Избранные пьесы

Содержание
-Cпасение нации
-Памяти поэта
-Филимон и Бавкида
-Жены Насреддина
-Пьесы о Бодром Боссе 1 и 2
____________________________


Cпасение   нации

Зина и Маша, подруги лет тридцати,
   Игорь, приятный молодой человек,
Директор, энергичный седой оптимист.

Первая сцена в квартире Маши
(Третья пятилетка неокапитализма в России. Выходной день. Квартира Маши. Зина в гостях у Маши. Они уже всех обсудили, им стало немного скучно. Наговорились, можно уже и распрощаться, но лень вставать с дивана. Рядом с диваном на тумбочке — телефон. Зина лениво листает газету «Из рук в руки», читает вслух)
Зина.
«Продается породистый кобель с хорошей родословной…».
Маш, а Маш, может нам кобеля купить на двоих, хоть какой-то защитник будет?!
Маша.
Ты, что, Зин, его же выгуливать надо, причем в любую погоду, а потом кормить… А запах?! Нет, животные дома, это не для меня.
Зина (читает дальше)
Так, так: продам, куплю, обменяю, научу всему…
(Вдруг замирает).
Маша.
Что с тобой, Зин? Что там? Чего остолбенела-то?
Зина.
Ты только послушай, чего пишут: «Внимание! Всем одиноким женщинам, желающим познать радости материнства! Услуги лучших производителей страны. Огромный банк данных. Элитный семенной фонд. Выбор партнера по фотографиям. Заверенная медицинская карточка на каждого кандидата. Гарантируем здоровое потомство! Цены доступные». И телефон есть!
Маша.
Зин, позвони, ты так хотела ребенка!
Зина.
Ты, кажется, приняла это объявление всерьез? Да жулики какие-нибудь, наверно. Еще ограбят! Вынесут все, только пусти таких! Разве сейчас можно хоть кому-нибудь верить? Ну, бред какой-то!
Да, я хочу ребенка, но не от производителя же… Потом, подруженька моя, родить — не самое трудное. Ребенка вырастить надо. Вот об этой стороне дела они деликатно умолчали.
Маша.
А я бы и без мужа родила. До чего хочется кого-нибудь грудью покормить! Нет, Зин, есть что-то в этой мысли правильное, живое! Вишь, какие умные, знают, на что бить, гарантируют, что ребенок будет здоровым. А ведь это, Зин, самое важное-преважное. От наших пьяниц и рожать-то страшно. Не хочу я, чтобы мой малыш всю жизнь пролежал в кровати, либо просидел в инвалидной коляске из-за дурной наследственности или пьяного зачатия…
Зин, позвони, а? Ну, позвони, пожалуйста! Пусть фото привезут, черт с ними. Хоть посмеемся, а? Давай? А то что-то скучно совсем стало!
Зина.
Не надо фото. Пусть приезжают все сразу. Немедленно. Все равно их лица у меня сливаются в одну наглую лживую рожу (Идет с газетой к телефону, набирает номер.)
Зина (говорит в трубку):
Алле, здравствуйте. Я звоню по вашему объявлению… Скажите, услуги производителей оплачиваются в рублях, в евро, а может, в уе? Все равно? А если я останусь недовольна качеством услуг? И вообще, платить до или после? Все объяснят на месте? Хорошо, пишите адрес. Улица Спальная, дом 12, квартира 36, да, на девятом, код сломан. Нет, с котами в подъезде все в порядке, а вот кодовые замки ломают. Что вы говорите? Надо выбрать тип? Нет, спасибо, негра и араба не надо… Папуаса тоже. Мне кого-нибудь посветлее… что-нибудь этакое, восточно-европейское, пожалуйста! Типаж викинга?… Да, пожалуй, присылайте викинга. Нужно уточнить окружность грудной клетки, ширину бедер. Чего-чего? (краснеет и быстро заканчивает разговор) Это значения не имеет. Присылайте скорее. Жду!

2.
(Та же комната. Зина и Маша наряжаются. Заметно волнуются. Через 30 секунд после последней реплики — звонок в дверь. Маша идет открывать. Входит молодой человек, худой и длинный, с узкими плечами.)

Зина (разочарованно)
Я, между прочим, викинга, заказывала, а не Пьеро. Что там у вас, издеваются над бедными женщинами, что ли?
Игорь.
Простите, наверно, опять накладка произошла… (достает листок, читает). Это улица Стальная, дом 12?
Зина.
Да не Стальная, а Спальная! Вы что там, адрес не в состоянии нормально записать? Или прочитать? Эх, вы! А еще производитель!
Маша (Зине)
Зинка, не горячись. Посмотри, какие у него глаза обалденные. Черт с ними, с плечами и торсом. Мне даже нравится, что он не похож на викинга. И вид у него совсем не наглый! Наоборот!
(Гостю.) Молодой человек, как вас зовут?
Молодой человек.
Игорь.
Маша.
Это Зина! А я Маша. Игорь, может вас покормить? Чего-то вы отощали совсем… Проголодались, наверно?
Игорь (радостно)
Голоден, как волк!
Зина.
Так я и знала. Мужчина был, есть и будет есть. Мужчина всегда ест, я правильно говорю?
Игорь (виновато вздыхает)
Правда что, люблю пожевать, целый день ел бы да ел, если б не работа.
Зина.
Кстати, расскажите о ней. У вас такая редкая профессия… Вы давно на фирме?
Игорь.
Нет, недавно.
Зина.
Хорошо платят?
Игорь.
Дело не только в деньгах. Может быть, то, что я скажу, прозвучит слишком высокопарно… Ну, да ладно, все равно скажу, как думаю: на работу меня позвал Долг. Надоело читать о демографической катастрофе: русские вымирают, некому служить в армии, работать, жить… и вообще пора, дескать, народу мылить веревку… А тут как-то случайно от знакомого узнал, что ребята организовались в союз производителей. Спрос, кстати, неплохой.
Зина.
А вам не стыдно, что получаете от женщин деньги? Детей подбрасываете в чужие гнезда? Кукушечка вы наша застенчивая!
Игорь.
Денег непосредственно от женщин мы не получаем. Оплата идет строго через фирму. Так что, зря вы так…
Маша.
Трудно у вас работать? Конкуренция, небось, жуткая на фирме процветает? У одного полно заказов, другой сидит на мели. Завидует удачливому… А? Как с моральной обстановкой в коллективе?
Игорь.
Честно говоря, я сам только первый день работаю… Как относятся к более удачливым? Наверно, завидуют. Люди часто чему-нибудь завидуют.
Маша.
Сколько же у вас женщин сегодня было?
Игорь.
По правде говоря, вы у меня первые…
Маша.
Как, совсем первые? Ура!
Зина (Маше, с укором)
Размечталась!
(Игорю.)
Кстати, вы договор принесли? Можно посмотреть? Ага, спасибо. А ты, Маша, почитай пока медицинскую карту! (пробегает глазами документ)
Надо же, как у вас это деликатно названо: «контакт»! Культурные люди составляли.
Игорь (горячо)
Да, у нас там, на фирме, все культурные. Все с высшим… А директор так просто настоящий профессор. Мозги у него работают, как компьютер!
Зина.
Только я вот что не понимаю… За первый контакт вы берете 20 уе. А если потребуется много контактов? Ну, не все же сразу залетают, понимаете? Может быть, потребуется сто контактов или тысяча. Так что же, значит, каждый раз по двадцать доларей отстегивать? Накладно однако!
Игорь.
Вам лучше позвонить в бухгалтерию. По-моему, они дают какие-то скидки…
Маша.
Я вот почитала вашу карту… Здоровье у вас отменное. А от женщин карт вы не требуете? Женское здоровье для будущего ребенка еще важнее, чем мужское… Согласны?
Игорь.
Да, согласен, конечно, но вроде от женщин карт никаких пока не требуют. Сотрудники сами решают, с кем можно иметь дело, а с кем нет. Мне, например, велели с пьяницами и наркоманками не связываться ни в коем случае. Чтобы не пострадал престиж фирмы. Да и опасно… Как бы заразу не подхватить!
Зина.
Да уж! Ну, и работенку вы себе нашли. Смелый вы человек! Скажите, а что самое трудное для вас в этом новом деле?
Игорь.
Самое трудное —понравиться. Сделать так, чтобы женщина захотела от меня ребенка. Ну, пусть не полюбила, но приняла бы как партнера в этой игре. Это мне так на инструктаже объяснили.
Маша.
А если не понравитесь, тогда что?
Игорь.
Буду сидеть в офисе и ждать нового заказа. А что еще делать?
Зина (вздыхает).
Ну, а я вот, например, не знаю, понравились вы мне или нет? Парень вы вроде бы неплохой, но уж больно вся эта затея сомнительная. Ребенка-то все равно без отца придется растить. У вас там об этом не думали?
Игорь.
Думали. Родившимся младенцам присваивается звание «Дети фирмы». Детям фирмы назначается пособие. Выплата ежемесячно. Наше пособие куда больше государственного, поверьте.
Маша.
А за счет каких таких средств?
Игорь.
Я не специалист, извините. Какой-то фонд открыли. Отчисления от прибыли, что ли. Позвоните в бухгалтерию.
Зина.
Хорошо, Игорь мы подумаем. Будем считать, что знакомство состоялось. А сейчас, вы, наверное, торопитесь…
(провожают Игоря до дверей. Маша, хихикнув, вдруг целует его в щеку.)

