Права человека... диким животным и растениям!

Друзья!

К Году экологии (2017-му) в России никак не обойтись без…экологической этики!
Но что это такое?

«ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ЭТИКА — УЧЕНИЕ ОБ ЭТИЧЕСКОМ ОТНОШЕНИИ ЧЕЛОВЕКА К ПРИРОДЕ, ОСНОВАННОМ НА ВОСПРИЯТИИ ПРИРОДЫ КАК ЧЛЕНА МОРАЛЬНОГО СООБЩЕСТВА, МОРАЛЬНОГО ПАРТНЕРА (СУБЪЕКТА), РАВНОПРАВИИ И РАВНОЦЕННОСТИ ВСЕГО ЖИВОГО, ОБЯЗАННОСТЯХ ЧЕЛОВЕКА ПЕРЕД ПРИРОДОЙ, А ТАКЖЕ ОГРАНИЧЕНИИ ПРАВ И ПОТРЕБНОСТЕЙ ЧЕЛОВЕКА.

ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ЭТИКА — ЕСТЬ ЭТИКА СМИРЕНИЯ, ОСТОРОЖНОСТИ, ЗАБОТЫ, УВАЖЕНИЯ ПРИРОДЫ, БИОРАЗНООБРАЗИЯ И ЭКОЛОГИЧЕСКОГО САМООГРАНИЧЕНИЯ.
Как писал О. Леопольд, экологическая этика состоит в ограничении свободы действий в борьбе за существование, но также пояснял этот термин А. Швейцер: «САМООГРАНИЧЕНИЕ РАДИ ЖИЗНИ ИЗ БЛАГОГОВЕНИЯ ПЕРЕД ЖИЗНЬЮ». Долгое время человек относился к животным и растениям так же, как древние римляне рассматривали своих рабов — как вещь. Однако убийство рабов гладиаторов ради развлечения жителей древнего Рима кануло в вечность, а убийство диких кабанов ради развлечения жителей Киева или Москвы продолжается. КАБАНЫ, ЛОСИ, ЗАЙЦЫ, ДИКИЕ УТКИ И ДРУГИЕ ОХОТНИЧЬИ ЖИВОТНЫЕ ЗАКОНОМ И ОБЩЕСТВЕННОЙ МОРАЛЬЮ ПОКА ПРИРАВНЕНЫ К ПУСТЫМ КОНСЕРВНЫМ БАНКАМ, ПО КОТОРЫМ ТАКЖЕ МОЖНО СТРЕЛЯТЬ, РАЗВЛЕКАЯСЬ.
Экологическая этика перечеркивает эту несправедливую традицию. Она действует в двух измерениях: расширяет моральную заботу во времени (на будущие поколения людей и других живых существ), и в пространстве (на виды и индивиды живых существ и экосистем).
ВСЛЕД ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕМ ЛЮДЕЙ РАБОВ ОНА ПРИЗЫВАЕТ ОСВОБОДИТЬ ОТ РАБСТВА ЖИВОТНЫХ РАБОВ, РАСТЕНИЯ, ВСЮ ПРИРОДУ И ПРИРАВНЯТЬ ИХ ПО ЦЕННОСТИ И ПРАВАМ К ЧЕЛОВЕКУ. ОНА УЧИТ, ЧТО НЕ ТОЛЬКО К ДРУГИМ ЛЮДЯМ, НО И К ПРЕДСТАВИТЕЛЯМ ФАУНЫ И ФЛОРЫ, УЧАСТКАМ ДИКОЙ ПРИРОДЫ, К НЕЖИВОЙ ПРИРОДЕ, К КОСМОСУ МЫ ОБЯЗАНЫ ОТНОСИТЬСЯ КАК К МОРАЛЬНОМУ ПАРТНЕРУ (СУБЪЕКТУ), А НЕ КАК К ВЕЩИ.

Другими словами, экологическая этика открывает шлагбаум и включает в человеческое моральное сообщество всех больших и малых наших братьев — белок, китов, бабочек, сон-траву, микробов, собак, коров, а также дикую природу, Землю и звезды.
Экологическая этика разрабатывает и обосновывает определенные моральные нормы, ценности, принципы и правила, которые мы должны стараться применять в своих взаимоотношениях с природой, а также использует внутренние побудительные мотивы эмоционального, психологического свойства (сострадание, жалость, любовь), акцентируя на них внимание человека».

