Право на предательство. Глава 15

      Глава 15. ПРОТОКОЛЬНО-ОФИЦИАЛЬНОЕ ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ


      Конечно, Ире после того, когда Женя прозрачно намекнул о важности предстоящего визита к Резниковым в полном составе, вместе с родителями и сестрой, сразу захотелось устроить из предстоящего сговора торжественное мероприятие, и отцу стоило больших усилий уговорить дочь на тихую помолвку в узком семейном кругу. Павел Дмитриевич не любил пышных церемоний, к тому же был немного суеверен и хотел развернуться на собственно свадьбе, когда свидетельство о браке уже будет на руках у сиятельной наследницы. Меньшовы тоже сочли большой приём лишним, Артемия Денисовича и Аллу Арчиловну в первую очередь заботили сжатые сроки, конкретика и результат без хлопот, славословий и проникновенных напутствий молодым.

      Поход в ювелирку состоялся в пятницу, через пару часов после того, как Женя позорно, но заслуженно был выставлен из своего засекреченного персонального уголка наслаждений ревнивым Алёшей. Лиза, конечно же, событие вселенского масштаба пропустить не могла и присоединилась к матери с братом. Помимо окольцовывания недавно появившейся подружки, у неё был и личный интерес, который она не замедлила озвучить вскоре после начала обзора золотых россыпей:

      — Ма, вот смотри, эти три, — и показала Алле Арчиловне три кольца: рифлёное серебряное со свободно вертящейся серединой, тонкое золотое с двумя миниатюрными корзиночками из металлических прутиков, заканчивающихся симпатичными лапками, которые держали в своих сеточках две прехорошенькие жемчужинки, и золотое с серебром с тремя вынесенными немного вверх изогнутыми рифлёными полосками, на средней из которых сияли три крохотных изумрудика.

      — Так это же все не обручальные, — удивилась Алла Арчиловна. — И почему сразу три?

      — Сразу три, потому что мне очень понравились. А не обручальные, потому что они не для Ирки, а для меня. Ну маама! Всё равно придётся покупать, тебе самой нравятся, я же вижу. Во всём остальном Ирка меня уже лицезрела, не пойду же я на помолвку бедной родственницей. У нас с тобой размер одинаковый, сама тоже будешь носить.

      — Что, вот эти? Крутить на пальце середину и жемчужинками трясти? Кто вообще догадался их не закрепить?

      — Ма, ну это же самый класс! Ты ещё скажи, что с изумрудиками тебе не нравится! Эти два я буду носить, а третье — мы вдвоём. Смотри, цена просто смешная, вы ведь всё равно на Иркино меньше ста тысяч не потратите, и её свадебное платье не дешевле обойдётся. Женька, давай вступай, поддержи сестру. Оцените мои лишения и заботы о семейном благе: мы же из-за Ирки в Италии только две недели провели, я ещё и братца частично разгружала от мамзелькиного внимания, а то бы он без роздыху ежедневно на свиданках пахал.

      — Фу! — поморщилась Алла Арчиловна. — И откуда у тебя этот жаргон?

      — Мама, в самом деле, это просто мелочь по сравнению с тем, что вообще придётся тратить. Вы меня уже «Бентли» экипировали, этой крокодилице, наверное, ещё бриллианты надо будет покупать, а тут смешная сумма. Лизка, ну хочешь с моей карточки сними?

      — Хорошо, уговорили, — сдалась Алла Арчиловна. — Девушка, нам эти три, а потом, — и женщина уселась за столик для клиентов, — нам нужно убедительное и вместе с тем изысканное обручальное размера… Женя, у тебя? Покажи.

      Лиза чуть слышно повизжала, чуть заметно попрыгала от удовольствия и присоединилась к матери; продавщица, почуяв приличный навар, предложила кофе, позвала напарницу и начала обслуживать семейку. Перед глазами Аллы Арчиловны, Жени и Лизы замелькали десятки образцов, укреплённых в пазах обтянутых бархатом блоков. Покупатели остановили свой выбор на кольце с крупным бриллиантом, заключённым в бутон из лепестков розового золота с бриллиантовым же напылением, нанесённым и на всю лицевую часть кольца, представлявшую два красиво изогнувшихся листика.

