Вологодский вор и мошенник Тимоха. Пролог, Гл. 1
В «Смутное время» на Руси подвизалось немало самозванцев, выдававших себя за царевича Димитрия. Лжедмитрии появлялись и после, во время правления первых Романовых, но уже являли собой настолько грубую подделку, что им практически ни у кого не было веры. Обновил репертуар некий «воин от Ляцкие земли», подлинное имя которого осталось неизвестным. Объявившись в Молдавии летом 1639 года и представ перед Василием Лупу, молдавским господарем, он назвался Симеоном Васильевичем Шуйским, сыном бывшего царя Василия IV Шуйского. Его-де в детстве увезли поляки вместе с отцом, окончившим свои дни пленником в Польше. В качестве доказательства показывал выжженные на спине печати, якобы знаки рода Шуйских, и изъявил желание отправиться с паломниками в Царьград, а там обратиться за поддержкой к турецкому султану. Для этого просил от молдавского владетеля к тому султану грамоту. Было ему на вид около 25-ти годов.
Молдавский господарь не пожелал рассориться с Россией, предоставив Турции возможность мешаться в русские дела. Он уговорил Симеона подождать несколько дней и тайно отправил гонца в Москву. Гонец привез царю грамоту, где сообщалось о том человеке и спрашивалось, как с ним поступить. Царь Михаил и бояре его не на шутку встревожились: воцарение Романовых нравилось далеко не всем и появление самозванца с такой фамилией хорошего не сулило. Шуйские были «старше» Романовых – прямые Рюриковичи, а поскольку Василий Иванович Шуйский умер в Польше, утверждения Лжешуйского опровергать было сложно. Срочно отправили для расследования приказного Богдана Дубровского с переводчиком Павлом. Так как боялись огласки, то указано было вести дело скрытно от господаря, самозванца порешить любым способом и привезти в Москву его голову и кожу со спины. Если же тот умрет до приезда Дубровского, то последнему надлежало найти и раскопать его могилу, отрубить голову, содрать со спины кожу и опять же привезти все это в Москву.
Диверсию эту Дубровский, надо полагать, выполнил, поскольку новоявленный «царевич» с той поры канул в Лету. Но документального свидетельства тому для историков не сохранилось и вот по какой причине: отчет («статейный список») Дубровского после прочтения по ошибке оказался и долго находился в Питейном приказе, а когда его переправили в надлежащее место, то столбец с докладом о проделанной работе по ликвидации вора оказался вырванным. Это обнаружилось не скоро, и лишь еще много времени спустя выяснили, что статейный список Дубровского побывал в руках казначея приказа Тимофея Анкудинова. Взятки с него были гладки, так как Тимофей вместе с женой Авдотьей сгорел в своем доме, когда ночью в Москве случился пожар, загубивший целый московский квартал. После того несчастья вскоре возникали осложнения: новый казначей обнаружил в кассе большую недостачу, вследствие чего вспомнили, что Тимоха жил очень уж на широкую ногу. А кум Тимохи дьяк приказа Шпилькин горевал об уборах с жемчугом и драгоценными каменьями, которые забрал у него Тимоха, выторговав их для своей жены и обещав заплатить за них в самом скором времени.
В 1649 году к Богдану Хмельницкому в Переяславль прибыло московское посольство для обсуждения условий принятия гетманства в русское подданство. Богдан похвастался послам, что при нем сейчас находится сбежавший от поляков Иоанн Шуйский, сын царя Василия Шуйского, красивый парень, который свел с ума всех переяславских панночек, знатно сочиняет стихи, а горилку пьет не хуже любого казака. Когда же послы, озадаченные этим известием, увидели Иоанна, на одного из них, служившего ранее в Питейном приказе, напал столбняк: Иоанн Шуйский как две капли воды был похож на сгоревшего казначея Тимофея Анкудинова.
Глава 1. В ВОЛОГДЕ, ГДЕ РЕЗНЫЕ ПАЛИСАДЫ
В Вологде, где резные палисады, стоял дым коромыслом: архиерей отец Нектарий выдавал свою любимую внучку красавицу Авдотью за своего келейника (по-нашему, секретаря). Жених был воспитан в знаменитом Пафнутьевском монастыре. Как-то отец Нектарий решил выбрать оттуда расторопного слугу и лучшим оказался шестнадцатилетний Тимоха Анкудинов, отрок из приличной семьи, учтив, расторопен, знающий грамоту и цифирь. К тому же всегда жизнерадостен, лицом хорош, телом строен. К 18 годам он из служки заделался келейником отца Нектария, а затем и женихом его внучки. В приданое Тимоха получал дом, три деревни и рыбное озеро. Да и сам не был беден: его недавно умерший отец Дементий Анкудинов успешно торговал холстом и оставил сыну немалое наследство. Так что люди звали его теперь уже не Тимохой, но не иначе как Тимофеем Дементьевичем.
Пара была хоть куда, и на свадьбе гуляла вся Вологда. Столы ломились от снеди, на улицу были вынесены бочки с пивом для угощения всех желающих. За столами восседало едва ли не все вологодское священство совокупно с причтом и сам вологодский воевода Плещеев Леонтий Степанович со своими офицерами. Были и приезжие приятели Нектария – астраханский архиепископ Пахомий и дьяк Посольского приказа Иван Патрикеев, с которыми Нектарий не раз вел опасные разговоры, подвергая сомнению выбор Романовых на царство, потому как после недавней смерти патриарха Филарета, сын его Михаил Романов дело знал худо. Тимоха при тех разговорах присутствовал, поскольку Нектарий его любил и ему доверял. Гостей обносила сама мать жениха Соломонида со своей прислугой и родственницами.