Так пишет руководитель Киевского эколого-культурного центра В.Е.Борейко. По его мнению,
современная теория и практика защиты биоразнообразия направлена на охрану видов диких организмов.
Благо индивидов серьезно не рассматривается в природоохранных работах. В противоположность этому взгляду существует другая точка зрения, которую сформулировал известный американский зоозащитник Том Риган: «Взгляд о правах — это взгляд о моральных правах индивидов».
Холмс Ролстон III старается примерить оба эти взгляда: «Вид будет процветать лишь тогда, когда процветают его гены, благо вида — это благо его индивидов(…) Индивид и вид не стоят по разным краям пропасти,они являются частью системы». С этим нельзя не согласиться. Любой живой организм имеет двойственную природу: как индивидуум и как часть целого (вида, экосистемы).
Современная экологическая этика настаивает на том, чтобы в природоохранной практике учитывались как интересы и права видов, так и индивидов. Живые существа, и в особенности высшие животные, могут страдать, испытывать горе, и поэтому было бы несправедливо и глупо оценивать их как «бездушные винтики» в
экологических системах, или считаться с их благом только когда они «объединены» в виды или подвиды.

ТРЕБУЯ ЗАПРЕТА ВЕСЕННЕЙ ОХОТЫ В СТРАНАХ СНГ (И ДОБИВШИСЬ ЭТОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬНО В УКРАИНЕ В 2004 Г.), Я С УДИВЛЕНИЕМ ДЛЯ СЕБЯ ЗАМЕТИЛ, ЧТО МНОГИЕ МОИ КОЛЛЕГИ-ПРИРОДООХРАННИКИ В СВОЕЙ АРГУМЕНТАЦИИ СОВСЕМ НЕ ИСПОЛЬЗОВАЛИ ДОВОД ЖЕСТОКОГО ОТНОШЕНИЯ К ГУСЯМ И УТКАМ. Но ведь еще лауреат Нобелевской премии К. Лоренц писал о диких гусях: «Гуси обладают поистине человеческой способностью испытывать горе (…).
Горюющие люди, а также гуси, легко становятся жертвами несчастных случаев». Каждое живое суще-
ство, как справедливо полагает Пол Тейлор, «является особым теологическим центром жизни со своим собственным достоинством.

Увы, в наше жестокое безнравственное время дикая Природа рьяно уничтожается на потребу темным двуногим. Не помогают тут ни искусство, ни музыка, ни живопись…

«В отличие от западной живописи, художники Востока на много веков раньше обратили свой взор на красоты дикой природы. И тон в этом задавали китайские художники, начавшие рисовать дикую природу гор еще в 4–5 веках нашей эры. В отличие от европейской культуры средневековья, скованной жесткой церковной догматикой, китайская культура, основанная на философии даосизма, а позже и буддизма, имела гораздо больше свободы. Китайские художники видели в божественной дикой природе носителя величия и вечных законов, а в человеке — ничтожную часть вселенной. Дикая природа в ее нетронутой и цельной гармонии воспринималась как эстетический эталон, как священное место очищения и возвышения духа.
ДАОСИЗМ, КАК ОДНА ИЗ ВЕДУЩИХ РЕЛИГИЙ СРЕДНЕВЕКОВОГО КИТАЯ, ПРОПОВЕДОВАЛ ПРИНЦИП ПОВЕДЕНИЯ «НЕДЕЯНИЯ», ТО ЕСТЬ НЕВОЗМОЖНОСТИ ВМЕШАТЕЛЬСТВА ЧЕЛОВЕКА В ДИКУЮ ПРИРОДУ, ПОСКОЛЬКУ ЭТО НАРУШАЕТ «ДАО». «ДАО ВЕЧНО И БЕЗЫМЯННО. Хотя оно непритязательно и ничтожно, но ничто в мире не может его подчинить себе…Нахождение Дао в мире подобно великому стоку, куда все сущее в мире вливается, подобно горным ручьям, стремящимся к рекам и морям» — писал древний китайский философ Лао цзы (Завадская, 1975).

Художники дикой природы Китая выработали два жанра изображения свободной природы, позже перенятыми в Японии. Это — «шань-шуй» («горы-воды») и «хуаняо» («цветы и птицы»). «Шань-шуй» предполагал изображение диких гор и быстрых потоков, жанр «цветов и птиц» — детальное изображение цветов, птиц, зверей или насекомых. Оба художественных подхода получили огромное распространение уже в 8–12 веках (любопытно, что в китайской поэзии в 5 веке выделилось специальное направление поэзии — «шань-шуй-ши» («поэзия гор и вод»). Китайским художникам, рисовавшим горы, удавалось передать то чувство духовного подъема и ощущения вечности, которое обычно испытывает человек в горах. Один китайский живописец так описывал свой опыт изображения свободной природы: «Далекие фигуры — все без ртов, далекие деревья — без ветвей. Далекие вершины — без камней: они, как брови, тонки — неясны. Далекие течения без волны: они — в высотах, с тучами равны. Такое в этом откровенье» (Виноградова, 1972). Некоторые из них при помощи нескольких ударов кисти могли изобразить плавное скольжение рыбы, уходящей вглубь прозрачной воды, или качающуюся ветвь цветущего дерева. Китайские художники средневековья не пользовались ни масляными красками, ни холстом. Рисовали прямо на полу, тушью, на бумаге или шелке. Сам процесс рисования полагали священнодействием.

