Третий день отдыха в Тунисе

Елена и Петер отдыхали на берегу Средиземного моря, в Тунисе, в Сканесе - это район города Монастир. Они прилетели из Берлина и поселились в отеле в пятницу, а в воскресенье после обеда и послеобеденного купания в море пошли в торговый центр неподалеку, чтобы купить пляжную сумку. 

Когда в магазине платили за купленную сумку, продавец спросил Елену и Петера, не из Франции ли они.

- Нет, из Германии.

Продавец сказал по-английски:

- Мы любим людей из Германии. Мы не любим людей из России.

- Почему? - спросила Елена, тоже по-английски.

- Агрессивные, невежливые, - сказал продавец.

Выйдя из магазина, Елена сказала Петеру:

- А русским он, небось, говорит, что любит русских и не любит немцев.

Петер, хоть и имеет к людям из России опосредованное через Елену отношение, вспоминал слова продавца каждый раз, когда ему что-то не нравилось в Тунисе. Говорил, что продавцы в этом магазине должны каждого покупателя "заворачивать в вату" и радоваться, что к ним едут туристы.

Петер сел за стол на крыльце перед магазином. На широком крыльце с колоннами лежали три верблюда - скульптуры, выложенные мелким кафелем, - и стоял большой железный стол с железными стульями вокруг него.

За столом сидел молодой человек с мобильным телефоном. Петер обратился к нему по-французски и спросил, где ближайший супермаркет. Тот рассказал, что ближайший супермаркет - магазэн женераль - находится в Монастире, куда можно доехать на автобусе, билет стоит один динар.

Стали ждать автобус. Автобусную остановку распознали только потому, что там стояли четыре человека, а на другой стоороне улицы был зеленый навес со скамейкой под ним, похожий на те, какие стоят на в Берлине на автобусных остановках.

Подошла, цокая копытами по асфальту, низкорослая лошадка, тянущая за собой коляску. Возница спросил:

- Франсэ?

- Найн, дойч.

Тогда возница, молодой парень, предложил на немецком языке отвезти их в Монастир за десять динаров. Петер ответил, что они поедут на автобусе за один динар. Парень сказал:

- Армер шлюккер, турист! - и отъехал.

Armer Schlucker - по-немецки нищеброд; arm - бедный; schlucken - глотать. Елена спросила Петера, почему бедного человека называют армер шлюккер.

- Наверно, хотят сказать, что у него нет денег даже на приличную кружку пива, - предположил Петер.

Петер спросил сам себя:

- Или зря я отказался, и нужно было согласиться?

Подъехало такси. Таксист спросил их, из Франции ли они. Предложил отвезти их в Монастир за пятнадцать динаров. Петер и ему тоже доложился, что он и Елена поедут на автобусе за один динар. Таксист стал выразительно браниться непонятными словами. Петер растерянно спросил Елену:

- Почему он ругается на меня?

Елена успокоила его:

- Арабский язык, похоже, вообще звучит как ругань, стоит только погромче заговорить.

Лошадка с коляской вернулась. Возница сказал по-немецки:

- Пять динаров.

Елена сказала Петеру:

- Едем?

Они поднялись по ступеньке в коляску, и коляска тронулась в путь. Возница стал уточнять, куда им нужно. Петер ответил:

- Магазэн женераль.

Возница стал уговаривать их ехать в магазин сувениров, перечисляя, что там можно купить: футболки, кепки, туники, бижутерию... После того, как Елена и Петер несколько раз отказались ехать за сувенирами, возница стал завлекать их в магазин с кока-колой и водкой.

Петер сказал, что он как all-inclusive-пациент (так он называл туристов, которым "все включено") должен был бы сойти с ума, чтобы покупать водку, когда с  "все включено" есть возможность пить водку в отеле круглые сутки. Елена сострила, что в перерыве с двух часов ночи до десяти утра можно было бы пить купленную водку.

Возница спросил, куда же они хотят. Петер сказал по-немецки: аптека.

- Ах, аптека, farmacie! - сказал возница. - Двадцать динаров туда и обратно.

- Хальт! - сказал Петер.

Возница остановил свою лошадку. Петер вылез из коляски, а за ним, смеясь, вышла Елена. Возница сказал им по-немецки:

- Гутен таг!

- И Вам тоже хорошего дня! - ответила Елена.

Она была довольна, что все же прокатилась в коляске, которая катится за живой лошадью.

Стали дальше ждать автобус, а он все не шел и не шел. Елена сказала, что молодой человек, посоветовавший им ехать на автобусе, наверно, привык подолгу ждать, для него это не проблема, вот он и думает, что и для Петера с Еленой тоже ничего не составляет подождать полчаса или подольше.

Подошел автобус. Люди стали все заходить в последнюю дверь, Елена и Петер тоже.

В автобусе сидел кондуктор перед кассой - ящик с щелями для монет. Петер заранее дал Елене монету в один динар. Петер прошел в автобусе вперед, Елена замешкалась и отдала монету кондуктору, когда Петер был впереди. Кондуктор стал спрашивать по-французски:

- Один или два?

Елена сначала не поняла, о чем он, потом ответила, что два.

- Тогда платите два динара, а не один, - сказал кондуктор, уже по-английски.

Елена обратила вопросительный взор на Петера. Петер вернулся к кондуктору и отдал ему свой динар. Пробормотал:

- Зачем же он махнул рукой, чтобы я проходил?

Елена сострила:

- Может быть, тут принято, чтобы женщина платила за обоих?

Петер с сомнением ответил:

- Может быть.

