Первое купание

   Как медленно и как быстро-быстро бежит время, пошёл в отпуск, глянул вперёд – сколько много дней отдыха, сколько можно всего сделать! Моргнул два раза, оглянулся назад, а отпуск там остался, позади, и сделать-то ничего не успел. Ушедшее время не вернёшь, а много своих ошибок и нелепостей мог бы тогда исправить: свернул бы на другом повороте, сел бы на другой  автобус, уехал бы жить в другой город, женился бы на другой. А может, так оно и должно быть, ведь надо исправить то, что уже ненужное свершилось, да и есть что вспомнить, перебирая в памяти прошлое. Время лечит - это верно, многое плохое и неприятное со временем проходит, и опять наступают будни, оставляя в душе не глубокие кровавые раны, а затянувшиеся шрамы. Ушедшее уже не так рвёт душу,  ушедшие навечно - остаются в памяти, а неприятности и каверзы вспоминаешь с улыбкой.

    Уже середина апреля, дядю Саню я не видел с тех пор, как побывал у него в гостях. Остаток января и февраль – глухозимье, да и март поначалу завёл снежную круговерть, закрутив вюьгометельный танец, завихряя клубами снег, занося дороги бугристыми переносами. Сейчас отпустило, воздух по-весеннему сладок, пьянит и веселит душу. В марте изредка с Витьком мотались на Берикульчик – результаты разные, но время провели неплохо.

Как-то вечером сижу, «телек» смотрю, звонок, в трубке зазвучал знакомый голос дяди Сани:
- Володь, привет! Как настроение?
- Рад слышать, не поверишь, как рад!
- У тебя когда выходной будет?
Я посмотрел в записную книжку.
- Я в среду из поездки, ну,  а четверг и пятница – мои.
- Если желание есть, может, на «трубу» на «холодное» махнём, два места  в машине есть, можешь Витька прихватить.
- Добро, дядь Сань, базара нет.
- В последний момент отказов не принимаем, только экстренный случай или смерть, тогда, значит, потеряешь ты наше доверие. Усёк?
- Да всё пучком, дядь Сань, мужик сказал – мужик сделал, – заверил я его.

   До четверга время тянулось долго, уже всё приготовлено: удочки, палатка, бур. ВитькА предупредил, он сказал, что подменится. Ехать далеко, в Шарыпово, так что выезд ранний – часов в пять утра, подъём ещё раньше, поэтому спать лёг в восемь вечера.
Витёк пришёл раньше всех, он рядышком живёт, весь взъерошенный, тяжело дышит.
- Вить, что за видок? Кто тебя гнал?
- Блин, будильник остановился, если бы ВНУТРЕННИЙ  не сработал, проспал бы.

         Мы искренне посмеялись, и я налил по кофейку. Не успели мы и по полчашки выпить, как по окнам полоснули лучи фар автомобиля. У ворот стояла зелёная девяносто девятая, по обе стороны от неё – два усатых, довольно улыбающихся мужика.
- Двоих из ларца вызывали? – сострил Саныч.
- А что не на «Нивке»? – спросил я.
- На этой побыстрей  да поэкономичней будет. А чем аппарат-то плох?  Красив да хорош, - начал расхваливать свою машину Саныч.

По чёрному асфальту машина весело бежала, освещая себе дорогу, и изредка виляла, объезжая выбоины. Четвёрка мужиков едет на рыбалку! Мы с дядей Саней на заднем сидении, впереди Витёк с Санычем. Витька работает там же, где раньше работал Саныч, сошлись, значит, и началось: что, да как? Мы тоже молчком не сидим, в общем, не скучно. Дядя Саня достал из куртки плоскую фляжку – подарок брата Женьки, из другого кармана – печеньки.
- Давай дёрнем по граммульке - за дорогу.

      Мы без стопки, чтоб не расплескать, выпили, закусили.
- Фляга добрая, в неё полтора пузыря входит, и в кармане удобно лежит, - довольно произнёс мой сосед. Пока доехали до Тисуля, ещё раза три глотнули, в голосе появились весёлые нотки.
- А ты что там разговорился? Небось, «султыги» успел лизнуть? – не оборачиваясь в нашу сторону, спросил Саныч. – Чую, не тем запахло.
 До льда потерпеть не можешь? ДЫшите тут, а мне рулить.
- Ну, понесло Остапа, сам-то давно таким был, ещё хуже, чё, уже забыл? Пить бросил, теперь, чуть что, на меня наезжает.
- Да давно, но иногда бывает: стопку или две и то, раз а месяц.
- Рули, не отвлекайся. Витёк расскажи ему что-нибудь.