СОЗЕРЦАНИЕ ЖЕ ИХ КАРТИН В СТАРОМ КИТАЕ СЧИТАЛОСЬ РЕЛИГИОЗНЫМ РИТУАЛОМ. СВИТКИ ЖИВОПИСИ НЕ ВИСЕЛИ, КАК В ЕВРОПЕ, НА СТЕНЕ. ИХ ДОСТАВАЛИ ЛИШЬ ПО ОСОБОМУ СЛУЧАЮ, А ПОТОМ СНОВА ПРЯТАЛИ».


...В Сети сегодня очень много сетований на кровавую жестокую охоту на братьев наших меньших. Однако еще более ста лет назад натуралист Варваци писал в российском «Охотничьем вестнике»: «Первобытный, чуть ли не доисторический тип зверолова благополучно здравствует и поныне, в наш век прогресса, цивилизации и культуры. Атавизм, в самом широком понятии этого слова, имеет массу «представителей» не только среди темного крестьянского люда, но и тех, кто называет себя интеллигентами, кто хотя бы элементарно знаком с азбучными истинами.
Из всех животных самое страшное животное- человек. Сколько неприкрашенной, нагой правды в этом ходячем изречении: как часто действительность дает нам наглядные примеры убедиться в том, что духовная оболочка бессильна сдержать инстинкты дикаря…,и как истребитель пернатых и животных встает перед нашими глазами с его кровожадными и хищническими наклонностями.
Эта картина беспощадного, ничем неоправданного варварства…».


А что сейчас, в еще более «цивилизованное» время?

Тот же В.Е.Борейко горестно подытоживает несколько лет назад:

«К СОЖАЛЕНИЮ, РУКОВОДИТЕЛИ УКРАИНЫ, РОССИИ, ДРУГИХ СТРАН СНГ, ГДЕ РАСЦВЕТАЕТ БРАКОНЬЕРСТВО, НЕ ПОНИМАЮТ СВОЕЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ПО БОРЬБЕ С ЭТИМ ЗЛОМ. БОЛЕЕ ТОГО, МНОГИЕ ИХ НИХ, КАК БЫВШИЕ ПРЕЗИДЕНТЫ РОССИИ И УКРАИНЫ — П. И КУЧМА, САМИ ЯВЛЯЮТСЯ БРАКОНЬЕРАМИ. СВОЕЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ТАКЖЕ НЕ ОСОЗНАЮТ И НАРОДЫ, ЖИВУЩИЕ В ЭТИХ СТРАНАХ. ДИКИЕ ЖИВОТНЫЕ И РАСТЕНИЯ РАССМАТРИВАЮТСЯ ИМИ КАК БЕСКОНЕЧНЫЙ РЕСУРС, КОТОРЫЙ МОЖНО И НУЖНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ БЕЗ КАКИХ-ЛИБО ОГРАНИЧЕНИЙ («НА НАШ ВЕК ХВАТИТ»). ВСЕПОГЛОЩАЮЩАЯ ЖАДНОСТЬ НЕ ОСТАВЛЯЕТ МЕСТА МИЛОСЕРДИЮ, СОСТРАДАНИЮ, ЗАБОТЕ, УВАЖЕНИЮ К ДИКОЙ ЖИЗНИ.

Государства, которые не ведут эффективную борьбу с браконьерством, ДОЛЖНЫ ПОДЛЕЖАТЬ МЕЖДУНАРОДНОМУ ОСУЖДЕНИЮ ИЛИ МЕЖДУНАРОДНЫМ ЭКОНОМИЧЕСКИМ САНКЦИЯМ. Если у них не имеется сил для борьбы с браконьерством, МЕЖДУНАРОДНЫМ ПРАВОМ ДОЛЖНО БЫТЬ ПРЕДУСМОТРЕНО ВВЕДЕНИЕ В ЭТИ СТРАНЫ ЭКОЛОГИЧЕСКИХ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ ИЗ ДРУГИХ СТРАН ДЛЯ ОХРАНЫ ДИКОЙ ФЛОРЫ И ФАУНЫ. Как один из вариантов МОЖЕТ БЫТЬ ПОДКЛЮЧЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ВОЕННЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ ТИПА НАТО ИЛИ ТАШКЕНТСКОГО ДОГОВОРА К МЕРОПРИЯТИЯМ ПО БОРЬБЕ С БРАКОНЬЕРСТВОМ».

