Право на предательство. Глава 17

      Глава 17. ДЕВОЧКИ И МАЛЬЧИКИ


      Ира вышла от своего отца с гордо поднятой головой, важным видом и в приподнятом настроении. То, что предполагал Павел Дмитриевич: невозможность покушения Меньшовых на резниковские миллионы, здравая голова дочери после бракосочетания и пр. и пр. — конечно, тоже учитывалось ею, но основным своим достижением она считала то, что отправилась в свои комнаты обладательницей в самом скором будущем десяти миллионов евро (что бы ни думали заботливые родители и прижимистые бизнесмены, логика женщины всегда найдёт другие соображения). Ира чувствовала себя принцессой — красивой, умной, молодой, любимой, богатой. На её руке сверкало великолепное кольцо — и вся осень должна была сложиться так же удачно, как и её первый день, и вся жизнь — тоже. У Иры была только одна проблема, и решить её она собиралась так же блестяще, как и всё, что устраивалось ранее: красиво, успешно и с непосредственным участием Жени.

      Проблема заключалась в том, что Ира была холодна и, дожив до восемнадцати лет, ни разу не испытала оргазма. Разумеется, она слышала, что это самое сильное наслаждение из всех, доступных человеческому телу, естественно, она соглашалась с этим, конечно, она представляла механику процесса и фотографировала с экрана телевизора и дисплея компьютера его результат; подружки болтали об этом, кто — достаточно откровенно, иные — более уклончиво и обтекаемо, и пусть эта тема не была основной в девичьих разговорах, но поднималась она постоянно; кроме того, ещё в начальной школе волею случая Ире довелось в течение нескольких месяцев сидеть за одной партой с весьма страстной особой, которая реализовывала свои рано проявившиеся потребности достаточно откровенно и бесстыдно. Возможно, это прошло бы незамеченным для самой Иры, если бы в очередной раз, когда Елена, раскрасневшись и растрепавшись, ожесточённо в ожидании разрядки ёрзала по парте, выведенная из себя сим безобразием учительница не окрикнула её резко и очень недовольно: «Чкалина, ещё раз увижу — убью!» Это выходило за рамки обычных порицаний, в этом слышалось гораздо более глубокое осуждение. Десятилетняя Ира пригляделась к соседке. Девчонке пришлось остановиться, она вся запыхалась, а между тем — ей чего-то не хватало. Ира поняла, что это не простое нетерпение, ожидание конца урока, после которого можно было побежать в столовую или попрыгать в коридоре; она заинтересовалась, в ней взыграло детское любопытство, и после звонка Ира несмело спросила:

      — А что ты делала?

      Сверстница посмотрела на дочь уже тогда миллионера и очень важного человека свысока:

      — Ты всё равно не поймёшь, ты ещё малявка.

      Но Ира, хоть и была ещё несмышлёнышем, уже имела представление о том, как можно получить нужную информацию:

      — А ты расскажи, и я тебе подарок сделаю. Большой. Или хочешь, просто деньги возьми. — И полезла в карман, где у неё лежали далеко не сторублёвые бумажки. — Так как?

      Лена посмотрела на одноклассницу внимательней.

      — Ладно, скажу, только смотри: никому — поняла?

      — Поняла, поняла. Давай выкладывай.

      — Сначала ты.

      Получив приличную предоплату, юная онанистка разоткровенничалась.

      — У нас там, под животом, ну, в общем, в том самом месте, впереди, есть такая штучка, ты её трогаешь — и это тебя само ведёт, ты делаешь это несколько минут, а потом, ну, через три-четыре минуты, накатывает такое… нет, я не могу сказать точно, но это потрясающе, такое блаженство!.. Ты сама поймёшь, это только испытать, это не опишешь. Сделай, потрогай, потри — и увидишь, то есть почувствуешь и поймёшь. — Жаркое дыхание собеседницы и горящие глаза, обычно спокойные и невыразительные, убеждали Иру больше несвязной речи, а Лена продолжала заинтриговывать: — Ну неужели тебе не приходилось хотя бы нечаянно это задеть? Я посмотрела в интернете, это называется «клитор».