Петер указал на свободное место рядом с парнем арабской внешности:

- Садись, если хочешь.

Парень указал на место рядом с ним и сказал:

- Пожалуйста, мадам.

Елена читала когда-то в учебнике турецкого языка, что в Турции не принято, чтобы в автобусе сидели рядом чужие друг другу мужчина и женщина, и отказалась садиться. И тут же подумала, что зря отказалась, ведь парень мог обидеться.

Мимо Елены по проходу автобуса прошла женщина в черных, немного запыленных брюках, обтягивающих толстые бедра, в черной рубашке, с костылем, одна нога в сандалии, другая в грязном гипсе. Волосы были до лопаток, пышные, волнистые, светлые с еще более светлыми прядями.

Елена, не видя ее лица, уже придумала, что это европейская туристка, искательница приключений, которой понравилось в средиземноморской арабской стране и которая стала кем-то частично как проститутка, частично как бродяжка.

Женщина прошла вперед и села лицом к Елене рядом с девушкой в черном одеянии до пят и в платке, закрывающем лоб и шею.

Лицо у женщины с костылем оказалось породистым, с красиво очерченными полными губами и с тонко очерченным носом с горбинкой. Глаз не было видно под очками, но видны были изогнутые черные брови. Или француженка, или все-таки арабка.

Парень, сидевший на сиденье напротив, заговорил с ней. Она, улыбаясь, отвечала и показывала в улыбке крупные белые зубы. И скоро пересела на сиденье рядом с этим парнем. Елена видела, как она показывала на свою загипсованную ногу. Когда Елена проходила мимо них, то прислушалась к их разговору. Разговаривали они по-арабски, не по-французски.

В автобусе ехали долго. За окном тянулись безрадостные пейзажи, неряшливые, запыленные и растрепанные  пальмы - не пустыня, но запустение.

Елена увидела дом с вывеской "Farmacie", о чем сказала Петеру. Они вышли из автобуса из передней двери, причем Елена сказала водителю мерси. Петер распорядился, чтобы они сразу перешли на другую сторону дороги, где должен был останавливаться автобус, идущий в направлении отеля. Елена спросила, как же аптека. Петер сказал, что аптека закрыта. Он видел, когда проезжали мимо нее на автобусе, что жалюзи опущены. Наверно, сказал он, аптекарь христианин и по воскресеньям не работает.

Перешли на другую сторону дороги. Там стояли два навеса со скамейками под ними, типичные для автобусных остановок. Зашли под один, под ним воняло помойкой, и за скамейкой и под скамейкой была настоящая свалка. Пошли под другой навес, там уже не воняло, и под скамейкой был только бумажный мусор.

На противоположной стороне улицы было кафе под навесом. За столиками сидели мужчины, человек пятнадцать. Рядом с кафе был двухэтажный дом, на первом этаже были магазины. Один маленький магазин школьных принадлежностей, что было понятно из вывески на арабском и французском языках. Другой магазинчик был без вывески.

На улице не было никакой зелени, даже пальм не было. Проезжали туда-сюда легковые автомобили, мотоциклы и мотороллеры. Велосипедов не было ни одного.

Елена обратила внимание Петера на то, что на улице одни мужчины, женщин совсем не видно. Только она это сказала, как из-за дома напротив вышла девушка, обвязанная платком, в белой рубашке с длинными рукавами и в брюках. Она зашла в магазин и вскоре вышла оттуда с женщиной в черном одеянии до пят. У обеих в руках были полиэтиленовые мешки. Они перешли через дорогу, рискуя быть перееханными, и высыпали мусор из мешков в контейнеры для мусора, стоявшие недалеко от автобусной остановки. Это из-за их близости остановка стала свалкой.

Петер посмотрел на наручные часы и сказал:

- Подождем до шести часов. Если в шесть часов автобус не придет, то возьмем такси.

Елена наблюдала за проходящими мимо машинами. Только что проехал с ревом мотоцикл. За ним на мотороллере ехала женщина в длинном и широком черном одеянии. Рев мотора перешел в мелодичный гул. Елена сначала подумала, что это женщина на мотороллере едет с играющим плейером с громкоговорителями.

Но гул оказался вовсе не гулом, а протяжным пением, заполнившим все пространство. Петер объяснил, что это муэдзин с минарета призывает к молитве.

Минарет - белая башня - возвышался вдали, до нее Елена и Петер не доехали на автобусе. В такт мелодии на верху башни вспыхнули зеленые огни. Пение продолжалось.

Машин на улице стало меньше, мужчин в кафе тоже стало раза в два меньше, но улица не опустела.

Пение закончилось, и улица опять заполнилась шумом проезжающих машин.

Петер остановил такси. Таксист спросил, не французы ли они. Петер спросил, сколько будет стоить поездка до их отеля. Шофер ответил: десять динаров. Петер сел рядом с водителем, а Елена сзади.

В такси звучали изумительно красивые песни, и шофер подпевал им. Улицы, по которым они проезжали, в темноте производили впечатление уже не запустения, а поэтической арабской ночи.

В отеле вечером играла скрипка. В черной ночи с балкона Елена любовалась пальмами, которые были освещены луной, звездами и фонарями. Черное море сливалось с черным небом, и по морю двигались волны белыми светящимися полосами.

Скрипка замолчала, и раздалось пение Марсельезы хором. Петер сказал:

- Они с ума сошли? Это французский национальный гимн. Они что, тоскуют по тем временам, когда Тунис был французской колонией?

Вскоре умолкли и пение, и разговоры, и слышен был только шум моря.