      — Во! Как символично! — расхохоталась Лиза и, пригнувшись к уху Жени, сообщила брату, с чем именно это кольцо в её мозгах ассоциировалось. Молодое поколение дружно заржало.

      — Лиза! Невозможная девчонка! Девушка, выписывайте! И коробочку покрасивее не забудьте!


      До воскресного вечера Алла Арчиловна разгуливала по квартире и выбирала, перерывая гардероб, что наденет (новое не приветствовалось: и на поход в магазины времени не было, и в последний момент всё придётся пересматривать и перенадевать, если в суматохе выберешь что-нибудь не то). Кроме сего занятия наиглавнейшей важности, она наставляла домочадцев: во что рядиться, как себя вести, как держаться, о чём говорить, когда, как и каким тоном делать предложение — и замоталась так, что чуть не забыла отбыть в парикмахерскую на укладку и маникюр. Когда мать, испуганно ойкнув, в спешном порядке погрузилась в машину, облегчённо вздохнули не только дети, но и сам Артемий Денисович.

      — Фу, ну маман нас укатала, — резюмировала Лиза, войдя в комнату брата с бутербродом в руках. — Как настроение, женишок?

      — Отвратительное, — недовольно пробурчал Женя. — Терпеть не могу весь этот протокол. Ты представляешь, что будет, если до свадьбы дойдёт? Эти подносы, выкуп, бросание букетов. — Парень брезгливо передёрнул плечами. — Гадость.

      — Ну… — Лиза помахала рукой с бутербродом. — Можешь поставить условие, чтобы без всех этих заморочек. Действительно, дедовские ритуалы, фигня… Но это ещё не самое страшное: Резниковы тебя могут после ЗАГСа на венчание в церковь потащить — это ещё пара часов как минимум.

      — Спасибо, обрадовала…

      — Ага. К тому же по церкви венчание, наверное, нерасторжимо.

      — Вот уж это точно не мой вариант. Я в бога верю, но не до такой степени, чтобы он меня в ярмо навеки загонял.

      — Всего лишь до гроба, — захохотала Лиза и, вытянув свободную от хлеба с колбасой руку, стала любоваться добытыми в коротком сражении с матерью миниатюрными изумрудиками, украсившими безымянный палец.

      — Хорошо тебе, хохотушка, — завистливо вздохнул Женя. — Никто замуж не гонит.

      — Это только до восемнадцати, а потом мама развернётся. Сваты, приглядки…

      — Во всяком случае Резников тебе точно не грозит.

      — А что, я бы не отказалась, — отозвалась практичная сестрёнка. — Смотри, как здорово может получиться: через три года ему будет под шестьдесят, детей он уже вряд ли сделает, я выхожу за него замуж, становлюсь мачехой Ире и таким образом получаю возможность как-то влиять на неё, то есть ты и я держим на поводке всё семейство, а через пару лет мой муженёк преспокойно помирает — и я становлюсь молодой вдовой-миллионершей. Класс?

      — Класс, класс. Жалко, что ты сейчас ещё малолетка и школьница, а то избавила бы меня от семейных оков.

      — Ну это вряд ли: детей у Резникова, наверное, уже не будет, и дочке он перекачает явно больше, чем оставит предполагаемой жене. Так что трудись. И не вешай нос: может, эта Ирка в постели ничего будет — окажешься мужем не только с капиталом.

      «На фиг мне это нужно. Тут другой вопрос: как бы с Алёшкой помириться поскорее», — подумал Женя и продемонстрировал сестре скептическую складку губ, которая должна была уверить Лизу в том, что постельные радости с молодой невестой брату абсолютно безразличны.



