Периодическая система истории

Периодическая система истории.
Для истории земного человечества ( а другой истории и другого человечества мы пока не знаем) характерно ограниченное число цивилизаций, причём развившихся, оставивших заметный след в ландшафтах и памяти поколений ещё меньше.
Но значит ли это, что столбовой путь человеческой (в основном, европейской) истории единственно возможный, что при других условиях (как ландшафтных, так и чисто исторических, обусловленных взаимоотношениями цивилизаций) не возникли бы  и не развились совершенно для нас немыслимые цивилизации.
Спросите, зачем думать о том, что не случилось?
Прежде всего, знание неосуществлённых перспектив может помочь лучше разобраться в сущности зародышевых, не проявившихся цивилизаций. Кроме того, нельзя исключить и в будущем зигзагов истории, к которым желательно быть готовым заранее. Наконец  - встретимся мы когда ни будь и с внеземными цивилизациями. В крайнем случае, данная работа может послужить пособием для писателя фантаста.
Но вот что это я всё – цивилизация, цивилизация, а что это такое  - цивилизация?
Говорят – исламская цивилизация, христианская цивилизация – вроде бы верно, отличие исламского Востока от христианского Запада очевидно. Но, в то же время, можно услышать о цивилизации земледельческой, кочевой скотоводческой или индустриальной. Если взять ту же исламскую цивилизацию где то на уровне 50-60 годов 20 века, то мы могли увидеть кочевые цивилизации аравийских арабов или африканских бедуинов, тут же традиционные земледельческие цивилизации и индустриальные цивилизации в Египте или Турции. Дж. Тойнби понимает под цивилизацией то максимальное пространство, где мы ощущаем общность своей исторической судьбы. Но ведь Гумилёв, рассуждая на ту же тему, говорит, что татарин в пределах России, или на территории Советского Союза (теперь уже бывшего) будет ощущать себя именно татарином, и запротестует, если где ни будь в Бухаре его назовут русским, в Европе или Америке он уже будет ощущать себя россиянином, а где ни будь  на островах Полинезии – европейцем в противовес аборигенам. Кстати, если взглянуть на тойнбиевский список цивилизаций: египетская, китайская, индская, западная, православная и т.д., то это, совпадает, в основных чертах, с термином Льва Гумилёва суперэтнос и понятием Шпенглера «культура». А что такое – общность исторической судьбы? Северный Азербайджан длительное время входил в иранскую цивилизацию(по Тойнби), затем он был включён в состав Российской империи и разделял её историческую судьбу, а что будет дальше – бог весть. Старшее поколение ещё ощущает свою советскую суперэтническую общность, но это ощущение стремятся вытравить всеми силами и молодое поколение, родившееся после 80х будет оценивать себя уже совсем иначе.
И то же самое общность культуры. К какой цивилизации сейчас принадлежит Турция – к Западной или исламской?
Может быть, надо начинать с материальных предпосылок в развитии общества: каменный век, бронзовый, железный, пара и электричества, атомный. Но это «вертикальная», временная стратификация, не затрагивающая «горизонтального», цивилизационного разделения человечества. Кроме того, при одинаковых орудиях труда, при одинаковом развитии производительных сил мы можем увидеть  наличие различных формационных уровней и совершенно различный облик обществ в пределах одной формации.
Не надо скатываться к вульгарному марксизму, который всё сводит к повышению производительности труда, причём последняя понимается только как увеличение производства материальных благ каждым отдельно взятым работником. Однако социальные изменения, не меняя производительности труда отдельного работника, могут существенно изменить общественную производительность труда, изобретения в области военного дела, транспорта, информации порой меняют общество более, нежели нововведения в сфере производства.
Итак, что же можно положить в основу классификации цивилизаций?
Ну, предположим, ландшафт. Это, несомненно, важное условие. В пределах умеренной или субарктических зон может возникнуть патриархальное рабство, но никогда не разовьётся рабовладельческий строй. Впрочем, в экваториальной зоне мы тоже нигде не встречам развитых рабовладельческих государств – это приметы субтропиков и северных тропиков. Приэкваториальная держава инков, во первых, так и не достигла уровня развития рабовладельческих государств Старого Света, а главное – это была высокогорная страна с соответствующим климатом. И ландшафтная обусловленность разницы в общественно политическом строе Беотии и Афин также очевидна – плодородные долины Беотии благоприятствовали занятию зерновым хозяйством, а на скалах Афин росли только оливы, которые и создали афинскую цивилизацию.
Но только для первоначальных цивилизаций значима такая жёсткая привязка  к конкретным ландшафтам. Персидская, Древнекитайская или Македонская империи уже взламывают перегородки локальных цивилизаций, основанных на местных ландшафтах, впрочем, не выходя за пределы «своей» климатической зоны. Феодализм уже не знает такой строгой привязки к одной климатической зоне, в средние века государства охватывают и умеренный пояс, и субтропики и южную тропическую Азию и даже в чёрной Африке возникают раннегосударственные образования. Хотя и здесь феодализм богарного пашенного хозяйства Европы, феодализм пашенного или мотыжного орошаемого земледелия Азии или феодализм кочевых скотоводческих каганатов – это, как сказали бы одесситы, две большие разницы. То есть и здесь мы видим чёткую привязку цивилизации к ландшафтным условиям. При дальнейшем развитии феодализма приобретают значения  ландшафтные особенности на уровне субконтинентов – расчленённость Европы и однородность Китая создают океаническую и материковую цивилизации.