      — А то, что ты делаешь, как называется? — Ира покусывала губы.

      — Действие — «онанизм» или «мастурбация», чувство — «возбуждение», результат — «оргазм». Когда он приходит, это и есть самое потрясающее, самое наслаждение. Тогда тебе внутри так приятно, так сжимается: это пульсирует… как его… влагалище, и из него выжимается жидкость… как её… забыла. В общем, эти самые схватки, пульсация, когда жидкость выплёскивается, и есть самый кайф. — Теперь глаза Лены наполовину прикрылись, она облизала губы, вспоминая и предвкушая: — У меня иногда несколько раз в день получается! Конечно, когда мама не дёргает, над душой не стоит. Самое лучшее, если вообще куда-то по делам уходит — тогда и делай, как тебе нравится и сколько угодно долго.

      Ира тщетно пыталась вспомнить, слышала ли она что-нибудь похожее, неуверенно покачала головой и с сомнением возразила:

      — Это, наверное, что-то нехорошее. Почему тебя Оксана Львовна обругала?

      — Потому что считает, что на математике только математикой надо заниматься.

      — Нет, она сильно рассердилась.

      — Значит, она сама в школе этого не знала, только потом познакомилась и завидует, что столько времени даром потеряла.

      — А это… то самое? Секс?

      — Конечно, секс. Только ты туда, за клитор, пальцы внутрь не суй: там у нас эта плёнка, плева, а то порвёшь — и не будешь невинной. — Лена бесстыже расхохоталась.

      — Но если это делать, мы всё равно получаемся не невинные, только так… внутренне.

      — Как раз внутренне всё цело! — заверила опытная интернет-следопыт, снова засмеявшись. — Ты что, с луны свалилась или из прошлого века? Все этим занимаются: и девчонки, и мальчишки. На меня просто не вовремя накатило, теперь эта зараза маме пожалуется…

      — А как ты сама об этом узнала?

      — Подглядела кое-где, а потом в сети покопалась.

      Ира думала о своём открытии все оставшиеся уроки и вспомнила то не ясно осознанное, но определённо приятное, даже сладостное, с примесью какой-то греховности, ощущение, которое испытала прошлым летом, когда играла на даче и оседлала взрослый мужской велосипед. Ей было интересно, дотянется ли её нога до опущенной педали, то есть это было интересно вначале, потому что потом ей больше понравилось, как она скользит влево, чтобы коснуться носком прокрученной в крайнее нижнее положение педали, и плотная ткань джинсов из-за движения тела на узкой передней части седла прижимается к паху, а это, в свою очередь, на инстинктивном уровне почему-то заставляет её вдавливаться сильнее в твёрдое сиденье, снова перемещаясь вверх, и опять какие-то приятные, ранее неизведанные импульсы разносятся по крови от центра, от средоточия. «Так вот что это было! Но почему же в конце не последовало этого самого оргазма? А, я занималась этим не более двух минут. Да, но потом эти ощущения прошли, улеглись сами собой, и я о них и не вспоминала, и не нужно мне это было, но ещё… ещё в следующем году, когда начались занятия, я как-то хотела в спортивном зале залезть на канате под самый верх. Залезть-то я не залезла, а вот те самые ощущения испытала! Опять! Значит, это всегда так действует! Значит, мне надо просто делать это три-четыре минуты! Только почему у меня это проходило само собой, а Ленку, и тоже само собой, ведёт к чему-то ещё большему?»

