Круговерть Глава 56

     Действительно, ни в самом сне, ни когда этот сон вспоминался сразу по пробуждении, Андрей не обратил на эти слова Толстого особенного внимания и не придал им никакого значения тогда. А наблюдая, как дочка возится со щекастым внуком, как они любят друг друга, он вдруг наглядно представил себе и понял, что это — любовь. Любовь, которая связывает их между собой, а его связывает с ними. Именно это и есть любовь. И это чувство любви даёт ощущение, что ты совершаешь истинное дело жизни, идёшь по жизни правильной дорогой. Было очевидно, что дочь пребывает в самой что ни на есть настоящей жизни, занимаясь своим малышом. И она любит, хотя сама, быть может, и не отдаёт себе в этом отчёта.
 
     А если нет этого чувства любви — считай, что сбился с дороги. Сбился и пропал. И тогда нет жизни, а есть — страх смерти. А заставить себя любить — нельзя. И притвориться нельзя. Ничего нельзя. Чтобы оказаться опять в любви, нужно снова встать на путь, который определён для тебя свыше. «Как гениально просто!» Любовь это не что иное, как ощущение жизни. Нет любви — нет ощущения жизни, нет жизни. Есть любовь, ты живешь, ты в жизни, ты живой, — а смерти нет. И тебе ничего не надо, пока ты в любви. Но стоит только тебе оказаться вне, и всё — ничто в жизни жизни тебе уже не вернёт, если только не станешь делать то, что нужно не тебе, а что нужно этой самой жизни, то есть Богу.

     Так, или примерно так, подумалось Андрею о любви. И ему становилось непонятным, зачем же тогда людей всё время призывали любить бога, любить ближнего, любить врагов. «Как можно взять и начать любить кого-то или чего-то, что ты до этого не любил? Надо любить, говорят, но это же невозможно, — думал он. — А вот определять верность пути — можно. Можно и нужно». И в его воображении такая любовь своими смысловыми связями соединялась как-то с постижением истины. Он ещё не понимал точно, как именно. «Чем больше постигнуто, тем больше любви, чем меньше, тем больше нелюбви». Человек, состоящий из одной нелюбви, совершенно пуст. В нём нет жизни. Любовь это содержание того, что ты в себя можешь вместить. Любовь — мерило жизни в человеке.

     Андрей понимал теоретически, что это именно так и есть, но про себя не мог сказать, что был полон любви. Когда же он принялся разбирать природу самого понятия «любовь», он быстро уяснил для себя, что не понимает до конца, что такое «любовь» в понимании других людей. Когда люди произносят это слово, «любовь», они определённо вкладывают в него какой-то свой, определённый смысл. Андрей попытался проанализировать и определить суть этого смысла. По ходу уяснения он для проверки ставил эксперименты над собой. И у него вышло, что любовь, на практике, это отношение к чему-то в этом мире просто со знаком «плюс», ненависть это отношение к чему-то со знаком «минус». И ещё было третье отношение: безразличное — со знаком «ноль». Человек всегда и делит всё на три неравные части, а потом с этим и живёт. На телесном уровне это работает у людей точно так же, как у животных, а на духовном уровне зависит от твоей системы смыслов. Это она рождает критерии, по которым человек не на уровне конкретного восприятия, а на уровне абстрактного мышления делит все в мире на положительное, отрицательное и безразличное.
 
     Полюбить людей, полюбить бога нельзя было по своей воле и просто по своему хотению. Только изменив собственную смысловую систему, возможно было как-то изменить отношение к чему-либо с отрицательного на положительное и наоборот. И его вдруг осенило, как будто сложился пазл: пять заповедей Иешуа из Нового завета обещали ввести тебя в Царство божие; Царство божие это состояние жизни не на животном уровне, а уже на уровне абстрактного мышления; любовь же призвана была показать, что ты в это Царство жизни взошёл. Цель, способ достижения этой цели, способ определить, что ты уже достиг эту цель — всё было налицо. А достигнув её, ты готов к дальнейшему продвижению по жизни вперёд. Оставалось только опробовать методику на практике, применяя её к собственной жизни.
 
