Право на предательство. Глава 18

      Глава 18. БРАЧНЫЙ КОНТРАКТ


      Оставшись один, Алёша крепко-накрепко призадумался: думы его были невеселы, а между тем он был благодарен им, потому что они смогли обнажить стержень отношений, связывающих его с Женей, — собственно, их чувства друг к другу. Алёша понял, что охлаждения, которое он, казалось, подмечал в любовнике, на самом деле не было, что Женя просто попал в плен иллюзий, посчитав всё то, что ему предстоит, лёгкой прогулкой. Щедрость отца, конфеты-букеты, клубы, фейерверки — Женя думал, что он, как играючи въедет в брак, так легко из него и выедет с одними преференциями для себя. Но! Лишь дело дошло до сговора, до помолвки, до заявлений, появился финансовый аспект — и мировой империализм показал свой отвратительный оскал. Иллюзии о наивной девочке, восторгающейся прелестными цветами, преданно смотрящей в глаза своему парню и простодушно восхищающейся им, растаяли; Жене ясно показали, что с ним будут разбираться серьёзно, ограничат его намерения попользоваться чужим караваем, пусть он и окажется с ним в одном доме, и смогут испортить жизнь по многим-многим позициям на долгие-долгие годы вперёд. Женя понял, что дверь в рай оказалась входом в кабалу, что хрупкое создание, влюблённое в него по уши, — лишь часть той, связать судьбу с которой его принуждали, причём самая приглядная часть, так как за прекрасным фасадом и милым личиком скрывается алчная пасть матёрой волчицы, готовой на всё ради достижения своего счастья, как она его понимала.

      Инстинкты собственничества развиты у многих женщин, в русском характере к этому обычно прилагается властность натуры, сформированная либо нравом, либо желаниями, либо обстоятельствами; в случае с Ирой всё это усилилось её собственной избалованностью и широкими возможностями постоянно потакающего дочери отца. Женя был высокой ставкой, достойной добычей, желанным самцом, парнем с молодостью, умом, образованием, перспективами, а самое главное — красавцем. Ещё не обретя его, не заполучив его к себе в постель со всеми выполненными для законности этого формальностями, Ира уже не хотела его терять; веруя в то, что прелестным юношей движет любовь, дева простодушно и как-то легко, вроде бы не осознавая (ведь это, как и многое другое, ей было позволено!), закрывала глаза на то, что не в меньшей степени надеется на контракт, который вяжет по рукам и ногам обычно сильнее чувств и безусловно — намного дольше, чем длится естественная любовь. Нужно ли это было самой Ире, когда всё на свете конечно, она не знала и этим вопросом не задавалась — она просто хотела получить мужа — именно такого, всего, на веки вечные. То, что собственная ретивость заставит протрезветь и отвратит даже нежно и искренне влюблённого, ей в голову не приходило, но сам Женя ощутил это на себе достаточно осязаемо — и заслужил прощение Алёши. Оскорблённый ранее легкомыслием партнёра, его вечно весёлым настроением и далеко идущими планами, сметающими и разваливающими, как мнилось Алёше, их любовь, он принимал в штыки всё, что исходило от партнёра, и более всего — его надежды. Но вот дело подошло к решающей стадии, помолвка состоялась, первым тревожным звоночком прозвенело «брачный контракт» — и друга рвёт, и он плачет, и сестра его жалеет, и он спешит к своему милому. Он уже раскаялся, он уже осознал, он уже понял — он заслуживает прощения. Обстоятельства уже не вернёшь в беспечность и беззаботность начала лета — ну что ж, мы их примем, поднимем брошенную ими перчатку и будем бороться.

      И на следующий день, вернувшись из школы, Алёша теребил Гришу:

      — Гриш, я его люблю, и он любит меня — и это неизменно. Я на него злился, когда в нём сомневался, потому что он казался мне забывшим меня и увлечённым этой мерзкой Иркой, но, как дело дошло до серьёзной стадии, вся беспечность с него слетела, он понял, в какую кабалу его гонят, какое ярмо хотят надеть и кто есть Ирка на самом деле. То есть всё открылось ему в своём истинном свете — и он так страдает, что его невозможно не любить! Он столько терпит из-за своего отца! Он так беззащитен перед обстоятельствами! Он даже заболел из-за своих несчастий! Он знает, что любит только меня, а всё, что у него с Иркой, — просто флирт, и то по необходимости, а не из прихоти! Я готов, я уже ему всё простил — и приму даже его брак, он не сможет нас разлучить, мы его переживём, расторгнем, он освободится — и мы соединимся навсегда, ничто нас не потревожит.