      Придя домой и включив компьютер, Ира поняла, что его придумали не только для игр, переписки и просмотра мультиков и новостей. Перед ней взметнулись такие фонтаны, которые даже Елена при всей своей пылкости не могла бы воспроизвести. Любой ребёнок усваивает знания быстро, тем более, если они его интересуют; учиться всегда лучше на примере, если он нагляден и кратко прокомментирован. Всего за несколько часов Ира узнала, как она устроена, чем отличается от мужчины и что происходит, когда парень и девушка соединяют то, что их различает (сведения, которыми она обладала раньше, были туманны, неопределённы и являлись более догадками, нежели твёрдыми истинами). Она была поражена и уязвлена одновременно: несомненно, кровь приливала и возбуждение наличествовало, оно играло в ней, но не тянуло куда-то неодолимо — ей вообще больше нравилось смотреть, а не делать с собой что-то, ну ладно, она потом это доберёт, но, кроме этого… Значит, действительно, все этим занимаются, значит, это делали мама и папа? Мама, о которой все говорили, как о святой, вот так же раздевалась и показывала свою наготу, вот так же раздвигала ноги, демонстрируя свой интим, и папа вот так же прыгал на ней? Своё возбуждение Ира считала естественным, но переносить это на родителей разум решительно отказывался: они не могли так опускаться, делать это, пусть и в своей комнате, в темноте, потаённо; они всегда говорили, что Ира у них — самое дорогое в жизни, и Ира им верила, но оказалось, что, кроме Иры, их связывало ещё вот это — то, что к Ире не относилось, то, в чём она не принимала участия! Она была только результатом каких-то пяти минут, когда их были тысячи, на её месте запросто могла бы оказаться другая девочка, конечно, похожая на неё, но всё-таки совсем другая… или даже мальчик… Ира была случайной, она была побочным эффектом, а целью была не она, а вот это наслаждение! И мама уже умерла, она не сможет оправдаться перед дочкой! А папа… а папа никогда не будет делать это с другой женщиной! Он всегда говорит, что Ира для него единственная — пусть так и будет, пусть никто в этом доме больше не рассчитывает на наслаждение и удовольствие: папа сам виноват, что делал это с мамой тайно, оставляя Иру за порогом своей спальни, не допуская её до чего-то — её, которой должно быть позволено всё! Папа всегда должен будет её любить и сдувать с неё пылинки, и никакие чужие тётки сюда и носу не должны будут совать! И Ира помчалась к отцу.

      — Папочка! Папочка! Ты ведь больше никогда ни на ком не женишься? Правда? Ведь нам никто не нужен, нам вдвоём так хорошо, и мама не будет на тебя обижаться… там, на небе? Скажи, скажи это!

      Конечно, обещание было дано. Конечно, Ира оповестила об этом всех, кого только могла, особенно налегая на знакомых круга отца: и сверстников, и солидных дяденек и тётенек. С тех пор так и повелось, что Павла Дмитриевича все стали считать убеждённым холостяком, основывая это не столько на памяти о любимой жене, сколько на наличии очень ревнивой дочери. И, так как воевать с живыми гораздо опаснее, чем с мёртвыми, на надеждах заарканить г-на Резникова вместе с его миллионами искательницам богатых женихов пришлось поставить жирный крест. Ира спокойно могла заниматься собственными утехами. Увы! За всё в этой жизни приходится платить, и оплата эта часто бывает весьма своеобразна. Ира сберегла неделимость любви отца и его состояния, она осталась единственной наследницей, но, получив то, чем не обладает подавляющее число людей, она не смогла достичь того, что доступно большинству. Женщина в ней безмолвствовала. Она упражнялась на своём клиторе, часто доходя в своих попытках до остервенения, но тщетно: было возбуждение, были приятные ощущения, но венец, разрядка, конец, оргазм не приходил.

      Мысль о состоятельности человека в сексуальной жизни может быть постыдной и ненавистной для мужчин, противоестественной для женщин и запредельно невозможной фикцией для молодой девушки — Ира не могла смириться со своей холодностью и снова залезла в интернет, теперь уже за текстом, а не за образами. Отсутствие оргазма у некоторых женщин её не устроило: она не такая, она должна его получить. Раз за разом Ира вбивала новые и новые словосочетания в поисковую строку. Наконец очередная попытка увенчалась успехом. Конечно, она нормальная и полноценная, у неё просто не клиторальный, а вагинальный оргазм, ей необходимо вовлечь в процесс влагалище, а для этого нужен настоящий половой акт.


      И Ира стала ждать.

