За дружбу!

          Самолет пошел на посадку и голос стюардессы любезно объявил, что температура в аэропорту «Внуково» составляет минус пятнадцать градусов. Последнее обстоятельство меня неприятно удивило, так как вылетали мы из Душанбе, столицы Таджикистана, четыре с лишним часа назад при температуре плюс восемнадцать градусов, что для Средней Азии в конца осени было вполне нормальным явлением, и, понадеявшись на "авось", посмотреть заранее прогноз погоды в столице не удосужился.  В результате Москва встречала меня с 33-градусной температурной разницей, одетого в легкие туфли и белую рубашку без пиджака. Скукожившись, как воробей на новогодней ёлке, переминаясь с ноги на ногу под веселое похрустывание снега, и отворачиваясь от порывов ветра, пытавшегося залепить мне лицо колючими снежинками, я выискивал глазами как назло запаздывающий автобус. Ободряло лишь то, что там, в здании аэропорта ожидал спасительный багаж с теплыми вещами.

          Мне предстояло на следующее утро встретиться с рецензентом моей кандидатской диссертации и завезти «рыбу» - мною написанную за рецензента рецензию, как основу для написания своей. Если очень повезет, рецензент может подписать ее сразу, что устранит необходимость повторной поездки за готовой рецензией. А для начала было необходимо устроиться в гостиницу, что в то время в Москве было не так уж и просто. Этих дам за стойкой регистрации я повидал на своем веку  не мало! Гостиничного администратора (слово «ресепшен» вошло в моду намного позже) выдавал оценивающий надменный взгляд сквозь поволоку чрезмерно накрашенных глаз, подведенных обязательно синими тенями, ярко-красные губы (тогда, правда,  еще не «манты» в стиле A la Анджелина Джоли), и вкрадчивый голос, поставленный для произнесения одного заученного набора слов: «Местов нет, и не будет!». Но на этот раз повезло - поглядев на рижскую шоколадку с вафельной начинкой и  красноармейцем с насупленными бровями и оголенной шашкой на этикетке (кстати, очень не плохую, тот вкус, к сожалению, канул в Лету), заговорщицки склонилась к окошку и сквозь открывшийся проем между раскидистыми грудями полушепотом  произнесла: «есть кровать в четырехместном номере, берешь?».
 
        Через минут пятнадцать оформления (в реестр вносилось обязательная информация - имя жены, детей, родителей и, даже, горячо любимой тещи, указывались родственники, во время Великой Отечественной, побывавшие в плену, и другая не менее чудная информация), я стал счастливым обладателем ключа. На ключе кокетливо висела почти килограммовая гирька, на которой было выгравировано название гостиницы, номер комнаты и, думаю для хохмы, пять золотых звезд. Звезды, по всей видимости были нарисованы не спроста, а с намеком на то, что этот сарай, переделанный из старого дореволюционного общежития, не шаляй-валяй, как можно было подумать с первого взгляда, а серьезное учреждение почти Мирового уровня- «Hilton Russia Hotels», так сказать, на Соколе! В номере никого из постояльцев не оказалось. Стены комнаты поблескивали уже давно не девственной белизной, около каждой койки стояло по облезлой тумбочке, а сами койки "радовали" свежезастеленными солдатскими байковыми одеялами мышиного цвета (Хилтон, однако!), видимо купленными по случаю у несунов с военного склада.
 
        Быстро искупавшись с дороги, благо, что ванная комната в номере все же имелась, и разложив вещи, решил сбегать в магазин, чтобы сделать необходимые покупки.
 
        Москва есть Москва! В то время – это был единственный город в стране, в котором ощущалось относительное изобилие. Так, как конфетные фабрики еще принадлежали государству (а не иностранцам как сейчас), о пальмовом масле тогда еще и думать не думали, а шоколад состоял не из масла и бобового ГМО, а как положено- из отборных зерен какао, наши конфеты и шоколад охотно скупались гостями из-за рубежа. В настоящее же время попытка заставить иностранца съесть хоть одну плитку шоколада, будет сравнима со сценкой из фильма ужасов, претендующего на звание "хоррор недели"!
 
       Мне нужно было набрать для подарков несколько килограмм конфет разных сортов, что для москвичей было в диковинку. Тогда иногородних безошибочно определяли по полным сеткам с мандаринами и кулькам с московскими конфетами. Таким "мешочникам" нередко вслед летело: "Ишь, понаехали!". После просьбы взвесить килограмма два «вон тех» конфет, продавщицы делали каменное лицо и с металлическими нотками в голосе объясняли «деревне»: «"Младой" че-е-к, я Вам в третий раз повторяю- семьдесят копеек, это за сто "граммов", а Вы просите два кило, Вы в своем уме!».
 