В настоящее время ландшафтные различия не играют такого значения – почти везде господствует индустриальная цивилизация, но ландшафтные условия остаются важной составляющей влияющей и на производительность труда и на уровень жизни а через это – на политику и геополитику. Так что ландшафт существенный элемент цивилизации, но при разном уровне развития цивилизаций имеют значение ландшафты разных масштабов. Кроме того, возникнув при одном ландшафте, цивилизация может проникать в другие, достаточно отличные ландшафты, да и возникновение первичных, локальных цивилизаций, может быть, в первую очередь, обусловлено чисто историческими, а не ландшафтными условиями. Так, своеобразие спартанского общества было, в первую очередь, обусловлено не ландшафтом, а обстоятельствами завоевания одного племенного союза другим, этнически ему близким и налаживании постоянной эксплуатации побеждённых победителями.
Исходя из этого, ландшафты не могут быть положены в основу периодической системы цивилизаций, хотя, несомненно, условия ландшафтов необходимо учитывать.
Но возможно, в основу классификации цивилизаций следует положить тип хозяйствования, который зачастую и называют цивилизацией или культурой –цивилизация или культура морских охотников, трипольская земледельческая культура, скотоводческая кочевая цивилизация. Разумеется, для первобытных обществ способ хозяйствования является определяющим обстоятельством  существования и культурного развития, но даже здесь, при внимательном взгляде, мы обнаружим различия, не связанные, во всяком случае, напрямую, со способом хозяйствования. Даже внешне – взгляните на кочевников Аравии, где лицо прячут женщины и африканских туарегов, где лицо спрятано у мужчин, на буддистов калмыков и мусульман казахов – а ведь и там и тут – кочевое скотоводство. Я уже не говорю о том, какие различные цивилизации основаны на сходных типах земледелия, да и ныне – индустриальная (несомненно индустриальная!) цивилизация исламского Востока  это всё ж таки нечто иное, нежели цивилизация сейчас уже не христианского, а либерального Запада.
Так что возможно более правильно называть это явление не цивилизацией, а культурой и учитывать чисто культурные, в частности, религиозные,  отличия. Но, в таком случае, придётся, выделять цивилизации Гарлема, чайнатауна, или московской хитровки.
Словом, несмотря на то, что вроде бы всем ясно что такое цивилизация (культура, суперэтнос), но в то же время ни ландшафт, ни способ хозяйствования ни какие то культурные(в узком смысле) особенности нельзя положить в основу периодической системы истории.
Поэтому сейчас я предлагаю читателям отвлечься от цивилизаций и формаций, то есть чего более или менее конкретного и погрузиться в область совершеннейших абстракций. На чём основаны все формации, цивилизации, культуры? На удовлетворении потребностей человека и, прежде всего – удовлетворения потребностей человека как биологического существа.
Итак, каковы эти потребности: в воздухе для дыхания, комфортной температуре и влажности воздуха, питье, пище, удовлетворении сексуальных потребностей, в создании комфортных условий для выращивания потомства. Для человека это разбивается на добычу пищи, строительство жилища, изготовление одежды – то есть то, что можно назвать производством, ведь даже в присваивающем хозяйстве человеку надо сначала произвести копьё, которым добывается зверь, не говоря о том, что добыча пищи для нас является производством независимо от способа добычи. Второе– это непосредственно потребление, которое тоже вырастает в отдельную сторону жизни. Пищу надо сварить, одежду высушить и заштопать, подготовить постель, то есть обширная область, отдалённая от производства и именуемая бытом. Далее – сексуальные отношения, которые ведь тоже у человека не сводятся к простому физиологическому акту, а обрастают шлейфом ритуалов. И, наконец, воспитание детей, которое так же вырастает в особую отрасль.
Следует также учитывать, кроме экономико – биологического базиса ещё и социально-психологическую надстройку, соотношение в обществе свободы и несвободы, равенства и неравенства.
Таким образом, первичной ячейкой, на которой строится то или иное общество, является определённое сочетание производства, быта, секса и воспитания детей с одной стороны и свободы и равенства (или несвободы и неравенства) с другой. Первое можно положить в основание рядов, второе – колонок.
Разумеется, в реальном обществе можно говорить лишь о том или ином преобладании черт таких элементарных ячеек, но ведь и в реальной природе вы не сможете подержать в руках «химический элемент». То же самородное золото, или даже слиток обогащённого золота всё равно содержит примеси других элементов.
Но всё же, если мы решили классифицировать человеческие общества, то иначе, как с анализа социальных и биологических потребностей человека начать не удастся.

Производство.
Итак, какие же всё таки цивилизации возможны на основе разницы в производстве?
Первым типом хозяйствования ныне считают собирательство, но непросто собирательство, а мясное собирательство – помимо сбора съедобных растений, гусениц и т.п. поедание недоеденной крупными хищниками добычи, раскалывание костей и извлечение костного мозга, а потом, вероятно, и «грабёж», нападение, изгнание от добычи хищников типа волков, шакалов, гепардов.