      — Гм, ну то, что навсегда, и то, что ничто вас не потревожит, — это вряд ли, у бога и судьбы свои расклады, и наши надежды в них учитываются в последнюю очередь… или не рассматриваются вообще. Давай излагай, что там у вас образовалось.

      Алёша поведал Грише о последних событиях, брачном контракте и том, что было прочитано на сайте «городской-суд.рф».

      — Теперь ты скажи, как ты на это смотришь? Во-первых, сам брачный контракт — это реально?

      — Но если Лиза услышала его обсуждение, пусть и первоначальное…

      — Хорошо, а от кого он исходит?

      — Больше вносят Резниковы — значит, от них.

      — А от кого конкретно?

      Тут Гриша призадумался надолго, для усиления производительности мыслительного процесса взялся за сигарету и после двух первых затяжек выдал:

      — Прежде всего приходит в голову, что от отца, это естественно: папа оберегает дочку, а так как дочка — более деньги, чем сиськи с писькой, он бабки и сторожит. От жениха сначала и от пары в целом — на тот случай, если молодая чета после брака вздумает кинуться в разгул и растранжирить скопленное непосильным трудом. Но и саму невесту скидывать со счетов нельзя. Она может не достаточно верить Женьке: допустим, он не особо убедительно её целовал. У женщин развита интуиция, они хорошо в этом разбираются, даже самые молодые. Идём дальше. Может выпросить у отца слишком много. Или чтоб пыль в глаза пустить, или чтоб весу себе придать, типа, она уже взрослая, замужняя дама, владелица прекрасного особняка, с состоянием… да хоть те же самые финтифлюшки, авто, камешки прикупать. Тут уже может быть двояко: либо от пахана идея контракта исходит, раз всё-таки много вложил, а дочка неопытная, либо она сама сознаёт, что для взрослой жизни ещё не созрела и таким образом подстраховывается. Потом… Ну, может, как Женька, попробовать себя в бизнесе, чтоб муж не ворчал: без контракта ведь при неудаче общий бюджет пострадает, а с договором только своё переведёт, не так жалко. Что ещё может быть? Хочет расписать бумаги так, чтобы быть главной в доме. Ещё… Втрескалась в Женьку серьёзно и как бы затушёвывает свои кошмарные страсти перед отцом: дескать, вот, папочка, смотри, я не забыла о контракте, я здравомыслящая, любовь не повредила мою умную голову. При сильном чувстве с её стороны у неё желание привязать накрепко и навсегда может стать маниакальным — тогда она поставит в контракте невозможность развода по инициативе мужа или такие условия своего обеспечения после разрыва, которые твой любезный просто-напросто не потянет.

      — Это я уже Женьке говорил, мне это в голову в последний момент пришло.

      — А мне — в промежуточный, потому что возможные причины у меня ещё остаются. Могут быть сомнения в мужниных предпринимательских талантах? Могут. Может быть желание избежать конфликтов в семейной жизни и в случае развода? Может. И, наконец, обыкновенная жадность: моё — это моё. Ну, чего скис?

      Алёша вздохнул.

      — Да мне больше всего эти условия в случае развода покоя не дают, я уже сказал ему, чтоб он ничего такого ни в коем случае не принимал, как бы отец ни давил, а ты и вообще испугал ещё больше невозможностью развестись в течение какого-либо срока. Разве такое в контракте можно прописать?

      — Не знаю, на западе такое или почти что такое прописывают постаревшие звёзды. Актрисёнки, певички. В смысле, проживёт молодой муженёк со мной пять лет — после развода каждый месяц будет получать пять тысяч, проживёт десять — будет получать десять ежемесячно. Прямая пропорциональная.

      — О, а вот это мне нравится! — воодушевился Алёша. — Пусть Женька выдвинет такие условия, это нам подходит.

      — Ага, размечтался, это в Америке, а там мужики хреновые. А вот в Италии всё наоборот: разводись, но только обеспечь меня так, чтобы я после развода жила не хуже, чем в браке. Ну, а если дети с женой остаются, мужа вообще могут ободрать как липку.

      — Жуть!

