Листая старые журналы 44

                РАЗВЕДЧИЦА САША

                Рассказ
                Автор Эдуард Асадов

  Эдуард Аркадьевич (Арташесович) Асадов (1923-2004),
советский поэт и прозаик. Фронтовик.

Продолжение рассказа.
Начало http://www.proza.ru/2019/11/19/1069

  «Жила Саша где-то в Брянской области и была дочерью лесника. Училась на заочном в сельскохозяйственном институте, собиралась работать агрономом в родном селе. А ещё была у Саши мечта – вырастить на Брянщине такой урожай пшеницы, о каком даже не помышляли ни на Украине, ни в Молдавии, ни на кубанской земле. Когда же началась война и село заняли враги, Саша не пала духом. Вся в отца, непокорная и прямая, собрала она все свои учебники и тетради, отнесла их на чердак. Сказала:
– Учиться будем после войны. А сейчас пойдём воевать».

  Через пару месяцев при поддержке отца тайными тропами ушла в партизанский отряд. Отец Саши сочувствовал и помогал партизанам всеми силами, как только мог. Но война, как и шторм на море, не только вздымает ввысь крутые валы, но порой выносит со дна и тёмную муть, и всякую грязь. Нашёлся подлец, который донёс в охранку о партизанской семье. И наступил для Саши самый чёрный день в её жизни. Каратели прикатили на трёх грузовиках. Оцепили село, устроили повальные обыски и аресты. Сашиного отца мучили в комендатуре три дня. Он никого не выдал. Затем на машине подвезли к собственному дому, Окровавленного и избитого, поставили прямо перед окном. Жену с младшими детьми, одному восемь, другому шесть, заперли в хате. Офицер СД, толстый немец в роговых очках, тыча стволом «парабеллума» в лицо, стал орать, что если он не расскажет о партизанах всё, то увидит сейчас «партизанский костёр». Но старый лесник молчал. Тогда офицер отдал короткое приказание и махнул рукой. Хату облили со всех сторон бензином и подожгли.

  Сухие брёвна загорелись легко. Огонь подымался всё выше. Едкий дым разъедал глаза. Из дома раздались детские крики и плач. Несколько жителей, не выдержав, кинулись было к хате, но автоматчики дали очередь поверх голов и толпа отхлынула назад. Толстый офицер ударил лесника с размаху.
– Отвечай, это есть твой последний час! Шнель, шнель!
Но лесник, словно окаменелый, смотрел вдаль. По распухшему лицу текли слёзы, но губ он так и не разжал. Его связали и живым швырнули прямо в огонь.
Когда Саша с двумя партизанами сумела пробраться в село, всё было кончено. Над остывающими головешками вился лишь едкий, горьковатый дымок. Девушка, обезумев от боли и гнева, хотела кинуться с гранатами и карабином прямо в комендатуру, её удержали друзья. Пожилой партизан, крепко обхватив Сашу и пытаясь унять сотрясающий всё тело сильный озноб, гладил е по голове и уговаривал:
– Погоди, Сашура, постой... Нельзя тебе сейчас погибать, никак нельзя... Нам же ещё поквитаться с ними надо. Ты лучше поплачь, поплачь, легче будет.

  Но Саша не плакала ни тогда, ни потом. Ярость сильней, чем огонь, высушила её слезы. А когда стало совсем темно, пришла на пепелище и долго вдыхала горький запах пожарища. Стояла безучастная, немая, словно не слыша плача и причитания соседок. Затем нагнулась и, растерев между пальцами крошечный уголёк, ни к кому не обращаясь, сказала:
– Ну вот и всё. Моих было четверо, а за них на родной земле на восемь врагов меньше будет.
И, повернувшись, быстро пошла в темноту, жёсткая и непреклонная, как взведенный курок. А утром в кабинете комендатуры на диване был найден убитым тот самый толстый офицер из СД, который мучил отца Саши и запалил над их хатой «партизанский костёр». Ни часовой, ни дежурный не слышали ни звука. Офицер был убит двумя ударами ножа. Окно, ведущее из кабинета во двор, стояло распахнутым настежь. На подоконнике лежала записка: «Это первый, будет еще семь!»

