11

 
…долгожданный  знакомый   силуэт – мой  дом.
Мой  чёрный  дом.
Моё  единственное   спасение.
Я  ранее  приходил  к   нему. Только  вокруг  него  был   иной   мир – не   тот  бешеный  кошмар, что  разражался   упрекающим   воплем  тысячами   «слепых»   голов.

Ещё   вчера   это  было  тихое  место  старых  трёх-  четырёхэтажных   заброшенных  домов, с  трещинами   и  большими   пятнами  копоти, с  толстыми   разбитыми   ржавыми  трубами, торчащих  из  земли, среди  которых  возвышался  мой  девятиэтажный  полуразрушенный  дом.  Ранее  я  любил  бродить  среди  заброшенных  развалин  этих  построек. Одному  Богу, иль  Чёрту   было   известно, кто  здесь, ранее,  чем   занимался.  Говорят, что  когда-то  здесь  был  какой-то  крупный  завод,и  что-то  здесь  успешно производили. 

Но  произошла   страшная  катастрофа  – необычный  чудовищный   взрыв, от  которого  здание   практически   полностью  стало  чёрным   от  копоти. Полностью   постройку   огню   не   удалось   разрушить: только   около   половины   здания   обратилась   в  огромную   груду  обломков   собственных  стен, устало   склонившуюся   к  фундаменту  второй   половины – что-то  знаковое   было   в  этой   катастрофе, в  этой  тишине  и   отсутствии  живых! Я,  как  завороженный,  наблюдал  за   пустыми  тёмными   этажами; безмолвные, выбитые  чёрные  окна, в  которых  можно  было  увидеть  лишь  слабый  серый  отсвет  падающих  лучей  солнца   на  чёрные  стены. 

 Здесь  я  прятался  от  всех  и   наслаждался  своим  одиночеством. Всё   более  и  более  становились   мне  родными  эти  руины. И  всё  ненавистнее  мне  становился   мир   потребительских  проблем, бесцельных   забот, это   выживание   за   счёт  чужой   глупости,  эти   насмешки, постоянные   жалобы  посторонних   на   свою  судьбу  и  участь,  эта  жизнь   среди   медленных   самоубийц,  эта   гигантская  машина, шурупом  которой  обязан  был  быть  и  я, эта  обречённость   быть   свободным.

 «Хватит! Ненавижу!» - Так  я   решил   раз   и    навсегда   остаться  здесь, среди   пустых   полуразрушенных  домов, стать   единственным   жителем   чёрного   дома.  Отныне   это    мой   чёрный  дом! Мой   призрачный   город, моя  Троя, мои  Помпеи! И   я   стану   призраком – смотрящим    этого   «города», ревностным   охранителем   тишины    и    покоя! Сегодня   утром   я   отправился   сквозь  этот   кошмар, чтобы   стать   хозяином   этого   места, стать   тем,  кто   я   есть.

 Смерть – у  неё   я   прошу   помощи   навсегда  остаться   самим   собой. Для   смерти   не   существует  правил, любимчиков   или   изгоев – она   забирает   всех.

Смерть – это  время.

Смерть – это   переход   от   того   наихудшего, кого  ты   не   хочешь   видеть   в  зеркале   к  тому,  чьё   отражение   желают   видеть.

Смерть – вечное  начало, которое   необходимо   принять, чтобы  двигаться   дальше.

Гул  мученических  стонов  резко  затих, когда   я   вбежал   в  поле   моего  чёрного  дома, окружённого  кошмарным  лесом   стонущей  мертвечины.

 Меня  ужасала  мысль: почему  дом  вдруг оказался  внутри  такого   места. -- Ранее  я  приходил  к  нему  иначе!

Но   я  должен  со  всем   этим  покончить!

Перед   домом  среди  обломков  и  пыли   я  увидел  маленький  пробившийся  цветок. «Как  он  смог   здесь  прорости?» - подумал  я.
Маленький, никчёмный, с  тонким  стебельком  и  едва  раскрывшимся  бутоном. Среди  этого  хлама, такая  нежная  невинная  красота. Сам  не   зная  почему, я  вырвал  его  с   корнями.
Как  легко  было  его  сорвать. Корни  такие  ещё  слабые. «Что   ты  забыл  в  этом  месте, ты, единственное   живое   и  настоящее  здесь  и   сейчас?»
 
