув пышной шевелюрой, он гордо вскинул голову.
— Нет, мы вас не знаем, — сказал один из стражников.
—Да как…— Пришелец так возмутился, что не сразу подобрал слова.— Я ваш… да, я ваш господин и будущий глава клана! А ну немедленно расступитесь! — Он чуть не сорвался на крик.
Такая бурная реакция удивила стражников и вместе с тем порядком разозлила.
— Убирайся ты лучше отсюда, чужак, пока мы не проткнули твою визглявую голову и не вышибли твои куриные мозги напрочь!
—Да, убирайся,— подхватил другой.— Мы ни разу не видели тебя в замке. Уж не шпион ли ты какой?
— Вы… да я… Вы ещё  пожалеете, что нагрубили мне! Я сын Сидмона и не собираюсь терпеть подобные речи.
— Сын Сидмона был отправлен в клан Азаман, и сейчас он находится там.
Но вновь прибывший  уже ничего не слышал. Чуть не уронив волчью шкуру, он вынул меч из ножен и пригрозил  стражнику: — Я  лучший воин замка Церион, и я научу тебя хорошим манерам! — грозно завизжал тот, кто назвал себя сыном Сидмона.
—Ну а я тогда лучший воин Грозовых земель! — разразился хохотом стражник, который был на целую голову выше «Великого воина» и уж куда шире в плечах.
Перед тем как сделать выпад, «великий воин», поспешно предупредил противника:
— Мой отец командовал войском, мать была великой воительницей, а брат отправился на поле боя, когда ему было пятнадцать.
Не успел наглец закрыть рот, как стражник одним резким движением вышиб меч из его рук.
— А ты позволил себя обезоружить с первого удара, будучи уже здоровым увальнем! — Стражники покатились со смеху.
—Гнусная ложь! —  «Великий воин».— никак не мог успокоиться .— Моей стройной осанке завидуют даже девушки!
Тут оба стражника   заржали ещё громче. Неизвестный воин так прогневался, что уже б собрался было биться с двумя сразу, но тут к дверям подошёл Марк, как всегда в приподнятом настроении. Он ещё на расстоянии  крикнул:
—Так это же Ноэль! Наш принц!
Принц Ноэль одобрительно закивал. Марк назвал его принцем,  хотя официально этого титула не было.
— Благодарю тебя, Марк! Я никогда не забуду твою услугу. Я пришёл на собрание к отцу, а вот эти дубины не хотели меня пропускать. — Он поднял свой меч и ткнул им чуть ли ни  в нос самому речистому из «дубин».
— Спокойнее, мой принц, спокойнее — эти стражники ещё поплатятся за свою неучтивость,— не без сарказма убеждал его Марк, открывая дверь.
За прямоугольным столом совета уже сидели Толстый Ник с бокалом, наполненным кровью, Рэй из долины Рэй, Илин и сам глава клана – Сидмон. Увидев вернувшегося принца, все так и замерли от удивления, а Ник даже подавился. Илин принялась колотить его по спине, а Рэй – по груди. И из-за того, что они колотили одновременно, ситуация только усугубилась, и Ник закашлял ещё сильнее.
— Что ты делаешь?! Нужно стучать по спине! — возмущалась Илин.
—А я слышал, что бьют по груди, — ответил ей Рэй.
— Довольно! — громогласно объявил глава.— А то Ник уже близок к тому, чтобы стать первым вампиром, умершим от того, что кровь попала ему не в то горло.
Илин и Рэй снова опустились на свои места, но даже там они не прекратили  дискуссию.
— Опять ты всё делаешь мне наперекор: в таких случаях у людей принято бить по груди,— сказал Рэй.
— Нет, я долгое время жила среди них и знаю, что бьют всегда по спине, — не унималась Илин.
—А вот я слышал, что у людей,— повысил на них голос Сидмон, — дисциплина гораздо лучше.
Тем временем опоздавший Марк скромно занял своё место рядом с Рэем, а Ноэль как стоял столбом  так и продолжал стоять.
—Что ты делаешь здесь?— Сидмон устремил свой гнев на сына.
—Пришёл на собрание,— как ни в чм не бывало ответил тот.
— Что ты делаешь в Замке Церион?— словно громовой раскат, раздался голос отца.
—А это... — махнул рукой Ноэль.— Я просто решил, что  мне больше нечему учиться  в Азамане. И как только я это осознал, незамедлительно примчался сюда.
Всем показалась, что белоснежная кожа Сидмона потемнела от гнева.
— Непокорный мальчишка! Как смел ты без моего разрешения покинуть клан, в который я тебя отправил?! И какое право ты имел явиться сюда, на собрание воинов?!
—Я тоже воин, и твой сын к тому же, а посему имею право присутствовать здесь,— сказал Ноэль, прохаживаясь вокруг стола и выбирая место, где ему лучше сесть.
—Прочь, мальчишка, с тобой мы поговорим позже! А на сегодня собрание закончено.
Сказав это, глава поднялся со своего места и покинул зал собраний.
— А по какому поводу собрание было?— решил осведомиться  Ноэль, когда шаги его отца затихли в коридоре.
  Принц так и не получил ответа на свой вопрос и поэтому был очень зол. Но, выйдя из зала вместе с Марком, сменил гнев на милость и полюбопытствовал у старого знакомого:
—А как поживает Мерида? Я намерен женится на ней в этом году.
Марк в изумлении замедлил шаг.
—Ты до сих пор не знаешь? — вкрадчивым шёпотом спросил он.
— Чего не знаю?
— Столько лет прошло, а ты до сих пор не знаешь? Мерида мертва.
— Как мертва?! —Нижняя челюсть принца так отвисла, и Марку пришлось поднимать её, иначе Ноэль мог запросто съесть пролетавшую мимо муху.
На этот вопрос горе-воин тоже не получил ответа:  Марк не знал, как погибла Мерида.
— Ну, это... это …— Ноэль был ранен до глубины души и поэтому не сразу сумел подобрать нужные слова.— Вот жалость!— не сдерживая эмоции, воскликнул он.



Глава 8
Пять слёз Элэна Шейн

  Если только можно представить дочь вампиров забитой девочкой, чем-то напоминающей мышку, то именно такой и следует представлять Мию, дочь главы клана. Волосы девушки, тонкие и непослушные, были коротко острижены, но от этого их обладательница казалась только ещё небрежнее и растрёпаннее. Прядки то и дело поднимались даже от дуновения лёгкого ветерка и принимались плясать на голове своей хозяйки. Мия давно смирилась с непокорными волосами и больше не придавала почти никакого значения своему внешниму виду. Никто точно не помнил, сколько ей было лет, но выглядела она  ещё совсем девочкой с неопределившейся  фигурой. Чувствуя себя скованной неспособностью что-либо изменить в своей жизни, она почти смирилась со своим бессилием. Всё, что она могла, было незначительно, а всё, что было значительно, было не в её руках.
Сидя посередине своей комнаты в окружении хаотично разбросанных вещей, Мия внимательно изучала карту замка. Подобрав под себя ноги, она медленно водила ла пальцем по дороге  в подземелье.
В дверь постучали.
— Входите, — негромко ответила девушка.
В комнату вошёл Ноэль. Мия так удивилась, что даже карту из рук выронила.
— А я как будто никуда и не уезжал,—  как ни в чём не бывало сказал ей брат. — Ты всё читаешь, как и до моего отъезда. Знаешь, если бы тебе было суждено родится в человеческой семье, ты бы  задохнулась от книжной пыли.
Мия жалобно посмотрела на брата.
— Не смейся надо мной,— тихо произнесла она.— Что мне ещё делать, кроме того, как читать?  В этом замке нет для меня другого занятия. А отец совсем забыл о моём существовании.
— Так и ты забудь  про него. —Совет Ноэля был прост, как и всегда.— Поверь, я именно так и сделал в своё время и теперь ничуть не жалею об этом. Ты выросла, Мия, так и веди себя, как взрослая, и начни совершать, в конце концов, взрослые поступки!— пламенно произнёс он свою короткую, но воодушевляющую речь.
В комнату вошла Алика. Совсем забыв постучаться, она смтилась, увидев у Мии незнакомца. Девушка хотела было выйти, но Ноэль предупредил её, сказав, что как раз собирался уходить. Честно говоря, к сестре он заглянул случайно и не намеревался долго у неё задерживаться. Дождавшись, пока захлопнется богатая золочёная дверь, Алика перешагнула через груду вещей и села рядом со своей новой знакомой.
— Мия... — начала девушка. Она решила не оттягивать время и сразу расспросить дочь вампиров.— Ты что-нибудь знаешь про пять слёз Элэна Шейн?
Мия задумалась, а затем несмело кивнула.
— Да. А зачем они тебе?
— Мне-то они без надобности, но они могут помочь вылечить сестру моего друга, — коротко объяснила девушка; она не любила рассыпаться в длинных фразах, когда дело того не требовало. — Мне всё трудно объяснить…да я и сама толком не понимаю…в общем, эти слезы – ключ к гробнице мага, в которой хранятся целебные порошки.
— Целебные порошки?— удивилась Мия.— Никогда не слышала, чтобы  мага хоронили с порошками. Но я расскажу тебе всё, что знаю про пять слёз Элэна. — Она вытянула ноги и облокотилась на обшитую жемчугом декоративную подушку. — Элэн жил ещё задолго до рождения моей матери. В те времена кланы враждовали между собой, и наш клан не был исключением. В этом замке тогда правил брат Элэна, Квэнтэн, получивший прозвище Равнодушный. Хороший стратег, пусть и плохой воин, он объединился с соседним кланом – кажется,  с кланом Триалит – против общего врага, Стальной обители. Стальная обитель — крепость не менее древняя, чем Церион,  и более ужасная. Сотни человеческих рабов погибли во время её строительства. Их кости до сих пор находятся под её нежилыми стенами и внутри стен. Крэгэн Несокрушимый, глава Обители, не жалел человеческих ресурсов на постройку своей крепости. Амбициозный и алчный, он захватывал всё новые и новые человеческие деревни и превращал их жителей в своих рабов.
  Неизвестно, как началась война между нашим кланом и кланом Крэгэна, но я думаю, что виноваты обе стороны. Оба клана жаждали людской крови, и оба клана хотели новых рабов. Крэгэн был готов пойти на всё для того, чтобы завладеть землями нашими землями и увести оттуда рабов. В его войске сражались не только взрослые вампиры, но  даже юноши с четырнадцати лет. Сам Крэгэн принимал активное участие в сражениях. Его рост был более двух метров. Скача на вороном коне, он размахивал тяжёлой булавой направо и налево, превращая головы в кровавое месиво. Стальная булава дробила кость, как сухую древесину. Обычно вампиры отдают предпочтение серебряным мечам, но Несокрушимый явно не нуждался в серебре. Сталь была ему больше по душе. Самоуверенный он ожидал скорой победы, но, вопреки его ожиданиям, вампиры в Цериона были хорошими и дисциплинированными воинами. Совместно с вампирами из клана Триалит Квэнтэн и Элэн Шейн  окружили недисциплинированное войско Несокрушимого и перебили большую его часть. Крэгэн еле прорвался, однако с собой он привёз пленницу – Тришу, сестру братьев Шейн.  Несокрушимый отправил посланника к Квэнтэну с требованием отдать своих рабов ему, в противном случае он обещал казнить Тришу.  Но Квэнтэн Шейн не стал обменивать сотню рабов на сестру.
  Итак, Триша была обречена на смерть. В замке Церион все уже смирились с судьбой молодой девушки, кроме Элэна. Мысль оставить Тришу без помощи казалась ему малодушием. Брат решил если не спасти сестру, то, по крайней мере, попытаться это сделать.  Элэн был храбр, но не безрассуден. Он не собирался в открытую гарцевать перед замком врага. Крэгэн Несокрушимый не знал его лица, и Элэн снял доспехи с пленного воина и оделся, как рядовой Стальной обители. Врата Обители распахнулись перед ним, и Шейн проехал мимо стражи, ничем себя не выдав.
  Тришу ещё не казнили, но за дерзость и острый язык воительницу сковали цепями. Когда Элэн сумел спуститься за ней в подземелье, крепкая и  выносливая Триша жаждала только одного – крови.  Её покидали последние силы. Элэн вскрыл себе вены и дал ей напиться, после чего он едва держался на ногах. Ещё один доспех пронести в темницу было невозможно, к тому же стража сразу бы всё поняла, когда в подземелье спустился один воин, а вышли два. Элэн снял с себя доспех, оставив только тонкую рубашку и трико.  Триша облачилась в него и надела шлем, скрыв свои длинные тёмные волосы.  Широкоплечая и узкая в тазе, телосложением она напоминала брата, и его доспехи пришлись ей впору. Меч он тоже отдал ей, а себе оставил только клинок.  Дальше выбраться из вражеского замка не составило труда. Крэгэн в время свободное от битвы время разрешал своим воинам беспрепятственно покидать Обитель.
  Что касается Элэна... Когда Крэгэн спустился в темницу, с тем чтобы собственноручно казнить Тришу, вместо девушки, он нашёл её брата. Элэн Шейн вынул клинок, но Крэгэн отсёк ему руку, в которой он держал оружие. Дальше существует несколько версий. Одни говорят, что Элэн перед смертью проронил пять кровавых слёз, другие – что пять капель его крови застыли в эллипсообразной форме.
—Постой-ка,— сказала Алика.— А откуда в легенде такие подробности? — она недоверчиво посмотрела на рассказчицу.
—Триша сама поведала эту историю.
—Тогда всё становится понятно,— решила Алика и немного погодя спросила: —А что случилось со слезами?
—О, все они попали в разные руки. Но один камень у меня есть. – Мия пошарила в своих вещах и достала без дела валявшийся без дела хрустальный шар, сильно поколотый и с большой  трещинной на пол- обхвата. Мериады цветов скользили внутри него, играя переливами и сияя при свете свечей. В самом центре был крававо-красный камень – слеза Элэна Шейна.
—Красивая вещь, правда? — Мия подняла шар над головой и немного покрутила.
Хрусталь играл, весело поблёскивая. Дочь вампиров протянула сферу Алике.
— Возьми и отдай своему другу, если это поможет спасти его сестру. И лучше разбей прямо здесь: не  нужно, чтобы видели, как ты выносишь драгоценность, подаренную нашему роду.
Алика бросила сферу на пол,  и она со звоном разбилась. Одинокая слеза подкатилась к ногам девушки.
— Я твоя должница,— сказала Алика, поднимая камень.— Мне остаётся спросить, не знаешь ли ты, где хранятся остальные четыре камня.
Мия напрягла память.
— М-м-м... — протянула она,— ещё один был у Ноэля. Он отдал его Мериде. Я слышала, как та рассказывала, что подарила его любимому. А кем был её любимый, я не знаю.
— Как всё запутанно!— вздохнула Алика! горячо поблагодарила она девушку.
—Я не особо разговорчива, а поэтому много читаю и внимательно слушаю разговоры других, отсюда и мои познания. Тот, кто слишком много говорит, часто слышит очень мало. У меня всё наоборот.



Глава 9
«И хороши же были старые времена»


    Тихо плачут струны,
    Льётся лунный свет.
    Я играю в память
    Отгоревших свеч.

    Тихо плачут струны,
    И звучит рояль.
    Память зло кляну я,
    И себя мне жаль.

  Грустные мелодии вылетали из под пальцев Илин. Старый и единственный в замке рояль звучал неладно. Скрипучие звуки то и дело рездражали слух собравшимся в гостиной вампирам. Однако саму музыкантшу это мало смущало. За короткое время пребывания в замке она уже успела устать от бесконечных тренировок и муштровки новобранцев. Как и обычно, деть себя больше было некуда, вот и оставалось только стучать по дряным клавишам.
— Раньше она играла лучше,— заметил быстрый на суждения Ноэль.
— Нет, — не согласился толстый Ник.— Раньше пианино было лучше, — высказался он, ёрзая в обитом кожей кресле.
—Это не пианино, а рояль, невежда,— вмешался Рэй. Невысокий и вовсе не воинственный, он понимал в искусстве больше своих братьев по оружию.— И этот рояль отыграл своё. Ничто не может хорошо звучать вечно. Всё рано или поздно выходит из строя и превращается в скрипучий хлам. Жаль только Илин, с её любовью к музыке. Я помню, как она обрадовалась, когда один вампир,  из ремесленников, вернулся из мира людей и привёз этот музыкальный инструмент.
— Да для Илин слаще любой музыки звон клинков!— Ноэль  хвастливо достал  свой меч из ножен. — Посмотрите на эту вещицу. Правда, достойный меч?
—Достойный кого?— не удержался от вопроса Рэй.
Ноэль возмущённо молчал.
— А достоин ли ты этого меча?— спокойно, но твёрдо прожолжил воин.— Те друзья, с которыми ты рос, уже давно чего-то достигли. Взять хотя бы Марка. А Тритания, хоть и подлая предательница, способна своим колдовством свести на нет наши жизни. Её стоит уважать если не за высокие моральные устои, то, по крайней мере, за трудолюбие и упорство. Чёрное дело далось ей тоже нелегко. А ты пока даже не можешь назвать себя воином.
—А его курчавая шевелюра больше подошла бы  его сестрёнке, а то бедная ходит остриженная под мальчика,— вставил своё Ник, не забывая сопровождать каждые два слова смешком.
—Чёрт бы вас побрал!— ругнулся Ноэль.— Ладно, медвежонок Ник упитан и силён, хотя и двигается, как шкаф на колёсиках, но я никогда не понимал, что делаешь среди воинов ты, Рэй, почему мой отец даровал тебе меч, а не книжные полки в библиотеке.
— Ноэль, ты Зелёный паладин,— осадил его Рэй.— Я кое-что смыслю в тактике и стратегии  в отличие от многих других крепких и плечистых вояк.
—Да кому нужна твоя тактика… стратегия?! С другими кланами мы давно не воюем. Мы даже с Тританией ещё не воевали по-настоящему.— Ноэль настойчиво  пытался убедить в своей правоте, но правда была в том, что о претензиях чародейки на место главы он узнал не более двух часов назад. Аккуратным движением оправив свою курточку, отороченную мехом, Зелёный паладин продолжил:— Прежние времена были яркими, подобными грозовым вспышкам на ночном небе, когда луна наливалась кровью от страданий врагов. — Ноэль говорил с таким видом, словно доносил до слуха Рэя что-то доселе неизвестное последнему.
— Волки не страшили род человеческий так, как это делали мы, — донёсся из другого конца гостиной голос Сидмона.
Илин тут же прекратила мучить рояль. Все затихли и с вниманием  стали слушать главу клана.
— Дети плакали по ночам, а матери проклинали своё чрево, породившее на свет дитя, обречённое на гибель. Каждый день, ночью или при свете дня, пятеро наших братьев забирали человеческие жизни и разливали кровь по бокалам. Больше всего ценилась кровь младенцев. Это были грязные времена, кровавые и позорные. А теперь скажи,— Сидмон возвысил голос так, как мог возвышать только он,— такой юдоли ты для нас хочешь? Неужели ты желаешь променять нашу достойную, честную жизнь на младенческий плач?
Ноэль пристыжено потупил взгляд.
—Не позорь наш славный род своими недостойными речами,—закончил отец. Когда он вышел, гостиная наполнилась шёпотом.



Глава 10
Алика вступает в игру

— Мне нужно сказать кое-что очень важное.
 Виктор играл в кости, когда Алика, подошла к нему. Два его друга поздоровались с девушкой, но не стали слишком отвлекаться от своего занятия. Правда, один из них хихикнул и бросил на Виктора многозначительный взгляд. Парень, хотя и  очень  неохотно, всё же оторвался от игры. Двое сели рядом с игорной. Поблизости никого не было, и Алика уверенным движением достала из кармана красный камушек.
—Это слеза Элэна.—  Она вложила самоцвет в руку Виктора.
—Это камень, Алика.— Он не понимал, зачем она вертит в руках какой-то голыш.
—Это застывшая кровавая слеза Элэна Шейн, говорю я тебе,— не сдавалась девушка.— Мия дала мне его...— И Алика рассказала Виктору всю легенду от начала до конца.— Второй камень у любимого какой-то Мериды, а про остальные пока ничего не известно.
—Какой-то Мериды!— воскликнул Виктор. Алике даже показалось почему-то, что он разозлился.— Мы сейчас же пойдём к этой твоей Мии, и пусть она нам расскажет всё, что знает. — Он схватил девушку за руку и повёл по коридору.
Мия удивилась, когда увидела на пороге Виктора, но, как и всегда, только  вежливо поздоровалась. Недолго мучаясь, парень убедил девушку рассказать ему ту же историю, которую она поведала Алике. Мия быстро, но более кратко пересказала легенду о пяти слезах. Закончив, она прибавила:
— Я вычитала ещё кое-что. Третий камень Квэнтэн Шейн даровал защитнику Туманного Утёса, воину Холдвигу, за помощь в другой войне. Но, как рассказывала мне мать, в начале правления моего отца между Туманным Утёсом и нашим кланом развязалась война. Холдвиг, как и полагалось воину, сражался против Цериона. Его мастерство владения мечом было велико, и он лишил жизни многих наших собратьев. Но даже бравые воины не могут вечно оставаться победителями. Холдвиг был взят в плен. Мой отец предложил ему встать на сторону нашего клана, но воин Утёса поступил достойно. Он отказался. Должно быть, Холдвиг рассчитывал, что его казнят, однако мой отец был изобретательнее. —По лицу Мии скользнула грустная улыбка.— Он заточил его в подземелье и обрёк тем самым на долгую и мучительную смерть. Вампиры  могут протянуть без крови неделю, но не дольше… В подземелье с тех пор никто не спускался. А камень пропал вместе с хозяином.
—Значит, я спущусь в подземелье,— быстро решил Виктор.— Кто знает, может, камень был при нём, когда Сидмон швырнул его туда.
   Мия только пожала плечами.
— Всё, что знала, я сказала, а в остальном желаю удачи.
    Попрощавшись с вечно читающей девочкой, двое  остановились у апартаментов Алики.
—Тебе нужно знать,— заметил Виктор.— Мерида – моя покойная мать. Я не знаю, кому она могла передать слезу, но это можно выяснить. Об этом может знать Марк или Ноэль, а может, даже и твоя Илин. Пока я буду в подземелье, попробуй ненавязчиво расспросить их. Я уверен, эта легенда известна не только дочке Сидмона. Не теряй времени, пока меня не будет.— Он расправил плечи и с видом несомненно воинственным добавил:— Ну, Алика, пожелай мне удачи!


 
Глава 11
В подземелье

  В подземелье не было крыс. Червями, и теми даже не пахло. Воздух, сырой и плотный, нагнетал обстановку, заставлял нервничать даже вампира. Казалось, что длинный узкий тоннель уходит в пустоту. Руки и плечи Виктора то и дело цеплялись за  шершавые, неровные, а местами даже острые каменные выступы. Струйки крови выступали на время, но царапины тут же заживали, оставляя только красные полоски. «Жуткое место, но опасаться нечего»,— уверял себя смельчак. Тьма не могла напугать вампира, но докучливые шершавые стены раздражали. Если есть хоть малейшая надежда на то, что слеза Элэна была спрятана в одеждах Холдвига, когда его захватили в плен, то он, Виктор, непременно  этим воспользуется. «А, может быть, он держал слезу как талисман, на верёвке».— всплыло другое предположение. Некоторые вампиры так делали. Даже  тётка Виктора Тритания носила на груди талисман, который ей подарил Касий Сквернослов.
  Молодой вампир решил найти скелет погибшего воина и во что бы то  ни стало обыскать его.  В  случае, если самоцвета при нём не окажется,  он не знал,  где ещё может быть вторая слеза Элэна. О третьей  он думал так: «Пусть Алика узнает, кем был возлюбленный моей  матери, а потом я разыщу его, кем бы он ни был, и заберу у него камень, а если придётся  –отберу». Сын Мериды понятия не имел, кого из мужчин любила его мать, и как-то даже над этим не задумывался. Что касается оставшихся двух камней, он не знал, где их  искать. Была мысль начать изучать архивные записи. «Кто знает, может, там что-то и сказано о наследии рода Шейн, а то всё легенды да легенды. А тут факты нужны».
  Тоннель тянулся длинной, монотонной линией. Как скучно! По одну сторону камень, и по другую – камень. Но вдруг что-то смутило Виктора. Он уставился остекленевшими глазами на проём в стене. Что-то странное, не похожее на камень, таилось в самой глубине. Такое же шершавое и багряно-красное, как вся стена  в подземелье, но это был не камень. Виктор это чуял. Запах гнили и сырого мяса возбуждал обонятельные рецепторы. Даже зоркие глаза вампира не могли разобрать, что именно там таится. Нечто дрогнуло во тьме. Перед Виктором загорелись два зелёных огонька.



Глава 12
Отец Милены

— Илин.— Алика кивнула в знак приветствия.
Шторы цвета бирюзы казались тёмно-зелёными из-за отсутствия освещения. Илин недолюбливала свет и не понимала, зачем он вообще нужен. Мрачные тона ей нравились куда больше. Сама вампирша, окутанная темнотой, казалась ещё чернее.
— Правда, милая комната? Не хватает только пианино, а то руки занять порой нечем,— пожаловалась она, глядя на Алику своими зелёными миндалевидными глазами.— Было бы пианино, я бы сейчас сыграла одну сонату, которой меня научил Трейстен. Общение с воинами – это хорошо, но от их общества сильно грубеют манеры.— Илин сегодня была явно разговорчивее, чем обычно.— А вот музыка облагораживает душу,— с неким воодушевлением прибавила она.
—Это, наверное, здорово – уметь играть на пианино. Жаль, меня никто не научил. А может, ты научишь на рояле? А? — Алика бы с удовольствием научилась играть и разучила какую—нибудь, пусть даже самую простую, мелодию.
—Как-нибудь, как-нибудь.— Илин, словно пьяная, провела рукой по воздуху.
Алика, может быть, и подумала бы, что она пьяна, но вампиры не пьют алкоголь, а даже если бы и выпили, не опьянели бы.
—Я пьяна от этой жизни,— пояснила тёмная Илин.— Я пьяна от этой монотонной, непонятной жизни. Понятия не имею, что я буду делать после того, как отрубят голову изменнице Тритании.
Вампирша села на небольшой, но прочный табурет  из чёрного дерева и принялась разглядывать  свой меч с таким любопытством, как будто видела его впервые.
— Никогда не замечала, что тут есть какие-то надписи,— удивилась она своей невнимательности. Воительница достала точильный камень и, чтобы обыденным делом было не так скучно заниматься, затянула простую песенку:

    Белые воины в тёмных кольчугах,
    Чёрное полчище в светлой броне
    Идут убивать одинаково гордо, 
    Только огня в их глазах уже нет.

    Плещет река, обагрённая кровью.
    Броня и кольчуги уходят на дно.
    Воины гордые ныне свободны,
    Плачет по ним только  небо одно.

  Алика зашла к Илин, чтобы расспросить её обо всех возлюбленных Мериды, но, уловив настроение воительницы, поколебалась. Однако колебалась она недолго. Рассудив таким образом, что меланхолический настрой женщины ей даже на руку, она начала без всяких обиняков.
— Илин, расскажи мне про Мериду. — Алика старалась, чтобы её просьба прозвучала как бы между делом, но так не получилось.
Илин мгновенно помрачнела. В её глазах появился странный блеск.
—Скажи, что ты хочешь знать о ней, и, может быть, я отвечу,— с усилием выдавила женщина.
—У неё было много любовников?
Тёмная краска спала с лица вампирши, и Илин едва заметно выдохнула.
—О-о-о, очень много! Всех и не перечесть. Я знаю про трёх из них. Первый  – Ноэль, другой— отец Виктора, третий, я думаю, отец Милены – человек.
— А где сейчас отец Виктора?
—Да чёрт его знае! Умчался в поисках приключений, должно быть.
 —А отец Милены? Как его звали и где он теперь?
— Мерида  протрепалась, что его звали Тиргеем. Говорят, — Илин задумалась, — он был убит в своём селе.
— А что за село?
— Да в четырёх часах езды отсюда, за Великими холмами.
— Спасибо,— поблагодарила Алика. Она понимала, что ей не следовало сразу уходить, но какая-то нелёгкая подхватила её и понесла на поиски приключений.
—Ох уж эти новообращенные! Вечно лезут куда не надо,— сказала Илин, когда девушка вышла.— «И почему я начала рассуждать вслух?».
«Так, значит, осталось взять лошадь и узнать, где эти Великие холмы,— думала Алика по дороге.— У Илин спрашивать это уже слишком палевно, она бы стала расспрашивать, зачем мне это надо». Дело в том, что Виктор взял с Алики клятву, что про пять слёз Элэна Шейн она Илин ни слова не скажет.
 
               

Глава 13
Узник подземелья

  Два круглых  глаза с жёлтым кольцом вокруг зрачка смотрели не моргая. Виктор не смел даже шелохнуться. Зловонное дыхание и запах запекшейся крови пропитали воздух. Парень не мог понять, чего ждёт это существо.
— Кто ты?
Существо дрогнуло и  отделилось от стены, выпрямилось, скрипя костями. Виктор отшатнулся. Багрово-коричневую кожу покрывали шелушащиеся струпья –  сухие, почти отделившиеся от тела покровы. Исхудавшее тело было не лишено мышц. Он (Виктор понял, что существо мужского пола) разглядывал пришельца, наклоняя свою жилистую голову то вправо, то влево.
— Кто ты такой?
Он ответил:
— Когда-то я был таким же, как и ты, вампиром, теперь я и сам не знаю, кто я.
Парень в недоумении пробежался глазами по повреждённым покровам кожи монстра.
— Кто сейчас находится у власти? — прохрипел неизвестный.
— Сидмон, — робко ответил Виктор.
—А-а-а…всё ещё Сидмон,— простонал багровый вампир. В его глазах  читалось отчаяние.— Сидмон — мой губитель. — В хриплом голосе сквозили горечь  и отчаяние.— Война с Туманным утёсом закончилась?
—Да, уже давно.
Виктор стоял в полном недоумении, прикрывая нос рукой. Бежать — трусость, атаковать – незачем, ведь существо  из подземелья не сделало ему ничего плохого. Налитые кровью круглые глаза, окружённые волдырями и гноящейся кожей, пристально смотрели на него, будто пытаясь пробуравить взглядом. Виктору даже стало немного жаль бедолагу.
— Кто вы? — спросил он, желая рассеять сомнения. Неизвестный безмолвствовал. — За какое преступление вас заточили здесь?
Узник подземелья закашлялся и  возмущённо проговорил хриплым голосом:
— За какое преступление?! За какое преступление?! Да какое право ты, мальчишка, имеешь на то, чтобы спрашивать меня, кто я такой?! — С трудом передвигая тяжёлые жилистые ноги, он сделал два шага вперёд и прижал Виктора к стене.
— Если вы сейчас не отойдёте, сильно об этом пожалеете.— Виктор сжал кулак.
— Я – Холдвиг. Воин Туманного Утёса,— сухо проговорил узник подземелья.
Виктор опешил.
— Вы… но как такое возможно?! Столько лет прошло… никто бы не протянул,— лепетал он, не в силах поверить в его слова.
— Единственная моя «вина» – это верность своей присяге и верность своему клану. —Он изо всех сил пытался  придать голосу твёрдость, но ничего не получалось. Голос дрожал. Истерзанное голодом тело переминалось с одной ноги на другую, Виктор понял: Холдвигу сложно долго стоять на ногах.— Сидмон – один из самых бесчестных и мстительных воинов, которых мне доводилось знать. Будь  в нём хоть капля чести, он бы собственноручно отрубил мне голову, как и подобает поступать с вражеским воином. — Холдвиг отошёл от Виктора, дав ему возможность вздохнуть свободнее. Весь в струпьях и в запекшейся крови, некогда сильный боец сейчас вызывал только жалость, смешенную с отвращением. Ослабевшие ноги были близки к тому, чтобы начать дрожать, сухожилия все почти пересохли.  Он сделал ещё шаг, покачнулся и, с трудом удержавшись на ногах, прислонился к стене. Руки — единственные, где ещё была сила. Одежда давно вся изорвалась. Виктор видел позвонки и рёбра. Сердце стучало на удивление громко и часто, Виктор видел и его.
— Как такое возможно?— повторил свой вопрос парень. На этот раз его слова прозвучали глухо и будто растворились в смрадном воздухе.
— Вот как. — Холдвиг разорвал на груди, то, что когда-то было его одеждой, расковырял омертвевшую кожу, и во мраке подземелья заблестела вторая кровавая слеза Элэна.— Она питает меня своей магической силой. Я и сам не знал, что такое возможно. Когда меня бросили сюда, как вора или клятвопреступника, я надеялся на смерть в течение недели, но нет, я был вынужден провести в этих мрачных стенах целые столетия. Теперь меня спасёт только кровь моих собратьев, только она сможет напитать и вернуть к жизни.
— Вы хотите жить?— Виктор не верил, что спустя столько лет можно вернуться к нормальной жизни.
—Я хочу жить,— подтвердил узник.— Я хочу снова ощущать дуновения ветра, чувствовать почву у себя под ногами. Я хочу уехать в свой клан, где меня, возможно, ещё помнят.
— Мне жаль, — процедил Виктор, но Холдвиг его не понял.
—О чём жаль?
— Мне жаль, что мне придётся вас убить.
Глаза Холдвига округлились, но не от страха, а  от возмущения. Виктор попытался вырвать самоцвет из его груди, но бывший воин был ещё в силах защищаться. Собрав последние силы и сжав в кулак, он ударил противника в челюсть. На мгновение у молодого вампира закружилась голова. Шатаясь, он махнул рукой, но удар пришёлся Холдвигу в бок и только заставил бывшего воина покачнуться.
— Зря, мальчик, зря, — проскрежетал бывший защитник Туманного утёса.
Виктор, оклемавшись, молча и хаотично наносил удар за ударом. Узник то  уворачивался, скрипя ногами, то  ещё твёрдыми руками отстранял от себянаподавшего.
Парень негодовал, он рассчитывал управиться с «ходячим трупом» одной левой: быстро  вырвать камень, перерезать узнику глотку и тем самым даровать милосердную смерть. Но нет, неспокойная душа Холдвига ещё на что-то надеялась. Из последних сил узник отбросил молодого вампира  к стене. Виктор крепко ударился о камень и на время притих. Холдвиг не торопился атаковать дальше.
— Что вы будете делать, если сбежите из подземелья?
—Жить, — не раздумывая ответил тот.
—Я не про это, вас не выпустят из замка живым.
— Скорее всего, но я попробую, лучше умереть там, чем каждый день умирать здесь. А ты зря покусился на самоцвет, мальчик. — С этими словами Холдвиг сорвал ключ с шеи Виктора и поплёлся, волоча за собой одну ногу.
  Все чувства смешались в Викторе: стыд, негодование, жалость. Жалость? Но теперь уже не к Холдвигу. Он сам не заметил, как ноги поставили его в вертикальное положение, а нетерпеливое сердце, не согласуясь с разумам, понесло его на того, кто хотел жить.
  Холдвиг плёлся к свободе. Нет, он не плёлся, он мчался к ней. Мчался всей душою, всем сердцем, всем существом. Пусть его убьют, пусть снесут голову, но он выберется из этого трижды проклятого подземелья, он успеет напоследок глотнуть свободы. А, может...  может, он даже сумеет выбраться из этого проклятого замка. Может, посланники Туманного утёса сейчас здесь, и они замолвят за него словечко. Нет, в любом случае он не сдастся без боя. Он – Холдвиг, сын ремесленника и обращённой,  ещё юношей проявивший себя на поле боя.
   Когда ему было  шестнадцать, Лукреция Виг забрала его из города ремесленников. Ремесленники называли её спутницей правды. Неведомыми хитросплетениями судьбы Лукреция доводилась отцу  Холдвига троюродной бабушкой. Приехав в город ремесленников за кожей для пошива куртки своему любимому сыну, она случайно встретила Холдвига, своего правнука. Добросердечная родственница  взяла его с собой в замок и отдала на обучение.
  На самом деле имя «Холдвиг» будущий воин получил не с рождения. Мать назвала его Ульф, но Лукреция решила, что «Ульф» – неподходящее имя для  воина. Когда её подопечный  стал делать первые успехи, она дала ему другое имя – «Холдвиг», что означает «славный боец» или «прославленный в боях». Юноше понравилось его новое имя. Лукреция искренне радовалась успехам своего правнука. Но радость никогда не бывает долгой. Сын Лукреции был обвинён в гнусной клевете на Изингара Правдивого. Виг перед всем кланом объявил, что в летописи Изингара добродетели всех исторических личностей сильно преувеличены. Жиньева Благородная была дочерью вышивальщицы и каменщика и прославилась только тем, что вышла замуж за Бисмора –  великого лекаря, который вовсе не был великим. А Патриций Миг, которого сын Лукреции знал лично,  вообще носил другое имя, но всем твердил, что его зовут никак иначе, как Патриций. Но даже тогда всё бы обошлось, если бы сын Лукреции не обвинил  главу клана в покровительстве лжецу Изингару. Итак, из замка выгнали сына, а мать пошла следом за ним.
  Холдвиг остался один. Ему было семнадцать, и близких друзей у него не было. Только спустя два года в его жизни как живительный глоток воздуха появилась Парвати Фин, странствующая танцовщица. Девушка выступала в разных замках, но  в Туманном утёсе она решила остаться навсегда и покончить  со своими странствиями. Девушка успела побывать и в Железногорье, и  в Речных землях, и даже в Стальной обители. Она не была красива.  Холдвиг любил её  открытость, которой не хватало ему самому. Находясь под влиянием Лукреции Виг, он приобрёл привычку говорить очень мало и только по делу. Парвати была абсолютной противоположностью его прабабки.  Лёгкая в общении, она научила Холдвига жить свободно, дышать легко. С ней можно было просто так  отправиться ночью на озеро и до утра плескаться под звёздами, встретить рассвет, залезть на самую высокую секвою и с замиранием сердца смотреть вниз. С ней можно было провести вечность – так тогда казалось Холдвигу,
   Парвати  предложили  пересечь Сумрачный лес и выступать в театре, в мире людей. Оказалось, она всегда мечтала работать на подтанцовках в настоящем театре. Холдвиг вновь остался один. Ему было двадцать три, когда она уехала.
  Потом Квэнтен Шейн был убит, и его место занял  Сидмон. Между Туманным утёсом и замком Церион началась война…
  Холдвиг пробыл в заключении не одно столетие, а прожил… ха…двадцать три года. Сейчас его жизнь пронеслась перед газами обрывками воспоминаний.  Он годами не видел рассвета, не видел звёзд, мерцающих в ночи, не видел ничего, кроме каменных стен. На время ужас  подземелья отступил, казалось, коридор вот-вот  подойдёт к концу, а за ним будет дверь –заветная дверь, ведущая на свободу, дверь, за которой не пахнет сыростью и не царапают безжалостные, острые камни. Дверь уже была видна, он протянул руку с заветным ключом. Ключ вошёл в замок, и… сердце Холдвига ёкнуло… ключ  повернулся. Всё, путь свободен! Он уже хотел отпереть дверь, но в его шею вцепились когти. Они впились в животрепещущую  плоть. Всё было очень быстро, но Холдвигу казалось, что всё происходит невыносимо медленно. Напоследок он успел подумать о Парвати…
 Тьма подземелья больше не была ему страшна.



Глава 14
Дорога в село

— Вихри, проследи за девушкой по имени Алика, у неё крупный шрам на лице, я думаю, ты её уже видел.
Вихри кивнул. Его русые волосы до плеч были перехвачены на лбу повязкой на старославянский лад. Лицо с впалыми щеками имело сердцевидную форму.  Невысокий, но стройный, он был одет, как и все новобранцы, в тёмно-синий костюм из плотной ткани. Поверх костюма болтался серый походный  плащ, а на поясе у парня красовался кинжал с чернёной рукоятью.
— Отправляйся прямо сейчас, но только смотри, чтобы она тебя не видела.— парень  уже было повернулся лицом к двери, но Илин  окликнула его.— И ещё, если вдруг ей потребуется помощь, не стой в стороне.
 
 И где эти Великие холмы? Алика уже спросила у кого только было возможно: и у сухого ключника, и у Марка, и у странной вампирши, закрывающей рот тканевой повязкой. Даже Миа, которая казалась  всезнайкой, на этот раз ничего вразумительного сказать не смогла. Только плотный конюший с бритой по бокам головой и косой на манер викингов объяснил, что Великие  холмы находятся, за оврагом Кочеврягом, что под горой Трипалады, путь к который лежит через туннель Трехпалого Вика, перед которым нужно пройти через ледяной ручей, а перед ледяным ручьём канава какая-то там, Алика тут же забыла, какая именно, и попросила конюха объяснить попроще.
—Какая же плохая  у новообращённых память! – удивился конюх, — Ну ладно, объясню проще.
Оказалось, что нужно было просто выйти через малый вход  замка и идти прямо, прямо, прямо, в противоположную сторону от сумрачного леса.
—А лошадь мне можно?—  с надеждой спросила девушка.
Конюх закрепил седло, Алика с  ловкостью кошки вскочила на коня.  К своему разочарованию, она не смогла даже послать скакуна вперёд, что насмешило конюха. Девушка старалась как могла: дёргала за уздечку, хлопала по щеке – гнедой не шелохнулся.
— Прижми немного ногами,— подсказал ей викингоподобный  конюх.
Алика сжала коня ногами, но чересчур крепко. Скакун рванулся  с места. Ошарашенная, она что есть силы дёрнула за повод, пытаясь остановить разошедшегося коня. Скакун поднялся на дыбы, издавая при этом оглушительное ржание. Позвонки Алики захрустели, когда она упала на землю, совершив при этом лихой кувырок назад. Конюх раздался хохотом,  бедная Алика с шумом шмякнулась о стену конюшни.
— Ты на кой чёрт самого лихого выбрала? – крикнул ей конюх. Взрывы смеха так и не покидали его.
— А на тот чёрт, что я ни черта не знала! Лошадь мне понравилась, вот и выбрала. А вы могли бы предупредить, что она лихая.
—Эхехех, да это не лошадь, а конь!  Да-а-а — протянул он, немного уняв смех,— Не каждый день  я встречаю девчонок, которые не могут даже коня самостоятельно оседлать коня.
«Девчонка, девчонка, опять это слова! Знали бы вы, что я передумала и перечувствовала!» — Она откинула назад взъерошенные  волосы, поднялась, отряхнулась и  пошла прочь из конюшни, ещё пошатываясь после падения.
  Алика привыкла много ходить пешком, поэтому дальняя дорога её ничуть не пугала. Единственное что докучало, так это  сапоги Мии, которые ей сильно жали. У худенькой Мии нога была на  два размера меньше, чем у новообращённой. Однако просить Алике было больше не у кого, поэтому приходилось довольствоваться тем, что дала ей подруга. Всё лучше, чем топать по холмам да корягам в   сандалиях. Платье она тоже заменила охотничьим костюмом  и накинула бурый плащ  с застёжкой в виде меча,  поверх которого была корона – герб  рода Мии. Обычно у вампирских родов гербов нет, но Сидмон решил ввести эту традицию и сделал своим гербом те две вещи, о которых  думал чаще всего. Застёжка на буром плаще поблёскивала золотом, а камни в короне смотрелись тёмными угольками. По правде сказать, плащ Алика брать с собой не хотела, но Мия полагала, что капюшон поможет не привлекать ненужное внимание. По её словам, селяне совсем не похожи на людей из мира Алики. Страх перед кровососами, передавшийся вместе с рассказами пращуров, ещё живёт в их душах. 
  Во время пути Алику посещали разные мысли. Она думала о том, как будет бегать по всему селу и расспрашивать, где жил Тиргей, а потом ей придётся  уговаривать его родственников отдать слезу Элэна. Девушка рассчитывала обменять на неё камень надежды, который она позаботилась прихватить с собой. Кристально-голубой и светящейся в темноте, он раза в два был больше слезы. Алика полагала, что кроваво-красный камушек, пусть и очень красивый, не имеет большой ценности для селян, а камень надежды они могут продать за более высокую цену или, на худой конец,  использовать  как фонарь.
 
  Воздух благоухал полевыми запахами. Аромат земляники смешивался с ароматом  незнакомых трав. Эти травы отличались от привычной душицы и жёлтого зверобоя, от полыни и ковыля. Они были выше и куда ароматнее. Алика шла по узкой дорожке, и высокие травы только слегка цеплялись за её плащ, не мешая движению. Чем больше она познавала мир за сумрачным лесом, тем больше чувствовала себя гостьей с другой планеты, тем больше очаровывалась этим холодным, но прекрасным миром. Она потеряла много, но много и обрела. Ей было холодно от одиночества, но она жадно впитывала всё, что видела в этом мире – мире вампиров, мире Илин, мире замков и деревьев, касающихся своими верхушками самих облаков.
   Виктор, Виктор... И зачем она о нём так часто думает? Она же не влюблена. Однообразные и вместе с тем приятные мысли бродили по кругу. То она вспоминала его прикосновения, его сильные мужские руки, то её воображение добавляло те качества, которых в нём и отродясь не было. «А может, он меня любит? — взбодрила Алику внезапно пришедшая мысль. —Нет, любят как-то по-другому, точно не так». Больше всего девушку напрягала неопределённость в их отношениях. Она уже несколько раз порывалась подойти, поговорить, признаться в том, что он ей симпатичен, предложить быть вместе. Но, с другой стороны, она понимала, что парень воспринимает её лишь как временную попутчицу «от нечего делать». А что бы сделала Илин на её месте? Конечно, она была бы гордой и неприступной, как скала. Но Алика временами замирала, думая о нём, ей было приятно лелеять призрачную надежду. Эти мысли ослабляли  волю, заставляли размякнуть, делали  мечтательной и даже ветреной, но помогали согреться. «Ничего, ничего это всё из-за моей молодости. Лет так через десять я стану такой же гордой и независимой, как Илин, научусь сражаться, воины будут меня уважать, и в замке для меня всегда найдётся дело. Что ещё может быть нужно?» –обманывала она себя, а сердце, вечно молодое, сжималось и дрожало. Сейчас она была готова уцепиться за любую, даже самую ненадёжную соломинку.
  Тёмное, в серых облаках небо сулило непогоду. Порывы ветра трепали плащ и волосы. Природа  предупреждала о надвигающемся шторме,   то воя по-звериному, то  грозя громогласным воплем великана.  Алика всегда считала себя смелой, но искушать судьбу ей не хотелось, как и не хотелось вымокнуть до нитки. В небольшом полулеске она обнаружило дерево с пышной раскидистой кроной, напоминающей шапку великана. Взобравшись на дерево, как в детстве, она прислонилась к стволу и решила переждать непогоду именно так. «Шапка великана»  не могла полностью укрыть её от косых струй, которые прозрачными копьями пытались прорвать зелёный щит, но с шумом ломались. До Алики доходили только брызги. Было приятно чувствовать на лице лёгкую влагу и слушать стук капель. Она вдохнула поглубже. Пахло кедром, смолой, червями  и  жизнью. Сквозь листву дерева виднелось что-то серое, похожее на капюшон плаща, но Алика не придала этому никакого значения.


Глава 15
Вены чародейки

    Завывающие порывы ветра с силой хлестали по спине. Хмурое небо не предвещало ничего хорошего. Громовые раскаты то и дело напоминали о штормовой погоде. Высокая трава, ещё сухая, ложилась  на землю под кнутом ветра.  Всадник торопил коня, хотя в этом не было никакой необходимости. Молодой рыжий скакун был насмерть перепуган близившимся ливнем и рвался вперёд, не жалея подков. Перспектива промокнуть насквозь не привлекала и всадника: вампиры так же не любят дождь, как и смертные. Руки в кожаных перчатках крепко держали  поводья. Конёк попался шустрый и как назло непокорный. Когда первые леденящие капли коснулись  золотистой шкуры, животное  начало косить в сторону леса, не желая мчаться под градом струй по открытому полю.
— Нет, Зденко!— прикрикнул всадник.— Сумрачная чаща. Опасно.
 Самой чащи он ничуть не боялся, но того, что обитает в ней, стоило опасаться. Сейчас всадник горько пожалел о том, что  отправился в путь не на опытном, объезженном  скакуне, а на резвом молодом коньке. «Молодой дольше прослужит»,— думал он, когда покупал его, однако сейчас речь шла не о жизни коня,  а о его собственной безопасности.
  Зденко всё упорнее и упорнее косил к  полосе леса. Деревья возвышались зловещей мрачной  стеной. Меч был на поясе, и всадник,  не в силах бороться  с норовом скакуна, дал ему волю. Зденко рванулся в лес, в то время как тонкие струи дождя уже успели превратиться в ледяной град.  Лес встретил путника рядом близкорастущих сучковатых деревьев, нещадно цеплявшихся за одежду и кожу, словно тысячи кошачьих когтей. Колючие ветки проехались и по лицу. Кровавые порезы появлялись, но тут же затягивались, оставляя лишь красные следы. Выехав на просторный участок, всадник резким  движением остановил скакуна. Спешившись, он посмотрел в обезумевшие глаза животного.
— У, и трусливый же конь! — Он выругался и, смягчившись, добавил: — Ну, тише, тише. Успокойся, мы в безопасности. — Однако и сам всадник, и конь нутром чуяли, что это не так.
  Многолиственные верхушки могучих деревьев пропускали лишь редкие тонкие струи сквозь свои тёмно-зелёные шапки. Зденко немного успокоился и присмирел. Путник повёл коня под уздцы.
— Нам лучше переждать бурю в каком-нибудь неприметном месте, — решил он.
Рыжий конь с длинной белой гривой и широкой белой  полоской на морде даже кивнул в знак одобрения.  Казалось, что натерпевшееся страху животное  не только понимает своего хозяина, но и полностью согласно с ним.
— Айда, Зденко, вот сюда.
Конь и всадник вошли под купол переплетенных верхушками  низкорастущих  деревьев. Была особенно примечательна непонятно зачем построенная каменная стена, через которую, словно змеи, перевешивались непонятные отростки – то ли корни, то ли  стебли. Всадник вспомнил рассказы о венах чародейки, которые  впиваются  в жертву и высасывают из неё кровь, а потом доставляют своей хозяйке, напитывая её силой. Конечно, в подобные россказни наш путник никогда не верил. Привязав коня, он подошёл к незнакомой растительности и бесстрашно протянул руку. «Дай-ка я  посмотрю поближе, что это за корешки такие».  От стены отделился один отросток, принял форму крюка и, издав противный писк, напоминающий визг недовольной пикси, показал своё жало и безжалостно вонзился в  кисть смельчака.  Быстрый поток крови окрасил коварный стебель в красный цвет. Следом потянулись и другие. Шипя и извиваясь, словно змеи, они стремительно приближались к путнику. Однако всадник успел быстро вынуть меч из ножен. Он рубанул по алчущему стеблю и отскочил в сторону.  Корневидный отросток жалобно застонал. Его стон был сродни плачу младенца.  Остальные стебли злобно  зашипели и задёргались, будто в судорогах. Спасшийся путник обтёр о листву меч, запачканный собственной кровью, и убрал обратно в ножны.               
  Острой болью отразился удар  на Тритании. Стебель, питающий её, резко вырвались из кожи. Вампирша вскрикнула, а потом протяжно застонала. «Неужели кто-то узнал о моём тайном месте»,— мелькнуло у неё в голове.
—Что тогда?— спросила она саму себя.— Как это всё ужасно! Моя жизнь…моя жизнь – постоянная битва, вынужденная битва. Столько страданий,  переживаний, и никогда не знаешь, кем будешь завтра –победителем или побеждённой. Столько битв с врагами и с самой с собой, а так задумаешься – и в итоге даже поговорить не с кем, кроме как со склизким змеем, которому, по сути, и дела-то до меня нет. Только своё урвать, и всё! Да и племяннику разве я нужна? Хм, и куда я пришла? А ведь я не такой участи хотела, я хотела быть счастливой, счастливой, только и всего! — Она достала металлический талисман и, трепетно поглаживая его рукой, забормотала: — Всегда найдутся такие бессердечные дураки, которые будут клясть меня за моё чёрное ремесло. Но ведь без чёрного никак. Я никогда не совершала зло ради зла. Я была вынуждена вырвать из себя всё светлое с корешками и выбросить за ненадобностью — На полубезумном лице Тритании появилась жуткая улыбка.— Иначе бы они меня затравили.


               
Глава 16
Угрызения совести

  Виктор стремительно бежал вверх по каменной лестнице, будто его кто-то преследовал. «Скорее, скорее!»—  твердил он про себя. Внутри словно колотили  в барабаны, сильно, ритмично, неумолимо. Шаги терялись на лестнице, ведущей в подземелье. Ничего не было слышно, кроме стука двух сердец. Только одно сердце было живо, другое же навсегда перестало стучать, но Виктор почему-то всё ещё слышал его. Слышал этот стук, который был сродни  маршу карательной гвардии, шествующей по площади, сродни звуку тысяче шаманских барабанов, слившихся в один.  Виктор поднялся вверх по лестнице и дрожащими руками закрыл последнюю дверь.  Он рухнул на каменные плиты, разжал трясущийся кулак —  там была кровавая слеза, слеза Элэна. «Да, дорогой ценой ты мне досталась,— прошептал он еле шевеля губами,— дорогой». И всё заново пронеслось перед глазами: вот Холдвиг ещё трепыхается; вот он, Виктор, с мясом вырывает камень из его ещё живой груди. Кровавые ошметки падают на каменный пол. Виктор, не помня себя, затворяет тяжёлую дверь. Он снова посмотрел на кроваво-красный камень, но не смог, он спрятал его.
  «Бр-р!» Он  хлопает себя по лбу ладонями, силится прогнать из памяти навязчивые детали убийства. Холдвиг, этот ходячий труп, Холдвиг, умирая, смотрел на него так, будто, даровал ему своё прощение. Виктор хорошо запомнил этот взгляд, когда  вырывал из его плоти самоцвет, а умирающий смотрел, смотрел и даже как будто жалел его. Жалел своего убийцу. Поистине странный воин. Ну всё, полно, полно, надо идти, хватит думать! Надо действовать. Всё скоро забудется. Виктор очень надеялся на это. Он встал и, доверившись ногам, пошёл. «Эх, если бы не этот взгляд..я бы не чувствовал себя таким…таким жалким!»
   Он снова достал самоцвет и, убедившись, в том, что камень на месте, перепрятал его понадёжнее.  На груди болтались ключи. Он выкрал их у сухого ключника и сегодня же должен вернуть на место, чтобы тот ничего не заметил. Но прежде всего нужно помыться и переодеться.  Он вышел через чёрный вход. Дождь смыл кровь, освежил тело, но не взбодрил дух. «Вот и помылся. Быстро и никто ничего не заподозрит. Подумаешь, в непогоду решил свежим воздухом подышать, здесь все со странностями». Переодевшись, он переложил камни в новую одежду, приняв твёрдое решение  всегда носить их с собой и хранить, как зеницу ока.
   Совершив все вышеперечисленные действия, Виктор  немного успокоился и сел у окна. К сестре он решил зайти позже, кода отойдёт от случившегося. «Милена всё равно всегда дремлет в непогоду, незачем её попусту беспокоить»,— утешил он себя такой мыслью. Виктор уже опустил уставшую от раздумий голову на руку, когда вспомнил о ключнике. «Ой, вот чёрт!»— рассердился он на себя, но тут же встал на ноги и пошёл в игорную.
  В игорной сухой ключник часто прохлаждался, да и сам Виктор, признаться, тоже нередко туда заглядывал.   Прочные дубовые столы, порядком потрескавшиеся, но всё же называющиеся прочными, стояли в шахматном порядке. За первым из них вампиры играли в «Винт», где-то поодаль один весельчак резко и быстро вонзал нож в древесину прямо между пальцами одного бедолаги, проигравшегося в карты на желание.  Кучка зевак обступила  этих двоих и сопровождала  увеселение бурными комментариями. Их лица можно было назвать довольными. Нож проходил между большим и указательным, затем – между указательным и средним, между средним и безымянным, безымянным и мизинцем, а потом всё повторялось. Рука двигалась так ловко, что у зрителей в глазах начинало двоиться. Раны от металлического ножа быстро затягиваются, но всё равно бедолага порядком нервничал.
  Виктор окинул быстрым взглядом все столы – ключника не было, тогда он уселся на стол, прямо напротив кучки зевак, и принялся с не меньшим удовольствием глазеть на выпучившего глаза  бедолагу и на его мучителя, обладателя раздвоенной козьей бородки. Долго сидеть ему не пришлось. Ещё издали он заметил свою хорошую знакомую. Девушка в зелёном охотничьем костюме и с родинкой над верхней губой направлялась к нему.
—Хэй, кого я вижу!— Она хотела обнять Виктора, но он сделал знак, что сейчас не до этого.
—Ты не видела сухого ключника, Грета?
— А, да, он обвинил в жульничестве Белого Тома и вышел с ним разобраться.
—Хорошо, а Грета, ты не помнишь, где он сидел?
Грета мигнула своими шустрыми чёрными глазками, указав на самый дальний стол. Виктор хлопнул девушку по плечу и отправился искать связку ключей, ведь не будет же Сухой  драться с тысячью металлическими ключами на шее. Грета грустно проводила парня взглядом, но долго печалиться не стала и подсела к красавчику Брендену, который не так давно вернулся из Карликовой долины и рассказывал всем подряд о своих приключениях.
  Вспыльчивый ключник спрятал железное кольцо под свою  куртку. Виктор с замиранием сердца обнаружил под потёртой от времени тканью  вечно звенящие большие и маленькие ключи. Аккуратно и как можно тише он прицепил позаимствованный им ключ от подземелья и под гогот и шум весельчаков ушёл, не обращая на себя особого внимания. Как ловко, быстро и незаметно — тут и вправду есть чем гордиться! Но сейчас у Виктора не возникало желания долго хвалить себя.
  На пути  в комнаты его перехватил Рэй. Молодой вампир остолбенел от неожиданности. «Может, он что-то знает?» Рэй был спокоен, но через маску спокойствия проглядывалось волнение.
— Твоей сестре стало плохо. Моя племянница сейчас осматривает её,— сообщил ему воин.
Виктора внутренне передёрнуло, он побежал к сестре.
  Племянницу Рэя из долины Рэй звали никак иначе, как Рэей. Жители долины славились плохой фантазией и всем новорожденным давали это имя: Рэй,  если  мальчик, или Рэя, если речь шла о девочке. На своего дядю лекарь клана походила только худощавым телосложением, в остальном же она была весьма милым созданием с крупными голубыми глазами, круглыми и наивными, и светло-русыми волосами, собранными в аккуратный пучок.
Сидя на краю постели, она придерживала голову испуганной Милены. У  девочки изо рта шла кровь.
—Её нужно перевернуть,— вмешался Виктор.— Так она только захлебнётся собственной кровью. — Он отстранил лекаря и сам помог сестре перевернуться на живот.— Вот так дорога, вот так. Теперь тебе легче?
Милена кивнула.
—И чему вас только учат?— Он смерил строгим взглядом молодую лекаршу.
Рэя посмотрела на него своими большими испуганными глазами, и Виктор понял: лекарь клана сама совсем ещё дитя. На вид она была немногим старше Алики.
— Да, пожалуй, вы правы,— засуетилась девушка, придумывая  на ходу, что сказать. — Милене главное –  не волноваться …чаще бывать на свежем воздух и…
Кровь закапала на подушку. Виктор нашёл какую-то ёмкость и подставил её сестре.
—Да тут и так кругом свежий воздух, стоит только открыть окно. Посмотрел бы я на то, как бы ты не нервничала, если бы у тебя кровь шла изо рта.
— Что вы обычно делаете, когда с ней такое происходит?— спросила девочка-лекарь.
—Это в первый раз. У неё ещё никогда такого не было. — Виктору хотелось выгнать вон эту ничего не смыслящую в лекарском деле дурёху.
Когда плохая кровь вышла, Рэя немного посидела у больной, успокаивая её ласковыми словами, а потом просто откланялась и ушла. Виктор напоследок обдал её недружелюбным взглядом. Поцеловав сестру в лоб, он вышел в коридор, где его зачем-то ждал Рэй.
—Прости мою племянницу, её не учили лечить гибридов. Я говорил Сидмону, что нам нужен более опытный лекарь, уговаривал его послать письмо в другой клан или в город ремесленников, но он даже не желал меня слушать. Вампиры нуждаются в лекарской помощи крайне редко, а Сидмон всегда презирал врачевателей.
— Моей сестре плохо, а ваша племянница только убаюкала её и ушла. Как так можно?! Кто же будет её лечить, если не лекарь? — бросил ему Виктор, а сам подумал:  «Как хорошо что я не стал полагаться на этих бездельников, которые только делают вид, что могут помочь. Магия, только магия может по-настоящему вылечить Милену».


