Прыжок... и фото под подушкой

   Лёшка однозначно влюбился в Киру с того самого «первого взгляда», когда она появилась в их десятом «а» классе где-то в середине первой четверти. С длинным русым конским хвостом, в однотонном светло-зелёном свитере и костюме-двойке – жилетке и юбке тоже зелёного, но уже тёмного цвета, она предстала перед классом вслед за преподавателем химии Ольгой Ивановной и вошедшим сразу за ними их классным руководителем Николаем Титовичем. Классный и представил им новую ученицу – Киру Селуянову. Это уже потом от одноклассников Лёшка узнал, что она приехала в их областной город из небольшого районного городка в связи с переводом-повышением по службе её отца. Отец Киры в том городке был заведующим райпотребсоюза. В советское время даже объяснять никому не требовалось, что это была за должность – во времена сплошного дефицита это было «золотое дно».
   Новенькой ученице Николай Титович предложил сесть за одну с Лёшкой парту. Когда соседка обратилась к нему с каким-то вопросом, и Лёшке пришлось взглянуть ей в глаза, он в один миг понял, что пропал безвозвратно, они были какой-то нереальной красоты – зелёные и так гармонировали с её нарядом (вернее, он им очень подходил). У его одноклассниц, точно, ни у одной не было таких. Или он просто не обращал внимания?
   Жизнь парня с появлением Киры с того самого дня начала приобретать новые краски – сияющие, как золотые купола на многочисленных церквях их старинного города. Теперь каждый день для него превратился в праздник. Лёшка и до появления новенькой учился неплохо, а теперь у него была огромная мотивация учиться ещё лучше, чтобы показать девушке, что он достоин её внимания, и чтобы она как можно чаще обращалась к нему за советами и помощью. Кира и обращалась, особенно по предметам точным – физике, математике, химии, где она совсем ничего не понимала, но при этом и не давала себе труда хотя бы воспринимать то, что ей пытались дать преподаватели. Гуманитарные предметы она кое-как тянула. А дело шло к выпускным экзаменам. Лёшка из кожи вон лез, чтобы Кира не завалила их.
   Влюбившись в «новенькую» по уши, он совсем не замечал, как его любимая  поглядывает по сторонам, и отдаёт предпочтение тем из одноклассников, кто был одет «прилично» (как она), у кого родители работали на «хлебных» местах и имели собственные автомобили и «нормальные» квартиры. Лёшка в эту категорию избранных явно не входил: у него была обычная советская семья. Отец «ходил» по Десне механиком прогулочного катера, мать работала воспитателем в детском саду, старшая сестра уже была замужем и жила отдельно с мужем и двумя детьми. Да, и квартира у Лёшки тоже была не ахти – двухкомнатная «хрущёвка».
   Отец же Киры теперь работал в системе уже облпотребсоюза, а там такие возможности! Куда там родителям Лёшки до её семьи и её новых знакомых! Не тот круг, не те ценности, не те взгляды на жизнь. Вот только он пока ей был нужен, чтобы сдать экзамены, а там… Отец уже решил проблему её поступления в столичный вуз – театральный.
   О-у! Она так умеет играть! Перевоплощаться! Вот она бедная влюблённая и бессловесная овечка, а через какую-то минуту она же, но уже злобная, холодная и безжалостная фурия…
   А Лёшка, как зашоренный, читал ей стихи, вдалбливал теоремы, какие-то законы, писал шпоры. Он так старался, что Кира прилично сдала экзамены. Он, можно сказать, вытянул её на них за уши. Потом был выпускной, на котором Кира появилась в каком-то воздушно-сказочном платье-наряде и в туфлях на высоком каблуке. В ушах и на руках её были золотые украшения. Она блистала и сверкала, и к ней было страшно подступиться. Лёшка тоже был в новом костюме, в белой рубашке с галстуком и в новых туфлях – родители постарались всё это справить сыну-отличнику, откладывая с получек весь последний год. До этого они также экономили и собирали деньги на покупку нового цветного телевизора.
   Возле Киры вились не только одноклассники, но и приглашённые гости-мужчины из числа так называемых «спонсоров»-кооператоров, появившихся в последнее время и в их городе и почувствовавших себя хозяевами жизни. Кира не оставалась свободной ни при одном танце. Лёшка так и не сумел к ней пробиться за весь вечер. А ему так нужно с ней поговорить, объясниться, наконец, в его большой к ней любви. Такой большой, что он готов на всё ради неё.