Сзади   послышался  громкий   шорох. Из-за  деревьев  кто-то  показался  в   полный  рост – кто-то  в  чёрной   накидке. Лица  не   было   видно: силуэт  напоминал  Смерть, какую   изображали  в   разных  иллюстрациях – не  хватало   только   косы. Она  стояла  сгорбленная  в  просвете  между  двух   деревьев,  словно  под   демонической    аркой.  Рядом  с   ней   лежало  слева  три  сосуда   и  справа  два  не   упавших, наполненных  какой-то  красной  жидкостью: не   удивлюсь, если  там   кровь.

Неуклюже  покачиваясь, она  медленно  начала   приближаться  ко  мне, иногда  останавливаясь  на  несколько   секунд, и  снова  плелась   вперёд.

«Кто  вы?» – растерянно спросил  я. Она  же   не   отвечала. Чёрный   просвет  капюшона  накидки, скрывающий  лицо,  продолжал  приближаться   молча. 

Мгновенный  холод   провалился  с   макушки   моей   головы  до   ступней  ног.

"Молчаливая   жизнь   пугает   ещё   больше, чем  кричащая  смерть". -- Что за  бред я несу? 

«Что   вам   всем   нужно   от   меня?!» -  прокричал  я, чувствуя, как  всё  больше  теряю   контроль   над  своими  мыслями, абсолютно  не   зная   как  себя   вести, что  и   делать  сейчас.

Сжимаю   кулаки  и   вспоминаю, что  в   руке  ещё  лежал   этот  маленький  беззащитный, едва  пробившийся  цветок – эта  беззащитная   чистая   жизнь   среди   следов   разрушения.

Бросаю  цветок   в   сторону. Нечто   в   чёрной   накидке  резко  остановилось.  Из  накидки  показались   сухие   костлявые  белые   пальцы: они   медленно  отодвинули  капюшон   назад,  но  не   сняли  до   конца   его  и   я   увидел, что   лица   не   было! Белая   кожа, закрывала   всё   лицо. Как  в   том   сне, как  у   незнакомки, с  которой  я   танцевал.

Мне   хотелось   уже   подойти, но  безликая  незнакомка   или   незнакомец   взялся   за   лицо, начал   судорожно  трястись, словно   испытывал  сильную   боль. Сквозь   пальцы  я   увидел   маленькие   размазанные  капли   крови, что-то   прорезалось  на   его   лице, похожее  на  глаза, ноздри, рот.  Постепенно  стал   слышаться   приглушённый  стон.  Нечто  в  капюшоне  мучительно  тряслось  и  изгибалось. Вот  я   уже  слышу, как  сквозь  стон   и   плач, оно  что-то  шепчет  и,  теряя  равновесие, рухнуло  на  колени.

Я   боялся   сдвинуться   с   места    и    следил   за   каждым   его   движением. Но   оно   не  двигалось. В  какой-то   момент, я  даже   стал   чувствовать, как   разум  начинает   выходить   из   оцепенения, но  нечто, сидящее   передо   мной   на   коленях, медленно   встало   на   четвереньки, опираясь на  руки,измазанные собственной кровью   и…
Неожиданно    быстро  посмотрело   на   меня.

Бешеный   удар   тока   прошёл  по  всему   телу: я   узнал   своё  лицо.


(…чёрно-белое … кладбище  моего  города?!)
 

(Её  могила.)


Мертвенно  бледное  лицо, дышавшее   через  окровавленные   рваные  дыры, похожие   ноздри, смотревшее   через  измазанные  в   крови  прорези   для   глаз. Но   самой   ужасной   была   искривлённая   линия   его  уродливого  кровавого   рта, с  которой   продолжали  течь  пузырящиеся  мелкие   струи  свежей   крови. И   всё   же   я   различал   в   этой   кровавой   бледной   уродливой   маске   своё   лицо. Его  глаза  выражали   свирепую   злобу   и   обиду. Он  не  отрывал   с   меня   глаз, стоя   на   четвереньках.

Неужели   я   мог  бы   быть    и   таким – самым  ужасным   зверем, чудовищем, монстром?! Способным   убить  своим   уродством, своей   затаившейся   злобой, своей   ненавистью.
Я   чувствовал, как  он   ненавидит  меня!