Вторым типом хозяйствования является коллективная охота на крупного зверя, прежде всего – на копытных, хотя объектом охоты были и пещерные медведи, и крупные сумчатые.
В историческое время примером такой цивилизации можно считать культуру американских охотников на бизонов. Подтипом этого способа хозяйствования является охота на морского зверя. Третий тип –охота на мелкого зверя и птицу. Название условное, в принципе можно охотиться и на слона, но это охота индивидуальная или мелкими группами, с помощью лука, духовой трубки, бумеранга, ловчих ям, сетей, ловушек. Для всех видов охоты характерна невозможность или затруднительность длительного хранения добычи, а следовательно –затруднённость в аккумуляции труда. Хотя какие то запасы всё же делались. Так, у береговых чукчей в ямах, в условиях вечной мерзлоты хранились мясо и жир убитых животных, несомненно, что подобные хранилища были и в первобытное время, но вряд ли они были слишком значительны. Здесь играют роль и особенность продукта, и обстоятельства добычи и свойства самих этих хранилищ. Прежде всего,  эти хранилища не могут быть слишком большими, так как создание погребов в многолетней мерзлоте требует больших трудозатрат. Во вторых, непредсказуемость охотничьего промысла может потребовать потребления этих запасов в любое время,  в то же время большие запасы требуют длительного хранения и ухудшения качества продукта, что при серии удачных охотничьих сезонов делает запасы невостребованными.
Впрочем, в ряде случаев, при достаточно выраженной цикличности в миграции животных, чередовании периодов богатых добычей и «пустых», а также при наличии условий хранения мяса возможно увеличение таких запасов, а следовательно – аккумуляция труда, излишки которого уже могут использоваться и не на удовлетворение сиюминутных потребностей, о чём свидетельствует культура «китовых аллей» – своеобразных менгироподобных сооружений из китовых костей.  Однако,  наличие запасов, гарантированная пища ведёт к увеличению численности населения, это – к увеличению охотничьей нагрузки, уменьшению поголовья зверя, а значит – невозможности делать большие запасы.
Таким образом, при охотничьем хозяйстве, как правило, возможно только общество первобытного коммунизма, а как исключение – зачатки классового расслоения, ограниченное по времени и площади, приуроченное к местам, где площадь охотничьих угодий ничтожно мала пор сравнению с площадью кормовых угодий зверя и где имеется возможность длительного хранения мяса.
Теоретически можно представить и образование государства, основанного на охотничьем хозяйстве при огромных кормовых площадях и неизменной ограниченной площади охоты, например – ограниченный морской залив, куда приплывают на размножение крупные морские животные.  Хотя такое общество, как и предгосударственные образования полярных охотников, вряд ли могло быть долговечно.
И в более поздние времена охота играла большую роль уже не как основа экономики, но как её важная составная часть. Так, без охотничьего хозяйства не было бы России – ведь именно меха и бортнические мёд с воском послужили основой торговли с Византией и, следовательно, – толчком для создания государства.  Да и побудительными мотивами освоения Сибири были меха и «рыбий зуб», то есть моржовая и мамонтовая кость. Но побудительный мотив побудительным мотивом, а основой государства Российского, как и любого другого было сельское хозяйство.
Вероятно, отход от охоты на копытных и собирательства шёл по двум направлениям – мотыжное земледелие и скотоводство, вероятно на первых порах – овцеводство.
Скотоводство было первым способом аккумуляции труда, первым способом создания богатства. Впервые возник разрыв между вложенным трудом и потреблением его результата – зверь пойман, его кормят, но не убивают, не съедают вот тут и сейчас. Более того, зверя оставляют жить, он даёт приплод и только этот приплод идёт на потребление, причём скота может быть больше, чем нужно на данный момент – возникает богатство. А раз богатство – значит возможность обмена, возможность возникновения частной собственности. Мне лично кажется, что и земледелие то возникло в результате приручения овцы, в прямом смысле на унавоженной скотоводством почве. Однако, скот, в качестве аккумулятора человеческого труда имеет ряд существенных недостатков – он требует постоянного ухода, больших площадей для «хранения» и, главное – кормов для своего существования. Здесь есть два выхода – либо притащить корм скотине, желательно – более концентрированный, либо перегнать скот на  новое пастбище и самому последовать за ним. Первый способ – это земледелие, второй кочевое скотоводство. Продукт земледелия открыл перед человечеством совершенно иные возможности – зерно, по крайней мере, до нового урожая, хранится не теряя своих свойств, затраты труда в процессе хранения минимальны, а главное – есть-пить такое богатство не просит, его легко перевезти и перенести куда угодно и его с удовольствием примут в уплату. Причём скота не может быть меньше одного ягнёнка, а зерно допускает какое угодно дробление, не теряя своих свойств.
