Малиновый околыш. Глава 4

Вениамин добирался до Уральска с первым обозом, везшим плавенную рыбу на базар. Обозники жаловались на отсутствие хорошей рыбы, малые заловы и высокие закупочные цены. К тому же, казаков – рыболовов на плавне было гораздо меньше, чем в прошлом году. Молодого казака мало занимали рассказы о плавне, которая только началась. Старик Евтихий не стал дожидаться окончания главного уральского рыболовства, а отпустил Вениамина раньше обещанного срока.

– Езжай, Веня, женись! – напутствовал старик. – Вот тебе сверх жалованья, ещё 200 рублей на расходы. Да, свадьбу сыграйте до поста, а то потом там багренье пойдёт, да аханы…

– Спаси Христос, Евтихий Харитоныч, но лишних денег я не возьму! – заявил Вениамин. – Вы, итак, хорошее жалованье мне положили…

– Бери, кому говорю! – закричал Евтихий, запихивая деньги в карман пиджака Вениамина. – Ништо не знаешь, что уральски невесты все сплошь бесприданницы! Пока засватаешь, денег уйма уйдёт! Девки любят деньги тянуть! На одной помаде, да пудре разоришься! Не спорь со стариком! Я жизнь прожил – знаю, почём фунт лиха!

– Спаси Христос, Евтихий Харитоныч, за заботу, но моя Вера не такая, – проговорил Вениамин. – Она с меня никогда подарков не требовала. Это Татьяна, та да, то духи, то пудру ей подавай…

– Ох, Веня, лучше не вспоминай энту иногородку! – проворчал старик. – Ушла, забыл и, слава Богу! А насчет подарков, так от старинной традиции никуда не денешься! Как приедешь, сразу беги за кашемировым платком для свахи. Обычай таков! Про жамки, конфеты – монфеты молчу, это сваха тебе всё расскажет. Слушай её и выполняй. Пстрели - те, заразой!

Ипатий Ипатьевич ждал приезда внучатого племянника с нетерпением. Знал старый казак, что не долго ему оставалось ходить по земле, поэтому хотел поскорее женить Вениамина, да надеялся подержать на руках его малых деток. Он и его экономка Катерина, давно были заняты хлопотами о предстоящей свадьбе. Катерина на свой женский вкус выбрала красивый кашемировый платок, а Ипатий позаботился о свахе, умеющей «сладко баить» (красиво говорить). На тот момент, самой знаменитой свахой в Уральске слыла вдовая урядница Дарья Дмитриевна Фолимонова. Она была, что называется, «нарасхват». Для визита к ней, Ипатий нарядился в старинную казачью форму, лежавшую в его сундуке. Знал, что урядница была очень неравнодушна к форме. Синяя татарка, штаны с малиновыми лампасами, синяя фуражка с малиновым околышем произвели впечатление на ещё не совсем старую женщину, а мягкий баритон Ипатия не оставил ей никаких сомнений, чтобы дать своё согласие быть свахой у племянника старика.

– За хлопоты я беру 50 рублей, – заявила урядница. – Вдобавок, с каждого застолья беру угощения по своему вкусу. Надеюсь, что платок мне, жених уже припас?

– Всё готово, матушка, – успокоил её Ипатий. – И цена ваша, устраивает…

Однако Катерина была не очень довольна выбором свахи.

– Ишь ты, что удумала, брать угощения со стола по своему вкусу! – возмущалась экономка. – Что положу, тому и рада должна быть!

– Да будя те, Катерина, пущай берёт, всё не утащит, – заключил Ипатий.

– Слыхала я, что Фолимониха, когда в добром подпитии, всякие фортеля на свадьбах отчебучивает, особенно, на второй день, – не унималась Катерина. – Сваха Ерофеиха куда тише ведёт, и в половину дешевле…

– Ерофеиха, уже слепа на оба глаза, – сказал Ипатий. – Её под руки надо водить. У Федьки Смолова, споткнулась о порог, да резнулась с размаха лбом и носом, об пол. Хорошо, в доме фельдшера Веселова, дело было…

На следующий день по приезду Вениамина, Ипатий пригласил сваху, чтобы сговориться о сватовстве невесты. Получив в руки кашемировый платок и узнав имя невесты, Фолимониха начала собираться к Чалусовым.