      — Ну да, поэтому число геев постоянно растёт: у вас хоть детей поменьше и слабый пол отсутствует. В самом деле, не тухни: не может быть так, чтобы Женька у своего и Иркиного папашек не выторговал хотя бы одну уступку в свою пользу. Мне кажется, если дело дойдёт до сроков развода и послеразводного обеспечения, именно здесь твой дружок не должен уступать. Если всё остальное пойдёт по велению Резниковых, это, конечно, уменьшит ваши шансы попользоваться резниковоимперским баблом, останутся только те бабки, которые Меньшов-старший даст сыну. Понимаешь, всегда есть такая грань, которую человек не станет переходить, как бы он ни был взвинчен эмоционально, каким бы безвыходным ни казалось положение. Вот, скажем, вы, те же самые вы: ты согласишься с тем, что Женька уйдёт из семьи и будет вагоны по ночам разгружать или бегать официантом в кафе, когда каждый второй будет лапать его за жопу? Нет. Потому что сам для себя этого не хочешь. Определите собственные ограничительные линии… Слушай, определённо, сигарета помогает — я ещё одно обоснование нашёл, — добавил Гриша после небольшой паузы.  — Ведь Резников вас двоих в Елегорске вместе видел. Если он чухнул, что вас связывают нежные отношения, он может с помощью контракта попробовать изолировать вас друг от друга.

      — Как?

      — Не знаю. Или не договором разъединить, а слежку организовать — и затруднить общение.

      — Лучше бы ты этого не говорил, — снова вздохнул Алёша. — Вагон и маленькая тележка всех этих причин, чёрт ногу сломит.

      — Тогда Женя прав, что подгоняет события. Всё станет предельно ясно, когда брак оформят. Ты не боишься, что Ирка может родить — и ребёнком привязать к себе мужа? Тогда Женьку надо надоумить убедить жёнушку подождать с детьми. Примерно так: восемнадцать лет, молодые ещё, успеется.

      Алёша вздрогнул и обречённо выдохнул:

      — Иногда мне кажется, что лучше действительно расстаться.

      — Держи разлуку как крайний вариант, но в любом случае это тоже выход. В конце концов, ничто не вечно под луной. Сейчас этому ещё не время, пока всё в норме: он страдает — и обнажил тем самым свою сущность и свои истинные пристрастия. Пользуйся моментом и наслаждайся.



      У Жени тем временем шло совещание с сестрой.

      — Удалось что-нибудь выяснить?

      — А то! — важно изрекла Лиза. — Я настоящим лазутчиком в стане врага стала, то есть лазутчицей. Болтала с Иркой как бы про шмотьё, платье и туфельки, а сама главный вопрос в уме держала. И придумала, как выведать вроде бы совсем невинно. Пошла от противного, говорю, что тебе неудобно, что за Иркой её пахан больше даёт, и ты подумываешь о брачном договоре, чтобы её большие капиталы со своими менее значимыми не мешать.

      — А зачем? Может, у неё этого на уме не было, а ты навела.

      — Как же, навела… Она, как услышала, обрадовалась. «Да? — говорит. — А я с папой как раз об этом беседовала». А я уточняю, как бы ей немного льстя: «Надеюсь, по своей инициативе? Ты же у нас девочка рассудительная». Ну, она и вылепила: «Да». Проговорилась, одним словом.

      — Сучка.

      — Во-во! Потом, правда, поняла, что проболталась, и попыталась оправдаться: «Раз уж Женя сам об этом начал… Чтоб папа не волновался за сохранность, если мне прилично выделит» и всё такое… Её это дело, её. Я даже не удивлюсь, если узнаю, что Резников сам об этом меньше печётся, он ведь опытный и знает, что сейчас все стараются больше за невестой взять, чем своего внести. Да хоть бы я: мне-то пахан больше твоего заготовил. Эх!.. — и Лиза философски подытожила: — Девчонку всегда труднее с рук сбыть, чем парня.

      — Ладно, не плачь, если ты от этого в выигрыше.

      — Я не плачу, наоборот, в этом тоже твою выгоду вижу. У нашего пахана появляется прекрасный повод, чтоб за тобой дать поменьше и чтоб это было по-справедливому: ну, ещё дочка на выданье, придётся немного сына прижать. К тому же, это Резникову явный намёк: если другие дают за девчонкой много, и он должен среагировать соответственно.

      — В любом случае брачный договор всё это аннулирует.

      — А если не совсем? А если Ирка в постели с тобой растает и распакует свои мешки и счета? Пусть осознает: ты не какой-нибудь уродец, старик или беспородный. Пусть платит за дивную красу, от неё не убудет, в конце концов, она больше получает: секс с тобой ни за какие деньги не покупается.