Вот так, с разговорами, незаметно докатили  до съезда на дамбу. Здесь, у съезда, местные продают «мормыша» - это небольшой рачок бокоплав, по величине – чуть больше толщтны сигаретки – это уже крупный «мормыш». На вид – маленькая-маленькая креветка, только тёмно-зелёного цвета. Вот на них-то и будем ловить рыбу и ими будем прикармливать. Их иногда ещё «козявкой» зовём. Рыбаки толкутся у машин с «мормышем», берут кто стакан, кто два, ссыпая рачков в сшитые из валенка, для сохранения тепла,  небольшие коробочки – козявочницы. Купив козявок, спускаемся по дороге вниз и, минуя шлагбаум, чтобы не платить за въезд, сворачиваем в сторону «холодного». «Холодное» и «Тёплое» - это одно водохранилище, но разделённое дамбой и  соединённое  небольшим перешейком. На берегу «тёплого» стоит ТЭЦ («Труба» - в простонародье). ТЭЦ часто сбрасывает горячие воды, и лёд становится намного тоньше, опаснее, и его наполовину срывает с водоёма. На «Холодное» тёплая вода совсем не попадает, и лёд здесь стоит до конца апреля, а то и дольше.

Поехали сколько смогли, дальше грязь и вязко,  вот тут-то нужен внедорожник, но нас и это место удовлетворило. Разгрузили машину и лупанули втроём по-стопарю – за приезд. Саныч, посмотрев на нас, ухмыльнулся и смачно плюнул на землю:
- Алкашня!.

          На этом месте уже кто-то был, так как у кустов хорошо примята сухая трава и видны остатки кострища – был стан. Подходим к водоёму: лёд уже отошёл от берега, образовав небольшие забереги. В чистой воде отражалось голубое небо, и лишь мелкая рябь пробегала по ней при малейшем дуновении ветерка. С берега на лёд были кем-то брошены четыре жердины – импровизация моста. Быстро перебравшись по качающимся жердям, устремились дальше от берега метров на двести. Забурились. Лёд ещё сухой, значит, разок-другой можно будет сюда ещё приехать. Прикормив лунки мормышем, с помощью кормушек запустили мормышки под лёд. Глубина – метра три, уверенно работаем удильником, придавая мормышке разные колебания, чтобы привлечь рыбу и соблазнить её на поклёвку, которая не заставила себя долго ждать. Первая, плотно сбитая сорожка, тяжело прыгала на чистом льду, мои глаза сверкнули азартом – ну, всё, теперь дело попрёт. Я оглянулся – кое-кто из моих попутчиков тоже обрыбился.
- Дядь Сань, как у тебя?
- Всё в ажуре, поймал, можно домой ехать! – весело выпалил дядя Саня.
- Может, за первую рыбку, а?
- Бегу, Володь, бегу.
- Усидит он на месте, жди, - уколол друга Саныч. Возле него уже по льду прыгали три или четыре сороги и небольшой окунь.
- Не споткнись, рыбачок!
- Чё, хапуга, уже надёргал?
- А то! Я на рыбалку приехал, мне бабушка сорожки заказала. Заказ надо выполнять.
- Виктор, да бросай ты эту удочку, пошли.                Присели у ящика, дядя Саня вытащил из кармана фляжку и потряс, улыбаясь.
- Ещё не исчерпаны богатства наши, а, Шурка? – радостно воскликнул он, и сам остался доволен своим изречением. Я достал раскладной стаканчик и окорочок. Выпили по очереди, дядя Саня последним. Он вытянул руку и посмотрел на стаканчик, как будто тот был из стекла, приценился:
- Исчезни, вся нечистая сила, останься только чистый спирт, и перекрестил своего друга надкусанным окорочком, - ну, бывай.
 