      Расставаться со своей девственностью походя, с первым встречным Ира не собиралась. Тот, кому достанется такое сокровище, должен полюбить её чистой, сильной и искренней любовью, должен думать не о состоянии её отца, а только о её достоинствах. Ира была максималисткой, как и все в молодости. Женя удовлетворял всем её запросам: молод, красив, умён и бескорыстен. Если брак состоится, он уже будет знать об имущественном разделе и невозможности покуситься на приданое, потому что брачный договор будет подписан за день-два до свадьбы… или даже раньше. Таким образом, Ира получит всё, что такой девушке, как она, полагается по праву: состояние, красивого молодого бескорыстного мужа, любовь и оргазм. А завтра произведёт фурор в институте, потому что половина дела уже сделана. И какие же завистливые физиономии она увидит!

      — Девчонки, привет!

      — Здорово! Что так сияешь, в салонах, что ли, весь август провела?

      — С чего ты взяла?

      — Так до тебя не дозвонишься! Только «нет времени» на SMS-ках в ответ — и больше ни слова. Надин высказала страшное предположение, что, прогулявшись по Волге, ты так очаровалась открывшимися видами, что купила домик в деревне и теперь его обустраиваешь.

      — У меня действительно нет времени, в том числе и на такую ерунду, как спа, прочие нудные процедуры и домик в деревне.

      Ира сияла, разбрасывала по сторонам счастливые улыбки и чувствовала себя царицей. Она намеренно отказалась от всех украшений, надев только кольцо, подаренное Женей.

      — Чем же оно занято?

      — Какая ты недогадливая, Тамилла! Весь август меня уговаривали принять, а вчера преподнесли это кольцо.

      — Ты выходишь замуж? — хором удивились не только Надин и Тамилла, но и оказавшиеся поблизости остальные сокурсницы.

      — Именно, а вчера была помолвка. Жених так хотел скорее, что папа не успел организовать пару разворотов в глянцевых журналах, но это мы на свадьбе устроим.

      — А когда же свадьба?

      — Когда я выберу платье, мне — бриллианты и нам — церковь для венчания, — Ира упивалась растерянным видом сверстниц и готовилась разнести в пух и прах все камни, которые они спешно собирали, чтобы запустить их в цветущую невесту. — Примерно вторая половина сентября. Заявления мы завтра относим, но папа сказал, что это ускорит.

      — А куда спешить, что так рано? Тебе же только восемнадцать…

      — А что отказываться от удовольствий? И жених весь извёлся, надо же пожалеть мальчика…

      — И кто он такой?

      Ира с торжествующим видом достала мобильник.

      — Красавец, восемнадцать лет, студент, москвич, миллионер, отец в правительственных структурах, приличен, скромен, умён и по уши влюблён.

      Фотография Жени была вторым потрясением, его характеристика — третьим.

      — Да, симпатичен. А ты не боишься, что парень может охотиться за богатым приданым?

      — Надин, ты убила! — Ира расхохоталась и стала разъяснять ситуацию, снисходительно посматривая на слушательниц: — Для этого существует брачный контракт, и на нём настаивает именно Женя. Дело в том, что отец даёт за мной десять миллионов, а его — на пару миллионов меньше, ну, а Женя очень честен и не собирается обобществлять капиталы, при своём меньшем участии, даже если разница составляет какие-то жалкие два миллиона. Он порядочен до мозга костей, — вывела Ира.

      — Так ведь можно было за тебя внести столько же, сколько и за мужа… будущего.

      — Папа решил не мелочиться. Вы не представляете, как он за мною ухаживал! В первый же день купил «Бентли», чтоб не возить меня на менее престижной модели, у него раньше этот был… ну, тот, на котором тебя Димон как-то подвозил. — Надин достался соболезнующий взор.

      — Да, «Фольксваген».

      — А если он так обеспечен, что у него до этого только «Фольксваген» был?

      — Тамилла, ну как ты не понимаешь такую очевидную вещь! Ему же только восемнадцать лет, он права недавно получил, ну, отец и купил ему скромную марку, чтобы случайно не разбил стоящую вещь. Он на ней выучился и так привык, что даже жалко было расставаться, но, когда появилась я, все сомнения отпали. Возит меня куда ни пожелаю, хоть за тридевять земель. А какие цветы дарит! Я никогда ничего подобного не видела! Розы с тончайшим узором, какой-то арабской вязью более тёмного цвета на лепестках! Всю шкалу моей любимой парфюмерии запомнил!