– Ты, молодой, жди меня тут, – приказала она Вениамину. – А ты, старик, матри за ним, чтоб не озорничал, да за мной не пёрся. Я, скоро!

Повязав подаренный платок, сваха решительно направилась к Чалусовым, благо жили они недалеко. Уже стоя на крыльце дома, она стала читать молитву и сильно стучать кулаком в дверь, а после громко спрашивать хозяев:

– Кто здесь проживает? Нельзя ли войти мне? Пришла с нуждой, покупку сделать! Не продаётся ли у вас курочка? У нас есть петушок, нельзя ли их загнать в один катушок?

Дверь отворил хозяин, Порфирий Андреевич Чалусов, чисто – отставной казак, которого замучил ревматизм обеих ног. Он, даже летом, по дому ходил в пимах – самовалках. Узнав в гостье знаменитую уральскую сваху, Порфирий Андреевич пригласил её в дом, где за порогом поджидала жена Пелагея Миновна. Конечно, визит свахи не стал для них неожиданностью. Дочка Вера, все уши прожужжала родителям о предстоящем сватовстве Вениамина. Справившись о здоровье и хозяйственных делах, сваха Фолимониха постепенно перешла к вопросу о невесте.

– Ну, что водить вокруг да около, – сказала сваха, – ежели, вы, согласные выдавать дочку, то пора и товар посмотреть…

Пелагея Миновна позвала Веру, которая притаилась в соседней комнате и вслушивалась в каждое слово, сказанное свахой. Сердце девушки рвалось из груди от нетерпения. Поэтому по первому зову матери, она выбежала из комнаты и застыла перед свахой с раскрасневшимися щеками.

– Ах, девица, хороша! – вырвалось у свахи. – Такую за полтину не купишь! Согласна ли замуж, милая?

– Согласна, тётенька! – выпалила Вера и покраснела ещё больше. – Согласна!

– Ну беги, дочка! – проговорила сваха. – А вы, родители, третьего дня ждите жениха на смотрины. Да, мой совет: не продешевите с «кладкой». Жених, хоша и круглый сирота, да дядя у него дюже богатый. Ничего для племянника не пожалеет.

– Да, мы, и Веню и дядю яво, Ипатия, давно знаем, – сказала Пелагея. – Мы с них по – свойски и возьмём…

На третий день, как и обещала сваха, она пришла на смотрины с женихом. Вместо родителей были: дядя Ипатий Ипатьевич и экономка Катерина. Их всех усадили по одну сторону стола. Невеста вышла в нарядном сарафане и села напротив жениха. Рядом с ней, сели за стол родители. Ипатий было разговорился с отцом невесты о хозяйстве, но сваха перевела разговор к обсуждению жениха и невесты.

– Ну, как вам, показался купец? – спросила сваха родителей невесты.

– Да, сокол ясный! – ответила мать невесты.

– Тогда самое время договорится о «кладке», да назначить день «запоя»! – сказала сваха.

– Хорошее дело! – ответил отец невесты. – Давайте кладку!

– Чтоб не торговаться, даю 500 рублей! – сказал Ипатий. – Думаю, за эти деньги можно справить хорошую шубу, сарафан, и подвенечный наряд…

– Ну, сват, свалил наповал, – изумился Порфирий Андреевич. – Нам бы и 300 рублей за глаза хватило. Раз так, оденем дочку, как боярыню, в соболя! С «запоем» тянуть не будем, чтобы свадьбу до поста отыграть. Пстрели - те, заразой!

В назначенный день к дому Чалусовых подошла торжественная процессия, которую возглавлял Вениамин, а следом шли: сваха Дарья Дмитриевна, дядя Ипатий, Катерина и человек десять дальних родственников, которые чудом сыскались у жениха в городе и его ближайших окрестностях. Жених нёс с собою гостинцы: вино, сладкие жамки, грецкие орехи. В руках гостей были жареные гуси и небольшой осётр. Катерина несла белый каравай с узорчатым орнаментом по краям. Лишь, сваха с Ипатием были налегке. Они и стали стучать кулаками в парадную дверь дома Чалусовых.