Что ж, видимо, когда-то дело дойдет и до таких мер! Иначе планету, ее особую жизненность угробим!

Понял это во второй половине своей жизни и мой друг-натуралист Александр Николаевич Пискунов. (Недавно Уральское провинциальное издательство выпустило в свет первый том его трехтомника рассказов о природе Среднего Урала. Называется книга «В глуши таежной»).
Да, был А.Н.Пискунов страстным охотником! Даже в свою бытность егерем Висимского государственного биосферного заповедника. Многочисленными чучелами убитых им птиц была уставлена его комната в квартире города Верхний Тагил, здесь же на стене висели крупные лосиные рога самца, отстрелянного во время спецоперации сотрудников заповедника по уменьшению поголовья сохатых, начавших вредить охраняемой природной территории.
К сожалению, рука моего друга не дрогнула нажать курок двухстволки!? Хотя его сердце подсказывало другое…
И вот стихотворение Александра Николаевича, родившееся после твердого решения отказаться от охоты:

«БЕРЕГИ ДЛЯ ДРУГИХ


Я дарю тебе лес, где гуляют олени,
Изумрудную зелень цветущих лугов,
Я дарю тебе, внучек мой, ветви сирени,
Соловьиные трели и песни дроздов.
Я дарю тебе гор голубые просторы,
Нежный запах цветов и гуденье шмелей,
Я дарю тебе, внучек мой, ясные зори
И полёт журавля над простором полей.
Я открою тебе много маленьких истин,
И когда я уйду за черту бытия,
Ты услышишь меня в тихом шелесте листьев,
Ты узнаешь меня в звонкой песне ручья.
Я есть всё, я везде, я частица природы,
И всегда её сын, кем бы ни был рождён,
Я уйду с ручейком в океанские воды
И прольюсь над тобой благодатным дождём.
Я вернусь в этот мир на крыле жаворонка,
Промелькну мотыльком над твоей головой,
Отзовусь в камышах нежным свистом утёнка,
Обернусь в темноте пучеглазой совой.
Я тебе улыбнусь лепестками купавки,
Только ты не срывай, не ломай и не бей,
Я откроюсь тебе нежной зеленью травки,
Только ты защити от недобрых людей.
Сохрани это всё в чистоте первозданной,
Да поможет тебе этот маленький стих,
Мы с тобою лишь часть красоты мирозданья,
Уходя, сохрани красоту для других».

