Дуновение времени. Гл. 42 Заговор Маршалов

Глава сорок вторая. Заговор маршалов

   Отдав необходимые распоряжения сотрудникам штаба, Маршал Миланоз просматривал сводки с последними новостями, когда к нему в кабинет, постучавшись, вошел полковник Суригон.
- Разрешите, товарищ Маршал?
- Проходи, садись. Что у нас нового?
- Начну с самого главного, все до одного приглашенные, я имею в виду бывших командующих фронтами Великой Войны, своё прибытие подтвердили. Тут ещё один момент нарисовался. Из Сибирикании прибыл по вызову Министра Булагана для участия в похоронах Маршал Жужелон, и, поскольку он также был во время войны командующим фронтом, все приглашенные высказались за его присутствие на нашем совещании. И тут требуется ваше решение.
- Обязательно пригласить. Обязательно!
- Слушаюсь! Тогда, считаю, что к приёму всё готово. Подготовлено помещение оперативных совещаний штаба ЦРВ, свободное от всех видов прослушивания и контроля. Поскольку время встречи практически совпадает с обеденным, я распорядился приготовить там же внутри и всё необходимое для общей трапезы на десять человек.
- Понятно. С писателем, с Симолоном ты связывался. У него набросок текста уже готов? Сможет он нам сейчас его зачитать?
- Так точно, я с ним связывался. Он прибудет не один, а вместе со своим коллегой поэтом Прудоном, мотивируя это тем, что вдвоем им будет легче при корректировке подобрать соответствующую тональность и патетику.
- Как знают. Мне от них текст нужен, и вовремя. Так что ты ему это ещё раз передай по телефону. Пусть пошевеливается. И, главное, пусть привозит не менее 10 экземпляров, не считая своего собственного.
- Слушаюсь. Ясно.   
- Как-то бы нам наладить получение информации по выступлениям во время панихиды высшей номенклатуры. Что они нам нынче собираются поведать и внушить, полковник?
- Информация уже собрана. Первым выступает Ходимун, вторым – Берупен, а третьим – Мулетав. По 6-7 минут каждый. Четвертым рвется к микрофону Булаган, но его, похоже, бортанут. Потом там ещё один рабочий и колхозница, которых Галетан готовит, и ученый от Академии Наук. На всех деятелей искусств только одно место, так что они там уже передрались, художники с музыкантами, писатели с артистами, пыль летит, короче. И наше, в смысле – ваше, бывших командующих, участие в митинге под большим вопросом. Так выходит, что, если Министр Обороны выступает, то вы – мимо денег. А если нет, то какой-то шанс остается. Но Берупен резко возражает, имейте это ввиду.
- Откуда такая информация?
- Майор Луготан выяснил по своим каналам, попросив в секретариате Президиума Правительств лист с раскладкой по времени для Правителя Суливана, чтобы он мог просмотр по телевидению с прослушиванием по радио координировать. У них там оперативная связь с Шестеркой Президиума ещё действует. Позавчера четверо из этой команды даже на объекте номер один с Верховным Правителем встречались и обсуждали они с ним условия его пенсионного времяпровождения.
- Лихие люди. С одной стороны, пенсион обсуждают, а с другой - два дивизи-она реактивной артиллерии на огневые позиции выдвигают. Равновесные, блин, решения! Взаимодополняющие! Оригинально! И если Булаган выступит, то зря мы тут хлопочем, получается? – Маршал помрачнел, а Суригон, молча и сочувственно, покачал головой. – Хотя, если вдуматься, то на хрена нам вся эта показуха нужна? Там ведь прямой подлог! Зачем нам в нём участвовать. Хотя, конечно, благие намерения продемонстрировать нужно обязательно. Как ты считаешь, полковник?
- Тут я пас. Это уже не моя зона. – Суригон развел руками.
- С тобой всё ясно. Доложи лучше дислокацию Шестерки. Кто и где?