Глава 17
Третья слеза Элэна Шейн

  Гром своё отгремел, а дождь щедро напоил чернозёмную землю. Было трудно и  неприятно шлёпать по  грязи.  Миины сапоги то и дело вязли. Алике стоило больших усилий  каждый раз вытаскивать каблук из жижеобразной почвы. У неё даже была мысль стащить с себя осточертевшую обувь, зашвырнуть  куда подальше  и продолжить путь босой. Но сапоги надлежало вернуть, как надлежало вернуть и всю остальную одежду, которую она позаимствовала у своей новой знакомой или, точнее сказать, подруги.
   Едва заметные семь нежных полос показались на небосводе. Они тянулись из одного конца и, не достигнув другого, растворялись в небесной лазури. Разноцветные хвосты радуги отражались в воде волшебными переливами.
  Ледяной ручей оказался не таким  ледяным, как представляла себе Алика.  Там плавало только несколько мутно-грязных льдинок. А вот туннель Трехпалого Вика был местечком не из приятных. Земляные змеи, больше походившие на червей, свисали с потолка, словно лианы в джунглях. Их серо-розовые кольчатые тельца рыхлили твёрдую почву, и сверху на Алику постоянно сыпались сухие  комья. Морда их не слишком походила на змеиную, скорее, это были просто огромные черви с красными  глазками и зубастыми слюнявыми ртами.  Алика не боялась этих существ. Виктор говорил ей, что эти создания совершенно безобидные. Один такой змеечервь, неожиданно  опустился сверху и укусил девушку за ухо, другой свалился ей в капюшон и забрался в одежду. Тугой костюм плотно облегал тело, Алика не могла просунуть руку и достать склизкого гада. Пока она нашарила застёжку, он уже оставил липкий след  на её шее, груди и вдоль талии  и уже был готов опуститься ниже.  Девушка оставила идею с застёжкой и, порвав сбоку костюм, максимально быстро схватила гада за хвост. Червь начал извиваться и, издав отчаянный вопль, вцепился зубами в  кожу. Челюсть захлопнулась на тазовой кости. Зубы змеечервя тёрлись о кость,  скрежет был невыносимый. Стоило огромных усилий отцепить ползучее существо и вытащить его из одежды. Эта тварь была быстрее и сильнее обычной змеи. Алика сжала когтями напрягшееся тело, похожее на щетинистое желе. Её мучитель в судорагах затрепыхался. Из зубов змеечервя торчал красный  кусок плоти. Алика сжала ползучую тварь изо всех сил, когти впились в плотное щетинистое тело, и червяк лопнул. Кишок у него особо не было, зато слизи было предостаточно. На лицо девушки брызнула жёлтая кровь  вперемешку с серой жижей.
  Больше земляные змеи её не трогали, только щекотали своими хвостами и изредка угрожающе шипели. Она шла по туннелю с полчаса, и все полчаса ей казалось, будто она слышит  позади чьи-то шаги. Оборачиваясь, она никого не видела, кроме роющих землю «безобидных» земляных змей.
   Овраг Кочевряг понравился Алике куда больше. Это был относительно небольшой овражек с мягкой зелёной травкой внизу. «А, какая ерунда!— решила искательница приключений.— Я перемахну через него с лёгкостью ласточки».  Стоило сделать  шаг  вперёд,  как ноги  поскользнулась на влажной земле. Приземление оказалось болезненным: под мягкой травкой были замаскированы  шипы с серебряным напылением – изобретение селян против вампиров. «Глупость какая! Пустая трата средств!— буркнула Алика, отделяя своё тело от хитро спрятанной ловушки.— Вряд ли  кто-нибудь, кроме меня, умудрился бы свалиться в этот овраг». Серебро жгло и разъедало, но это был медленный процесс, и у неё ещё было достаточно времени для того, чтобы промыть раны. Регенерация не могла произойти, пока раны оставались не промытыми. Ласточка-неудачница неуклюже выбралась из трижды проклятого ею оврага.  Теперь нужно было как можно скорее отыскать водоём.
  Но пока перед раненой разворачивались только многочисленные холмы, названные Великими. Ландшафт малоприятный, ведь эти холмы были искусственно созданы людьми, дабы отгородиться от вампиров. Насыпи напоминали песчаные барханы. Но разве эта преграда могла остановить  ту, которая твёрдо решила, что ей непременно нужно попасть в село? Девушка то подолгу взбиралась по засасывающему сапоги песку, то кубарем катилась вниз, собирая своими волосами  сорняки и колючки. В конце этого приключения  она походила на слепленное из грязи чудище.
  К счастью, поблизости оказался пруд. Вода там была зелёная, а на поверхности в изобилие плавала ряска. Алика даже усомнилась, что перед ней действительно пруд, а не какое-нибудь там болото. Но выбирать не приходилось. Скинув одежду, понемногу вычищая гной и промывая поражённую плоть, она обработала все раны. После этой неприятной, но жизненно необходимой процедуры девушка  постирала износившуюся за один день одежду. «Вот перед Мией неудобно получилась». — Она посмотрела на потёртый, местами порванный костюм. Зато плащ из прочной ткани даже не выглядел  потрёпанным. Пока одежда подсыхала, Алика была совсем нагая –  не могла же она отправится к селянам в мокром. Странно, но всё это время у неё было ощущение, будто за ней кто-то за ней следит.
  Только когда начало вечереть, Алика натянула на себя почти высохшую одежду и подошла к невысоким деревянным воротам.  На них был вырезан  незамысловатый орнамент, а на  треугольнике красовался резной петушок. Резьбой занимался не мастер, это сразу чувствовалось: глаз у петушка почти  не было, а хвост напоминал лесную корягу. Сельский запах был знакомым, но в то же время казался  нескончаемо далёким. Из крепких, ладно построенных бань валил душистый пар. Когда-то Алике довелось мыться  в бане, но быть в селе, настолько далёком от цивилизации, ей не доводилось никогда. Аромат яблонь и слив почти неотступно сопровождал её в дороге. Обоняние бессмертного настолько сильно, что разбирайся Алика в сортах, она могла бы даже различать их, руководствуясь одним только нюхом. Запахов было так много, что они стали перемешиваться: запах костра, дыма и поджаренного  шашлыка, хрустящего и сочного. Аромат давленых томатов, приправленных незнакомыми специями. Пахло молоком и потом. Пахло яблочным сидром и медовухой. Вдыхая аромат медовухи,  Алика даже немного пожалела о навсегда  недоступных для неё удовольствиях. Она прошла мимо дома, в котором гнали самогон. Спирт ударил  в нос, но не возымел никакого эффекта.
   В успехе своего предприятия она не была уверена, но ей было удивительно легко и спокойно. Рисковать она уже привыкла, а  при ностальгическом запахе вишен и сладкой малины тревога отступила сама собой. С неделю она не видела человеческие лица и была рада увидеть их снова.
   У ворот босоногие ребятишки играли в двенадцать палочек. Все двенадцать разложили на дощечке, лежавшей на камне, потом разбили.  Пока вода собирал берёзовые палочки, остальные побежали прятаться. А прятаться было где: в  большом количестве произрастали повислые берёзы,  козьи ивы, и робиния псевдоакация, окружённая маленькими незнакомыми кустиками с фиолетовыми листьями. Пока вода собирал палочки, одна девчонка лет семи выбежала из кустов и снова ударила по дощечке, все собранные палочки оказались на земле. Увидев Алику, дети на время прервали игру.
  Веснушчатый мальчик лет восьми подбежал к странной незнакомке в плаще. Он с удивлением рассмотрел Алику, оглядев её с ног до головы. Следом подбежали другие ребята в льняных рубашках и девчонки в пёстрых сарафанах, украшенных незатейливыми орнаментами. У многих девочек волосы были схвачены плетёными кожаными повязками.
—Вы кто?— спросил веснушчатый мальчишка, не отводя глаз от Алики.
—Я гостья,— недолго думая ответила девушка.
—Тётя, а вы к кому?— последовал другой вопрос.
— Мне нужно навестить семью покойного Тиргея.
Дети ненадолго задумались.
— А!— воскликнул мальчик постарше.— Только отец один остался. Мать Тиргея ещё до его смерти скончалась.
— А ты не покажешь мне дорогу?
Мальчик кивнул и побежал по дворам. Алика накинула капюшон и максимально быстро поспешила за  ним. Она чувствовала на себе вкрадчивые, недоброжелательные взгляды взрослых селян, но, не желая привлекать к себе дополнительное внимание, шла не оглядывалась.
  Село оказалось на удивление большим. Мальчишка её повёл через торговые ряды. Солнце уже садилось, но рынок, казалось, и не думали закрывать. Вечером солнце печёт меньше, а селяне как раз возвращаются с полей, так почему бы и не поторговать. Народ был поглощён привычной суетой. На прилавках можно было увидеть налитые соком овощи и фрукты, ароматные травы и коренья. Одна хозяюшка расхваливала свой товар, сидя  на пуфике необычной формы. Приглядевшись, Алика поняла, что та сидит на большой тыкве, вот-вот готовой треснуть.
—Укроп, лук, чеснок. Свежая зелень, свежая зелень,— монотонно  вещала женщина.— Свежая зелень. Зелень свежая. Подходите, берите.
—Да свою-то ещё не съели! — крикнула ей девушка в косынке с рябым от солнца лицом.
В толпе кто-то хихикнул. В этот самый момент тыква предательски треснула, и в следующее мгновение румяная хозяюшка обнаружила себя в семенах и липких внутренностях тыквы. 
  Две полные женщины в пёстрых холщовых юбках  ругались из-за свежего  карася, недавно пойманного в том самом пруду-болоте, где довелось искупаться Алике. Каждая из женщин утверждала, что именно она первая дотронулась до  рыбы, а значит, именно она вправе её купить. Перебранка зашла в тупик. Хозяюшки ухватились за несчастного карася и потянули изо всех сил. Их пышные груди вздымались при каждом движении. К всеобщему удивлению, ещё живая рыба выскользнула из их рук и, подскочив вверх и пролетев над головами зевак, приземлилась на проходящую мимо Алику. Карась хлопнул  хвостом девушку  по лицу и шлёпнулся на помост. При столкновении с рыбой капюшон чуть было не слетел. Зато в носу сохранился  аромат сырой рыбины. Алика не успела удивиться, как мальчик-проводник призвал её продолжить путь. Не мешкая, она зашагала дальше. А в торговых рядах ещё долго звучала перебранка  хозяюшек.
  Мальчик бежал, Алика шла шагом, но отставать не собиралась. Неожиданно из-за угла, словно из неоткуда, вырос крепкий коренастый мужчина с густой бурой бородой и такими же густыми нахмуренным бровями. Он загородил Алике дорогу и какое-то время пытался разглядеть её лицо.  Его ручища потянулась к капюшону, но девушка уверенным движением отстранила её и поспешила вслед за мальчиком. Парнишка вывел её к одиноко стоящему захудалому дому, больше напоминающему сарай, чем жилое помещение. Юный проводник помахал рукой и вприпрыжку побежал к своим друзьям.
  «Значит, так: я сейчас поздороваюсь, извинюсь за неожиданный визит и передам свои соболезнования по поводу смерти Тиргея. Так, а потом, скажу, что могу помочь прожить старость в достатке. Покажу отцу Тиргея камень надежды и предложу обменять его на маленький красный камушек, который принадлежал  его покойному сыну. Ага. Всё схвачено». — Алика придумала слова заранее. Нужно было только говорить быстро, чётко и ни в коем случае не мямлить, а то пока она будет мямлить, отец Тиргея заглянет ей под капюшон и поймёт, кто она. С этими мыслями Алика постучала – никто не ответил. Постучала ещё раз – тот же результат. Тогда она толкнула дверь и вошла. Редкие лучи вечернего солнца просачивались через щели и роняли свой тусклый свет на тёмно-коричневые доски, являющиеся стенами дома. Окон не было вовсе. «Наверное, помещение до сих пор освещается лучиной»,— вспомнила Алика историю начальных классов. Пол скрипел, того и гляди готовый проломится. Потолки были необычно низкими.  Девушка чувствовала себя  коровой, загнанной в маленький, хлипкий сарайчик, – настолько всё было шатким.  Потемневшие, гниющие стены пропахли болезнью и старостью. Обстановка была тоже убогой: шатающийся стол с резными ножками и два стула, оплетённые паутиной. Пауки смотрели на незваную гостью  возмущёнными чёрными глазками.         
   Алика не сразу заметила человека, лежащего на койке в левом углу. Это был старик с болезненно-жёлтым лицом. Он прокашлялся, и девушка увидела гниющие, пожелтевшие от старости и болезни  зубы. Не нужно было долго  приглядываться, чтобы понять: одежду старик давно не менял. Грязная и засаленная, она сильно потрепалась и  не подлежала починке. Казалось, что больной вот-вот испустит дух –  настолько он выглядел  слабым и тщедушным.
  Отец Тиргея только едва приподнял голову, когда незнакомка вошла. Поставив  стул у кровати, непрошенная посетительница  села возле больного. Он был  плешив, но волос его едва коснулась седина. Правая нога  потемнела от гангрены. Пожилой мужчина таращился на незваную гостью пожелтевшими от голода встревоженными  глазами. Алика достала самоцвет. В тёмной комнате он излучал едва заметное голубое свечение.
— На этот самоцвет вы могли бы нанять  сиделку.
 Старик равнодушно смотрел на голубой камень.
— Мне всё равно не жить,— буркнул он.— Что мне за дело до твоего камня? Говори, что тебе нужно, не тяни резину. Я с трудом выношу твоё присутствие.
Алика не понимала, чем вызвала такую неприязнь, но, усмирив свои чувства, невозмутимо продолжила:
—У вашего сына, Тиргея, был красный камень. Этот камень…
— Сними капюшон!— неожиданно потребовал старик.
Алика сделала так, как он хотел.
—Так я и думал,— простонал отец Тиргея.— Одна из вас, кровопийц, прикончила моего сына.
— Не может быть! — Алика подумала, что речь идёт о Мериде.
— Да, именно так. Я точно знаю. Ты... —Он впился в Алику взглядом. — Ты можешь разорвать мою плоть на множество кусочков, но ты не узнаешь, где спрятан камень. Я не отдам его вампирке.
—Этот камень может помочь спасти жизнь невинной девочке, между прочим, вашей внучки.
— Внучки?! — Глаза старика округлились. — О, Тиргей, Тиргей! Как такое возможно? О, я помню ту вампирку, у неё были рыжие волосы и насмешливое лицо! О, Тиргей, Тиргей. Он и вампирка…— причитал старик; его сухой подбородок дрожал, по его щеке покатилась слеза. — Внучка, говоришь? Хорошо, хорошо, — процедил  он сквозь зубы. — Видишь коврик? — Старик указал пальцем на ужасного вида ковёр.— Отодвинь его.
Алика сдвинула  ковёр ногой, он скрывал ход в погреб.
— Ой, глупости какие-то говоришь! И как камень может помочь кому—то спасти жизнь? – не переставал бурчать себе под нос старик.— Ой, не знаю этих ваших вампирских штук!
— Так, где же камень?— Алика хотела поскорее закончить с этим делом.
— Там, на первом стеллаже, в шкатулке,— прохрипел старик.
Пока Алика спускалась вниз, он причитал:
— Ой, сына убили, кормильца лишили! А больше родственников нет, а я  больной тогда уже был. Хорошо, соседка помогала, а потом и она умерла. А я вот теперь один и того гляди дух испущу.
  В  шкатулке было много всякого хламья: ржавые булавки, иголки, напёрстки и даже серьга без пары; должно быть, всё это осталось после матери Тиргея. Алика  выгребла всё содержимое – на дне воодушевляющим красным цветом поблёскивал камень. Девушка спрятала самоцвет в одежду, наспех затолкала содержимое шкатулки обратно и по-кошачьи быстро вылезла из погреба. Перед тем как надеть капюшон, она ещё раз посмотрела на старика.
—Спасибо, этот камень не пропадёт даром.
Правильно ли она делает, что уходит просто так? Камень надежды старику вряд ли понадобится, денег у неё с собой не было, да и вообще не было. Единственное, что она могла сделать, так это подарить старику милосердную смерть, но она не была уверена, что это правильно.
  Улица казалось на удивление пустынной. Алика прошла ряд домов, свернула за угол. Там её слух уже распознал множество голосов. Не успела она повернуть второй раз, как из-за угла появился селянин с факелом в руке. За ним подтянулось человек двадцать мужчин, вооружённых вилами. «Слишком много»,— промелькнула в голове мысль. Алика развернулась и быстро зашагала обратно. «Может быть, всё обойдётся». Кто-то показал на неё пальцем, и вся толпа повалила вслед за ней.  Теперь она уже бежала. Селянам её не догнать, а это значит, что она может добежать до конца деревни, перепрыгнуть через забор и скрыться в лесу.
  Село было велико, но у бессмертных много сил.  Казалось, бояться нечего, но инстинктивный страх адреналином разлился по организму. Трудно передать негодование Алики, когда навстречу ей ломанулась другая толпа разъярённых крестьян. По обе стороны тянулись беспросветные  ряды  домов. Цепляясь когтями за деревянные доски, Алика с ловкостью молодого гибкого животного залезла на крышу самого высокого из них. Порывы ветра трепали плащ, было  сложно балансировать на коньке треугольной крыши. Плащ развевался, оттягивая Алику назад. Девушка расстегнула застёжку. Подгоняемый ветром плащ плавно приземлился на осклабившегося селянина. Мужик спешно стащил с себя вампирское одеяние, но по неосторожности поджёг факелом конец  одежды. Ткань быстро занялась огнём, селянин обжёгся и потерял всякое желание скалить зубы. Его односельчане хотели помочь потушить огонь, но он перекинулся и на их одежду. «И пригодился же мне всё-таки миин плащ»,— подумала про себя девушка.
  Наконец, селяне потушили огонь, и всё внимание вновь было обращено на молодую вампиршу. Мужики с вилами и факелами всё прибывали и прибывали. Вскоре по обе стороны дома столпились разъярённые крестьяне, угрожая Алике вилами и огнём. Девушка судорожно оглядела местность. В отдалении она увидела того самого мальчонку, который показал ей дорогу к дому отца Тиргея. Мальчик махал ей рукой, призывая двигаться в обратном направлении. Алика прыгнула на крышу соседнего дома и так и пошла скакать с одной крыши на другую. Надо было как-то перебраться на другую улицу. Она собрала волю в кулак и, задержав дыхание, пролетела над вилами и факелами обескураженных селян. Ей чудом удалось уцепиться за край крыши. С трудом удерживаясь, она посмотрела вниз — разъярённая толпа угрожающе гоготала. Тот самый мужик с бурой бородой, который хотел снять с неё капюшон, проткнул  вилами сапог. Ладно бы сапог был Аликин, но он принадлежал Мии.
  Собравшись с силами, девушка подтянулась.  Прыгая по крышам, квадратным и треугольным, прямым и наклонным, она следовала за своим босоногим проводником. Тот  снова вывел её к тому самому сараеподобному дому и скрылся в дворах. «Спасибо»,— только и успела подумать Алика. В шуме толпы был различим хриплый голос старика. Еле держась на ногах, он стоял на пороге дома и скованными движениями руки зазывал её к себе. «Его  односельчане заметят и тут же побегут в дом. Как он не понимает этого?» У Алики не было больше путей к отступлению, так как селяне разыскали огромные вилы, видимо, специально изготовленные для ловли вампиров, и уже разодрали ей ноги в кровь. Пришлось перепрыгнуть с одной крыши на другую, потом  сорваться вниз и со скоростью зайца  влететь в  дом.
—Старый предатель! Изменник! Изменник! — кричали селяне.
Один из них бросил факел. Древесина была с гнильцой и занималась  огнём медленно. Но упорные люди  все побросали свои факелы, да ещё предварительно щедро облили доски самогонкой. Дом вспыхнул, как один большой факел.
  Народ успокоился только тогда,  когда от прежнего жилища  остались одни тлеющие головешки. Средь досок и брёвен, самые любопытные из селян откопали почерневший скелет. Это сделали люди, люди к которым Алика  не питала неприязни. Люди, не зная ничего о ней, долго не раздумывая, подожгли дом.
Стемнело. Утомлённые, но довольные своим делом они разошлись по домам.

***
—Я вынужден сообщить вам, что пристально следил за этой девушкой... Аликой...  до самого села.  Последний раз я её видел у ворот. Там я перестал за ней следить. К людям идти – безрассудство, я не виноват…
—Не мямли, говори дальше.
— Её подожгли. Я не мог ни как ей помочь…
—Я понимаю. Ступай.
Илин огорчилась, узнав о гибели Алики. Ей было жаль девочку, но в то же время она считала, что той в некотором смысле даже повезло .  Повезло умереть с молодой душой, не успев разочароваться и увидеть жизнь в серых тонах.




Глава 18
Два друга
               
  Копыта белогривого жеребца топтали землю у ворот замка. Отпирать  не спешили. Спустя каких-то полчаса показались стражники, облачённые в кольчугу мелкого плетения. Не торопясь они всё же отворили ворота. Всадник нетерпеливо въехал во двор. Спешившись, он с радостью вручил конюху поводья.
— А, Валадин.— По ступеням спустился Марк. На его поясе не было меча, но одет он был, как для боя.
Мужчины пожали друг другу руки.
—Значит, и тебя призвали, – решил было Марк.
— С чего, мой друг, ты это взял? Меня не призывали,— коротко пояснил Валадин.— Да, я думаю, в этом и не было никакой необходимости. Пусть колдовство изменницы сильно, но сам подумай: разве воинов клана недостаточно для того, чтобы справится с женщиной, даже такой злющей, как Тритания?
—Так-то оно так, но нельзя быть твёрдо уверенным в том, что чародейка будет действовать в одиночку. — Марк не спешил соглашаться с другом.— Если ты приехал не для того, чтобы сражаться, тогда для чего же?
Валадин посмотрел на стражников, хлопнул друга по плечу и повёл его подальше от посторонних ушей.
— Скажи мне, Марк, ты знаешь что-нибудь о моём сыне?
—Я хорошо общаюсь с Виктором.
—С Виктором? Значит, так Мерида  назвала его? Эх, так много лет прошло, так много! Двадцать, а может, и больше.
— Больше.
 Валадин грустно покачал головой.
— Он живёт в замке?
— После смерти Мериды он пересёк Сумрачный лес, но уже успел вернуться.
—Понятно, понятно. — Валадин выдержал паузу и продолжил: — Ты бы меня ему как-нибудь представил. Ну, так, знаешь, не навязчиво, чтобы не было сильного удара по психике мальчика.
— Ненавязчиво... — Марк не слишком хорошо понимал, что значит «ненавязчиво».— Я могу сделать это во время бала.
— О! Я думаю, это замечательная идея. Люблю балы. А по какому случаю бал?
— К Сидмону приезжает его невеста Джофранка Трансильванская.
— А когда, ты говоришь этот бал? Сразу по приезде невесты? Через две…нет, уже через одну луну...
— Это замечательно!— Валадин даже хлопнул в ладоши. — Мне теперь-то есть что предложить сыну. Я теперь не просто рядовой, а знатная шишка!— объявил вновь прибывший и добавил: — А проведи-ка меня, Марк, по замку. Давненько меня здесь не было.
  Знакомые своды, стрельчатые  окна с витражными стёклами, многочисленные галереи и переходы, просторные залы, и башни, устремлённые ввысь, – всё это напоминало о лучших годах, проведенных в замке Церион. Но несмотря на торжественное очарование дворцовых стен, лучшим украшением юности Валадина была Мерида – девушка с тёмно-рыжими волосами и гладкой мраморно-белой кожей. Девушка, лучезарная улыбка  которой смягчала даже самые чёрствые сердца. Когда её маленькие ножки ступали по дворцовым плитам, всем казалось, что она не идёт, а порхает – порхает,  как мотылёк. Мужские взгляды часто падали на ярко выраженную талию, небольшую, но высокую и твёрдую грудь. В гостиных и на балах её слушали внимательно. Говорила лучезарная Мерида всегда весело и непринуждённо, будто щебетала. Девушка была очень эмоциональной и часто проглатывала слова, но всем это казалось даже милым – всем, кроме Рэя из долины Рэй, Сидмона и злобной сестры Тритании.   Валадин силился вспомнить её бурныеречи, но у него ничего не выходило. Он помнил только  тембр её сладкого голоса, пухленькие розовые губки, и всё. Зато он с лёгкостью вспомнил, как непринуждённо, подхватив  юбки, отделанные речным кружевом,  подгоняемая всесильной любовью, она спешила  к нему в объятия, как из глубокого декольте вздымались её упругие груди, как  дышало всё её тело, так медленно и так глубоко. Она носила корсаж, отделанный речным жемчугом, платье её было всегда легко и воздушно. Валадину нравилось, как шуршат её кружевные юбки.
  Неприятные воспоминания о сестре рыжеволосой красавицы заставили Валадина съёжиться. Высокую вампиршу с горбатым носом и ярко выраженными скулами он никогда не любил. Её поступь была тяжёлой, а в грубом голосе сквозили боль и обида. Но сейчас не о ней.
  Два друга прошли под мощным стрельчатым сводом, состоящим из двух пересекающихся друг с другом сегментных дуг.
— Узнаёшь это место?— спросил Марк, вдыхая застоявшийся воздух, пропитанный запахом снадобий и  приключений.
— Ещё как узнаю! Это бывшая регенерация. Лекари извлекали здесь серебряные ножи и обломки лезвий из воинов, промывали раны. Мы вдоволь нашкодили здесь в былые времена.
— Да, мы были теми ещё хулиганами! Кажется, нам было тогда по десять или одиннадцать лет.
— Помнишь, как главная лекарь Юнелла вынимала стрелу из  плеча Сидмона? Мы притаились за колонной и с любопытством наблюдали за происходящим. Юнелла не замечала нас, а Сидмон, заметив,  обдал только холодом своих бесцветных глаз. Игнорируя его бессловесное замечание, мы принялись расхаживать по зале. Ты подошёл к одному из столиков с оборудованием и начал разглядывать лекарские инструменты. Я шикал на тебя и делал знаки, прося остановиться.  Но ты меня не послушал и достал огромную колбу с жидкостью. Какое-то время ты вертел её в руках, но изучать её тебе предстояло недолго. Внезапный крик Сидмона пошатнул своды замка. Твоя рука дрогнула, и колба, выпав из рук, разбилась. Голубая желеобразная жидкость быстро, как по волшебству, загустела и стала твёрдой, как мел. Юнелла была в бешенстве.
— Даже в большем бешенстве, чем Сидмон,— прибавил Марк.
— Сидмон грозился вышвырнуть нас из замка. Но твой отец отговорил его. Знаешь, твоя семья всегда помогала мне в трудные минуты. Это для меня очень много значило, ведь я рос беспризорником. — Валадин опёрся локтем о колонну и прикрыл глаза, словно от физической боли.— До тебя у меня никогда не было настоящих друзей, да, я думаю, никогда и не будет больше. Ты – единственный, кто меня слушал и слышал. Ты никогда не давал совета, предварительно не разобравшись в ситуации. Более всего я ценю в тебе искренность, открытость и честность.  У меня тогда никого не было, кроме тебя и Мериды. Её убийство сильно опечалило меня. Я больше не встречал такой добродушной, отзывчивой девушки, как она. Она старалась всем помочь, чужоё благополучие она ставила превыше своего. Она, она…— Валадина переполняли эмоции. Не найдя нужных слов, он сменил тему.



Глава 19
Сёстры

    Две дочери было у советника Бедивира: Тритания и Мерида. Последняя была всеобщей любимицей. В волосах её играла медь, а с нежных губ не сходила улыбка. Внешне она была похожа на своего отца –  такая же рыжеволосая, с таким же высоким лбом и прямым носом, словно вырезанным из мрамора. С детства Мерида была очень избалована – как материальными благами, так и вниманием окружающих. У дочери Бедивира был  всего лишь один, но очень приятный талант: она умела влюблять в себя. Хотя слово «умела» здесь  не совсем подходит. Вернее будет сказать, ей было дано располагать к себе. Выходило у неё это само собой, без особых усилий, и даже независимо от её собственного желания.
  Существует множество советов и  ещё больше советчиков, считающих возможным научиться располагать к себе окружающих. На самом же деле этому можно научиться только в некоторых  пределах, а советы могут быть применены только в определённых, нечастых ситуациях. В целом же невозможно научиться располагать к себе окружающих. Пользуясь советами и рекомендациями, прописанными в книгах, можно вызвать к себе симпатию  на какой-то непродолжительный промежуток   времени, но, если вы не обладаете  харизмой,  то это ненадолго.
  В большей же степени можно научиться привлекать к себе внимание  толпы, воодушевляя её заранее  подготовленными  речами, содержательными или же весёлыми. Но, переходя на личное общение с каким-либо представителем этой толпы, придётся расстаться с заготовленными фразами и с книжными советами, так как собеседник непредсказуем и нет никакого общего шаблона располагающего поведения.
  Что касается Мериды, скажем, что ей просто повезло. Дочь Бедивира была легкомысленна и свободна в общении. Её сестра  Тритания, напротив, была иного склада. Горбоносую нескладёху не любил даже родной отец. Родители не могли понять,  почему младшая дочурка получилась куколкой, в то время как старшая непонятно в кого уродилась такой грубой и угловатой.
   Как назло развивалась маленькая Тритания очень плохо. Будучи старше Мериды на три года, она  выучилась читать позже, позже выучилась и считать. Всё, что касалось учения, она делала очень медленно. Отец частенько говорил: «Вот опять время тянешь, волынишь. Ну ты и волынка, Тритания!»
  Один раз, изнурённая учением пятого кодекса Яромира Первоначальника, в котором говорилось о защите прав гибридов и обращённых, Тритания  проходила по коридору замка. Она несла целую стопку ненавистных учебников: там были учебники  по правописанию, большая книга по истории вампиров с начала времён и до времён графа Драгоша Трансильванского, отца Дорана Учтивого и деда Джофранки Трансильванской,  ненавистный учебник арифметики и менее ненавистная  книга  флоры и фауны Сумрачного леса. По дороге она встретила отца.   Бедивир был в кругу друзей. Стоя к дочери спиной и потому её не замечая, он говорил с насмешливой интонацией: «Вот моя волынка опять ничего не смыслит в своих учебниках. Надо их отдать Мериде, та шустро соображает».
  Эти слова глубоко ранили маленькую Тританию. К глазам подступили слёзы, руки  обмякли, и стопка учебников с грохотом обрушилась на мрамор, под ноги  отцу и уважаемым воинам. Пристыженная нескладёха полезла под ноги собирать книги. «Ну вот, Тритания, дня не проходит, чтобы ты не отличилась», — бросил Бедивир своей неправильной дочери. Тритания, не в силах сдержать подступающую к глазам влагу, окропила учебники слезами. Неуклюже подобрав все книги, она, ослабевшая и раненая, пошла прочь.  Но не пройдя и десяти щагов, она снова выронила трижды проклятую ею арифметику. Спиной девочка почувствовала неодобрительный взгляд отца. В тот день будущая ведьма поняла: у неё нет семьи.
  У Тритании был страх: она боялась быть осмеянной. Мерида нутром чуяла этот страх и была всегда готова пощекотать  сестре нервы. Во время празднования перемирия между  Туманным утёсом и замком Церион все знатные вампиры собрались в зале для торжественных случаев, а их детям для развлечения была выделена просторная комната. Мерида с друзьями никогда не упускала возможности повеселиться. На этот раз весёлая компания приготовила клейкую жижу и вороньи перья. Дело оставалось за малым: дождаться прихода Тритании. Когда девочка пришла, Ноэль предложил игру: «Давайте поиграем в правителей. Мы выберем королеву, и все  будут делать то, что она прикажет». Конечно, королевой выбрали Мериду. Красавицу с медными волосами увенчали самодельной короной. О, как шла эта корона к её аккуратной рыжей головке! Водопад длинных волос ниспадал до пояса, а отдельные пряди напоминали морские волны, в которых отражается вечернее солнце.
   Королева Мерида улыбнулась подданным своей лучезарной улыбкой, только вот Тритании показалась, что улыбка у неё  напоминает лошадиный оскал. Первые приказы королевы были весьма безобидными: то она приказывала всем прыгать на одной ножке, то кукарекать, то пародировать Сидмона. И все, кроме Ноэля, с удовольствием прохаживались по комнате важной походкой, пытаясь изобразить главу клана. Ноэлю мирные приказы Мериды скоро наскучили. Он встал на табурет и по-детски торжественно объявил:
—А теперь наша королева приказывает найти пугало для её королевских полей. Кого народ изберёт пугалом?
Все, как и было уговорено, указали на Тританию.
— Нет, нет, я не хочу! — кричала девочка, но её крики затерялись в громких возгласах верных «подланных».
Тритания отчаянно сопротивлялась. Дошло до того, что она нарушила правила клана и обратила клыки против своих. Но разве разберёшь, кто здесь свой, а кто чужой, кто враг, а кто друг? Тритания покусала Ноэля,  пучеглазого Корнуэла  и ещё многих других,  расцарапала руку маленькой Бэтси, которая с детской наивностью просто шла наряжать пугало для «королевы», вооружившись клейкой жижей и вороньим пером.  Только лучезарная «королева» осталась невредимой. Тритания порывалась к трону  (детскому стулу), на котором восседала её сестрица, но «вернподданные»  повалили  и опрокинули таз с клейкой жижей на мнимое пугало. В жиже болотного цвета ползали ещё живые насекомые. Беспомощно хлопая слипшимися крыльями, там барахтались осы; червяки пробрались под одежду и копошились там. По длинному носу Тритании,  перебирая многочисленными щупальцами, проползла многоножка.  Почтеннейшая публика залилась звонким смехом. Тритания всё ещё отчаянно брыкалась, но её держали за руки и за ноги.
— За что, за что?! — кричала девочка, искренне не понимая, чем вызвала к себе такое отношение.
Ответа не последовало.
— Останови их, мы так не договаривались! — кричала Мерида Ноэлю.— Ты обещал, что мы только немножко измажем ей лицо.— Её голос на этот раз был едва различим во всеобщей кутерьме.
   Маленькую Тританию обуяла лютая злоба. Она желала смерти всем этим визжащим зубоскалам, хотела размозжить их головы о камни, а после вытащить их мозги и затоптать ногами, хотела выдрать волосы своей ненаглядной сестрице, изуродовать её миленькое личико, вырезать лукавые глазки и оставить вместо них кровоточащие дыры.
   Наивная, она думала, что её мучения вот-вот кончаться, но самое страшное было впереди. На «пугало» высыпали мешок с перьями. Каждый норовил пощекотать пёрышком чумазую девчонку. Изуродовав до неузнаваемости, её наконец оставили валяться на полу.
—Ну что, Тритания? – хихикнул Ноэль.— Ты тоже мечтала  быть королевой? Я провозглашаю тебя королевой червей и многоножек.
— Королева червей, королева многоножек!— вторили ему детские голоса.
Пышущий жаром огненный шар зародился в груди жертвы. Разрывая всё изнутри, он порывался выйти наружу. Какое– то мгновение – и …вспышка. Оглушающий хлопок. Все мучители оказались обездвиженными на полу. Сама до конца не осознавая, что произошло, девочка поднялась и закрывая красное лицо руками, побежала прочь. Это были  роковые минуты, которые навсегда оставили свой отпечаток на моральном облике чародейки.


               
Глава 20
Испытание огнём

   Из погреба были слышен треск дощатого пола. Воздух пропитывался дымом. Сквозь щели в люке просачивался угарный газ. И всё же Алика была всей душой благодарна сварливому старику. Тот, не успела она войти, сразу указал ей на спасительный погреб, но туда спускаться отказался. «Это лишь ненадолго продлит мне жизнь», — сказал он и попросил даровать ему быструю смерть. Ещё он сказал о каком-то спасительном ходе, но Алика была так встревожена, что почти ничего не запомнила.
Вампирам, как и людям, страшны огонь и угарный газ. В погребе становилось всё жарче. Духота отупляла, и от этого шанс на спасение казался всё более призрачным. Какие-то струнки внутри  играли  мелодию поражения, а внутренний голос твердил: «Ты так изнурена, ты устала успокойся, сдайся. Умри». Может, так будет лучше? Пропасть, исчезнуть без следа, отдаться земле, забыться вечным сном. Мысли шныряли быстро, не успевая обрести словесную форму. Алика чувствовала, а не думала. «Илин…Илин говорила что-то важное про жизнь и про смерть», — мелькнуло в голове. Алика не могла вспомнить слова, но посыл был таков: жизнь  не стоит страданий, лучше сдаться. Но она не могла. Девушка судорожно озиралась в тщетных попытках отыскать что-то, она уже забыла что. Сдаться она не могла, в силу своего характера.
  Неожиданно её внимание привлёк непонятно зачем прибитый к стене шерстяной ковёр. Быстрым движением она содрала его и отшвырнула в сторону.  Спасительным блеском мигнул металл двери. Алика  схватилась за ручку — пришлось приложить силу. Горстки земли посыпались сверху, но она не придала этому значения и влетела  внутрь. 
  Перейдя черту, она оказалась в туннеле, который когда-то проложил Тиргей для своей возлюбленной, чтобы та могла являться к нему, не попадаясь на глаза другим людям. Туннель был отнюдь не безопасным, глинистые крупицы  периодически осыпались  на голову. Перспектива быть заживо погребённой под слоем земли  ничуть  не прельщала, однако выбирать не приходилось.  Даже глаза вампира мало что могли разобрать во тьме, да и разбирать-то было особо нечего: земля, камни, местами глина, да и только.  Потоки воздуха достигли лица девушки  – это было дыхание свободы. Она рванулась вперёд, к жизни. Земля стала осыпаться ещё сильнее, но Алика верила: она успеет. Маленькие камушки проникали в одежду и застревали в волосах. И как  изящная Мерида ходила здесь? Впереди произошло что-то вроде обвала – земля достигла глаз и помутила зрение, но, даже не различая ничего на своём пути, трудно было запутаться в прямом туннеле.
  Алика почувствовала себя воскрешённой, когда сырость земли сменилась свежестью леса, а на смену  запаху глинистой почвы пришёл аромат лесных трав и смолы. Вокруг были только сосны с массивными, непривычными для глаза горожанки стволами и  кроной, подобной которой девушке ещё не доводилось видеть. И пахли сосны как-то по—другому, как приготовленное из хвои аромомасло. Землю покрывал мягкий моховой ковёр. На долю мгновения Алика забыла всю тяжесть этого вечера и вдохнула полной грудью. Где она? В доисторическом мире? Нет, это всего лишь мир Илин, мир Виктора и Мии – холодный, но прекрасный мир. Она пребывала в смятении, но всё же мимолётом восхитилась могучими кронами сосен, немыслимыми запахами  леса и надвигающейся ночи. «Как прекрасен этот мир! Жаль, но ему так не хватает тепла».
   Бор спал, Алика слышала его дыхание: уханье филинов, звуки ворочающихся в берлогах медведей. Под корнями молодой сосны что-то дышало и копошилось. Лесной кот в один прыжок очутился у корней дерева. Спустя мгновение в его клыках трепыхалась крошечная соня (зверёк из отряда грызунов). Серый кот  расправился с визжащей добычей  по частям: сначала откусил голову с передними лапками, а потом проглотил всё остальное. Насытившись, лесной хищник выглядел вполне довольным. Он был крупнее обычного кота. Его размер был сантиметров восемьдесят, а то и больше.
   Глядя на то, как усатый облизывается, Алике захотелось утолить и свою жажду. Но здоровый котяра, казалось, прочёл её мысли и тут же скрылся за стволами деревьев. «Да, Илин бы не упустила такую возможность.  Илин никогда не оказалась бы в таком глупом положении,— вмешался вдруг внутренний голос.— Она бы переоделась в селянку и не дала людям, узнать себя».
Жажду пришлось подавить. Ночные звери и птицы на пути больше не встречались.  Алика тонула в пустоте. Она вспомнила раскрасневшиеся лица разъярённых селян, их глаза, таращившиеся на неё в суеверном  страхе, их желание убить её. Сейчас убеждения Илин казались ей справедливыми. Может, та действительно много испытала на своей шкуре и смотрит на мир, на вампиров и на людей реалистично, без радужных красок и преувеличений? Если бы перед ней сейчас оказался альбинос Таис со своим вопросом о справедливости жизни, Алика бы в сердцах крикнула, что он был тогда  прав, и в этом мире нет никакой справедливости, и заслужить её невозможно.
  Таис, парень с разномасыми глазами, с которым познакомила её Илин, считал, что от жизни нужно брать всё, что только можно. Тогда, в первый и последний раз их встречи, он хотел совратить её. Ха, тогда бы у него это ни за что не вышло! Но сейчас прежние убеждения Алики стирались. Она не хотела больше верить в справедливость, хотя в глубине души и таила призрачную надежду.
  Она должна была испытывать ненависть по отношению к селянам, но её чувства уже начали притупляться, а пыл поубавился. Алика чувствовала себя обманутой. Ей вспомнился их первый спор с Илин:  «Я видела так много лун, что перестала их замечать. Моё тело не стареет и не постареет и вовек, но мои глаза устали смотреть на мир. Когда  живёшь так долго, дни становятся похожи один на другой, тянутся серой цепочкой и уходят в никуда. Если я получу глубокую рану,  она скоро затянется и не оставит и следа. Но след оставленный людскими пороками, и его не стереть и вовек».  Тогда Алика свято верила, что сможет найти родственную душу, найти окружение, которое будет её любить и уважать, сможет найти своё место в жизни, занятие, которое будет приносить пользу и удовольствие… она тогда много во что верила.  «Люди, вампиры — да всё едино. Форм много, а суть одна. Мелочные, тщеславные, суетные, иногда сердобольные  – меня все они достали!» —вспомнились ей другие слова черноволосой вампирши.  «Мы подождём год, два, десять лет и посмотрим, как изменится твоё мировоззрение». Не прошло и года, а убеждения Алики уже пошатнулись. Как жаль! За что же теперь уцепиться?
— Мы живём в холодном, но прекрасном мире, в холодном, но прекрасном,— произнесла она вслух, чтобы немного скрасить свою одинокую прогулку по ночному лесу.
  Её тело было как всегда бодро, но душа хотела спать. Девушка легла под вековой сосной  и закрыла глаза – безуспешно, вампиры не могут спать, даже когда их душа этого  сильно хочет. «День сменяется ночью, а луна сменяет солнце».— Эти слова нередко повторяла пресыщенная жизнью Илин. Теперь Алика понимала их смысл. Где-то прокаркала ворона, и в её карканье девушке послышалось: «Годы учат снисходительности, снисходительности, снисходительности».
  Она не знала. куда  идти, даже в плане чисто физическом. В этом бору ей никогда не доводилось бывать. Она решила держать курс в сторону, прямо противоположную туннелю. Дело оставалось за малым: всего лишь не сбиться с поставленного курса. 
  Неожиданный шорох привлёк  внимание Алики. Она приметила плакучую иву. Это была единственная ива в дубовой роще. Ветви её опускались низко, но не касались земли.  Из-под листвы показался змеиный хвост подозрительно  больших размеров. «Опять эти змеи! Они преследуют меня!» Серебристая змеиная кожа переливалась при лунном свете. «Неужели Лукас? Кто же ещё это может быть, если не Лукас?» Рядом топтались женские ноги. Алика решила, что из-за насыщенного событиями дня и перенасыщенного злоключениями вечера у неё начались галлюцинации. Не желая задерживаться, она пошла дальше.


Глава 21
Меланхолия Илин

  Совет   оказался, как всегда, затяжным и нудным. Всё началось, как обычно, с ужасного гимна, во время исполнения которого Илин хотелось только одного :  закрыть уши, лишь бы не слышать страшного баса Ника.
   
  Нам все невзгоды нипочём,
  Клинки у нас остры,
  И в сердце мы умело бьём,
  Когда враги наглы.
 «И кто его придумал? Кажется, сам Ник и придумал, поэтому и орёт громче всех».
 Мы – пламя, мы –  огонь и жар
  И красная река.
  Удел же наш всегда война,
  И смерть нам не страшна!

Считалось, что гимн сплачивает воинов, однако Илин после его исполнения хотелось убежать куда-нибудь подальше и спрятаться от всего мира.
  К единому мнению к окончанию совета  так и не пришли. Илин утверждала, что Тританию надо схватить, пока та не привлекла на свою сторону союзников. Сидмон, осторожный и рассудительный, ничего и слышать не хотел. «Сначала надо подготовить молодых воинов, а после уже атаковать»,— утверждал он, придавая своим словам назидательный тон. Новый член совета Ноэль, уже успевший получить насмешливое прозвище «Зелёный паладин», тоже решил поддержать отца. «Даже если Тритания и займётся поиском союзников, то единственной армией, которую она сможет организовать, будет армия фавнов. — Он брызнул слюнями.— Вы можете себе представить полчище свирепо марширующих в строю фавнов, вооружённых копьями и стрелами? Лично я –  с трудом. А если фавнам и будет суждено вооружиться, то не острыми копьями, а флейтами и пошлыми песенками. Так они нанесут нам больший урон, нежели сталью и серебром».
 Толстый Ник рьяно закивал. Только Рэй из долины Рэй поддержал Илин, но к нему тоже не прислушались. «Очередная порция пустого трёпа»,— внутренне огрызнулась вампирша, но, как и Рэй, решила благоразумно промолчать. Незачем правоцировать главу клана. Говорить чт-либо бесполезно. Как бы ни были убедительны её аргументы, у него на всё уже есть готовые решения. А совет – это так, для отвода глаз.
 Выйдя из зала, она прошла мимо Ноэля и Толстого Ника. Оба они наперебой расхваливали советы древности, на которых, по их мнению, решали поистине важные вопросы, а глава клана твёрдым словом и мудрым доводом  убеждал советников в правильности принятого им же самим решения.
— Глупцы,— негромко сказал Рэй. — Один только второй раз в жизни присутствует на настоящем совете, а другой, здоровый детина, силён в бою, но ничего не смыслит в устройстве нашего замка.
Илин молча согласилась.
— Да, раньше, во времена Квэнтэна, главу клана окружали не воины, а советники, но правители к ним редко прислушивались и были вправе решать судьбу клана самостоятельно,— продолжал Рэй.— Я состоял в совете при Квентэне Шейн и был одним из пятнадцати. Когда на совете подняли вопрос об участи Триши, я пытался уговорить его отдать Крэгэну рабов и спасти сестру. Но «Великий» Шейн совершил глупую ошибку: армия стальной обители поредела, и победа в любом случае была за нами, отданная врагу сотня рабов-людей ничего бы не изменила, а жизнь Триши была бы в не опасности. Но нет, Квэнтэн, носивший гордую фамилию «Шейн», не пожелал прислушаться к моему совету.
— Но и сейчас решающее слово за главой клана,— механически ответила Илин. Нзаметно для себя она пошла по коридору вместе с Рээм.
—Это неизбежно, но если все четыре воина не поддержат его, то по закону он будет вынужден пересмотреть своё решение.
— Глава нашего клана никогда бы не пошёл на поводу у нас и не изменил бы своего решения, даже будь оно тысячу раз неправильно. Перед собранием он заранее продумывает свои слова, а потом просто объявляет нам свою волю, — сказала Илин.
—Зачем же тогда, по-твоему, существует совет?
В голосе женщины дрогнули едва слышимые струны раздражения:
— Совет нужен затем, чтобы Сидмон мог выслушать каждого и на основании переданной ему информации прийти к одному решению. Ведь справедливо же говорят: «Слушай всех, а думай своей головой».
— Илин, ты сама себе противоречишь. Изначально ты сказала, что Сидмон приходит на совет с уже готовым решением, а теперь говоришь, что он  слушает всех и на основании услышанного создаёт своё мнение.
Илин на мгновение стушевалась, а после с прежней уверенностью произнесла:
— Мы можем только догадываться, какими доводами руководствуется Сидмон для принятия своих решений. Всё, что мы сказали сейчас, субъективно.  Ник и Ноэль заблуждаются по поводу устройства прежней власти, но и мы не можем с уверенностью утверждать, что нынешнее устройство замка лучше. Во все времена были свои плюсы и минусы, достоинства и недостатки. — Последние слова она произнесла особенно выразительно, с некоторой театральностью. Сказала, как давно выученный текст. — А сейчас мне пора. Слишком много дел.
Она ушла так быстро, что Рэй даже не успел сказать напоследок и двух слов.
   Бесконечные коридоры, перетекающие один в другой, напоминали длинный и очень запутанный лабиринт. Медный свет факелов падал на лицо идущей. Илин недовольно щурилась. Свет был ей неприятен. Живя одиночкой в своём доме у моря, она не привыкла пользоваться освещением. Свет от огня был чужд и казался бесполезным,  однако у церионцев  были свои соображения на этот счёт. «Замок убран с такой роскошью не для того, чтобы это всё пропадало во тьме.  Глаз вампира зорок, но разве в темноте ночи всё разглядишь?»  Они нередко так говорили. Они вообще очень чтили традиции, это и бесило её. 
  Воительница прошла мимо недавно привезенных и уже вывешенных на всеобщее обозрение портретов невесты Сидмона  Джофранки  и её отца Дорана Учтивого. На Дорана она не обратила особого внимания: в нём не было ничего необычного, кроме двух зарослей на лице, называемых усами. Его дочь, как заметила Илин, не блистала красотой, но была миловидна и вполне себе хорошо одета. Этого было достаточно, чтобы воительница остановилась у её портрета. О чём Илин думала в этот момент? Наверное, рассуждала над тем, что принесёт этот брак замку Церион, или же просто разглядывала монисто на шее румынки. А, может, она хотела бы видеть  свой собственный портрет, висящий в одном из коридоров, хотела, чтобы все проходили и видели её красивое и уверенное лицо.
    Долго не задерживаясь у портрета, Илин отправилась дальше, навстречу пустоте, всегда ожидавшей её за дверью в её комнату. Она отворила дверь, та пронзительно скрипнула. Как  обычно, Илин не заметила этот скрип. Как и обычно, она села на стул. Ей вспомнилась девчонка со шрамом на лице, которая была для неё чем-то вроде подруги. Алика была чудачкой, иногда говорила глупости, но рядом с ней Илин чувствовала себя почти что живой. В последнее время она устала от звонкого голоса Алики, но сейчас ей уж очень хотелось с ней поговорить. И что бы она сказала, будь девчонка жива? Она, воительница, приближённая главы, едва ли нашла бы слова. Илин всегда опасалась рассказывать много о себе. Это опасение появилось ещё в юности, после того как она поделилась сокровенным со своей двоюродной сестрой  Рэнин. Она поведала дочери Ветты о том, как  целовалась с Блейзом.  Сестра не замедлила передать услышанное своей жестокосердной матери. Сначала тётка хотела отстегать племянницу, но потом решила продать смазливую девочку-подростка бродячим актёрам. Юная Илин носила длинные косы и была по-детски миловидна, особенно, когда от мороза у неё розовели щёки. Однако уличная актриса из неё не вышла: запала недоставало. У будущей скиталицы получалось плавно двигать руками и красиво ходить по деревянным подмосткам, но монологи её были монотонны и читались нарезкой. Спустя год, проезжая через ту же деревню, актёры сбагрили девчонку обратно её тётке. Вот тут уже Ветта отстегала негодяйку на славу. Илин даже сейчас внутренне содрогалась, вспоминая лицо тетки и её чересчур крепкие для женщины руки.
   Размышления прервал тихий стук в дверь. «И кто же это может быть? Моя служба на сегодня закончена, —недоумевала она. За дверью стояла угловатая девушка, подстриженная под мальчика. Илин давно не видела дочь Сидмона и поэтому не сразу узнала Мию.  Нескладёха стояла в дверях и переминалась с ноги на ногу.
 «Она чем-то обеспокоена»,— поняла Илин. Следовало узнать о причине её беспокойства – всё-таки дочь главы, как-никак. — Что-то случилось?— мягко спросила она у девушки.
—Я хотела узнать, не знаете ли вы, где Алика. Вы были дружны с ней, может, вам что-то известно?
Илин удивилась такому живому интересу к судьбе новообращённой.
—Заходи,— сказала она немного погодя. Не следовало говорить о смерти девочки в дверях.
  Илин сделала всё, как было должно, как полагалось. Она усадила угловатую нескладёху в кресло и по-женски сочувствующе приложила руку к губам. Её тело повторяло ту позу, которую она неоднократно наблюдала, ещё будучи нахлебницей в доме своей тётки.  Маленькая вампирша заметно занервничала, но не произнесла ни слова. Её угловатые плечи едва подёргивались, и Илин сочла, что такой нескладной девушки ей ещё не доводилось видать. «Как это всё сложно!»— подумала храбрая  воительница, не решаясь открыть рот. Не то чтобы она боялась ранить девушку, просто ей хотелось сообщить печальную новость надлежащим образом. Рука сама, не считаясь с желанием своей хозяйки, отнялась ото  рта и полезла за спину, равно как и другая.
—Говорите, пожалуйста,— сказала Мия, замерев в кресле.
— Как бы это…как бы это лучше сказать...— затянула храбрившаяся Илин. Сама она восприняла новость о смерти девушки спокойно, всю трагедию случившегося она видела только теперь в коровьих взволнованных глазах  Мии. – Её больше нет,—  наконец, выпалила она.— Сгорела в селе.
Лицо Мии покрылось влагой. «Только не это!— безмолвно взмолилась Илин.— К чему столько соплей? Одной девчонкой больше, одной меньше».
— А теперь, моя милая,— услышала она свой же голос,— будь добра, расскажи, зачем Алика туда отправилась. Ведь ты же знаешь. Не так ли?— Она быстро сменила тон и говорила уже прежним уверенным и твёрдым голосом прежней  Илин. –  «Хотя, почём знать? Может, этой дурнушке ничего не известно».
Мия поведала всё, что ей рассказала Алика: и о больной Милене, и о волшебных самоцветах.
—Что за сказочные бредни?!— возмутилась женщина.— Уж не обмануть ли ты меня хочешь?— сказала она и тут же прикусила язык.—«Что я это в самом деле веду себя так с дочерью Сидмона. Девчонка далека от отца, но всё же, ему не безразлична».— Мысленно встряхнув себя, она обнаружила, что руки её переплетены, а брови нагловато вздёрнуты. Пришлось сменить позу и выражение лица.
—Я вас не обманываю,— с некоторым напором сказала нескладёха.— Алика  была единственной подругой в моей жизни, — добавила она, захлёбываясь и давясь.
«И какого чёрта ноешь?» — Илин терпеть не могла слёзы, особенно, когда они были чужие.  В её голове только прокрутилась одна мысль: «Я была больше знакома с Аликой, я больше знала о ней, но почему я… —  Она не додумала до конца.  «Какие же неудобные сейчас на мне сапоги.!Нужно будет надеть другие, когда эта муторная девчонка уйдёт».



Глава 22
Проблемы

  Тем временем приготовления к балу шли полным ходом.  Мебель вносили и выносили, картины вешали и перевешивали. И без того блестевшие полы сочли нужным натереть до блеска. Что поделаешь, традиция. Замок должен поразить гостей своей роскошью и порядком.
  К приготовлениям были подключены и новобранцы, в том числе и Виктор. Честно говоря, он приступил к работе с большой неохотой. Не то чтобы он был ленив, нет. Просто проблем  в последнее время наволилось уж очень много. И нельзя сказать, что он собирался вот так вот разом взять и все их решить. Просто проблемы, как известно, штука нервозатратная, а любая навязанная работа только заставляет нервничать ещё сильнее.
   Тяжёлую участь ему скрасило присутствие товарищей детства, вместе с ним пригнанных таскать мебель.  Когда, наконец, все стулья и кресла оказались на своих местах, друзья погрузились в воспоминания. Они вспоминали подростковые годы, нескучные, а самые главное –  беззаботные. Виктор  мог долго так сидеть и болтать, но один из приятелей спросил о Милене. Напоминание о сестре было воспринято им как ложка дёгтя. Виктор вспомнил, что собирался навестить её, но забыл. Пришлось на время проститься с компанией весельчаков и отправиться к больной.
    Милена  смотрела на него своим привычным миролюбивым взглядом. Два ясных глаза, на худеньком болезненном детском личике. «Как в душу смотрит,— думал парень.— Будто хочет прочесть мои мысли».  Свои мысли Виктор предпочёл бы оставить в тайне. Только сейчас он отметил, что его сестра очень дотошная, навязчивая.
    Девочка не отводила взгляд, и брат всё больше и больше  тяготился её присутствием. Мысли разбегались в разные стороны. Утомительное  долгое молчание плохо действовало на него.  Виктор вспомнил Алику. Он расстроился, узнав о её смерти, и решил пока не говорить о случившемся сестре. Мысль о том, что Милена когда-нибудь спросит, напрягала его. «Как всё задрало! Сейчас бы вскочить на коня, забыть всех, в том числе  и себя, и умчаться куда подальше». На мгновение ему захотелось, чтобы Милена умерла, а вместе с ней его проблемы и заботы.
  В голове теснилось столько всего, что Виктор даже позабыл, какие действия намеривался предпринять. Он вспомнил только, что хотел кого-то убить, за что-то отомстить, кого-то спасти, но чёрт возьми, сейчас ему хотелось просто сбежать от проблем. Брат смотрел на сестру, и ему хотелось выйти и громко хлопнуть дверью, забыть её проницательный взгляд. Проницательный! Так вот почему он так тяготится её присутствием! Больная догадывается о том, что он чувствует…это было невыносимо.
  Милена по-прежнему хлюпала носом. Виктору всё осточертело. Нет, он был создан не для того, чтобы слушать это детское хлюпанье. Он был создан для чего-то большего. Для того, чтобы слушать звон стали и возвращаться с поля боя победителем. Так думал он.
  Матерный акцент ночи и крик измотавшейся души слились в одно и искали словесного выражения.  Виктор, словно под гипнозом, вышел из комнаты сестры и, очнувшись,  обнаружил себя стучащим в дверь Марка. Со сверстниками хорошо было болтать и смеяться, но на поверку они были никудышными собеседниками. Марк же дело иное. Он старше и, несмотря на лёгкость в общении, достаточно вдумчив и рассудителен.
  Дверь отворилась. «Как меня всё задрало!» — Виктору так и не терпелось  поведать другу о том, как его всё «задрало». Марк уже знал о смерти новенькой. Он успокаивающе  положил руку на плечо гостю. Виктор сначала не понял этот жест.
— Мне жаль. — Марк добавил ещё несколько слов сострадания, но Виктор пропустил их мимо ушей.— Расскажи мне хоть, какой она была.
Виктор начинал понемногу понимать, о чём ему говорят.
—Н у... — задумался он, но не нашёл нужных слов, так как никогда не задумывался над тем, какой была девочка со шрамом. — Ну, нормальная была,— кинул он, желая поскорее закрыть эту нудную и бессмысленную тему.— Мне так тягостно! — сказал он, ожидая чего угодно, только не этого…
— Я понимаю, так сложно терять близких. — Марк снова опустил руку ему на плечо.
«Да каких, к чёрту, близких! Ничего ты не понимаешь!»— Виктор внутренне махнул рукой.— А, может, прокатимся, а? — сказал он вслух, а про себя добавил: «Поговорить не удалось, ну хотя бы прокачусь».
   Ночь молчала, только ветер иногда кричал и завывал. В его завывании Виктору слышалась яростная песня – песня молодого сердца, сильного и неутомимого. Оба всадника молчали и лишь изредка перебрасывались фразами и обменивались взглядами. Позже скачка приняла соревновательный характер. Виктор гнал коня что есть мочи. Пыль летела из- под копыт.  Он бы ускакал так на другой конец света, но что-то его держало. Что-то, ха…он забыл что.
  Выжав из коней все соки, они отправились в игорную. Возвращался оттуда Виктор уже в одиночестве. Он думал о предстоящих испытаниях: о поиске самоцветов и о том, как ему снова придётся спуститься в склеп. Он явственно представлял, как его сильные руки  отодвинут тяжёлую крышку гроба, как он снимет со скелета своего предка драконову рукавицу и каким непобедимым он себя почувствует, надев её.
    Чей-то до боли знакомый голос окликнул его. Как не вовремя! Он обернулся и не то чтобы обрадовался, но приятно удивился, когда Алика достала из кармана кроваво-красный камушек. Он взял самоцвет и приобнял девушку. Настроение значительно улучшилось. Осталось найти только два камня. Первый отдала ему дочь Сидмона, второй он добыл сам, а третий девчонка, как это ни странно, сумела раздобыть без его помощи. Со спокойным сердцем он отправился готовиться к балу. Нужно ещё столько всего передумать. И где искать остальные камни? Перед ним стояла нелёгкая задача, но он подбадривал себя мыслью, что, по крайней мере,  первые три  ему удалось раздобыть. Нужно будет как следует отдохнуть перед предстоящими поисками. Столько всего свалилось на его голову. И как он ещё до сих пор не сдался?



Глава 23
Ошибка

— Ошибся? То есть как ошибся? Значит она жива? — Илин  не ожидала услышать такое. Новобранец говорил какие-то оправдательные слова. Но она не придала им значения.— Продолжай следить за ней,— только и сказала она. Да и что тут можно ещё сказать? Она подумала, что можно будет поручить следить за девчонкой кому-то другому, но, поразмыслив, решила, что Вихри идеально подходит для этого дела. Пусть  он  и напутал  в первый раз, но чёрт знает, каким образом Алика выбралась живой из горящего дома. Наивная девочка сама виновата в том, что чуть не погибла в огне. Не нужно было появляться в селе в дорогом плаще с вампирской застёжкой. Новобранец был удобен тем, что был молчалив. Илин всегда выбирала для таких дел тех, у кого нет ни друзей ни семьи: меньше риска, что проболтаются. Она по себе знала. — Я всё сказала, иди,— кинула она парню. Теперь нужно было заглянуть к Алике. Интересно, стоит ли ей говорить о предстоящем бале или это неуместно?   И всё же она решила сказать.               



Глава 24
Каждый сам за себя

  При медном свете факелов её волосы отливали рыжиной. Алика забралась в какой-то всеми забытый угол замка. Как она пришла туда? Она не знала, ноги сами привели. Ещё несколько недель назад ей казалось, что она знает так много. Теперь же она понимала, что не знает ничего. Раньше она была твёрдо уверена, что сама управляет своей жизнью. Теперь собственная жизнь представлялась ей хаотичной и неуправляемой. Фатализм Илин был заразен, но к числу фаталистов относилась и мать Алики, поэтому у девушки уже был иммунитет. Девушка не хотелось верить в то, что всё предрешено. К тому же фатализм исключал свободу, а она уж очень её ценила.
   Виктор встретил её не особо тепло, впрочем, как и Илин. Девочка со шрамом чувствовала себя ребёнком, который  недополучал внимания. Как это было ни странно, Илин и Виктор сейчас были ей самыми родными. Мать погибла, Ирма была далеко и считала сестру без вести  пропавшей. Были ещё какие-то родственники: тёти, дяди, двоюродные братья и сёстры и ещё много седьмой воды на киселе, но Алика мало их знала.
  Даже если бы она захотела покинуть замок и вернуться в мир людей, одной, без Илин, ей было бы крайне сложно выживать. Допустим, она бы научилась скрывать своё естество от людей, но тогда она будет совсем одна, без Илин и без Виктора. Одиночество ещё хуже опасностей. Алика понимала: она не может уйти из замка.
  Языки пламени нервно прыгали, будто поддразнивая девушку. Она смотрела на один факел, а видела несколько десятков в руках безжалостно суеверных селян. И зачем она жалуется? Пусть про себя, но всё же жалуется. Она  ведь сама хотела приключений, хотела, чтобы один день не был похож на другой. «Зачем ты опять жалуешься на жизнь? — отругала она себя.— И чего тебе не хватает? Приключений хоть отбавляй. Каждый день и каждую ночь происходит что-то из ряда вон выходящее». И действительно, то она узнаёт, что слёзы могут быть кровавыми и превращаться в камень, то её чуть не сжигают в доме, то ей мерещится в сосновом бору змеиный хвост Лукаса и женские ноги, топчущиеся под плакучей ивой. Разве не о приключениях она мечтала с детства? Разве не за этими ощущениями она хотела отправиться в кругосветное путешествие? Мечтала, хотела, ждала. Но сейчас она отчаянно нуждалась в чём-то другом.
  Закрыв глаза, она отдалась внутренним ощущениям. Ей хотелось, чтобы кто-то  старше и мудрее подошёл и погладил её по голове, подбодрил словом, помог советом.  «Несбыточная фантазия. Я должна быть сильной и самостоятельной! Я сама за себя!» — Подумав так, она будто ожесточилась.  В памяти всплыли события перед выпускным в девятом классе. В её школе была традиция: устраивать выпускные не только одиннадцатым, но и девятым классам. В тот день она пошла в салон ещё утром. Шрам, как могли, загримировали,  лицо сделали зрительно худее, а черты  – выразительнее. Волосы, предварительно выпрямив, завили в локоны. В тот день её, радостную, ухоженную можно было назвать почти красавицей.
    Мать ходила вместе с ней. Вернувшись домой, она показала дочь Ирме и мужу. Пустовалов изумился. «Всего лишь три тысячи взяли»,— успокоила мать Виталия Аркадьевича. Тогда Пустовалов осклабился и брякнул, что, мол, накрасили, как другую морду прицепили.  Ирма хохотнула, мать промолчала.
    Да, она всегда была сама по себе.
  Факел окутывал ярко-оранжевый ореол. Алика устала от мыслей, огонь приковал её взгляд, рассеял внимание. Горел огонь, а вокруг больше ничего не было. Всё растворилось, отошло на второй план. У огня был один большой пламенный язык. Что-то сродни ему полыхало и внутри, около сердца. «Как странно! — подумала девушка. —Было столько разочарований, а пламя всё ещё горит.  Пламя – это не просто искра, его сложно потушить», —думала она и улыбалась.