Со стороны невесты на «запой» пришло в два раза больше родственников. Лишь только успели выпить по второй рюмке, как её родня заголосила.

Уж ты, батюшка, родной мой,
Не отдай меня за старого замуж,
Ты отдай меня за ровнюшку.
Уж я старого так не люблю,
А ровнюшке я постель постелю
И ровнюшку на ручку положу.
Уж я ровнюшке всю правду расскажу…

После третьей рюмки инициатива перешла к родственникам жениха, которые запели, знакомую всем песню про уральскую казачку:

Кто вечернюю порою
За водой бежит к реке,
С распущенною косою,
С коромыслом на руке?
Ясно вижу взор уралки:
Брови лоснятся дугой,
На груди неугомонной
Кудри стелятся волной…

По традиции, жениха и невесту отвели в отдельную горницу для знакомства друг с другом. За ними зорко наблюдала молоденькая родственница невесты, не дававшая жениху прикасаться к невесте. Вениамин, как бы невзначай протягивал руки к коленям Веры, а её родственница тут же ударяла по ним своими ладонями. Звонкие шлепки очень веселили девушку и она заразительно смеялась. А в это время, пир продолжался до первых петухов.

– Давай, братцы, нашу! – кричал захмелевший Ипатий и десятки пьяных голосов подхватывали старинную задорную песню:

Казаки свой ум имеют,
Жизнь прекрасную ведут;
Пикой, шашкою владеют,
И горелку славно пьют!
Со врагом казак сразится, –
Победит врага зараз;
Если ж вздумает напиться, –
То напьётся на заказ!..
Для киргиза – лиходея
У него готов аркан; –
Для горелки – чудодея
У него готов стакан.
С пикой, шашкою и водкой
Он умеет в дружбе жить;
И с молоденькой красоткой
Он умеет пошалить.
Есть враги, – с врагами бьётся,
И врагов он вмиг побьёт;
Есть вино, – он вмиг напьётся,
Тотчас песни запоёт!..
Казаки свой ум имеют,
Жизнь прекрасную ведут;
Пикой, шашкою владеют,
И горелку славно пьют!

На другой день Ипатий, в сопровождении Дарьи Дмитриевны, принёс обещанную денежную кладку – 500 рублей.

– Теперь, дорогие родители, ваша дочка безоговорочно обещана в семью племянника Ипатия Ипатьевича – Вениамина Алаторцева! – заявила сваха и приступила к завершающему обряду сватанья, под названием «начал». который состоял из трёх поясных поклонов с чтением короткой молитвы и снова трёх поклонов.

Отдав денежную кладку, жених получал право навещать дом невесты каждый день. Невеста же, могла «невеститься» недели две до «принятия венца». За это время, жених подобрал себе «любезного друга», а невеста – «любезную подружку», которая живя в доме Веры, занялась подшивкой её приданного и помогала по хозяйству, вплоть до дня свадьбы. Таковы были вековые казачьи традиции, отступать от которых особо не спешили…

Утром в день свадьбы, в доме Чалусовых было не протолкнуться. Верины подружки собрались для «продажи» невесты. Вначале им было весело, они смеялись, а лишь, одна из них заголосила, как остальные разом зарыдали. Наплакавшись в волю, стали девушки невесту одевать. Затем Веру усадили за стол в переднем углу, поджидать жениха. Рядом с ней сел брат Василий, а с другой стороны, – «любезная подруга».

Тут, послышался звон бубенцов, а мимо передних окон промелькнул разукрашенный свадебный поезд. Явился жених, на трёх парах вороных!  На первой паре сидел сам жених, а рядом дружка «подкушаченный», – Пётр Дураков в новых хромовых сапогах, да тёмно – синим пиджаке, одетым на малинового цвета рубаху. Талия его была охвачена красным кушаком, концы которого свисали до колен. На плечах была накинута волчья шуба. На второй паре – сваха Фолимониха с кучером Фокиным, а на третьей – поезжане, молодые ребята – соколинцы и градские…

Подъехав к воротам, дружка сунулся в них, а девушки преградили ему путь и не пускают.

