Гроза

  Наверное многие пожилые люди сейчас с ностальгией вспоминают свое детство. Особенно деревенское, вольное, счастливое детство, когда можно было без всякого сопровождения мамок, нянек и бабушек с утра до ночи бегать по улицам, окрестным полям и лесам, купаться в речке до синевы и греться на песочке или травке под ласковым солнышком, раскинув руки в стороны, слушая байки друзей о своих приключениях. Вот и я вспоминаю часто эти счастливые времена!
   Мы жили на окраине города в своем доме у подножия Кавказского хребта, покрытого смешанным лесом. В лесу было много боярышника, кизила, шишек (чишки или мушмула). Всем этим лакомством мы и питались, утоляя голод, не заходя домой на обед (а вдруг не отпустят потом). В тот памятный день мы тоже с подружками Таней и Любой с раннего утра сбежали из дома, чтобы поиграть в лесу. Было начало лета, цветов в лесу и на склонах гор было столько, что глаза разбегались: какие сорвать, из каких букет будет лучше, чем у подруг? Мы выбирали колокольчики, ромашки, люпины самые яркие, самые крупные сначала в первой балке (это большой овраг между двумя холмами), затем во второй, пробираясь сквозь заросли кустарника, обходя деревце за деревцем.
   Собирая букеты мы не обратили внимание на то, что погода, с утра радовавшая нас своим ярким солнцем, тихим ласковым ветерком, постепенно начала меняться. Небо заволокло тучами, ветер усилился и его порывы наклоняли деревья так низко, что их ветки стали хлестать нас, царапая щеки и руки. Только когда раздался гром, мы сначала замерли на месте, а потом с криками помчались  домой, спускаясь кубарем с первой балки в овраг. Черная туча, нависшая над головами, решила бежать за нами, посылая вслед нам крупные капли дождя. Мы только перебежали одну балку и стали подниматься по склону второй,  как гром ударил с такой силой, что нам показалось,  земля взорвалась под нами. Молнии одна за другой рассекали небо огненными мечами. Дождь хлестал колючими струйками по нашим худеньким спинам. Куда бежать? Где спрятаться от стихии? И вдруг прямо перед нами, метрах в десяти-пятнадцати после разряда молнии вспыхнуло дерево на дне оврага. Мы завизжали и, дрожа всем телом от страха, прижались друг к другу.
-Боженька, миленький, спаси нас! – закричала Любашка. Слезы, смешанные с дождем, ручьями текли по нашим щекам, зубы стучали не то от страха, не то от холода. На нас не было сухой ниточки. Плакали навзрыд, перекрикивая друг друга и шум ветра и грома. И вдруг наступила тишина! Дождь внезапно перестал.  Ветер, подцепив тучу, унес ее куда-то за гору, захватив с собой и громы, и молнии. Танюшка первая заметила перемены погоды и засмеялась:
- Эй, ревы! Солнце уже светит, хватит слезы лить!
Я сидела до сих пор с зажмуренными глазами и с трудом раскрыла их проговорив удивленно сквозь слезы:
- Правда солнышко! Любашка, смотри!
Мы только сейчас взглянули на свою подружку, сидевшую на земле, обхватившую коленки руками и уткнувшуюся  головой в подол.  От испуга она не могла распрямиться . Таня пыталась поднять Любашку, но она громко простонала: «Не трогай меня!».  Я начала ее уговаривать:
-Люба, ну хватит тебе плакать, уже все прошло, пойдем домой! Там теперь мамки наши нас обыскались. Ох, попадет же нам. Мне точно влетит! Я должна была с Димкой сидеть, а сбежала…
Люба молча сидела в той же позе. Таня начала сердиться:
-Ну что ты претворяешься?!  И правда домой надо. Меня мамка выпорет, это точно!  Люба простонала  тихонько:
- Не могу … Все занемело, больно…
Мы с Таней испугались ненашутку. Что же теперь делать? Как домой –то идти? Я склонилась  над Любашей и стала гладить ее по спине, по голове, приговаривая:
-Любочка, ты же хорошая, добрая. Ты ведь не хочешь, чтобы нас отлупили родители?! Подними головку, вставай!