        Тем временем в особняке Резниковых тоже шли приготовления. В помощь Алине Викентьевне были наняты повар и два официанта, и почтенная домоправительница втайне возгордилась тем, что под её, пусть и временное, но командование поступило три здоровых лба. Ирочка прихорашивалась, немного досадуя на отца, наотрез отказавшего дочери в просьбе пригласить Надин, Тамиллу или других подружек хотя бы для консультации на тему «что надеть», и наконец позвала папу в свои покои.

      — Вот, ты не хочешь видеть никого из моих приятельниц — тогда будешь вместе со мной выбирать платье и брюлики.

      — Ты бы ещё сказала «цацки»…

      — Ну пап, это же обиходный лексикон. В «брюликах» на слог меньше, чем в «бриллиантах», выговариваются они короче и звучат менее официально — это и лаконично, и практично, и приемлемо. Как думаешь, надо выбрать что-то светлое?

      — По-моему, да: получится что-то вроде намёка на свадьбу.

      — Ага, вот я вчера купила два светлых и одно тёмное. Тёмное я откладываю, а ты внимательно смотри. Это немного откровенное, да? — высоко поднятыми руками Ира держала за плечики очередной шедевр итальянской швейной промышленности.

      — Да, эти асимметричные декольте…

      — Тогда остаётся это. И выдержанно, и нарядно. Теперь серьги…

      — Надеюсь, что ты сегодня не будешь говорить гостям, что завтра в институте все твои подружки «жутко обзавидуются», увидев на тебе кольцо?

      — Не — скажу, что обдрочатся. — Ира сначала прыснула, а потом, не сдержавшись, расхохоталась не тише Лизы.

      — Ира!

      — Ну ладно, не буду больше. Извини, просто на ум пришло — и не могло не быть вынесено на публичное прослушивание. Разумеется, не скажу: это и так коню понятно.

      — Теперь ещё и лошадь…

      — Но па, этой поговорке лет тридцать, если не больше. Ты совсем отстал…

      — У тебя карточка не похудела?

      — Да, но там ещё есть, не волнуйся. А ты что такой задумчивый? Тебя что-то не устраивает? Или ты суеверно предпочитаешь не радоваться слишком сильно, пока дело не свершится окончательно и бесповоротно?

      — Нет, я просто кумекаю, какие брюлики выбить у будущего брачующегося, — ответствовал Павел Дмитриевич, конечно, специально соединивший в одной фразе три сленга.

      — Вау! — оценила дочка.

      — Yeah-yeah… — добавил отец четвёртый и выплыл от Иры весьма довольный тем, что так удивил своё единственное и горячо любимое чадо.



      Ира была избалована отцом и простодушно полагала, что жених, впоследствии муж, должен будет баловать её ещё больше: в её представлении любовь мужчины к женщине должна была быть горячее отцовских чувств. Всё в поведении Жени убеждало её в том, что она не ошибалась: мальчик-красавчик, очевидно, сам не раз подвергавшийся приступам каких-нибудь вертихвосток и охотниц за богатым парнем (активы Меньшовых меркли перед капиталами Резникова, но, освобождённые от сравнений, представляли собой довольно крупный и лакомый кусок; часть этого пирога, бесспорно, была бы выделена сыну даже в случае не одобренной отцом женитьбы), тем не менее не произносил в её присутствии ни одного женского имени, не давал ни малейшего повода к ревности — значит, ценил. Он получал от Иры только поцелуи, не покушался на её непорочность (а все, особенно в его возрасте, до этого охочи), тратил на неё кучу денег, потакал всем её капризам, исполнял все её прихоти. Выдумки типа «подожди с полчасика, я тут подружку по мобилке утешаю, у неё большие проблемы» или «я из ванны недавно, не хочу с влажными корнями выходить, минут через тридцать спущусь» Женя терпеливо сносил и спокойно курил в машине; ни разу не чертыхался, по крайней мере, вслух, если Ире приходило в голову полюбоваться закатом где-то за городом или попробовать потрогать коров «только на настоящей ферме»; проявлял чудеса изобретательности в выборе букетов и развлечений; обнаруживал отличную память, запоминая названия любимых подругой духов, одеколонов, фирм по производству косметики и тому подобной дребедени. Но самое главное — как он на неё смотрел! Сколько любви, обожания и восхищения было в этом взгляде! Сколько надежд на завтрашний день, очередное свидание и светлое будущее именно с ней, с Ирой! И Ира была счастлива.