3.
(Там же)
Зина (переходит из насмешливого настроения в интимно-лирическое)
А ты заметила, какая у него гладкая кожа?
Маша.
Еще бы! А ты обратила внимание, какие у него уши?
Зина.
Ну, и какие же?
Маша.
Интеллектуальные!
Зина.
Ну, ты и скажешь тоже! Нет бы «глаза умные», «взгляд одухотворенный», а то уши…
Маша.
Я иногда, Зин, поражаюсь твоей отсталости. Ты что, подружка, про восточную медицину не слыхала? Так они там все по ушам определяют!
Зина.
Да ладно тебе. А руки, руки у него какие. Ты видела или нет?
Маша.
Руки у него нежные и сильные, как у массажиста.
Зина.
Да уж. Такой дотронется, сразу загорится ретивое! Вот бы мне такого мужа.
Маша.
А как вкусно он пахнет!
Зина.
Как же это я не заметила?
Маша.
Меньше курить надо, вот что. А пахнет он парным молоком.
Зина.
Правильно! И глаза у него, как у теленка —добрые и навыкате. Таким мужчиной можно управлять, рулить им можно! Куда поверну, туда и повернется. До чего хочется мужчиной покомандовать! Ну, хоть чуть-чуть! Хоть недолго!
Маша (настороженно).
А че это ты его так нахваливаешь?
Зина.
А тебе-то что?
Маша.
Ты же хотела викинга? Игоря оставь мне.
Зина.
Давай-ка лучше его послушаем, кто ему мил! Зачем за него решать? Мужчина должен быть активным. Или это не мужчина.
Маша (сокрушенно)
Нет, это просто проклятие какое-то. Везет мне на подруг! Одна мужа увела, бесстыжая шленда… Другая… производителя лишает! Зина, ты человек увлекающийся, я знаю. Ты еще сто раз влюбишься. А он мне по-настоящему понравился. К тому же, не забывай, что ты все-таки находишься в моей квартире!
Зина.
А на фирму позвонила все-таки я, а не ты! Потом, откуда ты возьмешь столько денег. Ну-ка предъяви 20 долларов для начала!
Маша (с надеждой).
Игорь даст мне скидку…
Зина.
Мечтай, мечтай, подруженька моя хорошая. У них бизнес, а ты слюнки решила пустить, влюбиться в человека при исполнении.
Маша.
Зин, давай не будем ссориться. Ты хотела викинга? Позвони и закажи его. Если никак не можешь без бицепсов и шерсти на груди… Делов-то!
(Выходят.)

4. Сцена в офисе фирмы
(Входит Директор, читает деловые бумаги, пишет и подписывает; следом за ним через полминуты быстро заходит Игорь.)
Директор.
Ну, что, как съездил?
Игорь.
Поговорили, Кузьма Петрович. Все рассказал, объяснил…
Директор.
Заинтересовались?
Игорь.
Мне кажется, да. Особенно одна…
Директор. Это уже хорошо. Видишь ли, сразу на контакт почти никто не идет… Надо дать поработать мысли, чувству и женскому инстинкту.
Ох, уж этот инстинкт! Нет ничего сильнее его. Подумать только! В одной Москве больше миллиона одиноких женщин. Золото под ногами, — ты только подумай, Игорь!
Всего по одному контакту с ними: и уже двадцать миллионов долларов! А по стране сколько! Я сделал немало изобретений, я доктор наук, профессор, лауреат всяческих премий, но эта фирма, друзья мои, эта идея… — мое главное открытие. Золотое дно. Клондайк. И какая общественная польза, какой резонанс! Реальный способ спасти нацию от вымирания!
Игорь.
А конкурентов не боитесь? Не боитесь, что скоро о вас станет известно, и такие фирмы, как ваша, словно грибы после дождя, вырастут?
Директор.
Не беспокойся, Игорек. Все просчитано. Как откроются, так и закроются. Безработных бандитов в стране пока что хватает, как и голодных чиновников. Сила сейчас у того, у кого есть деньги. А деньги к нам пошли. На них мы купим любую монополию! Лед тронулся, дорогой мой производитель!
Игорь.
Кузьма Петрович, они вообще-то, викинга заказывали… Я не их типаж.
Директор.
Но ведь не прогнали сразу? Значит, есть шанс. А викингов мы им, при необходимости, можем на закуску презентовать, хоть целую пачку!. Ты, знаешь что… Ты  этих красавиц из вида не теряй. Позвони им через пару дней, поговори поласковей. К женщинам подход нужен, понимаешь?
Игорь (вздыхает)
Да, понимаю.
Директор.
Ну, тогда действуй! Вперед и прямо.
Игорь.
Кузьма Петрович, я, наверно, не смогу работать у вас…
Директор.
Почему?
Игорь.
Я, кажется, влюбился!
Директор.
Вот еще!.. Так быстро? Не успели начать… В кого же?
Игорь.
В одну из заказчиц. Машей ее зовут.
Директор.
Ишь ты, скорый какой! Вот что, Игорь, я тебе скажу: ты выбрось эту дурь из головы: любовь в нашей работе — должностное преступление. Потому что любовь это предпочтение, выделение одной за счет других. Этого нельзя допускать ни в коем случае. Если не одумаешься, то я тебя уволю, так и знай, в связи с неполным соответствием занимаемой должности. (Пауза длится несколько секунд. Профессор думает.)
Впрочем, я должен хотя бы попытаться спасти тебя от морального падения, удержать на краю пропасти, в которую ты собираешься свалиться. Знаешь что, мы вместе навестим этих женщин: В этом мой долг руководителя… Одна из них хотела викинга? Ну, вот я-то и буду этим самым раскрасавцем!
(Встает на цыпочки и расправляет плечи.) Похож? Едем немедленно!