Чисто скотоводческие общества явление более позднее, тем более –  кочевые скотоводческие государства типа тюркских каганатов или монгольской орды. Да надо отметить, что кочевые скотоводческие сообщества не были изолированы от земледельческих, между ними постоянно существовал и мирный, торговый, и военный обмен в виде грабежей и сбора дани. Однако можно себе представить и изолированное существование кочевой цивилизации. В конце концов, номады создавали не только государства на развалинах завоёванных земледельческих земель с постоянными столицами, но и чисто кочевые государственные образования, такие, как Тюркский каганат. Передвижной дворец из нескольких гигантских юрт, трон на колёсах, передвижная кузница, походная ювелирная мастерская. Конечно, полевые условия мало способствуют техническому прогрессу. Но ведь колесо то, по всей видимости, кочевники изобрели, а уж стремена и хомут – наверняка они. Возможно умозрительно представить себе прогресс и в иной плоскости, не технический, а зоотехнический прогресс, не случайная, а целенаправленная селекция, накопление знаний, возникновение науки и философии, чего мы в земных условиях не наблюдали. Почему? Да видимо потому, что периодически повторявшиеся бескормицы и падёж скота приводили и к увеличению смертности населения степи, приводя опять всё к «общему знаменателю» кормовых ресурсов. Конечно, неурожай и голод – явления достаточно частые и среди земледельческих народов, но зерновое хозяйство даёт возможность накапливать запасы и оградить от голодной смерти государственную элиту, тем самым сохранив преемственность развития. В кочевых же обществах, где богатство заключается в «запасах» живых, активных животных, которыми владеет семья или племя бескормица означает исчезновение этого богатства, причём удар приходится на всех более равномерно.
Однако, если представить какие то очень благоприятные условия для развития подобной «зоотехнической» цивилизации, то она всё равно, рано или поздно, перейдёт к выращиванию кормов и прекратит своё существование в качестве цивилизации кочевой.
Теоретически представимо и существование другой чисто скотоводческой цивилизации при наличии такого же животного консервирования труда, такого же животного накопления богатства, как и консервирование биологической силы растений и затраченного на его выращивание и сбор труда, какое мы видим у зерна. На земле имеется единственный пример «живых консервов» – это гигантские черепахи, которые без пищи впадают в спячку и длительное время не только сохраняют жизнеспособность, но и в малой степени сбрасывают вес, чем пользовались пираты во время морских путешествий. Если представить себе общество, пасущее стада «черепах», животных, способных на неопределённое время впадать в анабиоз, или крупных животных, в развитии которых есть период «окукливания», срок которого может регулировать человек, то подобное животноводство вполне может служить основой развития государственной цивилизации. Но накопление запасов делает невозможным кочевое хозяйство – склад и кочевье вещи несовместные.  Прекращение кочевой жизни неизбежно приведёт к возникновению растениеводства, сначала кормового, а затем и пищевого. То есть в этом случае также возникнет полномасштабное сельское хозяйство, совмещающее растениеводство и животноводство. Аналогичным образом и чисто мотыжное земледелие (как в южной Америке) постепенно приведёт ко всё более широкому одомашниванию животных и, в конце концов, к полномасштабному сельскому хозяйству.
Но кроме охоты на копытных и собирательства существовали ещё охота на морского зверя и рыболовство – не как дополнение к рациону, а как основа культуры (береговые чукчи, эскимосы, нивхи).  Правда, животноводство на основе охоты на морского зверя так и не возникло, а рыбоводство хотя и «имеет место быть», нигде не стало основой цивилизации. Однако, не случилось – не значит – не могло быть. Стеллерова корова- идеальный объект для одомашнивания, к сожалению, жила там где постоянное население, практически, отсутствовало. Морское животноводство подобного рода требует оседлости, привязанности к побережью.  С одной стороны этот вид хозяйствования вроде бы бесперспективен с точки зрения развития цивилизации – не черепаха, складированию живьём не подлежит, а запасы мяса – штука ненадёжная. Но с другой стороны, и склад как таковой не нужен – вот оно мясо, плавает.
 В отличие от кочевого скотоводства, размножившееся стадо не перегонишь вот так запросто на другое пастбище. Здесь это пастбище надо подготовить – отгородить дамбой участок мелководья от волн, занести водоросли  и водные травы– то есть опять начинает возникать слияние животноводства и растениеводства, только уже морского.
Вполне возможно, что морское, точнее – прибрежно-морское сельское хозяйство открывает возможность развития цивилизации без частной собственности и эксплуатации.
В данном случае нет ни продукта, такого как зерно, пригодного для накопления в качестве богатства, невозможно и дробление стада, его семейный выпас, то есть невозможно превращение в богатство скота, а следовательно весьма ограничиваются возможности для возникновения частной собственности. В то же время потребность в коллективном труде, строительстве дамб, очистке берега и т.п. неминуемо даст толчок техническому развитию. Как можно было бы себе представить развитие подобной цивилизации? Прежде всего постепенное освоение морских побережий, более или менее пригодных для сельского хозяйства и неизбежный демографический кризис, когда рост населения вступит в противоречие с исчерпанностью прибрежных угодий. Возможны два выхода из этого кризиса – использование опыта прибрежного сельского хозяйства для освоения суши, одомашнивания наземных растений и животных, либо сельскохозяйственное освоение открытого моря, больших глубин, создание каких то плавающих бассейнов для своих животных и т.п.
Однако на Земле основой развития человечества стало сухопутное сельское хозяйство.
Именно сельское хозяйство определяло и определяет  весьма существенные стороны цивилизаций. Итак, что мы имеем (и имели):
I   Прежде всего – мотыжное земледелие, основным энергетическим фактором которого является мускульная сила человека.