         Мы покурили, обменялись впечатлениями и разошлись по лункам. Сорога вперемешку с окунем брали хорошо, то со дна, то в полводы. Сбились со счёту, но килограмма по два-три каждый уже поймал.
- А не пора ли к столу, пацаны? – услышали мы довольный голос Саныча, - а то чего-то скучновато стало, на пустое брюхо.
  На берегу весело разгорался костёр, щёлкая и треща, он бросался искрами в разные стороны.
- Неплохо попали, удачно. Мы с Шуркой уже четвёртый год сюда мотаемся, только дальше на полкилометра, середина апреля – самое то. С «Белого» ехали и просто так здесь остановились, ну, тогда рыба брала недуром, на всё, даже на таблетки нитроглицерина, да, Шурка?
- Угу, - не прожевав, с полным ртом, промычал дядя Саня.
- Жри, жри, «пенсия», - рассмеялся Саныч.
- Чего хамишь, чего хамишь, - отбился дядя Саня. Он прожевал, запил чайком и, повернув голову в мою сторону, с укором сказал:
- А ты, на жердях-то поаккуратней, а то и поскользнуться можно, весело бегаешь – как по асфальту. Что, не купался ни разу? Я утвердительно махнул головой.
- Сейчас начнёт, только слушай, - улыбнулся Саныч.
- Я быстро, подробности уберу.
- Ну-ну, когда ж такое было? Верится с трудом, - не унимался Саныч.

- Я в Тайгинской охране тогда работал, после того, как нашу колонну полностью сократили, вагоны, технику в поездах сопровождали. В руках сумка с провизией, на заднице кобура с револьвером – боец! Ну, значит, собрались с мужиками ехать на перволёдок, в «Собакино», у меня тогда жёлтая «шестёрка» была. Приехали без приключений, вышли на берег, ну, мужики, как всегда: за дорогу, за первый лёд, за первую рыбку, а рыбы-то ещё не поймали, даже лунок не пробили, а за неё уже остаканились. Я – ни капли, обратно ведь ехать
.- Ну, прям ни капли?
- Даже ноздрёй не нюхнул заразу. Навстречу нам – местный на санях, лошадёнку погоняет, торопит, видно, нахапал рыбы, домой везёт, а там – за следующей партией поедет – скалим мы зубы. – Ну, что, как клёв? – кричим ездоку.
- Какой на хрен клёв? – кричит бедолага. – Накупался.
 
    Постояв ещё немного, мы делаем первые шаги по льду, вроде, держит, не гнётся, не трещит, близко друг к другу не подходим. Немного осмелев, потихоньку разбредаемся, расширяя круг.
- Да рожай ты уже быстрее, - торопит Саныч.
- А ты, иди к своим сорожкам - у тебя заказ.
- Ну, мне ж тоже интересно, как ты на этот раз всё повернешь. Сколько раз рассказывает – всё по-разному, - заключил Саныч.
- Лёд-то и впрямь небольшой, бура не надо, тюк топориком – дырдочка, порыбачил- не берёт, тюк – ещё дырдочка, опять пусто. И у всех так. Топорик кто-то брал и, сделав себе лунку, положил его на снег. Повторяю, не на чистый лёд, а на снег, что на льду. Я шагнул к топорику, нагнулся и, тут лёд затрещал.
- Это у тебя штаны затрещали, пузо выперло, штаны лопнули, - закатился смехом Саныч.
- Что опять хамишь? Ну, значит, затрещал лёд, я успел топорик оттолкнуть, так, согнувшись,  и нырнул. Одежда ещё держала в себе воздух, меня, как пробку, вытолкнуло обратно. Раскинув руки, я быстро лёг на спину и выкатился на лёд, опираясь на локти, поднимаюсь, лёд снова ломается подо мной , опять – на спину, и делаю оборот, встаю на локти – вторая серия, лёд опять проломился. Тут уже не до смеха, одежда-то воду впитывает, тяжелеет. Мужики стояли поодаль, не подходили – верёвки нет. Смотрю, кто-то куртку снял, на лёд ложится, чтоб ко мне ползком подобраться, глубина подо мной метра два – два с половиной, блесной проверено. Делаю ещё одну попытку, но в этот раз, как только лёг на спину, сделал оборотов пять-шесть, может, больше, аккуратно встаю – лёд держит, ну а там помалу, помалу, чавк, чавк – и на берегу.

