Сны у реки 5. Тайное

Я была очень счастлива, любила и была любима, и об Антоне мне хотелось рассказать всем подругам – с ним было по-другому, чем с Сергеем, это было другое. С Алсу я поделилась первой – она видела нас в баре. Ужасно любопытная и по-своему заботливая, она позвонила на другое утро, но я не взяла телефон. А когда мы стали возвращаться с Антоном в привычный круг жизни, сама ее набрала. Она позвала прогуляться на набережную, видимо желая допросить меня более обстоятельно, чем это возможно по телефону. Я была не против, наоборот, говорила бы и говорила о своих отношениях, но пришлось отказаться. Я не знала, когда позвонит Антон и хотела быть совершенно свободной для него. Так что Алсу пока достался телефонный разговор, но она и из него сумела извлечь максимальную пользу: мы общались почти полчаса.

Вечером я почувствовала, что нетерпеливо жду встречи с ней, и задумалась – почему? Долго искать ответ не пришлось: я знала его. Алсу всегда казалась мне недостижимым примером женской удачливости. На ее фоне я отчетливей видела свое неумение строить отношения, правильно выбирать. Я никогда не придавала большого значения тому, что для моих знакомых, да и вообще, судя по книгам и фильмам, для большинства людей, главное жизненное достижение. Однако это иррациональное чувство: «раз у всех есть, то и мне надо», в глубине души отзывалось смутным беспокойством. Отношения с Антоном, безусловно, придали мне уверенности в себе. Теперь я на равных могла обсудить с подругой то, что так важно для девушек: любовь, своего мужчину.

В отличие от меня, Алсу была уверена в своей абсолютной привлекательности. Слава Богу, это не делало ее высокомерной занудой. Конечно, большую роль играла внешность и умение стильно одеваться: там, где я проходила мимо, она откапывала интересные трендовые вещи, и даже простые джинсы сидели на ней, как влитые. Что удивительно, с некоторых пор она старалась покупать только экологичные бренды, но, несмотря на их сузившийся круг, все равно находила то, что ей, несомненно, шло. В любом случае молодых людей притягивало к ней как магнитом: не зря говорят, что мы воспринимаем окружающих так, как те воспринимают себя сами.

При этом она не была, как Ева, вовсе нет. С ней мужчины были внимательны, тактичны, готовы помочь ей в любое время – в общем, воспринимали ее за ту, с которой возможны только «серьезные» отношения, что в наше время редкость. Да, и она была давно, по ее собственному выражению, «устроена»: еще в школе познакомилась с «хорошим мальчиком» из обеспеченной семьи. После школы родители отправили его на учебу в Англию, но несмотря на расстояние, ребята очень любили друг друга, общались в мессенджерах, встречались на каникулах и планировали быть вместе. И, надо сказать, общительность и легкость характера не мешали Алсу воспринимать эти отношения вполне ответственно: она радовалась жизни, гуляла с подругами, но никогда не переступала границ, определенных самой себе и очерченных ее любовью к «мальчику», что окружавшие ее ребята невольно чувствовали. В общем, в отношениях с противоположным полом у нее все необыкновенно ладилось, и я, познакомившись с Антоном, перестала чувствовать ее превосходство, которое, скорее всего, было лишь в моем воображении: Алсу его вряд ли ощущала.
 
Она все-таки заставила меня пообещать ей встречу на следующий день: «если ты будешь жить только им, он скоро сбежит от тебя. Мужчины так не любят» – сказала подруга, и я согласилась.

Мы встретились с ней утром на набережной, договорившись о совместной пробежке. Яркое летнее солнце уже слепило, но воздух прогрелся не сильно, до душной жары полудня было время. Мы отлично растянулись на площадке, а потом пробежались по песку вдоль реки.

Я всю тренировку ждала, когда закончится ее терпение, но к спорту Алсу относилась серьезно и, лишь когда мы перешли на шаг, завершая пробежку, она приступила к расспросам:

– И как он?

– Он… классный!

– Понятно! – она рассмеялась. – Но теперь то это – твое?

– Я надеюсь. Но что-то меня в нем пугает. Он слишком классный. Он так легко все получает, как бы играючи. Кажется, совсем нереальным то, что я ему зачем-то нужна.

– Нет, так нельзя. Что за самооценка? Ты где учишься? Ты лучшая! Но... я ведь видела вас. Он действительно красавчик. Будь осторожнее.