5. Снова квартира Зины.
(Зина и Маша слушают музыку. Звонок в дверь.
Входят Директор и Игорь. Директор поднимает плечи и выпячивает грудь).
Директор (энергично)
Здравствуйте. (Игорю.) Сейчас мы все уладим! (Зине.) Это вы викинга заказывали?
Зина (неприязненно)
А вам-то чего, собственно надо, де-душ-ка?
Директор.
Я… Мне… Кстати, я не дедушка а чемпион Днепропетровской области по боксу 1956 года.
Зина.
Это дела не меняет! Я хочу настоящего героя, а не боксера в отставке.
Игорь (выручая начальника).
Разрешите вам представить нашего уважаемого директора — основателя фирмы Кузьму Петровича Зарудного!
(Маша и Игорь отходят в сторону… Шепчутся и воркуют… Потом Игорь что-то пишет на листке бумаги под диктовку Маши.)
Зина (меняя тон)
Дорогой Кузьма Петрович, как же, как же, наслышаны! Да вы для нас желаннее любого викинга будете!
Маша (кричит).
Зина, говори за себя, пожалуйста!
Зина (Маше)
Молчи, Машка, дура, ничего ты не понимаешь!
Зина (Директору)
Скоро о вас заговорит вся страна. Таких успешных мужиков, как вы, у нас по пальцам пересчитать можно! А какой вы красавец, какое мужское обаяние!
(Зина подбегает к Кузьме Петровичу и кружится с ним по сцене, «ведя» его.)
Зина.
И какой великолепный танцор! Так чувствовать партнершу…
Директор.
Ну, уж вы слишком того, захвалили меня совсем. Этак, я загоржусь через меру. Знаете, я у вас просто как рядовой сотрудник… Вот пришел поддержать товарища. Честно говоря, нравится мне Игорек. Только вы, смотрите, от работы его не отвлекайте. Чтобы никаких там маршей Мендельсона не было. Игорь будет служить всему обществу, улучшать, так сказать, генетику. Для нас работа дороже денег!
Зина.
Да бросьте вы эту работу. Работа — это скучно. Если бы не эта распроклятая работа, у меня муж бы с балкона не выпрыгнул (Вытирает слезы.).
Я тоже на одной фирме бухгалтером с утра до ночи… А он без присмотра остался…
Директор.
Какая трагедия… Извините, если невольно напомнил вам…
Зина (вытерев слезы платком, решительно). Да перестаньте, какая там трагедия… Он только пил да бил, бил да пил… Будто вся жизнь в этом. В конце концов, что ни делается… Кузьма Петрович, можно вопросик?
Директор.
Да, пожалуйста.
Зина.
Вы женаты?
Директор.
Разведен. А что?
Зина.
Кузьма Петрович, дорогой вы мой! Выходите за меня замуж! Или тьфу, как это говорится-то грамотно, по правилам?..
Сделайте мне предложение! Истосковалась я по человеческой жизни. Вы не думайте, что я только из-за денег. Человек вы уже в лета, так я бы за вами ухаживала, а если заболеете, и горшок бы не постеснялась вынести… Я не белоручка. С малолетства борюсь за существование. И разорять вас не буду! Нет! Мне бы пары миллиончиков за глаза хватило, ей-богу…
Директор.
Я бы с удовольствием! И вы мне тоже, как теперь говорят в культурных кругах, жутко нравитесь, но я должен служить примером своим сотрудникам, примером дисциплины, так сказать. Мы все дали как бы обет безбрачия, если угодно. Брак не совместим с нашими принципами.
Зина.
Ну, давайте пока без брака, зачем лишние формальности? Главное ведь — хорошие, теплые, доверительные  отношения, правда?
Директор (оглядывая Зину взором знатока)
Пожалуй, да, вы правы. Какая у вас, однако, хорошая фигура. Но ведь наши, гм, хорошие отношения придется скрывать от широкой общественности.
Зина.
А мы скроем, скроем, вы об этом не беспокойтесь. Молчать я умею! Никаких интервью! Ни одной газете, клянусь!
(Игорь и Маша подходят к Директору и Зине.)
Игорь.
Кузьма Петрович! Извините!
Директор.
Да-да, Слушаю!
Игорь.
Мы с Машей решили пожениться…
Директор.
Ты что, Игорек, с ума сошел? Тебе же придется уволиться!
Игорь.
Я знаю. Да вот я уже и заявление по собственному желанию написал.
(Игорь протягивает Директору листок.)
Директор. (задумчиво глядя на бумагу)
Да, силен…
Игорь.
Простите, я не понял?
Директор.
Силен говорю, этот марш Мендельсона. Ничем его не заглушить. А как же хорошие деньги, престиж фирмы? Наконец, спасение нации…
Маша.
А мы родим пятерых детей, это и будет нашим вкладом в Спасение Нации! И никаких фирм нам не надо! И пусть каждая русская семья постарается не отставать!
Директор.
Ну, что же, дети мои, благословляю…
(Все берутся за руки и танцуют в хороводе.
Звучит победивший марш Мендельсона.)
Игорь.
Ой, Маша, скорее, скорее, мы опаздываем!
Маша. (удивленно)
Куда?
Игорь.
Заявление подавать. Загс через полчаса закрывается!
(Игорь и Маша, взявшись за руки, выбегают со сцены.)
Директор.
А мы что будем делать, Зиночка??
Зина.
Давайте их догоним! Может, им там свидетели нужны…
Директор.
Что ж, пойдемте тогда скорее.
Зина (берет Директора под руку и выходит с ним со сцены в зал)
Кузьма Петрович, а может быть и нам?…

Конец


Памяти поэта

Она.
Он.
Место действия  —  сцена.


МОНОЛОГ:
«РОЗОВЫЙ ПЕРИОД»
Она

Я не люблю вас, мужчины!
Мне противен ваш снобизм, ваша петушиная логика, ваши великие дела и мелкая зависть друг к другу.
Не понимаю, откуда в вас столько самодовольства!
Мне противно смотреть, как вы ходите, едите,  смеетесь, грустите…

…Но вчера… Вчера весь мир для меня словно перевернулся…
Вчера я стала красавицей!
Женщине, чтобы стать красавицей, нужен мужчина! Тот, кто смотрит на нее во все глаза и подчиняется ее великой, ни с чем не сравнимой, пусть и мгновенной, эфемерной власти!
Вчера я встретила такого человека…
Он не похож ни на кого!
Он тоже пишет стихи!!!
Теперь я умею летать! Ходить вверх ногами! Перепрыгивать через горы!
Теперь я люблю — всё и всех.
Господи!
Я Мир
Твой
Большой
Принимаю!!!!!!!!!

Он — Поэт!
Правда, у него нет денег, но это — ничего страшного!  Это лишь доказывает, что я не ошиблась! Поэзия и деньги — две вещи несовместны!
Хотя…
Если он останется со мной, то я сумею вправить ему мозги! Я знаю, как это делается! Будем бороться и побеждать сразу на двух фронтах: духовном и материальном! Убеждать мужей я хорошо умею!

Он — Поэт. Смею думать, что и я все-таки не полная невежда в Искусстве: понимаю, вернее, чувствую Прекрасное. Еще точнее сказать, только учусь понимать и чувствовать.

Мы пока не настолько знакомы, чтобы рассказывать друг другу о прошлом!
Но кое о чем я все же догадываюсь!
…У него одинокие глаза. Скорее всего, у него никого нет!
У него нет постоянной женщины!
Ура!!!

У одиноких мужчин всегда такие странные глаза…
…Отворачивающиеся глаза!…
Уклончивые глаза! В них застыла какая-то задумчивая тоска!
Такой мужчина похож на городского Маугли, только одежды на нем больше, а так…

Они, эти Маугли,  всегда такие неухоженные, диковатые, неприкаянные, незнакомые ни с бытовой химией, ни со средствами личной гигиены…
Честное слово, иногда хочется взять дикаря за руку, привести домой, выкупать в ванной и сказать торжественно, тоном амазонки, одержавшей важную победу в войне полов:
«Ты моя Галатея наоборот! Я  обязательно вылеплю из тебя красавчика!"

Сейчас у нас унисекс! Мы поменялись,  махнулись местами с нашими самцами! Теперь уже они, а не мы,  понуро плетутся за нами в самом хвосте прогресса!
…И он такой же. А  одет даже еще смешнее иных прочих. Какой-то непонятный вымученный пиджак, вокруг шеи старый шарф обмотан. Кажется, никогда его не снимает! Дорог как Память? Какая-нибудь незабвенная школьная любовь подарила на день рождения? С тех пор и носит!?

Вид у него весьма малопочтенный.
На работу таких берут неохотно.
А выгоняют легко!
Ну, а я обрадовалась! Поняла главное: у него нет женщины. Ни одна женщина не допустила бы такого безобразия!

Но каков все же талантище, а! Где он находит эти слова? Мне так никогда не написать… Интересно: почему?!!!

Мы освободились от мужчин как-то странно. Взяли у них худшее! Стали пить, курить и ругаться…
Зато лучшее не взяли: глубину и серьезность оставили у них! Ну и очень глупо, и даже досадно, если я все-таки права!
Освободившийся человек берет только то, что может взять. И не более того, что может! Свобода, в каком-то смысле, это всегда ловушка…
Опасная! Очень!
Ведь всегда легче освободиться от другого, чем от себя самого!

Вот оборотная сторона «свободы»: наш мир захлестнула волна насилия. Родители убивают детей, дети родителей, убивают за миллионы и за бутылку водки, и просто так, ради садистского удовольствия…

Обществу дикарей, выживающих в материальном мире (а заодно выживающих из ума!), не нужны наши стихи…

Вообще, можно либо жить, либо выживать. Совмещать одно с другим вряд ли возможно!

Красота не нужна,  не востребована выживающим человеком!
Чтобы соответствовать задачам дня, надо быть крутым бандитом, способным на все, кроме одного: полюбить ближнего своего, как самого себя!

…Но сегодня я не хочу думать о грустном! Пусть  сегодня сияет солнце! Всем-всем! И мне тоже!
Всю жизнь я мечтала о ярком, настоящем, значительном и вот дождалась. Это — Он!
Его я ждала. Он  Маяк, озаривший мрачные скалы и водовороты моей души.
«Только не обмани, только не разочаруй. Слышишь?!
Иначе будет страшно, будет плохо. И не одной лишь мне!


ДИАЛОГ: «РАЗОЧАРОВАНИЕ»
Она и Он

«Помнишь, как мы играли в «Восток»?
Давай еще поиграем! Мне понравилось быть восточной женщиной! Не все время, разумеется, а так:  минут    пять, не более!
Что тебе нужно, мой господин? Чем тебе угодить? Хочешь, вымою ноги? А почему нет? Вот тазик, вот ноги, а вот и полотенце».

«Перестань. Тебе до восточной женщины, как от меня до мирового разума».

«Что же мне делать? Я такая! Взбесилась от неизреченности любви моей, сошла с ума, ища других человеческих сущностей…
Как выразить, как воспеть  их, эти "другие" существа?! Почему так тяжела жизнь, если она Не закручена в пьесу, если Не притворяется искусством, если она Не спектакль?»

«А зачем тебе что-то выражать? Не надо! Все само выразится! Если любишь, просто люби и все. Молча. Тихо. Птица летает, а не болтает про полет, понимаешь?»