Глава 25
Бал

  Россыпью прозрачных капель на золотой люстре  сиял хрусталь. Радужные переливы играли, дробились и замирали. Главная зала была готова к балу. В гостиных и коридорах кипела жизнь. Церионцы хотели встретить гостей подобающим образом. Перила и лестницы были до блеска отполированы,  а на стенах очутились портреты давно забытых героев. Сад благоухал как никогда. В розарии распускались алые и даже лимонные бутоны. Вьюнок оплетал арки, теснящиеся в ряд. Фонтан,  давно потемневший и потрескавшийся, выплевывал неплотную струю воды. В замке кипела какая-то другая,  новая жизнь, отличная от привычной давно сложившейся и всем наскучившей.
   Новые лица – как глоток свежего воздуха. Когда в Церион приехали гости в нарядах всевозможных цветов и оттенков, даже Илин стала немножко проявлять интерес к жизни. Азаманцы прискакали на гнедых конях. Гости из Золотых лиан прибыли в каретах, больше напоминающих красиво раскрашенные деревянные повозки. Зато настоящие кареты были у трансильванцев. Высокие, с большими колёсами и кузовом, украшенным металлическими розами, они сразу же привлекли внимание церионцев, особенно женщин.
  Гостей проводили в залу, однако пока ещё никто не танцевал. Публика была в ожидании. Некоторые гости опаздывали.
  В самом конце залы на парадном троне, который сохранился ещё со времён Яромира Первоначальника, восседал не кто иной, как сам глава клана – Сидмон. Одетый в ничем не примечательный серый камзол, он безразлично взирал на собравшихся в зале. Тяжёлая голова покоилась на руке, которую глава когда-то любил украшать перстнями. Ничто не могло его взволновать, никто не мог заставить его улыбнуться. Впереди была вечность, бессмертие, а он был уже мёртв. И зачем он женится? Для того, чтобы заключить союз между кланами? Да нет! Отец Джофранки, Доран, вовсе не был главой клана. А может, это любовь?! Да нет же! Это звучит ещё более нелепо. Сидмон  видел свою будущую жену только на портрете. Так зачем же он решил жениться?
   Между тем, зала всё заполнялась и заполнялась гостями. Все азаманцы, как мужчины, так и женщины, были одеты в атласные костюмы, напоминающие   кимоно. Волосы женщин были надушены маслом сандалового дерева  и собраны в тугие пучки. Азаманцы были известны весёлым нравом и гибкостью тела. Два молодых парня в костюмах цвета бамбука проехались по зале колесом, а стройная девушка с волосами, выкрашенными в тёмно-синий цвет, сделала тройное сальто и приземлилась на шпагат прямо перед троном Сидмона. Брови главы сошлись в одну линию, нижняя челюсть отвисла. Его мимика была красноречивее слов, она говорила: «И зачем всё это нужно? Пустое это, пустое».
  Гости из Мраморного города предпочитали одежду из виссона. Платья их были перехвачены тоненькими поясками с металлическими застёжками, украшенными рубином, аметистом или лунным камнем. А вот вампиры, прибывшие из Золотых Лиан, предпочитали лёгкие полупрозрачные ткани. Руки их украшали объёмные браслеты в виде золотых змеек, а ноги оплетали кожаные ремни высоких сандалий.
  Богаче всех был одет Ноэль.  Его чёрный камзол с насыщенно-синим жабо был украшен самоцветами разных видов и размеров. Прекрасные сами по себе они были безвкусно подобраны и совсем не сочетались друг с другом. Само жабо украшал крупный лунный камень, меняющий цвет от жемчужного до морского голубого. Зелёный паладин стоял подле своего отца. Он приветствовал гостей вместе с ним, а иногда и за него.
  И как же отличались друг от друга отец и сын! У Сидмона было серьёзное, даже волевое лицо. Ноэль же, напротив, нередко разбрасывал по залу шутливые взгляды. Отец был прост,  сын  вычурен.
Ниже подиума, на котором  восседал глава, были места приближённых. Среди воинов была только одна-единственная женщина. На Илин не было платья.  Все платья она оставила в доме у моря, а здесь она играла совсем другую роль. Поверх бриджей и блузы блестел чёрный атласный камзол. Его застёжки, выполненные под серебро, были расстегнуты, и лишь одна заклёпка соединяла прочную ткань в области пупка. На спине камзол  был зашнурован бардовыми лентами, ещё ниже играл складками шлейф до колен. Жабо не было, как и не было никаких украшений. Да они были и ни к чему. Илин  очень шёл её наряд. Она была похожа на ангела, тёмного ангела. Входя в зал, воительница никому не позволила взять себя под руку. Но рядом с ней шли Рэй, Ник и Марк. Четверо преклонили колено перед главой клана и заняли свои почётные места под подиумом.
  Нескончаемой чередой тянулись друг за другом гости, церионцам даже немного поднадоело на них смотреть, однако все затихли, когда объявили имя Джофранки  и её отца, Дорана Учтивого. Доран торжественно вёл под руку свою  дочь. Миловидная девушка с плотной блестящей косой, обвитой вокруг головы, раздавала улыбки направо и налево. На Джофранке был шнурованный корсет, надетый поверх терракотовой рубахи с пышными, как два бутона, рукавами. Полы белой румынской  юбки были расшиты богатым орнаментом.
— Как похожа на Мериду! —  восхищённо прошептал Ноэль.
Сходства между дочерью Бедивира и молодой трансильванкой не было никакого, ну разве что лучезарная улыбка.
  Внешность отца Джофранки Дорана Учтивого не привлекала  особого внимания, но при детальном рассмотрение его наружности, можно было выделить некоторые любопытные особенности. На его лице произрастали пушистые, как два беличьих хвоста, усы, закрученные вверх. Фигура  имела прямоугольные очертания и чем-то напоминала спичечный коробок. В целом же Доран выглядел как обычный мужчина среднего роста. В нём даже не было и тени мистики, которая была присуща той  же Илин, Сидмону, но которой были напрочь лишены Алика и Мия.
 Доран подвёл  Джофранку  к Сидмону и ещё раз представил  дочь. По правде сказать, в этом не было никакой необходимости, просто Доран был до необычайности учтив. Девушка по примеру отца наклонила голову. Сидмон поцеловал её надушенную розовым маслом  руку. Джофранке было выделенно почётное место рядам с дамами замка Церион, а её отцу выпала честь сидеть неподалеку от главы клана.
— Как жаль, что меня не удостоили чести сидеть рядом с моим благородным женихом! — пожаловалась трансильванка полной Нельде.
—Таковы традиции. Вы сможете занять место подле главы только тогда, когда станете его супругой. А пока в зале только один трон.
— В таком случае я буду с нетерпением ждать дня нашей свадьбы,— сказала трансильванка и устремила свой взор то ли на Сидмона, то ли на Ноэля, а может быть, и вовсе на трон.
—Тебе следует тоже найти невесту,— наставлял своего сына Сидмон .
— Да зачем? Мне и так хорошо  живётся.
— Не спорь! – отрезал старый вампир. Советую тебе присмотреть  кого-нибудь из знатных гостий, иначе я сам выберу ту, которую сочту для тебя подходящей.
— Уверяю вас, отец, в этом нет необходимости. Я уже нашёл достойную,— сказал Ноэль и смачно добавил.— Илин:
От этих слов выцветшие глаза Сидмона стали ещё более бесцветными.
— Илин тебе не подходит,— заявил он.
— Почему же? Мы с ней будем отлично смотреться.
— Кажется, я ясно дал тебе понять, что невесту следует выбирать из благородных, а значит, из вампиров по праву рождения. Илин способна и умна, но она пришлая.
— Предрассудки!— капризно прыснул Ноэль.
— Довольно!
Ноэль скорчил недовольную гримасу.
—Ну, тогда я выбираю вон ту. — Он указал на высокую, хорошо сложенную гостью в полупрозрачном платье.
— Она из Золотых Лиан.
— И что?
— Их женщины всегда славились легкомысленностью.
— Ну, опять... — по-детски капризно протянул Ноэль, но немного взбодрился и добавил: — Ну, тогда, я женюсь на Лукреции Виг.
    Тут  уже Сидмон не мог не возмутиться:
—Исключено! Лукреция — изгой и тебе не пара.
— Но она имеет благородное происхождение.— Молодой повеса даже руками развёл.— Я не понимаю: ту нельзя, эту нельзя. Что…
    Сидмон не дал ему договорить:
 —Ты всё прекрасно понимаешь. Только по своей милости я не выгнал эту женщину из клана.
— О, придумал! —  внезапно прыснул Ноэль. – А пусть это будет крастока Нельда!
— Что?! Полная Нельда?!— удивился Сидмон.— Шутить вздумал? Ты ещё пожале…
Ноэль по-театральному иронично вздохнул и пошёл в ту сторону, где сидели дамы. Нэльда очень удивилась, когда получила приглашение на танец от разодетого повесы.
—Я слышал, что Дорана изгнали из клана. —  Ник склонился над ухом Марка.
— Не знаю, мне кажется, это всего лишь слухи, которые распустили для того, чтобы оклеветать отца, а вместе с ним и дочь. На месте Джофранки хотели бы оказаться многие девушки. — Марк имел склонность не доверять слухам.
— Я проверил эту информацию – Доран действительно изгнан вместе со своей дочерью и братом, — вмешался Рэй.
— За что же его выгнали?— Марк подался вперд.
— Он был уличен в мошенничестве и воровстве. В его покоях нашли тридцать шесть золотых дракулов и двести двадцать семь медных баторий.
    На лицах  Ника и Марка читалось недоумение.
— Шесть дракулов!
— Двести двадцать семь медных баторий!
Они даже переглянулись.
— За такое воровство ему должны были отрубить голову,— вкрадчиво прошептал удивлённый  Ник.
— Должны были,— согласился Рэй. — Но Доран Трансильванский известен своей родословной, ведущей  начало от первых вампиров.
— Родословная Вигов тоже не менее древняя, однако Касия бросили в темницу, а его ни в чём не повинную мать хотели изгнать,— добавил Марк.
— И этоверно, но трансильванцы уж очень чтут свою родословную. У них она решает практически всё.
— Мы должны как  можно скорее рассказать всё Сидмону.
— Не  стоит торопиться, Ник. Торопиться в таких делах никогда не стоит.
—Но ты же сам сказал, что это проверенная информация.
—Это так,— задумчиво произнёс Рэй.— Но до свадьбы ещё есть время. А пока наша задача состоит в том, чтобы узнать, какие у Дорона виды на эту свадьбу. Нужно быть уверенными в том, что наш трансильванский гость неблагонадёжен. Сидмон послушает нас только в том случае, если мы приведём ему весомые аргументы.
—Но как же мы сумеем вывести Дорана на чистую воду? — спросил Марк.
— А этим займётся наша королева шпионажа.
    Все посмотрели на Илин, которая всё это время сидела молча.
 — А теперь – время выступлений!—   объявил глава клана.
Вапиры из разных кланов пели и играли на инструментах. И всё бы шло своим чередом, но под бурные аплодисменты азаманцев  вышел незнакомый церионцам певец. Его пение больше напоминало скороговорку:

Я видел горные хребты,
Медуз на дне морей,
Шёлком набитые тюки,
Небес восточных синь,

Арабов смуглых бороду
И женщин в парандже,
Но, на свою, увы, беду
Я красный сок испил.

И знайте: это не вино,
Он крепче был в разы.
Вздурманил голову мне в миг,
И я не тот уже.

Теперь не в радость стали мне
Шатровые дворцы,
Китайцев гордая стена,
А замок ваш

Вообще!
Под аплодисменты азаманцев и недовольные крики церионцев певца вышвырнули за двери.
   Нужно было разрядить обстановку, и Сидмон объявил время вальса. Полная Нельда с небывалой лёгкостью вспорхнула со своего мягкого стульчика и, приняв руку Ноэля, закружила его в танце. Танцовщица была выше своего кавалера на полголовы и гораздо шире в обхвате, однако двигалась она гораздо быстрее и проворнее. Ноэль рядом с ней смотрелся ребёнком в расшитом разноцветными  камушками камзольчике.  Сидмон вальсировал с железной стойкостью бойца, идущего в бой. Странно, но в его обуреваемую мыслями голову не пришла мысль перемолвиться словом с невестой.
  Доран учтиво приглашал дам, сопровождая своё приглашение рядом комплиментов, его брат Клодий, который привык оставаться в стороне, танцевал только с одной – той странной женщиной,  которая закрывала нижнюю часть лица платком. Всем казалось, что они давно знают друг друга, но откуда? Марк отплясывал с изысканной гостьей из Золотых Лиан, они постоянно смеялись и обменивались пылкими взглядами.  Илин не танцевала вовсе,  но не потому, что не умела, а потому, что не хотела. Пока все вальсировали, она сидела совсем одна, своя и одновременно чужая для всех.
  Какая-то мало кому знакомая девчонка со шрамом на лице явилась на бал в бежевом платье, до неприличия простом для такого вечера. Кроме того, чудачка умудрилась  оттоптать  все ноги Виктору. Дамы были очень недовольны этим и выражали своё недовольство тем, что постоянно стреляли в девчонку насмешливыми взглядами.
 Несмотря на многообразие привычек и вкусов,  гостям и самим церионцам бал пришёлся по вкусу. Надо отметить, что среди вампиров были и такие, чрезвычайно довольные своей жизнью, которые так и светились от счастья, –например, Ноэль, Доран Учтивый или Джофранка Трансильванская.






Глава 26
Разум или чувства

 — Слушай, я хочу тебе кое—-то показать,— сказал Виктор, когда все стали уже расходиться. — Только ты подожди меня в коридоре, ладно?  Мне нужно поздороваться с друзьями.
Он оставил Алику и подошёл к двум парням и девушке с родимым пятном над верхней губой, давно посылающей ему тёплые взгляды. Рядом вальсировала пара из Азамана. Их шёлковые костюмы свободного покроя выделялись на фоне торжественной готики.
—Ты не подаришь мне один танец?— спросила девушка с родинкой, натянув на лицо улыбку.
Виктору не нравилось, когда девушки первые проявляют инициативу, однако та девушка была недурна собой  и он на всякий случай повременил отвергать её. «Как всё нескладно: сейчас с этой танцевать, потом ещё нужно с парнями словечком перекинуться, а там ещё Алика ждёт», — подумал она, но всё же принял приглашение.
   На выходе из зала сгруппировались  гости и жители замка. Все они, за редким исключением знали друг друга и сейчас с некоторой тенью удовольствия выведывали, что у кого произошло за последние два столетия.
—Ты не поверишь, Александр, за это столетие в моей жизни практически ничего не изменилось.
— Как же не поверю? Поверю. У меня тоже всё стабильно. Живу да живу.
  У Алики не было знакомых среди столпившихся. Не задерживаясь, она прошла мимо. Прокручивая в голове те важные слова, которые она собиралась  сказать Виктору, Алика с нетерпением дожидалась парня. Помявшись  какое-то время на одном месте, она даже было подумала вернуться в зал и поторопить легкомысленного ухажёра, но посчитав, что так поступать не следует, решила пройтись по коридору. Занимая себя пересчётом факелов, она незаметно дошла до поворота. И что она увидела? Мужчину, припжимающего к стене какую-то девушку. Та казалась немногим старше  самой Алики. Это была совсем не влюблённая пара,— она сразу поняла это. Содрогаясь  от страха,  незнакомка  лепетала какие-то невнятные слова –  видимо, просила отпустить её. С мольбой во взгляде она посмотрела на Алику. Та на мгновение стушевалась.
— Что глаза выпучила?— рявкнул  на неё незнакомец.— Проходи мимо и молчи, как рыба, а то хуже будет!
Алика с трудом соображала Самое разумное решение в такой ситуации –  вернуться назад и позвать на помощь. Но сейчас она не была разумной. Она была той, кто не проходит мимо. Схватив факел, Алика сунула его к самому лицу грубияна. Тот вскрикнул. Опешив от неожиданности,  неудавшийся насильник не сразу сумел выбить факел  из рук девчонки. Мгновением позже он отшатнулся, схватил Алику за руку, выхватил у неё факел и ударом уложил бунтарку на пол. В голове сверкнула молния. Девушка не успела  подняться, как сильная рука схватила её за горло и долбанула о мрамор. Она ещё билась. Ноги были далеко от пола, и неудавшаяся заступница тщетно болтала ими в воздухе. Нужно было что-то сделать, куда-то ударить. Она не нашлась. Первая жертва уже перестала лепетать и убежала. Обратный конец факела надвигался на неё, целя в глаз.
  К счастью, на помощь подоспели Рэй  и Марк, за ними бежала перепуганная спасённая девушка. Двое оттащили злоумышленника и поколотили как следует. Следом за ними подоспела стража во главе с толстым Ником. Для порядка он тоже пнул нарушителя и публично заковал его в цепи.
  Алику поблагодарили: сначала – напуганная девушка, затем – Рэй. Он сказал, что очень благодарен за спасение своей племянницы. К этому церионец хотел ещё что-то добавить, но не нашёл нужных слов и только сжал  кулак, будто говоря: «Молодец, парень, ну бывай. Я пошёл», и удалился, уводя под руку ещё не пришедшую в себя племянницу.
  Алика долго стояла в недоумении. Столько событий за такой короткий промежуток времени! Недавний крик души сменился лёгкой гордостью.
  Предвкушая откровение, она ловила тонкие иллюзии, светлые и шаткие. Что хочет сказать ей Виктор? Вдруг признается в любви. Но это будет лживое признание.  Понимая это, Алика разрывалась на части. Разрывалась от сомнений и… от радости. Она была готова воспринять симпатию как любовь, была готова забыть о  разуме под наплывом чувств. Её мысли  не приняли бы такой оборот, не окажись она одна в чужом и опасном мире. Она ожидала только откровения, ничего больше, но…
   Когда Виктор  пришёл, в её голове было множество сомнений, но когда  он взял её за руку, все они отступили на второй план. Алика сама отстранила их. Она почувствовала себя до странности лёгкой и счастливой. Рука Виктора была по сравнению с её рукой  такой большой и сильной. Он вёл её незнакомыми путями. На этот раз было очень приятно быть ведомой. Алика удивилась тому, как хорошо он знает замок в отличие от неё. Ей хотелась довериться ему. Хотелось почувствовать себя слабой. Она даже не спросила, куда он её ведёт. Ей было всё равно.
  Они долго спускались вниз и, наконец, пришли в комнату с высоким сводом. Там не было никакого освящения, кроме огня, горевшего в большой каменной чаше.
— Что это?— спросила девушка.
— Горный огонь, — пояснил Виктор.— Он находится здесь уже очень давно.
Алика отпустила руку Виктора и подошла ближе. Языки пламени отливали багрянцем. Огонь отличался от обычного. Он поднимался очень высоко, так что дух захватывало. Огненные языки среагировали на приближение девушки и попытались лизнуть её в нос.
— Он живой!— воскликнула Алика.
— Осторожно, — предостерёг её Виктор.— Ожоги от горного огня никогда не заживают ни у смертных, ни у нас.
  Но девушка не сразу расслышала его слова. Виктор успел отвести её назад, когда огненный язык потянулся к её лицу. Парень повернул девушку к себе. И тут Алика вспомнила, что хотела ему что-то сказать. Его быстрый взгляд пробежался по её телу. «И что я только себе навоображала?» — Те слова, которые она так долго обдумывала, теперь казались глупыми, смешными и даже  неумастными. Она хотела чтобы всё было по-другому, но жизнь диктовала свои условия. Нужно было делать выбор, и Алика не хотела выбирать одиночество.
  Она  обняла Виктора за шею и потянулась к  его губам. Он прижал её к себе. Рука тянулась к руке, а шёпот был предельно ясен…
 


Глава 27
Учтивый гость

  Не ради танцев пришла на бал женщина с повязкой на лице. Она стояла у окна. Тихая и даже безмолвная, она напоминала призрак. Её глаза то высматривали кого-то среди гостей, то поднимались к серебряной дуге месяца. Шаркая каблуками, к ней  подошёл гость из Трансильвании.
— Моё почтение! — поприветствовал он её.— Моя дорогая, позвольте поцеловать вашу руку.
Женщина с повязкой на лице пугливо осмотрелась по сторонам.
— А, понимаю, моя дорогая, понимаю,— молвил трансильванский гость.— Если вам будет угодно, мы покинем это шумное помещение и отправимся в сад.— Он предложил ей руку, она с опаской взяла её. — Я уверен, такая утончённая женщина, как вы, непременно должна любить цветы. Позвольте угадать: ваши любимые – розы.
Она, не задумываясь, кивнула.
—О! Это поистине замечательно! — негромко воскликнул гость.— Сегодня такой очаровательный месяц и такое красивое звёздное небо, вы не находите?
Но  женщина только слегка кивнула. Не переставая озираться, она приняла предложенную  руку и отправилась к выходу, сопровождаемая стуком каблуков и  насыщенным запахом трансильванских духов.
  До сада шли молча. Трансильванец предложил сесть на скамейку в розарии. Его молчаливая спутница отряхнула скамейку от скопившейся на ней влаги и неторопливо опустилась, оправляя складки атласного платья. Обходительный румынский гость сел рядом. Не торопясь начинать разговор, он улыбался…нет, смеялся своими чёрными, как два хорошо отполированных оникса, глазами. Несмотря на хорошие манеры и обходительность, его взгляд казался дерзким и даже неприличным –  по крайней мере, так думала его безмолвная спутница и поэтому старалась не смотреть ему в лицо.
  В отличие от двоих, сидящих на скамейке, ночь не молчала. Певучий стрекот кузнечиков успокаивал, а может быть, и усыплял бдительность.  Капельки росы  стекали с  бутонов роз и с едва слышным звуком разбивались о каменные плиты. Нюх вампира острее человеческого, весь сад был переполнен  разнообразными запахами. Каждый куст пах по-своему, неповторимо. Влажная трава холодила ноги, омывая их слезами ночи. Глаза статуй взыскательно смотрели на двоих. Их каменные глазные яблоки  сильно пострадали от времени, но свет луны оживлял зрачки давно ушедших из мира живых и наделял их взгляды такой силой, которой они не обладали, даже будучи облачёнными в плоть. Песнь ночи нарушил ласковый голос трансильванца:
—Моя дорогая, вы так молчаливы. Скажите, что вас гложет?
—Причина вам хорошо известна, Доран. Я ждала долгих двести двадцать лет. Двести двадцать лет я не могу спокойно жить, спокойно дышать. Долгих двести двадцать лет я ждала, когда он выпустит моего сына из тюрьмы. Он не сдержал данное мне слово, он сказал, что Касий опасен. Но мой мальчик никогда не делал ничего дурного, он…— Она заплакала.
—Ну не печальтесь, моя дорогая, не печальтесь. — Доран нежно погладил её по спине.— Мы сегодня с вами встретились для того чтобы решить вашу проблему. Скажите мне, вы получили моё письмо?
Она кивнула.
— И?..
—Я на всё согласна, только вызволите  сына.
— Ваш сын непременно будет на свободе, только вызволю его не я, а другая замечательная особа. Вы скажите мне лучше,  моя дорогая  Лукреция, сохранился ли у вас план замка, составленный вашим славным сыном? Там ещё все тайные ходы и комнаты отмечены.
— Мой Касий знал очень много, он пять лет изучал историю строительства Цериона.
– Так?! И?..
—Да-да, карта у него есть,— проронила Лукреция.
— Вот и замечательно!— Доран вскочил со скамейки.— Завтра же на этом месте в два. В это время здесь пусто. Я думаю, вы поняли, что вам нужно взять с собой?
Она кивнула, а трансильванский гость не скрывая улыбки на лице и  уже собирался уходить, но что-то его остановило. Он снова повернулся к Лукреции и как можно мягче сказал:
— И берегите себя, Лукреция, берегите.




Глава 28
Неожиданный поворот
               
  У Виктора было неплохое настроение. Он даже на время забыл о непосильном грузе, свалившемся на его плечи. Алике он сказал, что пойдёт к сестре, но на самом деле решил вернуться на бал.
  Он уже входил в залу, когда дверь распахнулась и какой-то гость, летящий куда глаза глядят, с шумом врезался в него. «Осторожней, смотреть нужно, куда идёте»,— назидательно брякнул неизвестный. Виктор никак не ожидал такой наглости: сам врезался, да ещё и на него наезжает! Он хотел было возмутиться, но спешивший гость перестал спешить и стал пристально разглядывать его. «Я что ему, девка чтоб меня разглядывать?!» Виктор счёл,  что сейчас самое подходящее время для возмущения, и, не выбирая слов, возмутился, но не слишком грубо. Незнакомец не торопился возмущаться в ответ. Он был примерно одного роста с Виктором, примерно одного телосложения и примерно с такими же чертами лица. Разница была только в том, что незнакомец выглядел старше. 
—Я вас снова спрашиваю: на кой чёрт вы пялитесь на меня так, как будто я сам Касий Сквернослов, чудом  выбравшийся из темницы?— кинул Виктор как можно суровее.
Незнакомец молчал с полминуты, не меньше, а потом расплылся в улыбке и, положив руку на плечо ничего не понимающего Виктора, внезапно объявил:
— Похож! Ну очень похож!
Тут Виктор с видом драматично-серьёзным видом детально изучил лицо незнакомца. «Действительно, похож»,— неожиданно заметил он.
—А вы, собственно, кто?— спросил молодой вампир, почему-то полагая, что перед ним его брат, о существование которого он ничего не знал.
Тут мнимый брат сделал широкий шаг по направлению к нему и заключил ошарашенного Виктора в объятья.
«Эх, и хорошо же, когда есть братья!» — подумал Виктор, похлопывая мнимого брата по спине.
— Откуда ты приехал и почему  не живёшь здесь?— спросил он чудом нашедшегося «брата».
Ослабив стальные  объятия, гость замялся и не сразу ответил:
— Ну, знаешь, были  разные обстоятельства, от меня не зависящие. Сейчас тебе всего не понять, ты ещё очень молод. Но когда-нибудь я тебе всё расскажу.— После последних слов мнимый брат подумал:  «Надеюсь, он всё забудет и через несколько лет не задаст мне тот же вопрос». Почему-то он не считал нужным называться и объяснять Виктору, кто он такой. В его представлении это было предельно ясно.— Зачем стоять на одном месте,— сказал «брат» после восторженной паузы.— Давай лучше пройдёмся.
Виктор пожал плечами, но пошёл вместе с ним. Тот быстро осведомлялся о том, есть ли ещё у Виктора братья и сёстры и где теперь его тётка.
Когда они дошли до памятника Лучезару, мнимый брат возвёл глаза на бронзового юношу, расправил плечи и произнёс:
—Достойный молодой воин.— В его голосе звучали назидательные нотки, Виктору это не понравилось.— Добиться таких успехов в столь юном возрасте – это…это уважительно.
Виктор пожал плечами. О сыне Сидмона от первого брака он знал очень мало.
—А ты похож на свою мать,— неожиданно и с какой-то непередаваемой странной интонацией изрёк мнимый бат.
«Конечно, похож: такие же рыжие волосы, зелёные глаза, и кожа белая, как мука». — Виктор едва заметно усмехнулся, но всё  же кинул:
—Да, наверное, похож.
Только сейчас к нему пришла мысль о том, что незнакомец не может приходиться ему братом: мать говорила, что они с Миленой у неё одни, а  она не имела обыкновения врать. Значит, стало быть, сейчас перед ним стоит не кто иной, как его отец. Пока Виктор осмысливал всё это, его лицо приняло крайне отрешённый вид. Это смутило его собеседника.
—О чём ты так задумался?— спросил тот, переводя взгляд то на сына, то на бронзового  Лучезара.
—Почему ты сразу не сказал?
Взгляд Валадина перестал перескакивать от Виктора к Лучезару и остановился на сыне.  Глаза чудом нашедшегося отца будто спрашивали: «О чём ты, парень, разве я что-то должен был говорить?»
—Ты мой отец!— объявил Виктор, наполовину радуясь своему открытию.
—Да,— растерянно ответил Валадин.
—Это был не вопрос.
—А что ты сразу не догадался?— спросил Валадин.— А если сомневался, почему сразу не спросил?
Такая постановка вопроса порядком озадачила Виктора, теперь он был рад своему открытию только на одну треть. — Постой-ка мне тоже есть что у тебя спросить. Вот почему ты решил найти меня спустя столько лет? Хотя, может, это и случайность.
Теперь пришло время озадачиваться Валадину. Не желая показывать себя застигнутым врасплох, он выпятил грудь вперёд и доходчиво объяснил:
— Ну как «зачем»? Ты – мой сын!
— По-о-онятно,— протянул Виктор.— И что?
    «Твою ж ма... Я-то думал, всё будет проще. И на кой чёрт он такой тугодум?!— Валадину начинала надоедать эта семейная драма.— Придётся плеснуть немножко цветных красок».— С этой мыслью он продолжил.
—Я,— начал он,— я могу тебе много чего дать. Я, могу сделать тебя главнокомандующим в Синих Горах. Ещё я намере…я могу женить тебя на дочери главы клана.
—НА МИИ?!— Виктора мутило только от одной такой мысли.
— Да нет же! Не на дочери Сидмона. Речь идёт о Синих  Горах. Я состою там советником при главе клана и могу стать главным советником…уже скоро. Так вот...— Он снова подался вперёд.— Поедешь ты со мной или нет?
— Нет.
   «Твою  ж мать, вот дурная голова! Зелёный ещё, совсем ничего не соображает. И в кого он такой узкомыслящий?»
—У меня здесь сестра,— пояснил Виктор.
—Так возьми её с собой!
— Не могу.
«И упрямый какой!»
—Знаешь что, отец, ты для меня чужой. Я тебя вижу первый раз в жизни и, скорее всего, последний, так как считаю, что ты поступил недостойно, когда оставил мать одну.
– Да что ты понимаешь?— горько усмехнулся Валадин.— Значит, ты не дашь мне второй шанс?
— Второй шанс для чего? Я уже взрослый и в отце не нуждаюсь.
   «Ничего святого!»—  подумал отвергнутый отец, а вслух сказал:— Ну я тебя понял, прощай.
 
 Виктор ещё какое-то время смотрел вслед уходящему Валадину, а потом махнул рукой и пошёл к друзьям.



Глава 29
Заговорщики

— Мой дорогой брат, я поговорил с нашей дорогой Лукрецией,— сообщил Доран Учтивый  своему брату Клодию.
— И как она?
— Она поможет нам. Ради своего ненаглядного сына она готова пойти на всё, и уже завтра  она принесёт нам карту замка.
— Когда ты собираешься начать действовать, Доран?
— Главное – узнать, где расположены потайные ходы. — Доран, казалось, его и не слышал.—  В первую очередь, нужны те, которые ведут в покои Сидмона. А я уверен, таковые имеются. Потом нужно узнать, можно ли также  пробраться в покои к его приближённым. — Доран смачно чмокнул губами.— А дальше остаётся только ждать сигнала от нашей госпожи.
— Ты получал от неё весть?— отстранённо спросил Клодий. Он давно уже разочаровался в значимости своего мнения и говорил только для того, чтобы не злить брата по пустякам.
— С вестями трудно,— задумчиво произнёс Доран и, по давно сложившейся привычке, прибавил,:— Мой дорогой брат., из последней переписки я знаю, что госпожа даст сигнал, как только обзаведётся армией.
— Армией? — Это слово Клодий выделил эмоциональным шёпотом.— Но разве это возможно? Где она могла нанять целую армию и на что?
— Я думаю, ты слышал про Город падших. Туда сослали самых бравых ребят,  – Доран вновь смачно причмокнул.—  На что, я право, не знаю. Знаю только, что  у госпожи припасено  нечто сильное и ужасное, как она сама изволила выразиться. Что именно, мне, к сожалению, самому не известно. Госпожа никогда не раскрывает все козыри, даже такому верному соратнику, как я.
Клодий задумался и неуверенно обратился к брату:
—Доран, тебе не кажется, что нам стоит повременить со свадьбой Джофранки и Сидмона?
—Ну, конечно, мой дорогой брат, я никогда не собирался выдавать мою милую дочь за этого уважаемого истукана. Помолвку и бал я затеял только лишь для отвода глаз.
— Но Сидмон хочет сыграть свадьбу как можно скорее.
— Мой дорогой брат, я уже всё продумал. Мы отложим свадьбу под предлогом того, что мы должны дождаться приезда матушки Джофранки, моей дрожайшей супруги Мирелы, которая не смогла явиться вместе с нами на бал, скажем,  в связи со срочным визитом к её любезной сестрице, которая живёт…живёт очень далеко.
Клодий одобрительно кивнул.
— Доран, госпожа уже сообщила тебе план?
—План следующий: мы проникнем в покои четырёх приближённых, а именно, в покои Рэя, Ника, Илин и командующего Марка. Мы ликвидируем  их. Вернее сказать, даже не мы. — Глаза Учтивого блеснули хитрым огоньком. — Их ликвидируют преданные нам трансильванцы. Их не много, но они уж очень алчны и поэтому пойдут за мной до победного конца.
—Только до победного,— вставил Клодий.
—Только до победного, ибо в другой конец идти нецелесообразно.
—Но зачем убивать этих четверых? Мы можем взять их в заложники до прихода госпожи. Так они сослужат нам хорошую службу.
– Пока эти четверо  живы, подданные Сидмона будут прочить одного из них на его место. Убьём их, и клан будет нуждаться в новом главе. И поверь мне, наша госпожа непременно окажет им эту услугу. У них просто не будет других достойных кандидатур. Я видел этих вампиров я общался с ними, и, поверь мне, дорогой брат: все они серые, все приземлённые. Они давно разучились ценить жизнь, а значит, разучились бороться. Ибо только тот, кто любит жизнь, будет бороться.
Клодий не верил в то, что все  остальные вампиры из замка Церион приземлённые и нежизнелюбивые, но спорить с братом не стал.
Речь Дорана всё ещё полыхала смелыми глаголами и красочными прилагательными, когда Клодий неожиданно для себя вставил:
—Но ты совсем забыл про сына Сидмона.
Доран рассмеялся:
—Ноэль?! Как его называют церинцы, этот Зелёный паладин просто шут, наряженный в камзольчик с блестящими камушками. Нужно быть невменяемым, чтобы поддержать такую кандидатуру.
—А что будет с самим Сидмоном?
Учтивый трансильванец как-то неучтиво скривил губу.
— Мы будем держать его в заложниках до прихода госпожи.
—А потом?
— Потом он уже будет не в нашей власти!— отрезал честолюбивый трансельванец.
— Почему ты уверен в том, что после  убийства, жители замка не будут противиться её воле?
— Мой дорогой брат, разве я говорил тебе, что я в чём-то уверен? В жизни нет гарантий, есть только наиболее возможный вариант расклада событий. Сидмон не был любим народом, по нём  горевать не будут. К тому же, госпожа  пожалует не одна, а с армией. Армией, как я полагаю, свирепых воинов. Поверь мне, мой дорогой брат, она будет более чем убедительна.
— Что, если её воины не будут подчиняться и выйдут из-под контроля? Что, если…
— Не забывай, мой милый брат, — сказал Доран  и потряс указательным пальцем,— что у госпожи будет ещё один козырь. И я уверен в том, что наша госпожа заставит всех себе подчиниться. — Он по-женски хихикнул и добавил:— Ну, кроме меня, разумеется.
  В покоях воцарилось молчание. Уперев руки в боки, учтивый заговорщик подошёл к окну. Поглаживая пушистые усы, он смотрел в сад.
— Правда она хороша?— произнёс он как ни в чём не бывало.— Даже с этой повязкой на лице. — Доран с сочувствием  вздохнул. — Жаль её, была такой хорошенькой девчушкой, а теперь…— Он покачал головой. — Такая судьба.
 


Глава 30
Раны под вуалью

  Лукреция, как и было оговорено, ждала в розарии. Сжимая в руках свиток, она не переставала озираться по сторонам. Губы и нижнюю часть носа скрывала всё та же шёлковая повязка, и только по глазам можно было прочесть волнение загнанной души. Заслышав приближающиеся шаги, женщина встрепенулась. Она увидела не того, кого она ожидала увидеть. Вместо сладкоречивого Дорана к ней приближался его брат. Клодий  был уже в кости и выше на полголовы. На брата он походил только отдалённо. Если бы не раздвоенный подбородок, который не мог не бросаться в глаза, его даже можно было бы назвать красивым.
— Я принесла то, что Доран просил,— сказала Лукреция.
     Клодий принял из её рук пожелтевшую от времени карту, но уходить не спешил. Всё его внимание было обращено на женщину.
— Что они с вами сделали?— Мужчина несмело коснулся её лица.
     Лукреция вздрогнула. Её глаза сделались похожи на два полноводных озера.
— Уходите,— умоляющим шёпотом попросила она.
— Доверьтесь мне. Если это тайна, о ней никто не узнает.
Она отвела взгляд. Клодий осторожно повернул её лицо к себе. Глаза Лукреции были опущены, на ресницах застыла влага.
— Если вам действительно интересно, я покажу,— наконец, вымолвила она.
 Её рука несмело потянулась к шёлковому платку. Клодий  уже наполовину пожалел о том, что напомнил ей об увечье.  Женщина развязала шнурки, и маскировочная ткань скользнула ей на колени. Клодий пытался ничем не выдать своего удивления, но то, что он увидел, напрочь сковало в нём волю. Он не смог. Он отвёл взгляд.
  На подбородке кожи совсем не осталось – только  мясо, сухое, покрытое жёлтой коркой. С правой стороны не было нижней части щеки, и  обнажённые зубы жёлтым рядом выглядывали из-под багровых дёсен. Хуже всего был перекошенный рот. Повреждённые губы тянулись двумя грубыми нитками. Клодий невольно представил, как бы выглядел он, если бы и его подвергли такой же участи.
  По выражению лица трансильванца Лукреция Виг поняла: больше не стоит его мучить. Она наспех завязала шнурки повязки. Клодий перевёл дух и спросил вкрадчивым шёпотом:
— Почему не произошла регенерация?
— Пламя горного огня навсегда оставляет свой след.
—  Зачем с вами так поступили?
— Они не собирались трогать меня. Им нужен был Касий. Они хотели опалить ему лицо. Когда Илин поднесла факел, я…я не выдержала и бросилась к нему. — Её руки сотрясались от нервной дрожи.— Я...я сделала это в последнюю секунду. Сына я уберегла, но пламя коснулось моего лица. Рэй был тронут моим поступком и уговорил Сидмона оставить лицо моему сыну. — Полноводные озёра глаз были переполнены, и солёные потоки вырвались наружу.— Но я его всё равно не уберегла…не уберегла…
— Лукреция, вы сделали всё, что было в ваших силах. Ваш поступок заслуживает уважения. Не каждая мать  решилась бы на вашем месте заслонить сына от огня.
    Лучи благодарности и нежности пробились сквозь солёные озёра.
—  Мне нужно идти. До свидания Клодий, до свидания.
— Завтра в это же время на этом месте!— только и успел крикнуть ей вслед трансильванец.
***
   Лукреция хотела как можно скорее захлопнуть дверь своей комнаты  и остаться наедине со своими чувствами, но на пути ей попался Виктор. Парень пристал  с какими-то красными камнями, которые ещё назывались Слезами Элэна. С неохотой она согласилась, поискать информацию в книгах своего сына. Эмоциональная речь её утомила. ольше всего на свете ей сейчас хотелось побыть наедине со своими мыслями.





Глава 31
Слишком много вопросов…

    На следующий день Лукреция ждала  на том же месте в саду.
— Я не сильно отвлекаю вас?— спросил Клодий, присаживаясь рядом с ней.
— Отвлекать, меня?—  удивилась повидавшая не один век вампирша. — В моём распоряжение целая вечность. Беда только в том, что я понятия не имею, как ею распорядиться, когда рядом нет моего сына. — Она хотела ещё что-то добавить, но повременила и только спросила встревоженным голосом:
— Всё в порядке с картой?
—Да, в порядке. Но я пришёл сюда не за этим... — Он стушевался.
— Что ещё хочет Доран? Скажите, я на всё готова, мне терять нечего.
    «Неужели она всерьёз думает, что я пришёл по поручению брата, или же просто хочет казаться неприступной?» Подумав, Клодий сказал: — Доран здесь совсем ни при чём. Я пришёл сюда по собственному желанию.
     Лукреция обмякла.
— Нас здесь могут увидеть,— наконец, проронила она.
— Ну и что? Пусть смотрят. — На этот раз он взял её за руку.
    Лукреция, женщина с обожженным лицом, в сторону которой давно не смотрели с нежностью, растрогалась до того, что не выдержала и заплакала.
— Вы не понимаете, — твердила она сквозь слёзы,— за мной следят.  Они думают, что я в любой момент могу предать их. Сидмон уже давно бы изгнал меня, если бы Рэй и Марк не заступились.
— Вы знаете, кто именно следит за вами?
—  Я…до-о…га…ды…
— Ну-ну успокойтесь,— мягко произнёс трансильванец.
—Я  догадываюсь, что слежкой руководит Илин,— сказала мать летописца  и жалобно хлюпнула носом.
— Илин?— Клодий не мог припомнить кто это.
— Илин, — повторила женщина с обожженным лицом.— У неё чёрные волосы, и ходит она вся в чёрном. На всех смотрит с недоверием.  Злющая, как сам Крэгэн Беспощадный.  Именно в её руках был факел в ту злополучную ночь. Если она заподозрит что-то неладное, сразу донесёт Сидмону. О, я так её боюсь, так боюсь! — Голос Лукреции дрожал.
— Не бойтесь.— Клодий  прижал женщину к себе.— Пока я жив, вы в безопасности.— Он провёл рукой по её мягким волнистым волосам.— Помните, как мы впервые встретились? Вы были тогда совсем юной девушкой и очень боялись грозы.
— Я и сейчас боюсь.
— Жёлтые молнии разрезали небо, вы зашторивали окна и прижимались ко мне. Помните?
— Конечно, помню. Это  было в Туманном утёсе. Вы приехали на бал вместе с братом. — Она отстранённо посмотрела куда-то на алеющую розу и мечтательно протянула: — Да. Это было в Туманном утёсе.
— Доран подбирал себе партию, а я полюбил вас, — продолжил он.
—Да-да... — Она перестала смотреть на полыхающий алым цветок и перевела взгляд на трансильванца. Жаль, что вы тогда так поспешно уехали. Я боюсь, что на этот раз всё будет точно так же. — Её рука потянулась к сердцу.
— Нет,.  Он отнял её руку от груди  и прижал к своей. — На этот раз я останусь здесь — Он почему-то сказал это с не свойственной ему уверенностью.
— Но как такое возможно? Вы и…ваш брат очень влиятельны у себя на родине. Вы…вы не останетесь здесь... ра... ради меня,— с трудом договорила Лукреция.
Клодий не переставал её успокаивать.
— Вы скоро, очень скоро всё узнаете. — Он снова провёл рукой по мягкой волне  её волос.
— Я прошу вас, Клодий, расскажите мне сейчас. Я хочу знать, что вы задумали и зачем вам карта с тайными ходами. Я открыла вам своё обезображенное лицо. Прошу, откройтесь и вы мне. — Она не просила, она умоляла. Полноводные озёра глаз смотрели по-детски доверчиво, но, несмотря на это, никто бы не усомнился, что меланхоличная Виг уверена в успехе своего вопроса, тем не менее…
     Клодий вздохнул и сказал уже с другой интонацией:
— Я готов на всё ради вас. Но вы задаёте слишком много вопросов.
     Лукреция устало опустила глаза. Её губы прошептали:
— Простите меня, я просто…просто очень волнуюсь.
     Он хотел поцеловать женщину, но вскоре вспомнил, что это плохая идея, и лишь слегка прижался губами к её лбу. Она плакала.


               
Глава 32
Секрет улыбки Мии

     Девочка ни о чём не жалела, девочка только удивлялась.
     Алика как никогда чувствовала острую потребность в общении. За минувшую ночь у неё накопилось множество мыслей, которые когтями  скребли горло, порываясь вырваться наружу.  Она шла к Мии, своей единственной подруге, которая обладала редким умением слушать, слышать и не осуждать.  Чуткий собеседник – это находка. Того, кому довелось общаться с таким, можно назвать счастливцем. Алика понимала это и поэтому ни минуты не сомневалась в том, что выбрала правильную дверь.
  Чуткость – штука хорошая, но по мере приближения к покоям дочери вампиров, девушку стало одолевать сомнение. Стоит ли рассказывать всё той, которую она знает меньше месяца? Алика колебалась. И всё же она не могла повернуть обратно и замкнуться в себе.
  Дверь была открыта по первому стуку. Черноволосая девушка по-дружески обняла  её. Алика  даже вздрогнула от неожиданности – настолько подобное приветствие было не свойственно скованной в движениях Мии. На этот раз дочь Сидмона выглядела очень счастливой. Удивительно, они как будто поменялись местами: Алика была отрешённой и задумчивой, а Мия сияла, как молодая  звезда на иссиня-чёрном ночном  небе.  Алика спросила о причине такой радости, но ответа на свой вопрос так и не получила. Дочь вампиров только отшутилась и увела разговор в сторону. Казалось, она говорила обо всём, что приходило ей в голову: о торжественном спокойствии ночи, о галереях и залах замка, о чудной иве, которая растёт в сосновом бору, о том, как хорошо быть вечно молодой.
  Подруги  сидели на подоконнике. Алика слушала Мию и между тем вглядывалась в линю горизонта. Там, рдеющие алые и лиловые перья покрывали небо рябью. По правую руку Алики изумрудным ручьём тянулся лес, по левую  стремились к небу высокие башни  со стрельчатыми окнами и крышами цвета старого кирпича.  За воротами высокие полевые травы простирались дальше, туда, где девушке ещё не доводилось бывать. Огромные, немыслимые борщевики напоминали таинственные доисторические растения. Лопух цвёл крупными лиловыми цветами. Его пронизанные лучами листья раскинулись, словно крылья высокогорной  птицы с синеватыми, расходящимися в разные стороны, жилами. Ковыль белыми линиями развевался на ветру. Вдали он напоминал седые валы волн, стремящиеся к горному мысу. Ярким огнём рдели цветы багульника: лиловые, сиреневые, пурпурные.
     Ветер трепал борщевик и лопух, зазывая на тропу приключений. «Вот там… там, всё совсем по-другому. Там где-то, за десять, двадцать или тысячу километров отсюда, живут другие люди и другие вампиры.  Вот там растут другие травы и другие лопухи… Вот там…»
—Алика, ты вообще здесь или  нет?— Мия несколько раз провела рукой рядом с лицом подруги, та встрепенулась, будто только что очнувшись после глубокого  гипноза.
— Да, я только немного задумалась. — Настроение мечтательницы значительно поднялось. Говорить о событиях минувшей ночи совсем не хотелось. Вместо этого она спросила:— Мия, а, Мия, почему ты не говоришь, почему ты сегодня такая радостная, а?
Мия непроизвольно сжала губы. Этот знак ясно давал понять, что у дочери Сидмона нет никакого желания раскрывать секрет своей улыбки.
— М-м-м, не скажу,— произнесла она с лёгким кокетством.— Пока не скажу.
«Что поделать... Значит мы не такие уж и подруги. Скорее, просто знакомые».
— Ну, Аль, ну не обижайся, — будто извиняясь, пробормотала Мия.—  Просто я поклялась никому не рассказывать.
— Поклялась, так сдержи клятву,— только и осталось сказать Алике. Она по-залихватски закинула ногу за ногу.— Я так понимаю, на балу ты тоже по этой своей тайной причине не была?
— А я бы туда в любом случае не пошла. Ну что там? Только шутливые песенки, танцы и бессмысленная игра красивых слов.
— Мия, Мия, у тебя своя красота жизни. — Алика оглядела переполненные книгами полки.— А всё-таки, в целом ты права…ну... я про бал.
— А сама зачем пошла?
 — В новинку было, вот и пошла.
— Понравилось? Что там было на этот раз?
Перед Аликой киноплёнкой пронеслись недавние события: танцы с Виктором, его усмехающиеся губы, холодная отчуждённость Илин, до смерти перепуганная  племянница Рэя,  держащая за руку своего дядю, несостоявшийся насильник, закованный в цепи. И самое главное — крепкие руки Виктора на её талии. Уф-ф, слишком много всего в одной голове!
— Ну, как сказать…—  протянула Алика,— в целом, ты права: танцы, песни, красивые слова, в целом, это всё.
  Мия куда-то спешила. Это чувствовалось. Девушка стала частенько поглядывать на дверь, и Алика поняла: ей пора уходить.
—Ну иди же, иди,— с лёгкой улыбкой сказала она. —Я вижу, что ты куда-то… а, скорее всего, к кому-то спешишь.
— Алика, ну я же тебе сказала, что поклялась...
— Да я же в душу не лезу, только высказываю предположение.
Дочь вампиров ещё медлила. Как бы извиняясь, она поглядывала на подругу. Та в лед за ней  слезла с подоконника и, натянув красную нитку губ в полуулыбке, обняла Мию на прощание.




Глава 33
Путаница с камнями

— Вы нашли что-нибудь, ну хоть какую-нибудь подсказку? Ну хоть что-нибудь? Ну, пожалуйста, скажите, не тяните.
— Остынь, юноша. — В голосе Лукреции Виг зазвучали ненавистные  Виктору назидательные нотки.— Я искала и нашла… мой сын... — Она сделала ударение на слове «сын».— о, мой сын – поистине выдающийся летописец. Его библиотека необычайна…— В речи матери Касия с трудом было возможно что-либо разобрать.
    «И что эта женщина хочет этим сказать? Просто похвалиться своим сыном? Или  она действительно что-то нашла?» — Виктор мысленно сплюнул.
— Ну я же попросил вас не мучить  меня, я и так долго ждал.— Ошибка была в том, что он сказал  это слишком грубо.
— Как ты жесток!— заунывно протянула вдова Виг.— Тебе совсем нет дела до чувств несчастной матери.
— Так они у вас? Слёзы Элэна?
— Нет, разумеется.
—Так чего…
— Я знаю, где их найти, а это уже  очень много.
—И-и-и-и-и?
    Её медлительность раздражала Виктора. Желая чем-нибудь себя занять, он принялся разглядывать комнату; от пола до потолка на деревянных стеллажах удивительным образом помещались кипы книг, стопки карт и торчащие из разных углов свитки, погрызенные то ли крысами, то ли ещё какими-то неведомыми созданиями. Спёртый воздух был пропитан запахом старой бумаги и древесины. «Может, у неё ещё скрижали тысячелетней давности здесь хранятся», — подумал насмешливый юноша, но, поразмыслив, решил, что для скрижалей места уже не осталось.
    Сидмон не жаловал мать Касия, это было известно всем. Сразу после «нисхождения»  сына её переселили сначала на первый этаж, а потом  ещё ниже. Монетка упала не той стороной, и Лукреция была вынуждена жить  рядом с игорной, откуда днём и ночью доносились весёлые, иногда матерные  возгласы. Веселье претило вдове, но на жалобы слезливой женщины мало кто обращал внимание. А старания тех, кто обращал, как правило, особым успехом не увенчивались.
  По полу пробежала крыса с лысым, ворсистым, как жирный червь, хвостом. Её лапы были до странности вытянуты и когтисты; плешивое тело источало вонь, которая била в самый нос. На Виктора нахлынул неожиданный порыв сочувствия. Ему стало жаль несчастную мать. Он спросил уже мягче:
— Лукреция, ну, пожалуйста, расскажите, где искать эти трижды проклятые камни! Понимаете…я полностью понимаю ваши чувства, ведь вы потеряли сына…Ой! — Он осёкся. — Вернее сказать, ваш сын заключён в темнице. Но если вы мне не поможете найти  эти треклятые камни, моя сестра может умереть.
   Глаза-озёра округлились. Нижняя губа Лукреции едва заметно дрогнула, и  она сказала:
—  Не вижу логической связи. Какие-то камни-слёзы, смерть сестры. Что?
   Виктора даже передёрнуло от неожиданности. «Моя жизнь – одно сплошное разочарование»,— подумалось ему. На мгновение его посетила мысль, что Виг будто не случайно оттягивает время. Может, ей что-то нужно. Но что? Что может для неё сделать рядовой воин?
    С этими мыслями он посмотрел на неё так, как не смотрел никогда раньше. Тонкие руки Лукреции держались за острые локти, плечи тянулись друг к другу, будто их обладательница чувствовала холод. Печальные озёра глаз были обращены не на юношу, а куда-то сквозь него. Она –  словно сошедшая с картины таинственная незнакомка, несчастная, но не потерявшая красоту дама, полная загадок и тайн.
    Но Виктор, пожалуй, отвлёкся.
— Лукреция, я могу вам чем-то помочь?— спросил он, боясь услышать нежелательный ответ.
     К его облегчению, гладь озёр взволновалась, и мать Касия поднесла руку к лицу и плаксивым голосом возмутилась:
—   Да что ты можешь для меня сделать? Что можно сделать для матери, у которой отняли сына?
      «Ну, началось!»
—Хорошо, я скажу тебе, где найти эти…камни. —  Последнее слово она произнесла с  пренебрежением.—  Не знаю, как они помогут твоей сестре, но я хочу верить, что помогут.
    «Ну, наконец-то!» — Виктор уже мысленно потирал руки. Скоро он раздобудет камни, достанет рукавицу своего почившего предка, а там и Тритания исцелит Милену.
— Первый камень в подземелье,— не спеша  начала Лукреция.
— Ну, это я знаю, — в раздражении воскликнул юноша. Хоть Виктору было и жаль бедную женщину, нервы у него были ни к чёрту.
      Лукреция, которой в мире людей  дали бы лет тридцать–тридцать пять, не больше, растягивала фразы, как восьмидесятилетняя старуха.
— Другой камень…так, подожди, я не помню где другой камень... — И тут она принялась ворошить бесчисленные свитки, сдувая пыль с древних, как душа Сидмона, писаний. Серые волны, состоявшие из миллиардов крошечных пылинок, свободно разгуливали по комнате. Вампирам подобное явление никак не может повредить, но Виктору всё же было неприятно – так неприятно, что он даже открыл дверь и вышел в коридор. Из игорной возвращалась Гретта –  та самая девушка с родинкой над верхней губой, с которой ему довелось танцевать на балу. Увидев своего случайного кавалера рядом с комнатой Лукреции Виг, девушка  растерялась. Остановившись, она, не скрывая  удивления, заглянула внутрь.
— А к ней ты попал как? – спросила Грэтта в недоумении.
    Виктор сделал вид, что не понял её вопроса, хмыкнул и выпалил:
— Ну как? Ну, спустился вниз, вот и всё. Как я обычно в игорную хожу, так и сюда пришёл.
— Так, значит, как обычно,— проговорила Гретта с неопределённой, а потому непередаваемой интонацией. – Но..но, она же старая! — воскликнула моладая вампирша.
— Старость – удел смертных. А вампиры с возрастом становятся только мудрее,— изрёк Виктор, делая вид, что не понимает, к чему клонит его обожательница.
     После такого высказывания  Гретта, чтобы сохранить остатки достоинства, была вынуждена удалиться. 
  Тем временем у Лукрециии работа шла полным ходом. Женщина обшаривала полку за полкой, заглядывая во все просветы  между книгами. Её тонкие пальцы  прошлись по всем летописям, биографиям и легендам замка. Казалось, скорбящая мать на время забыла свою скорбь и с воодушевлением погрузилась в поиски. Её руки так воодушевлённо мелькали между книгами, что один стеллаж, особо ветхий,  зашатался и упал на бедную женщину. Виктор поспешил на помощь. Вместе они подняли стеллаж и поставили книги на место. И тут вдова Виг заметила на полу знакомый клочок.
—Уф-ф, наконец-то нашла! —  облегчённо вздохнула она.
    Мать тут же подняла клочок и внимательно посмотрела на него, будто видела в первый раз. Он был испещрён хорошо знакомым ей мелким  почерком. С тенью радости она выпрямилась, расправила ссутулившиеся плечи. Виктор закрыл дверь и подошёл ближе. Лукреция торжественно зачитала:
    «Приложение к Хроникам об Элэне Шейн, его сестре Трише и об их брате Квентене
   Два камня были отданы преемнику и следующему главе клана Сидмону Горделивому. Позже Сидмон отдал в качестве свадебного подарка один камень своей невесте (имя не указано)».
— Да-да, а потом мать отдала камень дочери, это я знаю,— торопил Лукрецию Виктор.— Можете пробежать взглядом и сказать только, где сейчас хранятся остальные камни. Про Холдвига я уже знаю, про камень, который был отдан Ноэлю, тоже. Пропустите это. Мне нужно знать только про оставшиеся два.
      Лукреция  вяло проговорила:
— Тут написано только  про четыре камня. Четвёртый находится в Демоновой пустоши.
—    Что? В смысле? Прям так в пустоши?
— Не веришь – сам посмотри. Здесь даже что-то вроде карты имеется.
— Допустим. Вы сказали, там написано про четыре камня. А вы назвали только три.
— Слушать нужно внимательнее. К Сидмону попало два. Два у Сидмона, один у Холдвига и ещё один в пустоши – всего четыре.
—  А как же Ноэль?
— Наверное, Сидмон отдал один  самоцвет жене, а другой – сыну. Вот так вот.
— Но тогда получается, что мы назвали только три из них,— не унимался Виктор.— Один у жены, другой у Ноэля, третий у Холдвига.
— Ничем помочь не могу. — Женщина развела руками.— Чем могла, тем помогла.
    Лукреция вяло протянула клочок бумаги. Виктор внимательно посмотрел на карту. Вернее, ему казалось, что он смотрел внимательно,  на самом же деле его мысли были направлены на то, чтобы как можно скорее покинуть крохотную комнатушку и навеки забыть её удручающую обстановку.
  Он ещё раз посмотрел  на Лукрецию – красавицей её не назовёшь, но в ней было своё неуловимое очарование, которого он раньше не замечал. Тонкие кисти рук с длинными пальцами музыкантши органично сочетались с её точёной фигурой. Волны волос были убраны сеткой, и только спереди некоторые прядки были выпущены и вились спиральками. На ней не было никаких украшений: тонкие пальцы не носили колец, запястья были прекрасны и без браслетов, а объёмное колье только придало бы образу тяжесть. Лоскут шёлковой ткани, скрывающий нижнюю часть лица, делал мать опального летописца ещё более загадочной. Таинственная дымка, окутывающая её, притягивала Виктора. Лукреция вызывала в нём противоречивые чувства: с одной  стороны,  он был очарован её степенной неторопливой походкой и приковывающими внимание вечно грустными и вместе с тем прекрасными дымчатыми глазами, с другой же, она была самой заурядной. Иногда Виктору казалось, что вдова Виг только носит маску скорби или, по крайней мере, сильно преувеличивает свои душевные страдания. С момента заточения её сына прошёл не один век, а она всё льёт и льёт по нему слёзы, как будто своёй слезливостью может разжалобить каменного истукана Сидмона. Нет, слезливость только отталкивает. Виктора словно наизнанку выворачивало, когда женщина затягивала свою заунывную песнь.
   Свернув клочок бумаги, он сунул его в карман и пошёл своей дорогой.
   Надо сказать, Виктор немного расстроился, когда увидел у своей двери Алику. И что ей нужно? Может, она будет мучить его надоедливыми вопросами. Парень подумал и решил, что за девчонкой пока такого не замечалось. Но это только пока. Все его прежние девушки рано или поздно становились навязчивыми, хоть уши воском заливай. К  счастью, Алика не стала навязывать ему свою любовь. Она только спросила, как себя чувствует Милена, и, узнав о том, что девочка чувствует себя всё хуже и хуже, очень расстроилась.
     Немного помолчав, она сказала:
— Я могу помочь с поисками слёз Элэна. Правда, я ума не приложу, где их искать.
     На это предложение Виктор улыбнулся.
— Я знаю, где их искать,— произнёс он уверенно. – Четвёртый камень в Демоновой пустоши.
    Алика удивлённо посмотрела на него.
— Да ты не бойся! Я уверен: Демонова пустошь – всего лишь пугающее название, не больше. На самом деле она как пить дать окажется самым обыкновенным пустырём.
—Наверное,— согласилась девушка.
—Ну что, пойдёшь со мной? Не спасуешь?
—Если вызвалась,отступать не буду.
—Ну, вот и славненько! — Он окинул взглядом хрупкую девчачью фигуру и добавил, назидательно покачивая головой: – Только смотри, на полпути назад не поверни.
— Сказала, отступать не буду – значит, не буду!— повторила Алика.
Виктор, казалось, удовлетворился таким ответом и вынул из кармана помятый клочок.
 —Так, что тут у нас?— важно произнёс он, разглядывая карту.— Кажется, пешком далеко. Больше суток топать.
—Ты хочешь поехать верхом?—догадалась девушка.
—Ну, разумеется! Придётся учить тебя ездить верхом.
—Я всегда готова!— радостно воскликнула Алика.
 