     Теперь у Андрея было пять заповедей от Иешуа и критерий определения их действенности — любовь. Но он остался один, отношения свои со своими непостоянными домочадцами он уже не мог изменить, друзей близких у него не было, от шахматистов он почти совсем отстал, с соседями он не враждовал и даже не здоровался, с обществом никаких отношений не имел, кроме счетов за услуги, которые он все поставил на автоплатёж. Курьеры, которые привозили ему продукты и покупки, были не в счет, потому что с ними он, практически, не общался и в личностные отношения не вступал. К каким своим действиям применять заповеди и как их поверять любовью, он положительно не знал. А ему нужно, просто необходимо было подобие жизни в себе каким-то образом превратить в настоящую жизнь. Он чувствовал как никогда настоятельную в этом потребность.
 
     Надо было отвлечься и постараться обдумать своё положение с самой отвлечённой позиции, на которую он был способен. Прежде всего он поставил перед собой вопрос, действительно ли он свободен от общества, как ему представлялось, или это был самообман. Ответ оказался не однозначным: материально он оказался полностью зависимым от общества, от людей, потому что всё необходимое для жизни ему доставалось от людей. И еда, и одежда, и лекарства — ничего этого он сам не производил и не умел производить. Другое дело, что его зависимость была довольно комфортной: вместо него работали его деньги, доставляя ему и еду, и одежду, и тепло — всё необходимое для жизни тела. Но было совершенно очевидно, что деньги это условность, которая могла существовать только в сообществе абстрактно мыслящих существ. И эта-то условность и привязывала его намертво к обществу и подчиняла его тем законам, по которым жило и развивалось его общество.
 
     В настоящий момент ему было относительно свободно, а могло настать время, когда станет совсем не свободно. Люди представляли ему все эти товары и услуги не потому, что любили его и хотели сделать ему благо, а потому, что сами были намертво привязаны к этому самому обществу, без которого выжить не могли. Все были в общей связке и развязаться уже были не в состоянии. То есть его относительная свобода оказывалась полной несвободой, по своей сути. Ему так и так, как ни крути, придётся разделить судьбу сообщества людей. Придётся, но только в том, что касалось его тела и его личности, а в том, что касалось его мысли и воображения, он мог быть свободен, то есть он мог быть самим собой. А значит, мог свободно развиваться.
 
     Быть свободным означает всегда только одно — быть самим собой. И если телом было не высвободиться, то разумом можно быть свободным. Несвобода всех даёт возможность быть свободным каждому, но только даёт возможность. Чтобы освободить разум, нужно ещё порадеть, нужно, как считал Иешуа, научиться исполнять пять заповедей. Что такое заповедь? Это то, что заповедано, запрещено делать. У каждой заповеди есть своя цель и свои способы её исполнения. Целью исполнения этих заповедей могло быть только одно: освободить разум от обслуживания телесных запросов, чтобы разум мог удовлетворять запросы духовные.

     Практика собственной жизни показывала, что разум не может одинаково равно служить тому и другому. И причина тут была простая: центр смысловой системы человека переносится совсем в другое место и выстраивается совсем иная смысловая вселенная. А смещать этот центр по своему желанию то туда, то сюда человек так же не может, как не может смещать по своему произволу центр тяжести собственного тела.

     Но Андрей уже и не мог (хотел он того или не хотел) дать обратную и снова начать полагать себя материальным телом или личностью в сообществе себе подобных личностей. Для него это уже был пережитый этап самоопределения и самоощущения, к которому он не мог вернуться. Он был обречен продвигаться лишь вперёд. Зачем? Он этого не знал, как не знает дерево, зачем оно растёт.



Продолжение: http://www.proza.ru/2019/11/22/82