Сквозь   сжатые   изорванные   губы, он   издал   приглушённый  тихий   крик, похожий  на  громкое   мычание; из  его   глаз   лились  капли   крови, как-будто  слёзы. Он   крикнул  так  ещё   раз, только  немного   громче. Его   лицо   стало   сжиматься   в   злобной   гримасе   плачущего  человека. Кошмарное   мычание   становилось   всё  громче, переходящее  на   рыдание.  Он  изо   всех   сил   сжимал   губы   и   продолжал   сверлить   меня   своим   полным   ненависти  и   обиды   взглядом   и   кошмарно   выть.  Я  никогда   не  мог   себе   вообразить, как  чьи-то  рыдания   могут   так   заставить   кровь   стыть   в   жилах.

Кровавые   слёзы   уже   ручьями   лились  по   его    щекам. Он   орал   что  есть   мочи  и   в   судорогах   двигал   головой.

Затем...

Он   резко   встал  и   побежал   ко  мне!

Как   громко  орал  и   рыдал…
 
Я   словно   дерево, пустившее   глубоко   в   землю   свои   корни, не  мог  сдвинуться  от   страха, порождённого   этим   безумным, кровавым  воплем. Он   вытаращил   свои   испачканные   кровью   костлявые   пальцы  вперёд  и    силой   ухватил   меня   за   плечи, прижимая  к   себе, пытаясь   сдавить  в  объятиях.
В  ужасе я  пытался   выбраться   от  него, но  он  сжимал  меня  в   тисках  своих   костлявых   рук   и   истерично   кричал, не  давая   мне  выбраться. Мои   кости  хрустели, я  задыхался.

На   мгновение     у   меня   мелькнула   мысль: «А   может   быть,   так   кричит   Жизнь, когда   от   неё   уходят? И   все   муки   умирания – это  её   мучительные   объятия  и   рыдания…»

Я   изо   всех   сил   рвался   от   моего   уродливого   двойника. Я  бил  его  что  есть  мочи. Наконец,   последними   силами, мне   удалось   заставить     расцепить  хватку  и  ударить   его   ногой  в  грудь, от  чего  он  повалился  наземь.

Мне  удалось  выиграть  несколько   секунд  времени, и  я   рванул  едва  дыша  на  крышу  Чёрного Дома.

Тёмные  этажи.

Я  не  отличал  разницы  в  этажах: мне даже казалось, будто  я  за  это  время  оказывался  на  одном  и  том  же  этаже. От  пыльного  воздуха  и  жуткой  усталости  лёгкие  словно рвались  от  кашля: во  рту  даже чувствовался  вязкий  привкус  металла с солью.

 «А  ведь я  никогда   не   заходил   в   этот   дом».

Пробежав  этажей  пять  или  шесть, я уже  едва  стоял  на  ногах  и  падал.

 Зловещий   гул   и   эхо   воплей   моего   двойника   преследовали   меня. В  тёмном  лестничном   проёме   я   мог   разглядеть  чёрную  накидку   и  выглядывающую  из   неё   белую   испачканную   кровью  руку, упирающуюся   на   ржавые   обгоревшие   перила   лестницы.    

       
«Не  бойся!  – Что-то   в   сознании   спокойно, но  громко говорило.

Голос  придавал   мне   уверенности, отчего   я   чувствовал  себя  запрограммированной   машиной, не  имеющей  права   не   выполнить   команду.

"Жизнь  всегда   будет  против  любых  изменений:  она  будет  болезненно  переносить   любую  утрату – ведь  это  уничтожается   часть   её.  Всё  в  этом   мире:  плохое  и   хорошее – всегда   её   живые  части. Это  Смерть   рисует   красоту  жизни! Это   смерть  её  преображает! А   жизнь   кричит   от   невыносимой   боли, чтобы   иметь   свой  образ. Крик  жизни громкий  не  от  боли, а  от  жалости  к  себе.
Не  от  боли  крик. Слишком  много  театра  в  её  воплях.