      — И даже «Калинку»?

      — «Калинку» первым делом, но больше ему нравится «Окрасился месяц багрянцем». Я один раз второй куплет забыла, так он мне напомнил.

      Против такого довода возразить было нечего, группа в полном составе признала своё поражение, оставалось ждать только пригласительного на свадьбу.



      Открыв дверь Жене, Алёша резко развернулся и зашагал в свою комнату так стремительно, будто выгнал приятеля из своей квартиры не на прошлой неделе, а двадцать минут назад. Женя избрал для защиты лучшую тактику — нападение — и, остановившись за спиной у друга, заключил его в нежные объятия. Среагировал Алёша ожидаемо, хмуро пробурчав:

      — Чего тебе ещё?

      — Мне ничего, я просто соскучился, и всё будет так, как ты хочешь, — Женя отвечал тихо, раскаиваясь искренне, и старался заслужить прощение и вкрадчивыми интонациями, и ласковыми руками, и нежными губами, уже начавшими осыпать Алёшину шею мягкими тёплыми поцелуями. — Ну скажи, что это тебе не нравится, выгони меня снова, но на прощание дай насладиться… ты люби меня, а потом я умру. — Женя протянул свои руки поверх Алёшиных и стал гладить руками холмик, прикрытый тканью лёгких домашних бриджей, неизменно взбухающий под его пальцами.

      — Оставь свой концерт, а театр прибереги для «Ирочки», — Алёша огрызался по привычке и знал, что всё это зря, если тело реагирует по-прежнему и не может отказаться от другого, хоть в нём и заключается душа изменника и предателя.


      После приятных занятий очень не хотелось, но всё-таки пришлось перейти к нелёгким разговорам.

      — Слушай, Лизка за нас. Я ей сказал, что мы любовники.

      — И как она это приняла?

      — Прекрасно. Ей понравилось, она обожает геев.

      — И кто тебя об этом просил? Зачем ей об этом знать?

      — Затем. Пусть знает и для нас старается. И, потом, так вышло, что, вернувшись домой, я сначала разблевался, а потом разревелся, а она стала предков обвинять и меня защищать.

      — Так тебя от Ирки уже воротит? Поздравляю и желаю того же после свадьбы! А ревел почему? Жалко было ужина у мультимиллионера?

      Женя не мог сказать, что разрыдался после высказанного Лизой опасения насчёт того, что через полгода развязаться с браком будет невозможно.

      — Всё тебе шуточки. Ревел от судьбы своей жуткой: предки уже стали обсуждать брачный контракт.

      Алёша дёрнулся.

      — В твоём присутствии?

      — Да нет, это Лизка подслушала и мне сказала. Я же тебе говорил, что она за нас.

      — Подожди, какой брачный контракт? Зачем он вообще нужен? Кто кому не доверяет?

      Алёша не мог понять, обрадовало его или огорчило это известие. С одной стороны, если речь идёт о договорённостях, которые необходимо запротоколировать, чтобы от них не отступать, всё не так гладко и безоблачно в будущем браке, но кто и от чего хочет обезопасить себя контрактом? С другой стороны, может быть, что Резников просто по привычке решает расписать чёрным по белому, на каких условиях поселится молодая парочка в выстроенном для неё особняке. Но существует и третья сторона: написанное пером не вырубишь топором, а кто знает, какую подлость может заготовить злостный капиталист для неопытного Жени… Ничего не было ясно.

      — Вообще-то, судя по нашим замыслам, доверять не надо нам.

      — Прежде чем не доверять нам, другим не надо на нас покушаться. Так кто инициатор?

      — И сам не знаю. — Женя пожал плечами. — Наверное, обоюдно. Лиза ничего конкретного сказать не могла, там пока одни прикидки. Моя задача — выбить из договора как можно больше в моё личное распоряжение.

      — Твоя задача — узнать, от кого исходит инициатива со стороны Резниковых. Отец или дочь? Если от отца, ещё можно понять. Но если это твоя Ирка… А, впрочем, чего и ожидать? Эта крокодилица тебя скрутит так, что и пикнуть не посмеешь.