1. Богарное мотыжное земледелие.
2. Мелиоративное мотыжное земледелие. Почему я не говорю – орошаемое? Но вот в центральной Америке мы видим орошаемое земледелие на искусственных островах – нет никаких арыков, но налицо создание искусственной среды для выращивания растений.
II. Пахотное земледелие, основной энергетический фактор – мускульная сила животных.
1. Богарное пахотное земледелие.
2. Мелиоративное пахотное земледелие.   
Можно выделить  подтип  прединдустриального земледелия – когда основной пахотной силой является мускульная сила животных, но вот помол зерна, подъём воды из глубоких колодцев, приведение в движение механизмов в металлургии и прочих отраслях осуществляется не мускульной силой, а силой падающей воды или ветра.
III  Индустриальное земледелие – основной энергетический фактор –сила моторов. В данном случае различия между богарной и орошаемой формами земледелия уже не играет существенной разницы.
Есть основание и для другой классификации – мелкое парцеллярное хозяйство и крупные объединённые хозяйства. Конечно, есть соблазн связать напрямую – орошаемое земледелие –коллективное, богарное – парцеллярное. Но римские виллы – пример коллективного хозяйствования с разделением труда на богарных землях, в то же время орошаемое земледелие, пройдя этап коллективного хозяйствования может приспособиться к парцеллярному способу – разумеется, при достаточно большом объёме общественных работ. То же самое можно сказать и про индустриальное сельское хозяйство – при господстве коллективного труда широко распространён и семейный труд, но с таким же широким использованием техники и, видимо, роль такого труда будет возрастать с возрастанием производительности техники.. 
Итак, основой земной цивилизации является полномасштабное сельское хозяйство.  Вторым шагом равным по значению созданию сельскохозяйственного производства является  переход к индустриальной цивилизации и возможность альтернативного, неиндустриального развития. Как известно, общество может существовать века, тысячелетия, не испытывая никакой потребности в индустриализации. Надо отметить, что нам известна только одна индустриальная цивилизация – европейская. Бытует взгляд, что появление индустриальной цивилизации закономерный эволюционный этап в развитии человечества и то, что индустриальная цивилизация возникла в Европе – результат большей продвинутости, большей технической развитости европейской цивилизации по сравнению с другими, и что индустриальная цивилизация возникла именно тогда, когда для неё пришло время – ни раньше, ни позже. Честно говоря, я в этом сомневаюсь. Для меня возникновение индустриальной цивилизации  качественный скачок, пусть не того же порядка, как возникновение жизни или человека, но достаточно загадочный и труднообъяснимый.
     Прежде всего, возможность возникновения индустриальной цивилизации не определяется уровнем научно-технических вершин, достигнутым обществом. В Вавилоне делали электрические батареи, в Египте использовались оптические эффекты, греки умели делать примитивные арифмометры, у римлян были механические жатки, а уж китайцы знали и шёлк, и порох, и компас ещё тогда, когда европейская знать ела руками и вытирала руки о волосы.
Здесь перед нами возникает вопрос о соотношении формационного и  цивилизационного развития –ведь не индустриальная цивилизация создала капитализм, наоборот – рыночное, буржуазное общество – создатель индустриальной цивилизации.
Я убеждён, что технологически и позднеантичное, и древнекитайское, и древнеиндийское общества вполне были готовы для создания индустриальной цивилизации, и в то же время средневековье вполне могло не привести к возникновению индустрии, во всяком случае, в её теперешнем виде. Но почему же индустрия возникла в западноевропейской цивилизации? Ну ладно, восточноевропейская, православная цивилизация после монголов была расколота, ослаблена. Новая цивилизация только начала складываться на просторах Евразии и независимо от того, кто в ней доминировал – мусульманская Татария или православная Россия находилась на окраине породивших их культур.
Но вот исламская, индуистская и китайская цивилизации вполне могли претендовать на создание новой, индустриальной цивилизации. Прежде всего – исламская, которая, так же как и западноевропейская, являлась наследницей античной культуры и, более того, наследницей  более рачительной, успешно осваивавшей это наследство и наращивающей полученное интеллектуальное богатство. Да, монгольское нашествие надолго выбило на обочину среднеазиатские народы, но ведь арабы то сохраняли свою независимость, а тут ещё   весьма активно и агрессивно вышли на арену турки. Конечно, культурой они тогда не отличались, но и Западная Европа в то время этим похвастать могла не очень. Более того, только арабская цивилизация, так же, как и Европейская, была морской цивилизацией. Россия в то время не имела возможности стать морской цивилизацией – Чёрное море (если подходы к нему не перекрывали кочевники) постоянно находилось под чужим контролем – Византийским или Турецким, а за Студёное море плыть  не имело смысла.
Ещё в большей мере это относится к Китаю. Китайцы могли строить большие суда, умели ориентироваться в море, но зачем им было плавать? Как то китайцы организовали морскую экспедицию в Африку, привезли оттуда экзотических зверей и больше подобных экспедиций не устраивали.  Либералы объясняли прекращение дальнейшего исследования Африки  бюрократическим характером строя тогдашнего Китая. И даже не задумываются, а почему же тогда демократическая Америка прекратила полёты на Луну? Да по той  же самой причине – затраты большие, а выгоды нет. В Африке не нашлось ничего жизненно необходимого, чего не было в азиатских тропиках, а до них китайцы могли добраться посуху. Для связей с Западными цивилизациями существовал Великий Шёлковый путь, а на север и восток не было смысла плыть – до тайги можно добраться посуху, а плыть неизвестно зачем через безбрежный Тихий Океан тоже ни к чему.