  Кто совершил этот отчаянный поступок, все догадались сразу. Вспомнили, что Леший, так с добродушной улыбкой называли в селе старого лесника, обучал свою любимую Сашурку с юных лет надёжно владеть охотничьим ножом. А на вопросы, для чего это и зачем, с усмешкою отвечал:
– Да мало ли для чего! На случай зубастого зверя али скверных людей, лес – это всё ж таки лес, понимать надо!
Как в воду глядел старик. Более лютого зверя и более скверного человека, чем тот мордатый фриц из СД, и представить трудно. Однако фашисты, видимо, тоже прознали про Сашу, так как устроили на неё самую яростную охоту. За голову её объявили крупную награду. Перекрыли дороги, прочёсывали рощи, овраги, кусты. Глубоко в лес, правда, заходить пока не решались, но поползли слухи, что скоро прибудет карательный отряд и прочешет лес. И чем сильнее оккупанты трусили, тем страшнее лютовали. Хватали всех направо-налево. Пытали, мучили, жгли, однако напасть на сашин след не могли. Да и как могли они это сделать, если Саша, не желая навлекать новые кары на головы односельчан, потайными партизанскими тропами перешла линию фронта и стала советским бойцом, чтобы ещё увереннее сражаться с врагом. И попала она не куда-нибудь, а в пехоту, и не просто в пехоту, а стала разведчицей, одной из немногих на фронте девушек, которые ходят на разведку в тыл врага.

  В нагрудном кармане гимнастёрки у неё хранилась синяя записная книжка. Первая страница разграфлена красным карандашом на восемь аккуратных квадратиков. Каждый убитый фашист получал своё законное место – в виде крестика в одном из таких окошек. К августу 1943 года заполненных квадратов в Сашиной записной книжке было уже пять,
– Понимаете, товарищи, – говорил немолодой сивоусый сержант, опасливо косясь на дверь, за которой скрылась Саша, – девчонка эта сущий дьявол, даю вам честное слово. Троих солдат стоит, не меньше. Я разведчик, можно сказать, с начала войны, и всё равно, когда идёшь на задание хоть пятый, хоть двадцать пятый раз, а напряжение чувствуешь и волю мобилизуешь, потому что какой бы раз ни шёл, а умирать всё равно не хочется. Хотя, конечно, виду не подаёшь. А что касается Саши, то, клянусь вам, даже непонятно, есть у неё нервы или нет. Характер, что ли, такой уж особый, не знаю. А всего верней, боль и гнев с такой силой опаляли ей душу, что она и страшиться-то смерти забывает.

  Вот идём за разведданными или, скажем, за «языком». Когда нас пятеро, когда шестеро, а чаще всего трое; я, Перфильев и Саша. Ну, как преодолеваем нейтралку и как отползаем за их передок, объяснять сейчас не буду. Тут всякий раз по-разному. А как выйдем на означенный пункт, ну, подыскиваем повыгоднее для обзора место, маскируемся, ждём, Саша сразу говорит; «Ну, хлопчики, зажмурьте глаза, я надену свою маскировку». И тотчас гимнастерку долой и надевает платье, ну, простенькое такое, линялое, напялит какие-нибудь башмаки, платочком подвяжется, ещё какой-то чертовщиной вымажет щёки да лоб – ни дать ни взять старушка-побирушка или старая тётка, что ищет пропавшую козу. Да ещё на палочку обопрётся и начнёт помаленьку прихрамывать – ну чисто спектакль!

  Чаще всего делали так: вот где-нибудь под вечер заметит на дорожке фрица, особенно если тот офицер, сейчас же «зачикиляет» навстречу. «Вот, мол, батюшка, господин немецкий начальник, получила я в управе бумагу, а что там прописано, понять не могу». И протянет тому конверт. А в нём обыкновенная немецкая листовка. Но это так, для затравки, чтобы внимание отвлечь и руки ему занять. Но только тот с брезгливой мордой возьмёт конверт, как в грудь ему мгновенно упирается пистолет и злой резкий голос приказывает: «Хенде хох, дерьмо германское! Ну, шнель, шнель!» И не успеет он очухаться, как за спиной уже мы.

  Пистолеты в спину, и шабаш! Быстро стащим с дороги, свяжем руки, а попробует пикнуть, Саша: «Ханд дер мунд!». Это по-нашему вроде как «заткни глотку». В зубы фрицу кляп, и молчок. Темноты дождётся и через линию фронта назад. С «языком» возвращаться много трудней, но ничего, до сих пор справлялись. А бывало и так. Ковыляет Саша навстречу фрицу с конвертом в руке. Согнётся, хромает, ну бабка и бабка, кланяется и, как всегда, просит фрица помочь. А тот без внимания идёт мимо, даже головы не повернёт. Глядит, как на пустое место. Только это последняя его прогулка. Старушка-то – раз, она уже, глядишь, молодушка. В руке нож, резкий взмах и – лежит враг поперёк тропы. Труп заховаем, документы заберём и ходу».

  «Дружба народов», 1988, № 3)

  Продолжение рассказа в следующей публикации.