– Ну, что не пускаете нас? – зычно спросил Пётр. – Мы назад уедем!

– Уезжайте! – со смехом отвечают девушки. – Или давайте выкуп!

– Ишь, чего захотели, плутовки! – смеётся Пётр и начинает торговаться. – Даю за проход пятачок!

– Пятачок мало! – закричали девушки. – Нас четверо, двугривенный давай!

– Ладно, плутовки, ваша взяла! – согласился дружка. – Держите 20 копеек, да отворяйте ворота!

Заехали во двор, там опять загвоздка: торкнулись, а дверь в избу закрыта.

– Сколько времени будете манежить дружку? – вступили в спор поезжане. – Отворяйте дверь, иначе вынесем её силой!

– У нас двери дубовые, лбы себе порасшибаете! – кричат девушки в избе. – Заплатите полтинничек, дверь и отворим!

– Ладно, плутовки, ваша взяла! – кричит дружка. – Больше сорока копеек не дам! Отворяй дверь, или, на нет и суда нет! Повернём оглобли обратно!

Дверь приоткрылась и показалась протянутая ладонь, умелым движением просящая денег. Пётр вложил в ладонь мелочь и дверь распахнулась. Вперёд пропустили сваху Фолимониху, нёсшую «красоту» – три сладких каравайца, обвязанных розовой лентой. Следом зашёл дружка с иконой и остановился перед столом. Дарья Дмитриевна отдала «красоту» Пелагее Миновне, которая поставила её на стол перед дочерью. Сваха же, разрезав каравайцы на мелкие кусочки, стала раздавать их девушкам, начав с невесты.

На раздаче «красоты» Вениамин попытался взять Веру за руку, чтобы увезти её из дома. Василий, сидевший рядом с сестрой, вынул из – под стола, заранее приготовленную скалку, и ударил ею по столу.   

– Четыре угла – четыре рубля, а пятый рубль подайте сюда! – потребовал выкуп Василий, показывая скалкой на середину стола.

– Да мы пока, в ворота въехали, да в дверь просунулись, все наши деньги растранжирили! – взмолился Пётр, намереваясь увезти невесту без выкупа. – Ништо мелочь и осталась!

– Мелочь ваша не нужна! – отказался сразу же, Василий. – Есть у вас казна прекрасна! Не скупись, дружка!

– Мы издалека приехали, из Соколинского, денег мало привезли, – спорил с ним Пётр, вынув из кармана кошелёк и положив на каждый угол пятачок.

– Мало! Мало! – закричали девушки. – Положь по рублю, тогда возьмёшь невесту!

Пётр полез в сапог, и достав гнутый рубль, положил его на середину стола.

– Ништо, мы невесту на мусорной кучи нашли, чтоб за гнутый рубль отдавать? – запротестовал Василий. – Клади куда велим по рублю, и забирайте!

– Добавь! – сказал Вениамин, тыча в бок Петра. – Добавь!

Пётр нехотя достал деньги и положил по рублю на каждый угол, а пятый на середину стола. Намеревался Пётр забрать гнутый рубль и пятачки, но одна из девушек схватила их проворнее и быстрее дружки. Ничего не поделаешь, дружка, свадьба – это весёлая игра!..

Сваха, Дарья Дмитриевна, наконец, взяла касник (лента из косы невесты) и положила на «красоту».

– Родители, благословите вашу дочь! – громко объявил Пётр Дураков.

– Родители, благословите! – просит Вера, вставая.

После поклонов перед иконами невеста прощается с родителями и родными «по ручке».

– У свечи, у свечи  руки горят, Чалусову барышню брать хотят! – закричал «любезный друг» жениха. – Платок через порог... Из Чалусова дома вон в Алаторцев дом!