- Ходимун, Летущан и Галетан – в ЦИТАДЕЛИ. Мулетав – в Министерстве внешних сношений. Берупен и Булаган находятся в помещении их пыточной базы Ханусово под Увальском. Вместе они там ничего хорошего придумать просто не в состоянии. Берупен уже полгода как сделал из усадьбы бабский розарий для высшего комитетского состава и сидит там безвылазно. Как только здоровья хватает? И, чувствуется, что-то готовит, якобы речь, а во всех показухах отстаивают его дублёры. Булаган же дублеров не имеет и периодически мотается туда-обратно, в Церемониальный зал и ещё куда-то по воинским частям.
- Что это за неконкретность? По каким таким воинским частям?
- Разведка доносит, что в каждую поездку на похоронные процедуры, он посещает один или два военных аэродрома из четырех самых крупных в ареале столицы.
- А что на этих аэродромах происходит?
- Там, якобы, готовятся к приему огромного количества иноземных гостей, прибывающих на похороны. Но у меня есть данные о том, что главком ВДВ неотлучно находится в кабинете Министра и оттуда, пользуясь номинально его властью, управляет процессом перегруппировки крупных сил ВДВ.
- Точнее, полковник. Что это значит - «крупных сил»?
- По непроверенным данным происходит передислокация четырёх дивизий ВДВ в район столицы. Точная цель пока не определена. Но приказы Главкома туда уже отосланы, нарочными. Боевая тревога по соединениям объявлена. Радиосвязью при этом они не пользуются, что говорит о дурных намерениях.
- Понятно. Побольше внимания в этом направлении, и держите меня в курсе. Особенно, отмечаю, в случае прибытия соединений. Приготовьте точные координаты этих аэродромов и выставьте в их окрестностях постоянное наблюдение. Подумайте, чем можно затруднить посадку на тамошние ВПП. Свяжитесь Главкомом ВВС… Хотя, нет. Будем держать карты к орденам.
- Слушаюсь.
- Что у нас ещё?
- Да пока, вроде бы, всё.
- Тогда, свободен. К полудню быть готовым к приему гостей. Встреча и сопровождение каждого из них в оперативный зал за комендантской службой.
- Слушаюсь, товарищ Маршал.
- И подготовь мне докладную по всем затронутым вопросам в письменном виде, включая ещё и всё произошедшее до полудня. – Суригон вышел, а Маршал открыл рабочую тетрадь и начал набрасывать карандашные заметки.
_ * _
 
    Гости рассаживались долго и шумно, несмотря на траурный повод, горланя и обнимаясь. Особого всеобщего внимания был удостоен прославленный маршал Жужелон, сосланный после войны Верховным Правителем командовать глухим и заброшенным Сибириканским военным округом, а сейчас, как многие другие периферийные деятели, приглашенный участвовать в похоронах. Остальные, хоть и служили в окрестностях столицы, встречались в таком составе в последние годы нечасто. Сказывалась занятость по службе, да и, что было важнее, Правитель очень не любил такие их междусобойные конфидансы и приватные разговоры, незапланированные им самим. Дружба в высших эшелонах власти и военного командования не поощрялась. Все тридцать лет своего правления Великий Вождь Суливан если чего и побаивался, то именно заговора и сговора военачальников своей Великой Армии. История почти всех переворотов и революций связана в конце концов с воцарением у власти военных, и на протяжении трёх десятилетий Суливан делал всё от него зависящее, чтобы с ним ничего подобного не случилось. Особенно много внимания этому деликатному вопросу он уделял в последнее полугодие Великой Войны, понимая, что все они, его победоносные маршалы, ощутив силу и уверенность, могут предпринять в отношении гражданской власти некие радикальные действия. Тем более, что при таком удачном конце этой войны им было что вспомнить о её неудачном начале, виноват в котором был, целиком и полностью, партийно-политический аппарат и сам Правитель.  И Верховный Главнокомандующий делал всё, что мог, для того, чтобы создать напряженную конкуренцию между командующими фронтами. Манипулируя назначениями, поощрениями и наградами, он норовил перессорить молодых и гонористых генералов, ставших позднее в результате Победы Маршалами.
