Красные рассветы. 14

  Они ехали вместе тёмной лесной тропой в Глазуново. Иван хотел срочно посетить госпиталь, но все эти утренние куролесы у реки немного спутали планы. Нет, он не хотел видеть Татьяну, и в то же время понимал, что встретиться с ней. Ивану нужно было переговорить с начальником госпиталя для раненых красноармейцев и главврачом, предупредить их о пришлых людях, которые возможно тут могут появиться в ближайшее время. А вот Татьяна ждала его приезда, ещё только с вечера стало известно от пришедшего из Фоминок от батюшки молодого дьячка, что внук его из Ровенок прибыл, как она сразу вся преобразилась и подобралась. А Иван с Павликом сейчас ехали по лесной тропке и разговаривали между собой о нехитрых вещах.
- Тебя не мобилизовали на службу по причине твоей работы в госпитале? - спрашивал Иван у младшего брата. - Неужели самому не хотелось повоевать, с твоим-то азартом?
- А здесь будет кто охраной заниматься? У нас в Глазуново ребят не осталось почти, а ты думаешь, что здесь безопасно? Деникина, мол, прогнали, так и всё? Уверен? - Павлик натянул повод и притормозил коня.
- Не уверен. Тем более, что сейчас все на фронтах, а здесь деникинские полки были разбиты, разогнаны, но до конца неизвестно их местонахождение, тех, кто в лесах попрятался. Если данные верны, что они могут воспользовавшись ситуацией, соединиться в полк, тогда туго нам придётся, а в Курске гарнизон небольшой и в Ровенках, так же как и у вас, мало людей, - Иван пришпорил коня и поскакал быстрее. - Я понимаю, что и вы тут не удержите их, ежели что... Ну, а вообще-то, чем кроме охраны ты тут занимаешься, по хозяйству помогаешь или только караульную службу несёшь?
- Местность разведываю, объезжаю посты по требованию комиссара Родько, он тоже сильно хворый к нашему госпиталю приписанный, а поправиться, и на фронт двинет, - Павлик весело смотрел на Ивана, а того просто бесил его легкомысленный, как он полагал, взгляд. - Вот ты там у себя в Ровенках сидишь и думаешь, что большое дело делаешь, а ты бы поглядел, как тут врачи да молоденькие сестрички маются. Поэтому не думай, что только у тебя работа кипит...
- Я и не думаю, - Иван чуть притормозил коня при въезде в Глазуново и пристально посмотрел на Павлика. - И что же, Татьяна-то тебя дюже любит? - с какой-то затаённой издёвкой спросил он у брата.
- Не знаю, но главное, что я её сильно люблю! Очень сильно, - ответил тот и щёки его зарумянились. - Вот еду сейчас, а всё внутри вздрагивает, как представлю, что сейчас увижу её, мою Танечку!
- Ладно, хватит тут патоку разводить, мы по делу едем... Я, во всяком случае, а ты давай заступай на свой пост. Где сегодня дежурить тебя поставили?
- В Горелом урочище.
- Вот и добре!
  Они подъехали к низкому деревянному бараку, который служил приёмным отделением и, спрыгнув с лошадей, привязали их на коновязи. Иван сразу отправился на поиски главврача, а Павлик в прачечную, куда только что забежала его любимая девушка, но она тут же упорхнула и пронеслась мимо него, не замечая и не разбирая дороги к тёмному сараю с плетёной кровлей, чтобы взять оттуда просушенное с вечера бельё. Павлик ринулся за ней и возник неожиданно в дверной притолоке. Татьяна взвизгнула, когда он порывисто, по своей молодой привычке, полез обниматься и прижал к себе её такое родное и желанное тело.
- Тьфу, напугал, чертяка! - она с силой отпихнула его от себя в сторону.
  Павлик ничуть не огорчился, а приступил к ней уже с другого бока. Он видел её разгневанное личико, усталый взгляд и попробовал уже подойти к ней понежнее.
- Ну, что ты меня хватаешь, как куклу? Руки нечем занять? - она в негодовании снова отпихнула его и прикрылась корзиной с бельём.
- Танечка, я скучал по тебе, сильно!.. Вот два дня не виделись, а я извёлся весь! - он с улыбкой выхватил у неё корзину и отставил её в сторону, разворачиваясь к Татьяне лицом.