      В отличие от дочери, Павел Дмитриевич подходил к оценке сложившейся ситуации более сдержанно и взвешенно. Ира нравилась и очень нравилась Жене — это было несомненно. Деньги на завоевание сердца дочери были потрачены немалые, выкрутасы взбалмошной наследницы сносились безропотно, капризам потакали беспрекословно, ссор не было замечено, а ведь на протяжении месяца, да ещё при таких частых встречах, горячим юным сердцам ничего не стоило пару раз повздорить по каким-нибудь пустякам — терпение было проявлено недюжинное, серьёзность намерений и Жени, и его семьи не вызывала сомнений, характер у парня был покладистый, несколько раз он упоминал о том, что собирается заниматься своим делом, вести свои проекты, то есть готов был содержать семью, а не присасываться нахлебником, не выбивать у тестя тёплое местечко в строительном концерне. Кроме того, Павел Дмитриевич надеялся на то, что после свадьбы, получив доступ к телу, влюблённость, сложенная с сексом, перерастёт в любовь и, укрепившись в привычке, сделает привязанность сильной, долгой и прочной. Вопрос у Резникова вызывали только наличие Алёши и незнание того, как Женя оказался в Елегорске и какие отношения на самом деле связывали избранника дочери с русоволосым ангелочком. Да, Алёша просто его пригласил — но как друга или любовника? И если верным окажется второе, то куда денется серо-зеленоглазый херувимчик после брака? В том, что не исчезнет совершенно, Павел Дмитриевич не сомневался, и Женя совсем неспроста собирался заваривать что-то именно в том самом Елегорске… Несколько раз отец, заговаривая с дочерью после очередного свидания, спрашивал о том, как поживает друг его парня. «Ну тот, у которого он останавливался в деревне. Кажется, Алёшей зовут. Такой, смазливенький…» Ира только равнодушно пожимала плечами: «В Москву вернулся. А что, ты хочешь в Елегорске ещё один мост построить?» — «Да нет, если там и затевать что-то, то только элитное жильё. Как знать, может быть, и придётся. Вон финансирование госзаказов из бюджета сокращается — впору задуматься о частном строительстве», — отвечал отец, тоже равнодушно. По зрелом размышлении, просмотрев «Горбатую гору», Резников решил, что уж кого-кого, а неразумного молокососа от жениха дочери он ототрёт, мальчишеские добрачные шалости после женитьбы быстро забудутся, а для того, чтобы Женю с возможным любовничком развести окончательно, у умудрённого жизнью пятидесятипятилетнего мужчины хватит и опыта, и доводов, и денег. С более-менее чистой совестью Павел Дмитриевич послал Алёшу к чертям и занялся своим собственным гардеробом.



      И вот часы пробили семь, «Мерседес» Меньшовых въехал на тщательно охраняемую территорию, последовала высадка десанта. Ира сама открыла двери гостям, она сияла свежим личиком, улыбкой, светлым платьем и бриллиантами. Церемониальные поклоны и обмен приветствиями немного затянулись: Резников устроил разгул демократии, в ознаменование заслуг Алины Викентьевны перед домом, покойницей и дочерью выведя добрую женщину на очи будущей родне и вознамерившись усадить её за торжественное застолье. Меньшовы приняли это не моргнув глазом и заняли свои места; Алина Викентьевна, слегка порозовев, всё-таки уселась последней, но чувствовала себя на седьмом небе: она любила Анну, нянчилась с Ирой с её малолетства, всегда опекала и вкусно кормила главу семейства, зорко следила за уборкой, стиркой и порядком в доме и состоянием газонов и деревьев в саду (в силу почтенного возраста дамы обязанности прачки, кастелянши, уборщицы и садовника были передоверены приходящей прислуге). Алина Викентьевна была образцом верности и эталоном домоправительницы и, усевшись слева от почти что внучки, преисполнилась гордости, достоинства, счастья — и ожидания.