Глава 34
Дорога

Рядом с конюшней пахло глиной, навозом и пробивающимися сквозь сухую почву ростками сорняков. Душистый аромат сена плыл по воздуху, а едкий запах навоза бил в нос, будоража  рецепторы. Алика, как и все другие вампиры, остро чувствовала запахи. С закрытыми глазами она могла дойти до конюшни, ведомая только нечеловечески мощным обонянием. Виктора она тоже чувствовала – вернее сказать, чувствовала не его собственный запах (бессмертные никак не пахнут), а запах одежды, кожаной обуви и застывшей в уголках губ крови животных. Примерно так же пахло и от неё. 
     На этот раз лошадёнку выбрали  смирную. Помня о прошлом падении, Алика вставляла ногу в стремя уже с опаской. Виктор показал, как  нужно держать поводья. По его совету девушка легонько сдавила по бокам клячу, та не спеша тронулась с места.
—  Идёт, смотри, спокойно идёт. — От этой мелочи  девушке сделалось так отрадно, что она даже  засмеялась.
—  Почему ты ржёшь, ты же не лошадь? — Виктор шёл следом за всадницей и давал указания: — Ну-ну, хорош ногами зажимать! Куда ты её так быстропослала?!  Э-э легче, легче!
Девушка  сделала круг и, почувствовав себя увереннее,  пустила лошадь быстрее. Пегая кабыла ритмично отбивала землю  копытами.  Алике нравилось слушать этот стук. Она снова ускорилась. Копыта скакуна застучали ещё быстрее. Она поскакала.
— Алика, не гони! И поводья держи крепче. Мне рассказали, как ты в прошлый раз грохнулась. И что ты ржёшь-то всё, как будто ты сама лошадь? Эх, ветреная голова!— Виктор махнул рукой на свою ученицу.
— Да что, я только немножко ходу прибавила! — прокричала  ему Алика.
     А он стоял и думал: «Ну совсем как ребёнок, и куда я с ней?»
    Парень в спешке и с неохотой целых два дня учил Алику  ездить по кругу. Но разве мыслимо за такой короткий срок выучиться верховой езде? В конец измотавшись и возненавидя лошадей и всё, что с ними связанно, Виктор картинно махнул рукой и погрузился в тяжёлые, как предсмертное дыхание Холдвига, раздумья. «Идти придётся пешком,— рассуждал он.— А может и не стоит брать с собой девчонку, вскочить на коня и поскакать одному?» Он  бы так и сделал, но одному ехать как-то не хотелось. Виктор словно раздваивался, разделялся на части: одна часть говорила, как следует поступать, а другая – как хочется. Первая сулила одинокую и тяжёлую дорогу, другая искала только лёгкий путь. Раздражённый необходимостью выбора, он  сдался второй, превалирующей части своего характера.
  Сестру он оставил на Марка. Милена была неприхотливой больной. Большую часть времени она сидела в комнате и только иногда, в основном на закате, выходила в сад. Девочка долго провожала брата и Алику, глядя с балкона на их медленно удаляющиеся спины.
  Виктор был вооружён мечом. Что касается Алики, у неё была только острая, как игла, заколка, которую ей дала дриада. Правда, у неё ещё было храброе сердце, но оно едва ли могло уберечь её от опасности… Но об этом позже. На ногах у  двоих были  высокие охотничьи сапоги на шнуровке.  Кожа плотно облегала голень, шнуровка будто придавала упругости. Алика почувствовала себя сильнее  и увереннее. Обувь она  выменяла у Гретты на рваные джинсы. Странный обмен, но постоянной посетительнице игорной он показался забавным, Алике же – практичным. Для дочери людей джинсы остались в прошлом. Теперь она одевалась, как вампиророждённая.  Это было одновременно и её желание, и острая необходимость.
   Перед уходом Алика  хотела попрощаться с Мией, но девушки в кои-то веки  не было в замке. Повидавшись с Миленой, Алика зашла в комнату Илин.  Та отпустила  её легко, без вопросов, и даже ничего не сказала на прощание. Это было так странно! Но, отправляясь в путь, Алика была весела. Она шла,  напевая давно забытую песню, которую слышала ещё давно, в другой жизни, когда  была человеком. Это была песня на другом языке, перевода которой она не помнила. Не знала она и смысла, заложенного автором, однако вкладывала свой, близкий именно ей. Её голос замирал то ли от простого волнения, то ли в предчувствии чего-то радостного. Виктор не подпевал, но улыбался и, казалось, был тоже весел. Парень занимал себя тем, что глядел то на выцветший клочок  карты, то на девушку. Когда ему наскучило пускать мысли по ветру, он вгляделся в карту внимательнее и со значительным видом сказал:
— Нам нужно пройти через Трехречье. — Он перевернул клочок бумаги. —      Как сказано в примечаниях, речки небольшие, и мы либо перейдем их вброд, либо просто перешагнём через них. В любом случае, преградой они  не будут. А вот по Вездеполью придётся топать долго, как бы не сдохнуть от обезвоживания. Чёрт знает, на кого мы там будем охотиться!На сусликов, что ли?
    Алика пожала плечами.
—Я слышала, в степи есть байбаки, — несмело высказалась она.
— Кто?
—Байбак. Такой пушистый рыжий зверёк. Он ещё на толстую белку похож.
      Виктор покосился на девчонку и продолжил:
— После степи мы пройдём по Туманным оврагам. А там и сама Демонова пустошь.
— И как выглядит эта пустошь?— поинтересовалась дочь людей.
— Я с какой стати знаю?
— У тебя же карта.
—Ха, да тут просто поле нарисовано! Постой-ка... — Он вгляделся. —  По пустоши проходит одна тропа… нет, две. —Он остановился, в попытке  сосредоточиться. —  Одна тропа проходит через поле, вторая выходит из  одного из концов первой и идёт…она резко обрывается, а потом... — Он опять сделал паузу — А потом снова появляется на другом конце пустоши. Эти две тропинки напоминают прямые, выходящие из одной точки, ведущие в разные стороны.
Алика слушала очень внимательно, но не понимала ничего.
— Я не могу разобрать... — Виктор потёр карту. — То ли это чернила стёрлись со временем, то ли это какая-то глупая выдумка художника. Не бывает так, чтобы тропинка обрывалась на середине и ни с того ни с сего продолжалась в конце.  Глупость какая-то. — Он хмыкнул и отдал карту девушке, которая уже давно рассмотрела её вместе с ним. — Ну что скажешь, Алика?
Девушка в очередной раз пожала плечами, сейчас ей было нечего сказать. Она ещё плохо знала  мир вампиров и никогда не держала в руках древних карт. Виктор смерил попутчицу взглядом и свернул карту. В этот момент Алика почувствовала себя полной дурой.
— Единственное, что мы можем сейчас сделать —  пойти и посмотреть, что это за тропы и куда они ведут, — выговорила она те слова, которые нашлись в её голове.
— Да куда ж мы денемся, конечно, пойдём. — Он улыбнулся.
Улыбка насмешника – самая худшая из улыбок.
   Трава доставала путникам до пояса. Она ласкала кисти рук, бережно гладила тело, но стоило только неловко повернуться, как она цеплялась за плащ, словно разъярённая  маленькая собачонка,  и злобно  рвала его. Виктор по-молодецки  ловко прокладывал себе путь мечом. Словно сказочный герой, он с одного маха срубал зловещие стебли полевой травищи. Все колючки градом сыпались на Алику, шедшую вслед за ним. Когда полчище зловредной травы было повержено, а точнее – пройдено, девушка была с ног до головы облеплена колючками. «Не так далеко отошли от замка, а уже такие приключения». Она, как могла, отряхнулась и поспешила вслед за Виктором. Парень шёл очень быстро и уверенно, как настоящий лидер. Алика не ориентировалась в картах и совсем не знала местности, поэтому ей ничего другого не оставалась, как только следовать за ним, прикусив язык.
  В этой части мира вампиров ей ещё не доводилось  бывать. Сумрачный лес был на западе, село, в которое она ходила за слезой Элэна, – на севере. Сейчас же дорога лежала на восток. Сколько будет длиться их путь, никто не знал. Однако было ясно, что придётся идти не одни сутки. Тропа то падала вниз, то поднималась на холм. Узкая и глинистая, она извивалась, точно змея, и нельзя было предсказать, какой изгиб она примет за следующим холмом. Воздух наполнял душистый аромат трав, запах глины, земляники и лягушек. Ночь тоже пахла. И Алика знала, чем её запахи отличаются  от дневных. Ночь была свежее. День привлекает много внимания своими пейзажами, в то время как ночь концентрируется  на запахах и звуках. Человек живёт больше днём, а вампир –  ночью.  Днём человек получает больше информации от природы, нежели ночью.
 Иногда они с Виктором пытались поддерживать разговор, но каждый из них был нескончаемо далёк от другого и жил сейчас в другом, своём собственном мире, сотканном из грёз и надежд.
  Зелёные холмы, покрытые травой, как сгорбленные великаны, стояли за спиной. В спокойной реке дробилась и качалась медовая луна. Её оттенок был особенно приятен. Круглая и тёплая, она напоминала масленый блин. Алика с удивлением отметила, что не помнит вкуса блинов. «Кажется, они солёные».— Больше ей ничего не вспомнилось. Теперь она знала только солёный вкус. Соль — вечный спутник вампира.
  Виктор продолжал идти, когда девушка остановилась, чтобы поглядеть на своё отражение. Давно ей не доводилось внимательно разглядывать своё лицо. Кто знает, быть может, оно изменилось с момента обращения. С поверхности реки на неё смотрела та же девушка, которую она знала раньше, до  первой встречи с  Илин и даже  до болезни.  Волны каштановых волос стекали по плечам. Правда, они немного отросли и ниспадали почти что до талии. В  каре-зелёных глазах отражалась дроблёная луна. Шрам по-прежнему разрезал щёку, но совсем не казался инородным пятном. Он был с Аликой так давно, что уже слился с ней и был неотъемлемой её частью. Одним словом, всё было прежним, но только стоило Алике оскалиться, как из-под маленьких губ выглянули светящиеся при свете луны клыки. 
  Спина Виктора уже пропадала вдалеке, когда девушка оглянулась. Она бросилась вдогонку. Ноги ритмично стучали по земле. Но на пути попался камень размером с куриное яйцо, она упала.  Поднявшись, Алика отряхнулась, как всегда наспех. Взбодрилась и быстрым, но твердым шагом пошла дальше.
               

               
Глава 35
Армия чародейки

  А мы тем временем отправимся в Сумрачный лес, в старую кенодику. Кенодика – это священная каменная постройка дриад, предназначиная для проведения собраний. Лет так десять назад по её стенам тянулся вьюнок, а внутри, прямо в полу, были сделаны клумбы для цветов и кустарников. Трон, где сидела верховная дриада, оплетали коренья и травы, а по полу стелился зелёный ковёр из ароматных трав. В те времена кенодика  носила название «Заамдриана Поддяты Слуггра». Но всё изменилось с приходом вампирши из рода Зейн. Она с помощью чёрной магии выгнала лесных хранительниц из их святилища и обосновалась там сама. Прежнее название новой хозяйке не понравилось. Она уничтожила надпись над входом в кенодику и оставила вместо неё свою: «Ведивиду Заман Лиик».
Но не будем уделять слишком много внимания устройству кенодики. Гораздо важнее не место, а лица. Вернёмся в настоящее.
  Тритания сидела на каменных плитах и поглаживала  талисман. Эта ничем не примечательная вещица была для неё дороже многих сокровищ мира. Странно, но не был наделён хотя бы крупицей магической  силы. И на что сдалась эта безделушка такой амбициозной и расчётливой чародейке? Может, вещица была красива, а вампирша  падка на красивые вещи? Да нет. Это был только всего-навсего ничем не примечательный металлический талисман. К тому же,  дочь Бедивира уже давно приучила себя не обращать внимания на такие мелочи, как красивые вещи. Так  почему же она придает талисману такое важное значение? Дело было в том, что его подарил любимый.  Это произошло  в те далёкие времена, когда Тритания не была заклеймённой предательницей. В те времена, когда она была всего лишь ребёнком, страдающим от насмешек сверстников, укоризненных взглядов матери и упрёков отца.
 «Ну всё. Довольно. Пора», — решила Тритания и повесила талисман обратно на шею. Собрав все мысли воедино и вооружившись посохом,  она отправилась в путь.
 Магия магией, но иногда приходится топать ногами.  Чародейку не страшил долгий путь. Неспокойное  сердце не знает усталости.  Сердце Тритании было изранено, но оно никогда не было  спокойным. Пусть путь и был далёк, а у неё  не было ни коня, ни преданного спутника, который мог бы стать ей поддержкой в трудной  дороге, зато была цель. Честолюбивая, эгоистичная, но всё же цель.
 Путь честолюбца редко бывает без терний. Шипы  впиваются в кожу и легко могут отпугнуть мягкотелого. Тритании повезло в одном: от терний её защищал грубый роговой покров ожесточившийся души. А если всё же острые шипы пустят  кровь? Что ж, она  погибнет, но не отступит. Никогда!
   Путь лежал в Город Падших. Этот город неоднакратно упомянался в книге, но для того чтобы внести ясность, напишу ещё пару слов о нём и его жителех.
Хронология событий отводит нас к началу правления Сидмона. Тогда связи между кланами набирали силу. Межклановое сотрудничество дало начало такой организации, как Совет кланов. Одним из первых принятых решений Совета было введение запрета на человеческую кровь. Вампиры больше не могли проливать кровь смертных. Нарушевшие этот закон были сосланы на поселение за Сангиновые врата. Там, под строгим надзором стражей, (специально обученных вампиров, вооружённых полутораручными  мечами с серебряными клинками ссыльные были вынуждены построить себе дома из материала, оставшегося от старых, разрушенных построек. Так появился город. После его основания число стражей уменьшилось  с четырехста до пятидесяти. Конечно, за Сангиновыми вратами об этом не знали. Воины из разных кланов были поставлены охранять врата, и с тех пор в город больше никто не заходил и никто не выходил из него.  Хотя стражей, охраняющих замок,  было всего пятьдесят, а изгнанных вампиров – около двухсот, ссыльные не решались атаковать своих тюремщиков. На это было две причины: первая – они не знали, что  воинов Совета в четыре раза меньше, вторая – стражи были вооружены.
  Тритания, как всегда, расчётливая, составила план действий:  она применит «Шёпот Мериды» —  заклинание для отвлечения внимания,  пройдёт незамеченной через врата, а затем разыщет в городе такого вампира, который служит авторитетом для других сосланых. Уверенным тоном  и красным словом она убедит его мобилизовать остальных воинов-отступников.
  При помощи того же самого заклинания она хотела снова отвлечь внимание  стражей и провести свою новоиспечённую армию через врата. Единственное, что, по мнению ведьмы, могло  подвести – это её слабеющее энергетическое поле. В случае сбоя заклятие спадёт раньше времени, стражи очнутся, и все  планы пойдут прахом, а сама она, скорее всего, лишится жизни. Тритания сжала талисман и скрепя сердце продолжила путь.
    Не было такого заклинания, которое  могло бы в мгновение ока перенести её в нужное место. По крайней мере, ей таковое было неизвестно. В мире, в котором она жила, в мире магии, было всё не так просто.  Для того чтобы заклинание работало, требовался не только опыт, врождённые способности и мастерство, но и огромные усилия воли. Именно воля  заставляет каменные плиты двигаться с места. Когда Тритания зажигалась яростью, её энергия была на пике и сама рвалась вырваться наружу. Сейчас  ненавистная сестра лежала в земле, километры Сумрачного леса были завоеваны, оставалось только свергнуть Сидмона и стать первой тёмной госпожой замка Церион, доказав всем свою силу. Но исполнение плана так растянулось, движущая сила – ярость – поугасла, к тому же, было ещё что—то, в чём нуждалась Тритания. Но что это? Она не могла понять. В ней что-то умерло, погасло. Она чувствовала себя опустошённой. Честолюбие широко раскинуло корни, но эти корни уже не держались так крепко, как раньше, а движущей силой была уже слепая воля, а  не ярость.
    Алой полосой тянулась стена, преграждающая  путь в Город падших. Пятьдесят стражей, все как один, в одной  позе, неподвижно стояли, преклонив колено, будто принося рыцарскую присягу своему главе. Руки, облачённые в тяжёлые рукавицы, покоились на рукоятях полутораручных  мечей, вонзённых  в землю. Забрала шлемов  были опущены, а тяжёлые головы наклонены, словно в знак почтения. Напоенные краской лучи закатного солнца рыжими пятнами отражались в чёрных панцирях. Воины были из разных кланов, однако обмундирование у всех было одно: чёрный доспех с красным оплечьем и с белыми вампирскими клыками на нагруднике.
    Появление чародейки не было отмечено никакими телодвижениями со стороны посланников Совета клана. Тритания, не спеша радоваться, подошла к одному из них, присела  и провела рукой у лица воина – никакой реакции.  Такой поворот  событий был ей на руку, но  всё же  умудрёная печальным опытом  вампирша не могла открыть врата, не докопавшись до истины. Уверенно, но осторожно она открыла забрало шлема — веки воина были опущены, черты лица мягки и неподвижны. Он выглядел умиротворённым, как сновидящий человек. Чародейка дотронулась до его лица — оно было молодым и красивым. И зачем она задержала  руку дольше, чем рассчитывала? Веки стража едва заметно подернулись, потом задрожали, и только затем неторопливо открылись. Ясноглазый юноша совсем не походил на стража в представлении Тритании. Напротив, он скорее был похож на единственного и любимого Касия, который подарил ей талисман и поддержал в одну из самых трудных минут.
    Юноша-страж медленно отходил от транса, а жаль. Тритании не часто даводилась видеть подобие опального летописца. Судьба редко бывала к ней благосклонна. Воин, будто сквозь сон, медленно зашевелил губами:
— Кто ты?— спросил он без доли удивления.
     Его мысли  витали где-то в других мирах. Он смотрел, но мало что видел, а ещё меньше понимал. Опытная ведьма сразу поняла: без магии здесь не обошлось.
— Кто ты?— повторил он свой вопрос.
    Что-то сильно кольнуло –  так остро и больно, что невозможно  было сдержаться. Хуже всего было то, что кольнуло не в тело, а куда-то глубже. Слезные железы оживились, но ни капли не было пролито, вместо этого Тритания мысленно собрала всю накопившеюся   желчь в один пламенный тёмно-зелёный шар, напрягла волю и с оглушающим и в то же время никому не слышимым, кроме неё самой, хлопком разрушила  вырвавшийся из глубин её подсознания, шар. В мгновение шар лопнул, миллионы брызгов окатили чародейку с ног до головы. Прошли какие-то секунды –  и Тритания приняло образ той, которой всегда хотела быть. Это была уже не Тритания, это была её мечта.
    Страж поднялся с колена и увидел перед собой  красивую рыжеволосую девушку. Её черты, волосы, тело, вся она расплывалась перед ним, словно какое-то навождение. Однако он не смел усомниться в том, что она – само совершенство. Мраморно-бледная кожа  светилась в лучах заходящего солнца, водопад медных волос ниспадал ниже талии, а худые нежные руки двигались легко и плавно.
— Кто ты?— уже в третий раз спросил страж.
     Добродушно рассмеявшись, она, наконец, ответила:
— Моё имя Мерида, и в меня влюбляется каждый, кто на меня посмотрит, будь то мужчина или женщина. Скажи мне, храбрый воин, правда, я прекрасна? Правда, ты не встречал никого прекраснее меня?
У стража всё плыло перед глазами, он был не в том состоянии, чтобы отличить реальность от мира грёз.
— Ты прекрасна, Мерида. — Слова,  казалось, сами выплыли из него, не согласуясь с волей и разумом.
      Рыжеволосая красавица играючи сняла шлем с головы околдованного стража и небрежно откинула его в сторону.
— А теперь,— сказало она,— ответь, почему доблестные стражи стоят на одном колене, потупив свой взор?
— Прекрасная Мерида, они стоят так, потому что  Совет кланов  даёт нам возможность уходить на время в мир грёз, для того чтобы многолетняя служба казалась нам не слишком  скучной.
«Прекрасная Мерида»  всерьёз задумалась.
— И как Совет сделал это?
—Это сделал не Совет, а седоволасый вампир.
   «Трейстн, — подумала Тритания,— вампир, который живёт в моём лесу». Она подозревала, что тот обладает некоторой магической силой, но никогда не думала, что он работает  на Совет.
— Что ещё тебе известно?— спросила она наигранным сладким голосом.
     Юноша-страж пробормотал словно сквозь сон:
— Он приходит сюда раз в полгода делает  какие-то магические штуки, а потом, спустя сутки, возвращает нас в прежнее состояние.
     «Значит, вот оно как». Рыжеволосая красавица хитро улыбнулась.
— О, Мерида!— не унимался молодой воин. — Ты так прекрасна! Я не встречал никого прекраснее тебя. Ты так хорошо говоришь, можно влюбиться в один твой искренний голос!
   Воодушевлённый юноша сделал движение по направлению к рыжеволосой красавице, но та  резким двежением руки всколыхнула воздух, и что-то свистящее и быстрое, как молния, рассекло тело стража пополам. Умирая, он всё же увидел, кто стоял перед ним на самом деле.
— Я сделала это не потому что ты мой враг,— сказала Тритания и  слизнула капли крови со своих губ, — и не потому что я порождение зла, как думают многие. Мне просто больно.
     Опираясь на посох, словно древняя смертная старуха, она поплелась к вратам. На языке крутилось только одно ненавистное имя. Она смеялась, чтобы не заплакать.
    Врата не оправдали ожиданий. Вместо мрачного величия готической архитектуры Тритания увидела обычную грязную  красно-коричневую стену с такими же грязными, совсем не готическими воротами. В некоторых местах крошился камень, а в некоторых и вовсе отсутствовал. Грязевые дожди  наградили Сангиновые врата совсем не сангиновым серо-буро-малиновым цветом. Изуродованная временем черепица убого серела на общем фоне, более насыщенном красками. Сами ворота, обитые железом, были слишком тяжелы для общей конструкции. Тяжёлые и тёмные, они таращились, как два глаза великана, выглядывающего из полумрака доисторической пещеры. Да, даже  тёмную чародейку напрягала  их суровая аляповатость.
  Рядом с воротами висела каменная табличка с высеченными на ней именами тех бравых глав кланов, которые отправили в это унылое место своих воинов.  Там было много незнакомых имён, некоторые из них заставили чародейку  усмехнуться. Это были такие имена, как Тихатрон Бескорыстный, Рюкриш Правдолюб, Харобор  Боенрав, и несколько других имён, похожих по своей пафосной окраске. Усмешку вызывали не столько сами имена, сколько прозвища. Ближе к концу списка Тритания  нашла имя Сидона и, не сдержав эмоций, плюнула на табличку.
    Её неприязнь к главе Цериона имела непроизвольный характер. Сидмон едва ли знал дочь Бедевира до тех пор, пока та не начила строить козни против него. Но чародейка всё равно заклеймила его как своего   врага и возненавидела всем своим существом.  Вампирша немедленно повторно сплюнула и открыла ворота. Ей хотелось распахнуть их одним ударом посоха, но энергию нужно было беречь. Хватало и того, что она истощалась день ото дня.
     В небе уже застыли далёкие звёзды, а Тритания всё плутала и плутала по городу. Он оказался больше, чем она ожидала. Серые раздолбанные улицы стелились вдаль до тошноты прямыми бесперспективными  линиями. Всему приходит конец, и прямота линий когда-то должна была преломиться. Улица уводила за угол серого дома и вела в тупик. «Тараканий ус и отвар багульника!» — выругалась чародейка. Она повернула назад, обогнула серый дом (по правде говоря, там все дома были серые, но тот, по мнению Тритании, был серее остальных), не поняла, зачем она это сделала, и заблудилась. Теперь она едва ли могла найти дорогу назад.
Больше всего удивляло то, что за всё время скитаний по Городу  падших она не встретила не то что ни одного вампира, но даже ни одной  крысы. «Крысиный помёт и мозги Мериды!— снова не выдержала Тритания. От воспоминаний о мозгах Мериды ей стало ничуть не легче.— Клянусь талисманом, Совет кланов здесь хорошо поработал!» Она бы с удовольствием залилась  кровью какой-нибудь крысы, но даже и их здесь не было. «И что за город?»  Пораскинув мозгами, Тритания решила ещё поплутать. Кто знает, как ещё карты лягут, может, кого-нибудь и отыщет.
    Постепенно стала накатывать  щемящая меланхолия. Хуже того, неверие в собственные силы – одно из самых страшных вещей, которые могут случиться с ведьмой или даже светлой колдуньей. Хотя почём знать, существует ли деление на чёрных и белых? Скорее всего, только в наших головах.
   Воля Тритании сносилась, как подковы, и не могла больше служить ей, как раньше. Хотелось упасть наземь и умереть, как последней смертной. Захлебнуться собственной кровью, задохнуться, отдать опостылевшее тело земле. Хотелось навсегда проститься с волей. Хотелось умереть, ибо внутри ничего не шевелилось. Только изредка так насмешливо и так жестоко щекотало неусыпное честолюбие, каторое не давало дышать, жить спокойно, видеть красоту мира. Это было не просто честолюбие, которое в большой или в меньшей степени живёт в сердце каждого. Это была болезнь. Болезнь и шрам. А шрамы болят.
   Тритания болела. Она называла себя великой, но уже сама себе не верила. Она тонула в своём бессмертии, захлбываясь горечью прожитых лет, и с ужасом глядела вдаль. Что будет после того, как она захватит Церион? Чем она будет жить дальше? Завоёвывать другие замки, убивать своих собратьев и жить мимолётной гордостью от побед?  Да, она будет жить именно так, потому что иначе она жить не может. Она не умеет. Она разучилась.
   Эх, и грязный же это был город!   Каменные   дома крысились квадратными глазами-окнами. Серые стены хранили следы  грязевого ливня. Ошалевший ветер гнал по грязным улицам мусор различных форм и размеров. Изорванные тряпицы летели вперемежку с багровеющими кусками  вырванной плоти.
   Ссыльные, когда-то называвшие себя воинами, сейчас кричали от безделья и, не найдя своим силам иного применения,  перегрызали друг другу глотки. Возможно, Тритании придётся иметь дело с ненормльными, давно сбрендившими вампирами, но разве могла она испугаться сейчас, когда позади была такая длинная и нудная дорога? Она испугалась и посохом очертила круг над головой. Эх, едва ли это ей поможет. Она чувствовала себя подавленной.  Из-за этого её чары быстро теряли свою силу. Заклятие не сможет долго охранять её. Пройдёт каких-то  полчаса, и ей придётся повторить его снова. А для этого нужно будет вновь потратить энергию, которой у неё почти не осталось. Она в очередной раз сжала талисман, но и это не помогло.  Энергия перестала поступать, и Тритания голодала.
  А вот и матерные крики начали врезаться в уши. Речь ссыльных была приправлена такими оборотами, которых не доводилось слышать даже грубой в выражениях чародейке. Ругань, а точнее, повседневная речь, вылетала из тёмно-серого побитого здания, испещрённого  надписями различной смысловой нагрузки. «Шагнуть вперёд придётся всё равно». Тритании не хотелось переступать порог, но другого пути для неё не существовало.
  Внутри было не так плохо, как она ожидала. Обычная серая, не очень грязная комната без мебели и без особых удобств была достаточно просторной, чтобы вместить  дюжину орущих вампиров. Заслышав приближающиеся шаги, они умолкли. Тритания окинула бывших воинов  изучающим взглядом. У каждого на левой щеке  горным огнём были выжжены три полосы в виде следов от когтей. Но больше всего её удивили глаза. В них не было и крохотного огонька надежды. Ссыльные были пресыщены своим существованием на Земле и без большого сожаления могли бы её покинуть. Но даже среди таких, безнадёжно отчаявшихся, можно найти хотя бы одного, кто не пал духом.
  Тритания достаточно быстро заметила скучающего, но вместе с тем бодрого вампира с чёрными завивающимися волосами чуть выше плеч. Он сидел на каком-то подобии стула, когда большинство стояло. Свободная, если не вальяжная,  поза навела Тританию на мысль, что он занимает не последнее положение среди других ссыльных. В одном ухе поблёскивала серьга с зелёным камнем – скорее всего, изумрудом. «Значит, он к тому же из состоятельной семьи,— подметила чародейка.— Эта серьга появилась у него ещё до ссылки. Иначе и быть не может». При мысли о том, что она будет иметь дело с тем, кто близок к ней по происхождению, она приободрилась.
— Как ты прошла сюда и кто ты? — спросил вампир с зелёной серьгой в ухе. – Как стражи пропустили?
«Знали бы вы, остолопы, как легко я прошла!» Тритания за последние годы привыкла командовать лесными пикси и получеловеком-полузмеем  Лукасом, но здесь, за Сангиновыми  вратами, модель поведения нужно было выстраивать иначе.
— Я – ведьма, моё имя Тритания. — По однообразию выражения лиц  ссыльных она поняла, что о ней здесь вряд ли слышали.— Я прошла мимо стражей с помощью магии  и могу таким же образом вывести вас из этой дыры.
— Стражи живы?— крикнул кто-то из ссыльных.
— Пока живы,— проронила Тритания с таким видом, будто она сама не верила в собственные слова.
— Ответь нам ясно, ведьма: что ты хочешь от нас и что ты возьмёшь с нас за свободу? — спросил главный –тот, у которого была   серьга в ухе.
—Я хочу, — хитро улыбнувшись, сказала  чародейка,— только одного – чтобы вы отомстили изгнавшим вас кланам. –— Она не сдержалась и улыбнулась ещё хитрее. —  Под моим командованием, разумеется.
Некоторые вампиры громко рассмеялись, другие крепко выругались. Главный сделал знак всем замолчать. Тритания поняла: он ждёт продолжения.
— Замок Церион скоро лишится своего главы. Сидмон будет убит моими союзниками. В это тяжёлое для клана время придём мы. Церионцы либо признают меня главой, либо расстанутся со своими жизнями.
— Да лучше их всех сразу сюда сослать!— развязно крикнул какой-то вампир, но ему сразу сделали знак замолчать.
—  А где мы возьмём оружие?— спросил главный.
За ним подтянулись другие, заваливая Тританию уместными и неуместными вопросами. Некоторые из них она сумела разобрать среди общей массы выкриков:
— А что, если церионцы объединятся с другими кланами?
— Может , у цереонцев численное превосходство?
Она решила ответить только на вопрос главного.
— Оружием я вас обеспечу, об этом не беспокойтесь.  В Церион мы войдём внезапно. Все двери  будут открыты, мои союзники знают своё дело. Скорее всего, сражаться не придётся. После смерти Сидмона, которую я обязательно устрою, армию клана возглавить будет некому. — И  тут она вспомнила самоуверенное лицо Марка, быструю рассудительность Рэя и мрачную настойчивость Илин. Но, понимая,что  любые колебания с её стороны грозят провалом, она, однако, собралась и продолжила: – Храбрые воины, приверженцы стар… традиционных устоев, если вы пойдёте за мной, вы не только обретёте свободу, но и станете почётными воинами моей армии. После Цериона мы возьмём Туманный утёс, потом отправимся в богатые Речные земли. Весь мир будет принадлежать нам! — Тритания понимала, что  со всем миром она переборщила, но эта фраза вырвалась у  неё невольно и даже как-то воодушевляющее подействовала на опальных воинов.
— Ты говоришь хорошо, но как ты проведёшь двести вампиров мимо стражей? —  Главный явно не был легкомысленным и не хотел оставлять в этом деле какую-либо неясность.
«Если бы вы не были такими камнями лежачими, давно бы уже были на свободе». — Ведьма с трудом согнала со своего лица насмешливую улыбку.
— Стражи сейчас обездвижены. Да, есть такое заклинание. Когда вы будете проходить через врата, они будут стоять с опущенными головами, преклонив колено. — Тритания не была уверена в своих словах. Она не знала, как давно Трейстен погрузил воинов  в мир грёз и когда они должны вернуться в реальность. Если они очнутся к тому моменту, когда она будет проводить свою недостатьчно организованную армию, её снова заклеймят, только на этот раз – лгуньей. – Вы можете идти смело, пока вы идёте за мной, вас ничто не остановит, но стоит вам только обратить свою силу против меня... — Она властно стукнула посохом. Звуковая волна, как стрела, пронзила ссыльных. Многие схватились за головы, некоторые упали. – Но стоит вам пойти против меня, как вся моя магическоя  мощь будет обращена против вас! — Она явно  блефовала: без подпитки энергией её мощь таяла с каждым днём, и для того, чтобы сразить двести человек, её  катастрофически не хватало.
     Поверили не все. Магия – не слишком распространенное явление среди вампиров. И в Церионе, и в других кланах имели весьма смутное представление о магах и ведьмах. Однако главный поверил, и этого было достаточно. Тритания видела это по его глазам. Она по себе знала, что значит этот взгляд,  полный желчи и жажды действий.
— Как я могу к тебе обращаться?— спросила она.
—Ансгар.
— Ансгар, ты принимаешь моё предложение?
— Да. — Он оглядел остальных и ответил уже от лица всех.— Здесь каждый жаждет свободы и достойной жизни. Мы пойдём за тобой, Тритания.
   Чародейка торжествующе улыбнулась.
— Я насчитала тридцать. Где остальные?
— Я передам им твоё предложение  и заранее могу сказать, что все они пойдут за тобой.
  Тот, кто долго прозябал взаперти, решится на любую авантюру, лишь бы снова дышать свободно.



Глава 36
Незадачливые путники

    Ветер гнал и подхлёстывал, бил и трепал, холодил и будоражил, выл и шипел. Длинные струи, жестокие и назойливые, пронизывали кожу до самых костей. Словно посланницы северной королевы, проделали они долгий путь с севера и теперь, напевая свою старую, как мир, и холодную, как лёд, песнь, не щадя ни сил, ни задора,  косили полынь и ковыль. Трава ложилась ряд за рядом, лопух за лопухом, а ветер улюлюкал и свистел: то по-юношески дерзко и бойко, то по-старушичьи сердито и хмуро. Да, непогода разыгралась не на шутку. Даже птицы и полевые зверьки, и те не успели найти себе прибежище. Серым пятном промелькнула маленькая птичка славка, спешившая к ближайшему кустранику, где худо-бедно можно было на время укрыться от ледяных стрел. Отряд деловито семенящих сусликов, смешно перебирая коротенькими ножками, добрался до спасительных тёмных ямок. Суслик за сусликом, они транспортировались в уютные, набитые сухой травой норы, где могли благоденствовать, в то время как на поверхности рвал и метал пронизывающий насквозь северный ветер.
  Одним словом, погода была не из приятных. Любой человек невольно бы задрожал и съёжился, согнувшись под кнутом из холодных струй. Любой человек, но не вампир. Вампиры – дело иное. Холод они чувствуют крайне редко, да и вообще к перепадам  погоды не восприимчивы.  Что жара, что зной, их организм снесёт многое. Многое, за малым исключением. Пусть тканевый покров и регенерирует на глазах, а крепкие ноги, не зная отдыха,  проходят за раз весьма внушительную дистанцию, но всё же в чём-то тело вампира так же уязвимо, как и тело человека. Вампиры не могут долгое время обходиться без пищи, а пища для них – кровь.
   Но, пожалуй, мы отвлеклись. Слишком много рассуждений о погоде и давно всем известном пристрастии вампиров к крови. Вместо этого вернёмся лучше к нашим героям –  Виктору и Алике. В последний раз мы оставили их на пути к Демоновой  пустоши. Что ж, посмотрим, как далеко они смогли продвинуться с тех пор.
  Итак, отправивщись на поиски четвёртой слезы Элэна, герои уже  успели пройти около половины пути. Наверное, стоит описать те приключения, которые случились с ними за этот относительно короткий промежуток времени? На самом  деле, я даже не знаю, что и сказать. Конечно, я могу   что-нибудь придумать. Например, можно послать навстеречу путникам змею огромных размеров, с которой они могли бы сразиться, или же нет, наслать стадо обезумевших оленей, мчащихся во весь опор прямо на них. А может, мне каким-то загадочным образом телепортировать Тританию с её армией? Виктора, пожалуй, они встретят более или менее радушно, а вот Алику могут устранить как лишний язык. Нет, это уж точно плохая идея. К тому же, Сангиновые врата находятся в совсем другой стороне, а телепортация Тритании недоступна, да и вряд ли вообще доступна кому бы то ни было. Так с чем же на самом деле столкнулись герои в  первой половине своего пути? Скажу просто и честно: ни с чем.
    Возможно, дабы развлечь читателя, мне стоит передать диалог героев? Хотя не думаю, что в этом есть какой-либо смысл, так как для того, чтобы представить, о чём они говорили, достаточно просто припомнить разговоры, которые затевались с единственной целью: прервать молчание. А так как хотя бы один такой разговор есть в памяти каждого, я на этом пункте разумно промолчу.
    Пробыли в пути молодые вампиры чуть больше суток. Длинная дорога  успела надоесть обоим –   как и лёгкой на подъём искательнице приключений Алике, так и то весёлому, то раздражительному Виктору. Единственное, чего сейчас хотелось путникам, так это поскорее отыскать  слезу и благополучно вернуться в замок.
    Они шли туда, куда их вела карта. Грустно, но карта вывела их не к желаемому самоцвету, а к болоту.
— Вот ещё сюрпри! недовольно хмыкнул Виктор.— Этой трясины на карте нет. И что за дрянь мне подсунула эта Виг?
Алика отчасти разделяла его недовольство, но всё же ничего не сказала и даже не выругалась.
— На, посмотри сама. – Он протянул карту попутчице.— Ты что-нибудь можешь понять?
Девушка мало что смыслила в картах и с трудом могла указать, где находится сама пустошь. Что уж говорить, едва ли ей было под силу объяснить, почему на их пути вместо ровной дороги оказалось болото.  Да что там, даже опытный картограф задумался бы над этой задачей! Однако девушка не стала отчаиваться, вместо этого она покрутила карту так и сяк, несколько раз перевернула её, раза четыре, не меньше, огляделась вокруг, ещё раз сверилась с картой, вспомнила, насколько это было возможно, пройденную дорогу и, наконец, предположила:
— Или эта карта не точная, или она просто слишком старая. Болото могло появиться здесь позже.
     Мышцы на лбу Виктора напряглись и расслабились, в глазах промелькнула мимолётная искра, он выставил ногу вперёд, весело щёлкнул пальцами и объявил:
— А я объясню это тем, что карта была составлена задолго до появления топи.
— Так я же то же самое сказала!— удивилась Алика.— Ты что, меня не слушал?
— Ага.
      Она пожала плечами, но по старой привычке расстраиваться из-за такой мелочи не стала. Обижайся не обижайся, а всё равно придётся обходить болото и прокладывать путь к пустоши где-то в другом месте.
Топь, как это ей не свойственно, находилась на открытой местности. Наполненные водой ямки были окружены осокой. Откуда-то доносился сладкий и в то же время горький запах вереска. Редкие жёлтые цветы калужницы то и дело мелькали перед глазами. Они и лиловый цвет вереска были единственными светлыми пятнами на тёмно-зеленеющем болоте. Мохнатые кочки казались обросшими головами кикимор, выглядывающих из жижи. «Может, пропрыгать по кочкам?» — Эта сомнительная идея пришла на ум сразу к обоим, но и Виктор, и Алика тут же её отвергли.
—Нет, уж в эту гниль я не полезу,— сказал Виктор и двинул в обход.
Алике ничего другого не оставалось, как идти за ним. Наши герои решили взять правее. Пожалуй, даже стоит отметить, что это решение принял именно Виктор, так как именно он взял на себя ответственность быть лидером в этом походе. Однако, не пройдя и двух километров, он, а вместе с ним и Алика, обнаружили, что трясина достала их и на новом, выбранном ими маршруте.
— О-о-о-о-о!— выдавил парень сквозь зубы.— Опять эта гниль! Ну я уж снова в обход не пойду.— Взглядом и наклоном головы он как будто сказал Алике: «Ты иди, иди за мной. Я знаю, что делаю». Вслух он добавил: — Вот я носом чую, что это болотистое место скоро закончится.— Конечно, он ничего такого и близко не чуял .— А пока –  как-нибудь по кочкам... — Он хотел сказать «по кочкам перейдем», но именно в самый неподходящий момент кочки закончились. Но наш герой даже тут не пал духом и закончил мысль по-другому:— Ну, или вброд передем.
—Вброд так вброд,— согласилась Алика.— Здесь без вариантов.
И несладко же пришлось нашим героям! Болото затягивало. Сапоги, уже насквозь мокрые, были готовы вот-вот слететь с ног, а сами путники были близки к тому, чтобы слететь с катушек.
—Ну и гни-иль!— протянул Виктор, вытаскивая одну ногу из серовато-мутноватой жижи и переставляя её вперёд. — Никогда ещё по такой гнили не ходил! — После некоторой паузы он произнёс ещё фраз десять со словом «гниль» и на этом пока успокоился. Да и что тут ещё можно сказать. Гниль – она и есть гниль.
Разумнее всего было повернуть назад, пока не поздно, пойти обходным путём. Виктор вглядывался в даль — ему казалось, что скоро трясина закончится и начнётся твёрдая, пусть и влажная земля. Из-за навалившего в самое неподходящее время тумана едва ли можно было что-то разобрать. Он с ужасом обнаружил, что муть доходит ему уже до колен. Алика упорно уговаривала его вернуться назад.
— Чем дальше, тем хуже,— поняла она.
И  действительно, мути становилось только больше. Виктор с надеждой обернулся  – за туманом не разобрать, но ему казалось, что они отошли ещё не слишком далеко. Он задумался. Девчонка всё что-то говорила, продолжая уговаривать его вернуться обратно. Её губы двигались так быстро, что он не успевал следить за ними.  Наконец, он принял решение. Они развернулись и, как цапли ,задирая ноги над жижей, поплелись назад. Ой, какая смешная это была картина! Алика, стараясь прибавить шагу, потеряла равновесие и чуть было не плюхнулась  в грязь. Взволновав муть, она обрызгала Виктора. Тот, бормоча про себя так сильно полюбившееся ему слово «гниль», принялся на ходу оттирать грязь с лица и шеи. На ровную поверхность они выбрались грязными по пояс и голодными, как суслики после спячки.
  В некотором отдалении от злополучной топи был лес.  Виктор поймал  длинноухого зайца. Кровь зверька горячила и насыщала. Однако жажда не была полностью утолена, и оба вампира страдали от упадка сил. Следующие попытки охоты не увенчались успехом. Вблизи топи живности водилось мало, хоть плачь. Молодой вампир уже тысячу раз пожалел о том, что взял с собой в дорогу девчонку. Если бы весь заяц достался ему, он бы не чувствовал себя сейчас таким обессиленным. Но с голодом пришлось смириться.
Дорога ждала. Пораскинув мозгами, Виктор решил снова обратиться к карте. На протяжении всего времени путешествия она лежала в нагрудном кармане и потому осталась почти сухой. Некоторые объекты даже возможно было опознать. На карте Виктор отыскал два пути: один вёл  лесом, другой шёл через пещеру.
— Лесом, что ли, пойти? Все лучше, чем по этой гнили топать,— рассуждал парень.
Алике вспомнилось выражение из мира людей. «Иди лесом»,— так нередко посылали друг друга самые вежливые из её одноклассников, а чаще всего – представители старшего поколения.
— Нет, ну в лес соваться после Сумрачной чащи совсем не хочется,— продолжал рассуждать Виктор.— Ещё можно каких-нибудь змее-человеков встретить и ещё там  какую-нибудь шушеру. Нет, уж, лучше пойдём через пещеру.
— Согласна. Хорошая идея. С «шушерой» пещеры мы ещё  не знакомы,— успела вставить Алика.
— Да, и перехватим пару летучих мышей. Нет ничего лучше их крови, особенно на голодный желудок.
  На карте были чётко обозначены вход и выход из пещеры, в то время как лес сулили полную неизвестность. Почём знать, куда уведут ноги? Стоит только немного отклониться от нужного курса, как они занесут в такие дебри, из которых не шутка найти путь обратно. Пещера казались более надёжной. Пусть она и не сулила приятного путешествия, но единственное, чего сейчас хотели путники, это быстрее добраться до пустоши, взять то, зачем шли, и без приключений (главное – без приключений) вернуться в Церион. К тому же Виктора грела мысль, что в пещере он сможет перехватить несколько летучих мышей. Летуны – дети темноты, и кровь их куда предпочтительнее крови  лесного грызуна. Поэтому наши герои сделали так, как и задумали.
    Какое-то время они шли молча, слушая только стук капель о камень. Но вскоре угрюмая тишина начала давить на Виктора. Он обратился к попутчице, которая шла следом за ним:
— Ты оказалась терпеливее, чем я ожидал. — В ответ он не услышал ничего.— Столько времени мы шли в неизвестность, а ты даже не пожаловалась. — Ему неожиданно захотелось поговорить с Аликой.— Знаешь, а я бы мог научить тебя танцевать, после того как вся эта шушера с поиском камней закончится и Милена поправится. — Он усмехнулся в ответ на её  её молчание.— Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь.
Ответа не было.  Виктор лениво обернулся – за его спиной девушки не оказалось. Он вернулся назад – и там её не было. Он позвал её – тщетно. Он пытался собраться с мыслями – безрезультатно. В пещере было тихо, тишина давила, и только редкие капли, разбивались о камень.


Глава 37
Расчётливый отец

     В покоях Сидмона не было никаких потайных ходов, равно как и не было их в покоях четырёх его приближёных. Яромир Основатель, при котором замок был построен, не доверял ни архитекторам, ни строителям и не лелеял надежды на то, что они будут хранить  тайны замка.  Но один потайной ход всё же был, и был он  именно в таком месте, о котором никто в жизни не мог подумать. Он находился в прачечной и вёл в Сумрачный  лес. Создан ход был для того, чтобы в случае захвата замка Яромир смог выбраться на свободу.  К слову скажу и то, что все, кто принимал участие в рытье  хода, были убиты. Но даже несмотря на такие тщательные меры, в секрете тайный ход сохранить не удалось. Главный архитектор был грамотным и бережливым. После себя он оставил некоторые записи, чертежи и карту. Со свитками могло случиться всё что угодно: пройдя сквозь века, они могли покрыться пылью, пожелтеть, порваться или просто потеряться. Но волей судьбы, а может быть, и благодаря силе воли, они были найдены Касием, названным Правдословом. Летописец обнаружил их все в библиотеке замка, стряхнул пыль и сделал на них надпись, которая отражала их содержание. Поэтому его мать Лукреция смогла отыскать карту среди многочисленных книг и записей летописца. Позже, как нам уже известно, карта была передана Клодию, а значит, и его брату Дорану. Второй  же принялся изучать её и, казалось, был уже так близок к тому, чтобы заметить единственный тайный ход, но будучи от природы неусидчивым, оставил изучение карты незавершённым. А время, между тем, поджимало, и тёмная госпожа уже отправила к нему свою посланницу.
     Прозрачные крылышки лесной пикси крутились, как пропеллер. Доран посмеялся бы над этим смешным созданием, если бы оно не было послано самой хозяйкой чащи. Существо не стало долго тянуть время и сразу пропищала своим неровным, постоянно сбивающимся голоском:
   — Тёмьняя гёсьпёжя дяля сигьняль. Она висьтюпяеть со своей амией чересь тьи люны.
— Через сколько лун?
—Тьи, тьи!—  Маленькая лесная пикси не на шутку разозлилась. — Тьи, тьи. Я штё, не поньятно говорю?
— Да  нет, даже очень понятно,— успокоил её  Доран, не забывая об учтивости. — Госпожа ещё что-то передавала?
— Неть! Неть! Она скязала, что всё дёльжнё бить гётёвё кь её прихёдю.
—Но, — стушевался Доран,— невозможно за такой короткий срок взять в заложники Сидмона и остальных.
— Гёспожа здать не бюдеть,— пискнула пикси и, сделав кувырок в воздухе, прибавила: — Сидьмён дёльжень бить мёртв к её прихёду. — Взмахнув стрекозиными крылышками, она вылетела в распахнутое окно.
     Доран с минуту глядел ей вслед.  Отхлебнув из бокала и  вытерев красный след, он отправился разыскивать дочь.
     Джофранка сидела за туалетным столиком и с величайшим усердием, которому могла бы позавидовать даже такая несравненная красавица, как сама Мерида Зейн, занималась своей причёской. Когда отец вошёл, она с позёрством, которое не покидало её даже в минуты одиночества, обматывала  косу вокруг головы.
— Сидмон сегодня был ещё скучнее, чем обычно, — заявила она и наморщила свой аккуратный носик.— Он окола часа расскаывал мне «наиувлекательнейшие» истории  походов, совершённых в его юные годы, и о том, как его отец гордился им после его первой схватки под стенами Стальной обители. Зачем-то он пояснил значение своего имени.
— И что же обозначает его имя? — Честно говоря, Доран укорял себя за лишний и на практике совершенно бесполезный вопрос, но всё же природное любопытство взяло верх над выработанной годами расчетливостью.
— Оно обозначает  «место сражения». Правда, нелепое имя? «Место сражения»! — Она рассмеялась. —Ну глупость какая-то! Вот моё имя означает  «свободная». Правда, красиво? — Она опустила  своё беленькое личико на ладонь и, смакуя каждую букву, произнесла:— «Свободная».
— Моя дорогая Джофранка, слушай меня внимательно…— Доран хотел было изъявить свою отцовскую волю, но поток мыслей словоохотливой дочери не переставал воплощаться в слова.
— Отец, я хочу занимать место рядом с ним в тронном зале, но он так угрюм, что я боюсь,  не выдержу и помру со скуки в первый же день после свадьбы. «А может, и в первую брачную ночь»,— добавила она про себя.— Это так ужасно умереть не проживя и трёхсот лет.— Джофранка вздохнула так печально, что даже у госпожи её отца могли навернуться слёзы при виде её многострадальной гриммасы.— Отец, как мне неохота выходить замуж за каменного истукана, когда где-то в Речных землях живёт прекрасный Лучезар. Говорят, его светлые волосы  падают ниже плеч. Да что там волосы – говорят, он красивее любой девушки …
Ну это уже слишком! Доран, приближённый тёмной госпожи, явился сюда с важным делом и не будет слушать неразумные речи дочери. Не хватало ещё обсуждать Лучезара Прекрасного с мечтательной дурочкой!
—Джофранка, сейчас же заканчивай! Успеешь ещё намечтаться!
Но разошедшуюся мечтательницу сейчас не смог бы остановить даже сам Элэн Шейн, восстань он из мёртвых. С полной отрешённостью во взгляде и с сахарной улыбкой на устах она быстро и стремительно вещала:
— Мой Лучезар такой храбрый он принял участие в первом бою в четырнадцать…нет, или, кажется, в пятнадцать лет. Он – один из самых молодых воинов, которых только знает история. Он... он...  он... — Она не знала, что ещё сказать, и сказала первое, что пришло ей в голову: — Он – чудо!
—Да ты хоть видела портрет этого ЧУДА?! — не удержался Доран.
Джофранку этот вопрос, казалось,очень удивил. Она надулась, потом сдулась и вымолвила:
— Нет. Да и без портрета понятно, что Лучезар – настоящий красавец, ведь о нём столько говорят. Ну ведь каждому, ну, каждому понятно, что он прекрасен! Мне так много о нём рассказывали, что я уже ну вот прям так и вижу, вижу его перед собой!
«О-о-о-о! Ну, всё понятно. Диагноз ясен»,— решил про себя Доран, а вслух сказал:
 — Я хочу тебя обрадовать, моя милая Джофранка. Тебе не придётся выходить замуж  за Сидмона.
Несостоявшаяся жена так и подпрыгнула на стуле – то ли от радости, то ли от неожиданности.
— То есть как не нужно выходить замуж? Ты выдашь меня за моего возлюбленного Лучезара? Да это же... это же замечательно! – воскликнула юная трансильванка, но тут же призадумалась.— Но ведь я тогда не буду сидеть на троне.
    «Глупая девчонка! Лишь бы на троне сидеть, а мозгов совсем нет!» — подумал Доран, а вслух доходчиво объяснил:
— Понимаешь, моё милое дитя, место рядом с главой клана тебе не даёт никаких прав на участие в Совете, а значит, не делает тебя соправительницей. Вот сын главы клана имеет право на членство в Совете. «Хотя лучше было бы его этого права лишить», – подумал он. – Понимаешь, моя дорогая дочь,  супруга главы клана – это просто красивый титул и ничего больше.
     Джофранка картинно моргнула и, развернувшись всем  корпусом, сказала:
— Отец, я не понимаю, к чему вы клоните.
    «А тебе и не нужно ничего понимать», подумал Доран, а вслух сказал:
— Ты займёшь почётное место в клане, если я займу место в Совете. Понимаешь, Сидмон никогда не сделает меня одним из четырёх. — Он вспомнил о Ноэле и добавил:— Одним из пятерых. Но если его место займёт госпожа Сумрачного леса, почёт в Церионе нам обеспечен.
    Глаза Джофранки округлились и сделались похожими на два блюдца. Она моргнула и, силясь сделать более или менее вменяемое выражение лица, изрекла многозначительное:
—А-а-а...
    Доран задумался: как бы это коротко и ясно объяснить своей дочери, что от неё требуется?
— Как бы тебе сказать…моя милая дочь, тебе нужно только сделать слепок ключа от покоев Сидмона.
— Что?! Отец…я… Но как? И что нам даст какой-то дурацкий слепок?
    Доран выходил из себя, и не постепенно, а резко и стремительно. Учтивость давно вошла у него в привычку, но желание скорее осуществить задуманное было очень велико.
— Мне нужен слепок! Тебе ясно?! — Он сказал это недопустимо громко. — Когда ты, наконец, научишься делать то, что тебе говорят? — Он наклонился к самому уху дочери,  схватил её за локоть и крепко сжал, так, что Джофранка даже вскрикнула.— Ты сейчас, сию же минуту пойдёшь в покои Сидмона и сделаешь слепок ключа. И мне не важно, как ты это сделаешь, но слепок должен быть у меня уже этой ночью. Ты меня поняла? А?
—  Отец... — Голос Джофранки дрожал. — Но я…я не знаю…я не смогу.
— Просто улыбайся, как ты обычно улыбаешься. Потом всё пойдёт само собой. Улучи минутку, а потом... — Он достал из кармана маленькую коробочку и открыл её. Там было что-то серое, влажное, похожее на глину,— потом ты сделаешь слепок. —  Он закрыл коробочку и протянул  дочери.— Держи, это глина из Речных земель. Я специально приобрёл её для подобного случая, когда ты ещё только родилась. Она никогда не засыхает, и ей всегда можно вернуть прежнюю форму. — Он отпустил локоть дочери  и уже мягче добавил: — Ты не можешь подвести меня с братом в такую ответственную ночь. Иди и помни, что твоя семья всегда поможет тебе, но только если ты будешь помогать семье.
    Джофранка спрятала слепок, оправила платье, расправила напряжённые плечи и, едва сдерживая нервную дрожь, подошла к двери. Рука уже упала на резную ручку и даже опустила её в низ, когда отец с какой-то жуткой, до этого момента незнакомой  интонацией  бросил ей вслед:
— Не повторяй ошибок своей матери! Она не помогала семье и жестоко поплатилась за это.
    Тяжела расплата, но всё же не своя. Доран не хотел начинать с нуля. В родной Трансильвании он был разжалован,  и для других кланов он был никем. К счастью, его трудолюбие и способности плести интриги дошли до слуха тёмной чародейки, чьи пикси, мастера маскировки, летали незамеченными даже в мире людей.  Подгоняемый жаждой власти и наживы, Доран в ту же ночь дал ответ чародейке и признал её своей госпожой.
  Желая забыть  грубые слова, которые ему пришлось сказать дочери, он отправился к брату. Клодий мирно разглядывал карту. Когда к нему вошли, он сосредоточенно водил пальцем по старому пергаменту.
— Я всё же нашёл…
    Доран перебил его:
— Госпожа будет здесь через три луны. Я отправил Джофранку сделать слепок ключей.
— Как –  Джофранку?
—  Она сделает слепок, и уже завтра наши мастера отольют дубликат. Материала у нас хватит с лихвой. Беспокоиться не о чем.— Только сказав всё, как и полагалось по плану, Доран поднял на брата глаза и, только сейчас увидел, чем он занимается.— Есть успехи в изучении карты?— спросил он, не ожидая услышать удовлетворительный ответ.
—Я всё же нашёл один тайный ход. Он ве…
— Так продолжай.
— Он ведёт в Сумрачный лес. Если церионцы не откроют перед госпожой ворота, она может провести свою армию там.
Доран выхватил карту и, воодушевившись, объявил:
— Ценное открытие! Госпожа будет довольна мной…нами.



Глава 38
Разоблачение

  Дочь Дорана собралась с духом и постучала в дверь. Ответа не было. Девушка перевела дыхание и постучала ещё раз. «Только бы не открыл, только бы не открыл». Джофранка побаивалась его, этого каменного истукана. Обширивать вещи главы совсем не хотелось. А что, если не выйдет, а что, если  уличат в злодеянии? Что тогда с ней сделает каменный глава? «Только не открывай дверь, только не открывай». Никто не открыл. Трансильванка, обрадованная этим, хотела уйти и рассказать отцу всё как есть, но… но гнев отца был страшнее даже неизвестности. Она вошла без спросу. Было очень странно и то, что стражи у дверей не было, но молодая девушка не прндала этому никакого значения.
     Первая комната была пуста, вторая тоже. «О, это невыносимо! И когда же эти комнаты кончатся!»  Она прошла ещё три и вошла в шестую, самую большую и, как показалось трансильванке, самую мрачную. Там, вальяжно развалившись в кресле, закинув ногу на ногу, сидела та странная женщина, которую Джофранка видела на балу. На ней был тот же камзол с  серебряными застёжками, что и тогда. Женщина медленно повернула голову к вошедшей, и на лице её появилась жуткая ухмылка. «И что она здесь делает?»
— Ну, здравствуй.
    Тон, с которым поздоровалась женщина, Джофранка сочла фамильярным.
—  Что вы здесь делаете?— спросила несостоявшаяся жена.
—  Мадемуазель Трансильванская, я не отчитываюсь перед зелёными девчонками вроде тебя.
     Незнакомка поменяла местами  ноги и с вызовом посмотрела на дочь Дорана.
—  Это…это возмутительно! – не выдержала Джофранка.
—   Что именно тебя так возмущает, моя милая? Тот факт, что я не отчитываюсь перед такими, как ты, или... — она подалась  вперёд, глаза загорелись, как у безумной, — что-то другое?
— Вы не должны быть здесь.
—Ошибаешься, ошибаешься, девочка. Я-то как раз здесь должна быть. А вот ты... —  Незнакомка в чёрном медленно поднялась и, неторопливо обходя недоумевающую девушку, неестественно медленно сложила руки. — Ты не имела никакого права входить  сюда без дозволения главы. А? Джофранка, зачем ты пришла сюда и почему вошла без спроса? Давно ли твоего отца изгнали из клана? И как давно он в сговаре с Тританией?
Вопросы градом посыпались на голову наивной и почти ничего не знающей дочери Дорана.
— С Тританией... — только и повторила Джофранка.
— Да, с Тританией. Её ещё называют Тёмной чародейкой.
— Я... я не знаю.— Джофранка уже не спешила отстаивать свои позиции, вместо этого она ушла в защиту.
— Оно и видно. Такой расчетливый вампир, как Доран, не будет рассказывать всё такой, как ты.
— Почему вы меня оскорбляете? Что вам от меня нужно? – В голосе молодой трансильванки звучала уже мольба.
      Женщина в камзоле остановилась напротив  испуганной девушки. Она была выше трансилванки и поэтому говорила, немного наклонив голову вниз.
— Бедная девочка, мне жаль тебя! «Джофранка» – такое красивое имя, оно означает «свободная». Как жаль, что придётся отнять у тебя эту свободу!
    Девушка сглотнула. Одно она понимала ясно: её свобода и жизнь под угрозой.
      Женщина в камзоле вышла в седьмую комнату и вернулась уже не одна. Следом за ней шли четыре стражника, двое из них вели не менее перепуганную Лукрецию Виг. Хуже всего было то, что вслед за всей этой процессией шёл не кто иной, как Сидмон.
—  Ты подтверждаешь, Джофранка, дочь Дорана, что  была послана сюда своим отцом с целью сделать слепок ключа от моих покоев?— монотонно начал свой допрос глава клана.
       Глаза-блюдца Джофранки округлились. Она заплакала. «Это конец, конец»,— лепетала она про себя.
     Сидмон перевёл взгляд на Лукрецию.
— Эта женщина, мать Касия Сквернослова, свидетельствовала против вашего отца. Повторите, Лукреция, что вы сказали мне и совету.
      Глаза Лукреции встретились с глазами Джофранки.
—  Ну говорите же, Лукреция. Повторите то, что вы сказали в Совете,— вмешалась женщина в чёрном. Её глаза сверкнули нездаровым блеском.
     Стражники резко встряхнули Лукрецию.
—  Доран сказал мне, что моего сына освободит одна замечательная особа. Ещё он попросил у меня карту с тайными ходами.
—  Это ему не поможет,— снова вмешалась помощница Сидмона.— Известно, что в комнате Сидмона нет никаких тайных ходов.
— Илин, помолчи!—  приказал Сидмон.— Продолжайте, Лукреция.
    Чёрная женщина неоднозначно посмотрела на испуганную мать Касия, и та поняла, что именно от неё требуется.
— Он сказал мне, что в сговоре с ведьмой и он, и его дочь. Он хотел и меня в это втянуть…
— И втянул. Карту  же вы ему принесли,— закончила женщина в чёрном.
— Всё ясно. Уведите обеих в темницу. — Сидмон даже не взглянул на бывшую невесту и только добавил: — Джофранку  там ждёт отец.
   Два незанятых стражника схватили несчастную трансильванку и увели её прочь, с глаз Сидмона.
  — Жаль этих двоих. Они сами не ведали, что творили,— сказала Илин, когда они с Сидмоном остались одни.
— Предатели не заслуживают сострадания.
      Другого ответа от своего главы Илин и не ожидала. Он вообще был очень предсказуем, и поэтому служить ему было очень легко.
— Ты хорошо поработала, Илин. Ты знаешь, какого я обычно мнения о смерторождённых. Но ты исключение. Можешь требовать свою награду.
     Хм... и что же ей лучше сказать теперь? Сразу перейти к делу или же перво-наперво пустить пару мишурных фраз? Пожалуй, нужно подстраховаться.
— Мой господин, служение вам для меня уже награда. Если бы вы не позволили  мне вступить под стрельчатые своды замка Церион, моя жизнь была бы никчёмной и пустой.
— Илин, ты же знаешь, я не люблю пустых слов. Говори прямо, что тебе нужно.
    Илин как можно более бесстрастно ответила:
— Я хочу быть командующей вашей армией. — Сказав это, она мысленно сжала кулаки. Реакцию Сидмона на подобное заявление она предугадать не могла.
— Возмутительно! Ты и так занимаешь слишком высокую должность для женщины. Главный воин – Марк, и точка! —Брови Сидмона грозно сошлись в одну полосу.
Илин встрепенулась от обиды. Мышцы её  обычно спокойного лица напряглись. Она  не сдержалась и сказала то, что не собиралась говорить:
 — А если я раскрою ещё один не менее опасный заговор против вас, вы сделаете меня командующей?
—  Что за заговор, Илин?
      Она молчала.
—  Отвечай! – приказал глава.
— Поклянитесь.
    Сидмон опёрся руками о стол. При других обстоятельствах он никогда бы не сделал женщину командующей, но заговор мог поставить под угрозу его власть. Он не мог рисковать.
— Я обещаю тебе, Илин, ты получишь своё командование, если раскроешь ещё один, не менее опасный заговор. — Он отстранился от стола и, не подходя близко к женщине в чёрном, сказал: — А теперь говори.
— Я скажу, когда у меня будет больше доказательств.
—  Ты раскроешь его мне не сейчас?
— Простите, мой господин, но мне нужно ещё время.
    Она боялась, что Сидмон заставит  её установить точные временные рамки. Возможно, он так и сделал бы, но стук в дверь прервал их разговор. Илин была послана открыть. За дверью стоял Ноэль. Воительница была рада видеть его как никогда прежде. На этот раз сын Сидмона не посмотрел на неё своим обычным лукавым взглядом. Он вообще не посмотрел на неё и сразу подошёл к отцу.
—Мия пропала,— взволнованно сказал он.
Илин и Сидмон переглянулись.