      — Да хватит тебе меня мучить! Вот ты меня всё время обвиняешь, а хуже-то мне, а не тебе! Ты свободен, и никто над твоей душой не стоит, никто не женит, никто на мозги не действует! Это надо мной все измываются, а ты вместо того, чтобы жалеть, только шпыняешь! Мне всё это нужно, да? У меня всё это так на лице и написано? Я так и лечу к Ирке на крыльях любви?

      У Жени настроение было не лучше Алёшиного: уже куплено было кольцо и для него, уже были поданы заявления в ЗАГС, мать уже сидела за рекламными проспектами, а в свободное от них время отлучалась в церковь и договаривалась насчёт венчания. Лиза, конечно, как могла, отвлекала Иру на платье, перчатки и туфли, но несколько свободных вечеров представлялись только насмешкой над былой свободой. Женя чувствовал, как его по ногам и рукам оплетает и не даёт шевельнуться мерзкий чудовищный спрут из страшных рассказов средневековых мореплавателей. Помолвка, заявления, платье, венчание, а теперь ещё и контракт — и добрую половину этого надо утаивать от Алёши или извещать его об этом перед самым уходом, чтобы не портить свидания с самого начала, но сам-то Женя от этого не может избавиться! Одна догадка сестры о том, что через полгода развода может не быть, разъедает не хуже плавиковой кислоты, и всё остальное травит и травит душу…

      — Ладно, не жалоби меня, слезами горю не поможешь.

      Женя только покривил губы на реплику Алёши: в последние дни друг не первый говорил ему эти слова.

      — А что ты предлагаешь?

      — Сначала узнать, чем тебе может грозить брачный контракт. — И Алёша раскрыл ноутбук. — Это, что ли, попробовать? Нет, не то. А если… — После пары неудачных попыток искомое было обнаружено. — Вот, смотри: городской-суд.рф/soglashenia/. «Договор (контракт) сильнее соглашения; в контракте допустимо обусловить прекращение прав сторон по поводу имущества наступлением развода».

      — Это в смысле Ирка захочет меня после развода из особняка выгнать? Я от этого не заплачу.

      — Не знаю. У меня подозрение, что она тебя туда и не пропишет.

      — Так мне и не нужно. Прав от этого никаких, домовладелица всё равно она.

      — Ладно, недвижимость нас не интересует. А, вот ещё: «Брачный контракт допускает распорядиться и личной собственностью одной из сторон, например, перевести квартиру из личной собственности супруга в общую, совместную или долевую собственность обеих сторон».

      — Так нам не квартиру — нам приданое в этом виде… ну, бабло… надо перевести в совместную собственность, а после развода поделить пополам.

      — Размечтался! Я же тебе раньше процитировал: «В контракте допустимо обусловить прекращение прав сторон по поводу имущества наступлением развода» — вот Ирочка и обусловит прекращение права на своё приданое наступлением развода.

      — Тогда в процессе брака надо изъять.

      — Даже если она свои миллионы в сейф засунет, так она его перед тобой и откроет и не потребует отчёта куда?

      — Ну типа на бизнес. Или серьёзно туда же.

      — Пусть так, но это маловероятно. Скорее всего, они у неё на счетах, а тут вот: «Предположим, один из супругов до брака скопил значительную денежную сумму и положил на счёт в банке. Заключение брака не делает эту сумму общей». — И Алёша многозначительно посмотрел на Женю. — Теперь понятно, для чего и кому нужен брачный контракт? Она вовсе не собирается тебе свои бабки предоставлять.

      — Подожди, а предпринимательство? На что я буду тогда раскручиваться?

      — А это ты спроси у своего отца, который тебе такую райскую судьбу уготовил. — И Алёша снова критически посмотрел на Женю.

      — Не кидай на меня такие испепеляющие взоры, я и без того взмок. — И Женя действительно провёл руками вверх от бровей к корням волос и выше, взъерошив волосы надо лбом. — В самом деле, как я буду бизнес вести? В её же интересах пустить своё приданое в оборот, а не тривиально его прожирать.