Движение  -  это  всегда  умирание, постоянное   уничтожение  себя  мили-, микро-, наносекунду  назад! Это   закон   природы. Ты  никто, чтобы  это   нарушить! Самое   красивое, самое  прекрасное, самое  лучшее, что  ты  видел  и   ещё   увидишь  –  это  всегда сложнейшая  и  искуснейшая  работа  Смерти   на   теле  Жизни. Это   всегда   резьба   по  древу  Жизни. Это   молот  и  мастерок   по   камню  Жизни. Это   всегда   волшебная   кисть  Смерти    красками   Жизни   по   холсту   Жизни.

Вся   красота – это  мучительный   крик   жизни!

Прими   это!      

Быстрее  же! БЫСТРЕЕ!»

Пролетев   по  лестнице   всех   этажей, я  вырвался   на   крышу  и   жадно   сделал   глубокий  вдох   чистого   воздуха. Крик  двойника   прекратился. Я  не   слышал   даже   шорохов  от   его   движений. Я  осмотрел   проём  лестницы, но  там  уже   никого   не  было.

Едва  отдышавшись  и   успокоившись, я  подошёл   к   краю   крыши: чудовищный   «Сад   тоски»   бесконечно   простирался   так   далеко, что   я   не  мог   увидеть   его   границ.

Кто   мог   назвать   его  «садом»? Я  осматривался   в   дали  адского   леса. Кровавые  облака продолжали   растекаться   по   жёлтому   небу.

Неужели  мне   мстят    мои   сны, за   то, что   я   их   так   жестоко   гнал   от   себя…

Да. Это   они   наказывают   меня   своей   неизбежностью.

Но   я  не   дам   им  себя! Я  всё  равно  сделаю  так, чтобы   не  видеть  сны!

Я   подошёл   к  краю   крыши, и  собрался  спрыгнуть, но...

Самое  страшное, что  я  мог  увидеть, ждало  меня  внизу  у  стен  на  развалинах  рухнувшей  половины  Чёрного  Дома.

На  куче  бетонных, кирпичных  обломков,куда  я  хотел  броситься, лежали растерзанные   тела   моих   родных, моих   друзей, моих  близких – тех,  кого  я   так   любил.

А   возле   них  стоял  тот  чёрный  волк   с   безумными   глазами  и   злым  смеющимся  неподвижным  оскалом   и   смотрел  на   меня. Его   пасть  и   шкура   были  забрызганы  кровью.   

Нет!

Нет!

Я   не   хотел!

Не  так…

Месть…

Это   всё   сны!

Небо   наполнилось   дыханием, мне   знакомым…

Словно   ниоткуда, со  скоростью   молнии,  мелькнули   два   чёрных   клюва, и   страшная   боль, и  тьма… Что-то   горячее   стекало   по   щекам!

Я  не   вижу! 

Не   вижу!!!

Тьма!

Он   выклевал   мне  глаза!!!

Дыхание   продолжало   громыхать   повсюду.

Я   свалился  на  спину, чувствуя   холодный  бетон.

Ничего. Никого. Только  тьма. Только   бездна.

Страшное   отчаяние, стало   сдавливать  грудь. Мой  план   не   удался.

Меня   переполняло   чувства   бешенства  и   жалости  к   самому   себе. Я  не  хотел   видеть  тьму, но  я   хотел   стать   тьмой. Жгучая  боль   сверлила   голову, и  щипала  выклеванные  глазницы.

Теперь  мне  было   страшно   жить – страшно   умирать.

Я   лежал  на  спине, ощущая  холод  бетона  крыши  и  орал  от боли  и  отчаяния.

Но... становилось  легче...

Мысли   о   бетоне  крыши, на  котором   лежу, о  его   холоде, о   дыхании   двухголового   ворона – всё   здесь   и    сейчас, и  больше  ничего.

Отчаяние    сменяло   осознание  неизбежности  и   необратимости. Я   сконцентрировался   на   тьме, удивительно  быстро   привыкая  и   успокаиваясь. Тело   уходит. Боль  уходит.

Покой.

Холод.

Дыхание.

Окончательно, обретши   чувство   покоя, я  видел, как  тьма  стала   уходить, будто  туман, сквозь  который   я  всё   отчётливее  различал  сотни   неподвижных, кукольных   глаз   зрителей   и   очень   старую, морщинистую, немощную  руку   передо   мной – она  была   моя…



                КОНЕЦ ПЕРВОЙ  КНИГИ