Вениамин взял Веру за руку и повёл к свадебному поезду, возле которого игра продолжилась. Жених один садится в первую повозку. Невестин брат, Василий, пытается поднять Веру, чтобы посадить в повозку, но не может.

– Э, а моя сестра то тяжелая, не поднимешь, – говорит Василий.

– Матри, как жених легко сел, почему она не садится? – с ухмылкой спрашивает дружка.

– Да нет, она тяжелая! – отвечает невестин брат.

Пётр подходит к Василию и наливает в рюмку водки. Тот, пьёт разом.

– Нет, ещё тяжеловата! – говорит Василий, явно требуя ещё водки.

Дружка наливает ему ещё одну рюмку. Выпив водку залпом, Василий подхватывает на руки сестру и сажает в повозку к жениху. Туда же, следом за невестой, заваливается дружка с бутылкой водки в руках. Сваха, Фолимониха, взяв под руки сваху со стороны невесты, её тётку по матери, Олимпиаду Миновну Селезневу, садятся во вторую повозку, с кучером. На третью повозку садятся ребята – поезжане, которые дружно выкрикивают слова традиционной песни:

Скажем, лошади готовы,
Скажем, лошади готовы.
Эх, скажем, лошади готовы,
Колясочка у крыльца…

Разукрашенный свадебный поезд тронулся с места и направился к Уралу, в сторону Куреней, где стоял самый старинный единоверческий храм города Уральска, – Михайло – Архангельский собор. Старостой прихода в нём состоял давний приятель Ипатия Ипатьевича, отставной генерал Любавин, Гавриил Павлович, который также любезно согласился быть поручителем по жениху. Само собой подразумевалось, что и на свадебном пире никак нельзя было обойтись без настоящего боевого генерала…

После венчания, свадебный поезд направился к дому Ипатия Дудакова, в дверях которого молодых встретили хлебом – солью и благословенной иконой дядя, Ипатий Ипатьевич, со своей экономкой Катериной. Они уже давно стали для Вениамина самыми близкими людьми, заменившими ему покойных родителей. Молодые с искренней охотой отведали хлеб – соль и благодушно выслушали благословение дяди, после которого поцеловали по очереди старинную икону. Ипатий пригласил молодых и гостей за стол. Свахи посадили молодых в переднем углу, а сами сели по сторонам от них: Фолимониха около Вениамина, а Селезниха около Веры. Далее, на стороне невесты разместились её родственники, а на стороне жениха – его. Свадьбу повёл дружка, Пётр Дураков. Первая рюмка – с законным браком!

– С нареченным вас женихом, с нареченной невестой! – объявил дружка собравшимся гостям.

– Желаем вам с первой ночки сына да дочку! – обратился он к молодым.

– Любезные гости, прошу вас выпить, кому поднесено! – объявил дружка.

Вторую рюмку выпили за женихову родню, первым делом за дядю Ипатия, не забыв помянуть и усопших родителей Вениамина. Следующим тостом, поздравили отца и мать невесты с новой роднёй. С третьей рюмки казачки запели традиционную песню:

Вечор ко мне, девушке,
Соловушка прилетал,
Соловушка прилетал –
Звал он, манил девушку,
Уговаривал с собой…

– Ребята! Ништо оробели? А ну, запевай! – обратился дружка к казакам, когда казачки замолчали, и сам запел известную уральскую песню:

С надеждой верною, с чужбины,
Кручину в сердце затая,
Скакал казак через долины,
На родные свои поля.

Гости дружно поддержали Петра Дуракова пьяным разноголосьем:
 
Скакал и конь его надежный,
Покорен спеху седока;
Уже и степь сыртов Урала
Очам виднелась казака…

Настроив гостей на пение, дружка прошмыгнул в передний угол избы.

– Сидеть будете или проводить вас? – спросил он шепотом молодых.

– Нам бы отдохнуть, Пётр Иваныч, – тихо ответил Вениамин.

– А ну – ка, свахи подымайте молодых и айда наряжаться! – скомандовал Пётр. – Время подарки дарить!