      — Так она и будет давать тебе его малыми порциями и требовать отчёт по каждой копейке. Что тут о предпринимательстве? А, вот: «Предпринимательская деятельность связана с рисками неудач, банкротством. В таком случае кредиторы вправе обратить взыскание на имущество должника. При этом взыскание будет обращено на всё имущество обоих супругов, о чём говорит статья 45 Семейного кодекса РФ». А в брачном контракте они от этой статьи уйдут и всю ответственность переведут на тебя.

      — Но кредитор-то — жена!

      — Ну да, возьмёшь у неё деньги, не выгорит у тебя что-нибудь — и будешь расплачиваться тем, что даёт за тобой отец.

      — Так тогда мне лучше вести дела на свою долю, на то, что выделит пахан!

      — Вот — и обособить прибыль в своё личное, на что Ирка не покусится. Если она так, то и твоё отношение должно быть соответствующим.

      — А на что мы жить будем?

      — Ну выделят же предки сколько-то на обустройство! Подожди! — Алёша пытался сообразить на ходу. — Сколько отец тебе намеревался дать? Выбей бо;льшую часть из этого на бизнес, крути своё для нас! Только тогда зачем брак?

      — Откуда я знаю! — простонал Женя. — Не знаю, но не даст он мне ничего до женитьбы, вцепился он в этих Резниковых как репей, а попробуй ему объяснить, что они себе на уме, — и слушать не станет! Ему нужно от них больше, но как он будет перекачивать их состояние в своё распоряжение? Если бы понять, влезть в его мозги! Что там ещё напечатано? Более обнадёживающего нет?

      — «Предоставляя супругам право заключить брачный договор, закон тем самым как бы говорит, что свои проблемы супруги должны учесть и решить самостоятельно».

      — То есть опять раздел, а пахан упёрся! Читай дальше!

      — «Брачный договор. Статья 11. Имущественная ответственность супругов.

      В случае обнаружения в период брака обстоятельств, препятствующих заключению брака между супругами, супруг, скрывший при заключении брака эти обстоятельства, уплачивает другому супругу _». Тут прочерк стоит, то есть сумма должна быть прописана.

      — О, вот оно! А развод можно потребовать?

      — Не знаю, тут про развод ничего, только «добросовестный супруг вправе требовать возмещение ему материального и морального вреда по правилам, предусмотренным гражданским законодательством».

      — Значит, надо искать эти обстоятельства. Если, скажем, детей не будет. Ну, она бесплодна и это скрыла. Или наркоманка или алкоголичка.

      — Но это же не до свадьбы.

      — А если подсадить, а потом сказать, что предрасположенность уже имелась? Или внести в договор условия, что в случае обнаружения нездоровых пристрастий муж может требовать развода. Но для этого нужен очень грамотный юрист.

      — Не надейся, Резников своих уже задействовал и оплетёт тебя так, что и пальцем двинуть не сможешь.

      — Ты мне название странички черкни, — упавшим голосом произнёс Женя. — Я не верю, чтобы во всём этом не было бы ничего такого, за что невозможно было бы уцепиться.

      — Ищи, ищи на досуге. — Алёша написал на листке бумаги название сайта и передал Жене. — А пока выкладывай, как помолвка прошла. Хотя подожди. Я понял! Понял, для чего Ирке на девяносто девять процентов нужен брачный контракт! Чтобы привязать тебя к себе навечно! А сделает она это так: пропишет, что в случае развода ты ей должен будешь выплачивать какую-нибудь невообразимую сумму. Например, сто тысяч евро в месяц. Всё равно сколько, но чтобы ни ты сам, ни даже твой отец не потянул. То есть развода не будет.

      Женя побледнел.

      — Что же тогда делать?

      — Всё, что угодно, только на эти условия не идти ни в коем случае. Это как красная черта, за неё отступать нельзя ни в какую. Понял? Ты хорошо понял? — Алёше пришлось хорошенько встряхнуть Женю. — Это последняя грань, её никому не переступать ни за что, кто бы тебе ни говорил, что бы тебе ни говорили. Запомни! А теперь давай про помолвку.