Плач сердца

ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА БИРЮКОВА - http://proza.ru/avtor/yanat66 -  ТРЕТЬЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 56» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

           Удивительно, в преклонные годы память не подчиняется обычной логике. События, которые произошли давным-давно, вдруг всплывают с мельчайшими   подробностями, а то, что было недавно – вспоминается с трудом. Трудными, голодными, но незабываемыми, оказались для Елены Ивановны послевоенные годы. Наверное,    поэтому она так часто возвращается в своём  прошлом   именно к ним, особенно,  когда за окном  февральские метели, когда в вое  ветра слышатся  и скрип старой сосны под окном,    и глухие  удары,   едва держащегося на крыше сарая куска жести,  и звуки, напоминающие  чей-то плач.            

          Елена, так назвали её в честь товарища Ленина по совету деревенского учителя ( в деревне в ту пору  были Дуськи, да Маруськи), в семь лет была уже  смышлёным ребёнком и помогала маме по хозяйству. На неё и оставляла Клавдия маленькую дочурку сестры. Младенец бесконечно плакал, молока не было, Лена жевала хлеб, потом хлебный мякиш, завернув в марлю, засовывала в рот ребёнку вместо соски. Девочка чмокала и засыпала. А потом Лена бежала с подружкой и младшим братом на колхозное поле. На нём ещё оставалась кое-где картошка. Девчонки ломали ледок и выковыривали из-под него картошку. В избе картошка оттаивала, и сама зелёным комочком вываливалась из кожуры, едва её надрезали. Просушенную на печке картошку, мама Лены, Клавдия, толкла в ступке, а потом из этой муки варила похлёбку. Летом-то выручали луговой чеснок и дикий лук, росшие на склоне оврага, варила суп из лебеды, а теперь добавляла только сухие её семена.
 
         Наступила осень 1947 года. По утрам уже были заморозки, и под ногами хрустел ледок, но на душе у Клавдии было нерадостно. Утром, она спустилась в погреб: четверть мешка жита, да полведра картошки, вот всё, что осталось, а впереди долгая зима. На руках двое своих малолетних детей, да ещё двухмесячный ребёнок, которого оставила сестра, работавшая по вербовке,  на торфяниках в Ленинградской области.
           Муж Клавдии умер от ран в госпитале. Война огненным колесом прошлась не только по её личной жизни, без мужиков осталась почти вся деревня. Многострадальная брянская земля, горевшая днём – от злодеяний фашистов, а ночью сотрясавшаяся от взрывов партизан, вот уже третий год радовала колхозников: урожаи были неплохими, но план сдачи продукции городу был так велик, что самим колхозникам уже ничего не оставалось. От зари до зари Клавдия работала на поле, а свой огород обрабатывать было некогда, да и некому.
          Началась зима, и стало совсем худо, сами ещё кое-как жили, впроголодь, но как накормить маленького ребёнка? Клавдия написала сестре, чтобы забирала дитя. Сестра приехала, но сообщила, что забрать ребёнка некуда. О чём говорили мама и тётка, Лена не поняла, она крепко заснула на тёплой печке вместе с братишкой, в этот вечер укачивала ребёнка тётка.
А утром, когда Клавдия ушла на работу, тётка взяла дочку на руки и спустилась с ней в погреб. Любопытная Елена соскочила с печки, тихонько шмыгнула вслед за ними и спряталась под лестницей. Тётка развернула малышку, подержала так некоторое время, потом вновь туго-туго запеленала, положила девочку на землю и придавила мешком с остатками жита. Ребёнок сначала плакал, потом затих, а Елена застыла от ужаса, потом её стала бить дрожь так, что застучали зубы, она рванулась наверх. Тётка увидела её, схватила за руку и, приложив палец к губам, страшно прошептала: «Молчи!».
          В избе, Лена от пережитого свалилась на лавку и пролежала, отвернувшись к стене до вечера. Клавдия пришла с работы, обняла дочку, гладила по голове и тоже просила никому не говорить о том, что видела.
          Хоронили удушенного ребёнка в чемодане, гробик сделать было не из чего. Девочка не умещалась в чемодане, ножки ей поджали, запихали и закрыли чемодан. «Похоронили на кладбище, ближе к оврагу, поставили маленький крестик, – объяснила Елене мама. «Забудь, забудь и никогда никому не рассказывай о том, что видела», – повторяла она несколько раз. Тётка уехала.
          Февраль был снежным, высокие сугробы замели избу до крыши, от двери до калитки были протоптаны узкие дорожки, но выходить на улицу Елене не хотелось, она долго не могла забыть всего, что произошло. А весной, как только земля освободилась от  снега, и  побежали ручьи, Елена помчалась на кладбище, которое  было на высокой горочке. Земля там почти просохла, но на месте захоронения маленького крестика не было, видимо его смыло растаявшими снегами, и ручей унес его в овраг. Могилка затерялась.
          Через несколько лет тётка приехала в деревню с мужем, здоровенным мужиком, и с двумя маленькими детьми – мальчиком и девочкой. Приехала проститься, погостила немного и уехала жить на Украину, родину мужа. О том, задушенном ребёнке, взрослые   не вспоминали, а Елена ничего не забыла, но молчала.

          Стёрлись в памяти имена и даты, ушли горечи, давно Елена Ивановна уехала из деревни. Теперь она живёт в Москве и редко бывает на своей родине, но когда приезжает навестить своего младшего брата, не покидавшего отчий дом, то идёт к скромной могилке своей матери у оврага. Посидит на скамеечке под старой берёзой и непременно вспоминает всё, что случилось давным-давно. Тайна жжёт сердце. Более 60-ти лет прошло с той поры, но Елена Ивановна не забыла о том, что видела, и каждый раз, когда за окном бушует февральская вьюга, чудится ей в шуме ветра плач маленького беззащитного ребёнка.



"На Конкурс - Лауреат 56 - http://www.proza.ru/2019/09/14/1539 Международного Фонда ВСМ"