Немного отвлёкшись - опять же на царскую бюрократию долгое время валили наше техническое отставание. Вот Ползунов первый изобрёл универсальный паровой двигатель, а широко использоваться стал только намного позже сделанный двигатель Уатта. Паровой двигатель Ползунова подавал воздух в плавильную печь и работал на древесном угле. Древесный уголь был позарез нужен для плавки серебра, а с приведением в движение стационарных механизмов вполне справлялись гидравлические устройства. Даже если бы Ползунов изобрёл паровоз – не получил бы паровой двигатель в России широкого применения. Масштабы страны не те. На большую железную дорогу  железа бы не хватило, а от маленькой толку нет. Степи от Змеиногорского рудника до Барнаула - вполне сопоставимы по расстоянию с шириной Британии и на лошадках было надёжнее и выгоднее. Англичане то ведь тоже не через всю Британию строили первую железную дорогу.
Другое дело – европейцы и арабы. Территории, занятые этими цивилизациями были изначально сильно расчленены и из Каира в Дамаск, а из Саны в Багдад было проще доставить груз, особенно большой, по воде, чем через пустыню на верблюде. Аналогично и из Венеции в Лиссабон  проще доставить груз на корабле, чем на лошадях через горные перевалы. Мореплавание и для тех и для других было насущной необходимостью, но арабы получили контроль над местами производства или путями транспортировки основных экспортных товаров того времени – пряностей, ароматных смол, текстильных красителей, шёлка, и менять что бы то ни было им необходимости не было, плавание вдоль побережий, конечно, относительно вдоль побережий, они довольно далеко выходили в открытое море, но, тем не менее, стимула в пересечении океана у них не было. Для европейцев же традиционные пути, контролировавшиеся арабами, были закрыты, требовался поиск новых путей, пусть даже и через океан.
Кроме того, стимул для морских путешествий  для европейца был в любом случае больше, нежели у араба.  Арабский  купец мог добраться до Индии и посуху, для европейца это было почти невозможно. Да и горизонты, открывавшиеся для арабского или европейского мореплавателя, были различны. Как бы ни были сильны впечатления Синдбада –морехода, он всё же плавал в пределах близкого к его родному, климата, в пределах, в основном,  исламской цивилизации  или соседней, и, в какой то мере, знакомой, индийской. Европеец же, попадая в Азию, Африку, а тем более, Америку, попадал в совершенно новый мир, сталкивался с совершенно новой природой и с совершенно незнакомыми народами, в корне отличавшимися от того, что было знакомо, к чему он привык с малолетства или хотя бы того, о чём он был наслышан.
Но здесь надо сделать некоторое отступление.  Как известно, первые земледельческие цивилизации были цивилизациями изолированных «городов» – поселений типа древнего Иерихона. Затем наступила цивилизация речных долин, сменившаяся цивилизацией империй, контролировавшей водоразделы двух рек – Империи Тигра и Ефрата, Инда и Ганга, Хуанхе и Янцзы. Следующим этапом, видимо, стало образование цивилизаций двух морей.   Для Индии это были Персидский и Бенгальский заливы, для Персии – Персидский залив и Каспийское море, для арабов – Средиземное море и Индийский Океан, для Европы – Балтийское и Средиземное моря..
Европа и здесь оказалась в особом положении –у обоих морей в непосредственной досягаемости были берега. Было куда плыть и было зачем плыть. Кроме того, разница даже между Средиземным морем и Балтийским была весьма значительна, и кроме сухопутной связи между морями можно было спокойно плавать через Атлантику. А вот из Средиземного моря в Красное без Суэцкого канала не проплывёшь. Кроме значительного разнообразия природных условий по площади, европейцам пришлось столкнуться с довольно быстрыми климатическими изменениями, которые отразились на них в гораздо большей степени, чем на жителях средиземноморья или южных стран.
Потепление «эпохи викингов», когда Британия стала серьёзным конкурентом Франции в производстве вин и последовавший затем «малый ледниковый период» наглядно доказывали, что в природе нет ничего устойчивого. Словом, вроде бы всё ясно – и психологический перелом в сознании европейцев в результате плаваний в Африку, Азию и открытия Америки, и климатические изменения, и пора страшных эпидемий, расшатывавших веру во что угодно, но почему же всё таки европеец  не закапывал золото, и не пропивал его, а устраивал сукновальню?  А что произошло в результате открытия Америки? Падение цены на золото. А что происходило после страшных эпидемий, когда вымирала половина населения города? Правильно, падение цены на золото. С ним чума ничего не сделает, а вот одежду сжигали вместе с зачумлёнными.