        На покупку всех заказов из дома ушло часа три, поэтому к двери гостиницы подходил, когда уже начало смеркаться. При моем появлении как рак-отшельник из окна своей будки почти по пояс, с трудом протиснув объемистые груди, вылезла грузная дама, что оформляла меня в гостиницу, и, скорчив мину в стиле "гузка", с какими то нехорошими нотками в голосе произнесла: «Это вы из двадцать четвертого номера»- на мой утвердительный кивок, продолжила- «Ну-ну, идите, Вас там уже с нетерпением ожидают!»- и плотоядно осклабилась, растянув губы с местами потертой помадой.
 
        И действительно, на лестнице на второй этаж меня поджидала хмурая компания из трех человек. Первым был парень, моего возраста, смутно мне кого то напоминавший. Он нетерпеливо переступал с ноги на ногу, и сразу было видно – явно не от холода! Вторым был старше меня по возрасту явный «ботан», который под свет коридорного торшера, то и дело поправляя на переносице очки, судорожно держал листы бумаги и вчитывался в крупно напечатанный  текст. Он периодически закатывал глаза, как бы воспроизводя в памяти прочитанное и беззвучно шевелил губами. Третьим и самым импозантным был высокого роста, грациозный, с густой окладистой бородой, в папахе и черной бурке пожилой, но довольно бравый мужчина. Усы его грозно шевелились, и, с не менее грозным выражением на лице, он что то говорил по-грузински, придерживая при этом два полных бурдюка, которые предательски норовили завалиться на бок.
 
          Тот, что помоложе, прохрипел страдальческим голосом: «Ключи!?», выхватил их у меня  из руки, чуть не отбив себе вырвавшейся гирькой пальцы и подпрыгивая, побежал открывать номер. Только тут я сообразил, что ключи от номера выдаются не каждому участнику шоу под названием «номер на четверых», а один на всех и дубликат ключа в гостинице такого уровня, по принципу «здесь Вам не тут», просто не предусмотрен!

         Чтобы как то сгладить ситуацию, извинившись, я предложил сбегать за коньяком в близлежащий магазин, на что грузин с возмущением ответил: «Э-э, погоди, дорогой, у меня там киндзмараули в бурдюке киснет, а ты про коньяк какой то!", и голосом,   не терпящим возражения,  добавил: "Давай, сдвигаем тумбочки в одно место, вино пробовать будем!». Благо, что ехал я с подарками, поэтому содержимое одной корзинки было споро выложено на стол.  В фанерной корзинке, которые специально сбивались для перевозки предназначенных для подарков фруктов, был аккуратно уложенный виноград под названием "Гови чашм-Коровий глаз" и "Дамский Пальчик", завернутая от холода в газету крупная  хурма "Королек", душистые гармские груши и сушеный урюк (это Вам не падалица курага, обработанная серой, а как говорят в Таджикистане «аз дарахт- с дерева», урюк с косточкой, высушенный в тени урючин, с которых был собран) и курут- сушеный катык (кисломолочный продукт).

          Бравый горец, не снимая папахи, привычно развязал "лапку" бурдюка и потребовал поднести специально для этого дела привезенные в хурджине крученые рога.
 
          В общем, посидели на славу! Грузин, он оказался директором сухумского обезьяньего питомника - и это был не вытрезвитель (их тогда в народе называли обезьянниками), а место дислокации специально завезенных в 1927 году приматов. Злые языки говорили, что часть опытов, которые проводили с обезьянами, была посвящена их скрещиванию с человеком, и что, как ни странно, обнаружилось большое количество женщин - добровольцев, в том числе из-за рубежа, готовых  принять участие в эксперименте! Директор, правда, отрицал эти факты, но делал это неубедительно, с каким то хитрым прищуром на лице, из чего можно было сделать вывод, что не все обезьянки остались целомудренными...! Априори, видимо учитывая бороду, папаху, которая не нуждалась в вешалке, ибо самостоятельно могла стоять в отведенном для нее мести, лихо надетую бурку и крутые усы, директор был выбран тамадой. Прежде чем выпить из кубков вино, он предлагал вкратце рассказать о себе и произнести тост. Каждый сказанный тост, он дополнял и умело, как настоящий оратор, развивал заданную предыдущим выступающим тему, либо плавно с кавказским красноречием переходил на другую. Нет, про птичку, которая стремится к солнцу, он не говорил, но от него исходила какая-то аура, какое-то тепло, от чего на душе было приятно и, несмотря на убогость обстановки, очень комфортно. Да, к тому же, прекрасное вино лилось из ножки бурдюка как из рога изобилия!
         