– Да нет, все в порядке.

– Да конечно! Ты-то тоже классная, просто немного зажатая, какая-то в себе. Хотя… это придает таинственности и значимости. И ты красивая, – добродушно закончила она.

 Желая подбодрить, Алсу рассказала много хорошего обо мне (большую часть, конечно, приукрасив), но все равно маленькая, почти невидимая тень сомнения и неверия лишала мое счастье абсолютности и незамутненности. Она назвала меня тайной, загадкой, что льстило. Но я-то знала: при желании, меня можно читать, как открытую книгу. Тогда я говорила, что думала, и не умела прятать истинную себя. Если любила – то любила, что было написано на моем лице огромными, сияющими буквами. Если терялась, расстраивалась – тоже не могла скрыть этого. Я молчала только о том, о чем, мне казалось, не будет интересно узнать другим. О Сергее, например. О своих увлечениях мистикой, психологией… Но мои эмоции, чувства – это точно не было тайной за семью печатями. А ведь так часто говорят: мужчина не должен быть уверен, что уже получил желаемое, иначе его интерес пропадет. Но что мне было за дело до теорий и популярной психологии? Мой мужчина любил меня. Он говорил так. Наверное, так и думал…

Несколько дней спустя набрав Таню, я выплескивала в телефон эмоции последних дней, возбужденно делилась будущими планами. Таня молчала. А потом я поняла, что она почти беззвучно плачет.

– Что случилось?

– Ничего, ничего… я сейчас, я успокоюсь, – ее голос дрожал. Она немного помолчала и заговорила спокойнее.

– Артем не хочет меня видеть. Сказал, что мы должны расстаться.

– Как же так? Почему?

– Не знаю, он говорит, что ему надо подумать, что у него кризис. Но это, конечно, не вся правда. У меня к тебе просьба будет. Ты встреться, пожалуйста, с ним. Он согласился поговорить только с тобой.

– Но почему? Что я могу? – я опешила.

– Не знаю. Я попросила его поговорить с тобой, и он согласился. Это последний шанс. Вдруг сработает.

Просьба была странной, но я не стала донимать Таню вопросами на тему: «почему я?». Вечером пригласила Артема к себе домой. Мне так было уверенней.

Он сидел за столом и, не глядя на меня, пытался объясниться. Буквально выдавливал слова, как засохшую краску из тюбика.

– Татьяна попросила… Я согласился. Она хорошая, потому и согласился. Но это не говорит, что я передумаю. Я попросил время, она молчала. А теперь плачет... Попросила встретиться с тобой… Я не могу пересилить себя. Как представлю, что она будет плакать, не могу, не хочу. И от этого чувствую себя еще более виноватым. Мне надо время.
 
– Но что случилось? У вас вроде все хорошо было.

– То было, то не было. Таня веселая была, а как лучше друг друга узнали, какая-то чужая стала, она как будто что-то скрывает… Может и я стал другим.

Он замолчал. Сидел ссутулившись, сжав руки в кулаки. Я думала: зачем тогда согласился прийти? И Таня. Какую роль она отвела мне? Впрочем, это было не важно: я в любом случае хотела помочь. Вскипятив чайник, сделала чай и поставила чашку перед Артемом. Он пил большими глотками, обжигаясь, но продолжал молчать. Наверное, не знал, что еще можно добавить.

– Ну может ты давишь на нее? Мне так показалось. Лишаешь ее свободы, возможности быть собой. Это напрягает, – попыталась помочь я.

– Может быть.

– Но ведь есть что-то еще?

– Есть. – Артем напряженно провел пальцами по лбу и посмотрел на меня.

– Есть другая девушка?

– Да, и это тоже. Но все не так, как ты думаешь. Если бы я влюбился, я бы давно сказал Татьяне «все». Но это – как наваждение. Мне наплевать на ту, другую, но я не могу от нее оторваться. Я даже стал думать, что она меня приворожила. Представляешь, к бабке ходил. Не то, что бы это была бабка. Женщина. Что-то там бормотала, что-то делала. Но не помогло. Я знаю, что с той вместе не буду. Я иногда ее даже ненавижу. Но не могу, пока не могу. Нет любви. Есть похоть. Сумасшедшая похоть. Я понимаю, что, оставив это позади, я уже не вернусь к такому опыту. Но он нужен. Он каждому мужчине нужен. А с Таней – не знаю. Все побледнело на фоне той.
 