*******************
…А вот о нем так рассказала старейшая областная газета:

«С НИМ ДЕРЕВЬЯ ГОВОРЯТ
У «Уральского рабочего» есть свой Песков

Когда в бытность Александра Николаевича начальником верхнетагильской милиции уровень преступности в городе всего за пару лет снизился в 2,5 раза, перепуганная шпана прозвала Пискунова Пиночетом.
Его это никогда особенно не задевало, потому что значительно точней характеризует его вторая и более известная кличка — Птичий папа.
Его комната в двухкомнатной квартире представляет собой нечто среднее между спартанско-холостяцким жилищем, музеем естествознания и зоопарком.
— Обратите внимание на эту редкость: коростель. Ребятишки принесли мне его со сломанным крылышком. С тем же диагнозом и тем же путем попали сюда и дрозд-белобровик, и юрок.
Демонстрируя свою живую коллекцию, Александр Николаевич рассказывает о каждом из питомцев. Как большому знатоку природы и члену Уральского научного орнитологического общества, Пискунову известны многие и многие секреты птиц и зверей, деревьев и трав, безмолвных минералов и даже таинственных обитателей морского дна. Ведь всю жизнь он старался как можно больше узнать о живой природе.
Еще дошкольником, нарочно отбившись в лесу от ребячьей ватаги, он порой часами наблюдал за обитателями муравейника, пытаясь постичь смысл их вечного движения, или выслеживал осторожную невидимую пичугу, дразнящую песней откуда-то из самых зарослей шиповника. Не раз, в вылазках по грибы заставая мальчонку за этим занятием, тетки-соседки сочувственно говаривали его родителям: «Сашка-то у вас как бы не дурачок вырос, странный он какой-то, вы его врачам покажите либо бабке-знахарке».
Но родители не видели в увлеченности ребенка ничего плохого, а если случались в связи с этим казусы, воспринимали их с юмором. В основе сюжетов большинства приключений его довоенного детства, как Александр Николаевич с улыбкой вспоминает теперь, лежали различные «естественно-научные опыты».
Детство его в тихом пригороде Невьянска закончилось до обидного рано, к началу войны удалось Александру закончить только пять классов средней школы, а там он стал рабочим цементного завода, на котором каждая смена в ту пору продолжалась 12 часов и была исключительно ударной.
— А как тогда хотелось побежать в лес, в поле! — говорит Александр Николаевич. — Взберешься иногда куда-нибудь повыше, поглядишь за заводскую ограду, а там, до горизонта, зеленые горы. До слез — красота!
Много лет после того Александр видел пейзажи родного Урала лишь мысленно, да еще во сне. Армейская глава его биографии, начавшаяся на Дальнем Востоке в августе 45-го, во время военного конфликта с Японией, завершается в 1960 году, когда на плечах Пискунова уже офицерские погоны, а в кармане — аттестат об окончании экстерном десятого класса. Но куда бы ни забрасывала его в этот период судьба, повсюду параллельно со строгим воинским бытием он со жгучим интересом наблюдал бытие живой природы в той местности, где располагался военный гарнизон:
— В Монголии, помню, шагаешь в строю, а глаза — в степи, так все интересно. В Китае тоже, и в Корее при любой возможности старался поближе познакомиться с местными флорой и фауной. С Дальнего Востока меня перевели в Германию. Леса там аккуратные такие — дубы да каштаны, а дичи удивительно много, косули на каждом шагу, кабаны. После Германии служил в Туркмении. Место гам было — оазис, где во время сезонных пролетов скапливалось несметное количество птиц. Только Я, ПРЕЖДЕ ЛЮБИВШИЙ ПООХОТИТЬСЯ, В ТО ВРЕМЯ УЖЕ НАЧАЛ ПОНИМАТЬ, ЧТО ПРИРОДУ НАДО БЕРЕЧЬ. И ИЗУЧАТЬ. Я и изучал, по мере возможности, где бы ни оказывался волею судьбы: пустыню в Средней Азии и тайгу в Сибири, фауну дубовых лесов в Средней России и жизнь морских обитателей — в Евпатории...
В одном из городов в Западной Сибири, откуда офицер Пискунов и уволился на «гражданку», ему предложили остаться в качестве директора местного зоолого-краеведческого музея. «Э, нет», — решил он, стосковавшийся по Уралу. И, поблагодарив за доверие, поехал к себе на родину.
И все-таки на заслуженный отдых он ушел именно из музея, с должности директора. Он отдал Верхнетагильскому историко-краеведческому музею 11 лет и столько сил и души, сколько способен отдать по-настоящему горячо увлеченный человек. Впрочем, со всей самоотдачей он служил прежде и делу правоохраны, параллельно сражаясь с браконьерством и экологической безграмотностью властей, и — по возрасту уйдя в отставку из милиции — Висимскому заповеднику, чьи пределы защищал от браконьеров и вандалов.
Кстати, 10 лет службы в заповеднике стали для Пискунова университетами, позволившими ему за счет богатого общения с учеными-биологами систематизировать и отточить собственные уже немалые знания. И здесь он, поначалу благоговея перед представителями академической науки, между прочим, понял: его собственный научный багаж в сравнении с тем, каким обладает каждый в отдельности ученый как узкий специалист, потяжелее будет.
Окончательно выйдя на пенсию совсем недавно и еще не привыкнув к этому состоянию, Александр Николаевич, как и всегда, начинает каждый день с дальних прогулок в лес. Летом пешком, зимой — на лыжах. Там, в окружении знакомых деревьев, замедляет шаг, а то и вовсе останавливается. Смотрит, слушает и даже разговаривает с природой, которая, трогательно привыкнув к этому неизменно доброму к ней человеку, раскрывает ему все новые и новые свои тайны и секреты.
Мы же с вами узнаем о них из заметок, которые каждую неделю находим на страницах «Уральского рабочего» за подписью Александр ПИСКУНОВ.

Зинаида Паньшина,
газета "Уральский рабочий" от 26.03.2005г.

********************************

…Уже нет в живых моего друга-натуралиста, но выходят его книги, набирают силу посаженные им дубки на горе Лубной.
Пример ветерана ВОВ зовет и других страстных охотников отказаться от кровопролития в дикой Природе!!!

Подготовил Вл.Назаров

Нефтеюганск

16 ноября 2016 года.