   После обязательных торжественных мероприятий, где все они получили аттестаты зрелости, а затем балла они оправились всем классом на Десну, чтобы встретить рассвет на прогулочном катере, который заказала для них накануне школа. После речной прогулки все они разъедутся-разлетятся в разные стороны, чтобы начать самостоятельную взрослую жизнь.
   До прихода катера, который увёз перед этим другой класс, другой школы, все разбрелись по берегу. Лёшка, уловив момент, когда Кира оказалась одна, схватил её за руку и попросил подняться на пешеходный мост. С него открывался такой! вид на реку, на утопающие в зелени золотые купола церквей с одной стороны и на убегающую вдаль дорогу-шоссе на Киев. Туда они с Кирой скоро отправятся сдавать экзамены. Там, на мосту он ей всё скажет.
   Кира явно нехотя согласилась. Пожалела парня.
   Они поднялись на мост и Лёшка, не откладывая, тут же признался девушке в любви. Кира, для которой это признание не стало новостью (она это и так знала), что-то про себя решив, повернулась к нему.
   – Так говоришь, любишь, и жить без меня не можешь? А ты докажи – прыгни с моста и я тогда поверю, – капризно и безжалостно заявила та, которая снилась ему по ночам, неотступно присутствовала во всех его мыслях и делах.
Лёшка недоверчиво посмотрел на Киру, всерьёз она это говорит, или просто шутит?
   – Да ты трус, слизняк, боягуз, не то, что Владик, – брезгливо и с какой-то даже ненавистью крикнула ему в лицо, как плюнула, та, которую он любил больше жизни.
   Владик-Авось? Троечник Владик был сыном чиновника из облисполкома, а его мать работала директором огромного универмага «Дружба». Он уже не один раз «светился» в каких-то разборках-потасовках на районе, в школе был известен как доставала дефицитных нарядов не только для одноклассниц, но и молоденьких учительниц. В классе Владик был негласным лидером и обращался к своим одноклассникам перед началом уроков не иначе как снисходительно-вальяжно: «Ну что, дети мои, приступим к изучению очередных шедевров мировой науки и классики? Авось, это поможет нам устроиться в жизни».
   Лёшка не обращал внимания на все выкрутасы ни Владика, которого за глаза прозвали Авось, ни его классных подпевал – он чётко знал и уверенно шёл к своей цели в жизни. А она у него была предельно ясна – стать известным учёным-физиком, чтобы сделать новые открытия в этой сфере и чтобы им гордились: родные, школа, город, страна. Они ведь ему всё дали и он должен ответить им тем же – принести конкретную и большую пользу.
   Оказывается, для его любимой было недостаточно видеть всю его любовь и преданность, доказываемые ей ежедневно, начиная с мелочей – преданных влюблённых глаз и постоянной его готовности делать для неё всё, что она пожелает? Владик что – прыгал для неё с моста? Он что – тоже влюблён в его Киру?
   Ни секунды не раздумывая, Лёшка с размаху запрыгнул на ограду моста и … полетел вниз в красавицу Десну. Но, после того как парень скрылся под водой он, почему-то, так и не показался наверху. Кира, увидев, что она наделала своей глупой выходкой, сначала впала в ступор, а потом, придя в себя, начала со всей силы кричать и звать на помощь одноклассников. Те уже и так бежали, сломя голову, к мосту. А рыбаки, что находились буквально под мостом и видели, как в воду сверху ласточкой полетел человек и что-то долго не выныривает, кинулись в воду. Они нашли и вытянули Лёшку на берег бездыханным. Старший на вид и, видимо опытный в таких делах, положил его себе животом вниз на поставленную ребром ногу и начал похлопывать… по спине. Когда утопленник, наконец, поперхнулся, закашлял, и изо рта полилась вода, мужчина с облегчением вздохнул – жив парень!
   Да, Лёшка был жив, но подняться с земли он уже не смог. Кто ж знал, что он при прыжке ударился спиной о бревно-топляк, повредил позвоночник и, поэтому не смог вынырнуть на поверхность. В воде он не почувствовал никакой боли.
   