Я вдруг почувствовала, что он намеренно пренебрежительно говорит о девушке, словно стараясь отделить ее от себя. Промелькнула догадка.

– А как зовут ту?

– Это не важно. – Артем отвернулся.
 
– Ну ладно. Тогда скажи: Ева?

– Да. Ты ее знаешь.

– Знаю... Но все же не понимаю, что за мед она источает, в котором вы все вязнете. Мне кажется, если любишь кого-то, то даже такая девушка не сможет так легко вычеркнуть твою любовь.

– Может ты и права. – Он задумался, а я никак не могла решить – правильно ли поступаю? Что я делаю – помогаю? Или из-за меня все будет только хуже? Но ведь Таня просила…

– Но раз ты пришел, значит не все потеряно? Ты бы не стал приходить, если бы Таня стала тебе совсем безразлична.

– Наверное не стал бы.
 
– Почему ко мне, что я могу для вас сделать?

Артем внимательно посмотрел на меня.

– Знаешь, что-то в тебе меня привлекает. Нет, не так, как в ней, или в другой, – он усмехнулся. – Просто я вижу в тебе себя. Когда мы познакомились, я вдруг почувствовал, что ты – такой мой женский эквивалент. Умная, тебе интересно то же, что и мне. И мягкая, как Татьяна. Это сближает.

– Даже не знаю, что сказать… – я задумалась, а потом решилась: – Ты встреться с Таней. Не сейчас, чуть позже, но встреться, какое бы решение не принял. Она этого заслуживает. Ты сейчас испытываешь чувство вины перед ней, а этого никто не любит. Мы постепенно начинаем ненавидеть тех, кто заставляет чувствовать нас виноватыми. Ошибка многих девушек. Они обвиняют своих парней, говорят им, какие те подонки, как будто это может вернуть их любовь. И у тебя то же. Но Таня не обвиняет, она просто не хочет тебя потерять. Она знает про Еву?

– Нет, конечно.

– Видишь, ей не в чем тебя обвинить, ты сам все надумал. Встреться с ней. Просто пообщайтесь, сходите куда-то. Как друзья, хорошие старые знакомые. Без надежд, объяснений. Тебе станет легче. Все, что я знаю о Тане, говорит мне, что она не будет обсуждать ничего. Она очень тактичная, и любит тебя. Но она не станет навязываться. Она гордая.

Артем снова нахмурился.

– Возможно. Я попробую. Но ничего не обещаю. Я дам нам шанс, но не сразу. Мне нужно время, – он говорил отрывочно, с нажимом. Я с грустью подумала, что скорее всего ничего не выйдет.

Тем же вечером позвонила Тане. Рассказала о разговоре, но про Еву умолчала: я никогда не считала, что вся правда во благо. Если Артем захочет – расскажет, если нет – я больно не сделаю. Что-то подсказывало мне, что он не будет встречаться с двумя: нет, он не из таких. Он выберет и останется с одной.

Тогда Таня впервые пригласила меня к себе, и на другой день я приехала.
Она жила с родителями в дальнем спальном районе, куда я добиралась на трамвае почти час. По пути с остановки зашла в магазин и долго стояла у полки со сладостями: вроде бы Таня сидела на какой-то диете. Наконец, выбрала печенье и пастилу. Расплатившись, я вышла из магазина и не сразу поняла куда идти: панельные пятиэтажки были абсолютно одинаковыми, выкрашенными желтой краской, которая со временем успела выцвести и облупиться. Я включила навигатор в телефоне и забила в поисковую строку адрес. Оказалось, что магазин как раз был в Танином доме – на первом этаже – мне нужно было только обойти его, чтоб попасть во внутренний двор.

Дверь открыла ее мама, она пригласила войти и позвала Таню. Я осмотрелась. Маленькая хрущевка была совершенно неудачной планировки: коридор, такой узкий, что невозможно поставить шкаф для одежды, переходил в проходной со всех сторон зал. Из зала двери вели в две небольшие смежные комнаты и арка – в кухню. В квартире было бедно, но опрятно и довольно уютно: старая мебель, еще советское пианино, и только Танина софа – новая, с приятной лиловой расцветкой и подушками, расшитыми веселыми лоскутами в стиле пэчворк; на тумбе лежала вязаная крючком салфетка, несколько вышитых крестиком картин на стенах, такая же вышивка на диванных подушках в зале. Я присмотрелась и поняла, что узоры были сложными, вышивка искусной. Я и у Тани видела ажурный, ручной вязки воротничок на блузке.
Мы сидели в маленькой комнате. На письменный стол мама положила салфетки, поставила вазочку с печеньем, принесла чай и ушла, тихо закрыв дверь.