    Все они тоже понимали эти его превентивные действия, но, тем не менее, служебный задор и амбиции подталкивали и заставляли их вести себя именно так, как хотелось Великому. Но сегодня, впервые, пожалуй, за последние десять лет, они были искренне рады своей встрече, понимая, что в данной непростой обстановке в их единстве кроется сила и могущество, обещающие в будущем ясно видимые и заманчивые перспективы и дивиденды.
    Рассевшись вокруг центрального стола в оперативном зале Центра ракетных войск и понимая свою защищенность от подслушивания, они ещё какое-то время гомонили, рассматривая друг друга и перекликаясь, пока наконец хозяин не призвал присутствующих к порядку.
    Писатель Симолон раздал текст траурной речи, и Маршалы углубились в чтение. Первым оторвался от текста Маршал Колоног.
 - Симолон! Ты посмотри, что ты тут написал!  Я сейчас всем прочту. - Сняв с носа непривычные ещё очки, он постучал ладонью по столу, призывая присутствующих к вниманию, и, вновь водрузив их на нос, недовольным голосом зачитал первые несколько строк траурной речи. - Дорогие товарищи и друзья, наши иностранные гости! Сегодня наш народ постигла ничем не восполнимая утрата – ушел из жизни Великий Вождь и Верховный Правитель, мудрейший Гений нашего времени Генералиссимус Суливан. Эта весть тяжелым горем отозвалась в сердцах представителей всего прогрессивного человечества.  Наш вождь Суливан был не просто верным учеником Великого Зудилога, он сумел дополнить, развить и продвинуть вперед теоретическую и практическую части великого учения, на основе которого…
    Короче, все тут верно и правильно, но это написано не для нас. Я вам просто скажу открытым текстом, что у меня на душе творится. Ведь мы с вами, кроме писателей, люди военные, бойцы. И мы потеряли сегодня не просто Вождя и Правителя, мы потеряли своего боевого командира, мы потеряли сегодня Верховного Главнокомандующего, под мудрым и твердым руководством которого одолели и разгромили сильнейшего в Юростане врага. Вся наша героическая и легендарная Армия, прошедшая под его водительством славный боевой путь от Суливанграда до Линбера, склоняет в трауре свои овеянные славой знамёна в знак нашей боли и скорби. Все мы, как один, начиная от простого солдата и кончая прославленными маршалами, клянёмся нести… Ну и так далее. Не нужны нам в наших словах иноземные гости и политические лозунги, сейчас не время нам поминать великое учение Зудилога. Мы хотим показать всему миру свою скорбь о своем боевом товарище и командире. Это было бы, на мой взгляд, намного достойней. Ты как считаешь, Жужелон?
- Я считаю, что лучше всего было бы отправить Симолона в политуправление и пусть он там с этими алиллуйщиками голову ломает. Нам-то это сейчас зачем? – отмахнулся Маршал Жужелон, имевший за буйный и непокорный нрав нарекания от покойного и большие проблемы по службе в последние несколько лет. - Наше дело сейчас, как положено по солдатской традиции, врезать стоя по стакану за упокой боевого товарища. А потом врезать по второму за светлую его память. А после третьего стакана скорбно и тихо разойтись. Мы с вами все-таки не весь лавянский народ, а очень небольшая и специфическая его часть. А то, что ты, Конолог, сейчас сказал, я готов за тобой повторить, но не на митинге, а здесь и между нами. Как говорится, не вынося из избы. У меня всё.
    В зале повисла тягостная тишина. Упоминание Жужелоном политуправления навеяло на всех невеселые мысли о непростых временах начала войны, когда политкомиссары едва не угробили своими лозунгами-погонялками всю Армию, бросая её в неподготовленные наступления, перекидывая с одного края фронта на другой, безграмотно оголяя ей фланги и нарушая систему снабжения горючим и боеприпасами. Во всем этом видна была и большая вина покойного, но он-то хоть быстро сообразил и осознал свои промахи, а политработники всю первую половину боевых действий лезли не в своё дело, доигравшись в бестолковых лобовых атаках до того, что опомнились только у Суливанграда, когда уперлись спиной в берег Великой реки, оставив врагу огромную территорию с промышленностью и сельским хозяйством, бросив на произвол судьбы 40% населения.
