Заветное слово Василия Дворянкина

В наше время с легкой руки эстрадной дивы пришло в нашу жизнь такое понятие, как настоящий полковник, смысловое значение которое  со временем стало значительно шире и глубже, чем то, что было поначалу в шлягере, и  очень часто теперь, на фоне различных имитаций и непрофессионализма, помноженных на дуболомную нахрапистость, означает знак настоящего качества. Так вот если говорить о поэзии Василия Дворянкин и помнить эти  слова, то о нем с полным основанием можно сказать — настоящий, причем милостию божией, поэт.

Литература всегда существовала в двух уровнях. Одна как бы на виду. Нет, не жирующая, не шикующая,(чаще всего литературное занятие — сирое дело, об этом вопиет судьба каждого отечественного классика), но все же существующая на гребне пусть и мизерного, но все же общественного внимания.
А есть литература, да еще порой какая, существующая, не то что на обочине литературного процесса, но вне всякого литературного процесса.
Поэтов и писателей из этой группы нет на тусовках, презентациях, не поют их чаем на литературных посиделках, книжки они если и издают, то как делился со мной один из таких литераторов «на свои гробовые». Мимо них стремительно пролетают экспрессами литературные премии, презрительно зажав нос, мимо них ходят всякого рода литературные эксперты и при случае высокомерно и назидательно тыкают их носом в лакушку своих незамысловатых схем.

Поэт Виталий Дворянкин из второй группы. Он из тех, кого шикая гонят с крыльца своих залатанных литизбушек на курьих ножках ее обитатели. Тех, у кого поэзия настоящая, высочайшей пробы и кто менее всего суетливо тщится вскарабкаться на пьедестал общественного признания и внимания и объявить о своих претензиях.
Вот что сказал о поэзии Василия Дворянкина замечательный алтайский поэт  и человек тонкого культурного вкуса  Владимир Соколов:

«Автор обладает поэтическим талантом, от его стихов идут волны эмоций, вызывающих сочувствие, сопереживание. Порой говорят, что он не всегда в ладах с поэтикой, но... что такое поэтика? Канонизированная поэзия. Течет время, рождаются новые поэтические силы, и каноны трещат по швам, их надо менять, и поэтику приходится переписывать заново.
Поэзия Василия Дворянкина питается народным словом, а слово это со всеми его диалектами, как своеобразная река, всегда течет и течет в будущее.
Вспомнить же надо, как мне думается, визит молодого Блока к поэтическому небожителю тех времен — Брюсову. Блок получил от мага свою рукопись, испещренную помарками. Унес ее домой, потосковал над нею и... без поправок отдал издателю. И в русской поэзии появился Блок.
Появился и Дворянкин. Профи его ругают, читатели любят. Остальное за будущим».

«Мягкий лиричный голос Василия Дворянкина невозможно ни с чьим другим спутать, разве что только с есенинским да рубцовским, но это не недостаток поэзии Дворянкина, а ее достоинство, подтверждающее истинность преемственности в литературе. Попреки, что, мол, так уже писали Есенин с Рубцовым, столь безосновательны, что не хочется на этот счет ничего говорить.
Читая Дворянкина, мне так и хочется воскликнуть: «Не надрывай мне сердце плачем!». Его «Голубая сквозистая даль, растеклась без конца и без края».
В произведениях Василия Дворянкина что ни строка — то открытие неведомого доселе, неувиденного в сутолоке дней. Его строки по звучанию и новизне находятся на уровне изобретения, запатентованного талантом поэта.
Василий Дворянкин находит слова, от которых становится спокойно на душе в период, когда рушатся былые устои и настают дни передряг. Чистота стиха настолько прозрачна, что видится вся его ткань и основа. А основа стихов — непревзойденное мастерство и родник народности, из которого вытекает полноводная река под названием Поэзия Василия Дворянкина, где единственная строка вдруг предстает огромным полотном, развертывающимся в целый роман о нашей земной жизни.
Несчетное количество раз я слышал от людей, да и сам неоднократно повторял: «И здесь душой и телом отдыхаю».

А это сказал поэт Сергей  Сорока, стараниями которого и при внушительной поддержке другого поэта, Бориса Бондарева, поставлен в краевой столице памятник Александру Сергеевичу Пушкину, солнцу нашей поэзии. (Кстати значительный материальный вклад в сооружение этого памятника,  посрамив высокопоставленных «спонсоров»,  внес бомж и он же  первоклассный поэт Валерий Лезин)

Профессионалы до сих пор  Василия Дворянкина шарахаются. Но в этом особой беды и тяготы, на мой взгляд, нет. В отличие от многих, подвизающихся на  этой ниве у него есть то, чего многие лишены — будущее. Может быть отсюда и растут ноги их претензий к нему?
Все мимолетно и преходяще в этом мире, но четыре книги первоклассных стихов, которые он издал с одному ему ведомомыми трудами, будущему этому внушительный залог.
Из последней недавно вышедшей четвертой книги «Вздохи косы» представляем на ваш суд сегодня небольшую подборку его стихов.

ДОРОГАЯ МОЯ, ВИЗАВИ!

Молодая, ивовая дымь,
Луговая, весенняя сочень.
Лунным отцветом пахнет полынь —
Золотая, но горькая очень.

Ты мне больше — трава чистотел —
Небольшая и нежная видом.
Обижать я тебя не хотел,
Но прости, если где-то обидел.

Дорогая моя визави,
Мне с тобой хорошо и не тяжко.
Для меня ты как позвон зари,
Как в июль — полевая ромашка.

Ты мое бесконечное все,
Ты со мною — и солнышко рядом.
И сравнимая разьве с весной,
Очарованным ласковым взглядом.