Глава 39
Заключённый

      Никто из церионцев не приближался к Башне плача, и никто не хотел даже смотреть в её сторону. Вампиры  ещё хранила  жуткие истории об этом месте.
     Как, наверное, уже догадался читатель, Башня плача – это тюрьма. История её берёт начало ещё со времён правления Яромира Первоначальника. Да, не один век прошёл с тех пор. Но не считая таких мелочей, как отвалившаяся крыша, полуживые стены и зелёная тортула, тянущаяся от основания к самому верху, до нас башня дошла в весьма пристойном состоянии. Тюрьма стояла особняком от основного здания Цериона. С замком её соединял только узкий длинный мост. Ему тоже было дано своё название: Мост невозврата. Теперь летописцы и историки тщетно старались предположить, когда он получил такое название. Никто из них точно не помнил, а в документах название никак не значилось. Народ назвал мост, а у народа, как известно, не всегда есть желание делать записи. Что касается заключённых башни, то, пройдя по мосту, никто обратно не возваращался, ну разве что вперёд ногами. Смертный приговор рано или поздно настигал каждого из узников. Когда Совету надоедало делиться добытой на охоте  кровью, на смерть обрекали даже тех, кто был  приговорён к бессрочному заточению.
     Камера нашего героя отличалась от всех остальных своей необычной округлой формой. Узник мог часами крутиться волчком, понемногу сходя с ума.  Камера была  настолько мала, что у заключённого было немногим больше пространства, чем две вытянутые в разные стороны руки. На полу не было даже клочка соломы.  Пленник башни  сутки напролёт изнывал от бездействия и безысходности. Одним (и почти единственным) способом выражения эмоций было истошное стенание. Заключённый обращался к нему так часто, что постепенно переставал сам отдавать себе отчёт в своих действиях. Камера, в которой он томился, как мы уже выяснили, необычная. Находившаяся в  подвальном помещение, она не имела ни дверей, ни окон. «Как можно войти в камеру без двери?» – спросите вы. Войти привычным для нас образом, пожалуй, никак нельзя, но проникнуть внутрь всё-таки можно. Вход был с верхнего этажа. Там узнику закрывала путь к свободе железная решётка, которую  открывали только для того, чтобы спустить еду.
   Заключённый сидел, прислонившись мощным затылком к стене. Его  рассредоточенный взгляд падал на пол. По полу пробежала жирная крыса. Вампир вцепился в неё и спустя каких-то несколько секунд отшвырнул обезвоженное тельце в гору  других крысьих трупов. От них разило. Этот запах был одним из худших испытаний Башни плача, конечно же,  после испытания одиночеством. Да-да вампиры не меньше людей тяготятся им. 
Но кто же он, этот узник? За какие грехи бросили его в эту ужасную темницу? Он уже и сам ничего не знал наверняка. Время уничтожает память, стирает знакомые черты, сглаживает, а иногда обостряет эмоции. Кто тот узник, покалеченный временем, – великий летописец или  лжец и предатель? Ответа вам не дам, назову лишь имя: Касий. Заточённый на века сын Лукреции Виг, опальный летописец. Возможно, любопытному читателю захочется узнать, чем он занимал себя все эти годы и о чём  думал и грезил, ища прибежище в мире  фантазий. Ну что ж, я предоставлю вам такую возможность.
   Время от времени Касий Виг запрокидывал голову и смотрел  вверх, где через частую решётку видел только мрачный потолок готической башни. Трудно сказать, зачем он  делал это – то ли по старой привычке, ожидая новой порции крови, то ли в надежде увидеть чьё-то лицо, пусть и не очень дружелюбное. Иногда тюремщики, несмотря на запрет Сидмона, шли на контакт с ним. От них заключённый узнавал  некоторые новости. Так, например, ему было известно об ужасном предательстве Мериды и о её покушении на жизнь Сидмона. Также один из тюремщиков сообщил, что сестра прекрасной, пусть и злокозненной Мериды,  чародейка Тритания, собирается отомстить за смерть любимой сестры.
    Касий, конечно же, знал, о том, что вампирам свойственно искажать события, и не принимал на веру всё, что ему говорили.  Когда он был на свободе, Тритания была ещё маленькой девочкой. Однако он хорошо помнил, что между ней и Меридой ещё тогда была непреодолимая пропасть. Едва ли нынешняя чародейка будет мстить за смерть сестры. Лица маленькой Тритании он не помнил, однако помнил талисман, который когда-то ей подарил. Помнил лучи благодарности, промелькнувшие  в детских глазах, помнил и наивные слова девочки.  «Я буду вечно вас любить»,— сказала она тогда. Сколько ей было лет? Двеннадцать или, может, тринадцать? Касий и тогда этого наверняка не знал. К тому времени он  уже  успел много повидать и при свете дня, и под покровом ночи. Слова девчонки только растрогали его и вместе с тем насмешили. Он даже не мог вспомнить, зачем подарил ей этот талисман. Кажется, случайно заметил её, одиноко плачущую в саду, и решил утешить. Кажется, было так.  Хотя какая уже разница? И как теперь она выглядит? Если даже ему доведётся увидеть Тританию, он её не узнает.Тот факт, что чародейка враждует с Сидмоном, не мог не занимать летописца, но теперь-то какая разница? Его мысли навеки останутся при нём.
    Сидмон... Сидмон... В Бшне плача он часто вспоминал последние слова, сказанные главе клана.
  «Стремясь историю переиначить,
  Вы разрушаете плоды чужих трудов.
Клянёте тех, кто вам не сделал славы
И поощряете совсем не тех, лжецов».
   Он  произнёс эти слова на суде Совета, на котором его обвиняли в составлении недостоверной биографии Сидмона. Жалел ли он о том, что сказал тогда эти судьбоносные слова? Скорее всего, не жалел. Жалел ли он о том, что покинул Туманный утёс и пришёл в Церион? Нет. В других замках было не лучше. Он искал приюта в разных кланах, но ни в каком из них не мог найти правды. Странно, но он всё же верил, что она где-то есть.
 Из рассказов Трейстена он знал о загадочном мире людей, который непрерывно меняется. С каждым годом, месяцем и днём появляется что-то новое. Люди изобретают, учатся, развиваются. Город обновляется с каждым столетием, а спустя тысячелетие его и вовсе невозможно будет  узнать. Каждому времени свой вкус и своя культура, каждому году своя душа.
  Касию очень хотелось увидеть старение  людей. Бессмертый не мог представить себе, как  меняются со временем лицо и тело, как сохнет и дрябнет кожа. Ему хотелось узнать от человека, что это значит быть старым и что значит быть больным, как люди понимают, что они начали стареть, и почему их взгляды и поведение так сильно меняется с возрастом. Да, в том мире было ещё много загадок, ради которых Касию стоило жить. Если бы только ему дали  свободу, он без малейших раздумий отправился бы в этот  далёкий и неизвестный мир. Кто знает, может,  там есть правда.
    Узник закрыл глаза, попытался представить шумные улицы, магазины, наполненные различными человескими вещами, о которых он слышал от своего друга Трейстена. В его воображение рядом  с продуктами располагался магазин мебели, а напротив аптеки продавали такое странное избретение, как очки. Люди сновали туда-сюда. Он видел их лица: молодые и старые, бледные и покрытые загаром. Это были не те селяне, живущие по эту сторону леса, но другие, цивилизованные люди. Джентльмены были в костюмах, дамы – в платьях. Их образ дополняли аккуратные шляпки. Кто-то ехал на велосипеди, весело помахивая знакомым рукой и выкрикивая приветствие. А вот и мальчик-подросток, раздающий газеты. Его берет сползал набок, а бурое  пальто из тонкой дешёвой ткани потрепалось и уже начало обзаводиться дырами. У прохожих были разные лица, но в основном –  улыбчивые и смеющиеся. Ведь Касию так этого нехватало, неудивительно, что его воображение рисовало именно такую картину.
    Как сладостна была иллюзия счастья и как чудовищно было пробуждение! Пелена подернулась и покрылась рябью, грубыми разводами поразила больное воображение. Улыбки превратились в насмешки, магазины - в готические замки, а люди – в вампиров. Едва не плача, Касий усилием воли попытался удержать фантазию. Ха! Как глупо, она стремительно утекала сквозь его пальцы. Мысли возвращались туда, где были серые стены и крысиная вонь. Он открыл влажные глаза и закричал.
Трейстен хорошо описал мир людей, но всё же Касию не хватало зримых образов. Без них ничего  не получалось.
   У бессмертных не должны подкашиваться ноги, но всё же ноги Касия подкосиись. Он упал. Мечты о далёком и прекрасном ушли, он остался наедине с накопившейся желчью. Перед глазами была только одна  стена с засохшими кровавыми следами. Это была его кровь. Когда  становилось невмоготу, он сбивал руки.  Он ненавидел –  сначала люто, яростно, а потом пассивно и вяло. Он устал ненавидеть, но иначе не мог. Он завыл. Для него давно не существовало понятия времени, понятие дня и ночи. Не было ничего, только приходящие фантазии и стена. Стена.
  Касий молотил стену  головой, когда за ним пришли. Незнакомый голос назвал его имя. Но бедный заключенный даже и не думал отзываться. Он игнорировал зовущего  и по-прежнему продолжал   биться головой о стену. «Что это? Наверное новый надсмотрщик издевается надо мной».
—Касий. — Голос звучал уже твёрже.— Зачем ты это делаешь? Твоя бедная мать очень расстроится, когда увидит твоё окровавленное лицо.
Касий понял эти слова по-своему.
— Сидмон сжалился  и приказал отрубить мне голову?— выплюнул он со смехом.
— Я не от Сидмона. Я – друг твоей матери, Лукреции Виг, а значит, и твой друг тоже.
  На этот раз Касий оторвал окровавленное лицо от стены, задрал голову, искра надежды промелькнула в его глазах и тут же погасла. Он с горечью зашвырнул вверх:
— И что тебе надо, хе, друг? — сказал он, как сплюнул.
— Я выведу  тебя к свободе,— ответил незнакомый и, вместе с тем, ненавидимый стражник.
— Свобода мне теперь одна: смерть.
—Зачем умирать, когда можно жить?
—Люди мрут от старости, а мне впору издохнуть от усталости.
— Но нашим братьям усталость не грозит.
    Касий только харкнул в ответ.
— Что ты тянешь?  Берись сейчас же за канат и лезь наверх. — Незнакомец спустил канат.
      Узник не верил своим глазам. «Вот он, сукин сын! Ведь он это не просто так делает! — На уме у Касия было только два варианта расклада событий.— Наверняка рубанут по шее, когда выберусь, или же будут издеваться, как было в прошлый раз».
—  Катись к чёрту!— гаркнул он и сплюнул снова.
      Незнакомца ошеломили эти слова, но он  даже  не подумал поднять канат.
—  Меня зовут Клодий, Клодий Трансильванский. Я был…и сейчас дружен с твоей матерью. Она ждёт тебя в подземном ходе. Этот самый ход ведёт на волю. Я незаконно пробрался сюда с помощью Рэя из долины Рэй. Не глупи, парень, берись за канат и получи свою долгожданную свободу.
И всё же Касий не верил. Клодий поднял канат и принялся медлоенно его сматывать, а потом развернулся и ушёл.


Глава 40
Пропажа

—  Когда последний раз вы её видели?
—  На балу кажется, — сказал Ник и тут же усомнился в правдивости своих слов.
     Ноэль, казалось, не на шутку возмутился таким нелепым предположением:
— Мия на балу?! Что за чушь! Да она терпеть не может танцы и всё, что связанно с весельем!
    Сидмон молча внимал доводам.
— Мой господин, — вмешалась наставница Мии,— ваша дочь не выходила из своих покоев всё время, пока вы принимали гостей, и сегодня днём она тоже была там. Я заходила к ней и в час, и в четыре и в шесть – она то просто смотрела в окно, то перебирала свои вещи. Это так странно. Обычно я застаю её за чтением.
— Да, действительно странно,— согласился Сидмон.— Но от этого не легче.— Он перевёл взгляд.— Ник, Марк допросите стражу. Если она выходила из замка, она не могла пройти мимо них. Да и  пошлите кого-нибудь совершить обход замка.— Сидмон хотел закончить на этом, но, вспомнив что-то важное, спросил: — А где Рэй? Какое право он имел не явиться по моему приказу?
— Мой господин, я немедленно узнаю, где он, и передам ему ваше недовольство, — поспешила заверить Илин.
— Пусть явится ко мне и объяснится.!Так, и передай ему мои слова. Никто не смеет не подчиняться моим приказам!
     Он уже хотел было отпустить собравшихся, но тут в комнату вошёл страж и доложил:
— Мой господин, Трейстен здесь. Он просил передать, что у него срочные новости.
     По мраморно-белому лицу главы клана пробежали напряжённые складки. Он сказал четырём остаться, а Ноэлю и наставнице сделал знак удалиться.
— Пусть зайдёт,— сказал он, твёрдо зная, что разговор будет не из приятных. Седой вампир просто так не приходит.
     Трейстен вошёл. Его лицо было удивительно спокойным. Пепельные волосы закрывали часть  лица. Это делало его ещё более не похожим на других.
—Тритания уже нашла себе армию. За неё будут биться предатели из Города падших. Она провела их через Сангиновые врата прошлой ночью. Я видел, как они зашли в лес. Их было двести, а может, и больше.
   Нижняя губа Сидмона скривилась, словно бледный червь.
— Илин, забудь про Рэя, допроси этого трансильванскго предателя Дорана. Если он не будет сговорчив, можешь смело применять горный огонь. У тебя это хорошо получается, — на одном дыхании  произнёс Сидмон. А после прикрикнул:— Иди!
     Илин не сразу послушалась, её взгляд был прикован к седовласому вампиру. И всё-таки их глаза встретились!
— Ник, поиски Мии я поручаю тебе. А ты, Марк, мобилизируй армию. Вскоре Илин к тебе присоединится. Трейстен, продолжай следить за предательницей.
—Я сделаю всё, что от меня зависит, но теперь, когда Тритания находится в окружении такого большого количества вампиров, я буду вынужден действовать очень осторожно.
Сидмон нахмурил брови, будто был недоволен таким ответом.
— Я не хочу, чтобы ты лишился жизни, но помни: долг превыше всего,— монотонно изрёк он.
  Все вышли и оставили древнего вампира наедине со своими думами. Гости уже разъехались, призывать союзников было поздно, единственная дочь Мия была неизвестно где, а сын Ноэль только раздражал. Тяжела жизнь каменного истукана!


Глава 41
Приказ
 
       Падения в юности не страшные: раны быстро затягиваются, душа находит, чем воодушевиться снова. Какая-то неудержимая, бешеная энергия постоянно толкает вперёд, порой заменяя крылья, и кажется, что ей не будет конца. Многие в молодости воодушевлены и энергичны, но немногие сохраняют крылья до зрелости. Они рвутся, истончаются.
   Тритания всегда считала, что она рождена для того, чтобы летать. Однако её вампирская молодость прошла, а крылья так и не выросли – только какие-то ошмётки с которыми впору  со скалы да головой вниз. Но Тритания не была бы Тританией, если бы, как и другие безкрылые, она потеряла движущий импульс. Нет, воля постоянно кричала и нашёптывала только одно заветное слово: «иди». И она шла, даже тогда, когда сомневалась, что идёт в правильном направлении. Воля такая штука: никогда не знаешь к чему придёшь, если целиком ей отдашься. Но для таких, как Титания, путь один: вперёд.
   Трон в главной зале виделся ей таким близким и желанным, что она невольно замирала при мысли о нём. Эх, и показала бы она  этим наглым павлинам, которые доводили её до слёз в детстве! Ноэлю не миновать горного огоня... или нет…нет, уж куда лучше заточить его в Башню плача, куда Сидмон  когда-то отправил её любимого Касия. А летописца она освободит сразу же после завоевания Цериона, ни секунды не будет мешкать. Ведь без него она не мыслила свою жизнь, хотя и не хотела себе в этом признаваться. Она — боец, а бойцам не подобает мечтать о женском счастье. 
    Что-то подползло к ней со спины –  что-то змееобразное, неприятное. Ох уж эта привычка вечно подкрадываться со спины! Ну что может быть противнее? Ну, разве только улюбка Мериды.
— Что ты делаешь за моей спиной, а? Если приполз с делом, то говори, не трать зря моё время,— сказала она, не поворачиваясь к своему слуге.
     Лукас медленно продвинулся вперёд. Он почти всегда двигался очень медленно. Тританию это просто выводило из себя. Наг уже начал что-то говорить, но чародейка смотрела на его длинный змеиный  язык и особо не вникала. Опомнившись, колдунья спросила:
— Что? А ну повтори всё сначала!
— Моя госпожа, вам не стоит выступать так скоро. Ваш племянник ещё не надел рукавицу Рогнара. А для захвата замка двухсот воинов может оказаться мало.
    Тритания молчала. Она сама понимала, что на одних мечах ей в этом бою не выехать. Лукас продолжал:
— Да ещё и от Дорана нет вестей. Как пикси   передала ему ваши указания, так он словно в горном огне сгинул. Госпожа, сами посудите: у нас даже мечей нет и доспехов.
     Тритания взглянула на своего слугу – глаза Лукаса были ясны, как безоблачное небо в тёплый летний день. На минуту она отвлеклась от насущных проблем и удивилась тому, что этот юноша мог убить собственного брата. На ней самой была кровь родной сестры, но она никогда не выглядила такой светлой и даже наивной. «И как же коварны эти змеи! Даже никогда не подумаешь, что скрывается за чистыми глазами и миловидным личиком!» И всё-таки она сказала:
— Знаешь, а ты прав. Я повременю. Замок от меня никуда не уйдёт. Я долго ждала, подожду ещё.
     Её ответ явно удивил змея:  Тритания редко прислушивалась к его советам.
— Пусть Виктор достанет рукавицу, а воины... — Она скривила губы. —Если этих охламонов ещё можно назвать воинами, пусть пока тренируются.
— Но как же мечи? Где мы достанем такое большое число мечей, не говоря уже о доспехах?
    Тритания разразилась безумным хохотом:
— На то я и ведьма! Мечи будут. Но сначала мне нужна девчонка.
— Девчонка?— будто не понимая, кого она имеет в виду, переспросил Лукас.
 — Ты что, как будто вчера родился? Та девчонка, которую ты выманил из замка! Кровь от крови, плоть от плоти врага. Её жизнь в обмен на оружие. Я тебе это уже давно объяснила.
     Лукас стоял с опущенной головой. Его длинные волосы закрывали лицо.
— Что ты стоишь? Ты что, не выполнил мой приказ?
     Он едва заметно пошатнулся.
     Тритания, словно в припадке, передёрнула всем телом.
—   Моя госпожа, она будет здесь, стоит вам только приказать.
      Теперь у госпожи задёргалось верхнее  веко.
— Почему до тебя так долго доходит?! Или все наги такие тупые, как ты? Тащи девчонку сюда! Немедленно!
     Лукасу только и оставалось, что ответить: «Да, моя госпожа, будет исполнено».

Глава 42
Неизвестность

                «Где я?»

                «Где я?»

                «Где я?»
Всё плыло. Сознание помутнело. Перед глазами расплывчатыми пятнами проносились знакомые лица. Алика шла, как пьяная, сама не зная, куда она идёт. В голове крутились слова, сказанные ей давно, в прошлой жизни:
—Ты никому не нужна! — кричала её сестра Ирма.— Даже родной отец не хотел, чтобы ты родилась!
— Охолонись, девочка. Норовок-то умерь,— с апломбом твердила мать.— Шрам-то тебе не просто так оставили. Нечего было на рожон лезть.
—Эха-ха! — смеялась Ангелина.— Дура ты, дура! Справедливости захотела. Нет никакой справедливости. А-ха-хах!
—Прости, Аль,— прозвучал ровный голос подруги Сони.
— Вот девчонка! Ветер один в голове, и больше ничего! — кричал в спину отчим.
     Голоса перемешались, и Алика уже ничего не могла разобрать. Она остановилась и схватилась за глову, пытаясь собраться с мыслями. Мутные разводы в виде лиц исчезли. Всё потемнело. Исчезли запахи. Исчезли звуки.
    В глаза вонзилась резкая белизна. «Смерть,— поняла девушка.— Так вот она какая! Пустая. — Алика огляделась вокруг — она была в белой комнате.— Как, оказывается, скучно быть мёртвой! Никакой загробной жизни, только белые стены, и больше ничего. — Как только Алика додумала эту мысль, ей стало очень страшно. Ведь, если это смерть, то есть состояние, в котором она будет пребывать целую вечность, то что она будет делать в пустой, замкнутой комнате? Хм... да, здесь было чего бояться. — А я-то считала себя несчастной, когда мне порезали лицо. Но тогда я могла смотреть на мир, на людей. Да у меня тогда была уйма возможностей, а я так наивно хотела выброситься в окно. — От этих рассуждений было впору заплакать, но она сдержалась.— Но если я умерла, почему я не почувствовала боли? И вообще, от чего я могла так внезапно умереть?— Ужасная догадка поразила её сознание.— А вдруг после смерти отшибает память о самом моменте смерти? М-да, тогда смерть вдвойне ужасная штука.


Глава 43
Побег поневоле

     Выгадав время, когда все прачки отдыхают, Рэй, вооружившись терпением и осторожностью, проник в царство белья и стиральных порошков. Честно говоря, в подобных местах ему доводилось бывать крайне редко, поэтому специфические запахи лаванды и ещё чёрт знает каких неведомых его носу ароматизаторов взволновали и поразили его нестройной комбинацией ароматических нот. Если бы обонятельные рецепторы вампира были  так же ранимы, как и человеческие, наш герой, пожалуй, не выдержал  и чихнул бы  от сильнейшего напряжения в области носа. Но высока выносливость бессмертного. Рэй только сдержанно выругался и продолжил свой путь, пробираясь чрез джунгли белья, платьев и бриджей. Уже второй раз за день плутал он среди реющих кальсон и юбок. Но только на этот раз волосы на его голове, за которые он имел привычку хвататься,  каждый раз, когда сильно нервничал, страдали в разы чаще. Клодий всё не появлялся, а каждая минута промедления грозила нашему герою разоблачением.
  И как воин замка Церион решился предать своего главу? Зачем ему помогать опальному летописцу? Может, это кому-то и покажется странным, но в этом предприятии Рэй не искал для себя выгоды.
    Годами он чувствовал вину перед Касием за то, что не остановил Илин, когда та поднесла факел к лицу его матери. И сейчас, когда заточение грозило и Лукреции Виг, и молодой, скорее всего, невиновной трансильванке, Рэй не мог допустить очередной несправедливости. В том, что Лукреция передала карту врагу, он не сомневался, но разве после всего, что она претерпела, можно её обвинить в этом? Рэй не винил. Только одна мысль смущала его: вместе с невиновными он содействовал побегу брата Дорана, которого он,  Рэй, своей властью освободил из-под домашнего ареста. Карту замка он, разумеется, изъял у трансильванца, но не было никакой гарантии, что тот не передаст Тритании её содержание устно. Во всяком случае, Клодий торжественно поклялся ему в том, что авантюры брата всегда пугали его и что после его смерти он не будет в очередной раз рисковать своей шкурой ради недостижимой цели. Рэй не мог полностью удовлетвориться клятвой почти незнакомого вампира, но всё же решил действовать совместно с трансильванцем. Теперь оставалось только ждать.
     «Это вечное, тягостное ожидание. И что может быть хуже? Нет, определённо, хуже казни может быть только ожидание казни»,— мрачно подумал Рэй и, заслышав приближающиеся шаги, навострил слух. Он ждал двоих, а шёл один. «Что-то пошло не так» – решил он и подумал было схватиться за меч, но сразу же оставил эту затею. «Ник не стал бы посылать за мной одного воина — это уж точно, значит, сюда идёт либо забывшая что-то прачка …нет, шаги мужские, это тоже исключено. Это может быть только Клодий». Трансильванец стремительно промчался, огибая белые надушенные паруса, и, подняв целое облако немыслимых ароматов, возмутил благородный нюх Рэя.
— Где ты ходишь?— спросил второй, прикрывая  раздражённый  нос.
— Вам не меньше моего известно, где я был, — ответил Клодий.
    Рэй горел нетерпением. Горел так сильно, что Клодий едва не испытал на себе всю мощь его огня.
— Он не согасился. Он не пошёл. — Трансильванец произнёс это, будто с плеч сбросил.— Что мы будем делать теперь? – Клодий ждал не ответа, но поддержки. — Что я скажу Лукреции? Она уже больше не выдержит. Это будет для неё последним ударом.
— Мы сделали всё, что могли. — Слова Рэя растворились в пустоте.
        Церионец напряг ум, как только мог. Медлить было нельзя. Даже одна минута промедления могла грозить смертью ему и Клодию.
— Пойдём!— скомандовал он.— Мы отправляемся обратно в темницу.
     Касий Виг был глубоко погружён в свои мысли, когда что-то тяжёлое и твёрдое свалилось ему на голову. Мысли тут же исчезли, разум уснул на время.


Глава 44
Пробуждение

  Когда летописец открыл глаза, он увидел покачивающиеся верхушки вековечных деревьев, ночь и редкие жемчужины звёзд, роняющих свои лучи сквозь тёмную зелень крон.  Касия никогда не вдохновляло звёздное небо, но сейчас у него захватило дух. Эта ночь была необычная. Она пахла тайной и свободой. Пахла так, как никогда не пахла там, в замке, в темнице.  Прохладные свежие струи ветра насвистывали давно забытую мелодию. Под их аккомпанемент тихо, но многоголосо пел лес. Пел неровно, сбивчиво, но всё же красиво. Голоса ночных птиц, стрекот кузнечеков, выгибающих свои мембраны, дыхание подземных ключей – всё слилось в единую песнь.  Так пела свобода.
  Касий лежал, не желая даже пошевелить головой, боясь моргнуть и спугнуть прекрасную грёзу. Шелест листьев был слаще музыки, а запах смолы и коры приятней ароматов эфирных масел. Позже до слуха донеслись знакомые и незнакомые голоса: два женских и один мужской. Грёзы? Нет, уж слишком реалистичны были эти голоса.
— Он столько лет провёл взаперти, но всё равно остался красивым,— заметил один, приятный женский голос.
— Сын, сын, сынок! — причитал второй, до боли знакомый.
— Почему он не реагирует на наше присутствие?
      Голоса ещё что-то говорили о плите, скинутой на него в башне слёз, но Касий не вникал. В его памяти начало что-то проясняться, он пытался вспомнить тот женский голос, который был ему когда-то  знаком. Между тем, голоса продолжали говорить.
—  Подожди, дай ему очухаться, он, кроме стражников, двести лет никого не видел.
—  Сын, сын, сынок, почему ты даже не смотришь на нас?
    Чьи-то руки обхватили его голову.
—А вдруг он больше не будет прежним?
— Нет, прежним я уже никогда не буду. — Касий подал голос, но глаза на мать перевёл не сразу. Слишком тяжело было поверить в то, что он слышит её наяву, а не в грёзах.
    Когда он всё же посмотрел, он не узнал её. Башня вытеснила из памяти почти всё: очертания, цвет волос, выражение глаз. Перед ним стояла незнакомая, чужая женщина, внешность которой так сильно отличалась от образа, который в темнице достроило его воображение. Он приподнялся на локте. Рядом с ними, на некотором расстоянии, стоял мужчина, тоже незнакомый. Касий ничего не понимал. Он неожиданно быстро вскочил на ноги и отшатнулся от неизвестных, словно затравленный зверь.
— Кто вы? Как я здесь оказался? — воскликнул он.
Одна из женщин, чьё лицо наполовину закрывала повязка, в испуге зашептала: «Сынок, сынок, что с тобой?» Только сейчас он понял: матери в  день его заточения обожгли лицо, вот почему на ней эта странная повязка.
Рядом с ней стояла молодая девушка. Касий не смог уловить того выражения, с которым она смотрела на него: то ли это был испуг и удивление, то ли (Касий сам поразился такой мысли) восхищение.
—Я вас знаю?— спросил он, перебирая в голове все лица, которые башня не смогла безследно вычленить из его памяти.
Девушка покачала головой и ничего не сказала.
— Сынок, сынок, позволь тебя обнять! — не унималась мать.
— Лукреция, подожди. Ему нужно дать время, — произнёс мужчина и сделал очень осторожный шаг вперёд.— Меня зовут Клодий. Я не из замка Церион, поэтому ты меня не знаешь. Я с доброй помощью  одного достойного воина организовал твой побег. Теперь ты снова свободен.— Клодий выдержал паузу и продолжил:— Эта молодая особа— моя племянница Джофранка. – Он показал на девушку. – Ты  теперь в безопасности и можешь быть спокоен. Мы твои друзья, тебе не стоит нас бояться.
  Тонкая складка змейкой пробежала по лбу Касия. Ему хотелось смеяться и в то же время плакать. Слова незнакомца его не обрадовали  и не огорчили, но вместо этого шокировали. Дело было не в одних словах. Недавний заключённый начал испытывать инстинктивный страх перед внешним миром. По сравнению с его камерой всё было таким большим и нестатичным. Когда он лежал и наслаждался редким светом звёзд и бодрящими струями ветра, он ещё не ощущал опасности. Он был  в себе, в своём искусственно созданном мире, который спасал его от безумия все эти долгие годы заточения. Пусть его и вызволили из Башни слёз, но Башня слёз осталась глубоко в его подсознании. Ничего бесследно не проходит, и никакие шрамы не сглаживаются со временем. У Касия был шрам – не на теле, но в душе. Этот шрам болел, болел и Касий. Говорят, что страхи придумывам себе мы сами, но это не так. Страхи появляются вопреки нашей воле. Как страшные спруты, шевеля своими вездесущими щупальцами, выползают они из глубин  подсознания и не всегда могут быть повержены усилиями воли.
— Позволь стереть кровь с твоего лица,— сказала девушка.
Она подошла так близко. Рука её уже потянулась к Касию. Ещё секунда – и она бы провела тряпицей по его окровавленному лицу, но вдруг…он отстранил её руку –  слишком грубо и резко, не так, как он собирался это сделать. В испуге Джофранка отшатнулась.
— Не сердись на него,— шепнул ей на ухо мужчина.— Он ещё слишком дик. И он не виноват в этом.
Мать  стояла неподвижно. Даже она на время оставила попытки подойти к нему.
   Прошло уже более двух часов. Все сидели неподвижно, прислонившись к стволам деревьев. Никто не знал, как прервать молчание, равно как не знал, что делать и куда идти. Нужно было сперва оклематься, собраться с мыслями, а потом уже решать, что делать дальше. Опасаться Тритании  не было смысла: для трансильванцев она скорее была союзником, нежели врагом. Опальному летописцу и его матери встреча с ведьмой тоже не сулила беды.

Глава 45
Белая комната

 «И всё-таки я не умерла» –  Алика укусила себя за кисть, и красная струйка потекла по руке.  – Что же это, если не смерть? – Девушка потёрла глаза. Комната была пустая, без окон и дверей, без каких-либо неровностей на стенах. Алика не могла успокоиться, не попробовав найти выход. Она обшарила стены, все углы, пол, подпрыгнула и коснулась потолка – никакого намёка на скрытый выход.
  Девушка слышала своё дыхание — она дышала громко как никогда. Белый цвет пугал. В истерике Алика начала стучать по стенам, колотить по ним ногами. Как глупо! Это было бессмысленно. Она попробовала успокоиться и собраться с мыслями. «Я была в пещере. Я шла за Виктором, ничего не трогала, никуда не проваливалась, никуда не сворачивала… и вот я здесь.— От такого анализа ей не стало легче.— Я шла, шла, а потом... я оказалась здесь». Алика попыталась представить, как бы она размышляла, если бы наблюдала эту ситуацию со стороны. Да никак бы она не размышляла! Комната без входа и выхода, ну что тут ещё скажешь? «А может, мне начать биться головой о стены?— подумала она.— Да нет, ещё рано. Я пока ещё владею своим разумом». Девушка присела, обхватив колени руками, и продолжила думать. Но мысли отнесли её в другую сторону.
  «Мама, мама... Каким было её лицо? Папа, папа... Ах, точно, я не помню его лица. Илин и Виктор... Виктор и Илин... Горный огонь…кровь, Мия, дорога, шрам... — таковы были её воспоминания. – Виктор и болото... Болото и Виктор... Обувь промокла... Пещеры и раздражение... Мы шли... мы шли…в Демонову пустошь. Демонова пустошь – пустошь и демон…демон пустоши». Алика вскинула голову и забормотала:
— Нет, нет нет.


Глава 46
Сердце Лукаса

   Лукас медленно продвигался в тишине леса. Он хотел остановиться и отсрочить то, что ему надлежало совершить. Он клял ведьму и клял себя – особенно себя: за слабость, за трусость, за своё змеиное сердце. «Дриада была права,— думал он.— Я действительно всегда поступал, как змей. Увлёк Мию из замка, а теперь принесу её на заклание». Он точно не знал, что им движет: желание снова стать человеком или же страх перед гневом госпожи. Наг представил, что будет, если он даст девушке уйти: «Наверное, она убежит обратно к своему отцу, а я буду убит». Нет, это немыслимо! Он не может заплатить такую высокую цену. Жизнь девушки ему дорога, но не жертвовать же своей. Уж лучше остаться навеки змеем. Счастлив он всё равно никогда не будет, тогда какая разница, какое сердце в нём бьётся – человеческое или змеиное? Счастье в одиночестве невозможно. Для людей он всегда был чужим, для вампиров – ещё хуже: он был низшим существом, змеем, пресмыкающимся.  Люди, вампиры – никто не был добр к нему. Никто, кроме Мии…
  Что-то трепыхалось и кричало в области  груди. Это было невыносимо. Лукас остановился и заплакал. То были скупые мужские слёзы – редкие, но крупные, и каждая слеза была пропитана болью. Меланхолия, вечная спутница нага, сменилась тревогой. Что-то кричало там, внутри. Хотелось то безутешно плакать, то разорвать себе грудь и  выпустить то, что кричало, наружу.
  При  редких лунных лучах губы Лукаса казались бескровными, кожа – не белоснежной, но мертвенно-синеватой. Давно не знавшие ножниц волосы падали на голые плечи. На чёрных ресницах застыли прозрачные капли. Наг взглянул на свои ладони – на них была кровь. Наскоро оглядев себя, он понял: кровь не его. Но чья же? Он снова перевёл взгляд на ладони – его кожа была по-прежнему чистой и гладкой, на ней не было  ни единого пятнышка. Что за наваждение? Неужели это сделала госпожа, чтобы припугнуть его? «Её злить нельзя», —подумал Лукас и, вытерев слёзы, пополз дальше.
 Его путь не ограничивался пределами Сумрачного леса. Он лежал в  сосновый бор, к плакучей иве, единственной среди хвойных.
  Под серебристым балдахином из листьев и веток его ждала Мия. Она не была встревожена, не была она и взволнована. Девушка лишь  сладко улыбнулась и потянулась к нему. Тонкие руки обвили холодную шею нага. Тот стоял неподвижно. «Мне не нужна живая кровь. Умертви её, так тебе будет легче»,— сказала Тритания. Теперь, когда он вспоминал эти слова, он всё отчётливее представлял окровавленный труп девушки, её широко раскрытые глаза, в которых была... нет, не злоба, не ненависть, а одно лишь детское удивление. Он не смог бы снести этого наивного выражения. Мия казалась ему наивной, как новорожденный котёнок, который, не ведая зла, тянется к своей матери. У Мии не было матери, и она тянулась к нему.
  Она хотела говорить с ним, но Лукас молчал, как памятник, серьёзный, погружённый в свои думы. А она всё  ждала и молчала. Наконец, она  не выдержала.
— Что с тобой?— едва слышно спросила она.— Обними меня.
Он невольно положил руки на её тело. Она смотрела ему прямо в глаза, не моргая и не отводя взгляда. Он не мог это выдержать и отвёл взгляд. И вот тут-то Мия могла бы почувствовать неладное, да она, наверняка, и почувствовала, только осознавать не хотела.
   Прошло какое=то время; девушка мирно лежала на блестящих кольцах. Лукас отрешённо смотрел на неё. Он медлил. «Придушить  её сейчас? Обвить тело хвостом, чтобы  хрустнули  кости, и дело с концом?»  Нет, всё было не так просто.
Девушка снова подняла на него взгляд. Он понял:надо решаться…



Глава 47
Воспоминания

  Наверное, это странно: оказаться внутри белой комнаты и вместо того, чтобы думать, как оттуда выбраться, вспоминать людей и события прошлой жизни. Алика не сдалась, но у неё действительно не было никаких предположений относительно того, как выбраться из комнаты без окон и  дверей.
 Закрытые комнаты обладают удивительной способностью заставлять нас осмысливать жизнь. Наверное, на каждого когда-то накатывает такое, и нет особого смысла описывать и рассказывать, как это бывает, но всё же я расскажу. Мысли сами начинают метаться в поиске направления, и обычно они направляются именно туда, где случилось что-то неприятное, но очень важное.
  Алика сидела, обхватив руками колени; изредка она поднимала одну руку, с тем, чтобы покрутить прядку волос, натянуть волну в одну струнку и посмотреть, как её волнистые волосы, вытягиваясь, превращаются в прямые. Незаметно мысли стали заходить в дебри её раннего подросткового возраста. Губы  произнесли только одно слово: «шрам». В этом одном слове она видела всю свою жизнь, начиная с шестого класса. В голове не пробежали, но медленно проплыли воспоминания, где она, двенадцатилетняя девочка, сидит одна в ванной с белыми стенами. Ничего не слышно и не видно –только слёзы, слёзы. Слёзы не ребёнка и не взрослого, а кого-то неопределённого. В квартире были все и одновременно никого – это и было страшно. В квартире шумели, но Алика не слышала ничего. Она не слышала, и её не слышали. Она была в пустой белой комнате. Одна.
Дальше воспоминания были ещё более беспорядочными.
 Как выглядит её мать и где она сейчас? Она умерла, но Алика до сих пор не могла в это поверить. А отец на самом деле её не любит или ей только это внушили? Она прилагала все усилия, чтобы не заплакать. Ангелина с ножом в руке и тот парень, который крепко сжал её челюсть, чтобы она не дёргалась. И острая режущая боль. Унижение. Ненависть. Огонь. Лишь бы не пустота.
Она сильнее обхватила колени и зарылась в них лицом. «Только не плачь, не плачь,— говорила она вслух сама себе.— Я сильная, сильная. Я – боец».
Дальше был резкий переход.
  «Виктор. Он меня не любит и не уважает. Он смеётся надо мной. О, как я его ненавижу, ненавижу, ненавижу! Если бы не он, я бы не оказалась здесь. — Она вцепилась  себе в волосы и резко потянула их, потом так же резко отпустила, сжала кулаки, дёрнулась, испустила глухой стон. Лицо исказилось судорогой.— Как я хочу вырвать его глаза, насмешливые глаза! Он смеётся надо мной! Ненавижу, ненавижу!»
 «Илин. Скупая на эмоции вампирка. Да плевать она на меня хотела! Я для неё просто попутчица и больше ничего. — Редкие всхлипы гулко разнеслись  по комнате, будто отлетая от стен.— Я для неё безликая попутчица». «Попутчица». Это слово Алика ненавидела. Она жалела себя и одновременно презирала за эту постыдную жалость к самой себе.
 Она  не плакала. Она поклялась, что больше не будет плакать.



Глава 48
Гнев Тритании

  Говорят, выбор есть всегда, но каждый выбор влечёт за собой последствия. Бывает так, что расплаты не избежать, независимо от того, какой выбор мы сделаем. Где же тогда свобода выбора? Пойдёшь направо – плохо, пойдёшь налево – тоже не то. Хм... я до сих пор не знаю точный ответ на этот вопрос и, возможно, никогда не узнаю, но одно я знаю точно: не всегда, но зачастую из двух путей можно выбрать один, более достойный.
  Лукас прополз по холодному полу бывшей кенодики. За его спиной остался шум перебранки воинов, а впереди ждала мраморная тишина. Только неровное дыхание и шум от движений хвоста были слышны в этом царстве грусти и безмолвия. Тёмная чародейка будто ничего и не слышала. Она сидела на завоёванном троне и самозабвенно играла с талисманом. Её каштановые волосы на этот раз были распущены, это придавало  мягкости чертам её лица: несколько сглаживало грубые скулы, отвлекало внимание от горбатого носа. Если бы Лукас не знал её, он, наверное, никогда бы не подумал, что она и вправду ведьма. В часы досуга Тритания была больше похожа на маленькую девочку из прошлого, нежели на ту, кем она стала теперь.
Лукас остановился перед ведьмой. Не желая первым прерывать молчание, он ждал. Наконец, чародейка подняла глаза. Ему  показалось, что в её лице появилось что-то наивное и даже детское. Да, такой он видел её не часто. Тритания казалась израненной и уязвлённой. «И что это значит?» — недоумевал Лукас. Он не мог понять, что сулит ему такое настроение госпожи: снисхождение или же, наоборот,  расплату.
  Смягчившееся лицо Тритании снова приняло властное выражение. Движением головы чародейка откинула назад длинные волосы.
— Где ты шлялся?! Где девчонка?! — Её голос прокатился по кенодике и чуть было не заставил Лукаса вздрогнуть.
— Я отпустил её.
— Что?— вопрос прозвучал почти беззвучно. —Я не понимаю. Зачем?
— Моя госпожа…
— Зачем ты её отпустил?
 Лукас и не пытался что-либо объяснить. Он понимал, что его тёмная госпожа уже давно не в состоянии понять его объяснения.
 — Скажи мне, зачем?— не унималась чародейка.—  Мне интересно. Ответь мне. Ну  же! — Она перешла на крик.
Лукас молчал.
—А-а-а-а! Это невыносимо! — быстрым шёпотом прокричала Тритания.
Одно резкое движение –  и наг отлетел к стене, сильно ударился головой и размяк.


Глава 49
Встреча с любимым

  Тритания с не свойственной вампирам усталостью опустилась на трон.  Вся её внутренняя работа была направлена на то, чтобы понять, почему  наг поступил именно так. Ей  казалось, что если она не поймёт, то упустит что-то очень важное. Ей даже казалось, что это важное даже может относиться напрямую к ней. И что она упустила? Спросить было не у кого.
 Она так и не поняла.
   Позже Тритания позвала Ансгара  и приказала отправить пятьдесят воинов прочесать лес. Остальным она повелела продолжить тренировку.  Колдунья надеялась, что девчонка ещё в чаще. «В любом случае, есть ещё сын Сидмона,— рассуждала она.— Этот выродок Ноэль. Но с ним будет сложнее. Жаль, другого выхода у меня нет. Магия крови самая сильная и надёжная. Оружие должно быть получено именно через заклятие кровью».
  Почему-то ей стало невыносимо находиться в кенодике. Она вышла наружу. Некоторые из воинов приветствовали её кивком, но большинство не обратило внимания. Тритания не хотела задерживаться среди них. Хорошо говорить она никогда не умела,  да и её новоиспечённые воины не испытывали особого желания завязать разговор с мрачной вампиршей.
  Она шла в неопределённом направлении. Выглядывать меж деревьев девчонку она даже и не пыталась. Удача редко сопутствовала Тритании. Она больше полагалась на интуицию и нюх отребья из города Падших. Плутая меж вековечных дерев, чародейка далеко ушла от своего пристанища, не взяв с собой даже посоха. Только неизменный талисман одиноко болтался  на шее. Она закрыла глаза, потёрла заветный оберег и представила желаемое. Странно, но это был не замок  Церион. 
На этот раз талисман действительно помог ей. Она отвела ветку, мешавшую  пути, и за ней увидела четверых – двух мужчин и двух женщин. Они сразу повернули головы на звук её шагов. Одного из них она узнала сразу же.
— Касий! — радостно воскликнула Тритания.
Летописец смотрел на неё так, будто силился узнать. Тритании и в голову не могло прийти, что он ни разу не видел её во взрослом возрасте.
Другой мужчина и две женщины поднялись и сдержанно поприветствовали её  кивком, только летописец оставался неподвижным. Позже по примеру других он  поднялся.
— Госпожа Тритания, меня зовут Клодий. Я брат Дорана,— обратился к Тритании незнакомый мужчина.
Она даже не посмотрела на него.
— Касий, ты узнаёшь меня? — Тритания не могла успокоиться, не получив ответа. Механически, не отдавая себе отчёта, она подступила к мужчине.
— Трита-ания,— протянул тот, припоминая. — Та маленькая девочка, которой я подарил талисман. Да, я помню вас.
—Да-да,— закивала дочь Бедивира.— Это я. Я так долго…— Она хотела сказать «ждала тебя», но осеклась, понимая, как нелепо это будет звучать. – Какие вести от Дорана?— уже другим голосом обратилась она к Клодию.
— Мой брат в темнице. Шпионы Сидмона раскусили его.
Тритания нахмурилась, а потом недобро улыбнулась.
— Что ж ты сам из замка сбежал, а про брата забыл?
— У меня не было возможности вытащить его из темницы.
— Ну что ж, не буду осуждать. Мне знакомо это чувство. — Она окинула взглядом остальных.— Вы будете гостями в моей скромной обители.
— Прости нас, тёмная чародейка, но нам с вами не по пути. Мы с матерью отправимся в мир людей,— спокойно (на взгляд Тритании, даже слишком спокойно) ответил Касий.
— Что ты будешь делать в мире людей?— спросила она как можно более отстранённо.
— Искать правду.
— Правды нет. Есть только сила,— бросила Тритания и перевела взгляд на миловидную особу.— Кто ты?— спрсила она у дочери Дорана.
— Представительница высшего сословия Трансильвании Джофранка Трансильванская, дочь Дорана и Мирелы, — скромно представилась Джофранка.
—Ты красива,— словно невзначай заметила чародейка.— Тоже пойдёщь с Касием и его матерью?
— Да.
— Что ж, пусть будет так.
    Уязвлённая колдунья снова  перевела взгляд на Клодия.
— Простите меня, госпожа, но я не смогу вам служить с той же самоотдачей, с которой служил мой брат. Я пойду вместе со своими друзьями.
— Будь по-твоему,— словно сквозь наваждение, произнесла Тритания и, найдя в себе силы, ушла первой.


Глава 50
Демон

   Алика держалась.
  Она выстукивала пальцами ритм и напевала то, что ей приходило в голову: «Кто-нибудь, отзовись. Пальцев стук ты услышь. Время вспять не вернуть, только чёрной полосою вьётся путь. Город слёз и оков я оставлю за собою, но сегодня встречу вновь. Мир, как лёд, без надежд. Жизнь в тумане добра не сулит. Демон, знаю, ты где-то здесь. Ну, скорей, скорей отзовись». Алика не знала, почему ей на ум приходили именно эти слова и откуда в них взялся «демон», но как только она закончила петь, в комнату проникло нечто непонятное. Сама не зная, почему, девушка сразу поняла, кто это.
  Он был страшен. Страшен не своим внешним видом, а отсутствием какой-либо физической оболочки. Алика чувствовала его кожей. Он молча наблюдал за ней. Она знала: он стоит прямо перед ней. Она почувствовала, как он подошёл и склонился над её ухом. Она слышала и слова, произнесённые не вслух.
— Ты не будешь прежней,— сказал он.
Внутри Алики всё замерло.  По слогам она проговорила:
— Э-то не тво-я пус-тошь.
Он дышал ей в ухо и молчал.
«Пропадать так пропадать».
—Это не твоя пустошь!— заорала Алика во всё горло. — Ты не имеешь здесь власти!— И с чего она была так уверена?
Она ожидала смерти, удара, пронзающей до костей боли, но ничего такого не произршло. Вместо этого демон спокойно ответил:
— Пещера – тоже моё владение.
—  Что тебе нужно от меня?
— Твоя сила.
— Сила?— Алика не могла унять дрожь в голосе, но, как могла, старалась придать ему твёрдость.
— У тебя сильная энергетика. Поэтому я выбрал именно тебя, а не парня. Когда ненависть и жалость к самой себе сожрут тебя, ты сдашься и заплачешь, твоя сила отойдёт ко мне. Ты выйдёшь отсюда пустым сосудом.
   Алике жгло грудь упрямство.
— Нет! Я никогда не сдамся! Я поклялась не плакать и не буду плакать. Ни одной слезинки от меня ты не получишь! Убирайся прочь!!!
— Как скажешь.



Глава 51
Пустошь

«И беда одна с этими девчонками! То они останавливаются на полпути, своим отражением любуются, то берут карту, а разобрать в ней ничего не могут, то вообще  пропадают на ровном месте. Ну, вот где её теперь искать?» — досадовал Виктор на исчезновение попутчицы. Он предположил, что Алика от избытка энергии и дури могла каким-то образом обойти его и первой выйти из пещеры. Однако даже тогда, когда полумрак  сменился белизной туманной пустоши, он не обнаружил никаких следов девушки. «Беда одна с этими девчонками! И чёрт бы их побрал!» — Махнув рукой и выругавшись покрепче, он пошёл дальше. Делать-то было больше нечего.
  Пусть и потеряв Алику,  наш герой нашёл пустошь. Дело оставалось за малым: найти маленький камушек в этой огромной туманной пустыне.  Говорят, чтобы найти иголку в стоге сена, достаточно сжечь сено и провести магнитом над пеплом. Может, найти камушек окажется тоже не так сложно?
  На карте камень был обозначен на той тропе, которая обрывалась на середине пути и резко продолжалась в конце. Виктор в очередной раз обозвав карту глупостью и гнилью, всё же решил идти по этой полуисчезающей тропе. Не в силах унять сердечный  трепет, он тяжко вздохнул и молвил напоследок: «И какая же гниль это всё!»



Глава 52
Ненависть

  «Зачем Ирма сказала мне, что я не нужна отцу? Вот тварь! Я знаю, она сказала это только для того, чтобы сделать мне больно. Ирма всегда была той ещё стервой. — Алика схватилась за голову и, как безумная, затараторила: – Ненавижу, ненавижу, ненавижу!» Тонкие пальцы впились в разлохмаченные волосы. Глаза пожелтели от голода, губы сделались бесцветными. Белая комната истощала, высасывала силы. «Илин, какая же ты эгоистичная тварь! Обратила меня только для собственного веселья, а потом забыла. — Она издала звук, напоминающий всхлип.— Мать не заступилась за меня, когда моё лицо изуродовали. Пустовалов – предатель. Все – предатели. Ненавижу! — Её тело содрогалось от частых всхлипов, cердце было готово разорваться от ненависти и унизительной жалости к себе. — Хуже всех – Виктор. Если бы не он, я бы здесь никогда не оказалась. Он использовал меня во всех смыслах. Ненавижу его, ненавижу себя. Если бы я не была такой тупой овцой, меня бы не использовали!» — Из груди снова вырвался всхлип. Девушка вздрогнула и замерла. Влага уже подступала к глазам. Демон стоял за плечом и терпеливо ждал.
— Нет! — неожиданно вскрикнула Алика.— Не так просто! Никто не увидит моих слёз!
— Здесь была другая вампирша. Она говорила то же самое. Но когда на небе появилась новая луна, её слёзы полились ручьём. —Демон говорил очень спокойно. Это спокойствие и пугало.
— Она умерла?
—Живёт до сих пор, но жизнь ей не в радость. Она пуста, и её сторонятся.
    Алика постаралась взять себя в руки и узнать как можно больше. Голос не      слушался и дрожал, но всё же она выдавила из себя:
— Но ты, конечно не скажешь мне, зачем она пришла сюда?
— К чему нужны пустые тайны? Я давно ни с кем не говорил.
—Тогда ответь.
— Она шла за самоцветом и попала ко мне.
— Как?
— Так же, как и ты.
— Самоцвет сейчас у неё?
— Нет. Он во мне.
— Но что он делает там?
— Вопросов было слишком много.  Пусть я и  болтлив, но меру знаю. К тому же, в мою ловушку идёт ещё один вампир.
— Постой, ответь ещё на один вопрос,— сказала Алика, но демон уже исчез.
«И кем была та вампирша? Илин? Илин давно не ценит жизнь. Но если это она… Не может быть! Зачем ей камень? Да нет, наверно, не она. — Алика вспомнила безмолвные слова демона: «К тому же, в мою ловушку идёт ещё один вампир», но её ум слишком устал от перенапряжения и тревог. Мысли пошли по ветру, она не могла уследить за ними.



Глава 53
Пропасть

  Виктор шёл сквозь непроглядный туман. Его вампирское обоняние и слух что-то приглушало. Что именно, понять было невозможно. За всю свою жизнь он никогда ещё не чувствовал себя таким беспомощным. Никогда раньше  обоняние охотника и острый слух не отказывали ему. Впервые за всю жизнь ему стало по-настоящему страшно. Страшно до мозга костей. Страшно от внезапно пришедшей мысли, что он идёт в пустоту.
  Притуплялись не только органы чувств, но и эмоции. Сейчас для Виктора существовала только одна эмоция: страх. В его  опустевшую голову закралось трусливое желание остановиться, повернуть назад, пока не поздно, пока под ним ещё цела земля, а над головой не штурмует небо. Но вот беда: ноги шли сами и не слушались его команд. Перед глазами всё плыло, и чем дальше, тем  хуже. Сознание помутилось, голова почти перестала соображать. Он шёл, словно пьяный, возвращающийся домой на автопилоте. Тропа исчезла, вместо неё из ниоткуда появился чёрный туннель. То и дело перед ним всплывали знакомые и незнакомые  образы, все как один прозрачные, призрачные и немые. Мать тянула к нему бестелесные руки. Брат и сестра из рода Шейн предостерегающе грозили ему пальцами. Сестра плакала кровавыми слезами, брат Элэн её успокаивал. Виктор, не имея возможности замедлить шаг, вывернул шею почти на все сто восемьдесят градусов. Призрачные Шейн растворились во мраке белым дымом, а мать – серым.
  В ужасе Виктор заметил, что под его ногами нет почвы, нет ничего. Он не шёл, а летел, а может, падал в пропасть.  Рядом летела Алика. Её руки и ноги  болтались в воздухе, голова была неестественно повёрнута. Девушка походила не на человека и не на вампира, а на безвольную куклу.
Она смотрела не на него, а сквозь него пустыми, остывшими глазами. «Это ужасно!» — хотел было закричать Виктор, но его губы остались неподвижными, кричала только душа. Он хотел отвернуться от девушки, но не смог. Он был не властен над своим телом. Он кричал от страха и не мог выкрикнуть ни слова.
Они летели вниз. Сейчас Виктор это понимал. Они падали так быстро, но Виктор не слышал и ветра в ушах.



Глава 54
Решение

  В тумане нет отблесков зари, разгоревшиеся страсти свет сжигают изнутри. Заклеймённая злодейка, нелюбимая сестра, распростившаяся с счастьем сидела в комнате одна. Всё в тумане, всё как мёртво, не у кого и спросить: сколько ждать осталось сколько, как сдержаться и не ныть? Распрощавшаяся с детством ночи верная сестра. Заклеймённая роднёю, никому и не нужна. Алой кровью петь ей песни, а душа сгорит в огне, всё равно исчадьем кличут, всё  равно прощай, мечты!
  Слёзки теплются ручьями, по щекам уж потекли. Демон замер в ожиданье – умерла сегодня ты.

  Алика не плакала. Она не плакала. Демон стоял за плечом. Он будто сам ждал её вопросов.
— Как к тебе попал камень?
— Бессмысленный вопрос.
— И всё же?
— Мне не дано это знать. Я не был жив до тех пор, пока в пустоши не появилась красная слеза.
— Значит, слёзы Элэна рождают зло?
— Его слеза – это не добро и не зло. Это его жизненная энергия. — Казалось, демон просвечивал Алику своими бесплотными глазами.
   Стало жутко до дрожи и вместе с тем горячо.
— Ещё вопросы? — Она развлекала его, это было понятно.
— Как звали ту вампиршу?
— Её звали Тритания.
— Тритания была слабой, я буду сильнее.
— Что ты можешь?
— Пусть я не могу простить, но я могу не плакать. — Она сделала вдох и закричала так сильно, как только могла: — Я не заплачу!
Демон обрёл форму и стал виден. Он выглядел точь-в-точь как Алика. Как стеклянная прозрачная Алика. Он моргнул стеклянными глазами и разлетелся на тысячи осколков. От него остался только один красный камушек.




Глава 55
Всё будет хорошо…

  Виктору хотелось  как можно быстрее провалиться сквозь землю, и, может быть, даже глубже, лишь бы не лететь вечно в пустоту. Эфемерная Алика мигнула и растворилась в воздухе. Он увидел внизу лицо демона и ужаснулся. А  потом послышался   один хлопок, и всё превратилось в один сплошной чёрный фон.
  Когда он очнулся, первой, кого он увидел была Алика. Обычная Алика, такая, какой он привык её видеть: с живыми глазами и подвижными руками.
— Всё хорошо,— сказала девушка и улыбнулась.— Теперь всё будет хорошо.
И действительно, Виктор пошевелил пальцами рук и ног – он снова владел своим телом.
— Что это было?— спросил он у неё.
— Это был демон пустоши. — Взбодрившись, Алика  продолжила:— Теперь это уже не важно. Мы в безопасности, и это самое главное. Отдохни немного, а потом нам нужно поспешить в замок. Нужно как можно быстрее открыть гроб твоего предка-мага, достать эти целебные порошки и дать их Милене. — Алика задумалась и добавила: — Только я надеюсь, там инструкция прилагается.
— Это вряд ли. Да оно и не нужно. Сообразим без всяких там этих инструкций, — отозвался Виктор, лёжа на земле.



Глава 56
Казнь

— Доран, также именующийся Дораном Учтивым, разжалованный советник главы клана Трансильвании Драгоша, обвиняется в покушении на жизнь Сидмона, главы клана замка Церион, и приговаривается к смерти через сожжение, — объявил Ник и, получив от Сидмона знак, отдал стражам приказ.
Высокие стражи крепко держали трансильванца за руки. Палач поднёс факел к его мшистым усам. Сначала занялась голова. Стражи отпустили кричащего узника. Полуживой-полумёртвый Доран помчалася по холодному камню подвального помещения. Он уже был не вампиром, а пылающим факелом.
  Когда кожа слезла с кровоточащей плоти и безжизненное тело рухнуло на плиты, Совет и другие пристутствующие стали расходиться. Первым вышел Сидмон. Он прошёл мимо Рэя, не забыв при этом бросить на воина недобрый взгляд. За главой шла Илин. На её волосы рыжей каймой ложился свет от огня, но в глазах застыли голубые льдинки. На этот раз на ней было украшение. Это была небольшая металлическая подвеска в форме волчицы с голубыми глазами. Обычно такие подвески носят представители знатных родов. Например, Сидмон носит на груди красный камень – подарок его роду Квентеном Шейном. Но Илин, будучи рождённой от смертных, не имеет права на атрибуты такого рода. Несмотря на это, Рэй отметил, что голубоглазая волчица очень шла ей. За Илин прошёл Марк, что само по себе было довольно странно, так как Марк, являясь командующим армией, должен был следовать сразу за Сидмоном. За Марком шёл сам Рэй, а за ним вразвалочку тянулся кряжистый Ник. Все четверо были одеты в одинаковые костюмы из чёрной кожи. На Ники этот костюм смотрелся нелепо и придавал ему отнюдь не воинственный вид. Металлические застёжки едва сходились на животе, а кожа обтягивала плотные ноги, как две сардельки. Следом за воинами следовал Ноэль. На этот раз на плечах Зелёного паладина была шкура снежного ирбиса. Эта шкура, сама по себе роскошная, смотрелась непропорционально в связи с небольшим ростом паладина и придавала ему смешной вид. За приближёнными главы  ществовали знатные вампиры, за ними толпой шли все остальные.
  Поклонившись главе клана, Илин свернула в свои апартаменты. Её уже ждали. Парнишка с кожаной повязкой, стягивающей волосы на лбу, и с лёгким одноручным мечом на поясе в ожидании мялся у двери. Они зашли внутрь. Илин облокотилась на спинку кресла.
— Ты сильно подвёл меня. Ты это знаешь?— Она строго посмотрела на юношу.
— Да.
— Повтори, что ты должен был делать.
— Следить за Аликой.
— И?..
— Они пошли в самую топь. Это было самоубийство. Я не мог следовать за ними дальше.
— Алика, может, и наивная, но она не самоубийца. Ты должен был идти следом за ними.
— Госпожа командующая…— сказал юноша и тут же осёкся.
— Я пока ещё не командующая,— холодно бросила Илин.— Что ты хотел?
— Позвольте мне загладить вину и продолжить следить за Аликой, если она вернётся.
— Она вернётся. Я в этом не сомневаюсь. Но следить ты будешь не за ней, а за Виктором. Мой опыт подсказывает, что это какая-то игра, и Алика в ней всего лишь пешка, да и Виктор может на деле оказаться такой же пешкой. — Воительница было отпустила юношу, но, спохватившись, окликнула его:— Подожди! Найди кого-нибудь из зелёных, на кого бы я могла положиться. Мне нужен ещё один новобранец, который будет следить за Аликой.
  Парнишка ушёл, и Илин осталась одна. Ей вспомнились слова ведьмы, сказанные ей в лесу. «А чтобы племянника заставить делать то, что нужно мне, хочу его к рукам прибрать. Он  мне хорошую службу сослужит, вот увидишь», — сказала ей тогда Тритания.  Виктором руководит чародейка –она была почти уверена в этом. «Значит, Тритания, мы играем с тобой. Пусть будет так. Я готова принять твой вызов».
  Теперь у Илин было много дел. В том, что к побегу Касия причастен Рэй, сомнений не было. Воин  не явился в покои Сидмона, когда тот звал его, а это приходилось на приблизительное время побега. К тому же стражи в Башне плача, которые так некстати покинули свои места, признались под пытками, что Рэй припугнул их и на всякий случай отвесил каждому по мешочку баторий. Одним словом, насчёт Рэя у Илин было достаточно доказательств и ни капли сомнений.
  Что касалось причастности Виктора к заговору с Тританией, там всё было не так просто. С одной стороны, раскрытие заговора будет кульминацией в программе Илин, с  другой же, разоблачив Виктора, она будет вынуждена разоблачить и Алику. Ведь, обличая парня, она должна будет предоставить документацию, из которой следует, что Алика раздобыла как минимум один камень и как минимум один раз помогла Виктору добыть другой камень. Допустим, Илин могла бы придумать способ скрыть улики против Алики, но у Виктора не хватит благородства отрицать причастность девушки, в этом она была уверена. Скорее всего, он охотно подтвердит её вину, с тем чтобы снять часть с себя.
  Надо признаться, Алика не была пустым местом для Илин. Пусть девочка и казалась ей зелёной и чрезмерно оптимистичной, но всё же с ней можно было как-то ненавязчиво поговорить. Раскинув мозгами, Илин решила, что у неё действительно есть причины предотвратить казнь Алики. Итак, она собиралась сначала сдать девочку, а потом просить для неё помилования. Но прежде чем  она приступит к разоблачению пособников ведьмы, надлежало разобраться с Рэем.


Глава 57
Милость

  Полуживой и  израненный, Лукас пробирался по чаще. Алыми каплями с подбородка стекала кровь. Раны  были не смертельны, но залечить их было некому. Единственым желанием, которое ещё теплилось в груди, было желание уползти прочь от тёмной госпожи и испустить дух за пределами Сумрачного леса, в той маленькой деревушке, в которой он жил когда-то сотни лет назад. Там всё по-другому: там больше солнца и больше тепла. Люди, пусть и не были добры к нему, всё равно не были такими холодными, как Тритания. Селяне были живыми во всех смыслах этого слова. Они наслаждались народными гуляниями, походами в баню, и вообще умели довольствоваться простыми житейскими радостями. Тритания, которая по воле злого рока или из-за слабого характера Лукаса сделалась его госпожой на долгие годы, жила и дышала своими амбициями. Она жила не в настоящем, но в будущем. Ради достижения цели она могла отказаться от всего: принебрегать отдыхом, общением, самой жизнью в настоящем. Только сейчас, на пороге смерти, Лукас понял, как ужасен был этот мир. Мир ведьмы.
  Он упал. Уставшие руки ковыряли землю, пытаясь хоть немного продвинуть погибающее тело вперёд. Грязь проникала в раны, жгла изнутри  и смешивалась с кровью.
—Я больше не выдержу,— прошептал он.
Зелёной дымкой появилась хранительница леса. Дриада – та самая, знакомая ему дриада – предстала перед ним.
—Здавствуй, Лукас. — Она протянула к нему руки. Её лицо на этот раз излучало свет. — Ты поступил правильно, когда позволил Мии уйти. Ты, должно быть, хочешь снова стать человеком и продолжить жизнь достойно.
Лукас  закивал с блеском надежды в глазах.
— Но такую жизнь я не смогу тебе дать,— продолжила дриада. — Однако я могу залечить твои раны. Выбор за тобой: ты можешь продолжить жить змеем или уйти человеком.
— Я уйду,— тихим шёпотом произнёс свои последние слова Лукас. Человек Лукас.
Дриада лёгкой рукой прикоснулась к его лбу. Он пролил последнюю слезу и остыл.
 


