Кино и Сёма

"- Сёма, ты не хочешь мне верить, что синефил - это хорошо? - спросил дядя Изя снисходительно.
- Нет, - сказал Сёма мрачно.
- Ну хорошо. Не верь. Пусть будет киноман - тоже хорошее слово. Немножко как фамилия.
Сёма молчал.
- Ладно, - вздохнул дядя Изя. - Не важно. Когда твой папа просил меня не терять тебя из виду, я пообещал, что не потеряю. Так что - я тебя имею в виду, Сёма. Имей это в виду... Э-э-ээ... - дядя Изя запутался.
Сёма встал в свой полный 190-сантиметровый рост.
- Я пойду, - сказал он. - Извините.
- Иди, мальчик, - снова вздохнул дядя Изя. - Иди и не греши.
- До свидания, - сказал Сёма.
- Кстати! - вспомнил кстати дядя Изя. - Что там с той Раей? Билетёршей из кино?
- С ней всё хорошо, - сказал Сёма, закрывая дверь.

Рая жила "на посёлке". Она ездила на работу в город и обратно на автобусе и по дороге читала толстую книгу "Бергман о Бергмане". Если бы Сёма об этом знал, у него бы развился комплекс неполноценности. Но Сёма не знал, и ему было хорошо. Он приходил в кино, когда была Раечкина смена, покупал билет и шёл в тёмный зал. Там он мечтал о будущей совместной жизни с Раей. Иногда музыка или видеоряд удачно накладывались на мысли, и Сёме становилось приятно. Или тревожно. В зависимости от музыки или видеоряда. После титров он выходил из зала и шёл домой. А через несколько месяцев понял, что помнит фамилии всех режиссёров, актёров и прочих членов съёмочных групп всех виденных им фильмов. У Сёмы оказалась феноменальная память. Но только на то, что имеет отношение к кино. Как говорил дядя Изя, если у тебя пустая голова, то почему бы не заполнить её чем-нибудь бесполезным?

Рая снимала квартиру пополам с подружкой. Ну как подружкой... С полной своей противоположностью. Её даже звали Ада. Рая и Ада. Как говорил дядя Изя, если Г-сподь Б-г захочет пошутить, то вы будете смеяться до горьких слёз. Рая обожала чай, книги и тишину. Ада любила пить вино с друзьями, орать песни на берегу моря и танцевать до упаду. А ещё - ходить в гости к художникам и музыкантам, - и там снова выпивать, орать песни и танцевать. Ну, и прочее - тоже, о чём Сёма даже не позволял себе думать, хоть и был почти два метра длиной. Дядя Изя говорил... Впрочем, хватит нам дядиизиных умничаний..."

Тут писатель Семён Коган перестал набирать текст (немножко про себя, немножко из головы), откинулся на стуле и заложил руки за голову. "Вот про что моя история? - думал он. - Чёрт бы её побрал! Начал неплохо, но дальше?.. Я уже как дедушка Зоси Синицкой - тот отлично начинал любую шараду, а закончить не мог, потому что в конце всегда была "...ция" какая-то!" Коган быстро погуглил "Золотого телёнка":

"— Все равно, — сказала Зося, — слова с окончанием «ция» у тебя не выходят. Помнишь, как ты мучился со словом «теплофикация»?
— Как же! — оживился старик. — Я еще третьим слогом поставил «кац» и написал так: «А третий слог, досуг имея, узнает всяк фамилию еврея». Не взяли эту шараду".

"Так и у меня, - подумал Коган. - И фамилия моя не всем нравится, и истории мои - все носатые и пейсатые. Сдаёшь на портал, а там начинают: не современно, не актуально, Жванецкий для бедных, Петросян вернулся, молодёжь не читает... Видел я ваши стендапы. В гробу я их видел! Сидит полный зал обдолбанных идиотов, которые ржут просто так, без повода. А шутки? Это юмор? Не морочьте мне бейцалы - они от вашего юмора давно скрутились в жгут! - он подумал и уныло скаламбурил: - А эти остряки думают, что жгут".

Коган очень хотел написать гениальный сценарий и отправить его в Голливуд Харви Вайнштейну. Но случилось два удара одновременно: сначала он узнал, что каждый(!) местный таксист уже продал Голливуду как минимум один сценарий, получив за это дежурные три тысячи баксов, и постоянно возит с собой в машине второй (мало ли, вдруг какой-нибудь Скорсезе остановит и попросит подвезти). А потом этот Вайнштейн - он же страшно подвёл Когана своими дурацкими похождениями! Кому теперь слать свой гениальный текст, тем более, что он всё ещё не дописан?

Вернувшись к ноутбуку, он снова заколотил по клавишам: "...Впрочем хватит нам дядиизиных умничаний. У Сёмы иногда были и свои собственные мысли, и вот именно в такой момент просветления (а может, полного помутнения) он сказал себе:
- Я должен поехать к ней домой!
Так Сёма оказался между Раей и Адой".

Коган вскочил со стула, радостно возопил: "Вот оно! Есть контакт! Поехало!" - и продолжил яростно набирать текст. В эту самую минуту в далёком Нью-Йорке в мягкой постели нервно заворочался Харви Вайнштейн.