      Официанты разлили вино; Женя, тоже немного розовый, смущённо оглядел собравшихся и нерешительно поднялся; тишина воцарилась мёртвая.

      — Павел Дмитриевич, я всего два месяца знаком с вашей дочерью и ещё меньше встречаюсь, но, несмотря на это, я понял, что нашёл в ней все достоинства, о которых только может мечтать любой человек. Она красива, молода, умна, чиста, добра. Я люблю её, я уверен в своих чувствах и прошу у вас руки вашей дочери… если, конечно, она сама тоже будет согласна.

      Женя умолк; глаза Алины Викентьевны увлажнились, Лизы — стрельнули по брату, Резникову и Ире; Алла Арчиловна прижала руку к груди; Артемий Денисович сосредоточенно смотрел на свой бокал с вином; Ира глубоко вздохнула и устремила умоляющий взгляд на отца.

      — Ну как, доча? Ты-то согласна?

      Ира покраснела и молча кивнула головой.

      — Что ж… Значит, тому и быть.

      Все шумно выдохнули, Женя полез в карман за коробочкой вишнёвого бархата и, раскрыв её, слегка перегнулся через стол и вручил Ире.

      — Какая красота…

      — Надевай, надевай, — не вытерпела Лиза. — А ты помоги, — это уже относилось к брату.

      Когда кольцо засверкало на пальце, Ира сжала руку в кулак и поднесла близко к лицу; казалось, она готова была поцеловать золотой ободок.

      — Так за что будем пить? За здоровье молодых? — снова не сдержалась неугомонная сестра жениха.

      — Это ещё рано. Давайте за состоявшееся сватовство, — решила мать.

      На том и сошлись. Были ли сговор, сватовство, смотрины, обручение и помолвка синонимами, что и в каком порядке надо было делать, строго следуя обычаям, никто не знал, никто не придавал этому значения. Все угощались, пили за благополучие, обменивались любезностями и строили планы.

      — А когда свадьба? — страсть Лизы к конкретике была неистребима так же, как и её любопытство.

      — Во вторник, — предложил Женя, совершая ещё один шаг самопожертвования. — Понедельник — день тяжёлый, хватит и огласки, а свадьба третьего.

      — Ой, а платье? — спохватилась Ира.

      — Ну тогда во вторник платье, а в среду свадьба.

      — Полно, подожди, куда ты гонишь? — отвергла Алла Арчиловна скорое заклание. — Тебе ещё кольцо надо купить…

      — Это, наверное, с нас? Ты какое хочешь? — спросила невеста.

      — Да не стоит. Я — самое простое: узкое, тонкой полоской, можно даже серебряное, — чистосердечно признался Женя, прекрасно понимая, что от малых размеров символа значительность события, конечно, не изменится, но, может быть, Алёшка оценит хоть это и будет меньше ворчать. «А, всё равно я его снимать буду», — додумал жених и вздохнул — очень тихо, украдкой.

      — Да мы сами. И с размерами определимся быстрее, и всё равно надо заехать за бриллиантами. Ирочка, вы какой комплект хотите: серьги-кольцо, колье-браслет или…

      — Всё вместе — как раз на Женькину стипендию, — определила Лиза.

      — Что вы, мне ничего не надо, — засмущалась Ира.

      — Нет-нет, это не обсуждается. А где сыграем?

      — Может быть, какую-нибудь усадьбу арендовать? — предложил Женя. — Сейчас многие так делают.