   Лёшка лежал в областной больнице, в травматологии и всё никак не мог поверить в случившееся – у него был серьёзно повреждён позвоночник, и пока даже речи не было о том, что он встанет на свои ноги. В палате вместе с ним лежали разного возраста такие же «тяжёлые» парни и мужчины. У каждого из них была своя история, которая привела их на больничную койку. Большинство было после дорожно-транспортных происшествий, один пациент свалился с крыши дома, когда чинил её. У них всех были несчастные случаи, но полученные не по их хотению или чьему-то глупому капризу. А он? По какой такой уважительной причине оказался здесь? Кира захотела, видите ли, удостовериться в его любви? Как будто не видела, что он по ней с ума сходит. Все видели. А она? Выходит не видела, не верила?
   Ну, не доказал ей свои чувства таким образом так докажет другим – он все силы положит на то, чтобы встать на ноги …
   Кира, чувствуя себя виновницей трагедии, произошедшей с парнем, пыталась его утешить и убедить, что «ничего страшного не произошло, ведь главное, что он жив». Между жалким лепетом она в первый же день, наклонившись к самому уху, и обдав Лёшку горячим своим дыханием, спросила его о том, что, видно, больше всего её в этой истории тревожило: не сказал ли он уже кому, почему прыгнул с моста?
Лёшка в ответ, только отрицательно покачал головой.
    «И не говори!» – просили-умоляли такие любимые зелёные глаза.
Кира, как чувствовала, тогда вслед за ней в палату зашёл мужчина в гражданской одежде и, представившись следователем, попросил её удалиться. Она еле дождалась его ухода и снова заскочила впалату. В ответ на её всё тот же, но уже молчаливый вопрос, Лёшка, также молча, еле заметно покачал отрицательно «нет».
   «Для приличия», как обмолвилась однокласснице Кира, она ещё поначалу каждый день приходила-навещала его в больнице. А потом резко перестала. В первый день, когда она не появилась в палате, Лёшка проглядел все глаза и, как заметили его соседи, дырку в дверях палаты чуть не просверлил своим остановившимся взглядом-лазером, но так и не дождался любимую. Не пришла она и на следующий день, и ещё раз на следующий. Лёшка запаниковал – что случилось? Может беда? Отводя взгляд в сторону, его сестра сообщила, чтобы он успокоился – ничего не случилось, просто Кира уехала в Киев поступать в университет.
    Как? Без него? Они ведь собирались туда вместе, только в разные вузы и на разные факультеты. Он же вот-вот встанет на ноги. Ну, если не получилось в этом году, то в следующем точно они бы вместе поехали!
   Вместе с Лёшкой не теряли надежды на его выздоровление родные. После тщательного обследования травм местными и приглашённым из Киева специалистом-травматологом, врачи пришли к однозначному выводу – провести парню сложнейшую операцию. Та давала пусть и небольшую, но надежду на то, что Лёшка встанет на ноги. Все так в неё верили! А больше всех – Лёшка. Он ехал на «скорой» в столичную больницу и представлял себе, как он неожиданно появится перед Кирой с огромным букетом цветов и встанет перед ней на колено, попросит её руки и сердца, чтобы быть с ней всегда вместе, никогда не расставаться и глядеть, глядеть в её прекрасные глаза. Он ведь своим последним поступком доказал ей свою безграничную любовь…