«Опять ты смеешься? Зачем же тогда стихи? Зачем же вы, великие поэты, мараете бумагу? Любили бы тихо, и ничего тогда не нужно?! Ведь птица поет и не требует аплодисментов…   
А мы очень даже требуем!!!»

«Увы, ты права! Мы-то аплодисменты ценим! Еще как!
Толстой рассуждал правильно! Стихи — это ужасно, это пляски на пашне, потому что лишнее! Это баловство, но лично для меня оно важнее серьезных дел, вот так бы я сказал.
Скажу по секрету: мне стыдно, что я пишу стихи. Ты довольна?»

«Ты со мной, как с вокзальной шлюшкой разговариваешь! Свысока! Почему? Уверен, что умнее?»

«Как же ты непредсказуемо обижаешься!
Вот уже и  неприличное слово нашла!
Давай-ка лучше сварганим яичницу их четырех яиц! Люблю яйца на завтрак!…  Жарить яйца умеешь?
Слушай, а ты чего по жизни такая грубая, а? Мужчина не имеет права на трусость, а женщина на грубость!

Запомни! У тебя нет права на грубость! Заруби на носике своем! Почему у тебя всегда все, как у пьяного, на языке? Человек должен уметь молчать. Особенно женщина должна уметь! Молчание золото!
Оно — страшная сила! Молчание важнее великих стихов. Нужно уметь молчать! Красота просто обязана уметь молчать! Хотя бы потому, что когда открывает рот, то чаще всего разочаровывает!
«Молчи и будь прекрасной!» Знаешь, кто сказал? Хотя откуда! Ты ведь читаешь только саму себя! Не рвись в поэты. Нет у тебя настоящего дара! Его самолюбием не заменить! У женщин слишком конкретный и ловкий ум, чтобы написать что-то яркое… Спинномозговые какие-то ваши рассуждения!»

«Скажи еще, что женщинам надо рожать, а не умничать!»

«И скажу. Дети — вот лучшие стихи женщин!»

«А Цветаева, Сафо?»

«Исключения только подтверждают правило!»

(Убью его. Если не мне,
то пусть лучше никому!)

«Ты лишаешь меня цельности»….

«В каком смысле?
В гинекологическом тебе давно терять нечего»….

«Ого? Да ты не ревнуешь ли? Нет, мой друг. Это ты у нас во всем виноват!
Одна никогда не была, это так, это правда! Жила себе спокойно, мужиков тасовала, как карты, меняла шило на мыло, только чтобы к вам, дуракам, умеренно и сильно пьющим, — не привыкать….
Зачем ты влюбил меня? Куда поманил? Для чего дал надежду на счастье?
Чтобы все отобрать?! Уже навсегда?!»

«Я не хотел, как-то нечаянно получилось!»

«Ты меня больной сделал. Ты раздвоил мое «я».

«Каким же образом?»

«Люблю тебя и ненавижу».

«Счастье в цельности! Мучение раздвоение.
Нет пытки ужасней. Совсем как у Катулла, двадцать веков назад. «И ненавижу, и люблю»… Все повторяется! История повторяется на новом своем витке».

«Знаешь, я тебя когда-нибудь убью!»

«Нет, не убьешь».

«Почему?»

«Потому что сказала. Слова  — это хороший громоотвод! Понимаешь? Молния бьет в громоотвод и теряет силу.
Кто лает, тот не кусается.
Мы говорим, чтобы не делать!»

«Я не такая, как все! Меня жизнь научила кусаться! Я не молния: прогремлю вначале, а потом и ударю! Берегись меня! Не зли!
Поостерегись меня злить!»


МОНОЛОГ:
«ГРОЗОВОЙ ПЕРИОД»
Она

«Что же мне делать? Что делать?!»
(Обращается к залу)
«Кто мне посоветует?
Ну, что молчите-то?
Скажите, что бы вы сделали на моем месте? Именно вы! А! У каждого свое место? НЕ желаете на мое?!
«Мое» на сцене? «Мое» здесь, за вас мучиться, переживать, ломать шутиху и фиглярствовать?!
«Ваше» там, в партере и на галерке,  на уютных задних партах,  когда знаешь точно, что сегодня на уроке не спросят (Марья Ивановна уже закрыла журнал!) и  можно спокойно и благостно отдыхать?!
Верно. Все так! Только ведь мне от этого не легче, не веселее оттого, что вы там, а я здесь!!
Убить или не убить, вот в чем вопрос!!! Да будет ли мне спокойнее, если его не станет? Неужели забуду? Нет! Ни за что! Он залезет еще глубже в душу и будет терзать изнутри. Так мучают нас только мертвые, если приходят ночами, и обличают, и лишают сна!
Простоты хочу, простоты!
Будь проклята моя сэндвичевая, многослойная натура! Я тоже верила во что-то! Верила, что он пришел к мне для того, чтобы делать  хорошее!
Мне, прежде всего!
Боже, за чьи прегрешения ты сделал меня такой несчастной?!
Будь проклята цифра два!
Будь проклята шизофрения!

Бог мой! Почему ты не одарил меня Простотой? В чем я провинилась пред тобой? Почему не родил меня деревом, кустом, стеной? Зачем мне столько чувств, глупых, напрасных? Зачем дал мне напрокат никому не нужное тело? Ни чувства, ни тело мои никому здесь не нужны, я унесу их с собой, как тайну, еще одну бесполезную грустную тайну природы!…

Почему нет во мне Высшей Правды?
Вместо Высшей Правды низкая любовь и жалость к себе. Чем ниже, тем сильнее, истовей, искренней!
В чем смысл горя, если после него нет радости? Зачем жить без надежды на счастье?? Жить, чтобы исчезнуть в пустоте, растаять в небытие, как бедная ледяная горка, согретая на мгновение теплом и светом ласковой весны?!
Я — Комок!
Сгусток разочарования!
Тяжелая Плита обиды на Тебя, Господи!
Владыка мой!
Вскрой нарыв.
Исцели душу!
Излечи меня от этой любви!
Спаси!»


ДИАЛОГ:
«РАЗВЯЗКА»
Она и Он

(Она читает стихи. Он улыбается чуть снисходительно. Потом читает так, как надо, как только он один умеет!  Она плачет. Плачет горько, сладко. От всей души.)

«Ох, выколоть бы твои глаза!»

«За что?»

«А чтоб на баб не глядели. Любишь баб? А меня ты, ну хоть немного любишь? Я ведь тоже Баба? Любишь?»

«Люблю. Потому именно, что баба, потому что такая, как все!»

«Но почему же не меня одну? Почему всех?
Не хочешь видеть в женщине личность, да? Овца, телка, корова, кастрюля, предмет жизненного удобства?… Как вы еще там нас называете, в ваших банных разговорах?! Целый скотный двор в комплекте?!
Да, мы кастрюли, из которых вы жрете! Черт бы вас драл! Эгоисты!»

«Ладно тебе, успокойся. Что с тобой? Какая муха тебя опять укусила?»
«Никакая не муха! Вернее, та же, что всегда! Люблю тебя, а тебе нужны только твои стихи, да какие-то невидимые -неведомые женщины, которые еще не успели тебе надоесть, потому что ты их не знаешь! Даже когда обнимаешь, мысли твои далеко!… Думаешь не обо мне.
Я не чувствую твоих мыслей. Тебя не понимаю! Как же мне горько!
Отчужденный ты! Не от мира сего.
Холодный!
Ты — поэт, перед тобой весь мир, над тобой только звезды, а я твоя овца, к которой ты приходишь, когда тебе нужно.
Поэты. Жалкие лицемеры! Не смейте писать о любви! Не лгите о ней! Не прячьтесь за ширмами слов! Хватит лжи!
Пишите о самолюбии!
Пишите об одиночестве!
О любви не смейте!
Вы не умеете любить!

Не пиши стихов о любви. Слышишь!
Никогда не пиши.
Не смей писать!»

«А я и не пишу про любовь!
У меня больше про тишину, про безмолвие, про счастливое одиночество…
Нас двоих природа не стихами, а совсем по другому рубежу разделила.
Ты — собственница.
А я — нет!
Тебе нужен твой угол. Твой муж. Твой пудель. Твои книги. Твой успех. Твои дети, может быть…
А мне этого не надо! Вернее, надо "все" и "ничего". Мое «все» возникает из «ничего».
Мое «все» не живет без «ничего».
Мое «все» не материально!»

«А успеха тебе не надо?»

«Нет. "Вчера" еще — был нужен! Сегодня — нет!»

«Чего же ты хочешь?»

«Не знаю. Вернее, знаю: сочинять!
Когда не пишу, болею. Ей-богу, это так! Правда!»…

«Убирайся!»

«Что?»

«Вон из моего дома!»
Долой из моей жизни!
Прочь из моей постели!
Гулящей лучше стану,
Но с тобой больше не буду.
Ненавижу!»