  Она отступила к выходу, не Павлика она ждала и не его собиралась здесь сегодня увидеть.
- Ну, что ты всё на меня злишься, Танечка? Чем я опять перед тобою провинился? - с улыбкой глядя на неё, спросил парень.
- Опять побитый, - она повернула к себе его лицо за подбородок. - Деду чем-то не угодил? Вон, на щеке ссадина!
- Да это чуток, так это он попал в меня только раз... А ты, что из-за него на меня злишься? Танечка, - приступил он к ней с новой силой, - когда же мы поженимся? Вот уж и осень скоро...
- Куда тебе жениться-то! - она высвободила плечи из его сильных рук. - Уйди от деда, тогда подумаю... Живи при госпитале, и Родько тоже согласен, чтобы ты тут всегда при нём оставался на подхвате. Что тебе дед-то?
  Он ослабил свою молодую хватку и чуть от неё отошёл.
- Если бы дед был сильный и здоровый, согласился бы, а то он сейчас хворый да слабый... Как тут его бросишь-то?! Не по-человечески это, не по-христиански... Хотя, что я, ведь ты в Бога не веришь!.. - он с обидой глянул на девушку, но потом снова улыбнулся.
- Зато он дюже верит, и тебя с толку сбил... Слабый он, а продолжает тебя колошматить, вон на лице у тебя написаны все его проповеди.
- Да не только мне, и брату Ивану сегодня досталось, всё из-за этой Дашки-солдатки, - без задней мысли проговорил Павлик.
- Что значит, из-за Дашки? - Татьяна покраснела и подошла к Павлику вплотную.
- То и значит... В стогу он сегодня с ней ночевал, а дед раненько их там заприметил, я побёг предупредить-то, да поздно уж...
  Её как громом поразили эти слова. Таня стояла и не мигая смотрела на Павлика ожесточённым, дерзким взглядом.
- Ты нарочно мне сейчас всё это сказал, да? - она подскочила и с силой ухватила его за плечи, впившись ногтями.
- Нет, не нарочно, - ему была не понятна такая её реакция, но вскоре всё разрешилось.
- Ты, я вижу, совсем ничего не соображаешь, - она окинула его оценивающим взглядом. - Ты хоть и моложе брата, а люблю-то я его... А ты ревнуешь, поди?
Павлик отступил на шаг от девушки и отрицательно замотал головой:
- Зачем ты так?! Врёшь ты всё!..
- Не вру, Паша, не до вранья мне... Я думала, что он тебе скажет, а ты поди, не знаешь ещё... - она поправила на себе кофточку. - Мы с ним живём уже... Что смотришь-то? Не ожидал? Потому и сладились, что сильно его люблю, вот и весь тебе мой ответ будет.
- Танечка, но он же ведь на тебе не женится, - Павлик отступал от неё всё дальше, а потом упёрся в дверной косяк спиной. - Он женат на этой своей... революции, и считает, что семья только помехой будет в его праведном деле. Может быть оно и так, я ему не судья, но Танечка... Я ведь тоже тебя люблю! И я-то женюсь на тебе, любую тебя возьму!.. Мне, конечно, очень обидно и горько от тебя такое услышать, но... ведь я понимаю всё, он тебя соблазнил по недомыслию. Танечка, лапушка моя родная! Я очень сильно тебя люблю, - он улыбнулся и уже не чувствуя обиды, снова хотел её обнять. - Ведь ты сейчас пошутила, насчёт Ивана, да?! Потому, как за деда на меня злишься, но лапушка... Не могу я сейчас его бросить!
- Где Иван? Он с тобой приехал? - тихо спросила она и отвернулась.
- Да, он тут. Поговорит с комиссаром госпиталя и с главным врачом, а потом мы поедем с ним по местным посёлкам, чтобы предупредить всех о беглых беляках, - Павлик смотрел на девушку и ожидал от неё ответа. - Ты так и не сказала мне, что пошутила...
  Она очень серьёзно и с ноткой глубокой иронии на него посмотрела:
- Я не шутила вовсе, - тихо произнесла она и выскочила во двор.

  В это время Иван разговаривал с комиссаром Семёном Родько, они стояли над разложенной картой местности и разглядывали на ней места бывших стоянок белобандитов.