Приподняла ей голову, взяла ее холодную руку и стала гладить каждый пальчик.  Люба сначала была словно деревянная, а затем постепенно обмякла, расслабилась и вытянула ноги вперед. Таня принялась массировать ей ступни и икры ног, а я все гладила ее спину, холодные руки,  бледные щеки пока они не потеплели и не порозовели.  Подхватив подругу под руки, мы ее тихонько подняли и повели. Несколько метров она двигалась с трудом, а потом выпрямилась, освободилась от наших рук и пошла самостоятельно.   Мы так обрадовались, что защебетали наперебой, забегая впереди Любы, размахивая руками рассказывали о своих пережитых  страхах. А Любаша слушала, улыбалась и думала о чем-то своем, а потом произнесла негромко:
- Жалко, что я букет свой потеряла! Я бы иконочку Спасителя у бабушки в комнате украсила. Мы с Таней так и замерли на месте:
- Ты что в Бога веришь что ли? Ты же пионерка!
Люба тоже остановилась, посмотрела на нас с каким-то сожалением и сказала:
-А вы думаете, кто нас от грозы спас? Я же Бога просила, вот Он пожалел нас и услышал!
- А что же тогда твой Бог тебя так сковал, что ты пошевелиться не могла? – съязвила Таня.
- Наверное так надо было, чтобы я  подумала и исправилась. Бабушка говорит, что Господь никогда не наказывает, а только вразумляет, как любящие родители, если их дети не слушаются.
-Вот нас сегодня наши любящие родители так вразумят, что завтра на задницу сесть не сможем, -продолжала надсмехаться Таня.
А я задумалась над словами Любы: ведь и мне бабушка всегда говорила: «Не будешь родителей слушать, Боженька накажет!». Может поэтому Бог и допустил нам сегодня такой страх испытать, что мы все трое ослушались родителей?! Спорить уже не хотелось, шли молча время от времени срывая попадающиеся по дороге цветы. Не возвращаться же домой с пустыми руками. От ощущения скорой взбучки от родителей, настроение вконец испортилось. А Любаша наоборот, повеселела.  Цветочки ей попадались красивые, яркие, с переливающимися на солнце каплями от дождя.  Она даже что-то тихо напевала и когда я прислушалась, поняла, что это какая-то молитва о Богородице. Я то не знала ни одной молитвы и Таня не знала, а вот Любаша, оказывается, много знает и молится, когда ей трудно. Я даже позавидовала ей и подумала, вот если бы я знала молитвы, я бы попросила у Бога, чтобы меня родители сегодня не наказывали. Подойдя поближе к Любе, я попросила ее шепотом:
- Любаш, научи меня как попросить Бога, чтоб меня родители сегодня не отлупили!
Люба улыбнулась и просто сказала:
- А ты попроси Матерь Божию, Она заступница наша. Проси своими словами. Только прибавь: «Матерь Божия, спаси и помилуй!».
Она пошла за очередным цветочком, а я стала просить так, как научила подруга. На душе полегчало, я тоже улыбнулась, сорвала первый попавшийся цветок колокольчика и поторопилась за девочками. Таня, ушедшая от нас далеко вперед, оглянулась и  крикнула:
- Ну я долго вас ждать буду! Терпения уже нет! Мы уже спускались с последнего холма, впереди виднелись наши дома, но меня уже не страшила встреча с родителями. Я знала, что раз я попросила Богородицу помочь мне, значит ничего страшного уже для меня не будет. Приблизившись к дому на такое расстояние, что стали различимы лица людей, мы увидели Любину маму, бабушку и мою маму, стоящих около нашей калитки. Они уже издалека заметили нашу троицу и кинулись нам навстречу. Мы с Любой тоже побежали вперед и  поникшими головами предстали перед родными.
- Мамочка, бабуля, простите меня, я вам столько огорчений принесла!- опустилась на колени Люба перед раскрывшими свои объятия близкими.  А я уткнулась маме в грудь и прошептала:
- Мамочка, ты ведь любишь меня? Прости!
Мама стояла с заплаканными глазами, обнимая и целуя меня :
- Как же я переволновалась за тебя! Думала, что уж и в живых не увижу! Такая гроза страшная была! Тамара (это Танина мама) пошла в лес вас искать.   Мы уж ее утешали, уговаривали не ходить, но она не послушала, ушла. Видно вы разминулись где-то.
Таня обессилено опустилась на скамеечку возле дома и заплакала:
- Какая же я дурочка! Мама так волновалась обо мне, а я только о себе думала, как бы она меня не наказала!
Таня стояла, вглядываясь вдаль, но вдруг сорвалась с места и побежала в сторону леса. Мы увидели бредущую вдали Танину маму. Тамара тоже заметила бежавшую к ней дочь и прибавила шаг. Через несколько мгновений два любящих сердца прильнули друг к другу. Таня повисла у мамы на шее и покрывала ее лицо поцелуями.
   Когда они подошли к нам, лица обоих были заплаканы, но глаза светились счастьем!