      — Вау! Кому-кому, а Ирке я предпочёл бы его ни продавать, ни дарить.

      — Да ладно, и ты не заморачивайся! Поймаешь пару оргазмов — не помрёшь: пусть и не от того, но всё же удовольствие.



      Вариант договора, предложенный Резниковым, обсуждали всей семьёй. Все собрались в столовой, родители поначалу хотели спровадить Лизу в её комнату или к подружкам, но за сестру заступился Женя, выложив сразу несколько причин: Лиза после общения с Ирой, естественно, была более-менее в курсе того, что происходит в головке сиятельной наследницы, и комментарии девушки могли немного дополнить оставшееся за рамками написанного; у Лизы часто неплохо варила голова, и она могла выдать объективную характеристику черновику и предложить что-то дельное; Лизе в совсем скором будущем (ведь время летит так быстро!) предстояло столкнуться с теми же протоколами, если рядом с ней появится и приглянется ей некий молодой человек. К тому же, у Жени был и свой тайный расчёт: Лиза была союзницей, Лиза была за него и могла бы оказывать сопротивление категорически неприемлемым пунктам вместе с братом.

      Женя был собран и бледен; лицо Лизы, усевшейся рядом, выражало готовность ухватить зубами не понравившееся ей даже без команды «фас!»; Алла Арчиловна старалась казаться невозмутимой и философски-вдумчивой, но некоторая нервозность угадывалась и в ней. Все были на нервах; позднее всех разместившийся за столом Артемий Денисович был хмур и мрачен более обыкновенного: ведь он получил наброски уже пару часов назад и поэтому знал, что написано в черновике.

      Первой, как ни странно, взяла слово Лиза:

      — Итак, сама идея договора мне не нравится: Женя — блестящая партия для любой женщины. Породниться с ним любая посчитала бы за честь, а тут какие-то торгаши, махинаторы, спекулянты из наскоро сфабрикованных капиталистов вцепились в своё бабло и дрожат за каждый евро, когда покупательная способность любой денежной единицы из года в год стабильно падает уже не первый век, — это первое. И, потом, почему проект подсунули нам? Не логичнее и приличнее было бы сначала просмотреть вариант со стороны жениха? Вы поставили себя в положение защищающейся стороны, вы только реагируете на вызов, вы…

      — Лиза, успокойся, свой вариант я тоже передал, — попытался осадить дочь Артемий Денисович.

      — А идея всё равно шла от Резниковых, — упорствовала девушка. — Я на Женином или на твоём месте просто нагло бы расхохоталась в лицо этому Пашке и посоветовала засунуть свои бумажки куда подальше и поглубже… или применить по назначению. — Довольная таким критическим вступлением, Лиза умолкла и взялась за фанту, ободряюще посмотрев на брата; Женя ответил ей благодарным взглядом.

      — Эмоции позднее. Значит, по пунктам.— И Артемий Денисович откашлялся, воцарилась гробовая тишина. Г-н Меньшов-старший обвёл всех многозначительным взглядом и начал: — Пятьсот тысяч с нас и столько же от них на текущие расходы.

      — С чего бы пол-лимона? — я бы её и на тысячу в месяц прокормил.

      — Твой бензин, кухарка, прачка, свет, вода, еда.

      — Это наличными или на счетах?

      — Для полной ясности наличными в сейфе. Можешь положить свою долю на отдельную полочку.

      — Лучше бы в отдельный сейф, — подала умную мысль Лиза. — Их в её особняке по крайней мере два: там два кабинета, для мужа и жены. И вынимать по-пе-ре-мен-но.

      — Точно, — Женя взял на заметку дельное замечание. — А на какой это срок?

      — На тот, после которого предполагается, что вы будете вести своё хозяйство и обеспечивать себя самостоятельно, а для этого Резников выделяет дочке десять миллионов евро, но! — «но» Артемий Денисович выговорил очень быстро и снова осмотрел своё семейство. — Предусмотрен имущественный раздел, то есть эти деньги будут лежать на счетах мадам Резниковой… или мадам Меньшовой-Резниковой, и мадам Меньшова-Резникова будет выдавать их господину Меньшову, если сочтёт бизнес-планы господина Меньшова достаточно привлекательными, но и это ещё не всё. В договоре не сказано, но понятно: чтобы исключить у господина Меньшова возможность просто взять деньги и похоронить их в развлечениях, а жене представить дело несостоявшимся и деньги потерянными безвозвратно… и тут уже чёрным по белому: за исключением первого года с момента получения денег, а они будут переданы по отдельному договору с указанием цели и прочего, господина Меньшова обязывают выплачивать мадам Меньшовой-Резниковой двадцать процентов годовых со взятой суммы. Ежегодно. В случае невыплаты господин Меньшов будет отвечать перед мадам Меньшовой-Резниковой своим собственным имуществом, и, так как собственное имущество господина Меньшова составляет два миллиона евро — то, что выделю тебе я, — очевидно, что больше двух миллионов мадам Меньшова-Резникова ссужать тебе на бизнес-проекты не намерена.

