Естествоиспытатель

В детстве я была естествоиспытателем. Года в четыре-четыре с половиной, когда мой брат только научился ходить и исследовал пространство кухни, я смотрела в зазор между дверью и стеной шкафа, а брат играл дверью, то открывая, то закрывая ее. Я заметила, что щель сужается, когда дверь закрыта. А до этого примерила свой большой палец, что помещается. Я подумала, что если дверь закрыть, палец тоже станет уже, как и щель из воздуха, уменьшится? Улучила момент, пока мама не видит. Ну и засунула палец, а когда брат закрыл дверь кухонного шкафа, что-то хрустнуло. Нет, это был не палец, а ноготь, который треснул пополам. Особой боли не почувствовала, тихо вытащила и целый день прятала палец под его четырьмя собратьями, а ночью, забывшись сном, положила руку на подушку, и утром мама все узнала...

Папа часто ездил в командировки. Когда я училась в третьем классе, нашу квартиру в Хабаровске пытался ограбить молодой вор-неудачник. Кто-то сначала подбросил под дверь котенка, а потом мелкий парень в черной куртке накрутил замок в общей двери, испугался и удрал. После этого нам поставили сигнализацию, толстые черные решетки на все окна (жили на первом этаже), папа купил себе травмат, маме - перцовый баллончик, я кирпич в портфеле носила, а брата записали на карате. Папа часто говорил, что это не пистолет, а игрушка. Естествоиспытатель не спал, недремлющим оком смотря на "игрушку". Я захотела проверить "игрушечность эту" на себе, будет ли больно, пули отлетят или пройдут сквозь и как глубоко. Стрелять решила для начала в руку, в левую. Только папа надежно прятал пистолет. Как-то на выходных папа устроил тир на балконе, выбрал время, когда под окном никто не гулял. Он поставил на край окна пустые аптечные бутыли из оранжевого стекла и стрелял по ним из комнаты. Бутылки разнесло в осколки. Все в семье развлекались, веселились, а я призадумалась, тут до меня дошло, что с рукой произошло бы нечто подобное, но никому ничего не сказала.

В 2016 году я сдала вступительные в Вет. Академию, а после недели две работала над новеллой на тему "Девушка, Любовь и Смерть" для одного австрийско-русского журнала. Мой первый опыт в прозе. Жара, июль в сигаретном дыму, мне 27, я отчаянна и пьяновлюблена в человека, жизнь, сцену и грядущие возможности. Мне дарят комплименты, дарят белые цветы, приглашают на вечера. Лето жаркое, градусов под тридцать, ночью спится мало. Зелень утопает в тарелке. У бабушки по ТВ "Великолепный век", танцы и про животных - не суслики, не сурки, а сурикаты. Султан и Хюррем великолепны, Нигер Калфа тоже. Сурикаты целуются. Я не целуюсь, по вечерам в парке я выпускаю изо рта дым. Героям моей новеллы повезло меньше, чем мне, они почти все умрут по замыслу. М.К. ждет фотосессии и эротических сцен, предлагает пошлые сюжеты. М. К. гонорар не заплатит ни через месяц, ни к следующему семестру, но пока я не знаю об этом. Я защищаю героиню новеллы от рабства, а с ней и себя. Я не пришлю свое голое фото ни здесь, ни заграницу в конверте, даже в художественном оформлении, и буду отчаянно жить все главы своего романа с А., а может тихо и спокойно, а пока занимаясь с ним лишь текстом. Но сурикаты целуюся, а я - нет. И кровь от сердца вся к голове прилила, а еще я не успела поесть, значит злая. На меня смотрит крупная матовая чешуя дверного стекла, за которой ничего не видно. Плекс-стекло-плекс-стекло-стекло? Из чего бы то ни было, я разобью его. Просто рукой разобью, ребром ладони. Размахнулась и треснула. Стекло раскололось, разрезав сбоку запястье. Крови на два полотенца. В голове тишина и странное удивительное спокойствие, как будто злой дух вышел. Естествоиспытатель. Повторять этот опыт я бы не стала. В больнице пристегнули ремнями к хирургическому столу: "Будем шить". А я - жить.