    Молчание затягивалось, и все снова посмотрели на хозяина, который в это время дочитывал поданную полковником Суригоном докладную. Он обвел присутствующих долгим взглядом и, помахав листом бумаги произнес:
- А мы, однако, зря тут копья ломаем. На верхах решение принято, что выступать на похоронном митинге будут всего четверо – Ходимун, Бурипен, Мулетав и Булаган. А дальше сплошная иноземщина. Своим, я понимаю, места уже не останется. Кроме того, участие в церемонии Министра Обороны автоматически отметает наше участие. Посему, я от вашего имени приношу извинения и благодарность за работу писателю Симолону и его товарищу, и приглашаю вас всех отобедать, чем бог послал в соседней с оперативным залом комнате. Ну, и помянуть, по лавянскому народному обычаю.
- Да вроде бы поминки, они после похорон происходят. Если уж совсем точно следовать народному обычаю. – тихо отметил Маршал Тимагош, помнивший народные обычаи лучше остальных коллег.
- Ну, значит, просто с горя выпьем. Без традиционного поминания. Так мне лично даже удобней кажется. Потому, как впервые без него собираемся. Спасибо, что во-время подсказал, Тимагош. – добавил Миланоз, указав на раскрывшиеся двойные двери в дальнем конце оперативного зала. – Прошу.
   И все они, неторопясь, перешли в соседнюю комнату, где чинно расселись и сосредоточенно занялись выставленной хозяином выпивкой и закуской. В процессе рассаживания возникла небольшая неловкость, связанная с тем, что задержавшийся в беседе с хозяином у дверей писатель Симолон, войдя в зал, обнаружил, что единственное свободное место, кроме хозяйского во главе стола, осталось между маршалами Меруцаком и Рокосутом. А писателя ещё с фронтовых времен мучила незаживляемая душевная рана, связанная с тем, что красавец Рокосут, прибывший тогда в Ставку с докладом и побывавший на концерте жены Сималона, известной по тем временам певицы, увлек и увез её самолетом к себе на фронт, и почти три месяца под разными предлогами тешился там с нею, удерживая у себя. Бессильный в своей ярости популярный писатель настучал в политическое управление. История дошла до Верховного, как жалоба на аморальное поведение Маршала. Великий Вождь, выслушав донос, долго расхаживал туда-сюда и курил, а при повторном напоминании политического начальника о том, что, мол, делать будем с наглым Маршалом, вздохнул и ответил знаменитой фразой:
- Что делать будем? Будем завидовать!
    Но тем не менее, позавидовавший Рокосуту Сулиман при случае намекнул ему, что женщину всё-таки следовало бы вернуть по принадлежности. И тот с радостью отправил её к мужу, по причине, как уже пресытился.
И вот сейчас возникшая неловкость пришлось дипломатично расшивать Миланозу, наклонившемуся к полковнику Суригону и указавшему ему на место между Рокосутом и Меруцаком, куда тот дисциплинированно пересел. А Симолона хозяин усадил на освободившееся почетное место слева возле себя.    
   Надо сказать, присутствие писателей ещё и мешало откровенному общению, поэтому общая беседа по большей части крутилась вокруг осенней погоды и всевозможных историй, связанных с их дружным взаимодействием в трудные годы войны. Но вот когда писатели, извинившись и сославшись на занятость, убыли по своим важным писательским делам, разговор приобрел уже более конкретные и откровенные очертания.
- А не зря ли мы при писателях эти разговоры затеяли? – опасливо попытался высказаться горянин Маршал Батрамон. В связи с уходом в иной мир тоже горянина Суливана, он чувствовал себя много беззащитнее и сиротливей.
- Да, нет! Не волнуйся! - рассудительно произнес Миланоз. - Они же сейчас в политуправление стучать помчатся. Правильно я рассуждаю, Рокосут?