- От нас до Косой балки версты три будет с гаком, - говорил Родько. - А там и приземлили когда-то этого капитана Осипова. Они с разбитой чёрной сотней отошли сюда от Воронежа в прошлую осень, а теперь нам докладывают уже из-под Белгорода, что они снова всполошились там, собираются в отряды и нападают на местные сёла. Стало быть, не всех ликвидировать тогда успели.
- Ясно, не всех, - подтвердил Иван и озабоченно добавил. - И атаман Понеделин, тоже жив, а с ним и полковник кочует.
- Вот это уже не добрый знак, - Родько покусывал кончик карандаша. - Мы тут от всех на отшибе, от Ровенок будет вёрст пятьдесят, а от Курска ещё дальше... Ежели нападут, то и помощи не откуда будет ждать-то.
- Есть причина для беспокойства?
- А ты как думал, милок?! Конечно, есть, - Родько сверкнул на Ивана своими круглыми глазами. - В наши дни всё не без причин, такие времена настали... Что у нас тут взвод охраны только!
- А я на брата накатил, что, мол, в город не едешь, а он мне и доказывать стал, что нужен тут, я не поверил сперва, - смутился Анисимов.
- Вот и зря, что не поверил... Смотрю, ты больно с ним строг. Всё из-за деда лютуешь?
- Это наши с ним споры...
- Не правда, не только ваши. Ежели все эти ваши распри будут только делу вредить, то уж тут и общественность вмешаться может. Мы Павла и тебя давно знаем, выросли на наших глазах. Я тут помнишь, ещё до революции учительствовал, потом примкнул к большевикам и не жалею. Ты коммунист идейный, а он пока только набирает свои обороты, - говорил Родько.
- Наберёт ли, вот в чём вопрос? Ежели дед взялся за его воспитание и повернул его уже к себе, то ведь отвадить будет очень сложно, он парень обязательный. В Бога верит! - Иван усмехнулся в усы и посмотрел на Родько.
- А ты не веришь, что ли? Давно ли таким идейным стал?
- Ты к чему это?
- К тому же!.. Да, он верит, и многие ещё верят, а почему? Потому что там в Евангелии справедливость и свет, вот людей это и привлекает по своему в наши страшные времена. А что ты можешь им предложить взамен? Портрет Ильича? Так это для нас с тобой свято, а они ещё и не понимают толком, зачем вся эта революция нужна. И не подумай, что я тебе крамольные мысли высказываю, я правду говорю, может быть и горькую, но так нам необходимую, чтобы мы могли потом в людях как следует разобраться.
- Это в контре я разбираться должен?..
- Погоди, не петушись! Какая они тебе контра? Ты, хоть на одной службе в церкви был в последнее время? Уверен, что нет, а вот там-то и выявляется вся суть происходящего в нашей с тобой стране. Приглядись и увидишь только несчастных, испуганных людей, всего на свете боящихся и во всём добром разуверившихся... А ты, контрой их обзываешь! А это просто люди: солдаты-калеки с войны пришедшие, вдовы с ребятишками, которые только и знают в последнее время, что хлеб со жмыхом да картофельные очистки. Ничего же эти люди в жизни хорошего не видят, а там в Евангелии им и проповедуют, как им кажется, великую истину о добре и любви. И я ничего против не имею, ведь их вера не пагубна...
- Это, как же тебя понимать? - Иван насторожился и хотел было поспорить.
- Так и понимай! Христос, тоже революционер был в своё время, только по своему это преподносил. Он за мир и за счастье народа ратовал, многое для людей хорошего сделал, пророком для них стал, Богом они его почитают, молятся на него... А ты брата в контру добавил! Понять его надо, а не лютовать по чём зря!
- Ну, это твоё комиссарское дело, Семён, я понимаю, что ты должен к каждому свой ключик подобрать. Но, ежели я тебя не знал бы, тоже принял за классовый элемент и не только бы спорил, но и к нам в ЧК привёл и допросил, как следует, - ответил Иван, насупившись. - Самое страшное для любого государства, так считают многие уважаемые товарищи - это верующие люди. И я тоже так считаю, и не вижу оснований свои взгляды пересматривать. Ты погляди, до чего, до какой низости довели людей попы, до какой темноты житейской!
- Объясни, пожалуйста, может быть пойму, - усмехнулся Семён.
