Картофельное счастье

                О счастье мы всегда лишь вспоминаем
                И. Бунин, 1909

В том году была теплая и сухая осень. Картофельное поле, на котором трудились студенты, присланные из Москвы, чернело перекопанной землей. Уже выкопанную картошку они собирали в корзины и несли к сортировочной машине -- грохочущему агрегату, который очищал картошку от земли и сортировал ее по размеру. Потом картошку засыпали в мешки и относили к  обочине дороги.

Работа была легкая и простая, но утомляла однообразием. Никто студентов не подгонял, и они работали ни шатко ни валко. Николай приехал позже других и ещё не втянулся в работу. Становилось жарко. Он снял телогрейку и бросил ее на пожелтевшую траву у дороги. Он распрямил затекшую спину и огляделся. За полем виднелся осенний, тронутый золотом, лес, но до него было слишком далеко. Красиво в этом забытом всеми уголке, -- отметил Николай про себя и взялся за корзину.

Солнце не спеша двигалось по небосводу, и вместе с этим менялись краски и тени. К вечеру подъезжала машина с приемщицей Машей, которая записывала количество мешков. Картофель забрасывали в кузов грузовика, и на этом день завершался.

Смеркалось рано, хотелось есть -- в обед не кормили, и поэтому все не спеша подтягивались к сельскому  клубу -- их временному прибежищу, где они спали прямо на полу на мешках с соломой. Из горячей еды был только чай, который готовили с помощью кипятильника, опуская его прямо в кружку или стакан. Воду привозили в цистерне, и ее часто не хватало. Считалось удачей, когда подвозили молоко. Но никто не жаловался, все понимали, что это ненадолго.

Телевизор не работал, и поэтому большинство сразу укладывались спать. Контакты с местным населением ограничивались приемщицей, если не считать продавщицу продуктовой лавки, в которой иногда, если повезет, можно было купить хлеб.

В один из дней цистерны с водой на месте не оказалось. Подождав немного Николай и  еще несколько студентов отправились на поиски приемщицы Маши.

Оказалось, что Маша живет одна. В тот день у местного населения случился праздник, какой, сейчас уже никто не помнит. И уже с утра приемщица была навеселе. Увидев студентов, она расплылась в широкой улыбке, и пригласила всех за стол. Наиболее сообразительные успели сбегать в магазин, где из спиртного была только водка Калужского разлива. Закусывали, понятно, вареной картошкой и солеными огурцами.

Муж Маши погиб совсем недавно. То ли он был выпимши, то ли уставший, но он не вписался в поворот. И сейчас Маша была свободна. За ней ухаживали сразу несколько местных красавцев. Случайно или нет, они один за одним появлялись на пороге, нетвердо держась на ногах. Сразу выяснилось, что один из них и привозил воду студентам. Лихо занюхав первый стакан коркой хлеба, он собрался было восполнить упущенное, и уже даже приподнялся с места, но удержаться на ногах ему не удалось.

В доме было две комнаты и кухня. Включенный телевизор  перекрывал общий разговор, но разобрать, о чем идет речь, было нелегко. Иногда, чей-то пьяный голос требовал полной тишины, увидев на экране любимого комментатора, но скоро все тонуло в общем шуме. Забыв о хозяйке, за столом обсуждали достоинства и недостатки хоккейных команд. Те, кто уже не мог говорить, старались всем своим видом выразить отношение к чужому мнению. Николай не пил, он хорошо знал убойную силу этой дешевой водки с народным названием Коленвал. Прислушавшись к голосу диктора, Николай понял -- обсуждается серия хоккейных матчей СССР-Канада. Так, -- подумал он, -- тут с этой картошкой я ничего и не увижу. Маша присела рядом с ним, видимо заметив, что он не участвует в общем разговоре. Не вставая, она достала из шкафа бутылку с остатками коньяка и налила себе и Николаю. На этикетке Николай заметил летящую птицу. Коньяк Белый аист, один из лучших в СССР, было трудно достать даже в столице. -- Откуда? -- спросил он. -- Аист в клюве принес. Ну, давай, -- сказала Маша, и одним движением опорожнила стакан. Выждав пока Николай допьет свой коньяк, она добавила -- Будем здоровы! -- А насчет воды подождите, вот проспится и подвезет, -- она добродушно улыбнулась. Красиво здесь у вас, -- сказал Николай, чтобы продолжить разговор. -- А вы были в Верее? -- спросила Маша. -- Был, ответил Николай, -- у меня было время до автобуса. И я посмотрел реку Протву и памятник Дорохову. Прекрасный памятник, и место живописное. Пора было уходить. При прощании Николай набрался смелости, и спросил, не будет ли она против, если он посмотрит у нее хотя бы один матч суперсерии. Да, ради Бога, -- ответила Маша, -- ко мне все время кто-то приходит. Правда, случается, что сигнал слабый, но хоть звук можно послушать.

Прошло несколько дней. За это время им удалось перекинуться только парой фраз за то время, что грузилась картошка. Было заметно, что Маша рада даже этим случайным встречам. Николай выяснил, когда состоится последний матч, и никому не говоря ни слова, отправился к Маше. Там уже сидели два парня из местных. Маша приветливо улыбнулась и указала на единственное свободное кресло перед телевизором. Но Николай присел на край дивана, который стоял немного в стороне. До начала матча еще оставалось время, и Маша продолжала греметь посудой на кухне.
-- Ну, кто победит? -- с легким вызовом спросил один из местных.
-- Дружба! -- отшутился Николай. -- Да я и не специалист, -- продолжил он.
-- Ты только не вздумай за Машкой приударять, -- предупредил тот, который был постарше, и немного презрительно  добавил: -- Тут было много таких.
Выяснилось, что он сам играл в хоккей, и даже рассматривался в качестве кандидата в сборную. Видно было, что в селе он был знаменитостью, и везде считал себя вне конкуренции.
-- Компот будете? -- спросила Маша, появившись в дверях.
-- А покрепче? -- спросил тот, кто постарше.
-- Хватит с вас, дома добавите, -- ответила Маша. -- А вот мы с Николаем по компотику-то и выпьем, только сварила.
И она подала Николаю наполовину полный стакан с золотистой жидкостью. Тот сразу понял по запаху, что в стакане коньяк.
-- Гляди, не обожгись, студент, пошутила Маша. Она допила коньяк так будто в стакане был компот, и уселась, но не в кресло, а пристроилась на диване рядом с Николаем. Это мягкое движение к нему показалось очень приятным и искренним. Они не касались друг друга, но Николай ощущал ее присутствие. Он почувствовал себя защищенным и уверенным, и его охватило необыкновенное спокойствие. Матч начался, и бывший хоккеист удачно дополнял комментатора своими замечаниями. Игра захватила Николая, и в один из острых моментов он обернулся к Маше, чтобы увидеть ее реакцию. И с изумлением обнаружил, что она плачет. Молча и незаметно.

Тогда Николай думал, что Маша отнеслась к нему со вниманием просто из вежливости. Неожиданно для себя он оказался связан с драмой, смысл которой он так и не разгадал. На следующий день он уехал в Москву. В окно автобуса Николай в последний раз увидел памятник Дорохову на высоком берегу Протвы.

И только гораздо позже Николай понял, что произошло то, что случается в жизни крайне редко. Он часто вспоминал далекий осенний лес, картофельное поле с ароматом ботвы и тот вечер у телевизора -- три мгновения своей жизни, которые слились в одно ощущение счастья.