«А! Вот как запела! Уже не по Катуллу!
Только ненависть и осталась?!
Про Любовь забыла уже?
Выплеснула меня с грязной водой, значит?
Ну, что же!
Так лучше, пожалуй.
Ну, я пошел…
Прощай!»
(Идет к двери.)

«Вещи свои забери!»
(Он машет рукой. Выходит, ничего не взяв.
Она рвет и топчет его бумаги, разбрасывает их по сцене, кидает над собой, словно возвращает их Господу Богу, швыряет  обрывки  в зал.)

Конец


Филимон и Бавкида

ФИЛИМОН И БАВКИДА НА ПОДМОСКОВНОЙ ДАЧЕ
Этюд почти с натуры

Бавкида. Ах, ты, сволочь! Гад! Убить тебя мало, гадюку поганую!
Филимон. За что, Бавочка?
Бавкида. Ты где половник бросил, а? Мерзавец! Негодяй! Убить тебя мало! Ведь семьдесят лет говорю одно и то же: половник надо класть у ведра!  У  ведра, на салфетку, понимаешь ты, а не на скамейку, куда ты своей ж… садишься. Ну, нет, ты же русских слов не понимаешь, тебе смысл поленом в башку вколачивать надо!
Филимон. Опять половник! Опять полено! Бавочка, сколько же можно про одно и то же…. Ну забываю я. Забываю. Ты думаешь, я — Эйнштейн? Кстати, он бы с тобой тоже абсолютно забыл и  половник, и  «относительность» свою! И все на свете! Успокойся, пожалуйста, голубка моя нежная! Не волнуйся ты так, вредно тебе!
Бавкида. Ах, вредно, так вот тебе, вот тебе, получай! А вот еще! Всю жизнь мою загубил, изверг рода человеческого!
Филимон. Бавкидуся, перестань, ну перестань, больно же!
Бавкида. Выцарапать бы твои глаза бесстыжие, волосы рыжие вырвать! Даже поседеть не можешь по человечески, как все люди! Зачем только за тебя вышла, за  чудовище такое-разэдакое, а? Ведь были женихи хорошие, так нет, угораздило же!
Филимон. Что?! Какие это у тебя еще женихи были? А ну-ка, сказывай! Письмоносец? Счетовод? Признавайся? А то я тебе быстро устрою финал из «ДездЕмоны» ВильЯма Шекспира!
Бавкида. Так ты меня еще и ревнуешь? Грубый самец! Распутник! Любитель острых ощущений! Вот тебе еще! Вот еще!
Филимон. На то они и ощущения, чтобы не быть тупыми! Дуня, положи сковородку! Ты увлеклась! Ты же нарушаешь технику безопасности! Используешь кухонную  утварь не по назначению! Поставь сковородку, говорю тебе. Поставь! Она тяжелая, уронишь еще на ногу, как в прошлый раз. Ну, вот молодец, вот умница! Я ведь за тебя боюсь. Беспокоюсь! И  берегу тебя, как птица яйцо. И ревную до сих пор. Да! Честно! Бавкидочка! До сих пор!
Бавкида. Ну вот, балбес окаянный. Только не говори свою дурацкую присказку...
Филимон. Это какую?
Бавкида. Сам знаешь.
Филимон Это что: «век не забуду, что не девкой взял!», что ли?
Бавкида. Типун тебе на язык, балда!
Филимон. Ну, это же шедевр, Бавкидусенька! Сколько тут мужской тоски о Несбывшемся! Ты пойми: я  больше чем о себе, — о тебе, о твоей невинности забочусь, переживаю!
Бавкида. А сам-то, сам-то — кобель кобелем, жеребец жеребцом! Лучше бы о своей чистоте заботился!
Филимон. А мне нужна твоя чистота, а не своя, понимаешь?!
Бавкида. Зачем же тебе моя нужна?
Филимон. А ты не догадываешься?
Бавкида. Нет!
Филимон. Мне молиться на тебя хочется!
Бавкида. Молиться — ты бы лучше в церковь ходил! Там оно вернее.
Филимон. А я вот всегда не в церкви, а в жизни,  на  живого Человека хотел молиться! На тебя, например, Бавкида моя!
Бавкида. Ну, и что,  получилось?
Филимон. Если честно, то нет…
Бавкида. Что же тебе помешало?
Филимон. Грубоватая ты немного…
Бавкида. Это я-то  грубоватая? Да я ангел истинный во плоти, что жизнь с таким чумовым прожила! Ведь ни дня покоя не было: то ты пьяный, то трезвый, то влюбленный, то ревнивый!
Сколько раз изменял мне? А ну-ка, признавайся!
Филимон. Кто? Я?
Бавкида. Ну, ты, конечно, не Пушкин же!
Филимон. Ну, за Пушкина я тебе не скажу, — а за себя могу поручиться: ни разу.
Бавкида. Так я тебе и поверила!
Филимон. Ни единого разу. Не хочешь, не верь, только я правду говорю.
Бавкида. Они  ж на тебя тогда пачками вешались!
Филимон Ну и что? А я им всем — от ворот поворот… Я им: «Женат я на Бавкиде, и все тут, и не приставайте больше!»  А дальше  объяснял им, что ты у меня одна  самая лучшая. И дамы отлично меня понимали! Женщины уважают чужую любовь!
Бавкида. Правда, что ли? Не врешь?
Филимон. Правда! Истина!
Бавкида. Ладно, ты мне зубы-то не заговаривай, а то так врежу! Быстро положил половник на место!
Филимон. Какой половник? А я уже про него забыл!… Мне Настоящего Прошлое ближе!
Бавкида. Ах ты, да я тебе, да ты….
Филимон. За что? Больно же!… По голове не бей, пожалуйста! Я все же кандидат химических наук, старший научный сотрудник хоть и давно закрытого института!
Но меня-то еще не закрыли! Я еще о-го-го!  Я еще с тобой, Бавкида, поругаться могу! Любовь моя, словами не изъясняемая! Трагедия моя древнегреческая! Люблю тебя больше гидрата калия, сильнее двуокиси азота!..
Бавкида. Ты мне зубы-то не заговаривай! А ну быстро положил половник на место!
Филимон. (с ловкостью опытного боксера подныривает под карающую руку со сковородкой и целует прядку седых волос своей грозной богини, так неосмотрительно выбившуюся из-под платка!).

Конец.   


Жены Насреддина

Время было веселое.
По Ферганской долине дул ветер и сбрасывал паранджу с прекрасных лиц самых первых, самых смелых на свете, узбечек и таджичек.

Из Москвы в Ташкент прибыл "поезд Ленина".
Он привез профессоров Московского университета для помощи братьям и сестрам в важном деле налаживания  Народного Образования.

Ленин попросил, — и они приехали, святые эти и грешные русские интеллигенты!  НЕ побоялись ни басмачей, ни холеры, ни тифа!

Из Московской консерватории прибыли первоклассные музыканты. За короткое время в  кружки по изучению гармонии в Советской Азии записалось до трехсот тысяч человек! Такой сильной, всепобеждающей была тяга людей к знаниям!

Средняя Азия пробуждалась!
Да! Это было веселое время!
Даже женщины пробудились от векового сна!

Собрались однажды по воле Аллаха жены и подруги Ходжи Насреддина все вместе на важное совещание.

Первой взяла  слово гордая НазимА:
«Сестры, до каких пор мы будем позволять  Насреддину безнаказанно обманывать нас?»

«Ой-ой! И правда! Сколько же этот человек причинил нам зла!» — поддержала Назиму полненькая ФатимА. — «Приходил, уходил, обещал заплатить моим родителям калым, но, как всегда, наврал с три короба и только опозорил меня перед соседями».

«Не продолжай, сестра, конец известен: еще никто и никогда не получил от Насреддина ни одной таньга, ни единого сомони, ни гроша, ни цента!» — заметила тихая ФаридА.

«Да, он виноват перед нами: не обеспечивал, изменял налево и направо, волочился за каждыми еще не близко знакомыми шальварами. Знаете, что, сестры, давайте судить его!» — предложила мудрая МухбирА.

«Какой смысл?» — возразила юная ЗейнАб. — «Неужели вы думаете, что ему станет стыдно, и он исправится?»

«Нет, никакие полумеры и упреки не помогут нам справиться с  шайтаном! Если уж судить его, то судить по-настоящему! К расстрелу через повешение за ногу!» — выпалила пылкая ГульсарА, похожая на норовистую вороную лошадку.

Женщины знают все. Больше и точнее, чем Госстат и Уголовный розыск вместе взятые! Поэтому им оказалось нетрудно найти преступника. Его вырвали из объятий очередной вечной любви и доставили на базарную площадь.

Дрожащий, бледный, но твердый сознанием своей правоты — стоял Насреддин, как скала, среди бурного океана разгневанных женщин.