Глава 58
Интрижка

— Почему ты хотела говорить со мной именно здесь? — спросил Рэй.
— Здесь самое сердце справедливости – горный огонь,— пояснила вампирша и аккуратно прикоснулась к массивной урне, внутри которой змеились и плясали языки огня.
Рыжий свет пламени ложился на её мраморно-белое лицо. Возможно, она была красива в этот момент, но Рэю виделось что-то пугающее в её неживых, малоподвижных чертах.
— Ты сама-то хоть веришь в то, что говоришь? – возмутился он. — Горным огнём ты опалила лицо ни в чём не повинной матери Касия.
— Мне жаль её, но Лукреция сама полезла под факел, я не успела отвести руку,— играючи вымолвила вампирша в чёрном. — Бедняжка никогда не отличалась особым умом. Не зря же говорят: каждый страдает в силу собственной глупости.
— В силу собственной глупости или чужой жестокости.
Рэй стоял на одном месте, наблюдая за каждым движением хитроумной женщины. Она, будто не замечая его, отплясывала вокруг урны: то   медленно скользила, то, меняя направление, постукивала  по светлому камню и перебирала пальцами, будто вспоминая игру на пианино.
 — Ты думаешь, я специально опалила ей лицо? Возможно, я тщеславная стерва, но я никогда не была жестока ради самой жестокости.
«Да, ты просто допустила оплошность по своему невниманию и душевной лени, а теперь ищешь оправдания»,— подумал Рэй, но вслух сказал другое:
— Илин, я не желаю с тобой спорить, да и не вижу в этом смысла. Не трать понапрасну время, говори, зачем ты меня позвала.
— «Не трать время, не трать время»,— передразнила его  Илин.— Время – это то, чего у нас в излишке. Когда я была смертной, меня постоянно торопили. Даже не было свободной минутки на то, чтобы задушевно побеседовать. Сейчас я бессмертна, времени у меня предостаточно, но беседовать со мной никто не желает. Какая жалость!— Она театрально вздохнула.
— Илин,— твердо произнёс Рэй,— я задал тебе простой вопрос и хочу получить на него простой ответ, без сцен и драмы.
Илин прекратила своё хождение вокруг урны и снова по-театральному развела руки.
— Разве ты не догадываешься, зачем я позвала тебя, о мудрый Рэй?
— Говори, зачем,— холодно произнёс воин.
— Ну ладно. Как ты уже мог догадаться, ты уличён в предательстве.
— Кем уличён? Тобой? — Рэй не выдержал и перебил её.
— Мной. Сидмон поручил мне расследовать побег Касия. И теперь, великий стратег и тактик, ты в моей власти.
— Ну и какова же цена за мою жизнь?
— Тебе всего лишь нужно поддержать мою кандидатуру на должность командующей.
   Идея Илин сделаться командующей рассмешила Рэя.
— Ты?? Командующая? Не смеши меня, Илин! Ты шпионка и интриганка.  Для женщины ты неплохо владеешь мечом, это надо признать, но на этом твои достоинства заканчиваются. Для того чтобы быть командующей, нужен мужской ум, а тебе для этой должности не хватает аналитических способностей и терпения. Ты слишком неспокойна, неуравновешенна, всё время озираешься по сторонам в поисках чего-то. Да ты только подумай, твоя жизнь – это постоянное бегство  от скуки, ради мимолётного комфорта. Служить на благо клана ты не можешь из-за собственного эгоизма. Ты можешь служить только самой себе и тому, от кого ты имеешь выгоду. Сейчас это Сидмон, но пройдут года, а может, и столетия, ты и тебе подобные будут выслуживаться перед новым главой, казнить виновных и безвинных, обжигать лица таким, как Лукреция, и называть место кровопролития сердцем справедливости.
На всём протяжении пылкой речи Рэя Илин со значительным видом разглядывала свои ногти, а потом как ни в чём не бывало спросила:
— Я правильно поняла, ты отказываешься от моего предложения?
— Под твою дудку плясать я не буду,— коротко и ясно ответил Рэй. — Настоящий командующий – Марк. Я останусь верен ему.
— Чем он лучше меня? — Вопреки своему обыкновению, вампирша спросила очень резко и нервно. — Я ответственнее  подхожу к делам, чем он.
— Ты ответственно подходишь к своим амбициям, а не к делам. Может, Марк и весельчак, но я уважаю его за верность своему делу. Нет, Илин, тебе до него далеко. Ты – служанка, а не воин. Для меня ты просто сосуд, наполненный желчью. Наполненный лишь затем, чтобы не быть полым. 
    Лицо Илин сделалось каким-то непонимающе-глупым. Она не знала, что ещё сказать. Собравшись, она выдавила из себя:
— Твой выбор мне ясен, но ты оскорбил мои способности владения мечом.
— Напротив,— возразил Рэй,— я воздал им должное. Я сказал, что ты неплохо владеешь мечом для женщины, и это действительно так.
Илин обнажила меч и ухмыльнулась.
— А теперь я докажу тебе, что моё мастерство превосходит твоё. И если я убью тебя, мне за это ничего не будет. Я просто скажу, что ты пытался сбежать, когда я обвинила тебя в предательстве.
В лезвии меча отразились языки пламени. Рэй встал наизготовку. Илин не спешила атаковать. Вместо этого она поднесла мечь к огню, и клинок вспыхнул.
—Сюрприз! — воскликнула она и сделала выпад.
— Чем ты его натёрла? Горящий мечь – это нечестно! — воскликнул Рэй.
— Зато хитро. Я же хитрая интригантка, забыл?
Рэй едва успел отразить удар. Илин была почти одного роста с ним, а может, и выше. К тому же её приемущество заключалось ещё и в том, что она двигалась проворно и быстро, как молодая пантера.
  От ударов противника она уворачивалась ловко, но сражалась не всегда честно. Почувствовав слабость, она вскочила на урну с огнём, замахнулась на Рэя сверху и чуть было не отсекла ему голову. Тот едва успел отразить удар. Рэю пришлось тоже прыгнуть к ней. Он не был так ловок, как Илин, и с трудом балансировал на урне. Языки пламени были близки к тому, чтобы лизнуть их ноги.
  Пусть Рэй и знал в совершенстве теорию в отличие от своей недостаточно подкованной по этой части противницы, однако на практике он отставал. Благодаря своим стараниям ему всё-таки удалось нанести несколько ударов по кожаному костюму противницы. Его меч оставил  порезы на её куртке, но не более того. А Илин и вправду не хватало терпения. Она слишком торопилась доказать своё превосходство. Спеша атаковать, она не всегда  успевала уворачиваться от ударов. Несмотря на своё умение и ловкость, воительница оставила только несколько отметин огнём на теле противника, но не ранила глубоко.
— Зря ты это затеяла!— крикнул  Рэй в пылу схватки.— Я не был твоим врагом, но теперь стал им.
— Ты пошёл против власти главы, ты помог бежать трём заключённым и одному трансильванцу, посаженному под домашний арест. Если ты враг Сидмона, значит, ты и мой враг.
Она сделала резкий выпад и заставила противника отсупить. Рэй зашатался на краю урны, но не упал.
— Не обманывай себя, Илин. Сидмон не тот глава, чьи приказы нужно выполнять не задумываясь. Касий и Лукреция невиновны. Возможно,  Джофранка тоже.
Илин быстро смекнула, к чему можно прицепиться.
— А Клодий? Значит, ты считаешь, что на нём вина?!
— Я допускаю это,— честно ответил Рэй.
— Тогда зачем помог бежать и ему?
— Без него двум женщинам и полуобезумевшему от заточения Касию пришлось бы туго.
— Так вот какой ты добродетельный! А я уж было решила, что ты в сговоре с трансильванцами.
Илин не глядя спрыгнула с урны. Споткнувшись о выпирающую плиту, она упала. Меч погас. Рэй поднёс оружие к её шее.
— Теперь ты в моей власти,— объявил он.
—Да, судьба неумолима. Но не стоит радоваться. Убьшь меня – будешь отвечать перед Советом.
— Я не убью тебя, Илин. — Он отвёл меч и уже в проходке продолжил: — Никогда не понимал, что такой достойный и честный церионец, как Трейстен, нашёл в тебе. Я не понимаю, потому что не могу поверить в то, что он мог влюбиться в одно красивое личико. — Он повернулся к ней спиной и удивился, не испытав на себе удара.
Илин кипела. Рэй говорил твёрдо и спокойно:
— Ты можешь злиться на меня, можешь ненавидеть, но правда на моей стороне. Можешь обвинить меня в предательстве перед Советом и Сидмоном, а можешь замять это дело.
— Всё равно измена всплывёт, со мной или без меня, — буркнула побеждённая.
— Сидмон сейчас занят другим вопросом, Марку и Нику незачем меня уличать. Они мои друзья и преданы мне.
— Ты хоть сам понимаешь, что говоришь? Трансильванец не мог сам организовать побег. Это очевидно. Сидмон понимает, что ему кто-то помог, и думает он в первую очередь на тебя. Ты не явился на его зов, и у тебя нет алиби, стража подтвердила твою причастность. Что ещё нужно, чтобы обвинить тебя? Улики говорят сами за себя. Рэй, очнись, ты всё равно что мёртв. Только я могу спасти тебя. — Она только сейчас поднялась.
—Ты сама себе противоречишь. Ты ведь сама сказала, что  измена всплывёт, с тобой или без тебя. — Он изменил направление и зашагал к выходу.— Мне больше не о чем с тобой говорить, Илин.
Молча прислушиваясь к удаляющимся шагам, она поняла, что он был прав: она варится в собственной желчи.


Глава 59
Платье невесты

    Сперва предать, потом спасти, холодному лишь следуя расчёту.
          Для блага своего другого подвести
             И, не стыдясь, причиной стать чужому гнёту.

            Сперва обречь, потом просить, идя на поводу своих амбиций.
           Для счастья своего другого позабыть
            И, возгордясь, причиной зла явиться.

            Сперва топить, потом нырять, протягивая утопающему руку.
           Для этих строк слезиться и кричать
            Дело простое, лишь бы суть понять.


        P.S.
       Слова не новы, и посылы – тоже, с годами удивить читателя трудней,
       Однако, цель приследуя иную,
         Не потону я в пустоте речей.

   В дверь постучали. Илин  открыла. Возможно, читатель упрекнёт меня в излишней простоте выражения, но ничего другого тут сказать нельзя, потому что в дверь просто постучали –  не громко и  не тихо, но именно так, как обычно стучат в двери. А Илин, в тот момент не думая ни о чём серьёзном и вообще почти ни о чём не думая, не быстро и не медленно подошла и открыла эту дверь. За ней стоял юноша – не высокий и  не низкий, не полный и  не худой. Это был юноша лет шестнадцати, с весьма обыкновенной наружностью.
— Алика пришла,— доложил он.
   «Алика пришла»,— немо повторила Илин. — Как она?
— Вся в дорожной грязи, ноги вымазаны так, будто она по болоту прошлась.
Тут Илин глухо, но заметно усмехнулась, но, вовремя опомнившись, вернула своему лицу прежнюю серьёзную маску, приличествующую её положению.
— Сказать ей, чтобы она поднялась к вам, когда переоденется?
— Конечно нет. Ты не должен вообще приближаться к ней и, тем более, говорить с ней. Твоя задача – только следить на расстоянии. Это понятно?
Юноша сказал пару фраз, мол, он обязуется делать именно так, как Илин ему приказала, и всё в таком духе. Затем, в знак уважения, наклонил голову и удалился.
  Что касается Илин, то она соскучилась по девочке со шрамом. Образ мыслей и взглядов чёрной вампирши закостенел под массивом шаблонных фраз и тем, бесконечно перемываемых в Совете и в свободном кругу воинов. Алика была для неё глотком свежего воздуха, приветом из маленького приморского городка, где она, Илин, смогла на время заполнить чёрную дыру в своём сердце.  Ей хотелось как можно скорее встретиться с девушкой, услышать простое, доброе «привет». Однако здесь было одно «но»: если говорить просто, не гонясь за слогом, она хотела увидеть Алику, но не хотела смотреть ей в глаза. И у неё были на то причины. Задуманное, но не приведенное в исполнение – наполовину поступок. Илин задумала подставу. Она стремилась спрятать навязчивые мысли в потайных уголках своей души, но все попытки заключить совесть под замок были тщетны. Наплывающие мысли заставляли её думать, представлять, моделировать в голове сцены суда и заточения. Женщина понимала, что не сможет спокойно смотреть в глаза девочке, но во сто крат для неё было тягостнее сидеть здесь и тонуть, тонуть с головой в ненавистных мыслях.
Она нервничала. Ей было жаль Алику.
 Как знать, может, Илин – не полый сосуд, от безысходности наполненный желчью. Может, что-то ещё теплится в её груди? Может, шанс на исправление есть всегда? Всё может быть. Автор этой книги пока не знает ответа на эти и многие другие вопросы.
  Идти к Алике первой Илин не считала нужным. Она знала по опыту, что девушка не замедлит подняться к ней сама, а проявление внимания может выйти боком.  К тому же, по мнению вампирши, чем меньше она обращала внимания на Алику, тем больше та тянулась к ней. Илин решила ждать, а пока она ждала, она думала так: «Я не причиню Алике никакого вреда, если обвиню её в причастности к заговору с Тританией. Позже я смогу выпросить для неё прощение  у Сидмона. Из Цериона её не выгонят, так как  не исключено, что изгнанная девушка захочет примкнуть к ведьме. А такой поворот событий крайне невыгоден для церионцев, потому что Алика не слепая и не глухая, наверняка знает что-то  о настроениях в клане и  состоянии армии. Конечно, от суда и недолговременного заточения мне её не спасти, но это лишь временные трудности на пути к цели. Всегда приходится чем-то жертвавать.  Жаль, конечно, что жертвой стала Алика, но, что поделать, выбор не за мной — так выпала карта, а бить больше нечем», –рассуждала Илин.
  Алика, будто чувствуя неладное, не поднималась. Вампирша в чёрном пожала плечами, но ждать больше не смогла. Не гадая,  чем вызвано такое поведение девушки, она решила спуститься к ней сама. На лестнице она встретила Виктора. Он уже отмылся от грязи и, как отметила Илин,  выглядел «вполне себе». На нём была стёганая безрукавка и рубашка с белыми рукавами, напоминающими два нераскрытых бутона. Женщина  сочла, что одежда ему к лицу. Она даже засмотрелась на него,  но ради приличия и своего удовольствия остановилась и отчитала парня за прогул тренировок. Виктор буркнул пару невнятных оправданий, как будто надеялся, что ему поверят, и, не дожидаясь, когда помошница командующего его отпустит, ушёл сам, не наклонив головы. «Какой смелый и какой гордый! — подумала Илин.— Но ничего, скоро я оборву ему крылышки и изжарю на огне вместе с их хозяином».
  Она прошла по коридору мимо других вампиров, не замечая их. Она ловила на себе любопытные взгляды. Одни смотрели на неё как на женщину, другие – как на воина и советника; одни проходили мимо неё с опаской, другие не спешили отводить взгляд. Для Илин не имело значения, как на неё смотрят, главное – чтобы смотрели. И пусть все смотрели по-разному, однако в глазах каждого было какое-то свойское почтение. Не уважение – уважение предполагает наличие заслуг, – но то почтение, которое в мире людей часто испытывают к пожилым людям. Что-то в этом было само собой разумеющееся, то, что не осмысливается, но понимается и воспринимается как данность. И действительно, об Илин ходили разные толки, но даже дурно толкующий  имел к ней крупицу того необъяснимого почтения. И во имя того, чтобы приумножить это почтение, Илин была готова подвергнуть Алику аресту в Башне плача.
 «Прости, девочка, но всё же я тебя не предаю», — сказала она и отворила дверь.
  Илин застала Алику за примеркой новой одежды. Некая женщина из простых вампиров принесла целую корзину с вещами из разной тканей и разных фасонов. Платья были всевозможных оттенков: тёмно-зелёные, бордовые, ультрамариновые, сангиновые, цвета молодого вина. Когда Илин вошла, Алика была в незатейливом белом ситцевом платьице. Кружевное и летящее, оно очень органично смотрелось на стройной фигурке девушки. Илин заметела, что с обретением бессмертия её попутчица стала даже симпатичнее. Кожа её не побледнела (бледность  больше свойственна вампирам по крови), но с лица  сошли веснушки и неровности, свойственные смертным. Тело стало рельефней и твёрже. Илин проделала с ней такой долгий путь: видела её ослабевшей девочкой с поредевшими от болезни волосами, а теперь вот она, изящная, как лебедь, белая невеста. И хоть платье  ничем не напоминало свадебное, кроме цвета, к Илин не могла не прийти эта ассоциация. «И быть ли тебе когда-нибудь  взаправду невестой? Если и быть, то не с Виктором,— подумала она.— Я не была, и ты не будешь»,— улыбнулась она своей эгоистичной мысли. Воительница Илин с детства мечтала быть обычной девочкой из достаточно обеспеченной и, как она часто говорила в своих мыслях, доброй семьи. Хотела, чтобы у неё был суженый, с которым она была бы знакома с детства. Не Блейз, Блейз был её боевым товарищем. Она мечтала не о том, не о грязи и кровосмешении, но о женихе, которой бы относился к ней как к девушке из благородной семьи. Но, увы, мечты остались мечтами. Позже сердце Илин ожесточилось, она разучилась мечтать, она лишь жаждала…
  Белая невеста покружилась в платье, воланы юбки заиграли серебристыми нитями. Однако девушка без тени сожаления стянула с себя лёгкий наряд.
— Хорошее платье, но это не совсем то, что мне нужно,— поблагодарила она женщину.
— И как оно тебе шло!— хвалила та, убирая платье обратно в корзину. — Ты в нём была такая женственная, нежная! Это платье просто специально сшито для молодой девушки.
— С моим образом жизни практичней ходить в мужском костюме. У вас нет кокого-нибудь трико и куртки, которые, например, больше не нужны вашему сыну?
  Женщина только пожала плечами.
— Да нет у меня сына,— сказала она.
— Алика, — позвала Илин, — я дам тебе трико, куртку и рубашку, можешь не волноваться. А пока надень это платье. Оно тебе действительно к лицу.
   Благодетельница ушла, оставив ситцевое платье в распоряжении девушки.
— Ну, платье – значит, платье,— сказала Алика и натянула его обратно.
В её манере Илин уловила некое пренебрежение, но решила, что такая модель поведения ей даже идёт. Она подошла к девушке и с чувством обняла её. Алика удивилась, и, возможно, даже смутилась, но всё же приняла это объятие.
— Илин,— спросила она,— ты что, соскучилась?
    Ответом было  молчание.
— Как всегда, загадочно молчишь,— заметила Алика.— А вот я по тебе скучала.
Илин отошла к окну и, не глядя на собеседницу, задумчиво заговорила:
— И где ты всё странствуешь? Какие бесы тебя гоняют? Сидела бы в замке, наслаждалась жизнью. Но нет, тебя тянет на поиски приключений. Скажи мне, когда ты успокоишься?
— Я? — Алика пожала плечами и улыбнулась.— Наверное, только в могиле. Жизнь даёт нам слишком много возможностей, чтобы быть спокойными.
    Илин усмехнулась.
— И мы опять с тобой пришли к нашей любимой теме «философия жизни».
— Отчего ж не пофилософствовать, если хочется?
— Философствуй  не философствуй, всё равно никто не поймёт. Каждый идёт по жизни со своей собственной философией, которую посторонний никогда не примет и редко когда одобрит.
— И всё-таки я опять не согласна с тобой. Если бы всё было, как ты говоришь, не зародились бы такие учения, как буддизм, агностицизм, скептицизм и многие другие учения, названий которых я не знаю.
—Знаешь, — будто не принимая в расчёт слова собеседницы, сказала Илин,— когда мне было шестнадцать и меня не понимали другие люди, я очень удивлялась этому. Я думала, что, когда я повзрослею и войду в зрелый возраст, это изменится, но прошли сотни лет, и я убедилась, что никто никого никогда не понимал, не понимает и понимать не будет.
— Пф-ф-ф,— протянула Алика, — так это у тебя, Илин, получается какая-то философия пессимизма.
— Скорее – реализма.
— А я,— с некоторой обидой сказала девушка, — начала говорить вообще не про то.
— Про преемственность поколениями учений прошлых веков, я поняла.
— Ну не совсем, ну, да чёрт с этим!
  Илин больше ничего не слышала. Она стояла у окна и только изредка поглядывала на собеседницу. Казалось, что женщина абстрагировалась от разговора и ловит обрывки внезапно накативших мыслей. Её губы были сжаты,  складки лба напряжены. Она будто зависла на мгновение, время  перестало для неё существовать. Алика окликнула её, но Илин  услышала не сразу, и, даже обратив взгляд к собеседнице, она смотрела на неё с каким-то неопоределённым выражением: то ли это был страх (хотя с чего бы?), то ли смущение (но оно-то откуда могло взяться?), то ли…да чёрт знает, что за выражение!
— Что ты теперь собираешься делать? – наконец, спросила она для того, чтобы прервать затянувшееся молчание.
— К Мии зайду. Я по ней тоже соскучилась, да и вообще поговорить есть о чём.
— А Мии в замке нет.
—То есть как нет? – удивилась Алика.
— Ушла из Цериона. Даже никто не заметил.
— И даже неизвестно, куда ушла?
— Было бы известно, я бы тебе прямо и сказала. Я думала, может, как раз  ты и знаешь, где она: всё-таки вы общались.
— Она всё радостная такая была в последние дни, улыбалась чему-то своему. Но мне она ничего не говорила.
— Вот жалость! С тобой только она и общалась.
— Ещё со своим братом,— прибавила Алика.
— Да что брат? Он толком никогда ничего  не знает. «Да, Мию я упустила»,— сказала про себя Илин. Внезапно для самой себя и для Алики она попросила: — Аль, а расскажи мне лучше про свой город. Ты всегда так  интересно о нём рассказываешь.
—Ну, слушай. — Алика тоже подошла к окну и, скрестив ноги, уселась на подоконнике.— Дом мой находился не далеко от моря. Иногда во время шторма я слышала удары волн о камни. Так иногда будоражит, даже сердце сильнее бьётся! А вот во время прилива на берег часто выносило медуз и ракушки разного вида и размера. Медузы обычно были прозрачные и бесформенные, но бывали большие синие с фиолетовыми вкраплениями. Всегда удивлялась, что такая красота может в нашем Чёрном море водиться. Там ещё было много зелёных водорослей – таких длинных, кустистых. Вот эти вот водоросли воняли за километр. А некоторые бабушки делали из них лечебные маски…— И так Алика рассказывала и рассказывала всё о море, о горах, дольменах и пещерах, и при  этом практически ничего не рассказывала о машинах, домах и повседневной жизни горожан. А Илин, облокотясь на подоконник и положив голову на руку, слушала и слушала, представляя  себя саму юной девушкой с копной густых вьющихся волос, живущей у берега  моря.



Глава 60
Беглянка

  Ветка под ногой с шумом хрустнула. Нет, только не так громко! Сейчас беглянка боялась любого шороха, любого предательского звука. Она бежала быстро и безостановочно, растеряв по дороге все мысли. Остались только одни чувства: горечь, боль и безотчётный страх. Волосы растрепались, подол платья порвался. Девушка опасалась, что оставила клочок ткани на какой-то коряге. Однако возвращаться за ним было рискованно. Она боялась даже обернуться назад, не то что бежать обратно. Сколько уже она бежит, было неизвестно, но девушке отчаянно казалось, что времени катастрофически мало. Пробираться меж деревьев было неудобно, и приходилось смотреть в оба, чтобы не врезаться в какой-нибудь ствол. Наконец, беглянка увидела лесную дорогу, освещённую круглой головкой луны. Ряды вековечных сосен на время отступили. Чистый свет ночного светила успокаивал. Одна тревожная мысль засела в подкорке мозга: девушка боялась, что перепутала направление и бежит не к Цериону, а в совсем другую сторону. Остановиться и собраться с мыслями сейчас у неё бы не хватило духа. Если воины ведьмы уже прочесали Сумрачный лес и, не найдя её там, догадались что она в бору, то ей несдобровать.
  На небе не было звезд, и единственными светящимися огоньками, кроме луны, были светлячки. Беглянка пронеслась сквозь их воздушный хоровод, даже не заметив его. Ветер не кричал и даже не завывал, но между тем у девушки свистело в ушах. Тревога набирала обороты. Казалось, замок должен был уже выглянуть из-за верхушек сосен, но его не было видно. Напряжение росло, ноги несли всё стремительнее. Прошла четверть часа, может, даже  больше, а родных стен всё ещё не было видно. Это невыносимо! Сколько ещё придётся бежать, гадая,есть ли погоня или нет? Всё потеряно, вот сейчас  её подобьёт стрела,  боевой топорик размозжит череп, копьё пронзит внутренности – да всё что угодно. А потом её положат на алтарь, и ведьма заберёт её кровь, а обезвоженное тело даже не закопают. Беглянка была уже не в силах бороться с приступами страха, но вот…
 Тонкие шпили родного Цериона сверкнули металлическим блеском. Длинные окна, как маленькие светящиеся двери, предвещали скорый отдых. Арки, галереи, переходы – всё казалось таким родным и приветливым! Вечная каменная стена уже не была опостылившей, напротив, она высилась спасительной крепостью. Войти в главные ворота девушка не то чтобы не решилась, но не считала нужным показываться на глаза церионцам. По своему обыкновению, она и на этот раз решила воспользоваться  чёрным ходом. С мышиной прыткостью, никем не замеченная, она пробралась в библиотеку, но не для того, чтобы под шорох пропахших стариной страниц узнавать тайны прошлого, а затем, чтобы в тиши древней сокровищницы остаться наедине со своими мыслями.
  Мия (а это, как мог уже догадаться читатель, была именно она) плакала, содрогаясь всем телом, всхлипывала и кусала губы, чтобы не закричать. Она была похожа на маленького чёрного, забитого зверька с длинными, худыми руками-лапками, в меланхолическом забытьи тянущимися к влажному лицу. Нос покраснел и уж очень напоминал мышиный. Тело нервно подёргивалось. Нога задела стеллаж с книгами, тот угрожающе зашатался, и увесистые фолианты разом ударили девочку-мышку по голове. Боль переносится легко, когда на горизонте всё гладко, но ложится тупой обидой, когда над головой сгущаются тучи.  Освобождаться из-под тяжести книг девушка не спешила. Сейчас было всё равно, порядок или  беспорядок, воля или неволя. Мия бы даже не сразу отреагировала, если бы стеллаж вонзился в её икру железной скобой. Хотя нет, на это чувствительная Мия всё же отреагировала бы.
  Лукас был единственным, кого она любила. Потеря его легла щемящей болью на сердце. Будущее представлялось ей в не слишком светлых тонах, а на горизонте маячил серьёзный разговор с отцом. Да уж, тут есть над чем поплакать!
  Время шло, Мия сидела в кромешной тьме, не зная, день сейчас или ночь, среди груды книг, в плену несбывшихся надежд…
 Дверь отворилась. Кто-то вошёл –  судя по шагам, женщина. В её руке был факел. Вампиры могут видеть в темноте, но названия книг комфортней читать при свете. Мия видела её со спины. Узнать женщину она не смогла, однако движения и фигура были ей весьма знакомы. Она притаилась в самом углу помещения и сидела так тихо, что вошедшая её не заметила.
  Посетительница библиотеки тщательно разглядывала обложки, изучала заглавия, но, не найдя того, что искала, ставила книги на место. Она переходила от стеллажа к стеллажу. Из этого Мия заключила, что неизвестная сама точно не знает, что ищет. Женщина сначала двигалась очень спокойно, несла себя с чувством собственного  достоинства, но спустя какое-то время начала заметно суетиться и нервничать. Неизвестная небрежно обращалась с книгами и то и дело отрывисто поругивалась. Дошло до того, что она, так и сяк крутя в руках увесистый фолиант, едва не выпустила из рук факел. Книга балансировала в её тонкой руке, и женщина, не выдержав, швырнула фолиант на пол. Она ругнулась и, опустившись на колени,  принялась изучать книгу.  При свете факела Мия узнала произведение — это была история Стальной обители. Тяжёлая книга. Вспоминать её сейчас совсем не хотелось.
 Женщина, не забывая поругиваться, небрежно долистала до изображения Крэгэна Несокрушимого, облачённого в чёрные увесистые доспехи. Убедившись, что это снова не то, что ей нужно, она с раздражением захлопнула фолиант. Пинком забросив книгу за другие стеллажи и, откинув волосы, упавшие на лицо, нетерпеливо продолжила поиски. Следующей её жертвой стал второй том собрания летописца Тордона Благонравного. Это была книжка средней толщины с добротным переплётом. В ней, судя по всему, неизвестная тоже не нашла нужную информацию. Лихо зажевав несколько листов, книга снова отправилась на полку. Потрошительница библиотеки, не успокоившись на этом, подскочила к следующему стеллажу.   В отличие от предыдущих полок там размещались тонкие книги со стихами и заметками. Даже была отдельная книжонка с заметками Сидмона. Женщина сунула сидмоновские заметки за пояс, но поисков не оставила. Так, с пристрастием изучая полку за полкой, она то и дело выдёргивала какие-то случайные книги — всё было не то.
  Мии как страстной любительнице чтения такое отношение к книгам явно не доставляло  удовольствия. Девушка не смогла скрываться дальше и подала голос:
— Скажите, что вы ищете? Возможно, я смогу вам помочь,— проговорила она из-под кипы книг и опрокинутого стеллажа.
Неизвестная обернулась. Внезапное появление посторонней её взволновало.  При рыжем свете факела лицо женщины смотрелось иначе, нежели при обычном освещении, но Мия всё-таки узнала в ней советницу отца.
— Мия?! — удивлённо воскликнула Илин.— Что ты здесь делаешь?
— Я не хочу отвечать. Если вы что-то ищете, я вам подскажу, но на ваш вопрос я отвечать не буду.
— Так, подожди. Сначала поставим стеллаж на место. — Илин ловко подняла стеллаж. Вместе с Мией они расставили книги по полкам. Пока они это делали, Илин не забывала приговоривать: — Мия, Мия, и какой же ы ещё  ребёнок!
Потрошительница библиотеки оглядела дочь Сидмона – волосы девушки  были, как всегда, растрёпаны, но в целом всё было в порядке. Советница облегчённо вздохнула.
— Ну, где ты была, рассказывай. Я тебе не твоя настаница. Я сюсюкаться не буду.
— А я сказала вам, что не скажу,— заявила дочь Сидмона.
— Ты изменилась со времени нашего последнего разговора. Ну ладно, молчи, только смотри, перед отцом всё равно отчитываться придётся.— Илин только теперь заметила, что лицо девушки красное и влажное. — Ну ладно, ладно, не плачь.— Она подержала Мию  за руку,— Ты что, влюбилась, что ли? — неожиданно для самой себя спросила советница.— Девочка, девочка, с этой любовью лишь одна морока. Лучше вообще никого не любить, проблем будет меньше, — назидательно изрекла Илин.
Мия внимательно посмотрела на собеседницу — воительница, а такая женственная! Редкое сочетание как для вампиров, так и для людей. По человеческим  меркам ей можно было дать лет двадцать восемь, от силы тридцать два, но не больше. Красивая женщина с правильными европейскими чертами лица, тонкими бровями с чётким изгибом и густыми ресницами; фигура точёная, руки маленькие, но пальцы длинные, музыкальные — в её внешности всё было гармонично. У такой, по мнению Мии, и в любви должно быть всё хорошо.
— Если вы хотите меня разговорить, то напрасно стараетесь. Если вам нужна книга, то скажите мне, и я найду быстрее. — Мия говорила  уверенно.
Илин с неудовольствием признала, что разговорить упрямую  девчонку  ей не удастся. Вместо этого она решила попытать удачу в другом.
— Мне нужна книга, в которой говорится о предке Виктора –   о том, который закрыт в гробу с помощью пяти магических слёз Элэна Шейн.
— Зачем это вам? — Мия будто почувствовала недоброе.
— Алика просила меня помочь открыть гроб. Ну, ты же знаешь, она, скорее всего, тебе рассказывала.
Услышав, что это  просьба Алики, Мия решила помочь. Она сразу подошла к стеллажу, на котором хранились истории древних родов. Медленно, но верно девушка прошлась взглядом по полкам. На самой верхней виднелась книга в багровой обложке с говорящим названием «Жизнеописание Рогнара Чернокнижника». Мии не хватило роста для того, чтобы достать книгу, поэтому она попросила Илин. Та без труда достала жизнеописание. Книга будто зачаровывала. Шершавая кожаная обложка была сделана из кожи какого-то непонятного существа. Илин удивилась, узнав, что это крашеная кожа кринолиона.
– Когда-то их почитали как защитников Цериона, но Рогнар, желая воспользоваться их магической силой, истребил почти всех существующих кринолионов, — пояснила Мия. — Как жаль, что я никогда не видела их вживую!
— Я видела, и поверь, зрелище не из приятных, — заметила Илин.
— Зато у них благородные сердца, — вставила Мия.
— И лысая шкура, как у этих противных кошек сфинксов из мира людей, — прибавила советница.
     Дочь Сидмона на это ничего не ответила.
  – Я отведу тебя к отцу, — властно сказала Илин.— Только сначала занесу к себе книгу. Нечего с нею мотаться.
— Я была бы вам очень благодарна, если бы вы предоставили мне возможность зайти к нему самой, позже, когда я соберусь с духом и мыслями.
— Извини, Мия, но это не в моей власти. В мои обязанности также входит твоя охрана. Так что прямо сейчас  соберись с мыслями  и позаботься о том, чтобы причины твоего отсутствия были вескими.
«Да какие здесь могут быть веские причины?» — Мия тяжело вздохнула.
— Пожалуйста, давайте всё сделаем как можно скорее. Мне хочется как можно раньше оказаться в своей уютной комнате.
Девушка не выдержала… Илин лёгким движением стёрла слезу с её лица.
  Массивная деревянная дверь с ручками, выполненными в виде головы мантикоры. Как часто Мии приходилось видеть эту дверь, и как часто ей не хотелось входить внутрь! Там, внутри, всё было такое масштабное и величественное, такое знакомое и вместе с тем удивительно чужое! В покоях отца ей никогда не было уютно. Дверь неотвратимо приближалась, Мии осталось только собрать мысли воедино. Илин отварила дверь и пропустила дочь главы вперёд. Всё. Поздно цепляться за обрывки мыслей. В голове на мгновение воцарилась пьянящая лёгкость.
  И вот перед Мией уже проплывает первая комната. Бурые стены украшены гербами с мечом в золотой короне. У входа в комнату – декоративный рыцарь, изображающий самого главу клана. Забрало его шлема поднято, рука вынимает из ножен меч. Муляж сверкнул фальшивым блеском. На его лезвие роняли красный цвет янтарные бусины – украшение люстры. Маленькие крапинки, как маленькие слёзы Элэна, как замёрзшие капельки крови. Мягким багрянцем тянулся ковёр, совершенно не нужный с точки зрения практичности, но идеально вписывающийся в интерьер. Мии хотелось зацепиться взглядом за что угодно, лишь бы отсрочить встречу с отцом. В длинной позолоченной вазе, стоящей на полу, рдела искусственная роза – подарок трансильванской гостьи. Роза была раза в три крупнее обычной, садовой. На её лепестках застыли нежные капли-слёзы. Опять слёзы? Может, это уже померещелось Мии? Она посмотрела прямо. Илин торопливо подгоняла её в следующую комнату.
   Там даже пахло по-другому – эфирными маслами. Девушка успела уловить  тягучий запах иланг-иланга. У отца часто пахло именно так. На полу приметной полосой протянулся тёмно-лиловый ковёр. Горящие свечи были такого же цвета. На  стеллажах привольно располагались книги. Одна  полка хранила бюст женщины. Мия знала: это Ниилит, первая супруга отца. Для девушки было загадкой, зачем отец до сих пор хранит её изображение, ведь уже сколько лет, как они в разводе, к тому же у Мии были большие сомнения по поводу того, что они разошлись мирно. Серым блеском сверкнули драгоценные капли на ажурной люстре. Посреди комнаты располагался небольшой серебристый диван – атрибут комфорта и роскоши. Илин быстро провела Мию и через комнату, лишь тяжёлые шторы сверкнули  вслед серебряным бархатом.
Следующая комната  предназначалась для приёма гостей. Болотно-золотистые шершавые стены хранили отпечаток времени. Посреди комнаты расположились кресла искусной работы с точёными деревянными ножками. На стенах под ажурными подсвечниками висели портреты. Среди членов семьи Сидмона Мия взглдом выделила свою мать – смуглокожую красавицу с  диковинными звенящими браслетами на руках. Мать была воительницей, и Мия могла предположить, что кисть художника запечатлела её возвращающейся с тренировки. На щёки легли лучи тёплого закатного солнца, так что смуглая кожа засветилась и заиграла. Шальная прядь выбилась из общей массы собранных волос и заструилась по лицу. Одета она была в раздельный доспех, верх которого дходил до живота. Мии пришлось идти, вывернув шею, для того чтобы получше разглядеть портрет матери.
  Комната за комнатой, воспоминание за воспоминаниием... Мия пронеслась сквозь торжественное очарование готики. Отец ждал её в небольшой, а точнее, в  самой маленькой из своих комнат. Первое, чем привлекала эта комната – наличием камина. Однако огня там не было. Вместо этого четыре свечи разных размеров привлекали внимание вошедшего. Сидмон сидел в кресле и разглядывал старинный гобелен, на котором золотистыми нитями был вышит Яромир Основатель, сидящий верхом на коне. Его окружали другие всадники. Древний вампир указывал рукой на то место, где будет воздвигнут Церион.
— Правда, достойный вампир?— обратился Сидмон к своей дочери.
Мия ничего не ответила. Несмотря на свою начитанность, о Яромире она практически ничего не знала, кроме того, что он воздвиг замок.
Тогда глава  обратился к Илин. Вампирша стояла позади его кресла и тоже внимательно всматривалась в гобелен.
— О, да! — произнесла она. — Яромир снискал себе славу своей доблестью и умом.
У Мии была  причина  думать, что смерторождённая даже никогда ничего и не читала о Яромире, ведь говорят, что обращённые с большим трудом учатся письменности бессмертных и, даже выучившись, прибегают к книгам только в случае крайней необходимости. Однако отец похвалил свою советницу и на этом окончил осмотр гобелена. Теперь его внимание будет обращено только к ней, к Мии. Единственное, чего сейчас хотелось девушке, так это то, чтобы отец как можно скорее начал свой допрос и как можно скорее отпустил её. Но он как нарочно оттягивал время. Мия всё больше и больше нервничала. Перед глазами то и дело всплывало лицо Лукаса. И что с ним? Неужели Тритания убила его?
 Голова Сидмона начала неторопливо поворачиваться, как на шарнирах. Оторвав взгляд от гобелена, он приковал его к дочери.
— М-и-я,— произнёс он по буквам.
О, как она боялась этого затяжного «М-и-я»! Ну всё! Жить— не жить, а за поступки придётся отвечать. Но стоит ли? Сомнений в том, что отец накажет её за «преступную» связь с нагом, у девушки  не было. Так стоит ли подставляться и преднамеренно подвергать себя наказанию за то, в чём она не чувствует за собой вины? Она решила, что нет.  Нужно было с ходу сочинить легенду –  такую легенду, чтоб подробностей поменьше, а логической связи побольше. Загвоздка была лишь в том, что девушка никогда прежде не практиковалась в сочинительстве такого рода.
— М-и-я! — Голос отца вывел её из задумчивости.— Где ты была, когда я поднял на уши весь замок?
— Мне стало тоскливо находиться в Церионе, и я решила прогуляться вблизи замка,— начала выдумывать Мия. — И только я немного удалилась от ворот, как налетела на меня ватага Тритании, и они забрали меня с собой в Сумрачный лес.
— Прямо-таки ватага,— перебила её Илин. — Я точно знаю, что в стане врага двести воинов.
— Но, тем не менее, – продолжила тихим голосом Мия, — это была ватага. Не более двадцати воинов.
— Как-то много для ватаги, — как назло не унималась советница. — К тому же ватаги состоят не из воинов, а из разбойников.
— Со-о-овсем не обязательно,— неуверенно протянула сочинительница.— Это слово имеет весьма много значений. И к тому же,— додумала она после короткой паузы,—  армия Тритании состоит из беглых ссыльных. Чем не разбойники?
— Разумно, — коротко заметил отец.
Мия неторопливо продолжала:
— Там ведьма хотела держать меня в качестве заложницы. Меня привязали к дереву, но каким-то чудом, когда за мной никто не следил, я ухитрилась ослабить верёвки и выбралась на свободу.
— Твои слова меня тревожат.— В голосе отца сквозило недоверие.— Поочему ты ушла из замка, никого не предупредив?
—Я… отец, у вас было собрание. И…я удивлена, почему вас тревожит тот факт, что я ушла без спроса, а не то, что кучка вояк привязала меня к дереву и могла сделать со мной всё что угодно, к тому же…
— А как же твоя наставница?
  Мии нечего было ответить.
— И как ты прошла мимо стражи незамеченная?
— Через чёрный ход, — вынужденно ответила девушка.
— В наказание за своё легкомыслие ты будешь заключена под домашний арест, — безапелляционно объявил Сидмон.
—Отец! – не выдержала Мия.— Я больше не маленькая девочка! Я взрослая женщина, и ты не можешь запирать меня в собственных покоях, как в детстве! Почему я должна отпрашиваться только для того, чтобы покинуть пределы замка?!  Ведь Ноэлю дозволено всё.
— Ноэль – ровесник Тритании. Он давно вышел из юношеского возраста, хотя по нему это и не скажешь,— возразил Сидмон. – Не раздражай меня своим непослушанием, Мия. Уходи с глаз моих!
—  Не уйду!
— Тогда тебя выведут силой!
     Илин сделала шаг вперёд. Дальнейшие пререкания были бесполезны.
  Девушка выскочила из комнаты и, не сдержав слёз, прислонилась спиной к стене. Закрыв лицо руками, она плавно сползла вниз. И сколько бед ещё предстоит перетерпеть? Расстование с Лукасом, авторитарность отца, ощущение собственного бессилия…   
  Она слышала, как отец начал свой разговор с Илин. Женщина сказала ему что-то о причастности воина Рэя к побегу, и  (тут Мия замерла) ещё она сказала, что Трейстен обнаружил в лесу труп нага.



Глава 61
И всё-таки выход есть!

— Я знал, что найду тебя здесь,— тихо сказал Ник, входя в апартаменты Рэя.
   Он сел подле сослуживца и, глядя в пол, грустно затянул:
— Надо сказать, друг Рэй, мы с тобой часто спорили, но, поверь, я никогда не желал тебе зла. Мне и  вправду жаль тебя арестовывать, но таков приказ, и не в моей воле ему противиться. Главу клана ослушаться – штука опасная.
   Рэй только хлопнул Ника по плечу со словами:
— Да ладно, не бери в голову! Я знаю, что ты поступаешь так, как тебе долг велит.
—Да-да, он самый,— подтвердил опечаленный Ник.— Вот прямо нехорошо мне от этого долга. Вот долг-то долгом, но мне что-то кажется, что поступаю я не так, как должно.
— Долг — это не свод правил, согласно которым мы обязаны действовать в любой жизненной ситуации, долг лишь указывает нам те моральные принципы, на которые  нам следует опираться для принятия верного решения.
— И эти решения, ты хочешь сказать, могут отличаться от привычного понятия  долга?— уточнил Ник.   
— Именно! Илин прикрывалась понятием долга, творя беззаконие, так почему же невозможно пренебречь долгом ради справедливости и единственно верного решения?
— Вижу, вижу, к чему ты меня толкаешь, друг Рэй. Легко подтолкнуть, но сложно решиться.
— Я тебя ни к чему не подталкиваю,— невозмутимо замети Рэй.— Просто прими к сведению и запомни мои слова.
— Не сочти за малодушие, но я советник с практической сметкой.
   «Советник, но не воин»,— подумал Рэй, однако благоразумно оставил эту мысль при себе. —Ты что-то хотел ещё сказать.  – Он без тени презрения посмотрел на начальника стражи.
— Рэй,— как-то жалобно произнёс Ник, — тебя приговорили к смерти. Сидмон сказал, что доказательства твоей причастности очевидны. Не будет даже суда.
    Рэй знал это и раньше.
— Ник, делай, что должно, а справедливость всё равно штука эфемерная,— сказал он, придав своему лицу как можно более отстранённое выражение.
— Эфемерная?! –повысил голос Ник.— Вот ты так сказал, что прямо... — Он с чувством ударил себя кулаком в грудь. — Прямо за душу берет! Эх, законы законами, а за исполнение их совестью отвечать! Вот делай, что хочешь, арестовывать мне тебя теперь даже как-то стыдно. Понимаешь?
  Рэй молча ждал, что будет дальше. Ник колебался. Он смотрел то на пол, то на Рэя, то опять на пол, потом на Рэя. Почесал затылок, почесал пузо. Бросил взгляд на окно. Потом воитель замка Церион поднялся, начал расхаживать взад и вперёд с видом чрезвычайно важным, потом снова сел подле друга и принялся снова смотреть то на пол, то на Рэя, то на Рэя, то на пол.
Нужно отметить, что Ник при всём при том не забывал чрезвычайно усердно думать. Напоследок он ещё раз почесал затылок и сказал:
— А ведь ты Касия спас, потому что тот, по твоему разумению, невиновен был. Так вот, я подумал, я тебе тоже бежать помогу. Вот знай: сам пропаду, но выведу!
    Рэй никак не ожидал. от Ника  такой самоотверженности.
— Спасибо тебе, брат, за твоё обещание, но тебе рисковать, как ты сам уже сказал, ни к чему.
—То есть как? — удивился Ник.— Ты отказываешься бежать?
— Нет, глупо будет за правду погибать. Я имел в виду, что мой побег мы можем обставить так, что никто на тебя и не подумает.
— Ого! И в чём идея?
— Приказ о моём аресте когда был отдан?
— Да не прошло и получаса.
— Кто-нибудь, кроме тебя, о нём знает?
— Илин и некоторые стражи.
— Ну вот и хорошо! Подожди ещё полчаса и отправляйся доложить Сидмону, что прочесал весь замок в поисках меня, но нигде не нашёл. А тем временем я, пользуясь своей свободой, пока ещё не урезанной, уйду из Цериона.
— Да, боюсь, тебя остановят,— возразил Ник.
— Способ обойти стражу я найду, не сомневайся.
— Ну если ты так уверен, дерзай. Я сделаю, как ты сказал. Только вот, Рэй, скажи мне, куда ты теперь пойдёшь?
— А это уже дело десятое! Сначала нужно выбраться. — Рэй уже имел при себе кое-какие идеи, но делиться ими с Ником считал делом небезопасным и даже весьма рискованным.
— Ну, ни пуха!
— К чёрту!
Они хлопнули друг друга по рукам на прощание и на том разошлись. Рэй спрятал в карман карту с ходом и, будучи уверенным в успехе своего предприятия, двинулся в путь.



Глава 62
Пятая слеза

    Для того чтобы добыть целебный порошок, о котором говорил Виктор, не     хватало только пятой слезы Элэна. Только вот где добыть заветный камень, у девушки не было ни малейших догадок.
     В комнату вошёл Виктор.
— И куда же эта Мия могла деться в такое неподходящее время, – сетовал он, — когда нам не хватает только одного чёртова камня?!
— Ты заходил в библиотеку, как я тебе  говорила?— спросила Алика.
— Да подожди ты, какая библиотека?! Мы тут камень ищем. Какая библиотека?!
— Ага,— усмехнулась Алика.— Может, под стул заглянешь? Вдруг он там?
— Как несерьёзно! Какая плоская шутка!
— Само вырвалось. А в библиотеке я тебе говорила найти книгу по истории рода Шейн или про сами слёзы, если таковая имеется.
— А. Ага, что-то в таком духе ты говорила, да, — вспомнил Виктор. Вид его был настолько рассеянный, что девушка не выдержала и засмеялась.
— Я бы и сама поискала, но ничего не понимаю в вашей письменности, — сказала Алика.
— Ну ладно, посмотрю как-нибудь,— отмахнулся Виктор.— Аль, ты не представляешь, как мне всё это надоело! Хочется быстрее достать эту треклятую рукавицу.. э-э-э... — он зажевал слово,— порошки, вылечить Милену. Отомстить за мать, и можно жить припеваючи.
— Что значит «жить припеваючи»?— Алика не совсем понимала это выражение.
— Н-ну как... значит, жить весело, без проблем.
«Проблемы будут всегда»,— подумала Алика, но вслух  ничего не сказала.
— Вот буду ежедневно охотиться, пить только свежую кровь. Можно будет даже устроить скачки. Это было бы масштабно! Хотел бы я состязаться с Марком. А какие кони у воинов! Ты это видела? Холёные, породистые! Ты хоть видела, каким скакуном твою Илин наградили? Это же  фриз, подарок из Голландии. Масть вороная, без всяких отметин, шкура так и лоснится! А грива вьётся, прямо как твои волосы!
     Алика слушала его пылкую речь с неусыпным вниманием, а потом сказала:
— Спасибо за комплимент!
— А вот я, — продолжил Виктор,— когда выбьюсь из рядовых – а я обязательно выбьюсь в кратчайшие сроки, хочу себе першерона, только не пегого, какими они обычно бывают, а чёрного с белым пятном на морде и белыми мохнатыми копытами. Чтобы ты понимала: першерон – это лошадь-тяжеловес, и, кстати, это одна из самых изящных пород тяжеловесов. Их предками были арабские скакуны. Сказка, а не лошадь!
Виктор ещё долго говорил о лошадях и о том, что он сделает, когда заживёт припеваючи, и ещё много такого, что слышится и сразу же  забывается. Когда темы были исчерпанны, он опытной рукой прижал к себе Алику. Девушка не сопротивлялась, но была более скованной, чем обычно. Выскользнув из его объятий, она вышла из комнаты. И снова коридоры потянулись серой цепочкой.
  Что мне нужно сказать, чтобы сделать для читателя понятным то, что творилась тогда в душе девушки? Наверное, ни одно моё слово и ни одно предложение не покажет и половины того, что скрыто внутри. Есть то, что можно только почувствовать, но облечь в слова – никогда. Любые попытки найти словесный аналог лишь ничтожно мало приблизят нас к оригиналу.
  На дороге Алике встретился Сидмон. Он шёл вместе с Илин и Ником. Когда они поравнялись, Алика будто сквозь наваждение заметила подвеску на груди главы. Карминово-красный камень мигнул  сигнальным блеском.
«Это он!—  пронеслось в голове.— Камень!» Дальше она шла, как зачарованная. В слезе Элэна и вправду была какая-то магическая сила. Сделав над собой усилие чтобы дождаться, когда трое  скроются из виду, она побежала за Виктором. Теперь она знала, где искать пятый камень!
 



Глава 63
Заклятие на крови

  В обязанности Ноэля в отличие от большинства вампиров из замка охота не входила. Однако Зелёный паладин предпочитал пить кровь ещё горячей. По этой причине он почти ежедневно покидал стены Цериона и отправлялся в сосновый бор. Ничто не предвещало беды, когда он беззаботно мчался на коне, приследуя дичь, но – раз! – и что-то быстрое и стремительное опрокинуло его на землю. Что это было – волна воздуха или же что-то другое, он не успел понять.
  Нужно сказать, ударился он не сильно. Когда Ноэль очнулся, он увидел перед собой прекрасную девушку с медно-рыжими, струящимися по мраморно-белым плечам волосами. Девушка была в одеянии, напоминающем тюль. Полупрозрачное, оно не скрывало фигуру. Это была Мерида. Мерида выглядела совсем  как тогда, за день до его отъезда. Он поднялся. Девушка поманила его за собой, и Ноэль повиновался.
— Мерида,— сладко произнёс он, смакуя каждую букву.— Мерида, куда мы идём?
Она только рассмеялась в ответ. Она всегда очень много смеялась. А потом он, завораженный её неуловимым обаянием, шёл молча и только иногда шептал: «Мерида, Мерида».
  Ноэль очнулся от этого сладкого наваждения только в кенодике. Вместо прекрасной Мериды перед ним предстала её сестра. Четверо дюжих мужчин повалили его на алтарь. Ведьма занесла меч и одним движением пронзила ему живот. Кровь потекла через отверстие в алтаре в заранее подставленный сосуд.



Глава 64
Новая командующая

  В начале книги говорилось: «Сей Рогнар. сын Тогнара из клана Синяя звезда, что был разбит мощью клана Кшатриев и прекратил своё существование, и Миилины из  клана Церион».
 «Какое нудное начало!» — подумала Илин. Она быстрым взглядом пробежалась по биографии чернокнижника. Если читателю будет интересно, я попробую пересказать  её более понятным языком.
  Рогнар родился в замке Церион. От отца он унаследовал способности к чёрной магии и успешно практиковал её на протяжении всей своей долгой жизни. На трехсотвосьмидесятом году маг создал сильное, но не являющееся непобедимым оружие – рукавицу из кожи пяти убитых им вампиров-мутантов, способных превращаться в существ с перепончатыми крыльями. Внутри рукавицы он поместил клыки пятерых, которые, впиваясь в кожу, передавали генетическую информацию своему владельцу. Рукавица давала  силу пяти мутантов, но взамен забирала разум. Чернокнижник назвал её драконовой, так как не нашёл более подходящего названия. Надеть рукавицу можно было только однажды, но снять с живого было  невозможно.
  Обретя силу, Рогнар возжелал захватить власть в родном клане. К счастью,  ему помешали. Чернокнижника пронзил копьём некий Мейестрейн – то ли маг, то ли воин, в книге точно не сказано. После погребения, согласно написанному, гроб чернокнижника был закрыт пятью слезами Элэна Шейн.
    Осмыслив прочитанное, Илин решила, что Виктор либо сам ничего не знает, либо  просто обдурил Алику и совместно с Тританией хочет воспользоваться драконовой рукавицей. В любом случае, если у него получится достать оружие своего предка, Цериону не поздаровится. Илин представлялась отличная возможность раскрыть опасный заговор, и, конечно, она не преминёт этой возможностью воспользоваться. По дороге к Сидмону она получила весть о том, что сын главы Ноэль пять часов назад ушёл на охоту и до сих пор не вернулся. Она порадовалась тому, что эту новость глава  узнает именно от неё, и, распрямив и без того прямые плечи, отправилась навстречу новой должности.
    Сидмон находился в седьмой комнате – в комнате ностальгии. Он не любил, когда его заставали там, так как эта комната была создана в память об одной женщине. Состояла она из синих стен и большого количества портретов лишь одной, по-настоящему любимой. Ради правды стоит отметить: это была обычная вампирша с ничем не примечательной внешностью. Как кто-то верно подметил, не красива и не дурна, ни рыба ни мясо. Но это только взгляд со стороны. Больше про эту женщину сказать было решительно нечего. Как это ни было странно,  изображённая на портрете вампирша жила триста лет назад. Примечательно и то, что Сидмон не сказал с ней и двух слов и, не в шутку будь сказано, даже никогда её не видел вживую, только на портретах. Так чем же эта непримечательная особа завоевала такое пристальное внимание главы клана?  Всё просто. Прелесть этой женщины заключалась в том, что наш герой мог создать в своей фантазии образ идеальной женщины с тем характером и темпераментом, который был ему по душе. Да, такая  спутница никогда бы не разочаровала его.
    Но не будем отвлекаться и вернёмся к Илин.
— Мой господин,— подала голос Илин.— Есть новости.
    Сидмон сделал ей знак выйти. Медленно и степенно он ещё раз взглянул на свою нереальную возлюбленную и с тоской во взгляде покинул седьмую комнату.
— Мой господин,— продолжала Илин,— как вы помните, вы обещали пожаловать мне должность командующей за раскрытие заговора. Сообщаю вам, что Виктор Зейн в сговоре с Тританией. И, —  добавила она,— Алика, обращённая девочка, им пособничает. Заговор заключается… — И Илин чётко, но со всеми сколько-нибудь значимыми подробностями поведала Сидмону, всё что знала о коварном заговоре Виктора Зейна, не забыв упомянуть и о том, что в настоящее время Зейн совместно с новенькой думает над тем, где искать пятый камень.
  Сидмон, как это ни странно, не стал спешить арестовывать зачинщиков. К тому же для начала надлежало отыскать Рэя. Глава полагал, что тот находится ещё в замке, а потому приказал перекрыть чёрный ход. Однако насчёт двоих предполагаемых предателей он отдал одно распоряжение, о коем автор  умолчит. Что же касается авантюристки Илин, она получила желаемую должность и, стоит отметить, была очень этим довольна. Но что значит это чувство?  Ведь мимолётная радость от лёгкой победы не зажгла огня в её потухших глазах. Уже собравшись уходить, она вдруг вспомнила ещё одну новость:
— Мой господин, ваш сын ещё не вернулся с охоты. С момента его ухода прошло пять часов. Обычно он охотится часто, но надолго его никгода не хватает,— отчиталась новоиспечённая командующая.
Сидмон лишь моргнул выцветшими глазами – мол, вот ещё одна морока.



Глава 65
Авантюра

    Для Виктора и Алики был только один возможный способ достать пятую слезу, а именно – проникнуть в покои главы клана и выкрасть самоцвет, когда Сидмона там не будет. Разумеется, для похищения был выбран тот день, когда на Сидмоне подвески замечено не было. Авантюристы решили проникнуть в покои через окно. Такое решение было принято отнюдь не случайно. Пусть у покоев главы и не стояла стража, однако Сидмон всегда запирал за собой дверь, как и все церионцы. Алике пришлось вспомнить, как она с Соней лазала в детстве по стройке. Виктор, как он сам сказал, был менее подкован в деле лазания по замкам  и потому стоял на страже и ждал девушку на балконе, находившемся этажом ниже покоев главы. Длинные когти вампира пришлись кстати – скалолазка с обезьяньей ловкостью, впиваясь когтями в фасад здания, добралась до стрельчатого окна. Оно было не зарешечено, и поэтому спустя каких-то пустяковых двадцать минут отвратительного скрежета железа по стеклу, девушка проделала отверстие в окне с помощью заколки-оружия. Надо признаться, далось ей это достаточно легко, если  игнорировать тот факт, что два раза она была близка к тому, чтобы сорваться вниз, и бесчисленное количество раз – к тому, чтобы сорваться морально.  Когда же Алика очутилась внутри, дело осталось за малым: нужно было найти самоцвет в семи комнатах Сидмона. Тут и началась самая интересная часть «секретной» операции.
     Светлой кучкой раскинулись кружевные панталоны. Гольфы привольно распластались на полу. Под веерным сводом феерично кружилась пыль, сплетаясь в дивные серовато-грязные узоры. С люстры соскользнули розовые панталоны, видимо, женские, и плавно приземлились на голову Алики. Девушка с незадачливым видом стряхнула с себя этот предмет личного туалета и, переведя дух, принялась невозмутимо, но быстро разыскивать самоцвет в глубинах шкафа. Она не надеялась найти подвеску висящей на вешалке, но ожидала обнаружить что-то вроде полочки с драгоценностями или какую-нибудь маленькую шкатулку; ничего подобного там не оказалось. Но неутомимая сыщица, ничуть не теряя оптимизма, не прекратила продолжить поиски.
    Как уже мог догадаться читатель, Алика попала не просто в комнату, а в гардеробную. Пробравшись через горы серых камзолов, армию чёрных рубашек и кучку привольно возлежавших на спинках стула трико, девушка, чуть не утонув во всём этом огромном море забытой одежды, выбралась в другую комнату. Там по сравнению с гардеробной её ждала настоящая свобода передвижения. Представьте себе абсолютно пустую комнату, в которой только одно кресло непонятно зачем одиноко стоит посередине –кожаное широкое, с резными, выточенными из чёрного дерева ножками, оно могло вместить троих вампиров, а может, и больше. Хм... и зачем Сидмону такая скучная комната? Наверное, он просто забыл о нёй.
    Алика заглянула под подушку кресла – нет, куда уж там! Смешно! Сидмон – серьёзный вампир и не стал бы хранить старинную реликвию в таком месте. Юная сыщица погрустнела, но, и на это раз не потеряв оптимизма, отправилась исследовать другую комнату. Там её встретило множество глаз, смотрящих с картин и гравюр. Так странно: глаз много, а выражение одно –отчуждённо-бесстрастное. Даже мимика была неестественная, натянутая, независимо от того, в каком окружении находилась изображённая на портретах женщина, где она была – в тиши лесов или же в тронной зале. «М-да, наверное, это портреты какой-то очень скучной особы»,— подумала Алика и, догадавшись, что в этой комнате ей делать нечего, двинулась в другом направлении. Мимо неё снова промелькнуло чёрное кресло огромных размеров, потом быстро пронёслось вместилище разбросанных панталон, Алике предметами гардероба.
 Девушка очутилась в комнате, которую она с полной уверенностью могла бы назвать гостиной – есть где присесть, и есть на что посмотреть. Там тоже были лица, бесстрастно взирающие с древних портретов, но уже другие и все разные. Алика, пожалуй, изучила бы их детально, но не сейчас. Сейчас она слишком спешила и небеспричинно нервничала. Перспектива быть застигнутой врасплох её ничуть не прельщала.  Она наскоро обшарила все возможные углы, но никакими камнями там и близко не пахло. С неумолимым рвением она полетела шарить в другую комнату, но и там шарить тоже оказалось бесполезно. И так Алика пришла в самую первую комнату, и там…тоже ничего не было. Какая насмешка судьбы: двадцать минут возни с окном и неприкаянные странствия среди панталон и грязных гольфов были напрасны!
  К двери приближались шаги. Внутренности Алики содрогнулись в предчувствии скорой расправы. Девушка заметалась и уже хотела было бежать, как тут на шее декоративного рыцаря сигнальным блеском сверкнул красненький камень. Тут Алика так занервничала, что дёрнула за железную цепочку что есть силы, опрокинула рыцаря, но добыла подвеску. Время истекло. Она рванула к окну, но только успела она отворить его, как тут в покои влетела такая процессия, что бедная девушка чуть было не вылетела из окна головой вниз. Она потратила какое-то время на то, чтобы удержаться. Когда она очухалась и, приготовившись прыгать, высунула ногу, два крепких мужика схватили её и оттащили назад. Девушка изловчилась, пнула одного стражника и ударила кулаком другого. Снова бросившись к окну, она прокричала, как могла громко: «Виктор!!!» Виктор, судя по выражению его лица, всё время ожидания витал в облаках и был крайне удивлён, увидев сигналящую ему Алику, лихо перевешивающуюся через подоконник. «Вииикто-о-о-ор, де-е-е-ержи-и-и по-о-одве-е-еску-у-у!» —закричала девушка. Она едва успела выпустить из рук камень, когда металлический голос Илин объявил: «Вот видите, мой господин, всё случилось именно так, как я вам говорила». Подвеска упала прямо в руки Виктора. Алика ещё билась, тщетно пытаясь вырваться, когда стражники затаскивали её внутрь. Но Виктор этого уже не видел. Он ловко перемахнул через парапет, перекувыркнулся в воздухе и,  приземлившись, с заячьей прытью рванул прочь. Илин, надсаживая грудь, вещала стражам закрыть ворота, но бедные стражники так удивились быстроте Виктора, что даже испугались такой пылкости и простояли столбом, когда тот стрелой промчался мимо них.