При этих словах вся маршальская кагорта дружно и по-мужски задорно загоготала, а повеселевший Миланоз, подмигнув расплывшемуся в улыбке Рокосуту, продолжил:
- Там они по команде и доложат, что мы тут войну вспоминаем и Верховного поминаем, да водчёнкой разговоры о погоде разбавляем. Пусть комиссары сейчас именно так наше с вами общение и представляют. Нам это выгодно. Сейчас поймёте почему.
- А я не понял, что ты имеешь в виду? Разве оно в действительности не так? – сурово прищурясь, вдруг заинтересовался Тимагош.
- До их ухода всё было именно так. А вот сейчас я вас немного взбаламучу. Люди мы с вами не слабонервные, к неожиданностям войной приученные, поэтому считаю своим долгом доложить вам, что вчера вечером я и полковник Суригон… Вот он здесь живьём присутствует и подтвердить может, что ужинали мы с ним в обществе Великого Вождя… - маршал выдержал паузу, переждав первое изумление присутствующих, и продолжил. - … в обществе, я повторяю, Великого Вождя и его давнего друга Волизана, помните кадровик у него такой, на инвалидной коляске. Третьим с их стороны был командир звена телохранителей майор Луготан. А теперь начинаем игру в вопросы и ответы. Кто первый?
    Протрезвевшие и посерьёзневшие в тот же миг Маршалы некоторое время напряженно молчали.
- А ты не пи*дишь, Миланоз? – Это было первое, что, спустя минуту, резко сорвалось с языка у Маршала Жужелона. - Ты не шутишь с нами по-пьяни?
- Да нет, Жужелон! Какие тут, на х*р, шутки! Всё абсолютно подлинно, так как я вам и доложил. А вот как к этому относиться, давайте, дорогие товарищи, думать теперь уже будем вместе, потому как одному мне это не под силу. Какие ещё вопросы?
- Можно мне, если позволите! Сообщение в высшей степени любопытное, и вопрос у меня такой, товарищ Маршал - нельзя ли поподробнее доложить про предисторию и общую обстановку, а также про конкретный расклад скрытых взаимодействующих сил? И заодно описать диспозицию сторон? – спокойно вопросил сидевший по правой стороне стола любимчик Верховного Маршал Рокосут.
- Почему нельзя? Можно! Тем более, что план доклада ты, как обычно, четко задал своими вопросами. – улыбнулся Миланоз. – Значит так. Первое, про обстановку. Правитель жив! Умер и выставлен в церемониальном зале его дублер генерал-лейтенант Суливан-второй. Он не просто умер, а был отравлен гранатовым вином, поднесённым незадолго перед этим Великому Вождю Пятеркой Президиума во время вечерней пирушки. Когда преступление обнаружилось, Правитель, не зная полностью намерений и сил противника, решил в прямой бой не вступать, а воспользовался возникшей ситуацией чтобы, укрывшись и объявив злоумышленникам о своей смерти, понаблюдать за их реакцией и определить, хотя бы отчасти, их планы. Укрылся он в суперсекретном лабиринте в ЦИТАДЕЛЕ, где у него имелся скрытый кабинет, соседствующий с апартаментами друга Волизана. Каким-то неосторожным воздействием в системе информации и связи они выдали Комитету Бурапена своё присутствие и местонахождение в Правительственных структурах, были схвачены и доставлены на виллу номер один, где в это время находилось руководство Президиума, за исключением заболевшего ангиной Мулетава. В результате решительных действий телохранителей, руководимых майором Луготаном, Пятерка Президиума была захвачена в заложники и, после доставки туда Правителя и Волизана, положение было нейтрализовано, а Правитель обрел относительную свободу. Ситуация была осложнена тем, что Пятерка Президиума, сразу же по прибытии на виллу и констатации смерти Суливана-второго, объявило о смерти Правителя по всем государственным теле и радиоканалам, включая международные. До сих пор в развитии ситуации всё и всем ясно?
- Да вроде бы ясно. – прохрипел, вытирая платком пот со лба Маршал Конолог.