   Операция прошла вроде как успешно, он начал курс восстановления и реабилитации. Он начал побеждать такую, казалось бы, неотвратимую и страшную болезнь. И он стал снова мечтать, надеяться и ждать Её – ту, которая заполонила все его мысли без остатка.
   В один из дней ему показалось, что в проёме палаты появилась, наконец, его любимая Кира. Лёшка, закованный в какой-то специальный корсет, со всех сил резко рванулся ей навстречу и… В спине что-то хрустнуло и, дико закричав от невыносимой боли в ней, парень, потеряв сознание, упал назад.
   Новые попытки врачей ни к чему положительному не привели, хотя они перепробовали все известные на то время способы, методы и лекарства – Лёшка остался навсегда лежачим. Его отправили домой. Вот тогда в нём что-то уже не в спине, а в душе надломилось, и он стал терять вес, желтеть и молчаливо ждать конца.
   Так в девятнадцать лет (год продолжались попытки его постановки на ноги) парень оказался прикованным к кровати наедине со страшной и необратимой правдой, в которую никак не хотелось верить. Неужели он так и не сможет вышагивать с любимой по киевским бульварам? И не будет вместе с ней приезжать домой на выходные, чтобы наслаждаться чудными видами, раскинувшимися со старинного Вала в родном и любимом Чернигове? А  катаний на прогулочном катере отца по красавице Десне он что – тоже лишён? Видимо, да! У него теперь одна участь: лежать у окна родительской квартиры на седьмом этаже и только видеть кусок неба за его стеклом.
   Сиделками возле него стали мать, отец и старшая сестра, которая в любую свободную от работы и семьи минутку прибегала к родителям и подменяла-помогала  матери его поднимать, обмывать, убирать, перестилать…
   
   А что же Кира? Его такая любимая, ни на кого не похожая Кира?
   А Кира поступила в тот (наверное, кем-то проклятый для него год) в театральный институт и благополучно училась. Приезжала на побывку домой как-то тайком, ни с кем из одноклассников не встречаясь, и ни разу к нему так и не заглянув. Очевидно, боялась, а вдруг он рассказал родным с чьей подачи, по какой причине он спрыгнул с того моста. А потом и совсем перестала появляться в городе. Боковым слухом он как-то уловил разговор матери с сестрой и понял, что Кира вышла замуж за Владика-Авося, который стал каким-то коммерсантом в Киеве.      
   Значит, его любимая его похоронила? Ещё живого? Ну, что ж, Бог ей судья.
   Как-то родители заговорили о смене места жительства. На семейном совете, который проходил в его комнате, мать с отцом спросили его мнение о переезде из квартиры в частный дом на окраине города. Они уже присмотрели подходящий обмен с доплатой. Там бы отец устроил широкий пандус, по которому Лёшку можно было бы вывозить на свежий воздух во двор. Сестра поддержала это предложение и вместе с мужем, строителем по профессии, тут же предложили пристроить к дому летнюю веранду, чтобы, по крайней мере, летом Лёшка мог спать на открытом воздухе. Это уж точно поможет ему поскорее встать. Ведь от долгого лежания и нахождения в закрытом помещении он стал похож на осенний лист – такой же жёлтый и сухой. Куда делся здоровяк с каменными мускулами и сильным тренированным телом. Выходит, болезнь сделала своё дело? Победила его и его любовь? И что он теперь должен смотреть только снизу вверх? Не бывать этому! Лёшка загорелся идеей родных, увидев в этом перспективу своего выздоровления, и вскоре переезд на новое место жительства состоялся.

   …Чтобы оценить всё то, что нас окружает, надо хотя бы на короткое время его потерять. Лёшка потерял было, а теперь вот нашёл. В комнате, которую ему определили на новом месте, родные пробили проём для широкой двери, чтобы можно было выкатывать через неё специальную кровать с боковыми бортами-стенками, на колёсиках на пристроенную к дому, открытую со всех сторон деревянную веранду. Теперь у Лёшки вместо неба за оконным стеклом оно проглядывало через живые ветви садовых деревьев цветущих весной, в зреющих плодах летом и осенью, в снежном обрамлении зимой. А ещё в птицах, которые тоже чередовались со сменой поры года: от чёрных как смола, грачей, неугомонных шустрых воробьёв и синичек, до сорок и ворон и даже прилетавшего время от времени к старой яблоне дятлу.
   А солнце! Оно пробивалось к нему сквозь густые шатры листвы и словно гладило его своими лучами-руками, согревало и утешало.
   Это была жизнь, и он от души радовался ей, вбирая в себя все её проявления-телодвижения. Как радовался и приходящим и приезжающим к нему друзьям-одноклассникам, соседям и их детворе. В его замученных страдальческих глазах пробился, наконец, свет жизни и благодарности к тем, кто его окружал.
   