      — Тварь.

      — Стерва.

      — Сволочь.

      — Умная женщина, — согласился Артемий Денисович.

      — Чья идея? — ледяным тоном осведомился Женя. — Отца или дочери?

      Г-н Меньшов-старший задумчиво пожевал губами.

      — По-видимому, дочери. По крайней мере, Резников представил дело именно так. Не уверен на сто процентов, но мне показалось, что у него был какой-то извиняющийся вид… и слова: «Немного жестковато, но что делать? Девочка хочет поиграть во взрослую, а любящий отец не может возражать».

      — Её дело, её, скотины. Она мне уже признавалась! — Лиза раскраснелась от возмущения и пошла в атаку: — А вы ещё ей бриллианты покупать собираетесь! Да на твоём месте, папа, я бы послала эту дрянь куда подальше, а вы перед ней лебезите! Ты, мама, тоже виновата. «Ирочка», «Ирочка» — она и вообразила из себя невесть что! Да у меня уже, в пятнадцать лет, и фигура, и грудь красивее! Женька — вообще красавец, а у этой только рожа немного смазливая. И вот эта кикимора прибьётся к моему брату на равных условиях? Если уж на то пошло, то за место с ним рядом и десяти миллионов мало, а она их себе в карман кладёт, да ещё диктовать будет! Своё мнение насчёт Жениных замыслов, видите ли, высказывать! «Мне нравится, мне не нравится»! Профессионалка чёртова. Да дай Жене, папа, эти два с половиной миллиона и не навязывай обузу! Коню понятно, что Женя не прикоснётся к её бабкам, охота ему горбатиться и проценты выплачивать! Только по прошествии года — ах, спасибо, какая милость! Да пусть сгниёт одна со своим баблом и засунет его себе в задницу! Мы без её миллионов обойдёмся.

      — Дело тут не в десяти миллионах и не в брачном договоре как таковом, — терпеливо начал разъяснять отец, приоткрывая свои истинные намерения. — Ира — единственная наследница целой строительной империи, её отец не первой молодости, наследников больше нет. Даже если кому-то удастся женить его на себе, детей у него больше не будет…

      — Откуда ты это знаешь?

      — Значит, знаю. Детей больше не будет, и после его смерти вдова получит какие-нибудь копейки, а львиная доля останется дочке. Ира — ключ ко всему состоянию, неужели не понимаете? Не через год, так через два, пусть через пять, но она сосредоточит всё в своих руках, и если к тому времени уже обзаведётся детьми, то у неё совсем не будет ни времени, ни желания заниматься наследием отца — и оно естественно перейдёт в наши руки. Почтенной матери семейства не много будет надо, она будет одна — Резникова — в клане Меньшовых. Теперь ясно?

      — А отдуваться за наше общее возможное процветание я должен один, да? Не слишком ли много будущего времени и условно-сослагательного наклонения в твоих рассуждениях, папа? А если Резников на белом свете заживётся, то что? Вы замуж за него Лизу будете выдавать?

      — Это опасно: я точно мышьяк раздобуду, чтобы поскорее переквалифицироваться в молодые вдовы, — Лиза пригрозила почти шутливо. — Впрочем, это опасно и для меня — надо умнее…

      — Может, хватит хохмочек? Лиза, мы с матерью можем и попросить тебя отсюда, — отец не был расположен к шуткам. — Есть ещё один пункт. В случае развода ты должен будешь выплачивать ей сто тысяч евро ежемесячно…

      Артемий Денисович не успел добавить, что к этому параграфу договора он относится резко отрицательно. Вряд ли Женя помнил, когда в последний раз бил посуду (скорее всего, это относилось к поре его розового детства), но теперь, не дожидаясь комментариев родных, он схватил стоявшую посередине стола вазу и запустил её в стену. Хрусталь разлетелся на тысячу осколков.