Потом в Вологде долгое время шли разговоры об этой свадьбе и о молодых, которые стали жить себе припеваючи. Тимофей торговлей не занялся, по-прежнему помогая отцу Нектарию в его делах, а когда вскоре тот сильно захворал, чуть ли не управлял всей епархией, отдавая приказы от имени тестя. Нектарий часто говаривал, что у зятя голова царская и что он и государством смог бы править почище Михаила. Тимофею это нравилось и он решил узнать свою судьбу, для чего купил у приезжего иностранного купца книгу «Астрологию», а чтоб ее читать, стал учиться латыни. Свободного времени оставалось, однако, много и Тимофей проводил это время, бражничая с друзьями, которые всегда найдутся у денежного человека.
В 1636 году отец Нектарий скончался, а новому архиерею, поставленному в Вологду, Анкудинов показался весьма наглым малым, и ему указано было на дверь. От безделья парень совсем загулял, за пару лет промотал свое наследство и принялся за женино приданое. Обеспокоенные родственники уговорили его податься на работу в Москву. Слава о нем в Вологде шла уже нехорошая, так что Тимоха счел за благо послушаться, тем более, что Иван Патрикеев пообещал устроить грамотного Тимофея писцом в приказ Новой чети, прозванный в народе Питейным.
Глава 2. http://www.proza.ru/2019/11/21/949
Свидетельство о публикации №219111900904
Николай Павлов Юрьевский 18.01.2023 12:50 Заявить о нарушении
Зато вы выдаете за свое то, что прочитали у других.
Единственным источником сведений о Сусанине служит царская грамота от 10 декабря 1619 г. (по новому стилю), жалованная зятю Сусанина (Богдану Сабинину). В грамоте сообщается, что в 1613 г. (по расчетам историков - в феврале 1613 г.) в костромском уезде польско-литовский отряд схватил и зверски пытал местного крестьянина Ивана Сусанина, пытаясь выведать у него местонахождение Михаила Романова (Сусанин, согласно грамоте, знал это). Не добившись своего, оккупанты замучили крестьянина до смерти.
Грамота - единственный документ, повествующий о подвиге Сусанина. Все остальные подробности этого дела (завел поляков в дебри, где поляки нашли свой конец) - из области народных преданий, легенд и художественного вымысла, т.е. из области мифов.
Итак, Сусанин - историческая личность, коль скоро о ней упоминает официальный документ того времени; факт совершения Сусаниным подвига не вызывает сомнений, поскольку маловероятно, чтобы царь Михаил Романов или его окружение стали выдумывать этот эпизод, чтобы подчеркнуть народную любовь к новому царю.
Надо понимать и аргументацию Костомарова, прежде чем негодовать, что от него, мол, всё "поперло". Историк указывает, что все летописи и другие источники 17-го века молчат о Сусанине. При этом Костомаров не утверждает, что подвига не было: "Страдание Сусанина есть происшествие, само по себе очень обыкновенное в то время. Тогда козаки бродили по деревням и жгли и мучили крестьян... Могло быть, однако, что в числе воров, напавших на Сусанина, были литовские люди...; в истории Сусанина достоверно только то, что этот крестьянин был одною из бесчисленных жертв, погибших от разбойников, бродивших по России в Смутное время; действительно ли он погиб за то, что не хотел сказать, где находился новоизбранный царь Михаил Федорович – это остается под сомнением..."
Таким образом, Костомаров отрицает "смерть за царя", не отрицая гибели Сусанина от рук злодеев. Кто такой Костомаров? Сын воронежского помещика и крепостной крестьянки, идейный противник самодержавия, состоявший, между прочим, в одном антиправительственном кружке, что и Тарас Шевченко. За это просидел год в Петропавловской крепости, а потом 9 лет находился в саратовской ссылке. За свою позицию относительно Сусанина этот деятель стал получать гневные письма: "Началась составляться обо мне молва, будто я задаю себе задачу унижать доблестные русские личности и, как говорили, сводить с пьедестала и развенчивать русских героев... Между тем истинная любовь историка к своему отечеству может проявляться только в строгом уважении к правде..."
Измышления насчет мифа о Сусанине активно распространяются со времени развала СССР разного рода нечистоплотными людьми, прежде всего современными русофобами, пользующимися массовым невежеством в области истории.
При этом в исторической науке существует понятие "исторический миф", которое определяется, как явление, в основе которого лежит исторический факт, но которое впоследствии обрастает различными домыслами, вымыслами, легендами, сказаниями, искажающими до неузнаваемости то, что было на самом деле. В этом смысле литературные произведения о подвиге Ивана Сусанина, включая либретто оперы Глинки - части исторического мифа.
Алексей Аксельрод 18.01.2023 18:10 Заявить о нарушении
Николай Павлов Юрьевский 18.01.2023 20:03 Заявить о нарушении
Юрий Козиоров 13.02.2023 19:07 Заявить о нарушении