- Вот, к примеру хотя бы налог на церковь возьми. Я помню не урожайные года, а мой дед ездил по местным сёлам к котомкой, в которую собирал дань с каждой голодной избы, и люди последний кусок отдали ему, как служителю культа. Или ещё эта унизительная для женщин кабала... обязательно венчаться, и ежели порченная до брака, то и не человек вовсе, - негодовал Иван, потому что сам имел на своё несчастье такой же грех, только не признавался себе в этом.
  Родько понял его посыл, особенно последнюю высказанную мысль. Он оглядел Ивана критически, но ничего не спросил у него, а лишь покачал головой, выражая своё несогласие.
- Ладно, не будем спорить, а ещё раз давай-ка с тобой обсудим наше местное положение, чтобы тебе было что своему городскому начальству доложить, - и Родько снова окунулся в карту.

  Пока сидели, заперевшись в кабинете Родько с Иваном, Таня поглядывала в окно, ожидая когда же наконец, Анисимов-старший выйдет к ней, а он и не спешил. Зато младшенький смотрел во все глаза на занавески, за которыми мелькал её милый силуэт и никак не мог поверить в сказанное ею, в такое вероломное и жестокое. Когда под вечер Иван всё же вышел из приземистого барака, то Бармина кинулась к нему в объятия при всех, не стесняясь и не скрывая своего бурного к нему чувства. Она повисла на его шее, прижималась губами к его щекам, целовала лоб и глаза, была очень трепетна и нетерпима в своих желаниях, на что он даже пристыдил её.
- Смотрят же все, Таня, не хорошо, - он пытался её от себя отстранить, но без успешно.
  Рядом послышался резкий шум у коновязи и цокот копыт, Павлик запрыгнув на своего жеребца, не стал больше ждать брата для рейда по окрестностям, а поехал туда один. Он, проезжая мимо влюблённых, натянул повод и поднял дыбом жеребца, они отпрянули в испуге в разные стороны, а он с болью в глазах, раскрасневшийся и злой, полетел мимо них, пригибаясь к шее коня, на лесную тропинку и вскоре скрылся в зарослях.
  Когда топот копыт утих, а придорожная пыль улеглась и осела в канавы, Иван поднял голову и с укоризной посмотрел на Таню Бармину. Не такого он хотел с братом объяснения, не так всё вышло! Он вспомнил недавний разговор с Жуковым по этому поводу, и ему стало впервые стыдно перед братом, которого он так старательно всегда хотел унизить.

  На совещании у Жукова присутствовали сотрудники разных отделов, а так же командир взвода охраны городка.
- Гарнизон у нас немногочисленный, товарищи, есть опасение, что мы будем пропускать через себя военные порядки беглых повстанцев, которые присоединились к казачьим сотням, рассеянным по округе и стремящимся сейчас уйти за передовую линию, поближе к своим воюющим частям на Дон и в Крым. Там развернулись серьёзные бои и у нас хорошие предпосылки для окончательного их разгрома, но тут на местах тоже надо быть очень сосредоточенными и бдительными. Осторожность с расчётом на успех нам не помешает, - Жуков говорил это бодрым голосом, но в глазах была тревога. - Конечно, рассчитывать на то, что эти сводные белые полки доберутся до Москвы, мы не будем, и они тоже так не думают, столице ничего в этот раз не угрожает, но повоевать нам ещё придётся с ними, тут в центре России, и не раз!
- У нас по округе запас продовольствия на исходе, - высказался недовольный Сомов. - Как с этим быть? Нечего даже отпустить детским домам и приютам, эшелоны все идут прямиком на фронт и снабжение лишь на чёрном рынке в три дорога...
- Сейчас выступит на нашем совещании уездный комиссар по финансам, товарищ Родионов. Вот все вопросы такого рода ему и задайте, - Жуков придвинулся к стене и пропустил мимо себя к самодельной невысокой трибуне своего тестя Родионова.
  Тот вышел вперёд, откашлялся и стал докладывать по текущей обстановке.