- Маленькое дополнение. – подняв правую руку, вступил в разговор Маршал Рокосут. – Сутки с лишним назад я получил уведомление от Посольского Двора Поланты об извещении его Министерством внешних сношений о том, что в столице орудует банда преступников, руководимая дублером Правителя генералом Суливаном-вторым, близким другом Великого Вождя Волизаном и майором Луготаном с группой телохранителей. Вам это о чем-то говорит, Миланоз?
- Да. Я считаю, что этим нанесен упреждающий удар, резко ограничивший оперативные возможности Правителя действовать, как внутри страны, так и при выходе за границу Лавянии. Наша комендатура также получила подобное уведомление. Суригон, раздайте образцы уведомления. – и полковник обошел стол по кругу.
- Да, да, да! Точно такое мне передали из Посольского двора, только по-полантски. – зачастил Рокосут. – А фотографии один в один. Вопрос к хозяину, ты уверен, что тот, с кем ты ужинал, не является упомянутым здесь дублёром.
- Ну а ты, Рокосут, если бы тебя посадили бы за стол с Верховным, отличил бы загримированного дублёра от него самого? Голос, манера говорить, курить, придерживать подсохшую левую руку. Воспоминания общие фронтовые. – запнувшись на пару секунд, Миланоз продолжил. – А то, как он хлебные корочки в суп крошит, наконец? Как сам с собой разговаривает? Если так уж велики сомнения в моих способностях, то давайте организуем прямо отсюда поездку к нему на виллу номер один. Хотите? Я вас спрашиваю, хотите? Вызовем Луготана с дрезиной. Это ж тут рядом, на час делов, туда-сюда прокатиться. Всех не увезти, но человек шесть, думаю, она потянет. Правда, Суригону придется сейчас на вас всех шинели отыскивать для маскировки…
- Да, ладно. Верим мы тебе. – буркнул Конолог, продолжая рассматривать фотографию на розыскном листе и сравнивая его с портретом Верховного, висящим напротив на стене. – Не нужно никуда ехать. Вы только форму уха сравните, на фото и на портрете. Один в один по конфигурации, а это ведь не менее точно, чем отпечатки пальцев!
    Все, как по команде, повернулись к портрету и внимательно сравнили. А поскольку совпадение было полным, замахали на Миланоза: «Продолжай!»
- Самым, пожалуй, сложным моментом в данной ситуации является то, что после встречи Суливана с Четвёркой, Ходя, Беру, Була и Мулетав, после успокоительного обсуждения его пенсионных перспектив, мы с Суригоном получили уведомление о размещении неподалеку, на нашем комендантском участке двух дивизионов установок залпового огня, целью для которых обозначена точка с координатами виллы номер один, а назначенное время залпа совпадает с началом Государственного похоронного салюта. Такое вот интересное совпадение! А я позвал вас сюда исключительно для того, чтобы одному не решать этот проклятый вопрос. Вступаемся мы за Верховного, остановив или перенацелив дивизионы, или ждем… как говорится, стороннего решения. Теперь я, к моему счастью, не один стою перед этим, так что, давайте будем действовать совместно.
    Миланоз замолчал и закурил. Остальные участники совещания  зашевели-лись, переглядываясь. Первым прокашлялся от волнения Маршал Жужелон:
- Ох, мужики! Последнее это дело, чтобы нам, военным, да в гражданские склоки ввязываться. Вы ведь присягу давали страну от внешнего ворога оберегать, а не во внутренних делах оружием бряцать. Пусть власть определится с направлением действий и соответствующие приказы отдаст, вот тут нам всё и ясно станет. Я так считаю. – пророкотал он.
   Дело было в том, что в приглашении опального Маршала в столицу скрытно и секретно проявлена была личная инициатива Председателя Президиума правительства Ходимуна, с которым были у них давние, ещё довоенные связи. И в такую сложную минуту Ходимун собирал свои силы в единый кулак.
    Маршал Бартамон, служивший в это время там же, почувствовав некоторую натяжку в речи Жужелона, твердо решил вмешаться.