– Знаешь, когда я говорила с ним… – начала я. – Артем думает, ты что-то скрываешь.

Таня помолчала немного, глядя в чашку, придвинула печенье и посмотрела мне в глаза.

– Ты очень помогла мне. Даже если ничего не выйдет, я хочу… я должна тебе объяснить. Только не переспрашивай и не углубляйся. Незачем. У меня диабет первого типа. С детства, с восьми лет. Денег всегда было мало, на замещающую терапию не хватало. И сейчас не всегда хватает. Родители делают, что могут, но многое надо было делать тогда, в моем детстве, иначе. А они не знали, да и денег не было. У нас медицина такая: кому везет, а кому нет. Мне врач хороший попался поздно. Но попался, и сейчас все хорошо. А будет лучше. – Она вскинула подбородок и, прищурившись, посмотрела на меня. – Я не люблю это обсуждать. Достаточно того, что в школе было полно вопросов. Как-то я ломала ногу, она долго срасталась, пришлось остаться на второй год. Снова вопросы и какая-то опека, как будто я хрустальная ваза. Поэтому я не люблю говорить о болезни. Она есть, и от разговоров ничего не изменится, от нее не вылечиваются.

– Послушай… вроде ты в прошлом году тоже болела? – спросила я. Таня как-то вскользь упоминала об этом, рассказывая про чуть было не случившийся аккадем.
Она вздохнула и как-то сжалась.

– Сейчас все нормально, поверь. Может я худее других, и другое… не важно. Я такая же, как и все. Но есть то, что мне нельзя, и, к сожалению, это то, что важно Артему. Заниматься йогой например. Уровень сахара сразу повышается. Говорят, от статичности упражнений. В бассейне хорошо, это даже полезно. А лазить по скалам тоже нельзя: ничего, где сильный выброс адреналина. И с едой не все так просто. От мяса мне отказаться не проблема, я пробовала, но овсянка тоже сильно повышает сахар, а Артем по утрам только ее и ест. Ну и много чего другого. Опять же, у меня скорее всего не может быть детей. Вообще, мне не желательно их иметь.

– Таня, твой мужчина – самый близкий тебе человек. Конечно, после родителей. Ему то можно рассказать.

– Как? Он откажется от меня. Знаешь, мне уже много лет, а до Артема у меня никого не было. Я все равно отличаюсь от других. Я позже выросла… И не хочу. Он жалеть будет, а мне надо, чтоб любил.

– Но он ничего не понимает. Ему кажется, что ты что-то скрываешь. И он начинает представлять, что это может быть. Ну и что он напредставляет, как думаешь? Ощущение, что у близкого человека какие-то непонятные тайны, отталкивает. Ты как будто не доверяешь.

– Я не знаю, Дина. Я боюсь и не хочу. Даже тебе объяснять не хочу. Мне хватило за мою жизнь.

– Ну ему объясни еще, и все.

– Ладно, я подумаю. Но ты меня больше не спрашивай и забудь. У меня сейчас все хорошо. Давай чай пить, и пойдем, я покажу тебе фотографии.

Я будто узнала Таню с другой стороны. Мягкая и добрая – по отношению к другим, но очень твердая и требовательная к себе. И скрытная, как это не странно. Мне казалось, это не про нее: она была общительной и открытой, и мы так легко сошлись. Но если с восьми лет ее опекали, потом доставали одноклассники, жалели и выделяли учителя, она могла замкнуться, чтоб среди новых людей быть как все. Хотя шила в мешке не утаишь –   серьезная болезнь, это не то, что можно долго скрывать, и не все способны понять причины скрытности. Артема это оттолкнуло, хотя я чувствовала, что это не основная причина перемены в его отношении. Если бы он захотел, то смог бы открыть эту тайную дверь в душе своей девушки. Надо было только чуть больше чуткости, внимания и времени.