  Алексея связывали дружеские отношения с Родионовым, но сейчас он смотрел на него ни как на приятеля и наставника, а как на отца Валентины, жены Жукова, к которой с недавнего времени питал совсем не дружеские чувства. Это случилось после того, как Валя не удачно родила своего первенца. Ребёнок родился неживым, а женщина едва не умерла при родах. Уже немного оправившись после этого тяжёлого удара, она бледная и ещё больная пришла домой к отцу его проведать в то время, когда там находился Днестров. В тот вечер они пили в кухне чай и обсуждали текущий момент, но вошла Валя и они прекратили свои разговоры о политике, всё внимание было переключено на неё, эту хрупкую, маленькую, но по сути своей очень сильную женщину. Вот тут-то и заиграли искорки в глазах сурового к этому миру Алексея Днестрова. Он и не понял как влюбился в эту женщину, горячо и неистово. Теперь при встрече с Жуковым он ловил себя на мысли, что тот не мог дать полноценного счастья своей жене, и не родит она от него нормального ребёнка, а он бы ей в этом всецело поспособствовал. Ужас, какие мысли сейчас роились в его голове, когда он смотрел на обоих, сидя за столом для заседаний, на Жукова и Родионова. Второй ему был ближе и дороже, он был её отцом, а это уже согревало теплотой его унылую и больную душу. Что будет дальше, он не мог предполагать, всё отпустив на волю случая. Будь, как будет! - решил он однажды и строго следовал этому принципу.

  Уже смеркалось, когда Павлик вернулся после проверки постов в Глазуново. Он молча привязал коня во дворе госпиталя и отправился с докладом к комиссару. Он не ожидал там застать брата, но застал при чём вместе с Татьяной, они сидели и пили с Семёном чай.
- Что же вместе-то не поехали? - спросил родько у Павла. - Али опять разругались? Чего делите-то? Всё что-то им неймётся!.. Садись с нами, Паша, - он легонько толкнул парня к столу, но тот выскочил обратно на двор и встал у ограды.
- Что за упрямство такое, - огрызнулся на него недовольный Родько, догнав его у калитки. - Можешь объяснить?!
Павел молчал, опустив глаза.
- Глупо же так себя вести!.. Вот что, ежели вы даже и в ссоре, то никак не можешь их бросить без сопровождения. Я приказываю тебе поехать с ними до вашей деревни, а то уже темнеет, а девушка у нас без оружия. Отпускаю её на отдых домой, а твоего брата обратно завтра с докладом от меня до Ровенок. Усвоил? - Родько весело взглянул на парня. - Ну, выше нос, попович!
  Павел усмехнулся на это и пошёл через двор к своему коню.

  Они ехали лесными тропами в сумерках голубого вечера по дороге в деревню Фоминки втроём и молчали. Таня была рядом, она скакала на вороной смирной кобыле, которая всю дорогу шла размеренным шагом, и Павлик чувствовал каждой клеточкой её близкое присутствие, но не поворачивал головы в её сторону. Но вот брат Иван выехал посередине на тропу и натянул поводья. Он встал поперёк дороги, что невозможно было проехать и Павел притормозил своего гнедого жеребца. Они стояли и смотрели друг на друга по-прежнему молча, и Иван начал первым:
- Что так и будем теперь в молчанки играть? - спросил он, обращаясь к брату. - Я здесь не козни строить приехал и мне нет никакого дела до ваших любовных интрижек... Да, Татьяна, не смотри на меня так строго, я не собираюсь сейчас заниматься тобой, даже вопреки твоему горячему чувству или, что ты там себе вообразила?
- Нет, Иван, я на такое счастье и не рассчитывала. Я знаю и понимаю, насколько ты занят в городе, что тебе некогда заниматься разного рода глупостями, но... буду любить тебя и такого по-прежнему, ведь ты мне не можешь этого запретить, - Татьяна как будто бы даже была рада такому повороту разговора, она при Павлике старалась донести своё чувство до Ивана, доказывая в первую очередь именно младшенькому глубину своих к его брату чувств, ведь наедине с ним было это сделать как-то неловко, а тут всё так скоро и удачно разрешилось.
  Иван тронул поводья, так и не дождавшись от Павлика каких-то объяснений. Тот лишь раз во время Татьяниной исповеди взглянул на неё своим пронзительным и строгим взглядом, а потом старался отъехать вперёд, чтобы их больше перед собой не видеть. Вскоре замелькали деревенские постройки и все трое спустились в низину у поскотины. Ночь зажигала свои приветливые огни и отражалась туманным лунным отсветом в местной реке, которая мерно журчала и гнала свои воды с севера на юг. Павел ещё раз взглянул на брата и Татьяну, а потом стремглав повернул к домику своего деда, оставив молодую парочку на деревенском большаке звёзды считать.

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.