Глава 66
Рукавица

Порывистый ветер заглушит слова.
Угар молодого – угар без вина.

Затихнут все страсти, уляжется ложь,
Но, кажется, друг, пропадёшь ни за грош.

  Виктор какое-то время опрометью бежал прочь от замка, но вскоре, убедившись, что за ним не гонятся, перешёл на шаг. Все пять камней были у него. С четырьмя первыми он никогда не расставался и всегда носил их в кармане. В голове у беглеца уже давно созрел план действий: перво-наперво он проникнет в склеп, наденет рукавицу, а после сразу же найдёт Тританию, потребует у неё разглашения имени убийцы его матери и, конечно, настоит на том, чтобы она немедленно излечила Милену. Правда, в плане  Виктора были весьма существенные неточности. Так, например, он не знал, когда сможет вывести сестру из замка. Он думал, что, возможно, в этом нет необходимости, так как чародейка даст ей лекарство сразу после захвата Цериона. Парень не понимал отчётливо, как он будет искать пристанище своей тётки. Та сказала, что рукавица сама выведет его к ней. Хм... и как такое возможно? Он мало что знал о мире чёрной магии, и поэтому многие слова Тритании были ему непонятны.
  Посланник ведьмы быстро отодвинул входную плиту, юркнул внутрь и на этот раз на одном дыхании домчался до нужного захоронения. Вот он, величественный и вместе с тем пугающий саркофаг чёрного мага! Виктор разместил четыре камня в отверстиях вокруг руки каменного Рогнара, а вот для того, чтобы извлечь пятый из оправы, пришлось хорошенько потрудиться. После нескольких попыток Виктор поддел кинжалом камень. «Да, подвёл я девчонку! — подумал он, отшвыривая ненужную оправу в сторону.— Но сейчас главное – Милену вылечить. Алике потом помогу выбраться из темницы». Что ж, все пять самоцветов были расставлены по своим местам. Слёзы засветились потусторонним светом. Виктор открыл гроб.
   Иссохшееся тело мага таращилось на потомка пустыми глазницами. Из-под тонкой верёвки верхней губы виднелись клыки. Они были больше и длиннее клыков обычных вампиров. Виктору это сразу бросилось в глаза. Кожа напоминала тёмно-коричневый холст. И это всё, что осталось от знаменитого мага? Скелет с тонкой кожицей и грязно-розовые ниточки мышц? Мумия. Но зато в ногах убитого предка лежал небольшой ларец, тоже потемневший от времени. «Вот оно – достояние рода, вот оно – мощное и непобедимое оружие!» Какая жалость, что Виктор не знал всей легенды! Руки его задрожали в экстазе и предчувствии прикосновения к сокровенному. «А вдруг он закрыт и к нему тоже понадобится искать ключ?» Ну уж нет, что-что, а это будет уже слишком! Он не мог так долго ждать, да и Тритания, поди, тоже. Резким движением молодой вампир отбросил крышку и отскочил в сторону – ничего необычного не произошло. Зелёный дым не повалил и не заполонил склеп мистической пеленой, звуковая вспышка не поразила слух – всё было тихо, всё было как обычно. Виктор сделал два неуверенных шага вперёд и нерешительно  заглянул сначала в гроб, а потом – туда, в ларец. Там лежало что-то непонятное, даже не похожее на рукавицу, но скорее отдалённо напоминающее длинную перчатку по локоть. До этого момента Виктору не доводилось видеть ничего подобного: это была кожа, настоящая кожа, когда-то давно срезанная с тел его собратьев. Куски были сшиты уверенными стежками добротной чёрной нитью. Местами кожа пожелтела, но в целом сохранила свой первозданный вид. Стало немного не по себе. Тритания сказала, что нужно  не мешкая надеть рукавицу, но творение Рогнара внушало  мало доверия. Но вот желание пренебречь наказом тётки сменилось неподдельным любопытством. Минут пять, а может, и того больше Виктор, словно зачарованный, ощупывал и осматривал магическое изделие, а потом, отбросив все сомнения, запросто натянул рукавицу. Она села, как по нему сшитая,  проскользила по руке, словно сама жаждала соединиться с потомком своего создателя. На лице парня появилось довольное выражение, но, не задержавшись там долго, сменилось гримасой боли.
Что-то острое вонзилось в руку. Он не выдержал и упал.



Глава 67
Суд

  Это был тот же самый зал, в котором она танцевала с Виктором на балу. Да и многие присутсвующие были те же. Вот Сидмон восседает на своём нелепо-помпезном троне, вот рядом с ним стоит Илин, неизменно холодная и неизменно прекрасная. На подмостках устроились  толстый Ник и улыбчивый чернокудрый Марк, который сейчас был очень серьёзен. Алика смотрела на него, на Марка. Он смелый и справедливый, она это знала наверняка. Может, он заступится за неё, скажет хоть слово в её защиту? И пусть даже это слово не спасёт, это уже не так важно. Главное – чтобы хоть кто-то поверил ей, захотел помочь. Марк посмотрел на неё. Девушка поймала этот взгляд. В нём была жалость – нет, не одна жалость, но жалость, смешанная с презрением. Он не верил в её невиновность. Нет-нет, Алика не боялась темницы и смерти. Она боялась быть отверженной, не принятой, чужой. Ха-ха-ха, Илин – её обличительница, Виктора и след простыл! Сидмон смотрел сквозь неё выцветшими пустыми глазами. В ком искать поддержку, хотя бы участие? На помощь она уже не надеялась. Ей было горько, горько и…а хотя  к чему лить слёзы? Это всё пустое!
  Руки её были закованы  в кандалы. Но зачем? Она всё равно ничего не сможет сделать. Не будет же она размахивать своими тоненькими ручонками против воинов клана. Конечно, не будет. Может, она и была больна юношеским максимализмом, но безумной она никогда не была. Кандалы – вовсе не мера безопасности, а символ унижения. Ими церионцы хотели показать, что они поймали изменницу, победили её и теперь вправе выставить её, виновную и пристыженную, на всеобщее обозрение. Как глупо, смешно и обидно! Хотя с чего же? С их точки зрения, она и в самом деле изменница, воровка, а значит, может быть на законном основании закована в кандалы. Чего уж тут, Алика, выражать своё недовольство? Они – судьи, ты – преступница. Единственное, что ты ещё можешь, так это не падать духом и держаться достойно.
  Преступница обвела взглядом присутствующих– все они перешёптывались и смотрели куда-то – то ли на её ноги, то ли вообще в пол. Женщины разглядывали свои ногти, мужчины что-то пылко обсуждали, глядя на Сидмона и его приближённых. И невозможно было догадаться, зачем они пришли – затем, чтобы стать свидетелями свершившегося правосудия, затем, чтобы удовлетворить праздное любопытство и посмотреть на непоседливую новообращённую, или лишь затем, чтобы убежать как можно дальше от наступающей скуки – вечной спутницы бессмертных.
  Алика перевела взгляд на Илин. Та, с видом несомненно важным, обменивалась фразами с Сидмоном. Девушка догадалась, что вампирша почувствовала её взгляд, но стыдится посмотреть на неё в ответ. «И что они обсуждают так долго?» Алика больше не могла томиться в ожидании приговора. «Хуже беды только ожидание беды»,— мрачно подумала она. Набравшись храбрости, преступница подала голос:
— Какие обвинения выдвинуты против меня? Когда начнётся суд?
—  Замолчи! — приказал глава.— Против тебя и так слишком много улик. Суда не будет.
—  Сейчас против тебя будет выдвинуто обвинение,— бесстрастно изрекла та, которую она называла подругой.— Алика, ты обвиняешься в сговоре с Тританией из рода Зейн – чернокнижницей и врагом клана Церион, а также в краже подвески  и попытке достать рукавицу Рогнара.
      Услышав о рукавице, Алика сильно удивилась.
—  Я могу сказать только, что о рукавице я слышу первый раз,— возразила она. – Со слов Виктора я знаю только, что в гробу его предка хранятся целебные порошки, которые могут помочь вылечить его сестру.
— Это звучит, как глупая детская выдумка. Приговора тебе не избежать,— безапелляционно объявил Сидмон.
— Я не так давно нахожусь в клане и не знаю законов вашего мира. Мне неизвестно, что лежит в гробу предка Виктора. Я только хотела помочь Милене. Вот и всё,— оправдывалась подсудимая.
— Ты, наглая девчонка, ещё смеешь оправдываться!— повысил голос глава. — Ты украла мой самоцвет! Как ты можешь объяснить этот поступок?
—  Я только хотела помочь Милене,— повторила Алика.— Только хотела помочь, честно.
      Алика, Алика, какой зелёной и наивной ты им тогда казалась!
— Все аргументы признаны неубедительными. В Башню плача её! Позже я объявлю окончательный приговор. — Голос Сидмона металлическим звоном отдавался в ушах.
   Когда Алику уводили, она успела заметить, куда был устремлён взгляд Илин. Женщина с ужасом смотрела на белое платье. Обещанную куртку с бриджами она так и не успела отдать своей попутчице.



Глава 68
Никогда не сдаваться!

 Через маленькое окошко были видны  хмурые тучи. Они то плыли медленно и величаво, подобно большим кораблям, то бесцельно неслись, словно дым    из печной трубы. Эти-то непостоянные тучи были единственным развлечением недавней заключённой. Да и чем ещё она могла заниматься, кроме как разглядыванием кусочка неба через узкое, вытянутое окошко? Из подвесной клети земли не было видно, только одна из отдалённых башен  виднелась тёмно-серой торчащей свечой. Покачиваясь, клеть заунывно поскрипывала. «Как женщина плачет,— подумалось Алике.— Сейчас и мне впору заплакать. Почему бы и нет? Говорят, после того как поплачешь, легче становится». Плакать  Алика не стала, но только от одной этой сентиментальной мысли ей стало легче. Девушка почувствовала согревающую сердце жалость к самой себе. «Сама себя не пожалеешь – никто не пожалеет. — Подумав так, она удивилась собственным мыслям.— И до чего я опустилась! До жалости к самой себе! Нет. Слёзы лить я не буду. Мама часто плакала, когда ей было тяжело. Из-за своих слёз она и погибла. Я сильнее её – я не буду плакать!»
  Эти рассуждения воодушевили девушку, но вскоре  ощущение собственной силы перегорело,  мысли снова повисли в пустоте. Скука была отупляющей. Узница попробовала раскачаться в клети. Развлечение так себе, зато она приметила массивный железный крюк. Для какой цели его сделали, Алика могла только предполагать: может быть, для пыток, а может, там просто висело что-то очень тяжёлое. Во всяком случае, девушка решила воспользоваться им в своих целях. Она сильно раскачалась и зацепилась за него решёткой. Клеть повисла, Алика вцепилась в решётку, чтобы не скатиться вниз. Клеть зацепилась за крюк, но не дверцей, через которую девушку впихнули внутрь, но рядом с ней. «Нет, так не пойдёт». Нужно было отцепить её и попробовать снова. На этот раз заключённая решила раскачаться немного левее. Клеть не была слишком тяжёлой, и у Алики хватило сил на то, чтобы подтянуться на цепи, поднять её вместе со своим весом и снять с крюка. Вампиры сильнее людей. До этого момента Алика  почти не пользовалась вампирскими способностями, но сейчас дар Илин пришёлся кстати.
   Пока она переводила дух, слабо покачиваясь в своей подвесной темнице, ей принесли кувшин. Брюзгливый тюремщик прикрикнул на шумную заключённую, безцеремонно нарушившую его покой шумом цепи. Когда же клеть замерла на одном месте, а девушка поравнялась с ним взглядом, стражник плестнул кровь в чарку и протянул её заключённой. Алика не приняла. Тюремщик порядком удивился. Подобные отказы ему приходилось слышать не часто. Он в недоумении пожал плечами и уже собрался уходить, когда девчонка заговорила:
— Пожалуйста, дайте мне целый кувшин сразу. Моя жажда так велика, что я не могу принимать пищу маленькими порциями.
Стражник развернулся. Что-то смекнув, он сделал движение по направлению к клети. Вылив содержимое чарки обратно в кувшин, он с размаху выплеснул кровь на Алику.
— Ишь, чего захотела! Хочешь чтоб я открыл дверь, а ты попробовала выцарапать мне глаза и бежать! Чарка проходит между прутьями, а кувшин –нет. Ишь, хитро придумала! — Он харкнул и оставил неудавшуюся беглянку одну.
  Алика не была очень уж голодна, однако, когда выдалась возможность подкрепиться, она не преминула ею воспользоваться и выжала кровь с волос себе в рот. Насытившись таким образом, она вопреки угрозам тюремщика продолжила раскачиваться в клети. Два раза клеть цеплялась не тем местом, каким было нужно – то слишком высоко, то слишком слева; так не годилось. Устав от тщетных попыток, узница бросилась в угол клети. Тишину оборвал знакомый голос:
— Алика, Алика, неугомонная душа. И когда же ты успокоишься?— Илин стояла перед ней и невесело покачивала головой.
— В могиле! — резко отозвалась девушка.
   Новоиспечённая командующая смотрела на красные пятна на белом платье.
— Ты ещё чего-то ждёшь от этой жизни, – усмехнулась Илин.
— Не ждут только мёртвые телесно и духовно.— Алика была тверда в своих убеждениях.
— А Виктор…ты любишь его?
— Нет,—  не раздумывая ответила Алика.
— Так зачем за ним бегала, — прыснула Илин,— как собачка за своим хозяином?! Чудачка.
—Я бегала не за ним, а с ним. Я только хотела помочь Милене, только хотела помочь…— Алику захлёстывали эмоции, однако она сделала всё, чтобы взять себя в руки.
— Дело это, конечно, хорошее. Но жизнью рисковать разве стоило? — Ответа не последовало. — Илин пошла в обход клети.— Молчишь, решила, небось, что я не способна тебя понять. — Она сменила тон.— Ну вот теперь ты и в темнице, как птица в клетке. Только петь тебе особо-то и не о чем.
— Илин, зачем ты это сделала?
— Что именно? Или ты считаешь, что я подставила тебя? Да, в целом, так оно и было. Но ты сама виновата: не надо было лезть туда, куда не следует. Но я... — Илин лёгким движением повела рукой по воздуху, — всё же попытаюсь вытащить тебя отсюда.
    Алика настороженно слушала.
— Быстро это сделать не получится,— продолжала вампирша.— Ну что я могу ещё сказать?  Жди.
    Она бросила на девушку прощальный взгляд и неизменно спокойной походкой направилась к выходу. Алике только и оставалось, что покачиваться в клети туда-сюда. И когда это «не скоро» настанет? А что, если не настанет? Тогда её, скорее всего, казнят.
  «И обманщик же этот Виктор! А я повелась, как дура. Сказал, что я не знаю, как устроен мир вампиров, наплёл про какие-то дурацкие волшебные порошки, а я и поверила. Дура, дура, дура! — Алика вцепилась себе  в  волосы.— Может, Пустовалов был прав: я и в самом деле ветреная малолетка».
  Раньше  она верила, что сама управляет своей жизнью. Теперь же, на её взгляд, жизнь состояла из хаотично разбросанных случайностей. Мысленно пожав плечами, девушка продолжила раскачивать клеть. На этот раз ей удалось зацепиться нужным концом. Обрадовавшись этому, узница перебралась вниз подвесной темницы. Дело оставалось за малым: требовалось так потянуть клеть, чтобы державшаяся на крючке дверь не выдержала и слетела с петель. Но была одна проблема: для того чтобы сильно отклонить основную конструкцию вниз, веса девушки катастрофически не хватало — крюк по-прежнему держал не вырванную дверцу. Тогда узница попробовала действовать иначе.  Она камнем упала вниз клети — дверца зашаталась, но с петель не слетела. Алика поняла: она работает в верном направлении. Не сдаваясь и не теряя силы духа, узница продолжила камнем биться об решётку. И вот, наконец, дверь так задрожала, что у Алики задрожало всё внутри. В странной скрюченной позе она с замиранием сердца смотрела на дверь – вот-вот клеть возьмёт и полетит вниз, только уже без треклятой двери. Ещё немного – и она выберется на свободу. Она сделала последний рывок – дверь дёрнулась, клеть закачалась, как маятник. «Вот оно!— думала Алика.— Я сделала это!»  И надо сказать, эта маленькая победа так сильно её обрадовала, что она даже не сразу заметила, что ненавистная  дверь осталась на том же месте, где и была. Как наивно было рассчитывать на столь скорое освобождение, как наивно она верила в себя! Она-то думала,что  это свобода, а это всего лишь старый крюк не выдержал и вырвался из стены. «Наверное,— подумала Алика,— я и вправду ничего не понимаю в этой жизни. Ну как же так: свобода была так близко…а оказалось, это только очередная иллюзия? Хоть головой о  стенку бейся!»
  Но Алика не была бы Аликой, если бы она успокоилась на этом и опустила руки. Нет! Она принялась прыгать, как бешеная, сотрясая клеть. Цепь, на которой висела её подвесная темница, была прочной, но арестантка всё же надеялась, что где-то есть слабые места. Возможно, выше, в самом креплении. Что мог сделать её вес железной цепи? До неё в подвесной темнице гостили и более упитанные заключённые. Эта мысль не могла обойти Алику стороной, но разве могла она смириться, спокойно усесться и ждать своей участи? Нет, она будет биться, если есть хоть малейшая возможность вырваться из темницы. Она сделает всё, что может, а там – будь что будет. По крайней мере, она попытается и не умрёт с мыслью о том, что она овца безвольная.
  Она билась долго. Но подвесная темница только покачивалась из стороны в сторону, цепь несильно поддёргивалась. Ха-ха-ха, она выложилась на все сто, а получила от силы десять. Все попытки оказались тщетными. Но Алика билась, и билась бы до изнеможения, если бы эта попытка не закончилась приходом тюремщика.
— Будешь шуметь – долго здесь не протянешь»! — рявкнул он.— Думаешь, кто-нибудь станет жалеть, если я размозжу тебе голову?
Он открыл дверь и хлестнул заключённую плёткой. Шипы на мгновение вонзились в лицо. Один чуть было не пропал в глаз, но, к счастью, Алику миновала участь лишиться зрения. Стражник дёрнул плётку к себе, и ранки на лице закровоточили. Узница хотела было наброситься на обидчика, ударить его в челюсть, но только успела она очухаться, как тот с шумом захлопнул дверь. Когда его удаляющиеся шаги затихли на лестнице, Алику ещё продолжала терзать бешеная ярость – злость обиженного ребёнка на несправедливость взрослых. Безотчётная злость. В горле будто ком застрял. Хотелось и впрямь заплакать. Ну как тут не жалеть саму себя? Каждый хоть раз в жизни позволялял себе эту слабость.
 Алика пыталась не жалеть себя.
  Дальше было ещё хуже. Скука отупляла. Казалось, в голове пронёсся ураган и снёс всё. Только сухая воля осталась. От гнева и досады пленница башни вцепилась в решётку и что есть мочи забилась всем телом. Клеть трепыхалась вместе с ней. Алика уже ни на что не надеялась. Она не смирилась с положением заключённой, но принимала его  как данность. Назло тюремщикам она хотела как можно скорее сойти с ума. Хотела спятить настолько, чтобы те не смогли с ней ничего сделать, когда она будет биться в припадке безумия. Утомившись и обессилев, она из последних сил дёрнулась так сильно, как только могла. Клеть с грохотом рухнула на пол. Тяжеленная, длинная цепь была последним ударом. Алике показалось будто это гигантский молот ударил  по её подвесной темнице. Первое, что она заметила после падения – открытую дверь. Девушка стрелой выскочила наружу. На лестнице уже слышались приближающиеся шаги. Обстановка накалялась. Путь был только один: через окно. Алика высунула голову наружу – падать было далеко, и она  не была уверена, что выживет. Она металась. Отступить означало снова оказаться в клетке. К счастью, внизу  спасительной полосой проглядывалась галерея, связывающая башню с замком. Оконце было узкое. Алика высунула ноги, а затем с трудом протиснула туловище. «Говорят, если пролезает голова, пролезет всё остальное»,— вспомнились ей ободряющие слова.
   Шаги, между тем, слышались всё отчётливее. Алика замерла и присела. Если она не прыгнет, все её мучения были напрасны. Холодный ветер хлестал её по щекам. Она решилась. Ноги оттолкнулись от оконной рамы, между пальцами засвистел воздух. Щекочущий страх подбирался к сердцу. Алике казалось, что  вот сейчас он разорвёт её, а она и моргнуть не сумеет. Всё произошло очень быстро, и  через мгновение она уже обнаружила себя приземлившейся на прямоугольную крышу галереи.
  Стражник что-то кричал в окно. Что именно, уже было всё равно. Главное – бежать, и бежать как можно быстрее. Она рванула в сторону замка. Но в Церион ей дороги нет: там стража, воины, Сидмон. Её снова посадят в клеть и даже вымыться не дадут. Туда путь закрыт — к счастью, она поняла это вовремя и развернулась. Но куда тогда деваться беглянке? С одной стороны – Церион, с другой – тюремщик, который уже позаботился о том, чтобы  позвать других стражников. Алика металась. Стражники, не теряя времени, лезли на крышу. Она посмотрела вниз – прыгать всё ещё было высоко. Даже если она останется в живых после падения, едва ли она сможет быстро оклематься и продолжить бежать.
«А-а-а!!! Почему такая безысходность?!» — молчаливо, без слов кричала она.
  Пока непредусмотрительная беглянка судорожно напрягала свой ум, стражи подступали к ней всё ближе и ближе. Одному из них оставалось до цели шагов десять, а может, и меньше. От крыши до земли метров тридцать пять, не меньше. «Какая высота смертельна для вампира? А-а-а, чёрт! Медлить нельзя! Пропадать, так пропадать свободной!!» Алика, стиснув зубы, сделала шаг и стрелой полетела вниз. Дальше она мало что понимала. Ноги будто копьём пронзило. По тазу прошлась молния, а позвоночник затрещал так, будто по нему слон танцевал. Колени потянулись к земле – она упала. Сломанная колонна. Наверное, в этот момент она выглядела весьма отвратно, потому что стражники, как суеверные старушки, с криком похватались за головы. И как она теперь доберётся до ворот? Этого она не знала. Не было сил даже для того, чтобы пошевелить головой, куда уж там бежать! Она не могла двигаться, но и умереть не могла. Что за унизительное состояние! Девочка не плакала, но кричала от боли. Ей казалось, что своим криком она оглушила весь Церион, а может, и Сумрачную чащу.
  Где-то над её головой раздался рык. Алика вскинула голову – это был кринолион – то существо, которое напало в лесу на нага. Зверь, напоминающий своим видом льва, только без шерсти и с крыльями на спине. Он смотрел на неё, Алика в этом не сомневалась. Надежда ещё теплилась в сердце – у зверя с лихвой хватит сил на то, чтобы поднять её и перенести в безопасное место. Алика замерла в ожидании, и всё для неё замерло – только зверь летел, размахивая своими огромными сероватыми крыльями. Стражники от удивления открыли рты. Зверь издал ещё один рык  и пролетел мимо.





Глава 69
Новая шкура

  Новая шкура с непривычки казалась  тесной. Крылья были не прочувствованы и ещё слишком слабы. Он  то и дело падал, с треском врезаясь ногами в землю. Неровный полёт напоминал первые пробы крыльев неокрепшего птенца. Наконец, Виктор выбился из сил и спустился на землю. Его руки и ноги стали массивнее и рельефнее, подушечки ладоней и стоп покрывал лёгкий пушок. Он  шёл в одном-единственном возможном теперь направлении:  к чародейке. Шёл, чтобы получить объяснения.
Тёмная госпожа так обрадовалась, увидев его, что даже не удержалась и хлопнула в ладоши, сопроводив хлопок вспышкой смеха.
— А я уж думала, ты и носа не покажешь. Долго же я ждала тебя, разлюбезный мой племянничек!— с издевкой объявила ведьма.— Столько дум передумала!
Виктор с недоверием, а может, и с ненавистью, глядел на тётку.
— Да, от твоего милого личика мало что осталось. — Она снова усмехнулась.— Ну да ладно! Мне ли чуждаться неблагообразной наружности?
— Почему ты не предупредила меня раньше?
— О чём, мой дорогой? Ах, точно, твой звериный облик! Да брось! Это лишь небольшой побочный эффект. Плата за силу, видишь ли.
— Я не хотел платить!
—  Увы, мой наивный Виктор, платить приходится всем,— мрачно изрекла чародейка.
—  Стерва! Я не хотел становиться таким! Ты вынудила меня!— Он был готов  вцепиться  ей в горло.
     Ведьма стукнула посохом и разом пригвоздила племянника-марионетку к стене кенодики.
— Я не позволю тебе  разговаривать со мной в таком тоне! — Она повысила голос.— Если ты не будешь уважать меня и подчиняться, то жестоко за это поплатишься. Однако... — Тритания подошла к Виктору и провела рукой по его лицу. Сначала она делала это игриво, но потом  грубо схватила его под скулами и резко повернула к себе.— Ты мне нужен, Виктор.— едва слышно произнесла она над самым его ухом.
    Когда чародейка ослабила хватку, невидимые оковы рухнули. Пока Виктор переводил дыхание, она, его тётка, пошатываясь, прохаживалась по кенодике, будто пьяная.
—Зачем я нужен тебе, если твоя магия сильнее моих мышц и клыков?— спросил мутант.
    Тритания проигнорировала этот опасный вопрос. Неверный ответ мог грозить ей полным крахом.
— Когда моя армия будет готова, ты выступишь вслед за ней. А если подумаешь бежать, твоей сестре лекарства не видать. Ты меня понял?
— Да,— вынужденно произнёс Виктор.— Только скажи мне, кто убил мою мать?
— Илин,— просто и без обиняков ответила Тритания.
— Ещё вопрос:  после сражения ты сможешь вернуть мне прежний облик?
— Разумеется, — соврала ведьма.
Она не могла ни вернуть Виктору его прежний облик, ни вылечить его больную сестру, ибо её магия обладала только разрушительной силой.



Глава 70
Сломанная колонна

  Стражники уже спустились на землю и спешно подступали к беглянке. Как жаль, всё тщетно! А ведь она так стремилась на свободу! Восприятие Алики притупилось. Только одно  она понимала наверняка: сейчас её схватят и поволокут обратно, в клеть. При одной мысли о том, что до её израненного тела дотронутся, девушку трясло. Мандраж! Сломанная колонна! Что ещё тут сказать? Осознание собственного бессилия было хуже всего.
  Из ноги торчала кость. Открытый перелом. А вот её уже и схватили за руки. Кровь смешалась с грязью. Всё плыло. Боль была нестерпимой. Трусливая мысль о смерти завладела сознанием. Ну вот и всё, её тащат, а она... она даже не может сопротивляться. Вот она, неизбежность! Вот оно, бессилие!
Ноги тупо волочились по земле. Все надежды канули в омут.
Крылатый зверь сделал непонятный крюк, обогнув Башню плача, затем медленно полетел обратно. Алика уже ничего не понимала. Позже она помнила только, как чьи-то мощные лапы так крепко сжали её талию, что она с трудом могла дышать, и беспощадно резко потянули вверх. Стражники, не отступая, держали её за руки. Но это было ещё ничего. Один схватил за ногу. Алика уже простилась с ногой. Свои конечности она не могла видеть, но в её представлении нога болталась на тоненькой ниточке. Страж тянул — ниточка истончалось. Что-то порвалось. Зверь взмыл ввысь. На руках стражников осталась только кровь. Ноги, словно тряпичные, безвольно болтались в воздухе. Казалось, что окровавленная плоть, которая раньше была её ногами, сейчас отвалится и расшибётся о землю. Полуживая от страха, Алика явственно представляла это.
  Зверь впился в неё когтями, но этой боли она уже не придавала значения. Высота, боль, пронзающая позвоночник, боязнь потери конечностей волновали её куда больше. Она невольно представляла, что её ноги отпилили, а тело затоптали лошади. Кринолион всё так же крепко сжимал её талию. Осталось лишь дышать. Страх высоты, крошечные тропинки,      испещряющие землю, тонкие верхушки деревьев – всё это было не так страшно по сравнению с той жуткой болью, от которой искажалось лицо. Алика уже не могла даже кричать, не могла издать и глухого всхлипа. Дыхание перехватывало.
    Зверь донёс её до той самой секвойи, в которой находился дом вампира-отшельника, а точнее – вампира-шпиона. Леокрыл на удивление аккуратно опустил девушку на землю и, издав прощальный рык, взлетел над кронами деревьев. Алика лежала сломанной колонной, когда дверь в секвойе отворилась. Трейстен, найдя её в столь плачевном состоянии, бросился на помощь. Он медленно и очень осторожно взял девушку на руки, отнёс в дом и уложил на деревянный диван. Вся переломанная, она лежала, боясь даже смотреть на свои изуродованные конечности. Трейстен понял её состояние и, ничего не говоря, сунул ей в зубы какую-то тряпицу. Алика поняла: сейчас будет очень больно. Лекарь потянулся к торчащей из ноги кости.
—Только не смотри,— сказал он.— Я вправлю кость.
    Едва ли она могла найти в себе силы на то, чтобы приподнять голову, куда уж там смотреть на кусок окровавленной плоти! Нервы и так были на пределе.
  Трейстен приступил к делу. Его умелые пальцы  надавили на кость. Что-то щёлкнуло. Через сопротивление кость вошла в раскрасневшееся мясо. Его руки двигались очень ловко и быстро, но Алике показалось, что её мучения длились целую вечность. Лекарь дал  ей мгновение на то, чтобы она могла  отдышаться, а затем ловко перевязал рану.  Алика крепилась, но когда руки Трейстена потянулись, чтобы вправить другую кость, она забормотала:
—Нет, нет, пожалуйста, не надо! Я больше не вынесу этой боли!
— Тише, тише. Так надо,— успокоил её Трейстен.— Иначе – никак.
— Лучше дайте мне умереть. Я не могу терпеть такую боль,— запинаясь через каждое слово, молила девочка.
— Смотри  вон туда. — Он указал на картину, висевшую над головой раненой.
Алика перевела взгляд. На картине было море – такое нежное, прозрачно-бирюзовое. В волнах отражался розовеющий закат. Свободный парусник растворялся в этой розовой грёзе. Алика завыла от боли. Пока она отвлеклась на родное её душе море, Трейстен вправил ей другую кость. Наконец, всё закончилось, и, сломанная, но не убитая, она провалилась в беспамятство.
  Её покой не потревожили. Трейстен навестил её позже, когда раненая уже пришла в себя. Без лишних слов он вытер кровь с её лица влажной тряпицей. Нужно было осмотреть места перелома, для того чтобы убедиться, что кости срастаются правильно. Но как только Трейстен прикоснулся к конечностям, Алика вскрикнула, словно подстреленная птица. Он отнял руку. Боль уже утихала, но страх перед прикосновением надолго засел в глубинах её сознания. У раненой  выработался рефлекс на прикосновение к ногам, а такое проходит не скоро и  может не пройти вообще. Теперь она дрожала при мысли о любой,  даже незначительной боли. Она трусила перед внешним миром и даже не находила в себе сил на то, чтобы корить себя за эту трусость.
  Как известно, хоть вампиры и чувствут боль так же остро, как люди, но организм их восстанавливается гораздо быстрее. Им не нужны месяцы на сращение костей. На частичное восстановление сил Алике потребовались всего лишь сутки. Она могла передвигаться, но только хромая. Трейстен сказал, что это скоро пройдёт, но всё равно волочить ногу по земле было очень неприятно.
  Алика чувствовала себя старой клячей, еле переставляющей по земле копыта. Она страдала и от того, что на протяжении своего пребывания у Трейстена  выглядела  очень убого. Её белое платье порвалось и испачкалось в земле, кровавые пятна потемнели и превратились в тёмно-бордовые, спутанные волосы слиплись от крови. Теперь она чувствовала себя недовампиром, беспомощным и трусливым, позорно зависящим от своего спасителя. Такой уязвлённой она не чувствовала себя даже во время болезни. Алика видела себя гадким утёнком, отвергнутым своими собратьями, выкинутым из гнезда, сломавшим ноги о гранит отчуждённости. И всё же она не плакала.
    От крови нужно было отмыться, и Трейстен повёл её к реке. Лекарь постарался уверить девушку в том, что в этой местности чародейка никогда не показывается. Его слова возымели нужный эффект. Алика почувствовала себя немного спокойнее.
   Лесной вампир оставил ей ту чистую одежду, которая, по его мнению,  могла подойти по размеру шестнадцатилетней девушке. Алика уже и забыла о том, что она девушка, внутренние ощущения твердили другое. Когда Трейстен скрылся за стволами деревьев, она очень медленно стянула с себя порвавшееся платье и,   контролируя каждый шаг, неторопливо  вошла в реку. Каждое неловкое движение грозило новой болью. «Наверное, река холодная»,— вяло подумала она, однако, к её удивлению, вода в ней оказалась тёплой. Течение не было быстрым и лишь немного сносило в сторону. Красным ручьём потянулся кровавый след. Алика равнодушно смотрела на кровавую ленту, бегущую от неё, —  чего уж там, всего лишь кровь. В воде ей было комфортней, чем на суше. Мышцы расслабились, и измученное тело успокоилось. Осталась только внутренняя дрожь. Ничто не проходит бесследно, и ничто до конца не искореняется из памяти. После прыжка, а точнее, после падения, Алика стала бояться внешнего мира, чуждаться его. Она хотела уйти в себя. Там нужно было многое обдумать и многое осмыслить.
  Смыв всю кровь, она, хромая, вышла из тёплой реки. Трейстен оставил ей льняную рубашку и льняное трико. Рубашка доходила до колен и свободно болталась на стройном теле девушки. Трико оказалось слишком длинным, и Алике пришлось как следует подвернуть его. Драное платье, по совету своего спасителя, она взяла с собой и позаботилась о том, чтобы на земле не осталось кровавых следов.
  Древесный запах внутри секвойи был горек, но приятен. Аромат смолы успокаивал. Девушка устроилась в деревянном кресле и любовалась картиной – той, с морем. Она не знала, что это за море – её или какое-то далёкое, заграничное. Да это было и не важно. Главное, что море. Она с головой ушла в ностальгию. Но это была какая-то странная ностальгия. Алика скучала не по прошлому, а по тому, чего ей недоставало в нём. Её детские мечты о приключениях пробежали весёлыми красками. Это были мечты о дальних островах, таинственных пирамидах, египетских дворцах с египтянами в чёрных париках и браслетами в виде золотых змеек. Это были мечты о прошлом и о будущем: об «американских горках», о прыжке с парашюта и о готических замках. О готических замках… Как коварны наши мечты! Представляеешь одно, а на самом деле получается совсем другое. Мечтаешь о дружбе и приключениях, а в результате – тюрьма и предательство. Зато замок так замок! Избушкой не оказался, и то хорошо.
— Алика... — Трейстен легонько потряс её за плечо.
    Девушка не сразу откликнулась.
— Алика, а расскажи мне, как эта беда с тобой приключилась,— ласково попросил он.
    И тут она последовательно и подробно поведала всю историю, умолчав только о тех внутрених ощущениях, которые безжалостно вгрызались в неё всё это время. Зачем изливать тоску? Не каждый выслушает, и мало кто поймёт. Её повествование было неэмоциональным и сдержанным. Трейстен слушал, не перебивая. Когда она закончила, вампир-отшельник какое-то время обдумывал её слова, а после не стал тратить время на комментарии и даже ничего не сказал о Викторе, которого  считал своим другом. Может, оно и правильно, но только из-за этого  у Алики появились сомнения в том, что лекарь верит в правдивость её слов. Ведь Трейстен знал Виктора с детства, а её видел только второй раз. Разве мог он так просто поверить чужеземке? Не шутка утверждать, что твой приятель, с которым ты давно  знаком, вдруг оказался предателем и перешёл  на сторону ведьмы. Верит ей Трейстен или нет, Алике хотелось знать правду. Но она не стала спрашивать, некоторые вопросы разумнее проглотить.
    После затяжной паузы Трейстен расспросил беглянку о самочувствии Милены. Услышав, что здоровье девочки ухудшилось, он сказал:
— Я обещал Виктору найти лекарство для его сестры, и я не успокоюсь до тех пор, пока не найду его. Всё это время я ежедневно читал о гибридах, но нигде не нашёл упомянания о лекарстве, которое могло бы поддерживать их здоровье, а тем паче вылечить. Я знаю, есть и такие, на здоровье которых не повлияло их происхожение. Но, к сожалению, большинство рождается с дефектами в развитии. Те, о которых я читал, не прожили больше двадцати лет. Но, Алика, я всё же надеюсь, что  успею спасти девочку.
«Я тоже на это надеюсь»,— про себя заметила Алика.—У меня есть к вам один вопрос,— сказала она уже вслух.
— Спрашивай, я с удовольствием отвечу.
— Почему вы не сдали меня церионцам? Я же беглая заключённая. А вы, насколько я понимаю, подчиняетесь власти Сидмона.
— Алика, пойми: я не судья и не стукач. Я верю в твою невиновность и в доброе намерение помочь Милене. В моём доме ты можешь чувствовать себя в безопасности .
   Эти слова окончательно убедили девушку в добром намерении лекаря. Она больше не смогла таить в себе боль, рвущую её  изнутри.
— Вы знаете, я не хочу грузить вас своими проблемами. Просто у меня столько всего накопилось, а поделиться больше не с кем,—  начала она после некоторой паузы.
— Говори, Алика. Если я смогу, то всегда помогу.
— Мне кажется, что-то во мне перегорело. Я уже не прежняя. Чёрт! — Она хлопнула себя по лбу. — Ну как это сказать? Не то чтобы я не верю в светлое будущее и всё такое, просто у меня самой уже нет сил идти дальше. Ну… Чёрт, я даже не знаю, как это объяснить! Такое чувство, будто во мне горел огонь, а его взяли и залили водой. Что-то ещё тлеет, но огня больше нет. — В поисках поддержки Алика смотрела на внимательно слушавшего её собеседника.— Наверное, вам кажется, что я говорю ерунду.
Трейстен смотрел на неё тёплым взглядом. Алика поняла: может, он и не понимает, но воспринимает её чувства всерьёз.
— Нет, я так не думаю, — заверил её лесной вампир.— Мне понятно это чувство. Что-то подобное в юные годы испытывают многие…
    «Только, пожалуйста,— молила про себя Алика, — не надо про юные годы, про неокрепшее сердце и всю ту дребедень, которую говорят в назидание молодому поколению».
Трейстен продолжал:
— Но не многие ломают ноги, и не у многих шрам на лице.
    Алика выдохнула. Она терпеть не могла, когда индивидуальные чувства приравнивали к большинству.
— Неудивительно, что тебе сейчас тяжело. Я ни в коей мере не собираюсь поучать тебя. Скажу только одно: если огонь настоящий, его никто и ничто не сможет погасить навсегда. Пусть он на время сник и оставил лишь красненькие угольки, но вскоре влага с них испарится, и огонь, на время притихший, возродится вновь. Некоторые, возможно, скажут, что это свойство молодости, однако не во всех молодых после дождя продолжает гореть огонь. Но твой огонь, Алика, не погаснет.
Она ловила каждое слово. Речи Трейстена были для неё сейчас целебнее любого бальзама.
—  А почему вы так уверены в том, что мой огонь не погаснет? — не могла не поинтересоваться она.
— Если ты хочешь услышать внятное объяснение, ты зря надеешься. Я не могу ответить ничего конкретного на твой вопрос. Сделал такой вывод я по общему впечатлению. А общее впечатление моё таково: ты девушка смелая, я бы даже сказал – отчаянная, самоуверенная, немного нервная от постоянного поиска. Ну, пожалуй, это всё, что я мог пока в тебе заметить.



Глава 71
Мобилизация

  Илин стояла у балюстрады. Шаловливый ветер трепал её неизменно короткие волосы цвета воронова крыла. Подол плаща развевелся, играя иссиня-чёрными волнами. Тонкий силуэт казался тенью при медном свете факелов. Вся её фигура виделась слишком гармоничной для этого мира, нереалистичной, а потому мистической. Илин, Илин... Трейстен говорил, что это имя означает «неприкаянная». Неприкаянная... Она и в самом деле была неприкаянной. Этим обяснялись многие её поступки. Она хотела быть миловидной невестой, а стала готически красивой императрицей отчаяния, вечно мечущейся и вечно одинокой…
    Свежий порыв ветра – как это дивно! Он был похож на дыхание молодой девушки, пылкой и свободной. Он был похож на неё, на Алику. Илин не хотела предавать… она долго колебалась. Да каждый бы предал на её месте! Почему же ей тогда так плохо? Почему она стоит у этой чёртовой балюстрады и хочет выброситься? Ха-ха-ха, она снова не может решиться! В очередной раз трусит. Как много слов! Не слишком ли много внимания уделено личности Илин? Не легче ли просто сказать, что подлая вампирша предала свою попутчицу? Но этим всё не сказано. Она жалела девчонку, жалела как одно из немногих отвлечений от этой бренной жизни. Она уже знала о её сломанных ногах, она плакала… Марк звонким голосом прервал её меланхолию.
— Ты не жалеешь о том, что сделала?
  «Хм... и кого он имеет в виду – Алику или Рэя?»
— Из-за тебя замок покинул достоиный воин.
    «Значит, Рэя».
— Советник и стратег, если называть вещи своими именами.
— Илин, ты бесчестная женщина.
— Я – бесчестная воительница.
— И женщина в том числе.
— Марк, зачем ты пришёл? Для того, чтобы посетовать на то, что твой пост отдали той, кто деятельнее тебя?
— Вероломнее, Илин. Я пришёл для того, чтобы посмотреть тебе в глаза.
— Они прекрасны, ты не находишь?
— Даже после всего, что между нами было, я встретил тебя хорошо…
— Нет, не так: именно потому, что между нами что-то было, ты встретил меня с распростёртыми объятиями, но, насытившись, снова стал меня игнорировать.
— У меня нет желания поднимать всю грязь, Илин. Сидмон зовёт тебя.
— Новообращённая сбежала. Сидмон хочет видеть меня по этому поводу?
— Нет, у нас собрание. Ха, странно, что ты не осведомлена! Смотри не потеряй хватку, волчица! — Последнее слово он произнёс, словно выплюнул.
   Сидмон, как всегда, восседал на своём троне до смешного чопорно. В зале Совета собрались все, кто остался. Марк сидел по левую руку от главы, Илин – по правую. Ник занимал место рядом с Марком и, казалось, ничем не был обижен. На этот раз собрание было начато без гимна. Гимн, даже плохо сложенный, – штука хорошая,  всё равно настроение поднимает. Но когда все мысли занимают дела, лучше не прерывать весёлыми песенками атмосферу общей сосредоточенности. Сидмон, по старинной привычке, хмурил белесые брови и бросал на своих советников требовательные взгляды. От этих взглядов Нику делалось не по себе. Он то и дело ёрзал на стуле и отводил взгляд от каменного правителя.
— Рэя мы упустили,— монотонно проговорил Сидмон.— А он бы нам сейчас пригодился.
— Но вы же, мой господин, хотели его казнить,— осторожно заметила Илин.
— Да, хотел, — подтвердил глава.— Но я передумал. Всем свойственно менять решения. — Он посмотрел на Ника. Начальник стражи замер в предчувствии беды, но глаза главы долго на нём не задержались. Ник облегчённо вздохнул.
Обстановка накалялась;  даже нервы каменного истукана начинали расшатываться, и не без причин: ведь стратега Рэя больше не было рядом, и мудрого совета спросить было не у кого. Все теперь понимали, что угрозы ведьмы не просто блеф. Нужно было переходить от полемики к действиям. Сидмон не стал тратить время на выслушивание чужого мнения. Низким, уверенным голосом он объявил свою волю:
— Я буду краток. Всем нам уже известно, что Тритания собрала  армию. В связи с этим мы должны немедленно мобилизировать всех воинов. Ник! — Глава так резко произнёс это имя, что бедный начальник стражи  даже вздрогнул от неожиданности. — Сегодня же объяви стражникам, что они тоже будут участвовать в сражении.
      Ник максимально высоко вытянул свою  короткую шею и в знак своей искренней готовности кивнул.
— Марк, займись вооружением. Илин, ты знаешь: командование на тебе.
— Когда мы наступаем?— спросила воительница.
     Сидмон едва ли знал ответ.
— Это ещё не решено. Мы должны готовиться к атаке.  На этом Совет окончен.
    Все встали, поклонились и вышли.



Глава 72
Заштопанные крылья

   Жизнь в лесу какое-то время удовлетворяла Алику. В замок ей пути не было, в мир людей возвращаться не хотелось. Сначала спокойная жизнь, состоявшая из охоты и задушевных бесед с лесным вампиром, приходилась ей по вкусу, но вскоре монотонное течение дней стало надоедать. Рассуждая сама с собой, девушка пыталась понять, правильно ли она поступила, оставшись в лесу. Мыслями она всё ещё цеплялась за Милену, которой  была, увы, бессильна помочь, за Виктора, за Илин и за Мию, но  чётко понимала: они ушли из её жизни, и вернуть их она уже не сможет. Виктор на поверку оказался предателем, Илин поступила с ней не лучше, а Мия просто без вести пропала.
    Однажды, вернувшись с охоты, Алика застала Трейстена за книгой. Эта книга отличалась от тех, которые он обычно читал при ней. На пожелтевших страницах письменными буквами были выведены непонятные загогулины. Внимание девушки привлекало существо с перепончатыми крыльями, изображенме которого занимало всю страницу. Однако Алика не успела внимательно его разглядеть, так как лекарь, заметив её, поспешил закрыть книгу.
— Что это? — спросила девушка. Если Алика чем-то заинтересовалась, она была настойчива до конца.
     Отшельник медлил с ответом. А пока он думал, как отвлечь Алику от её вопроса, девушка разглядела обложку из кожи летучих мышей. Она не понимала письменность вампиров. Разглядывай не разглядывай, надпись на обложке ей ни о чём не говорила. Поэтому она продолжила допытываться.
    Наконец, Трейстен не выдержал.
— Боюсь, Алика,  Наш друг Виктор попал под дурное влияние.
— Вы хотите сказать – под влияние Тритании?
—   Именно!
— Ничего себе попал! — вспыхнула девушка.— Он не ребёнок, чтобы попадать под чьё-то там влияние. Думал бы лучше своей головой и меня бы не подставлял!
— Не будь столь поспешна  с выводами. — Отшельник произнёс эти слова так спокойно, что Алика умерила свой пыл и погрузилась в слух.
— Ты сядь, успокойся. — Трейстен пододвинул ей стул и продолжил: — Я неоднократно наблюдал, как Тритания  использует заклинание для притупления воли. Обычно она практикует его на мужчинах. Я слежу за ней не один год, а справки начал наводить ещё раньше. Есть вампиры, которые видели, как она меняет свою внешность, перевоплощаясь в женщину с привлекательной наружностью, чаще всего – в свою покойную сестру Мериду. Возможно, хитроумная Тритания появилась перед Виктором в образе его матери и попросила проникнуть в склеп предков и добыть рукавицу для неё Рогнара.
— Всё равно неубедительно,— возразила Алика.—  И разве Виктор не учуял тонкий запах бреда?! Не могу поверить, что он не поинтересовался у лжепризрака своей матери, на что ей сдалась эта треклятая рукавица!
— Здесь нужно принять во внимание тот факт, что Тритания легкомыслием не отличается и, скорее всего, продумала свой план до мелочей, и уж наверняка постаралась ввести парня в заблуждение. К тому же, ты забыла, что Виктор находился под действием одурманивающих, а лучше сказать – отупляющих чар.
     Алика грустно пожала плечами, а немного погодя, оживившись, сказала:
— И всё-таки я не верю, что волю можно сломить какой-то там магией. Я видела Тританию в действии и не отрицаю её магических способностей, но верить в то, что чью-то волю можно сломить каким-то дурацким заклинанием, я отказываюсь.
    Трейстену не понравилось то, что сказала Алика.
— Девочка, у тебя слишком мало опыта в таких делах,— пояснил он. — Да и вообще, если бы ты прожила столько столетий, сколько прожил я, у тебя бы не возникло никаких сомнений насчёт того, что воля, будь то воля людей или вампиров, может быть сломлена магией.
— Может,  воля таких слабаков, как Виктор, и подвластна магии, но заколдуй меня хоть тысячу раз, я не стану плясать под дудку какой-то там ведьмы с палкой. А тот, кто пляшет, у того воли изначально не было. Вы хоть режьте меня, я своего мнения не изменю! — Алика говорила пылко, но без апломба. — И всё-таки, — продолжила она спустя какое-то время,— Трейстен, скажите мне, что конкретно случилось с Виктором и какое отношение к нему имеет эта книга?
— Тритания послала его за рукавицей, в этом сомнений быть не может. И, насколько я её  знаю, она никогда бы не стала рисковать своим рассудком, когда можно расплатиться рассудком другого.
— Что вы имеете в виду?
— Рукавица даёт силу, но взамен забирает разум.
— Это справедливо! За всё нужно платить!— Алика заметила это скорее сама для себя, нежели для Трейстена.
— Скорее всего, Виктор уже надел её. Но если так, снять с себя  её он уже не сможет.
— А вы сможете сделать это за него?
— Я думал, ты затаила обиду на Виктора.
   Эти слова порядком возмутили Алику.
— Это слабо сказано! Но я беспокоюсь не о нём, а о тех, кому он может причинить вред.
— Я понял тебя, девочка. Но боюсь, мне теперь к нему  не подступиться, куда уж там снять рукавицу! Отныне он слуга ведьмы, а значит, дружбу мою не примет.
— Печально. Я не ожидала такого резкого поворота событий.
— Никто не ожидал.
—Трейстен, а вы ответите мне честно, если я вас спрошу?
— Смотря какой будет вопрос. На вопросы личного характера  я отвечать не намерен.
— Вы не думайте, я не собираюсь докучать вам расспросами об Илин.
— Ты знаешь?— удивился отшельник.
— Ну да! Она сама мне рассказала. Но я понимаю, что сейчас не то время, чтобы ворошить прошлое. Я хотела спросить: зачем вы живёте в лесу в такое опасное время, когда неподалёку находится ведьма со своей армией?
— Я вижу, ты девушка любопытная и просто так это дело не оставишь.
— Да, не оставлю! Только я не любопытная, а неравнодушная. То, что происходит здесь, в чаще, и там, в замке, касается меня так же, как и вас.
— И верно, у тебя есть какие-то догадки на мой счёт.
— Хм... дайте подумать. Ну, учитывая то, что за время моего пребывания здесь вы пару раз отлучались в замок, и я не думаю, что только за книгами, вы, наверное, передавали какую-то информацию о ведьме. Живёте вы в стволе дерева, и дверь ваша сделана таким образом, что, не зная, её и не заметить. Из всего этого я могу сделать вывод, что вы посланы сюда следить за Тританией.
— Ты права,— признался Трейстен.— А я-то думал, ты приняла на веру ту историю про любовь к уединению, которую я рассказывал вам с Виктором в первую нашу встречу.
— Хотя мне вообще-то  непонятно, как Тритания всё это не просекла.
— Как раз в том-то и дело, что просекла, только убить не смогла: Я всегда вовремя скрывался. К тому же, я владею несколькими маскирующими заклинаниями, поэтому Тритания знает, что я где-то здесь, но ничего сделать не может.
—А что вы думаете по поводу всей этой ситуации…ну, с Виктором?
— А что я могу думать? Беда с парнем!
— И это всё? — Алика даже всплеснула руками.— Нет, ну вы, наверное, собираетесь как-то вмешаться, что-то предпринять?
     Шпион Сидмона потупил взгляд, а потом посмотрел как-то разочарованно-задумчиво куда-то сквозь Алику, пожал плечами и ответил:
— А что я могу? Моя магия – это, скорее, лишь природный дар, не отшлифованный теорией и постоянной практикой. Для ведьмы я не помеха, Виктора мне не вразумить, а в армии я не воин. Только вот единственное: Милене, может, смогу помочь. — Уголки губ лекаря меланхолично опустились.
— Нет, ну всё-таки, — не могла успокоиться Алика, — мы можем попробовать вразумить Виктора вместе. Мне, конечно, совсем не хочется его видеть, но раз такое дело, я могу пойти путём преодоления.
— Девочка!— Лесной вампир покачал головой. — Ты хоть понимаешь, что он теперь невнушаемый? Он не станет нас слушать, а то и того хуже –разорвёт в клочья, и на этом всё.
— Хм... да, перспектива незавидная. Но вы уверены, что магия рукавицы лишает рассудка так быстро? Вы читали об этом в книге?
— Нет, – вынужденно признал Трейстен,— но я смело могу сказать, что каждый сходит с ума с разной скоростью. И так же,  как я не могу отрицать то, что Виктор сейчас ментально здоров, так и ты не можешь утверждать, что его разум не повреждён.
— Вы хорошо говорите, но я привыкла рисковать, и пусть меня потом назовут сбрендившей  малолеткой, но я всё равно попытаюсь поговорить с ним.
    Она поднялась со стула. Трейстен хотел её удержать, но вместо этого только сказал:
— Я уважаю твоё стремление пожертвовать собой ради всеобщего блага, но смотри, когда ты окажешься наедине с ним, а точнее, с тем, чем он стал, плачь не плачь – тебе никто не поможет.
— Благодарю за мудрое предостережение, но я не из тех, кто жалеет о принятых решениях, и уж тем более не из тех, кто плачет. Пожалуйста, вы только скажите мне, где сейчас может находиться Виктор. Ну что вы молчите?
— Я даже не знаю, стоит ли говорить тебе.
— Я уже сказала: я не из тех, кто плачет,— твёрдо заявила девушка.— Если я решила что-то сделать, то я это сделаю.
    Трейстен колебался. Алика не видела его глаз. Голова лекаря была опущена, лицо закрывали пепельные пряди.
— Я много раз замечал его на холме. Оттуда ещё виден шпиль замка. Только будь осторожна, Алика.  Опасность будет грозить тебе с трёх сторон.
— Виктор, Тритания, Церион, — догадалась девушка.— Ваше предостережение ничего не меняет. Если Виктор или  Тритания решат убить меня, никакая осторожность мне уже не поможет.
— Это так,— едва слышно проронил отшельник.
    Девушка поблагодарила его за оказанную  помощь и пообещала прийти  сразу после того, как сумеет вразумить Виктора. На это обещание Трейстен только пожал плечами. Неугомонная девчонка попрощалась с  улыбкой и направилась к двери.
— Алика! — окликнул её Трейстен.— Да пребудет удача с дерзающими, не боящимися опалить шкуру!



Глава 73
Чувства

–  Мой господин, извстия от Трейстена получены. Чародейка собирается выступать на следующую луну. Я готова возглавить армию. — Илин склонила голову перед главой клана.
— Я очень рад,— сказал Сидмон,— но куда же ты её поведёшь?— В кои-то веки по лицу каменного истукана проскользнула усмешка.
     Илин не понимала, что она сказала не так. Уже с опаской воительница продолжила:
— В Сумрачный лес, мой господин. Туда, где развернули лагерь беглецы из города Падших.
    Ухмылка Сидмона сделалась ещё шире.
— Ты хочешь сражаться с этой оторвой одичавших скотов на их территории?
— Но территория…
    Илин хотела возразить, что территория не их, но Сидмон не дал ей закончить:
— ...Где они находятся под защитой ведьмы! Ты расстраиваешь меня, Илин. Я думал, ты умнее.
     Илин более не пыталась ничего сказать.
— Никакого сражения не будет,— кратко изрёк глава.
— Но как такое возможно, мой господин? Трейстен сообщил, что ведьма намерена выступить на следующую луну. Её воины вооружены мечами и копьями и тренируются, не зная покоя.
     Наверное, если бы Сидмон не был столь сдержан, он раразился бы торжествующим хохотом. Однако его мраморное лицо никогда не искажалось сильным смехом. Он лишь в очередной раз ухмыльнулся.
— Церионцам нет смысла проливать свою кровь, равно как и охламонам Тритании нет смысла проливать свою. Трейстен передаст им моё предложение. Я обязуюсь даровать прощение изменникам и принять их под кров Цериона, если они присоединят свои мечи к моим.
     Илин слушала его с немым удивлением.
— Но если ведьма поймает Трейстена, она не замедлит убить его, — высказала Илин пугающую догадку.— И, мой господин, у нас нет никаких гарантий в том, что отступники станут слушать его, вместо того чтобы заколоть при первой возможности.
— Гарантий в жизни не бывает. Если заколют одного, я пошлю другого. К тому же, Трейстен будет представлять мои интересы. Я снабдил его своим родовым знаком, и если падшие не окончательно потеряли рассудок, они выслушают моего посланника с надлежащим вниманием. — Сказав это, он бросил на Илин пренебрежительный взгляд. — Возьми это письмо и отдай его Трейстену. Сегодня он снова должен прийти и передать нам новости. — С этими словами Сидмон протянул воительнице конверт.
— Мой господин, прошу, скажите мне, когда Трейстен пойдёт в стан к врагу?
— Этой ночью,— кратко ответил глава.— Если ты собралась идти вместе с ним, то поверь, более глупое решение придумать сложно. Трейстен идёт как посланник мира. Многие из падших ещё хранят память о нём. А ты носишь меч за спиной. Да  и к тому же, — прибавил он, — ты женщина.
— Я просто спросила, мой господин.— Илин поклонилась и вышла.

    «И всё же все женщины подвластны более чувствам, нежели разуму. Илин сама оставила Трейстена по своей глупой женской прихоти и ушла в мир людей. Сейчас же она смотрит на него голодными глазами, так как не может добиться взаимности. А когда-то я считал её умной, а она,— подумал Сидмон и  мысленно махнул рукой,— оказалась просто женщиной».


Глава 74
Стрела

    Раны больше не давали о себе знать. Алика даже не хромала. Как странно! Только недавно она по-настоящему осознала ценность своего бессмертия. На её ногах не осталось ни одного шрама. Кожа была гладкой, как  до падения. Но неужели всё и в самом деле так просто? Можно спрыгнуть с высоты одиннадцатого этажа, а на теле не остантся ни одной царапины?
   Самые страшные шрамы остались в душе. Самые глубокие шрамы никто не видит.
   Был день. Солнце мягко скользило по листьям, касаясь редкими лучами земли, покрытой мягким зелёным ковром. Позеленевшие от травы пни напоминали маленьких леших, а невысокие деревья, обросшие мхом, издали казались дриадами в зелёных платьях. Всё теперь имело зелёный оттенок, даже небо. В лесу вообще местами стоял непонятно откуда взявшийся зелёный туман. Алика шла между рядами стройных осин, будто нарочно высаженных таким образом. Не без дрожи она пробиралась по чаще. Где-то раздавался звон мечей. Слух у вампира острый, но Алика по неопытности не могла определить, как далеко от неё находится лагерь. Перспектива натолкнуться на армию чародейки ей ничуть не улыбалась. В доме Трейстена она была смелой и решительной, но стоило  только ей  выйти в лес, как её решительность стала улетучиваться с каждым шагом. Да, на деле всё было гораздо сложнее. Просто родиться смелым – сложнее не повернуть назад, когда всё дрожит внутри. Наверное, Алике помогала выработанная годами привычка  жить через преодоление. И сейчас, когда поджилки тряслись, она продолжала упорно продвигаться вперёд, не считаясь с эмоциями.
    Но вот тревожный звон мечей сменился пением лесных птиц. Девушка вздохнула свободнее. Сейчас она корила себя за то, что не узнала у Трейстена, где находится лагерь воинов. Он-то уж наверняка знал. Увы, все умные мысли приходят слишком поздно, и Алика пробиралась по чаще, гадая, с какой стороны может прилететь топор.
  После падения её психическое состояние заметно изменилось. Настроение было хождением по граням между оттенками, начиная от мрачной тревоги и заканчивая моральной усталостью, хуже которой, как считала она, не могло быть ничего. Возможно, ей стоило поделиться своими переживаниями с Трейстеном. Но разве мыслимо для Алики вылить целый ушат своих тревог на кого-то другого? Тогда бы она почувствовала себя слабой и наивной. Те мысли, которые приходили к ней и звучали в её голове стройно и логично, тут же были бы вынуждены  обратиться в нытьё. Алика хотела быть сильной как и в глазах других, так и внутри себя.
  В памяти всплыл образ матери — измученной женщины с сухим вытянутым лицом и сильно выдающимися вперёд скулами. Разве её жизнь была сложнее жизни многих других нелюбимых и не самореализовавшихся женщин? Нет. Наталья часто жаловалась, но при этом считала себя сильной. Объясняла она свою силу тем, что любая другая на её месте не выдержала бы того груза быта, который тянула на себе она. Когда Алике было плохо, она вспоминала мать, и вспоминала совсем не для того, чтобы брать с неё пример. «Даже если ноги в кровь, даже если молнией по позвоночнику – не жаловаться, не ныть, даже если поймают – не ныть!» — давно решила для себя девушка .
   Под красным клёном кто-то сидел. Алика замерла и вгляделась –  это был мужчина с тёмными волосами, в доспехах и с зелёной серьгой в ухе. Она поняла: это не к добру. Теперь каждый неверный шаг грозил бедой. Алика решила обойти мужчину и для этого стала отступать назад. Мох не шуршал под ногами, он был мягким ковром, заглушающим звуки шагов. Алика начала медленно и осторожно  разворачиваться. Всё шло так, как нужно. Незнакомец её не видел.   Всё ещё не отрывая глаз от воина, она переставляла ноги. Но тут она сделала  одно неловкое движение – задела носком куст-трескун. Тот душевыворачивающе затрещал. Алика рванулась с места. Когда воин обернулся, её уже и след простыл.
    Пронесло! Одна преграда была преодолена. 
    И сколько ещё испытаний ей предстоит пройти, рискуя собой и действуя через преодоление? После смерти матери она пошла к Илин через преодоление, в село за слезой Элэна – через преодоление, и в Демонову пустошь она тоже шла, перешагивая через собственный комфорт. И когда же у неё начнётся та жизнь, о которой говорил Виктор? Как это он говорил? Ах, да, «жить припеваючи»! Нет, для счастливой жизни ей не нужны фризы и ежедневные скачки. Нет, ей нужно другое. Ей нужен дом. И речь идёт не о физическом доме, какой у неё был в родном городе, а о том доме, в котором комфортно находиться. О том, который может быть с тобой везде, неависимо от того, где ты – в замке или в лесу. Такой дом, который состоит не из стен, дверей и окон, а из окружения, из тех, с кем тебе комфортно и уютно (будь то люди или же вампиры). Такой дом нужен каждому. Взять хотя бы Илин. Её дом состоял только из стен, окон и предметов декора. Именно поэтому она постоянно металась, оглядываясь на прошлое и не веря в счастливое будущее. Именно поэтому она нашла Алику, именно поэтому на время сделала её своей попутчицей.
   
