Светка

Любовь – это когда человек сам, добровольно,
отдает власть над собой другому человеку.
А потом пожинает горькие или сладкие плоды.

   Светка была достаточно крупной крашеной блондинкой, ширококостной, с красным пористым лицом, но имела успех у мужчин. Во всяком случае рога своему мужу наставляла регулярно. Муж любил ее безумно, и в знак своей любви, подарил ей флагмана украинского автопрома – Таврию, что в начале девяностых было совсем неплохо. Он постоянно устраивал Светке истерики по поводу ее похождений, но постоянно прощал ее. Светка у нас работала бухгалтером, принял ее на работу я. Надо сказать, в бухгалтерии я тогда разбирался не очень, но дополнительным плюсом к Светкиной квалификации было наличие у нее электрической печатной машинки. Электрическая печатная машинка, кто не знает, это такая проматерь принтера. Принтер у нас был, но машинка добавляла некоей мобильности – не надо было ехать с дискетами к нам все распечатывать. С той поры у меня было много разных бухгалтеров, хороших и плохих, грамотных и не очень, красивых и страшненьких. Была даже мисс Хамовники, была обладательница удостоверения топ-100 бухгалтеров России, но Светка в этом ряду оставила наибольшие впечатления о себе. Света была очень занятым человеком – львиная доля времени съедалась личной жизнью, оставшееся занимала езда на Таврии, на работу оставалось совсем не много. Машина была роковой увлеченностью Светы – своим украинским ведром с мотором она обстучала самые крутые иномарки Н..-ска. Поначалу я пробовал платить за нее в счет будущих Светкиных заработных плат, но потом понял, что это прямой путь к разоренью фирмы и оставил Свету один на один с потерпевшими. Не знаю каким образом, но после моего выхода из финансового проекта под названием «последствия езды на Таврии», Светлана решала свои проблемы самостоятельно. Машину свою она обожала, постоянно мыла ее, и в багажнике вечно перекатывалось оцинкованное ведро для наведения машинного марафета, которое перекатываясь на кочках добавляло колорита в дрянную шумоизоляцию гордости украинского автопрома. Истории со Светкиной Таврией были примерно такие.
   Светлана довозит меня куда–то в центр Н..-ска, паркуется с правой стороны дороги. Н..–ск город холмистый и дорога сильно под уклон. Машин в городе мало, но к моменту нашего возвращения перед нами стоит Нисанчик. Задача довольна простая – надо сдать назад в гору, а затем выехать. До Ниссана метра полтора. Садимся, я – на пассажирское, Светка трогается, глохнет и расстояние сокращается до метра.
– Светлана, давай я отъеду, – вношу в ситуацию долю здорового реализма.
– Мне муж категорически запретил давать машину кому-либо, – парирует Светка и совершает еще две попытки, результатом коих ситуация становится критической – расстояние между бамперами автомобилей десять сантиметров.
– Впрочем, садитесь, – заявляет Светка.
И мы меняемся. Машина незнакомая, сцепление непривычно «длинное» и я решаю тронуться с ручника. Ручник щелкает положенные пять раз, и кнопка его застревает намертво.
– Я ручником никогда не пользовалась, машина новая, – комментирует мои действия Светлана.
Все мое внимание на ручнике, одной рукой я оттягиваю его, а кулаком другой безуспешно стучу по кнопке. В этот момент раздается стук по крыше Таврии. Амбал – владелец Ниссана, с балкона наблюдавший Светкины попытки отъехать и трезво оценивший угрозу своему автомобилю, решил вмешаться в ситуацию. Привлекши мое внимание стуком кулака по крыше, очевидно не видев нашей со Светкой замены, он объявляет мне:
– Ты дебил.
Я с ним согласен – нормальный человек за руль Запорожца не сел бы. Амбал садится в свой Ниссан – опоссум и отъезжает на другую сторону улицы. Дорога свободна, а кнопка ручника волшебным образом топнет.
– Все теперь я сама. Ну что вы ждете? Уступите мне место! – оживает Светка.

   Или так. Звонок в воротную дверь дома, принадлежащего фирме. Выглядываю в окно вижу Таврию – Светка приехала. Иду к калитке Светка стоит на коленях и долбится головой о мостовую:
– Аааа, беда, горе!
– Что случилось, Света? Вставайте, пойдемте в дом, я Вам сейчас воды дам. Пойдемте, соседи смотрят, нехорошо это. Да, что произошло?
Но Светка не уходит и завывает на всю улицу:
– Я была у деееда на даааче, и он учил меня водить мааашину. И поставил на ручник, а я никогда на ручник не стааавила. И поееехала… А, мне все моргают по дороооге…. А я дууумааала, что мне моргают, потооому что я тааакая красивааая…. А ууу меня машииина загорелась!
Подходим к Таврии, осматриваю задние колеса, они все черные от стершихся колодок, пытаюсь попробовать диски на ощупь – уже остыли. Тяну ручник он теперь ходит легко.
– Ручника теперь не будет, – резюмирую я, –Но ездить, судя по всему, можно.
– Да? –веселеет Светка. –Да он мне и не нужен совсем!