       Ну, какая тут рыбалка, домой надо, весь мокрый. Мужики сухой одеждой поделились, и в машину. «Наливай-ка,  братцы, полстакана, а то колотит всего, то ли от холода, то ли от страха». Кто-то сзади спросил, что, мол, видно, не первый раз провалился. Да нет, говорю, первый раз в жизни, а что? Со стороны так технично всё было сделано: бульк- круть, бульк – круть, да так быстро, мы опомниться не успели. Теорию сдал на отлично, а практику сейчас,  зачёт принят? Кореша уже спокойно посмеялись, я, опорожнив тару, завёл машину и мы двинулись до дома.
- Хватанул видать страху-то, дядь Сань? – спросил Витёк.
- Да я испугаться-то не успел, всё как-то само собой вышло, автоматически, а вот когда на берег вышел и обернулся, вот тут-то да-а-а. По дороге говорю мужикам, вот, мол, дома переоденусь, на Кирзу махнём, вот там-то точно лёд крепче. Кирза – это озеро в конце Второй Пристани, оно…
- Да знаем мы, что за Кирза, трепись дальше, - нетерпеливо подкалывает друга Саныч.
- А ты ещё здесь, я думал ты уже весь в чешуе, чего не ушёл-то? – дядя Саня закурил и вперемежку с чайком, продолжил:
- Подошли к озеру, смотрю, человек десять сидят, руками машут.
- Это они тебя к себе звали, - опять съязвил Саныч.
- Да ну тебя, смотрю, значит наши деповские человек пять, а на середине два ящика стоят недалеко друг от друга, наверно кто-то оставил и пошёл по другим лункам. Деповские, узнав меня, весело закричали, указывая дорогу. «Санёк, вон по ширкающим следам иди, лёд держит». Как клёв-то, поинтересовался я, ступая на лёд, рыбаки наперебой доложили, мол берёт, да неплохо, крупного мало. Моя компания стоит, чего-то выжидает и на меня таращится. Ну что встали-то, пошли. Прошёл метров десять и слышу знакомый треск лопающегося льда, чую, как уходит из-под ног заветная твердь и грузное тело резко погружается в воду. Эксперементировать не стал, как только вода вытолкнула меня из пролома, сразу – на спину и покатился по льду подальше. Поднялся на ноги, а кто-то из деповских кричит: «Третий». Только сейчас я заметил, что у тех ящиков в стороне проломы – купались мужики. Ну, какая уж тут рыбалка, поехали домой, а там уж за всё оторвались. Моя даже ничего против не сказала, жалко ей меня стало, всё ж какой-никакой, а муж.
Дядя Саня выплеснул чаинки из баклажки, и мы дружно опять пошли на лёд за добычей.
Солнце уже стояло высоко, ветерок утих, я снял куртку, так же, как и дядя Саня. Чайки, собравшись где-то в кучу, орали во всю глотку, а-а-а-а, затем следовал наглый нудный смех: аха-ха-ха-ха – и так весь день. Хоть ворона для разнообразия каркнула бы, что ли. На льду лежали, ворочались, прыгали окуни и сорожки, ещё не убранные в пакеты. Сорожки отливали серебристым цветом, искрясь чешуёй на солнце, и окуни темно-зелёного цвета с ярко выделенными красными плавниками и полосатым телом, некоторые с толстым пузом – с икрой.
До вечера время пролетело быстро, собрав улов и уложив удочки в ящики, двинулись на берег.
- Хочешь сказать, что самый хитрый? – напустился дядя Саня на Саныча.
- А в чём дело-то? – поинтересовался Витёк.
- Да он всю рыбу, что до обеда поймал, на берег унёс, когда обедать ходили.
- А у тебя  что, башки нет? Как будто первый раз видишь, зато не корячусь, как вы, - подчеркнул Саныч.
 Да и то правда, наловили килограммов по девять-десять, на вскидку, нести тяжело.
И вот уже весёлую и раззадоренную компанию везёт шустрая девяносто девятая обратным маршрутом домой. Мужики, перебивая друг друга, делятся ещё не прошедшим азартом.
- Я его тащу, а он как крутанёт перед самой лункой.
- Да что твой-то, у меня вон даже мормышку разогнул.
- Она у тебя ржавая была, вот ёрш и разогнул.
- А у вас леска какая?
- 0,1
- Нет, я тоньше 0,18 не ставлю, так надёжней.
- Ну что, Волохааа, - протяжно и во весь салон гаркнул дядя Саня,  - в закромах осталось чего? А то спиртное домой везти нельзя – примета плохая.
- Да у тебя везде плохая примета, - опять отрекошетил Саныч.
- Пуста коробка, - сделал заключение я.
- Так вот что, пацаны, хочу вам сказать, - торжественно, как тост, произнёс дядя Саня, - не пейте за то, чего ещё не произошло. Вот мы тогда выпили за пойманную рыбу, а саму-то её и не поймали. Вот водяной на мне тогда два раза и оторвался, предупредил, значит.
   Саныч уже молчал, и не доставал друга. Он вёз нас, довольных, уставших, домой, иногда посмеиваясь в усы и мотая головой.