Видимо ещё одним следствием эпидемий  было расшатывание влияния цеховых организаций ремесленников, которые уже не могли воспрепятствовать массовому  производству дешёвых товаров. Но как бы то ни было, стало развиваться и расширяться товарное производство, которое значительно ускорило развитие механики и привело, в конце концов, к появлению индустриальной цивилизации. Первоначально индустриальная цивилизация возникла на маленьком изоляте, полуострове Евразии, собственно Европе (без России), можно даже сказать – на пятачке островной Британии, но скоро эта цивилизация завоевала весь мир. Впрочем, ничего удивительного нет. Всё начинается на какой то ограниченной площади, но становится достоянием всего мира. Как то я прочитал, что матриархата никогда не было. Не было, если считать его строем, всеобъемлющем мир. Он существовал достаточно короткое историческое время и на ограниченных площадях, только там и тогда, где уже было мотыжное земледелие, но ещё не было масштабных войн для добычи трофеев. Однако именно матриархат основа земледельческой цивилизации. Так и маленькая Британия  с изобретением механической прялки и паровоза дала толчок для всей Земли, который остановить уже невозможно.
Сейчас много разговоров о постиндустриальной, информационной цивилизации. Однако никакая компьютеризация не отменит того непреложного факта, что основой существования  является пахотное земледелие и что основным источником энергии для обработки земли является двигатель трактора. То есть – цивилизация как была, так и остаётся индустриальной. И останется такой, даже если компьютер будет управлять трактором, а не тракторист. Всеобщая компьютеризация, развитие информационных и прочих технологий могут привести к большим изменениям в социальной жизни, смене формаций, как появление стремян, качественной стали, водяных и ветряных мельниц привело к появлению феодализма, хотя способ добычи хлеба тогда не изменился.
Следующим революционным шагом, действительно ведущим к замене индустриальной земледельческой цивилизации на что то иное может явиться крупномасштабное производство пищевого белка и отказ от сельского хозяйства как основы существования человечества. Но это вопрос будущего.

Быт.
Если брать по настоящему первобытное общество, общество перволюдей, то там быт и производство ещё не были отделены друг от друга. Добыча и поедание пищи, устройство гнезда для ночлега и сам ночлег всё это сливалось в один процесс без разделения во времени. Но переход к постоянному проживанию в специально для этого оборудованных пещерах и гротах или землянках, приготовление пищи на огне, изобретение одежды и обуви привело и к отделению быта от производства. При этом произошло и разделение труда. Производство стало, главным образом, уделом мужчин, а быт – уделом женщин. И то, что быт оказался в руках женщин привело к установлению, в период первобытного коммунизма, фактического равенства полов несмотря на физическое преобладание мужской силы. Да, мужчина стал главным добытчиком мяса, но женщина тоже, по мере сил участвовала в производстве и в качестве загонщика на охоте, и как сборщик съедобных растений, но вот поддержание очага, каждодневное приготовление пищи, ремонт и изготовление одежды – это всё стало женской заботой. И если день другой без мужчин род прожить мог, то без женщин не мог обойтись и дня.  И чем более благоустроенной была пещерная жизнь тем большую роль играла женщина. Переход в мезолите к охоте небольшими группами,  к жизни бродячих охотников и собирателей уменьшил, разумеется, значение женщины, но не изменил положения принципиально. Охотники не могли обойтись без хозяек, если хотели получить, промёрзнув и промокнув на охоте, горячую пищу, тёплую постель и сухую одежду на следующий день. Мужчина мог, конечно сменить женщину как сексуального партнёра, но это ничего не меняло в его жизни. Охотничий быт был, в общем то делом общеродовым. Только с появлением земледелия и распадом рода на отдельные семьи изменился и характер быта. Он перестал быть делом общественным, каковым был до этого, а стал частным делом каждой отдельной семьи. И матриархат в узком смысле этого слова, как общество неравенства полов при господстве в обществе женщины стал возможен там и тогда, где женщина стала главным лицом и на производстве и в быту. И это общество мотыжного земледелия, где женщина добывает пищу возделывая грядки и собирая урожай, а охота мужчины если и привносит какое то разнообразие в меню, но основой жизни уже не служит.
Однако матриархат явление ограниченное и в пространстве и во времени. Почти повсеместно произошёл переход к патриархату и причиной этого в одном случае, послужило освоение мужчинами пахотного земледелия, теперь они стали главными добытчиками, а в другом случае – начало масштабных войн по захвату добычи. Именно война низвела женщину на положение существа второго сорта, надолго подчинило её мужчине. Женщина стала военной добычей. Это с женой из своего племени, даже ненавистной, даже постылой, приходилось считаться. Попробуй, наставь ка ей фингалов – её братья, да просто мужики её рода и научат вежливому обращению с женщиной – мало не покажется. А если женщина представляет собой военный трофей – что же с ней считаться. И жёны из своего племени теперь поняли, что им появилась альтернатива, тем более, что теперь они стали переходить в род мужа, а не мужья к ним. И теперь быт, который раньше был основой женского могущества, стал женскими кандалами, женской тюрьмой. И такое положение, при котором быт отделён от производства и является частным делом семьи, стало основным до последнего времени.
Конечно, существовали исключения, только подтверждающие правило. Например, в военных лагерях быт являлся и является делом общественным, на древнеримских виллах быт рабов не был делом частным, так же, как и быт монастырей.