   …Общеизвестно и общепринято, что в присутствии больных, особенно когда они относятся к категории тяжелобольных, всем, кто их окружает, полагается быть бодрыми, весёлыми и жизнерадостными с фальшивыми улыбками на лицах. Лёшка находил в этом неестественность, фальшь и даже обидную снисходительность. Он потребовал, прежде всего, от родных, не изображать перед ним ни деланную непринуждённость, ни примитивную хитрость обхождения с ним как с маленьким, перестать его утешать, а также скрытничать и прятать от него какие-то семейные проблемы.
   Он решил справляться в меру своих сил с выпавшей на его долю судьбой.
Родные ему обустроили по максимуму быт, а друзья, зная его тягу к радио- и другой всякой технике, устроили своему другу занятие по душе – он выступал у них учителем-консультантом по её ремонту, подсказывал, как изготовлять звуковые усилители, колонки, цветомузыкальные установки. Под его же руководством они смастерили ему пульт, чтобы он без особого труда мог включить сам свет, телевизор, сигнализацию. Её приспособили во дворе для родителей, чтобы он мог вызвать их в случае надобности с огорода или сада. Сам что-либо мастерить он физически не мог – руки его, ставшие голубыми от худобы, были в состоянии только с помощью приспособления над кроватью чуть-чуть приподниматься в ней, перелистывать страницы книг на специальной подставке, держать  ложку-вилку, чтобы есть.
   Он редко оставался один, и ему некогда было думать о своей болезни. Несмотря на его жизнерадостность, родители боялись, чтобы он в редкие минуты отчаяния (которые всё-таки иногда появлялись) ничего не сотворил с собой. Весь день Лёшки был занят делами, начиная от разных процедур – умываний, растираний, переворачиваний через каждые два-три часа со спины на бока (чтобы не было пролежней), кормёжки, и, продолжая общением с родными и друзьями, которых в иные дни было как яблок в саду. Когда же Лёшка находился вечером один, то он с упоением читал книги, которые брала ему в библиотеке сестра, просматривал-изучал журнал «Наука и техника», выписанный по его просьбе отцом, слушал музыку из подаренного в складчину друзьями приёмника «Орбита».
   Странно, но к нему, лежачему инвалиду, так тянулись молодые и здоровые его сверстники, чтобы поговорить с ним по душам, поделиться какой-то радостью или печалью, спросить у него совета. Он никому в этой, казалось бы, малости, а на самом деле большой человеческой потребности быть услышанным и понятым, не отказывал, а наоборот, увидев на лице кого-то печаль или заботу, тут же спрашивал что случилось. От него исходили невидимые флюиды доброты, участия и… внутренней силы. Часто из его комнаты или с веранды, когда он находился там, до родителей, которые прислушивались к каждому шороху, когда он бывал один, доносились дружные взрывы молодого жизнерадостного хохота. И никто с посторонних никогда бы и не догадался, что там, откуда он доносился, лежит обездвиженный парень-инвалид и смеётся он там громче всех.

   Так шли годы. Друзья Лёшки переженились (некоторые не по одному разу), обросли детьми и приходили к нему уже с ними, а бывало, что и с жёнами. Никогда и ни у кого из них он не спрашивал про свою бывшую любовь – Киру. Деликатно молчали и друзья, не рассказывая ему, что Кира давно развелась со своим Владиком-бизнесменом сразу же, как тот сел в тюрьму после каких-то махинаций, и снова вышла замуж… теперь уже за старого, но большого столичного начальника. И что она при случайных встречах никогда не спрашивала о нём – Лёшке.
 
   …Умер Лёшка перед самой Пасхой…
    Позже, когда боль утраты немного притупилась и родные стали убирать его постель, сестра обнаружила под подушкой фотографию девушки с длинным конским хвостом, перекинутым на грудь. При жизни брата, когда они с матерью меняли ему постель, никакой фотографии под подушками и в помине не было. Очевидно, перед самой смертью он достал её из своего тайника – боковины спинки кровати, чтобы проститься?  Девушка-красавица уверенно и кокетливо позировала неизвестному фотографу. Это была Кира, в том самом костюме-двойке с комсомольским значком на груди… Ни она, ни неизвестный фотограф в момент съёмки и не думали, конечно, что это фото на двадцать лет (столько прожил Лёшка после своего прыжка) займёт место в спинке деревянной кровати и под подушкой парня-инвалида и, словно чудодейственный талисман, будет давать ему силы жить все эти годы да и ещё других подбадривать.


"Метаморфозы" №1 2018