         Выяснилось, что самый молодой из нас является инженером и приехал в Москву по делам своего завода. «Ботан» оказался неврологом, который приехал на защиту докторской диссертации, и читал он свой доклад на предстоящую апробацию. После пары рюмок, пардон- рогов, на которые он согласился, ажитация по поводу предстоящего доклада спала, докторант после небольшого уговора: «Э-э, послушай, какой алкоголь, это же чистейший виноградный сок, от моего вина еще ни у кого голова не болела, поверь мне, под него не одна диссертация  защищена была!», согласился еще на пару «рогов», после чего еще больше расслабился и поведал об аварии, которая случилась здесь, на Соколе с одним знаменитым советским ученым, фамилия которого тогда была у всех на устах: «Ага, на совещание он ехал… Он как сатир был, не мог пропустить ни одной юбки, а девки, которых он кадрил, поддерживали его игру и напрашивались на свидание, но сами, учитывая возраст "кавалера",  на него никогда не приходили! И в этот раз он ехал с водителем на такое, с позволения сказать, «свидание» и так как боялся опоздать, потребовал ехать на красный свет, в связи с чем и случилась эта авария».

          Сам тамада взял слово последним. Он многозначительно задумался, затем пристально посмотрел в мою сторону, и сказал: «Ну, давайте просто выпьем за дружбу, за то, чтобы какие-либо недоразумения…»- он вновь посмотрел на меня и улыбнувшись, продолжил – «…не могли огорчить наши взаимоотношения! Чтобы такой хороший стол, подобная компания были Вашими спутниками до конца Ваших дней!  Чтобы друзья Ваши оставались друзьями навсегда, и…"- он на секунду задумался,- "…чтобы никакая тварь не проползла между нашими народами, давайте выпьем за это!». После этого тоста алаверды не последовало, все как то притихли, задумались. А почему – не знаю, видимо в его словах была какая то мудрость, а может быть нам почудилось пророчество…?  Жаль, конечно, что не все тосты сбываются!

          После того, как грузин и будущий доктор медицинских наук, решив свои дела и тепло попрощавшись, разъехались, мы остались вдвоем с инженером, которого звали Володей. У нас обоих самолет оказался в одно и то же время. Дождавшись такси, мы распрощались и поехали каждый своей дорогой. Какое же было мое удивление, когда во «Внуково» мы вновь встретились, затем перед посадкой распрощались и вновь встретились у трапа самолета. Оказывается мы летели в один город! На посадке был какой то беспорядок, так как автобусы разгрузили людей с нескольких рейсов в одной точке и до самолета приходилось идти под присмотром сотрудника аэропорта. Когда началась посадка, стюардесса впереди идущему мужчине в черной заячьей шапке сказала, что он пытается сесть  не на тот рейс, а что бы полететь  на Алма-Ату, ему нужно осуществить посадку в другой самолет. Гражданин подстрекаемый шуточками и прибаутками, стремительно побежал искать указанное место отправления своего рейса. В это время плотненький товарищ в огромной фуражке- "аэродроме" на голове громко рассмеялся и весело сказал: «Какой глупый человек- в Алма-Ату он летит, каждый дурак знает, что этот самолет летит в Ереван!». Вся публика от внезапно возникших сомнений замерла и с нетерпением обратила свои взоры на стюардессу, та же, весело улыбнувшись прокричала сквозь гул взлетающего самолета, что она не знает как там с дураками на других рейсах, но на этом рейсе точно дураков нет, так как на самом деле самолет летит в Душанбе. Человек с «аэродромом» густо покраснел и под громкий хохот ретировался искать свой рейс на Ереван.
 
         В этот день совпадения не закончились. Приземлившись в Душанбе, мы с Володей сели в один троллейбус, сошли на одной остановке и вошли в один и тот же дом, только в разные подъезды.

         Вечером я смотрел в окно и думал о превратностях судьбы. Начинался дождь. Крупные, но еще редкие капли дождя ветер с шумом бил об оконное стекло, от чего  на нем стали появляться потеки, через которые соседние дома казались серыми размытыми пятнами, словно на картине депрессивного импрессиониста, потерявшего вкус к жизни. В голову упорно лезла мысль о том, что если бы я не унес тот злосчастный ключ, то, наверное, никогда не услышал бы историй про обезьянник, настоящего грузинского тоста, с его глубиной и пророчеством, не узнал бы о манере держаться и повадках настоящего горца, не услышал бы кулуарной истории об ученом, не узнал бы никогда, что сосед по номеру, случайно встреченный в Москве, является моим соседом по дому, и, что я все же рад, что случайно унес этот ключ!