Пахнет августом спелая рожь.
Больше теней, чем ближе к овражку.
Есть цветы, что вздохнешь и умрешь,
Но поди ж, полюбил вот ромашку.

В этот брезживый холод зари
Я готов рассказать тебе боле:
Дорогая моя визави,
В моем сердце ты — целое поле!

РУСЬ

Никого, я один,
Все ушли на пикник, 
Нынче праздник великой Победы.
Но не весело мне,
Я всем сердцем проник,
В ту мечту о картошке и хлебе.

Никого, я один,
Две сестренки со мной, —
Дорогие мои малолетки.
А как хочется есть,
Мучит голод, хоть вой,
Оскоблил все горшки до загнетки.

Мать куда-то ушла,
Видно что-то добыть;
Ее нет и все нет уже сутки.
Эту жуткую мреть
Никогда не забыть —
Этот подвиг великий и жуткий».

Никого, я один,
Нынче семьдесят лет,
С той весны, как война замирилась.
Ну а мне все равно,
Я давно уж скелет —
Видно что-то в душе надломилось.

Никого, я один,
Лес, убогость, зима,—
Ночь глуха, словно каинов камень.
Две сестренки со мной.
Но одна умерла.
По весне, отравившись сморчками».

Отпылал мой костер,
Отгорела свеча,
И с тех пор мне никак не согреться.
И с тех пор в жизни сей,
Ничего не хочу,
Только хочется мамы и хлебца…

Сквозь трескучую згу,
В далях чуть-чуть алея,
И тяжел, и красив,
Как полет на Луну;
В моем бедном мозгу
Ясно видится время —
Грустный образ Руси,
Все ушли на войну…
Лишь мычали волы,
Лишь телеги скрипели,
Голод тело терзал,
Ветры пеплы мели…
А так ивы цвели
И так зяблики пели!

— Никого, я один —
Будто все для меня.
Снег притих и набряк,
Луг заржавый и росный,
В небе солнце и синь,
В небе божий закон;
Только я да барак,
Да столетние сосны,
Чуткий лепет осин,
Да задумчивый клен.

Это наша страна,
Это древняя Русь,
Что от прежних веков
Нам в наследство досталась…
В час урочный заря,
Словно розовый гусь,
На качелях суков
Надо мной колыхалась.

Где-то там далеко
Бушевала война —
Все горело кругом
И «Катюши» гремели.
Я, поникшим цветком,
В сердце стоны вбирал,
Скорбный плач матерей
Выводил на свирели.

О, несчастная Русь!
Сколько горя и стона
В миновавших веках
Довелось пережить.
Видно гложет искус
Удалого Бирона —
Брызжет пеной в рукав,
Не умеешь де жить…

Я люблю тебя Русь.
Твои баньки и хатки;
Твою мерную речь
Вкупе с крепким словцом.
Твою ивную грусть,
Твои гулкие святки;
Твою русскую печь
И народ твой с ленцой.

ЛЕНИН

Двадцать второго апреля
И, видно, так выдумал Бог,
Родился неистовый Ленин,
Предтечей великих эпох.

Родился он в березень года,
На самом исходе поста,
Вождем трудового народа,
Борцом за идеи Христа.

Бунтарским семнадцатым годом,
Сплотив из беднейших оплот,
Заставил считаться с народом,
Зазнавшихся, сытых господ.

Единство трудящихся — сила,
Свободный народ — не батрак.
Ни он виноват, что в России
До жалкого вышло не так.

Ни он виноват, что в России,
Что, вроде бы нам не к лицу,
Идеи Христа оттеснили,
Припав к золотому тельцу.

На грани последнего вздоха,
Как мести всточив острие,
Родилась другая эпоха,
И Ленин — апостол ее.

Смотрю на тесемку в петлице,
На умный прищур его глаз...
Нам нужно бы этим гордиться,
Что Ленин родился у нас.

В качестве послесловия:

Самобытная поэзия была всегда у нас на периферии литературного процесса, а то и вне его. Об этом красноречиво говорит поэтическая судьба такого оригинального и самобытного  на Алтае поэта, как Василий Дворянкин, в чьем творчестве есть интонации от Сергея Есенина, но более всего она напоминает, пожалуй, поэзию Николая Клюева, с его незаемным самобытным словом и от которого презрительно отмахиваются вся и все знающие наши литературные гурманы, мнящие себя пупом земли. Недавно у давнего друга нашей газеты, совершенно не избалованного даже мизерным вниманием со стороны, как издателей, так и литературной общественности, вышла следствием его буквально таки героических трудов третья книга его стихов «Цветок чертополоха». Это книга о русском чистом  незамутненном сознании и о русской душе. Почитайте эту книгу с трепетным и песенным, задушевным родниковым словом и ваши  ожидания не будут обмануты. В нынешнем водовороте пошлости и грязи и  поэтического нахальства, версификаторства и чистоплюйства, она  — поистине  глоток чистой воды.
Также вышла вторая книга стихов  с красноречивым названием «Русское лихо» у Валерия Лезина, о русском  бомже, хлебающим полной ложкою лихо в лихолетье наших горьких и отчаянных лет. Прочтите и вы эту скромную с виду в желтом переплете книгу, что издана им, калекой, на деньги собранные на паперти у церкви, а не на деньги сердобольных  страдающих благотворительностью добрых дяденек и ужаснитесь еще раз и ужасу нашей жизни и жизни самого автора, живущего на самом дне нашей жизни. Что же до литературных чистоплюев, царственно парящих над нашей действительностью, то мы не рекомендуем им читать ни ту книгу, ни другую, дабы не оскорблять им свой тонкий эстетический вкус. Но знайте только, ребята, что  мы еще посмотрим, чьи стихи останутся в истории от нашего времени.
Владимир БРОВКИН