Свахи вывели молодых из – за стола и увели в дальнюю комнату, где Веру переодели и подвязали ей фартук. После этого молодые вышли к гостям с подносами. У Вениамина на подносе стоял графин с водкой и рюмка, а Вера держала пустой поднос.

Молодые начали обходить гостей по чину, потчуя каждого гостя. Первым, был отставной генерал Любавин, который долго изливал самые добрые пожелания молодым, а выпив залпом рюмку водки, не стал закусывать сразу жамком. На пустой поднос невесты легли первые двадцать рублей.

– Горько! Горько! – заорал генерал, требуя тем самым поцелуя молодых. – Горько!!!

Вениамин нежно обнял Веру, и молодые застыли в горячем поцелуе…

– Вот, теперь сладко! – сказал генерал, откусывая мягкий жамок.

Следом поздравил молодых Евтихий Харитонович, который положил на поднос заводную рукоять граммофона.

– Решил вот, скрасить ваш досуг музыкой! – заявил он. – Ништо одним богачам Вязниковцевым слушать граммофон? Горько!..

После обхода всех гостей, молодые отнесли поднос с подарками в другую комнату, а сами вернулись обратно, прощаться с родителями и гостями…

Дружка и свахи увели молодых в опочивальню, где были приготовлены угощения для них. А пир гостей продолжался, где на смену песням уже пришли танцы, в том числе знаменитый «Казачок»:

Казынька – казачек,
Казак миленький дружок…
Не я тебя поила,
Не я тебя кормила,
На ножки поставила,
Танцевать заставила.
Коротеньки ножки,
Сафьяны сапожки…
Делай!!!

Захмелевший Евтихий Харитонович подсел к Ипатию Ипатьевичу, и два старика затянули осипшими голосами старую песню, о погоне казаков за киргизами:

В сенокосную пору
Собирал Мимбай толпу,
Вот он, с собранной толпой,
Не даёт нам всем покой:
Перелез Урал в Красном Яру,
И наделал нам вреду.
Калмыковские казаки
Во поход за ним пошли;
На узенях его догоняли,
У нас кони все постали;
Мы секретно подъезжали,
И Мимбая вора били…

– Скажи – ка, Патька! – обратился Евтихий к товарищу. – Ништо усидит Венька дома?

– Вряд ли, Тиша! – ответил Ипатий. – Помяни моё слово, к весне начнёт маяться, места себе не находить…

– Вот, и я о том же! – согласился Евтихий. – Сыщу ему службу по душе…

Тут к старикам подсел есаул Карпов. Евтихий стал выспрашивать у него о курьёзах на плавенном рыболовстве, о которых доносили атаманы станиц в Войсковое Хозяйственное Правление.

– Близ Круглоозёрновского посёлка торговцы, ехавшие на плавню для закупки рыбы, потеряли 3000 рублей, – начал рассказ Карпов. – Деньги нашла старушка того же посёлка и предъявила в станичное правление. Начались розыски, но не дали никаких результатов. На обратном пути, хозяева найденных денег заявили атаману станицы о потере, причем показали, что деньги находились в небольшом кожаном мешочке и все кредитными билетами. Потеряли же их, находясь в нетрезвом виде, около сего посёлка. Все показания их совпали, деньги им возвратили, а старушке, в вознаграждение за находку, дали 50 копеек.

– Щедрые господа, – возмутился Евтихий, – нечего сказать… 

Гости веселились до утра. Только с первыми петухами стали расходиться по домам. Благо город Уральск был небольшим, пройти его можно было вдоль и поперёк, менее чем за час. Не было в городе ни бугров, ни крутых косогоров. Ровная, как стол, поверхность идеально подходила для гуляния пьяной публики. Единственную неприятность, бывало, доставляли пьяным прохожим шайки грабителей, существовавшие в каждом районе города. Обычно, злодеи сбивали пьяного с ног, обирали его карманы и оставляли бедолагу замерзать на морозе. Поэтому гости расходились со свадьбы толпой, провожая друг друга поочередно до парадного крыльца. Крайним шёл есаул Карпов, в кармане которого лежал заряженный револьвер. Он бы не стал церемонится, если бы на него и жену напали, вдруг, грабители. Навыки самообороны, приобретённые в Маньчжурии, были ещё свежи в его памяти…

По утру, дружка и две свахи пришли будить молодых.