Первой свидетельницей обвинения выступила первая жена, седая СаламАт:
«Что ты держишься за живот, несчастный? Опять объелся пловом?… Сколько раз я говорила тебе: не переедай! Не мешай жирное с ягодой тутовника!»

У Насреддина в груди затеплился огонек упования  на то, что все еще обойдется. Там, где слышен разговор, там говорит  и надежда!
«Простите меня,  гурии  и пери, я так люблю поесть, а вы все так вкусно готовите, что удержаться просто невозможно!» — подхалимски пропел Насреддин.

«Не подлизывайся! Не поможет!» — оборвала его суровая Саламат.

«Говори свое последнее слово, не тяни время! А то мы сейчас проголосуем за то, чтобы вообще тебя никогда не кормить!» — заторопилась куда-то воинственная Гульсара, похожая на яркий желтый цветок.

«Тогда уж — лучше убейте сразу!
Только позвольте исполнить мое самое  последнее желание:   в туалет хочу!» — быстро проговорил Насреддин, словно пытаясь зацепиться на краю крутого обрыва за соломинку последнего естественного и, в общем, всем понятного желания.

«Это действительно твое последнее слово? Не придуривайся! Терпи, как мы терпели тебя!» — сказала, как отрезала, Гульсара.

«Давайте все же сохраним ему жизнь, подруги! Он, конечно, ужасен, но неужели вы думаете, что другие лучше?» — заступилась за беднягу нежная МинавАр, предпоследняя подруга Насреддина, похожая на горную лань, с длинными ресницами вокруг  влажных глаз (как  все лани, она совсем не умела сердиться!).

«Другие, конечно, ничуть не лучше, но, наказав Насреддина, мы преподнесем хороший урок всем остальным!» — заметила мудрая Мухбира, умевшая заботиться об Общем Деле.

«Накажем тогда Насреддина построже, так, чтобы другим неповадно было!» —  решили женщины.

Решили и задумались! Весь вопрос в том, как наказать… Очень сурово или чуть-чуть помягче? Насреддин, хотя и махровый эгоист, и прохиндей, каких мало, но все-таки бывший муж, а значит, человек не чужой!

«Дайте же мне сказать последнее слово!» — взмолился несчастный Насреддин.

«Ты его уже сказал!» — заявила, как обрезала,  Гульсара.

«Но я еще не закончил. Вы же не дали мне договорить!»

«Говори!» — разрешили женщины.

И Насреддин произнес перед ними самую тонкую и глубокую речь из  всех, когда-либо звучавших на восточном базаре, самую на свете прочувствованную оду, изобличавшую в нем тонкого психолога и незаурядного подхалима:

«Дорогие мои бывшие жены, будущие вдовы, любовницы и подруги!
Не было и не будет на свете суда, более справедливого, чем ваш. Я полностью признаю свою вину перед вами. Я был порочен, и в этом вы правы, но именно вы виноваты в моей порочности. Есть у меня одно смягчающее обстоятельство, которое ваш  праведный суд не может не принять во внимание!»

«Какое же?» — спросили женщины. Им не хотелось казаться несправедливыми!

«Ваша красота!
Она — мое оправдание!
Признаюсь чистосердечно: не далее как вчера вечером шел я, глубоко задумавшись, в двух шагах от этой площади.
Было тихо и безлюдно, только в небе мерцали горячие узбекские звезды, да где-то в темноте журчала вода в притаившемся у края дороги арыке. Я долго и пристально смотрел на звезды, на все сразу и на каждую в отдельности и, вдруг, верьте мне, о, драгоценные, вспомнил я вдруг всех вас. Вспомнил, словно в последний свой час! Всех вас, всех-всех, кого любил, с кем был знаком, с кем был и не был близок. Ваши имена,  любимые мои, ярко вспыхивали в моем сознании, горели, как свечи, сияли, как светлячки лунной ночью!

И я повторял, шептал, епетал, как дитя,   ваши волшебные  имена!  Пел их, как помешанный, как завороженный, как безумный Меджнун, не умеющий остановить песню посреди утонувшей в звездном свете пустыни!

Имена!
Имена!
Имена…

Ласковые, звучные, бессмертные ваши имена, такие же сладкие и благоуханные, как само наслаждение!

Твое имя, Фарида, любимая, пришло мне в голову первым! Я помню твой запах, запах чистоты, запах хорошей правильной жизни! Мне, грешнику, так не хватало ее, хотя, призываю Аллаха в свидетели, только к ней,  к такой жизни, к покою размеренного семейного супружеского   счастья только и  стремился я, грешный, на всем протяжении моего долгого жизненного пути!

Шептал я и твое имя,  мудрая любовь  моя, прекрасная Мухбира!  И вспоминал, вспоминал, вспоминал твои глаза летящей птицы, твои мысли, яркие и связные, как туркменский ковер, искренние и верные, как вся твоя основа и суть!

Тебя, Зейнаб, — ласкал я в мыслях моих, твою родинку на плече, твою жилку, синюю змейку на тонкой руке целовал без конца, пока не померкли на небе горячие звезды Востока! Помню ее, эту жилку, и не забуду вовек!
Даже когда умру, —  забыть не смогу!

Как не забыть мне,  пока жив, тебя, дорогая Кистаман, твою кожу, душистую, как персик, твой обжигающий взгляд, твое чудесное старинное имя!

О, мои женщины! О, любимые мои! Ни легкомысленный шайтан, ни демон забвения, ни див супружеских измен не заставит меня изменить вам, забыть вас, предать Нашу Любовь!

Как мне забыть тебя, милая МинавАр, дитя Света, как забыть тот вечер, когда ты порывисто и доверчиво, как ребенок, испугавшийся бури, прижалась ко мне в первый раз?
Я плачу! Рыдаю! Я  снова — дитя!

Как забыть мне твои ласки, многоопытная Фатима, да продлит Аллах твои дни,  как забыть волшебницу,  пережившую трех мужей, мир праху их, но сохранившую свежесть чувств и огонь нетронутой временем страсти!

И понял я тогда, что мне легче умереть, чем отказаться от моей судьбы многоженца, развратника и обманщика!
Что мне легче вынести все гонения тупой бесчувственной толпы, суды всех базаров, осуждение всех хабАров —  всей злой людской молвы, всех мулов и ишаков, всех поборников нравственности, лютой своры сторонников выхолащивания последних настоящих мужчин — таких именно, как я! Немного осталось нас  в этом равнодушном подлунном мире!

О, Женщины!
Слава Всевышнему,  подарившему Земле совершеннейшие творения, которые всегда правы, спорить с которыми осмеливается лишь последний негодяй и безумец, да и то от  горького отчаяния, зная заранее, что дни его сочтены!!!

Да! Вы тысячу раз правы, и пусть поразит небесный огонь того нечестивца, который вздумает перечить Женщине, которая, по воле Аллаха, всегда и во всем права!

Каюсь я, каюсь   в том, что плохо обеспечивал вас, мало зарабатывал и много тратил, признаюсь в этом со слезами на глазах, признаюсь и краснею до  корней волос (хотя и не видна краска на моей опаленной солнцем коже!).

Я хорошо понимаю ваше справедливое негодование! Я согласен с любым вашим решением. И все же, рассудите, о, Женщины, так ли сильно я виноват, как кажется вам сейчас, как нашептывает вам обида?

Вам досадно, что я плохо обеспечивал вас?
Но вы же знаете, что я честно работал с утра до вечера, рассказывая в духанах и чайханах, на базарах и караванных путях свои смешные истории!
Я веселил людей, бичуя и высмеивая богатое, сильное и наглое зло. Разве я виноват в том, что за эти рассказы мне кидали не золото, а медные гроши?

Я хотел, чтобы после моей смерти, которая так приблизилась из-за вашего праведного гнева, о, Женщины моей судьбы, о, Матери моих детей, я хотел и хочу, чтобы мир стал хоть чуточку светлее и чище! Но, такова, видно,  воля Аллаха, что люди дают слишком мало денег за правду, предпочитая расплачиваться пинками и побоями!
Вот почему вся спина моя в шрамах, а я всю жизнь перебиваюсь с хлеба на воду, да и той, ой-ой, как не хватает в наших любимых солнцем жарких и засушливых краях!

Да, я понимаю, вы разочарованы, раздражены, накопилась усталость; каждая из вас хочет мужа только для себя, каждая тревожится за будущее своих детей…  Но станьте выше себялюбия, хорошие мои! Вы же не можете сделать так, чтобы солнце светило только вам, а нечастый  наш гость, дождь,  поливал лишь ваш огород?!

Так знайте же, что я и есть такое же солнце, круглоликое, жаркое, смешливое; я и есть та же вода, тот самый благодатный дождь, что, проливаясь на всех без разбору, оплодотворяет землю и  дает начало новой жизни!..

А теперь казните меня, любимые мои!  Я заслужил самую суровую кару и приму ее от вас покорно и с благодарностью! Целую ваши прекрасные руки! С благоговением принимаю все, что суждено мне принять!»