      — Но это будет самое раннее вторая половина сентября, а там уже свежо. Ещё с погодой не угадаем, дождь всё испортит, только промокнем и замёрзнем на свежем воздухе. Лучше здесь: и прикинуть легче, где музыка, где стол, и с транспортом гостей разобраться, а после молодые к себе уедут. Женя, тебе Ира показала свой дом? — естественно, первое дельное предложение поступило от строителя-капиталиста.

      — Да, он даже больше впечатляет, чем этот.

      — Мне, старику, много ли надо, — согласился Павел Дмитриевич. — Лучшее — детям.

      — А, а ещё ЗАГС. Туда же заявление надо подать, — вспомнил Артемий Денисович.

      — А зачем? — возразил Женя. — Несколько сотен бюрократии — и распишут без всякой очереди.

      — Ничего, во вторник съездите — подадите. Число вам скажут, а управимся раньше — тогда и подвинем.

      — Только можно без всяких этих… выкупов, подносов? — осторожно поинтересовался Женя.

      — Да это пять минут, и жених в этом не участвует — не волнуйся, — успокоила мать. — А вот венчание после ЗАГСа… Вы как насчёт этого, Павел Дмитриевич? Ирочка верующая, крещёная?

      — Ну это как молодые захотят. Я в принципе равнодушен. С венчанием прямо из ЗАГСа день загруженный выйдет, управимся? — засомневался Резников.

      Болтали много, воодушевлённо и заинтересованно, но, как обычно и бывает, обговорённого и принятого оказалось намного меньше, чем высказанного. Точно решили только подать заявление в ближайшее отделение ЗАГСа во вторник, третьего сентября, купить кольцо жениху и комплект невесте. «На ваше усмотрение», — милостиво позволил Павел Дмитриевич. Кто-кто, а его дочь за качество и величину «брюликов» переживать не будет: ей и прямо от отца, и по наследству от матери — тоже, конечно, стараниями мужа — досталось немало. С выбором и покупкой платья тоже предполагалось расправиться на следующей неделе, Лиза предложила свою помощь, которая была с радостью принята, и, подмигнув Жене, сказала Ире, что на несколько дней жениха от невесты придётся изолировать: несомненно, негоже, чтобы жених платье невесты увидел до свадьбы. «Выберем, купим, примерим, подошьём, чтобы миллиметр к миллиметру было по фигуре, привезём, спрячем в чехол, чехол — в шкаф, журналы — туда же, запрём на ключ — и только потом встречайтесь снова. Вот! Это такое дело, код проекта — „совершенно секретно“». «Есть ещё добрые люди на земле», — благодарно смотря на сестру, подумал Женя, которого уже слегка подташнивало и от состоявшегося, и от предстоящего. Списком гостей, печатью и рассылкой приглашений, оформлением, банкетом, увеселениями, винами, обслугой и договорённостью с церковью о венчании предполагалось разбираться споро, но не в аврале, а дату проставить тогда, когда всё будет готово, — и уже к этому подгонять и ЗАГС, и венец, и пир. О финансовой стороне дела — сколько даёт Меньшов за сыном и Резников за дочерью — не было сказано ни слова: отцы решили обговорить это через пару дней в тихой обстановке, с глазу на глаз.

      Вечер окончился тем, что Женя отвёл Иру в сторонку и вернул ей одолженное пару дней назад кольцо. Резников тем не менее среагировал:

      — Молодые, у вас что — второе обручение?

      — Нет, Павел Дмитриевич, я просто вернул Ире её кольцо, которое взял.

      — Под тем соусом, что мне фасон очень понравился, — улыбнулась Алла Арчиловна. — Но хитрость великого комбинатора сегодня разгадана.

      Все рассмеялись; прощались уже без церемоний, по-семейному: мужчины обнялись, женщины расцеловались, Женя влепил Ире невинный чмок в нос и договорился с ней о встрече во вторник, после чего Меньшовы погрузились в «Мерседес» и уехали, провожаемые взмахами рук оставшейся в особняке тройки. Дела и хлопоты всем предстояли важные, большие и безотлагательные…