– Просыпайтесь, молодые! – громко проговорила сваха Олимпиада Миновна. – Я вам каравайца принесла! Теща, Пелагея Миновна прислала, любимому зятюшке! Пора вставать, молодые! Утро на дворе, гостям уже похмелиться не втерпёжь!..

Верина тётка быстро собрала бельё, чтобы отнести в дом её родителей, и успела шепнуть на ухо Вениамину слова, которые надлежало сказать ему на поклоне родителям, когда будет благодарить их за воспитание дочери.

– Дорогие родители! – начал благодарственную речь Вениамин. – Спаси Христос, за воспитание дочери! Красной розочки!..

С последним словом, Вениамин выпил залпом рюмку водки, и разбил её вдребезги о пол. Женихова родня закричала: «Наша взяла!!!»; начала бить посуду, запела и заплясала, притопывая ногами:

Во ку, – во кузнице,
Во ку, – во кузнице!
Во кузнице молодые кузнецы,
Во кузнице молодые кузнецы…

После «кузнецов», молодые и гости направились в дом невесты, для продолжения свадебного пира. Женихова родня наряжается, кто во что горазд: кто медведем, кто бараном, а кто цыганом… Они едут на запряженном в сани верблюде. Сваха Фолимониха угощает прохожих рюмкой водки, не забывая и про себя. Парни берут невод и начинают «рыбачить». Поймали невестину сваху, которая шла с узелком впереди процессии. Десяток рук поднял её над землёй, и усадил в сани спиной к верблюду. Олимпиада Миновна была ни жива, ни мёртва от таких шуток, но деваться было некуда: игра продолжалась. А захмелевшая толпа уже голосила под гармошку:

В чернобровеньку влюбился,
Через забор полез – убился,
А теперь, слава Богу,
На задах нашёл дорогу.

Мою милку сватали,
Меня в чулан спрятали,
Сковородкой прихлопнули,
Чуть глаза не лопнули…

Тут, заголосила и пустилась в пляс, пьяная уже, сваха Фолимониха:

Плясала, плясала,
В один сапог нассала!
Я ещё пойду плясать,
Чтоб в другой сапог нассать!..

Перед невестиным домом, её сменила другая сваха – Селезниха:

Мой муж яровит,
Сам другую норовит,
А я ему говорю:
«Ты наяривай свою!»…

В доме Чалусовых молодых сразу усадили за стол, и пир продолжился…

– Дочка, ты чья? – спрашивает дружка невесту.

– По природе я Чалусова, а по закону Алаторцева! – отвечает Вера.

Родственники жениха кричат: «В нашем полку прибыли, прибыло!», и запевают песню: «Бояре, а мы к вам пришли!»…

В доме невесты гулянье в самом разгаре. Молодым запрягли лошадей, катают их. Свадьба продолжалась ещё два дня…

14 ноября, после церковного парада по случаю дня рождения Её Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Фёдоровны, Вениамин с тестем, Порфирием Андреевичем, и шурином Василием, отправился впервые в жизни на Чархал, где с 15 – го числа разрешался подлёдный лов рыбы, сетями и неводами. Заловом Чалусовы остались, вполне, довольны, а Порфирия Андреевича, даже ревматизм не мучил. Вениамину же, чархальское рыболовство пришлось не по нраву…

Через месяц, 18 декабря, молодой супруг Вениамин вышел с новой роднёй на презентное рыболовство, которое оказалось по залову очень плохим: красной рыбы поймано 2 – 3 штуки, черной же – судака до удивления мало, так что сами рыболовы сходились посмотреть на пойманных судаков, как на редкость. Поистине, вышло не багренье, а одно коровоженье. Снова в голову Вениамина закралась мысль: рыболовство не его стезя. Ему по душе была военная служба, боевые походы…