Женщины молчали, опустив головы.
Юная Зейнаб плакала.
На ее смуглых щеках сверкали серебряные бусинки слез.

Первой заговорила Гульсара, тряхнув черной, как смоль, гривой.
«Подруги, давайте все-таки не будем его убивать. Лучше вырвем у него то, чем он так гордится, чтобы не смел больше изменять нам!»

Мудрая Мухбира возразила неукротимой воительнице:
«Эх, ты, амазонка!… Скажи, а зачем он вообще тогда будет нужен? Какая от него будет польза для общества?!!  Он станет бесполезен, как высохший колодец, а пить и есть будет еще больше!
Нет, жизнь должна продолжаться, подруги! И Насреддин  может еще, ой,  как нам пригодиться!»

…В те годы в Средней Азии, как и во всей Советской Стране,  создавали коллективные хозяйства.
И женщины решили объединиться в колхоз, а Ходжу Насреддина передать в артель как обобществленное средство производства, находящееся в общественном пользовании всех освобожденных тружениц Востока.

Колхоз, по предложению Зейнаб, назвали «Красный пахарь».
Об этом замечательном названии Зейнаб узнала из письма работниц одной из текстильных фабрик Ивановской области, получавшей из Узбекистана чудесный узбекский  хлопок. 
Зейнаб уже несколько месяцев переписывалась с русскими подругами, которые обещали научить ее работать на ткацком станке…

…Жизнь шла вперед, как умела…


Пьеса о Бодром Боссе. 1

СОВЕЩАНИЕ У МИНИСТРА  ПО ПОВОДУ ДЕЛ НЕБЕСНЫХ
Действующие лица:
Бодрый Босс (присутствует незримо как любимый образ)
Министр по делам веры, надежды, любви.
Начальники управлений:
Веры,
Надежды,
Любви.

Офис министра.

Министр. Господа, я имею честь передать вам приветствие от Бодрого Босса, который, который…
(раздается тревожный звонок, но пока еще никто не понимает, насколько он тревожный. Министр долго ищет мобильник, вынимает его из-за кипы бумаг. Слушает. Он весь, как большие уши. Его фигура, лицо, руки, короче, весь организм изображает волнение высшей степени интенсивности, элитное волнение, если вам угодно меня простить за не слишком понятное сочетание слов!)
Министр. (говорит односложно, как форменный биоробот) Да. Конечно. Принял к сведению. Очень сожалею, но это так…
(Министр, закончив разговор, упирает голову на обе руки и какое-то время сидит молча. Раскачивается, как маятник. Потом замирает. Очень   похож на  памятник самому себе. Наконец…)
Министр. Господа! Звонил Бодрый Босс! Пришло срочное сообщение из Шизатауна. Президент Храп играл с кнопками и случайно нажал на красную.
Бодрый Босс предупреждает: на нас летят пять тысяч ракет. Что будем делать?
Начальник веры. А причем тут мы? Реагировать должен сам Бодрый Босс, а вовсе даже не мы!
Министр. Он занят и поручил нам обдумать ответные меры, определиться, как продолжать нашу миролюбивую политику в новых условиях. Бодрый Босс сожалеет, что не может принять участие в нашем сегодняшнем совещании.
Начальник любви. А где он, если не секрет?
Министр. Уж вы-то могли бы знать, где. Это по вашей части! Женится.
Начальник любви. Господи. Опять! На ком же, на этот раз!
Министр. На команде волейболисток.
Начальник любви. Я рад за него, хотя, конечно, опасаюсь за его здоровье и не могу, так сказать, одобрить целиком и полностью… Волейболистки сильны и коварны...
Министр. Мы отвлеклись. Не забывайте: ракеты уже летят.
Начальник надежды. Да, но откуда? Великий Рым наш, поэтому фрегатов западных партнеров у его берегов, слава богу, нет… Следовательно, у нас, быть может, имеется пара минут в запасе, чтобы сделать для Отечества что-нибудь полезное, совершить нечто такое, что войдет, так сказать, в анналы….
Начальник веры. Предлагаю помолиться.
Министр. Молитва хороша в мирное время. «Томагавки» молитв не понимают.
Начальник веры. А если мы оцифруем молитвы и проповеди и направим их на ракеты противника в виде волн?
Начальник любви. Оцифруем! Спуститесь на землю, коллега.
А время где! Потом, по-вашему, в Хиросиме и Нагасаки молиться не умели, что ли? Им же не помогло!
Начальник веры. Не помогло, потому что не тому богу молились!
Начальник надежды. Поосторожнее, коллега. Выбирайте слова, а то ненароком оскорбите чувства японского верующего и угодите за решетку!
Начальник веры. Можно подумать, вы японец!
Министр. Перестаньте препираться! Вы, оба, оскорбляете мои мысли! Сейчас надо думать быстрее! Да, кстати, у меня возникла неплохая идея. Маршал Табуреткин может нам помочь!
Начальник любви. Как? Чем? Выставит на поле боя своих сержантов и бригады из личных гаремов?
Министр. Вот именно пусть выставит! Против ракет! Это он разворовал средства своего ведомства, пусть теперь ловит ракеты голыми руками со своими одалисками, кисками,лесбиянками, любительницами квартир и драгоценностей! Черт знает что такое! Я уже начинаю нервничать! Невозможно больше так работать! Говорил же я Бодрому Боссу, доносил, так сказать, до разума, что в абсурде  и маразме можно находиться день, два, какое-то ограниченное время, короче, но нельзя пребывать в маразме десятилетиями! Абсурдом долго не живут, попади в меня ракета! Так и знал, что именно мне придется разгребать все это... Так. Минуточку! Нужно собраться с мыслями! Значит, Табуреткин с его дамами нам бесполезен. Отлетает! Какие еще варианты?
Начальник надежды. А что если использовать противоракеты?
Министр. Гениально. Но Босс запретил это делать во избежание провокаций. Когда он убедится, что война действительно началась, он включит автоматику, и ракеты полетят сами…
Начальник любви. А что будет делать он сам?
Министр. А он будет дальше жениться!
Начальник надежды. Ну и нервы у него! Алмазный стержень внутри! Ничем не проймешь!
Начальник веры. А  как, каким образом  Босс  убедится, что война настоящая?
Министр. Практически. Когда мы не выйдем на связь, тогда и убедится!…
Начальник веры. Так роль наша в чем? Не выйти на связь?
Министр. Увы. Это жестоко, но…
Начальник любви. В каком непростом мире мы живем. Я  все еще не в силах  справиться со стрессом. Руки дрожат! Как думаете, сколько минут у нас осталось?
Министр. Если ракеты летят из Средиземного моря, то времени уже нет. Если из Индийского океана, еще две-три минуты найдется. Если с Северного ледовитого океана… Ну, там у нас сильный флот… Надеюсь, что их уже сбили!
Начальник любви. Господа, меня осенило! Пока ракеты летят, мы имеем полное моральное право нанести превентивный удар!
Министр. Удар по чему?
Начальник любви, Я не совсем понял: Почему или по чему?
Министр. Я же ясно сказал:
«по чему!»
Начальник любви. По НОлдону или по Прыжу!
Министр. По Нолдону исключено. У меня там внук изучает историю Пуританской империи.
Начальник веры. А у меня дочка в Прыже замужем за дипломатом. Прыж исключается категорически!
Начальник надежды. Остается самое логово, осиное гнездо: Шизатаун. Придется пожертвовать ферзем! Президентом Храпом!
(Звонок. Министр долго ищет мобильник. Находит его в кармане начальника веры. Слушает инструкции Бодрого Босса. Великое счастье Подобострастия во всем теле министра. В лице —  умиленное благорастворение в подхалимаже).
Начальник любви. Что случилось? Не скрывайте от нас даже самой жестокой правды!
Министр. Господа, кажется, пронесло, вернее, пронеслось. Бодрый Босс сообщил мне, что Президент Храп в состоянии вазомоторного возбуждения продолжал нажимать на все кнопки сразу и случайно передал уставку — приказ своим ракетам о возвращении на базы в постоянные места дислокации! Сигнал передан Кнопкой  "Антимятеж". Она предусмотрена   на случай опасного  посягательства на  принципы свободы и демократии уже в самом  Шизатауне. Всякое бывает, знаете ли: нарушат права сексуальных меньшинства, например, и нате вам, получите второе Девять/Одиннадцать! Ракеты, гоу хоум! Впрочем, скоро там меньшинство станет большинством! К этому идет!
Уф, как я, однако, рад, что взрываться больше не надо! Бодрый Босс приказал автоматике сбивать развернувшиеся на Шизатаун «томагавки». Он, как всегда, очень озабочен состоянием всемирной банковской системы и решительно настроен на спасение Шизатауна в качестве мечты всех влюбленных в деньги, фетиша веры в успех и процветание мирового банковского сообщества!
А мы… Мы еще поживем, еще повоюем! В абсурде тоже можно развиваться хоть по самые уши…
Совещание окончено. Я еду на свадьбу к Бодрому Боссу. А вы пока свободны, господа!