      — Кол ей в ****у, а не мой член! Я этого никогда не подпишу! Я уйду из семьи и вагоны разгружать наймусь! И отстаньте от меня все: я к любовнику пошёл!

      Женя вылетел из столовой в прихожую, хлопнув дверью. Через несколько секунд раздался не менее тихий хлопок входной двери.

      — Бляаа, — протянула Лиза, забыв о том, что прежде в присутствии родителей подобных слов себе не позволяла. — Вы сами виноваты…

      — Ну что за несдержанность! — отец тщетно пытался изобразить недовольство, потому что и сам считал обеспечение после развода большой наглостью, почти что хамством. — Если бы остался, услышал бы, что и я этот пункт не принимаю. И что за любовник?

      — Наверное, сгоряча выпалил, — осторожно вбросила Лиза, предвидя грядущим вечером тайное совещание в узком составе брат — сестра. Она почти не сомневалась в том, что истинные отношения, связывающие Женю с Алёшей, так и останутся тайной, а своё «к любовнику пошёл» Женя представит вымыслом, брошенным в состоянии аффекта. И Лиза упорхнула в свою комнату, предоставив родителям самим изучать злополучный документ и вычёркивать в нём совершенно несъедобное.


      — Ну, и как любовник? — миролюбиво осведомился отец, когда спустя несколько часов после страшной угрозы кратковременно блудный сын вернулся домой.

      — Ффу… любовник, — Женя выдержал саркастическую интонацию, с удовлетворением отметив, что ни за шантаж, ни за разбитую вазу никто его ни прорабатывать, ни ругать, ни настаивать на принятии всех пунктов договора не собирается.

      — В самом деле, чем ты занимался?

      — На даче с Алёшкой совещался, — невозмутимо ответил Женя. — И он мне сказал, чтобы на обеспечение после развода я ни в коем случае не соглашался.

      — Мог бы не гонять за консультацией: я того же мнения. Если разбежитесь, мадмуазель отец обеспечит.

      Артемий Денисович подумал про себя, что постарается всеми силами от развода Женю отговорить — и от развода не только в скором времени, но и до того момента, пока Павел Дмитриевич не отправится к праотцам. Но ранее он проговорился о своих намерениях — и сын, тоже про себя, решил собственные соображения не оглашать. С обеих сторон шла игра наполовину открытая, наполовину потаённая — но кто в итоге станет победителем, если бог, смеясь над планами смертных, располагает всё по-своему, всё же оставалось неясным.

      — Хоть здесь одумались, — отметил Женя. — Давай оглашай оставшееся.

      — Тут больше мелочи. Особняк уже построен, он уже личная собственность Ирины — и это не обсуждается. Посильная помощь от родителей в случае рождения детей или потери, временной или постоянной, частичной или полной, трудоспособности… Да посмотри сам, всё остальное приемлемо. — И отец передал сыну черновой набросок.

      Женя внимательно прочитал все оставшиеся пункты, они не отличались от стандартного перечня, который он изучал несколько часов на найденном Алёшей сайте.

      — Как я понимаю, насчёт имущественного раздела они упрутся — хер с ними. Исключай обеспечение после развода — и я подпишу.


      Женя действительно совещался с Алёшей на даче, предварительно позвонив ему ещё из машины и заехав за весьма кстати прохлаждавшимся дома приятелем. После нескольких заходов в постель друзья приуныли, их догадки оказались верны: Артемий Денисович на самом деле нацелился на всё состояние Резникова — это значило, что развод он позволит только тогда, когда перекачает на свои счета все капиталы и приберёт к рукам все активы строителя-капиталиста. Всё это было очень грустно, но Женю осенила гениальная мысль:

      — Я её так выебу в первую брачную ночь, что надолго, а в лучшем случае — навсегда, отобью у неё охоту к постельным утехам — и больше к ней не прикоснусь, сама не захочет. Вот, цени мою верность и мозги! А если этого не произойдёт, всё равно поселю в её сердце отвращение к своей персоне. Пойдёт мадам искать любовника на стороне, мы ей ещё поможем: подсунем и снимем тёплое общение на видео. И пусть папашка беснуется, но я с чистой совестью подам на развод. Да и два его миллиона уже будут у меня — не очень-то и покомандует. Вот, всегда можно найти выход!

      — Превосходно! — оценил Алёша. — Только смотри, обеспечение после развода исключи.

      — Это железно.

      На том и порешили.