   Но, вообще говоря, на Светку у меня зуб. В банке, как–то раз, потребовалась бумага с печатью, я не успевал и улетел в головной офис, перепоручив это дело Светке. Из Светкиной крашеной головы это дело успешно выветрилось. Банк занервничал, разыскал меня, обещал заблокировать валютный счет. Я по телефону наорал на Светку, через три дня прилетаю, сразу в банк. Гляжу: Светка стоит перед нашим персональным менеджером, она только сегодня привезла необходимую бумагу, и не видя меня, оправдывается:
– Директор наш, такой придурок, улетел и печать с собой забрал! А мы тут все из-за него выглядим необязательными идиотами.
– Придурок говорите? Ну–ну, – встреваю я в объяснения.
Светлана идет пятнами.

   В общем, ситуация подходила к развязке. Но финал истории получился крайне эффектным.

   Тут, в очередной раз, приходит на нашу контору несколько контейнеров груза из-за моря. Его надо растаможить и отправить транспортом в головную фирму, вроде все как обычно – получаю капитанскую почту. Но тут нововведение – государство решает ввести пошлины на этот вид груза. Юридически импортер и экспортер конторы разные, но фактически это одни и те же большие российские люди, владеющие офшорной компанией. Звонят мне умные головы из бухгалтерии головного офиса и говорят, мол «…в связи с введением пошлин, надо изменить в инвойсе стоимость, поставить на двадцать процентов ниже. Мы тут все посчитали, так будет выгоднее. Меняй и декларируй». Инвойс – это такая зарубежная счёт-фактура, все как у нас только на английском и цена в баксах. В соответствии с этой бумагой, а она является частью контракта, экспортер будет рассчитываться с импортером. Ну, то есть, наши олигархи будут рассчитываться сами с собой. Кстати, для тех, кто не знает, на эту инвойсную стоимость в рублях, наше государство накручивает НДС и акцизы.  Акцизы на алкогольную продукцию, например, могут составлять и пятьсот рублей за литр спирта. Велено – исполним: печати у меня есть, а как они будут менять контракт дело не мое. Я к Свете:
–Света напечатай мне новый инвойс, вот образец, только цены поставь вот такие вот, передаю ей черновик, – Как сделаешь, подъезжай к таможне, там встретимся.
Таможня в Н…–ске размещалась в здании бывшего кинотеатра. Кроме таможенников там же находились, как сейчас говорят аффилированные структуры, а тогда это были просто родственники таможенников, которые за деньги помогали быстро и без проблем растаможить груз –декларанты. Два часа дня возле таможни возле моей девятки паркуется Таврия. Однако, сегодня Светлана точна! Она пересаживается ко мне в машину, я все проверяю – дело ответственное. Но бумажка, напечатанная на отечественной, электрической, печатной машинке ни сколь не хуже оригинала. Вот раньше об импортозамещении не знали, а оно ведь было!
– Так, – педантично проверяю и складываю документы для декларирования, – Идете сейчас к декларантам, они подготовят декларацию. Я уже у них был, там все готово – коды определили, декларацию составляют, вот копии платежек на пошлины, НДС, акцизы.  Деньги уже должны прийти. Ну я Вас жду. Ни пуха.
Сижу жду Светлану, проходит минут сорок. И вот она довольная появляется, радостная прыгает ко мне по ступенькам бывшего кинотеатра – освободилась рано, наверное, на свидание торопится.
– Ну, как все прошло? – вопрошаю я, выходя из машины ей на встречу.
– Документы в таможню сдала, все нормально. Пару дней и можно будет забирать. Досмотрят, как обычно, при перегрузке.
– Класс. Да, чуть не забыл, документы мне отдайте, оригиналы инвойсов.
– У меня их нет. Я их сдала, – улыбается мне в лицо Светка.
– Как сдала? Вы что подали декларацию по изначальной стоимости, что–ли? – перехватает у меня дыхание, ибо объяснять нашим, из головного, это будет тяжело.
– Чо я, дура что–ли? В декларации новая стоимость, – по–прежнему недоумевает Светка.
– Ну а старые где!?
– Я их сдала тоже, их в валютный контроль забрали, – наконец просекает ситуацию подельница.
Тут, как раз, радио из моей машины резко меняет популярную тогда тему баллад о любви на английском и из динамиков доносится: «Мать прислала письмо –Захворала сынок. Знать, готовить бельё уж подходит мне срок».
– Значит так, что хотите делайте, но, чтобы один из комплектов инвойсов был через полчаса у меня, –вызверяюсь я.

  Светка уходит, магнитофон я отключаю, жду, проходит почти час. Светланы нет. «Какого черта» – думаю я и иду сдаваться. Смело открываю двухметровую дверь, захожу в большой зал бывшего храма киноискусства. В зале по кругу столы, кабинки, посредине стоит стул, на стуле сидит Светлана, лицо красное и зареванное. Вокруг нее суетятся таможенники и декларанты, в руках у нее стакан с водой, который позвякивает при попытке Светкой испить, об ее зубы. Светлана первая обнаруживает меня:
– Мне уже лучше сейчас. Вы не волнуйтесь – документы мне отдали.
Тут служители таможни обращают внимание на меня и наступает тишина. Я понимаю, что Светлана по минимуму рассказала, что я насильник женщин и убийца детей.
Я не знаю, что сказать, решаю забрать документы и молча уйти, но тут дверь открывается с ноги, хорошо, что я отошел от нее, так бы меня прибило, и в зал врывается Светкин муж. Определив ее положение, он стремительно движется к ней, Светлана встает ему на встречу.
– Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, – кричит он, – И ЛЮБЛЮ!
Немая сцена – люди в шоке. Я покидаю сцену.
А Светку я, после этого, уволил.