- А как Бовтамских крестьян по лесам газом травить, а семьи их брать в заложники, так ты со своим полком впереди всех поспевал. Орденок боевой за те заслуги носишь и гордишься. И то, что они гражданские, и власть, их каравшая - гражданская, тебя это не смущало вовсе! – подскочил он на своем месте.
- Согласен с тобой, Бартамон, - громко выкрикнул Тимагош. - не гоже это, Верховного на поругание шпакам бросать. А то, что тебе, Жужелон, тогда на Военном совете врезали, так ведь за дело. Не выёживайся сверх меры, где не следует. Эшелонами трофеи не волоки с войны. Грузовичок один-другой-третий и не за один раз, никто и слова бы не сказал. А ты баб своих ненасытных всех царскими подарками засыпал! Золотом, серебром, шелками и картинами. И теперь старика, тебя за это носом ткнувшего, в беде бросаешь?
- Ишь ты, защитник нашелся. – встрял в разговор молчавший, но внимательно всё до сих пор слушавший Маршал Меруцак. – Мы-то помним, как ты с самой финковской компании под его покровительством все в рост да в рост шел, все вверх вытягивался. А мы с Рокосутом по году перед самой войной в застенках промаялись. Без зубов потом оттуда повыбирались. Вволю вся эта кодла комитетчиков Берупена над нами поиздевалась, ботинки об наши яйца полируя. Это ты, Тимагош, прикажешь нам милостиво забыть и теперь на защиту мучителей наших кидаться.
- Вашим мучителем Берупен был, вот с ним и разбирайтесь. А Верховный до конца и не знал, и знать не мог, что они там в застенках творили. А когда узнавал, то разбирался круто – и с Годокой, и с Ежицином. Вы что, не помните? Да и то, что перед войной вас всех по моему личному перед ним хадатайству выпустили. В числе ещё 300 командиров. – Тимагош упорно гнул свою линию.
- Ну, хорошо, хорошо, умолкли! Счеты-расчеты, это на потом! А пока будем решать голосованием. Кто за то, чтобы встрять в конфликт? – Миланоз пересчитал и тихо произнёс. – Трое. А кто против? Тоже трое. Кто воздержался? Один. Фифти-фифти. Что будем делать?
- А почему отсутствуют Соколен и Вазилор? – заинтересовался Маршал Конолог, явственно ощутивший, что присутствие помянутых им персон могло бы существенно повлиять на результаты голосования.
- Они возвращаются из отпуска по состоянию здоровья сегодня ночью. – ответил Миланоз.
- Отсидеться в стороне порешили. Умные ребята. – хмыкнул Меруцак. – Обычно в случае результата фифти-фифти приглашают третейского судью.
- Мне трудно на это решиться, так вопрос слишком уж деликатен. Кого мы с вами ещё можем решиться посвятить в такое вот дело?
- А ты полковника своего спроси. Пусть он нам мнение офицерского сословия доложит, отразив тем самым. – подковырнул, бросив Миланозу спасительную «косточку», внеопальный Тимагош.
- Товарищи маршалы! - взволнованно ухватился за эту «косточку» Суригон. – Ведь мы с его именем в бой шли. Мы к его ногам трофейные готалеровские поверженные знамёна бросали. А вы такое хотите… - полковник захрипел, поперхнулся и, махнув рукой, отвернулся к стене.
    Маршалы, глядя на его подрагивающую спину, угрюмо и снисходительно молчали, дожидаясь, когда полковник справится с волнением. И когда это, наконец, произошло, Жужелон вздохнул, покачав головой, что-то там такое сам себе внутри себя высказал, на что-то решившись, а вслух промолвил:
- Хрен с вами, мужики. Я тоже буду «за». – а потом, повернувшись к Миланозу, решительно добавил. - Готов принять на себя командование операцией.
- «Командовать парадом буду я!» - процитировав известных сатириков, хохотнул Тимагош, а вслед за ним и все остальные.
    Но Маршал Жужелон ни на секунду не смутясь, строго ответит:
- Да! А что? И парадом тоже!
  ¬_ * _