    Бесконечные ряды вековечных деревьев закончились, и Алика вышла к холмам. Первое, что она сделала – хлопнула себя по лбу. Трейстен сказал, что неоднократно видел Виктора на холме, с которого виден шпиль замка, но здесь было много холмов, с которых шпиль хорошо просматривался. «Видел бы меня сейчас Пустовалов, как следует поржал бы над этой ситуацией»,— подумала неудавшаяся спасительница. Но делать было нечего. Не возвращаться же обратно, к секвойе, через чащу. У Трейстена хотя бы есть в арсенале несколько маскирующих заклинаний, а попадись она воинам ведьмы или, того хуже, самой Тритании, ей туго придётся.
 Алика подошла к замку слишком близко. Девушке уже начинало казаться, что  лекарь нарочно придумал этот холм, чтобы скрыть настоящее местонахождение Виктора. Такой поступок, конечно, служит благородной цели: наверное, Трейстен хотел защитить её от того чудовища, которым стал молодой вампир. Но что ей делать теперь? Возвращаться назад  опасно, а путь к замку закрыт. Сомнения разрешились сами собой: летящая стрела сверкнула в отдалении, и  серебряный наконечник попал в цель. Девушка вскрикнула от неожиданной боли и упала.



Глава 75
Послание

  Сумерки застилали небо тёмно-зелёным покрывалом. Горизонт резала ровная золотистая линяя. Звёздная россыпь этой ночью была особенно обильной. Цветы источали тот спокойный, приглушенный аромат, который можно ощутить только в это время суток. Всё казалось спокойным и мирным, но… небо над чащей имело неестественный зеленоватый оттенок. Там, где тянулась кайма Сумрачного леса, над кучкой деревьев, небо сочилось ядовито-зелёным светом. «Не к добру это»,— думала Илин. Зелень била в глаза. Вампирша недовольно жмурилась. Она сидела верхом на коне, чёрном фризе. Его шерсть лоснилась и блестела при свете луны. Всадница похлопала коня по щеке, и фриз довольно фыркнул. Ей было приятно осознавать, что она не одна. Конь, хоть и иллюзорный собеседник, но всё же какое-никакое живое существо.
  Тот, кого ждала  Илин, опаздывал. От нечего делать она пустила коня вскачь. Можно было резвиться вволю. Вероятность того, что охламоны ведьмы заметят её, была ничтожна мала. Всадница смотрелась лишь тёмной тенью на тёмном коне, растворяющейся в черноте ночи. Она нарезала неполные круги, топча траву то рысью, то галопом. Конь – хороший подарок, особенно тогда, когда он подходит по характеру к своему хозяину. Скакун был таким же неспокойным, как и его хозяйка, и, видимо, поэтому относился лояльно к  внезвпным камандам. Над головой пролетала птица. Илин вынула меч и одним движением разрубила ворона на две части. Кровь попала скакуну на морду с и даже брызнула в глаз. Фриз быстро заморгал, выражая своё недовольство возмущённым ржанием. «Ну!— прикрикнула всадница. —Вперёд!» И снова они помчались под звёздным небом, рассекая воздух и вдыхая цветочно-травяной запах ночи.
   На линии леса что-то мелькнуло. Илин дёрнула за узду  слишком резко. Конь встал на дыбы. «Так, значит, всё-таки пришёл», — шепнула она в пустоту поля. Пришелец быстро отделился от линии леса. Наездница могла бы в мгновение ока настичь его, но она только пустила коня медленным шагом. Наконец, они поравнялись. Илин нехотя спешилась и приблизилась к Трейстену.
— Ты опоздал,— заметила она.
— А ты всё так же неизменно пунктуальна, как и сто лет назад.
    Он был холоден, и это бесило Илин.
— Ты даже не спросишь, как мои дела! — возмутилась она.
— О твоих делах и без слов всё ясно.
    При свете луны пепельные волосы Трейстена казались почти белыми, а черты его лица виделись Илин даже более чёткими и благородными, чем обычно.
— Не говори так со мной. — В её голосе послышалась обида.— Мы пережили вместе слишком много, чтобы задевать друг друга колкими фразами.
— Не я первым нанёс обиду, и не я захотел нашей разлуки.
   Илин поднесла руку к его лицу. Трейстен не сразу остановил её. Он отвёл от неё взгляд. Отвёл, точно от Медузы Гаргоны, будто боялся, что она превратит его в камень.
— Ты  уходишь, когда тебя зовут, но кидаешься на шею, когда тебя отвергают,— глухо произнёс он. — Ты пришла передать приказ?
—  Да.
   — Говори, что велено, и уходи.
       В глазах Илин что-то блеснуло.
—  Сидмон хочет, чтобы ты пошёл к падшим и объявил им его волю. Вот. —Она протянула письмо. — Там всё изложено, что и как ты должен говорить.
    Она попыталась уловить хоть какой-то лучик во взгляде Трейстена, но лесной вампир был стоек. Вечно одинокая вампирша вскочила на своего фриза и уехала туда, где виднелся шпиль готического замка Церион. Скупая, холодная слеза упала на холку коня.



Глава 76
И снова предатели

  Лагеря у падших как такового не было. Бывшие ссыльные – нынешние воины – сидели кучками по шесть, иногда по семь и восемь вампиров. В кенодику Тритания их впускать не желала, и поэтому её армия привольно развалилась в некотором отдалении от крова своей госпожи. Грязные и лохматые, они не пожелали привести себя в порядок даже по приказу чародейки. Что касается тренировок, то определённого времени на них не отводилось. Тритания имела очень смутное представление о том, как готовить воинов к сражению, и поэтому, долго не раздумывая, передала бразды правления лидеру падших  Ансгару. Согласно её замыслу, командовать сражением тоже должен был он. Ансгар, хоть и казался суровым, не видел смысла муштровать  своих собратьев, которые только начали вдыхать воздух свободы.  Изгнанники так устали от неволи, что не стали бы внимать никаким доводам своего лидера. Большинство из них сидело в кругу и чернило Сидмона и всех других глав кланов, какие только приходили им на ум. Редкие же из них вспоминали искусство владения мечом, но таких были единицы.
— Перед тем как Ансгар расправится с Сидмоном, я расскажу этому деспоту, как мы разделались с его ублюдком. — Крепкий детина с выдающейся  вперёд челюстью даже продемонстрировал мечом, как он расчленял тело Ноэля.
— Ага, ага, — поддакивал ему другой – долговязый крючконосый вампир.—Жаль только, черноволосую девку не нашли. Она такое же отродье Сидмона, как и её кудрявый братец.
— А слышали ли вы, что этот самый Ноэль в юношеские годы очень досаждал нашей горбоносой? — вставил кто-то из другой шестёрки.
—Хм... нет,— ответил Ансгар.— Но история, кажется, должна быть занятной. Что ты ещё знаешь об этом?
— Ну, я таки и не ручаюсь за достоверность, но слышал, как эти мелкие визжащие твари, которые постоянно летают за Тританией и дребезжат ей что-то на ухо…ну так вот, они меж собой надребезжали, что, мол, Ноэль издевался над Тританией не только в детстве, но даже тогда, когда у той грудь проклюнулась. Так вот, он со своими друзьями подстерёг её в конюшне. А было их то ли пять, то ли шесть. В общем, думали, Тритании несдобровать.
— И где ж был конюший в то время? — вставил длинный.
— О том не сказано. Может, лень одолела, а может, и на лапу дали, — предположил рассказчик.— Но только вот вспыхнула после того конюшня зелёным пламенем. Ноэль и его ватага  выбежали, обожжённые, а то, как вышла оттуда Тритания, никому не известно.
— Да как же это никому не известно?  – не мог угомониться длинный.— Ты ж сам сказал: слышал от дребезжащих тварей, а твари, должно быть, от чародейки.
— Да нет же! Это вряд ли от чародейки. Скрытная она, ничего просто так о себе не рассказывает. Твари как пить дать от кого-то другого слышали, вот и сплетничают теперь между собой.
    Остальные пожали плечами.
— Я ж сразу сказал: за достоверность не ручаюсь. Только говорят ещё, после этого Тритания как пить дать пропала. Вернулась уже потом, нечёсаная и вся грязная, как будто по болоту лазила.
— Ну и?.. — спросил кто-то из слушающих.
— Ну и всё. На этом твари закончили сплетничать.
— А Тританию даже жаль,— заметил Ансгар.
 Но падшим надо было жалеть самих себя,   а на Тританию жалости уже не хватало.
  Болтовня прекратилась с появлением седовласого вампира. Пришелец не выглядел воинственно, это отметили все. Ансгар дал своим собратьям знак оставаться на местах, а сам поднялся и подошёл к седовласому.
— Я узнал тебя. Ты – лекарь из Цериона,— сказал он вместо приветствия. Я помню тебя. Ты вытащил из меня кусок боевого топора, когда я был ещё юношей. Меня зовут Ансгар.
— Трейстен,— представился лесной вампир.
—  Говори, зачем  пришёл, Трейстен.
   Лекарь держался почтительно, но уверенно.
— Я пришёл сюда как посланник Сидмона. Но сначала я хочу спросить, не встречал ли ты или кто-нибудь из твоих воинов  молодую девушку со шрамом на щеке?
    Ансгар удивился такому вопросу, но всё же ответил, что сам не встречал, а за своих ручаться не может, а спрашивать ему это не к спеху. Трейстену пришлось довольствоваться таким ответом.
— Глава замка Церион Сидмон предлагает тебе и твоим подчинённым…,— начал седовласый, но осёкся.
— Они не мои подчинённые,— прервал его Ансгар.— У меня есть авторитет, но нет постоянной власти. Если то, что я скажу или сделаю, им не понравится, они могут заколоть меня без какой-либо помехи, и никто их не осудит за это.
— Сидмон предлагает вам перейти под его знамя,— невозмутимо продолжал Трейстен.— В сём случае он дарует вам прощение и примет в ряды своей армии.
— Заманчивое предложение,— заметил лидер.— То есть твой глава предлагает нам снова предать, и за предательство он обязуется  простить нас, ведь так?
— Ансгар, вы как воин должны  понимать:  у вас нет никаких шансов осадить крепость. У вас нет ни требушетов, ни мангонелей; даже таранов, и тех нет. Если вы надеетесь на магию Тритании, то зря: колдунья не будет вам помошником в бою, так как её магия не работает в больших маштабах. Даже мирных дриад Тритания побеждала маленькими группами. Отчасти её колдовство — это просто фокусы, пугающие простофиль и зелёных вампиров. Она хочет, чтобы вы проливали кровь в неравном бою, а Сидмон гарантирует вам  прощение.
    Мускулы на лице Ансгара застыли в задумчивом напряжении.
— Мне нужно посоветоваться,— сказал лидер и, оставив Трейстена одного, зашагал обратно к своим.
      Он вывел из кружка двух воинов, на лицах которых интеллект оставил больший отпечаток, нежели на лицах их соплеменников.
— Этот вампир, Трейстен, – лекарь из замка Церион,— тихо пояснил  Ансгар.— Он предлагает нам предать Тританию и вступить под знамя Сидмона. Глава обязуется простить нас.
     Оба изгоя нахмурились, и один из них сказал:
—  Тританию предать – дело нехитрое, но простит ли нас Сидмон?
— Я родом из другого клана и знаю о Сидмоне только по слухам. Но то, что я о нём слышал, совсем не внушает мне доверия,— прибавил другой.
     Ансгар был больше согласен с седовласым лекарем: рваться в бой ему совсем не хотелось. Не ища долго доводов, он сказал так, как чувствовал:
— Сейчас бы на амбразуру лезть, но лестниц нет. — Сказал – как рану открыл.
     Его поняли.
— Ты думаешь, что Тритания нам не поможет?— спросил один из двоих.
— Чуда не случится, а стены без тарана не рухнут. Тяжко быть предателем, но своя шкура ближе. — Надо отметить, последние слова дались Ансгару нелегко.— Нам остаётся только рассчитывать на то, что Сидмон сдержит  слово. А вы уж смотрите, — продолжил он и показал наклоном головы в сторону остальных падших, — меня в принятом решении поддержите.
  Ансгар обернулся на Трейстена и выразил согласие кивком.



Глава 77
Добро пожаловать в Церион!

    Она, двенадцатилетняя девочка со свежим шрамом на щеке, стояла перед распахнутым окном. Где-то в другой комнате, в другой вселенной, звучали голоса сестры, отчима и матери. Шумели, как рой пчёл, громко и безостановочно. От этого шума болела голова. Дверь в комнату плотно закрыта, её слёз никто не видел. Самое главное –  чтобы её не увидели такой жалкой и зарёванной.
     За окном было тихо и как-то неистественно спокойно. Девочка смотрела вниз, на асфальт. Что там, после смерти? Наверное, если она покончит жизнь самоубийством,  то попадёт в ад. А что, если ада нет? Что, если вообще ничего нет? «А вот я прыгну и узнаю», — подумала она, но почему-то не прыгнула. Девочка  перестала захлёбоваться слезами. Эмоции перегорели, осталась только унизительная жалость к самой себе. Она, как замороженная, стояла и смотрела вниз. И что её останавливает? Это казалось так просто: встать на подоконник и сделать шаг вперёд, один-единственный шаг. Пожалуй, для неё это было слишком прсто…  Она закрыла окно.

      Алика очнулась в замке, в каком-то незнакомом помещении. Пахло отварами и спиртом. Боль уже утихала, но сквозное отверстие в животе ещё не зажило, и рана ныла.
— Где я? — спросила она, приподнимаясь на локтях.
Сухорукая женщина в синем платье с высоким воротом поспешила уложить её обратно.
—  Отдыхай, отдыхай, девочка. Тебе тяжко пришлось.
—  Что со мной? — не успокаивалась Алика, снова приподнимаясь.
—  Тебя сильно ранили. Но не волнуйся. Рану я уже обработала. Серебро не успело сильно повредить тебе, только желудок обожгло.
—   Где я? — повторила Алика свой вопрос.
— В лазарете. — Вампирша попыталась уложить её на место, но девушка отчаянно сопротивлялась.
— Оставьте меня. Я уже здорова и могу уйти.
    Женщина только развела руками.
— Боюсь, замок ты покинешь не скоро. Девочка, ты находишься под стражей и после выздоровления будешь содержаться под домашним арестом.
— Что?! — Алика не могла поверить.— «И снова неволя».




Глава 78
Неожиданная правда

     Каменные колонны, обвитые зелёным плющом, пикси со стрекозиными крылышками, снующие средь серых камней. Запах сырого камня и земли. Запах дождевых червей и цветов. Было по-вечернему свежо и прохладно. Многогранность запахов, звуков и ощущений – это то, что придаёт оттенки, расставляет акценты, то, что вносит краску даже в самое серое и однообразное существование. Для Виктора всё это было недоступно. Акценты перестали  существовать. Теперь главенствововало только одно основное чувство – ненависть. Единственное светлое, что ещё осталось от прошлой жизни, — это сестра. Виктор поклялся себе, что найдёт способ спасти её, чего бы это ему ни стоило.
     Его организм требовал больше крови, чем обычно. Энергия затрачивалась не только на функционирование крыльев и работу мышц, но и на поддержание его неустойчивой психики. На нервы тратилось больше всего сил – впрочем, так бывает почти всегда. Затравленные, налитые кровью глаза безнадёжно впивались взглядом  в кривое зеркало – единственное зеркало в кенодике. Не буду утомлять читателя скучным анализом психологического состояния Виктора. Отметим только то, что наш герой жалел о своей мутации, как жалел и о потере симпатичного лица, но был готов воспользоваться возможностями, которое предоставляло ему новое тело.
    Тритании не было в зале, и Виктор был полностью предоставлен самому себе. Снова и снова он разглядывал себя в зеркале. Звуки взмахов стрекозиных крыльев вывели его из задумчивого состояния.
—  Виктёрь, Виктёрь, Виктёрь,.....
     При каждом искажении его имени Виктору хотелось впиться когтями в маленькое тельце пикси.
—  Чего надо? — рявкнул он, отрывая от зеркала затравленный взгляд.
—  Нёвость есть.
     Ей-богу, сейчас он с трудом понимал, что ему говорят!
— Миленя же твёя сестьря?
— Моя. А какое твоё дело? — Его голос не изменился с мутацией, но теперь звучал поразительно низко.
— Оня умерьля.
    Виктор похолодел. «Всё что я делал, я делал ради неё»,— подумал он в этот момент. Она была единственным родным ему существом, и вот теперь она мертва. При тусклом свете факелов ему показалось, что желторотая пикси смеётся. Оскалившись, он метнулся к ней. Одно движение, режущее воздух, – его удар пришёлся мимо. Пикси, то гогоча, то взаправду смеясь, взмыла под купол кенодики. Виктор мог  в ответ расправить свои огромные перепончатые крылья, но гоняться за ней было уж как-то слишком глупо. Он устал ждать. Он решил действовать…
 
 

Глава 79
Последняя капля

 Было в кенодике место, где не шуршали крыльями надоедливые пикси и не буравил косым взглядом изуродованный племянник. Уединившись, чародейка согнулась над магическим кругом. Длинные волосы подметали пол при каждом движении. Простое платье, плотно стягивающее талию, сохранило следы леса. Зелёные и земляные пятна, когти зверей и запах смолы делали Тританию похожей не  на могущественную чародейку, а на безобидную знахарку. Этот зал (а точнее – маленькая комнатка в кенодике) был её мастерской и молельней –  конечно, в том смысле, который она вкладывала в это слово.
  Обострённые чувства усталой души били в набат. Тритания выводила рисунок механически и в то же время чувствовала  каждую чёрточку и загогулинку. Белесые клыки неудовлетворённо поблёскивали при тусклом грязно-бронзовом свете. Она недостаточно подкрепилась, и это давало о себе знать. Если бы над головой закружилась насекомоподобная пикси, она бы не побрезговала выпустить кишки и ей. Но отвлекаться было нельзя, и вампирша, мысленно сжав кулаки, боролась с наступающими судорогами. Как она ослабела за последнее время! Последний ритуал, сопровождаемый зелёной вспышкой, забрал немало сил. Вместо амбициозной чародейки Тритания превратилась в опустевший сосуд, жалкий обмылок. Соки надежды, питавшие её все эти годы, пересохли, и  осталась только сухая степь неудачь. Церион, её мечта, – единственное, что ещё подогревало в ней жизнь, давало импульс, помогало не угаснуть совсем. Жизнь часто отнимает много, оставляя только один слабый, едва заметный свет в окошке. Когда Лукас её предал, а Касий покинул, Тритания почувствовала себя по-настоящему одинокой. Ища поддержки, она решила обратиться к духу своей покойной матери. Хелена Зейн, наверно, была единственной в этом мире, кто испытывал симпатию к горбоносой вампирше. Тритания знала, что какое-то время после ритуала она будет чувствовать себя выжатым лимоном, но была готова пойти на любые жертвы, лишь бы услышать добрые слова.
  Она была тёмной колдуньей, а потому работала приемущественно с тёмными силами. Дух матери, если та захочет прийти на зов своей дочери, должны были вывести в мир демоны. Но не всё так просто… Для того чтобы дать духу дорогу в мир живых, нужна была воля и энергия, часть бессмертной души – то, что не может быть возвращено обратно.
  Чародейка методично выводила каждый знак. Скорчившись над каменной плитой, она  забыла о  честолюбии, вообще забыла о себе. Дальше двигаться с пустотой внутри было невозможно. Она нуждалась в матери, как в лекарстве, так же, как когда-то  нуждалась в Касии.
   Круг был высечен острием ножа, осталось только заполнить рисунок кровью. Тритания знала: кровь должна быть именно её и ничья больше. За всё нужно платить самой. Магия не терпит халтуры. Крови из пальца было недостаточно – куда уж там. Клыки нашли вены. Тритания провела красную полосу по локоть. Она заполняла черту круга с надлежащим вниманием, не жалея крови. Как никто другой, чародейка знала: в таком деле скупиться нельзя. Любая халтура грозит бедой. Наконец, она оказалась внутри красного круга. Теперь осталось имя. ХЕЛЕНА ЗЕЙН — заполнились одна за другой  буквы. Последняя капля пролилась мимо, но это было не так важно: страшно недолить, а не перелить. Силы другого мира требовали не просто энергии, они требовали ещё и объяснений. Их не могло пробудить никакое заклинание, только настоящие, прочувствованные слова.
Собрав волю в кулак, чародейка чётко произнесла:

Я плачу своею кровью цену,
Что даётся с болью.
Круг магический, гори,
Без остатка дар прими.

В темноте затихнут звуки,
Демоны не будут глухи.
Мать, услышь в ночи мой крик.
Отзовись, Хелена Зейн!

 Раз – затихнут голоса,
 Два – слепая полоса,
 Три – кричит огонь в груди.
 Отдаю его, прими!

   Сначала засветилось первое кольцо знаков, затем – второе, третье. Когда занялось последнее, рисунок стал объёмным. Казалось, круг хотел втянуть чародейку в себя. Знаки  гипнотизировали. Слабо трепетавший огонь факелов и вовсе померк. Только круг светился ядовито-рыжым цветом. Кровь перетекала по рисунку. Голоса говорили рычащим шёпотом. Сквозь пол и немного выше чародейки прошёл энергетический столб. Он впитывал её, её силу. Тритании показалось: ещё секунда – и он снимет с неё кожу. Что-то пошло не так. Теперь это было очевидно. Она хотела выйти из круга, но не смогла даже поднять голову. Вызванная сила пригибала её к земле невидимой лапой. Талисман, болтавшийся на шеё, уже коснулся центра. Шею ломило, а голова наполнилась свинцовой тяжестью. Голосов становилось всё больше и больше. Рокочущий шёпот превратился в шум, в котором было невозможно что-либо разобрать. Казалось, ещё чуть-чуть – и её согнёт пополам. Нужно было бороться. Тритания собрала последние остатки воли. Один рывок, второй – тщетно. Лапа только сильнее придавила её к полу. Центральный символ, горящий винным цветом, значения которого Тритания не знала, увеличился в размере. Пришло видение. Бездна. Перед Тританией мелькнуло тёмно-зелёное лицо с лягушачьей кожей и вытекшими глазами. Это её лицо! Её будущее лицо. Такой она будет, если прервать начатое. Страх перед уродством подстёгивал сильнее любого хлыста. Тритания собрала всю силу где-то чуть ниже лёгких. Это был последний рывок: если у неё не получится теперь —  значит, не получится никогда. Волна воздуха ударила в бок. Её выбросило из круга, отшвырнуло к стене, как ненужную вещь. Голоса шептали, знаки горели. Только имя матери оставалось без изменений. Она не пошла. Хелена Зейн не вняла зову дочери. Короткая вспышка – кровавый рисунук мигнул огненным цветом и померк.
  Тритания с трудом поднялась. Её шатало, как шатает человека при головокружении или с похмелья. Сделав несколько шагов, она снова опустилась на колени. Что-то серое мелькало перед глазами. Пахло пеплом. Чародейка ощупала свою голову – её волосы стали серыми, голова была словно покрыта пеплом. «Так вот, значит, что случилось с твоими волосами, Трейстен». Сила Тритании оказалась недостаточной для того, чтобы соприкоснуться с демоническими сущностями и принять удар. Теперь её серые волосы будут всю жизнь напоминать ей о неудаче.
    Сложно двигаться дальше, когда внутри уже всё сгорело. Ещё сложнее сделать первые шаги после падения. Чародейка с минуту стояла, прислонившись к такой же серой, как и её голова, колонне, и, как зачарованная, смотрела в круг. Кровь внутри него побагровела. Из ступора её вывел звенящий голос пикси. Только не сейчас! Сейчас ей было необходимо побыть одной. Пикси дребезжала своими маленькими крылышками быстрее, чем обычно. Существо скользнуло взглядом по седой голове своей хозяйки, а затем со страхом посмотрело на темнеющий магический круг. «Я облажалась – это понятно даже такому безмозглому существу»,— подумала Тритания и крикнула:
— Что тебе нужно? Какое право ты имела влетать сюда без моего разрешения?
— Гёсьпёжа,
— Не тяни!
— Арьмии неть.
— Что?!— Тритания уже ничего не понимала.— Как это нет?!
— Неть. — Пикси развела крючковатыми ручонками.
     Тритания была готова избавиться от своих поседевших волос, вырвав их с корнем.
— Гёсьпёжа, наверьнё, они ушьли.
  Это был полный крах! Звенящая тишина резала слух. Если бы не мерзкая пикси, Тритания бы упала. Ей больше ничего не осталось. И только предательский талисман нелепо болтался на шее. Ноги механически поплелись. Она должна была что-то сказать Виктору, что-то объяснить, но внутри всё сгорело. Ей было всё равно, что о ней подумает племянник.
   Виктора на месте не оказалось. «Наверное, он куда-то отошёл и сейчас вернётся»,— думала  она. Странно, но она поймала себя на мысли, что племянник – хоть какое-никакое утешение. Всё лучше, чем быть одной в окружении этих хитроумных летающих тварей. Тритания безвольно опустилась на мраморный стул, именуемый троном в её больном воображении.
— Гёсьпёжа…
— Что ещё?! — В голову Тритании уже пришла вариация предстоящего диалога с Виктором, долгожданные слова поддержки. И это так странно, ведь он почти её ненавидел.
— Гёсьпёжа,— оборвала цаепочку мыслей пикси,— онь улетель.
— Кто улетел?
— Викьтёр.
    Это была последняя капля. Тритания упала с «трона».
               


Глава 80
Смерть

    Виктор, как летучая мышь, беззвучно, а  самое главное – никем не замеченный, долетел до замка. Теперь ему не составило никакого труда проникнуть в покои Сидмона: как голодный хищник, рвущийся к добыче, не видя ничего перед собой, он влетел в окно, будто стекла и не было.  Его могли услышать – ну и что? Теперь ему всё нипочём. Возможно, руководствуясь животным инстинктом, а может, с покровительства фортуны,  он сразу попал в нужную комнату. Сидмон сидел за книгой, когда серебрящиеся в лунном свете осколки обрушились на него леденящим дождём. Книга выпала из мраморно-белых рук главы и с глухим звуком упала на пол. Этот звук – последнее, что слышал Сидмон. Его выцветшие глаза застыли в изумлении. Он перестал чувствовать. Убийца разжал  клыки. Холодный ветер тревожно завывал, когда тело повалилось на пол.

    В одной из комнат, которые обычно отводятся для непривилегированных вампиров, была заперта чужестранка. Новообращённая, прошедшая весь Сумрачный лес только затем, чтобы попасть в замок Церион.
    Звук битого стекла не напугал, но встревожил Алику. Что это? Снова угроза? Она подбежала к окну, но ничего не увидела, кроме глубокой лунной ночи. Свет серебристым потоком опускался на её сосредоточенное лицо. Теперь оно казалось почти таким же бледным и неживым, как у Илин. Наверное, дело в луне – в чистом свете, при котором всё кажется неестественно бледным. Она открыла окно. В комнату ворвался свежий воздух. Бледно-голубые прозрачные шторы лёгкой волной коснулись тела. На Алике была кофта на шнуровке и долгожданные бриджи. В новой одежде она смогла снова почувствовать себя девушкой. Кофта с кожаными вставками и терракотовые  бриджи выгодно подчёркивали её стройную фигурку.
    Открытое окно так и манило. «Спрыгнуть?» –  возникла внезапная мысль.  Нет, это глупо. Она снова сломает ноги, но только на этот раз её некому будет перенести на крыльях к древней секвойе. Она сделала шаг назад. Струи ветра пропитывали открытые участки  тела, играли с лёгкими волнами волос. «Как на берегу моря», — подумалось девушке. Ностальгические воспоминания невольно всплыли в памяти.  Она любила свой город – город, где ей порезали лицо и где она одна поздними вечерами ныряла в волнах при свете звёзд и луны. Город, где она научилась любить жизнь. Комок подкатил к горлу. Сердце Алики подскакивало и сжималось. «И всё-таки я не такая сильная, какой считала себя раньше», – думала она.
  Там, за окном, была свобода, такая свежая  и манящая, а что было здесь? Плен? Алика смотрела на раму вытянутого готического окна – роскошно, никто не сможет поспорить. В её прежней крохотной комнатке, которую она делила со своей  сестрой Ирмой, окна были самые простые, замусоленные, с рамой, покрытой потрескавшейся белой краской, и с бурыми следами от кружек с чаем  на подоконнике. Диссонанс большой, но почему-то  сейчас ей  было всё равно –  сидеть у стрельчатого готического окна или же примоститься на посеревшем от времени  подоконнике в маленькой квартирке. Она всегда любила красоту, но в роскошном замке она  была, возможно, даже ещё более несчастной, чем в комнате со стандартной планировкой и с тараканами на кухне. «Жалею ли я о том, что пошла тогда  к Илин?» — Алика задумалась над этим вопросом. Тогда таинственная вампирша представлялась ей благородной аристократкой из другого века и совсем  другого общества. Девушка видела в ней подругу, сестру и даже мать. «Быть может, Илин полюбит меня, как родную сестру», — надеялась тогда Алика. Но «внешней аристократке» нужно было лишь временно заполнить пустоту внутри себя, ту чёрную дыру, которая всю жизнь разъедала её изнутри. С Аликой они были словно с разных полюсов: Илин была холодная, Алика, напротив,  тёплая и живая. Даже получив бессмертие, девушка не сильно изменилась.  И почему она пошла тогда в одинокий коттедж? Разве она не боялась, разве не считала идею получить бессмертие абсурдной? Пожалуй, будет неверно объяснить этот поступок только тем, что Алика цеплялась за последнюю соломинку, чтобы выжить. Нет, она искала в Илин то, чего у неё не было на протяжении всего её детства. Она нуждалась во взрослом человеке, в наставнике, который предпочитает мудрый совет самодовольной критике. Алика, какой бы взрослой она себя ни считала, искала участия. Искала его и в Илин. Как жаль, что она ошибалась, и как хоршо, что не побоялась сделать эту ошибку!
  Ностальгия вела  в прошлое, но… окно  распахнулось шире.  Шторы поднялись от ветра. Первое, что бросилось в глаза —  два огромных перепончатых крыла, увенчанные массивными шипами. Два тёмных глаза, словно отделившиеся от тела, сверкнули нездоровым блеском. Девушка отшатнулась. Существо, которое раньше она знала под именем Виктора, стояло перед ней, наблюдая за её реакцией блестящими глазами. Крылья едва заметно дрогнули и сложились за спиной. Лунный свет выхватил часть лица: челюсть выдавалась вперёд, зрачки нервно бегали, мимика обнажала неспокойные мысли.
  «Что, если он не в себе?!» — только и успела подумать девушка.
    Глядя на мутанта, едва ли можно было о чём-то думать, кроме как о своём  страхе.
— Они тебе ничего не сделали,— прошептал перевоплощенный вампир.— Я рад. Я знал, что они ничего не сделают девчонке. Тем более, тебе покровительствовала Илин. Я в этом не сомеваюсь.
   Он подступил ближе, и у Алики ёкнуло сердце.
  «Он думает, что кража самоцвета сошла мне с рук», — поняла она.
    От  Виктора пахло кровью, и это была кровь другого вампира. В этом девушка тоже не сомневалась.
—  Где ты сейчас был? — осторожно спросила она, но сразу же решила, что это опасный вопрос.
— Они убили её, Милену, — внезапно заговорил Виктор.— Они убили мою мать. Теперь они хотят убить и меня.
    Догадки Алики подтвердились: он и вправду был не в себе.
— Виктор…— Она попыталась его успокоить.
   Он и не слышал.
— С Сидмоном я уже разобрался, остались его дочь и эта тварь,  Илин. Мия только кажется робкой девочкой, но я-то знаю: в тихом ому… она слишком много знает, и об убийстве моей матери тоже знала, и о том, как вылечить Милену –   тоже, а если и не знала, то могла покопаться в своих книжках и узнать что-то. Она могла помочь, но не помогла. Настоящее отродье Сидмона!
—  Виктор, она и так нам по…
—  С Илин я разберусь по-особому. Я уже представляю, как сниму кожу с её гордого личика…она всё будет видеть, всё!
     Он говорил очень быстро и сбивчиво, и  Алике пришлось говорить очень громко, чтобы он её услышал:
—  Почему ты так уверен, что твою мать убила именно она?
— Тритания сказала. И она не соврала! Кто ещё мог убить мою мать, как не Илин! Илин всегда была палачом Сидмона.
     Он произнёс ещё пару невнятных фраз, но рука Алики уже нащупала в кармане острую заколку. Она пыталась унять своё волнение, но Виктор что-то заметил – не в движениях  рук,  а в лице.
— Ты не веришь мне?
     Она молчала.
— Я только мститель. Я хочу отомстить за свою семью! Когда я отомщу, Церион будет принадлежать Тритании,  а я стану прежним, и мы с тобой сможем жить в своё удовольствие! Разве ты не этого хотела?
— Не этого,— едва слышно произнесла Алика.
    Виктор и не услышал. Разгорячённый, он продолжал:
—Я снова стану прежним, красивым Виктором. Весь замок будет наш, а всё, что было до этого, мы и вспоминать не будем. Алика! Ты веришь мне, Алика?! —  Он с силой встряхнул её за плечи.
      Перепуганная Алика была близка к тому, чтобы онеметь, но, пересилив себя, всё же сказала:
—  Но ты убьёшь Мию, Илин. После такого ты уже никогда не будешь прежним.
— Я отомщу! Я имею право! — Виктор говорил, как рубил: резко и безапелляционно.
—  Мия ни в чём не виновата.
— Ты ничего не знаешь и не понимаешь… она может тоже быть причастна к убийству моей матери.
— Виктор, опомнись! Сколько лет ей было тогда? Семь? Восемь?
Он задумался. Девушка медленными, едва заметными шагами приближалась к двери, но потом вспомнила, что она заперта. Эта мысль  леденила кровь. Виктор начал замечать её негодование. Он становился всё более нервным и говорил так, будто вдавливал.
— Постой,— твердил он,— посмотри на меня,  прямо в глаза. Остановись. Алика!
Она спрятала заколку, как раз вовремя. Ещё  чуть-чуть – и мутант  заметил бы оружие.
— Ты боишься меня? В душе я прежний.
    Этого она и боялась.
    Мутант приближался к ней. Пятиться больше было некуда.  Звать на помощь? Успеет ли она докричаться, и кто теперь ей поможет? Виктор опаснее любого вампира в замке. На мгновение в комнате воцарилась жуткая тишина. Алика слышала только шум ветра и биение своего сердца. Отступать было некуда. Он потянулся к её лицу. Кожа руки была шершавой и неприятной. На пальцах – следы крови. Когти, окружённые багровой кожей, напоминали клювы хищных птиц. Племянник ведьмы был страшен, а потому казался выше, чем был раньше, хотя рост его ни на миллиметр не изменился.
— У меня, кроме тебя, больше никого нет,— шептал он, наклонившись над ухом девушки.
     Глаза его были всё те же, только выражение изменилось.
— Ты ведь будешь со мной? Всегда?
    Алика не могла врать ради спасения шкуры, иначе она бы была не Алика.
— Я хочу уйти, — сказала она, набравшись смелости.
   Ответ был неожиданностью для Виктора. Его тёмные глаза сверкнули недобрым огнём. Он схватил дерзкую девчонку за горло и прижал к стене. Один коготь впился в кожу шеи. Алике с трудом удовалось дышать. Надежда на спасение угасала с каждой секундой.
— Ты не уйдёшь! Нет, нет! — тепнрь он уже угрожал.— Тебе некуда идти! Я тебя не отпущу!
     Если бы у Алики была возможность, она бы бежала опрометью. Мутант, казалось, впивался в неё взглядам. Вырываться было бесполезно. Силы были не равны.
— Тебе придётся сражаться с воинами, — с надрывом в голосе произнесла девушка.
— Я убью их всех.
— А твои друзья? А Марк?
— Я не хочу их смерти, но если они встанут на моём пути, я выпущу кишки и им.
      Алика задыхалась.
— Или убей меня, или отпусти. Я умру только свободной. — Она захлёбывалась кровью, но Виктор понял каждое слово.
     Он с силой швырнул её на пол.  Девушка с шумом упала и проскользила по каменным плитам.
— Лучше не зли меня, Алика,— пригрозил мутант.— А то ещё не известно, какой будет твоя смерть.
— Убьёшь?— Алика медленно приподнялась на локтях.— Значит, судьба такая.
Сделав нескольео движений огромными крыльями, Виктор подлетел к ней. Девушка максимально  быстро нашарила спасительное оружие. Рука с острым, как игла, предметом была уже занесена. Игла отразилась в зрачках Виктора. Ещё мгновение – и… она почувствовала удар коленом в лицо. Кудри дрогнули, и Алика   снова упала. Он наступил ей на кисть – заколка ещё была зажата в кулаке. Он надавил сильнее, Алика силилась, но сил больше не было, оружие выпало из рук. Надеяться было не на что. Всю жизнь, как бы больно ей ни было, Алика считала себя сильной, но теперь её сердце сжималось в маленький клубочек, а внутри всё дрожало. Уже четыре года как она поставила себе строгий запрет на унизительную жалость к самой  себе, но теперь она отрекалась от него. Но – странная штука! – стоя одной ногой в магиле, она была ещё жива. В ней что-то горело. Она вспомнила слова Трейстена: «…если огонь настоящий, его никто и ничто не сможет погасить навсегда».
  Спутавшиеся мысли сошлись к одному: надо бороться!  Ха, какая насмешка судьбы: надо бороться, но, как всегда, силы не равны! Ей порезали лицо, пнули коленом, придавили руку…что будет следующим ударом? А может, она устала? Может, пора уже сдаться, закрыть глаза и успокоиться совсем. Смиренно уйти в шестнадцать лет и не давиться ради ложки мёда бочкой дёгтя? Нет уж! Дёгтем она и так уже нахлебалась сполна, теперь сдаться и уйти будет слишком просто. Она ещё поборется за свою ложку мёда! И не важно, сколько ещё бочек дёгтя придётся выпить, чтобы добраться до неё.
  — А знаешь, почему я заслуживаю счастья, а ты нет?— собравшись с последними силами, заговорила Алика.
      Такие слова не могли не привлечь внимания Вктора. Он убрал ногу с её запястья. Его глаза блеснули живым интересом. Медленно поднимаясь, Алика продолжила:
— Потому что я – боец. — Она говорила с большими паузами между фразами, намеренно растянуто и нарочно эмоционально. — Я борюсь за своё счастье, но не посягаю на чужое. — При этих словах она так взмахнула волосами, что Виктор не заметил, как в её руках оказалась острая, как игла, заколка. — А ты, Виктор, не выдержал удара, поддался колдовству ведьмы, стал таким же, как она, озлобился на весь мир. Ты сломался, Виктор. Дальше – только пропасть, скотское существование со злобой в сердце и злобой на себя.
     Виктор грязно выругался и возразил что-то, но Алика, собрав последние силы, продолжала:
— Теперь  самое лучшее, что ты можешь сделать – это подвести итог. Но для этого ты слишком малодушен, поэтому итог подведу я.
Всё это время она говорила, глядя ему прямо в глаза, и оружие занесла тоже не отводя глаз. Одно мгновение – и игла попала в цель. Оружие вонзилось в висок. Одной рукой, сжимая смертоносное оружие, другой она упиралась в плечо Виктора. Черты его лица стали сглаживться, ужасные крылья осыпались пеплом. Страшного мутанта будто и не было. Перед Аликой стоял прежний Виктор. Кровавая струйка уже потянулась по щеке, колени подкосились. Он упал. Девушка потянулась за ним. Полусидя на коленях, она провожала его взглядом. Губы Виктора дрогнули.
— Может, так будет лучше для церионцев, но я…
    Он ушёл, не закончив и не договорив, хотя Алика хорошо понимала, что он не сказал бы ничего нового.
***
     Дверь отпир стражник. Увидев неподвижное тело Виктора, он закричал:
— Зовите командующего. Он здесь!
     В комноту вошли Илин, несколько воинов и Марк – единственный настоящий командующий. Они что-то говорили, но Алика, ещё не отошедшая от потрясения, не слышала слов. Потом они унесли тело Виктора, и в комноте остались только она и Илин. Алика всё ещё сидела на полу. Илин хотела было помочь ей подняться, но девушка начала харкать кровью.
— Что с тобой?!
—Ни-че-го,— невнятно произнесла Алика,— про-сто мне сна-чал-а нуж-но от-пле-вать-ся.





Глава 81
Подводя итоги…

    Холодные стены, мрачные своды, казалось, подводили последний итог. Тот, кто ещё совсем недавно парил над землёй, должен был навеки скрыться под крышкой гроба.
  Оправдана цель, но не средства. Виктор хотел спасти сестру, а стал слугой своих чувств. Как быстро и безвозвратно изменил он свой облик: из красивого мужчины превратился в уродливого монстра! Говорят, быстрые перемены до добра не доводят, всё, что меняется очень быстро, не меняется навсегда, а только ненадолго меняет свои свойства.
  Тёмно-серый сырой камень просматривался со всех сторон мрачной стеной. Это был склеп в подземелье замка, где хоронили, как правило, не родовитых вампиров. Знатные роды имели свои, отдельно стоящие вне территории замка, склепы. Никто не знал, где были погребены предки Виктора, и поэтому его телу предстояло покоиться в гробу среди множества других вампиров, не равных ему по положению.
  Над телом убитого стояли двое – девушка со шрамом и черноволосая красавица. Тело Виктора, после того как Алика вонзила ему заколку в висок, приняло прежний вид: сильно выдвинутый вперёд подбородок стал  мягким, перепончатые крылья с шипами растворились, а с кожи сполз роговой слой. Глаза затянула белая пелена. Они казались жалобными и даже влажными. От былой ненависти в них не осталось и следа.
— Я поступила так, как считала нужным, — сказала Алика, подходя блже к гробу.
— Я знаю, — полушёпотом произнесла её немногословная собеседница.
— Виктор сказал, что Милена умерла.
— Две ночи назад,— добавила Илин. Она узнала о смерти девочки одной из первых и, честно сказать, ничуть не удивилась этой новости. — Тело ещё не трогали. Сестру убили, вот он и обозлился, – равнодушно прибавила она.
— Он хотел отомстить тебе. Сказал, что ты убила его мать. Ты действительно сделала это, Илин?
— По долгу службы. Я была лишь инструментом, приказ отдал Сидмон.
     Глаза Илин тонули в сером полу. Подобрав слова, она добавила:
— Нечего ворошить прошлое, Алика. Так до любого можно докопаться. Пустое это дело, а самое главное – глупое: всю подноготную  всё равно не узнаешь, а вот разозлить меня ещё как можешь. К тому же, — продолжала она, оторвав взгляд от пола и одарив собеседницу насмешливой ухмылкой, — посмотри на того, кого ты убила. Это неоднозначный поступок, Алика. Во-первых, Виктор спятил, а с безумного и спрос меньше. Во-вторых, его должны были судить по закону. И, в-третих, я прекрасно понимаю, что между вами было, и после такого….— она хмыкнула, — так просто взять и всадить иглу в висок… Нет, Алика, не тебе меня обвинять. Может быть, меня можно заклеймить как хладнокровную убийцу, но я никогда не убивала тех, кого любила.
 Алика долго молчала. Мысли теснились в её голове, и было сложно собрать их воедино.
— Он хотел убить и тебя,— наконец, сказала она,— и Мию, хотя та ни в чём не виновата. А ещё… помнишь тот рудничный камень, камень надежды?
 — Конечно, помню.
— Так вот, мы сейчас пойдём и посмотрим, изменил  он цвет или нет. Он в моей комнате. Помнишь, ты говорила, что он меняет цвет, когда его хозяин предаёт своего любимого.
— Пойдём,— согласилась Илин.— Если ты хочешь мне что-то доказать, я с удовольствием посмотрю.
— Нет, не тебе. В первую очередь – себе.— Сказав это, она бросила прощальный взгляд на Виктора и не без помощи Илин закрыла крышку гроба.
     Она, Алика, привыкла поступать так, как считала должным, и, убивая Виктора, верила, что этот поступок необходим. Слова Илин её не просто задели, а глубоко ранили. «Я была уверена, что поступаю правильно. И как же Илин умудрилась вывернуть всё наизнанку?» Алика терялась в догадках. Она не желала Виктору такой участи, но он первый захотел её смерти. Как боец она не могла сдаться…
  Они вошли в комнату. Ещё стояла тёмная ночь, иногда перебиваемая кристально чистым лунным светом. Глаза вампира не нуждались в помощи ночного светила, и Алике не составило большого труда отыскать самоцвет среди своих немногочисленных вещей. Свечение прорезало темноту ночи.  Камень светился чистым голубым светом, как и прежде. «Как крупная слеза»,— подумала девушка. В это мгновение ей показалось, будто самоцвет светится в знак одобрения, в знак поддержки. Она отвернулась от Илин и подняла вверх влажные глаза. Надежда – всё, что у неё осталось.


Глава 82
Никто не уходит навечно!

      В дверь постучали. Уже знакомый читателю юноша по имени Вихри вошёл внутрь.
—  Госпожа командующая, Трейстен здесь. Он пошёл сразу к Марку, но велел передать, что вам тоже нужно  услышать новость.
—   Велел?— сказала, как выплюнула, Илин. — Ну ладно. Если мне нужно это слышать, я приду. Алика, — спросила она, неожиданно бросив взгляд на девушку,— не хочешь ли составить мне компанию?
      Алика не поверила своим ушам.
—  А разве мне можно?— удивленно спросила она.
—  А кто запретит? — лукаво заметила черноволосая вампирша.
— Да я бы с удовольствием!
— Вот и замечательно!— Илин чуть было не хлопнула в ладоши, но, видимо,  вспомнила, что этот жест не слишком уместен при данном стечении обстоятельств. – Марк у себя? — обратилась она к пареньку.
   Тот  ответил утвердительно.
    Трейстен уже ожидал в покоях Марка, когда они вошли. От Алики не ускользнуло то, как встретились взгляды Трейстена и Илин. Молодая на вид черноволосая ледяная королева будто растаяла. Если бы Илин не была бессмертной и её эмоции не скрывала  непроницаемая маска, она бы, того и гляди, залилась румянцем. Лесной шпион, напротив, был серьёзен и сосредоточен, но даже он не смог отвести взгляд от той, которая когда-то была ему дорога.
— Мне передали, у тебя новости, Трейстен,— обратилась к нему Илин.
— Буду краток,— начал шпион.— Тритания покинула своё прибежище и, судя по всему, уже приближается к концу леса.
— Она идёт в сторону Цериона?— не поняла Илин.
— Нет, она направляется в мир людей.
— Что?! — Алика не смогла сдержать эмоций. Она никак не представляла чародейку-вампиршу среди смертных.
     Трейстен молчал, а  Марк ничего не добавил к вышесказанному. До прихода Илин и Алики ему уже всё было известно о действиях ведьмы.
— Не к Цериону – это главное! — выпалила Илин.— До людей нам дела нет!
     Алика сделала над собой усилие, чтобы не отреагировать на её слова. Но сейчас её больше волновало другое. Ей нужно было задать один вопрос, мучивший её всю ночь.  Улучив минуту, она подловила Трейстена в  галерее и нетерпеливо спросила:
— Вы знали, что Милена мертва?
    Трейстен, казалось, удивился, но затем сказал:
— Марк сообщил мне об этом.
— Так, значит, вы знали…
— Только что…
— И вы так и не успели найти лекарство?
— Так и не успел, — грустно ответил лекарь. – Да и какое это сейчас имеет значение? Умершего назад не воротишь.
— Значит, и её тело будет лежать в этом сером склепе… Несправедливо...
— Справедливость – понятие философское, а мы лишь можем похоронить Милену на полянке, в лесу. Решай, Алика, ты поможешь мне это сделать?
– Конечно, –   кивнула она.
  Они выбрали небольшую полянку, окруженную стройными молодыми  ивами. Ивы были плакучие, и как будто не случайно. Трейстен хорошо знал лес, и выбор подходящего для могилки места не составил ему труда. Когда они намечали размеры могилы и, за неимением лопаты, ковыряли землю руками и палками, Алика не переставала надеяться на чудо –  подсознательно, конечно, неосознанно. В ней была ещё жива та детская наивность, которая прилипает вместе с диснеевскими мультфильмами и попсовыми песнями.
     Но вот Трейстен поднял безжизненное тельце. Алика неспокойно наблюдала, как ветер играет с жиденькими волосёнками на голове умершей. «Она ушла совсем ребёнком, — подумала девушка.— И почему мне повезло больше? Я осталась жива. Я не погибла от опухоли мозга. Справедливо ли это?» —На этот вопрос у неё не было ответа, впрочем, как и на многие другие. Трейстен бережно уложил тело в вырытую ямку. Лицо Алики не выражало никаких эмоций, хотя на душе у неё  кошки скребли. Ей хотелось остановить мгновение, оттолкнуть Трейстена, который уже начал засыпать детское тельце землёй, сделать хоть что-то… но она была бессильна. Жизнь текла, а  точнее, бежала, подчиняясь каким-то сумасшедшим, непонятным ей правилам. И вот, из-под слоя земли были  видны только кисти рук, стопы и белое, чуть желтоватое лицо. Алика в последний раз смотрела на Милену, и ей казалось, что девочка вот-вот хлюпнет своим маленьким носиком, пошевелит кистью руки и, сладко потянувшись, очнётся от глубокого сна... Комья  земли скрыли застывшее лицо. Трейстен отряхнул грязь с рук и встал рядом с девушкой.
— Какая смерть... — будто говоря сама с собой, протянула Алика.— Жила незаметно и умерла тихо.
— Каждому своё. — Её собеседнику только и остовалось пожать плечами.
— Илин говорит, что вампиры бессмертны, но я знаю, что когда-нибудь умру. Это неотвратимо. Единственное, на что я надеюсь – на то, что смогу оставить что-то после себя, остаться живой в памяти других.
— Твоё желание понятно, но решать не нам.
    Эти слова задели Алику.
— Нет, нам!— возразила она.— Что это за безотчётный фатализм, неверие в собственные силы?! Да, мы не всегда выбираем свою судьбу, да, жизнь часто обламывает, но решения принимаем всегда мы. Осознанные, неосознанные, обдуманные и необдуманные – всё равно, выбор за нас никто не делает. И вампиром я стала только по своему обдуманному и взвешенному решению. Да, меня обратила Илин, но не будь на то моего желания, судьба моя  сложилась бы совсем иначе.
    Трейстен не стал спорить, хотя было очевидно, что его мнение сильно расходится с мнением девчонки, как он считал, не знающей жизни. Оба погрузились в свои мысли.
     Из задумчивости их вывел зеленоватый свет, сочившийся из-за ив. Между стволов деревьев они увидели женский силуэт. Сквозь сумрак ночи ясно просматривалась золотистая копна волос, струящихся ниже талии. Златовласка миновала ряды плакучих ив, и Алика увидела её голубые глаза, блестящие в темноте. Незнакомка взглянула на свежую могилку, затем поравнялась сАликой и Трейстеном.
— Вы знаете, кто я?— спросила она нежным голосом.
    Трейстен кивнул.
— Вы, должно быть,  дриада? — предположила Алика.
— Я – верховная дриада,— продолжила незнакомка, сочувственно и в то же время грустно улыбаясь. — Моё отношение к вампирам, должно быть, вам известно. Однако умершая девочка не была полностью вампиром, и поэтому я не питаю к ней никаких враждебных чувств.
— Вы ещё можете её спасти?— вдруг оживилась Алика. Надежда была так мала, но она всё-таки была.
— Увы, воскрешать умерших не в моей власти. Я лишь хотела помочь вам словами. — Она заглянула Алике прямо в глаза. Заглянула так, будто смотрела в душу. — Никто не умирает навечно. Всё возвращается в мир в своё время и в свой срок. И девочка вернётся.
     Дриада положила руку на плечо Алики. От неё пахло деревьями и цветами.
— Чуда не будет,— продолжала обитательница леса, – но справедливость существует. В следующей жизни она родится здоровой и говорящей.
   «Справедливость существует!»
    Алика не помнила, когда и как ушла дриада: может, она растворилась в воздухе, как волшебное видение, а может, просто скрылась за стволами деревьев. И всё же девушка заметила, что эта встреча была ей необходима. В перерождение душ она верила всегда, но этого было мало. Ей нужны были живые слова, сказанные кем-то другим. Ей было необходимо ощутить чью-то руку на своём плече. Ничего было не дано, но надежда в Алике нашла опору.
   Трейстен вызвался проводить девушку до замка, и та была только этому рада. По пути она узнала, что лесной вампир собирается вернуться обратно в Церион, после того как дело Тритании уляжется и в его услугах шпиона не будет необходимости.
— Что собираешься делать ты, Алика? — спросил он, когда они уже приближались к замку.
— Буду путешествовать и дальше искать своё счастье,— недолго думая, ответила девушка. Она уже всё решила и поэтому отвечала уверенно и чётко.
— Да пребудет удача с вперёд идущими, не боящимися опалить шкуру, — сказал ей на прощание Трейстен.
    Они расстались, как два давно знакомых друга.
  За этот короткий период времени, который Алика провела в Церионе, она сильно повзрослела. И хотя   в ней была ещё жива подростковая мечтательность, она чувствовала себя древней вампиршей, едва ли не древнее Илин. Трудности закалили её, хотя и ранили глубоко. Она совсем не жалела о своём бессмертии и вообще  ни о чём не жалела. Жизнь представлялась  полем боя, а грядущий путь – полосой препятствий. И всё же она не падала духом!


Глава 83
Это только рассвет!

    Небо постепенно окрашивалось алым. Рыжая рябь ложилась лёгкими, слегка размытыми  пёрышками. Солнце едва показалось из-за линии горизонта. Его скрывали золотистые облака, тянущиеся со стороны вековечного леса. Недавно ещё тёмное, холодное небо теперь заполнилось тёплыми лучами и розовой рассветной дымкой. Это было яркое молодое утро, пахнущие свежестью и приключениями. Ночь казалась такой страшной и далёкой. Алика как будто была в другой жизни, десятки, тысячи жизней назад. Удивительная штука молодость — даже когда жизнь обламывает каждый день, всё равно утро встречаешь с надеждой.
     Утро выдалось ярким, и только одно тёмное пятно казалось чуждым на фоне рассветными неба. В тени, за аркой скрывался силуэт. Будто сотканный из  полумрака, он был совсем неприметен. Он стоял неподвижно, окружённый холодным очарованием готики. Требовался очень внимательный взгляд, чтобы заметить его. Две девушки, прогуливающиеся по галерее, не заметили этот силуэт, выглядывающий из-за арки.
  — Что ты будешь делать теперь? Куда пойдёшь?—  спрашивала одна девушка.
      Другая медлила с ответом.
—   В мире людей ты теперь чужая,— продолжала первая. – А к нашему миру ты ещё не адаптировалась. Всё, что за стенами Цериона, для тебя ново и дико.
—   Я знаю,— вздохнула девушка со шрамом. — Но идти надо, даже если пока не знаешь дороги. Мы живы только тогда, когда находимся в поиске и движении. Когда мы останавливаемся, стареем душой.
—  Так ты пойдёшь туда, сама не зная куда?— удивилась её собеседница.
—  Не совсем. Марк дал мне карту вашего мира, на ней изображено почти всё, что находится за пределами Сумрачного леса. Я решила, что пойду в сторону Речных земель. Я много слышала о них и хочу увидеть их своими глазами.     Если мне не найдётся места и там, я пойду дальше и буду ходить так до тех пор, пока не истопчу ноги, а поверь, это никогда не случится.
 –  И откуда в тебе столько энтузиазма?
    Девушка со шрамом улыбнулась. Несмотря на её бодрый настрой, в  улыбке сквозила усталость.
— Наверное, я просто люблю жизнь, несмотря ни на что,— наконец, произнесла она, приободрившись.
     Косые лучи солнца добрались до лиц. Они направили свои золотистые стрелы прямо в глаза девушек. Те вздрогнули. Рассвет... Организм вампира медленно адаптируется к смене дня и ночи.
—  Пойдём, встанем за колонну,— предложила Мия.
—  А что будешь делать ты? – спросила Алика и сама удивилась тому, что  не задала этот вопрос сразу при встрече.
     Мия задумалась. У неё не было готового ответа.
—  Ты можешь пойти со мной!— радостно предложила Алика.
— Нет, куда уж там! С меня приключений и так хватило. Странствовать вдали от дома я не смогу. Путешествие, конечно, дело интресное… но каждому своё. Понимаешь?
— И всё же, что ты будешь делать теперь, когда твоего отца больше нет?
— Марк будет хорошим главой. Он не даст меня в обиду. А при отце мне никогда хорошо не жилось. Правда, ему сейчас очень сложно, Марку. Отец помиловал две сотни отступников, а Марк и нарушать данное обещание не хочет, и простить до конца предательство не может…
     Из-за арки выплыл тёмный силуэт. Ни живая, ни мёртвая, Илин появилась перед обеими девущками. В её блеклые глаза ударил беспощадный луч. Она отшатнулась. Два острых клыка сверкнули, и силуэт снова отступил в полумрак.
— Кажется, нам пора прощаться. — Мия взгляула на свою собеседницу, та поняла этот взгляд. Они обнялись.
    Мия ушла тихо, как уходила всегда. Теперь Алика даже немного злилась на неё за это. Лучи подсвечивали ей спину и косились на ту, которую она раньше хотела называть своей сестрой. Странная мысль внезапно пришла в голову: «А ведь Илин может называться моей второй матерью. Именно благодаря ей я сейчас жива». Почему-то после таких мыслей Алика стала испытывать к Илин нечто вроде приглушенной благодарности.
— Ты всё ещё чего-то ищешь, неугомонная душа?— заговорил сумрачный силуэт.— И когда же ты успокоишься?
— В моглиле!— твёрдо ответила девушка.
— Поверь мне, это будет не скоро.
— Тем лучше,— коротко ответила Алика. Внутри неё что-то щёлкнуло, и те слова, которые она давно проговорила внутри себя, полились наружу.— Как ты говорила… «одна луна сменяет другую»...  так вот, это не про меня. Ты говорила, что люди и вампиры мелочные, суетные, тщеславные. Так и здесь я с тобой не соглашусь. Я видела отзывчивых людей и не менее отзывчивых вампиров. И я твёрдо верю, что не доживу до такого дня, когда мои дни будут тянуться серой цепочкой и уходить в никуда. Так же ты тогда сказала? Я хорошо запомнила твои слова! «Посмотрим, как изменится твоё мировоззрение», — сказала ты. Оно будет меняться, но такой, как ты, я уже никогда не стану. А знаешь, почему?
    Илин только грустно ухмылялась.
— Потому что я сильнее тебя. Помнишь, ты тогда ещё спросила про мой шрам, ты думала... Ты думала, что это увечье, но это лишь то, что делает меня сильнее!
     Ухмылка сползла с лица  неживой Илин.
—  Ты злишься?— как-то просто и по-детски наивно спросила черноволосая вампирша.
—  Нет. Но я тебя не уважаю.
    Последние слова  Илин пропустила мимо ушей.
— Помнишь то окровавленное платье?— неожиданно спросила она.— Мне жаль, что так получилось.
—Тебе жаль, но я не такая, чтобы меня жалеть. Я бы искренне хотела, чтобы мне сострадали. Но ты ничуть не жалеешь о содеянном. Сейчас я в этом уверена!
      Илин потупила взгляд, а позже сказала:
— В этой жизни мы все игроки, и каждый играет на своём поле. Увы, но иногда приходится жертвовать другими фигурами, но эти правила не мы придумали, не нам их и оспаривать. А тот, кто играет не по правилам, расплачивается своей шкурой. Я не героиня романа и не святая. Я просто хочу быть счастливой... хотя нет, вернее сказать, удовлетворённой, так как счастье – штука слишком эфимерная и неуловимая.  Я уяснила и приняла эти суровые правила жизни. Ты играла исходя из своих книжных принципов и поэтому получила своё окровавленное платье и клеть вместо награды. Поверь мне, я живу на свете и под луной дольше твоих родителей и даже дольше твоей бабушки, я-то знаю, что те, кто подставляют свою шкуру под удары, остаются ни с чем. Их поступки едва ли будут замечены, а если и будут, то скоро забудутся. Мир помнит успешных, а не сострадательных. А самые умные из успешных смогли притвориться сострадательными и вошли в историю как герои. Запомни одно, Алика: цени собственный комфорт. Это одно из немногих сокровищ, которое будет приносить тебе какое-никакое удовольствие. Перестань тыркаться в поисках счастья. Это всё суета. И побереги свои крылышки, пока их не срубили под корень. Запомни: собственный комфорт превыше всего.
— Это всё очень умно сказано, но я плевать хотела на этот растреклятый комфорт! Мой опыт показывает другое. Я видела, что делает с людьми щепетильная забота о собственном комфорте! Она превращает их в трусливых Пустоваловых, которые при малейшей опасности тут же прячутся в свой панцирь и молчат в тряпочку. Нет, Илин, пусть лучше с меня сдерут кожу, но я не превращусь в тварь бесхребетную!
      Илин только пожала плечами, мол, наивная девчонка, да что она понимает...
— Теперь в Церионе места и мне нет, — как бы между прочим, сказала она. — Можно,  я поеду с тобой? — Сейчас её слова прозвучали действительно нелепо.
Она спрашивала разрешения! Смешно! С виду такая сильная и независимая, она спрашивала разрешения!
—Нет! — отрезала Алика.— Наши дороги на этом расходятся. Я только должна сказать спасибо. Спасибо за то, что дала мне возможность жить и бороться…
Илин ещё долго стояла и смотрела вслед Алике – той девочке, которую она когда-то нашла в парке, больную и потерянную. Той девочке, которая была так не похожа на неё саму.
 
  В жизни есть справедливость. Справедливость, которую мы, увы, не всегда видим. Эта справедливость может казаться иллюзорной, но она всё же есть! Справедливость не даётся просто так. Её нужно заслужить. И пусть испытания сыплются одно за другим и кажется, что уже не будет просвета, но он будет! Завтра, через год, через десять лет, но будет! Есть те, кому много дано от рождения, но то, что даётся без труда, так же легко и забирается. То, что не заслужено, не даётся надолго.
  Рыжее пятно солнца росло и разгоралось. Горячело и в груди.  Лёгкий ветер шевелил каштановые волны волос. Он был как молодое дыхание, как привет с моря, как аромат неизведанных земель…  И Алика чувствовала себя молодой и воскрешённой. Побитой, но не сломленной.
Церион остался позади мрачным пятном, а впереди была целая жизнь. Но это уже другая история, которая не поместится ни в одной книге…