Недотракторист. Посвящается Элле Звездочкиной

«Срочно нужен тракторист.
Есть такие в «Прозе?»
(Элла Звездочкина)

Сколько себя помню, трактора в моей жизни были всегда.
Сначала мать рассказывала, как в войну работала трактористом (или,   трактористкой) в колхозе. Надо было кому-то кормить армию, мобилизовали и молоденькую девченку. Нормы были высокие, а трактора хоть и американские, но свой ресурс давно уже  выработавшие. Парней наладчиков забрали («забрили») в армию, пришлось ей воевать с трактором «Фордзон»!  И мать всю войну давала стране не угля, а пшеницы. А какая в Северном Казахстане пшеница могла уродить? Зима холодная и снежная, поля просыхают дай бог к средине мая. И вот девчушка - Катюшка – вся в грязи (ведь этот чертов Фордов сын не догадался на задние колеса поставить крылья), в машинном масле и солярке, пахала в прямом и переносном смысле слова.
Ну а после войны надо было кормить не армию, а страну. В сорок седьмом был большой голод, и хоть собирали какую-никакую пшеницу, а её на поле не поешь, и в кармане не унесешь. На трудодни получали только палочки, и хлеб ели напополам с травой.
Но, с песнями, шутками-прибаутками выжили.
Мать была полиглотом, точнее полиглоткой. Глотка у неё была лужёная. Как затянет высоким голосом – на весь Бикилек слышно. Самое первое воспоминание детства, как она на какой-то свадьбе дядьке Ваньке подпевала:
 
«Нiч яка мiсячна, зоряна, ясная!
Видно, хоч голки збирай.
Вийди ж, коханая, працею зморена,
Хоч на хвилиночку в гай»
.
Фамилия дядьки была Емец, и я полагал, что мать поет на немецком языке, потому, что она часто как из пулемета строчила такую поговорку:

«Стол – тыш, рыба -  фиш,
Лёфель – ложка, катце – кошка.
Маслобойка – путерфас,
Что такое – вас из дас!»

Потом уже она рассказывала, что в школе, в тридцатые годы, им преподавали украинский язык. Правда, единственное, что она запомнила, была фраза:
«Марусе купылы  нову кожушыну. Маруся рада!»

Еще мать умела считать до десяти по-казахски:

«Бир, еки, уш, торт, бес, алтын, жеты, сыгас, тогас, он».

На этом её филологическое образование, как, впрочем,  и общее заканчивалось. А, зачем в колхозе образование.

Но это так, лирическое отступление, а речь то мы ведем о тракторах!
Когда началось освоение целины, это я уже смутно помню. Первый трактор на моей памяти - ДТ-54. Тогда этот красавец был все равно, как нынче гелендваген. 
У моего одноклассника Витьки отец был трактористом, и я ему очень завидовал, потому, что тот часто ездил с ним в ночное. Нет, не  лошадей он ночью пас, а помогал отцу пахать. Батя спал на заднем сидении,  а Витька управлял «стальным конем!»
И вот, как-то вечером и я, не предупредив мать, увязался вместе с ним. Он то «пахал» на семью, а я так,  для удовольствия. Какой тракторист откажется от дармовой рабочей силы. Напарник Витькиного отца показал мне, как управлять трактором, чтобы он шел ровно. Поля у нас большие, загонки по три километра и прямые, как в учебнике по математике. Держи себе край пашни, подергивай вовремя рычаги, если трактор влево или вправо потянет – вот и вся наука.  В самом конце будишь тракториста, он развернется и дальше спит. К концу смены я уже и сам стал разворачиваться, и  плуг поднимать и опускать на нужную глубину. Но, это и так чувствуешь. Если глубоко в землю зарылся, трактор сердится, отказывается тянуть, начинает «выть». Тогда поднимаешь плуг выше, а если мелко пашешь – трактор летит как вороной конь, сразу чувствуешь, что надо плуг пониже опустить.
Так и отпахал всю ночь. Иногда, бывало, мотор глох на поворотах и дядька просыпался, крыл меня и трактор матом и заводил мотор. А заводился трактор тогда не стартером, как на современной технике, а «пускачем» –маленьким таким двигателем без системы охлаждения. А зачем ему была нужна система охлаждения, его задача запустить основной двигатель, и работал он от силы пол минуты не больше. Не успевает перегреться. Мы помнится в детстве снимали эти пускачи со старых тракторов и меняли на них головку. Ставили головку от мотоцикла ИЖ. Поршни у них и рабочий ход совпадали.
Утром приехали на поле руководители совхоза, управляющий отделением, брат моей матери, дядя Миша.
- Сашка! Ты что здесь делаешь?
- Да, вот, пашу!
- А мать то знает, что ты «пашешь»?
- Нет, я побоялся, что не отпустит, поэтому не стал спрашивать разрешения.
- Понятно! Сдавай смену, садись в машину, я тебя домой отвезу.
Когда подъехали к дому начало светать. Вижу, мать стоит у калитки, меня ждет.
- Ты где был?   - спрашивает.
- Пахал – робко отвечаю.
- Иди, паши дальше,  - истерично кричит она и бьет наотмашь какой-то мокрой тряпкой.
Пришлось обойти дом и с черного хода зайти на подворье и забраться на горище, где мы летом устраивали себе лежбище.
А в старших классах школы все ребята проходили курс машиноведения. Его у нас преподавал  серьезный немец по фамилии Штольц (в переводе с немецкого – «гордый»). Он и взаправду был очень горд и с виду смахивал на надутого гусака. Мы втихоря подсмеивались над ним, потому, что он путал глухую согласную «п» и звонкую «б». Так, вместо слова «планка» у него получалось «бланка», а вместо «башмак» - «пашмак». Но, дело свое он знал хорошо, потому, что лет двадцать проработал трактористом в колхозе. В конце десятого класса мы все сдали экзамены по теории и практике вождения трактора и комбайна и вместе с аттестатом зрелости получили еще и корочки машиниста широкого профиля. Но, умения эти мне в жизни, увы, не пригодились. Окончив школу я уехал в Ленинград, где  стал «петь городские песни».
Вот теперь, дорогая Эллочка, и решайте, могу ли я занять свободную вакансию "вашего"  тракториста?