Конец


Пьеса о Бодром Боссе. 2

СОВЕЩАНИЕ У МИНИСТРА ПО ПОВОДУ ДЕЛ ЗЕМНЫХ
Действующие лица:
Бодрый Босс (присутствует незримо как любимый образ)
Министр по делам веры, надежды, любви
Начальник управления любви Каурый
Секретарша

Офис министра.

Министр.  Каурый, мне только что позвонил Бодрый Босс. Нам с вами придется плотно поработать сегодня. Даже задержаться, быть может, вечером…
Каурый. А в чем, собственно, дело?
Министр. Дело в том, что Бодрый Босс вдруг заинтересовался демографической проблемой. У него  в следующем году шестые перевыборы, а ситуация с рождаемостью, как вам известно, не радует…
Каурый. Да, уж! Только дурак веселится, когда дом горит!
Министр. Так вот, я и хочу вас спросить как начальника управления любви, какие меры мы можем предложить, чтобы немедленно улучшить положение?
Бодрый Босс интересуется, чем он лично мог бы помочь? Сейчас, когда ракетная атака со стороны супостатов не удалась, а наш уважаемый западный партнер, выстрелив себе в голову,  пытается восстановить разрушения, у нас появился, быть может, единственный шанс: увеличить народонаселение богохранимой бодрой державы нашей…
Каурый. Как помочь, как помочь…
Да перестаньте! Хотят люди вымирать и вымирают! Причем тут мы? Мы за них рожать будем, что ли?
Министр. Бодрый Босс требует именно этого! Он только что женился на команде волейболисток, бодрость у него зашкаливает: на работу не ходит, приказы отдает по скайпу, энергии и идей хоть отбавляй! Обещает уволить нас всех к чертовой бабе-яге, если мы не последуем его примеру!
Товарищ Каурый! Как вы насчет команды баскетболисток?
Каурый. Издеваетесь, Иван Иванович! Знаете ведь, что я у них прохожу под мышками, не наклоняя головы!
Министр. Не сердитесь, Каурый! Уже и пошутить нельзя? К тому же, уверен, что баскетболисток он присмотрел сам для себя  как политический делатель, трепетно  пекущийся о своем завтрашнем дне!  О, это человек-Везувий, и он   не отличается лебединой верностью!  Что-то  подсказывает мне: скоро он увлечется также и баскетболом, и бобслеем, и фехтованием!
Кроме того, есть у него одна блестящая идея: оптимизировать управление любви, зачистить от всякой мерзости: импотентов, непродуктивных клерков, извращенных, бездетных чиновников… И еще! Он решительно настроен убрать из министерства всех, у кого меньше пяти детей!
Каурый. Ну, это, простите, это же просто…. Ни в какие ворота! У нас есть хотя бы один такой многодетный сотрудник? В  категории «всякая мерзость» у нас полно элитных представителей, можем смело экспортировать, если кому своих не хватает, а вот по части многодетных отцов…
Министр. Ни одного нет!
Каурый. Тогда такое решение означает, что министерство банально перестанет существовать. Как же так можно? У нас ведь учреждение Духа, а не племенное хозяйство по выращиванию орловских рысаков!
(Обращается к секретарше.)
Вот вы скажите как женщина опытная и порядочная…. Что такое подлость?
Секретарша. Что такое подлость?
Когда люди говорят хорошие слова, а делают плохие дела!
Министр. Как хорошо сказано! Вы умная женщина! Помогите нам найти выход из непростой ситуации. От нас требуют доказать делом, что мы боремся за демографию. Да только доказывать уже некому.
Каурый. Да уж! Я слишком стар. Министр чересчур слаб. Мой заместитель смотрит ночами порнофильмы, и ему не до женщин. У нас нет ни одного шанса повысить рождаемость с таким научным составом! Проблема просто нерешаемая! Меня как начальника управления любви выгонят в первую очередь, даже не дадут доработать до пенсии! Хотя мне осталось всего ничего! Да вы знаете…
Секретарша. Знаю! Знаю Бодрого Босса. Хороший он человек. Добрый и доверчивый. Надо его обмануть!
Министр. Что вы такое говорите, Анжелика Ивановна? Как же можно обманывать да еще такого замечательного руководителя?
Секретарша. Для благого же дела!
Каурый. Ну, если для благого!
Секретарша. Он ведь приедет! Обязательно примчится проверить, есть ли беременные в министерстве. Я его знаю! Сделайте так: перед его визитом подвяжите всем нашим женщинам подушки на животы! Натурально, как в театре актерам подвязывают, чтобы толстяков изображали. Бодрый Босс приедет и убедится, что здесь трудятся настоящие мужчины, и министерство разгонять не нужно!
Министр. Но это же авантюра! Прямой обман и подлог. А как же нам через девять месяцев перед ним отчитываться? Откуда младенцев брать?
Секретарша. Я вам прямо-таки удивляюсь. Вы такой образованный и представительный, а диалектикой производственных отношений  ну, совсем не владеете. Через девять месяцев многое в этой жизни может измениться!
Увидит, например, Бодрый Босс, что мы хорошо работаем, и преобразует министерство в гос. корпорацию или концерн. Совсем другие бонусы тогда на нас прольются!
Каурый. Поясните вашу мысль на примерах.
Секретарша. Зачем вам примеры? Характер человека понимать надо! Послушайте меня! Бодрый Босс хочет все попробовать сам. Все запутать, а потом выпутаться! Он же приватизировал практически все! Промышленность, сельское хозяйство, академию наук, даже армию при маршале Табуреткине. Ну, положим, с последним не очень-то получилось! Но Бодрый Босс в этом нисколько не виноват! Просто международная обстановка осложнилась и… не позволила пока. Они еще наверстают упущенное, можете не сомневаться!
С другой стороны, возникла наша уважаемая контора веры, надежды, любви…. Видите? Слышите? Понимаете? Власть экспериментирует! Проводит некие опыты! Семейное становится государственным. Общественное становится частным. Нормально это? Да! При условии, что эксперимент не слишком затянулся.
Министр. Анжелика Ивановна, вы можете когда-нибудь дойти до сути вашего сообщения? Очень хочется скорее узнать, куда вы клоните…
Секретарша. А суть проста: через девять месяцев мы станем концерном, и никого не будет интересовать наши показатели по части беременности сотрудниц.
Каурый. Так. Если я правильно понял, предлагается потянуть время, в том числе с дутыми животами и имитацией работы!
Секретарша. О, да! Нашим боссам нравится имитация! Они рождены для подмостков сцены, весь  мир для них театр, а они в нем суфлеры!
Каурый. Не получится. Нет! Он не поверит!
Секретарша. Ну, да не поверит! Вы что, не видели, как он уговаривает губернаторов перед видео не воровать или воровать поменьше? И они обещают! И он верит! Доверчивый, понимающий, такой весь "свой парень"! Просто слезы на глазах выступают от счастья за этих людей, которым все можно!
Министр. Прошу без иронии!
Секретарша. Да какая там ирония! Одна голая искренность!
Министр. Я же говорил, что вы умная женщина! А откуда вы так хорошо знаете Бодрого Босса?
Секретарша. Хм, я не хотела бы распространяться на эту тему… Впрочем, скажу. Мы вместе учились в университете имитантов и симулякров.
Министр. Все ясно. Вопросов больше нет… Хотя… один все же нашелся! Простите за нескромность!. Вы потому так долго печатаете документы, что научены имитировать работу?
(Звонок.)
Секретарша. Алло. Что? Как приехал? Боже!
(Кладет трубку.)
Он здесь.
Каурый. Кто?
Министр. Неужели? Бодрый Босс здесь? Я так и знал!
Каурый. Что делать? У нас же ничего не готово для имитации. Скажите, у нас есть подушка?
Министр. Да. Конечно! В комнате отдыха.
Каурый. Анжелика Ивановна, придется потерпеть. Мы сейчас  с помощью подручных средств сделаем вас немного беременной. Вы будете изображать эффект действия здоровых сил нашего министерства.
Секретарша. Ура! Бегу за подушкой.
Каурый. Ну вот, все прямо как в том анекдоте про Вовочку: «распахивается дверь, Вовочка входит и говорит:
«Вот вам и концерн, бояре! Ну что, не ждали?…»
Министр. Перестаньте ерничать! Вы с ума сошли. С сегодняшнего дня я своим приказом категорически запрещаю анекдоты про Вовочку!
Каурый. Про Трампа, Обаму и Буша младшего можно?
Министр. Пока можно. А сейчас идем скорей в комнату отдыха! Поможем Анжелике Ивановне с подушкой.
Каурый. Слушаюсь…
(Выходят.)

Конец