Значительные изменения в организации быта стали происходить только в последнее время. В Советском союзе наметилась тенденция  совмещения бытовой сферы и сферы производственной. Возьмём советский завод или даже геологическую экспедицию или леспромхоз. При производстве должны были быть столовая, медпункт, магазин, производилось распределение дефицита, всё большую и большую часть бытовых дел человеке мог решить «не отрываясь от производства». Общемировой тенденцией стало развитие общественной сферы бытовых услуг, выносящей быт из сферы семьи, но не сближая его с производственной сферой. Сеть предприятий общественного питания, домовых кухонь, парикмахерских, прачечных, фирм по ремонту и бытовому обслуживанию позволяет, в принципе и при наличии денег, полностью вынести быт за пределы семьи. Другая форма – это минимизация быта – за счёт его автоматизации и механизации. Вы питаетесь дома, но не готовите пищу полностью, а доводите до кондиции полуфабрикат в микроволновке,  стирает в машине автомате, убирает моющим пылесосом со стационарным гнездом всасывания и так далее, и тому подобное. То есть фактически всё большая часть трудовых затрат, связанных с бытом, уходит в сферу производства. В дальнейшем возможно и начало обратного процесса – переход части производственных функций в быт. Вспомните у Станислава Лема космонавт вернувшийся из космоса в будущее с удивлением обнаруживает, что одежду надо делать самому. Покрыл себя из аэрозоля покровом, он застыл – и одежда готова. Снял, бросил в утилизатор, он тебе снова наполнит аэрозольную упаковку. То есть собственно на производстве будут изготовляться полуфабрикаты, может даже – материалы одежды, обуви, книг, носителей звука и изображения, даже мебели. А конечное изготовление производит потребитель, закладывая в компьютер пожелания и требования к будущей вещи и корректируя представляемые проекты. 

Секс.

Все мы помним «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса, все эти кросс-кузенные браки и постепенное сужение круга половых партнёров, исключение из него кровных родственников.
Но помилуйте, мог ли первобытный человек связать рождение ребёнка с аномалией в развитии с близкородственным сожительством? Тогда роль отца в рождении ребёнка представляли слабо, а уж проследить такую связь. Ведь тогда половой жизнью жили все женщины, а вот дети рождались не у всех. И чтобы понять роль близкородственных связей, инцеста, необходимо сравнение двух общин – где есть эти близкородственные связи и где их нет. Но где в изолированной группе взять половых партнёров не родственников?
Видимо более логично объяснение историка Семёнова-  Конфликты из за женщин –дело обычное, а при половом дисбалансе, который возникал из за гибели мужчина на охоте – тем более. А подобный конфликт мог помешать успешной охоте и поставить под вопрос само существование  коллектива. Поэтому на время охоты объявлялось табу на всякие половые отношения. Затем табу распространялось на время подготовки к охоте, на время производства каких то коллективных работ, а затем время аскезы сменялось праздником, оргией.
Но запрет на половые отношения распространялся только на отношения внутри рода, а за его пределами – пожалуйста. Так постепенно возникла дуально-родовая организация  жизни, когда существуют два рода, связанные  между собой сексуальными отношениями, которые  в последствие переросли в отношения парного брака. При этом внутри рода браки были запрещены а мужчины уходили в род жены.
То есть, можно сказать, что сексуальные отношения были выведены за пределы производственных отношений и, на какой то период, и за пределы быта.
Всё изменилось с появлением земледелия и скотоводства. .Здесь уже роль самца в производстве потомства наглядна и неоспорима,  И в посеве увидели прямую аналогию с осеменением самки самцом. Мать сыра –земля, небо –отец, но семя то бросает земледелец. И возникли сексуальные обряды совокупления на пашне или в храме. То есть секс стал рассматриваться как часть производства.
Но развитие, укрепление патриархальной семьи и усиление роли мужчины –главы семейства вывело секс из публичной сферы, сделал его частью быта. А быт в патриархальной семье лежит на плечах женщины. Обстирать обшить, накормить, ну и, естественно, ублажить мужчину.
Но из храмовой производственной проституции родилась и обычная проституция, тоже своего рода производственный секс в сфере услуг.
Секс превращается в бизнес. Причём всё чаще проститутка работает не как индивидуальный предприниматель, а как наёмный работник,
Появление независимых, самодостаточных женщин, которые могут свободно распоряжаться и своим временем и деньгами привело к появлению мужской проституции.
Казалось бы -имеются свободные сексуально-озабоченные мужчина и женщина, зачем в таком разе нужна проституция? Но проституция избавляет от необходимости душевной работы, эмоционального напряжения, всё сводя к отношениям купли – продажи.
А отсюда один шаг до включения проституции в производственную жизнь, оплата сексуальными услугами работы на производстве. Впрочем, не такая это и новость –солдатские бордели, «субботники», которыми оплачивалась ментовская крыша.
Остаётся ждать появления трудовых договоров, в которых будет сказано, что работодатель обязуется организовать представление сексуальных услуг.

Дети.

В обществе первобытного коммунизма у ребёнка, конечно, были и мать и отец, но в первую очередь он был членом рода, и все сородичи несли за него ответственность.
Европейцев удивляло, что дети в «отсталых» племенах, которые не знали не то что побоев, вообще не имевшие представления о физических наказаниях, дети, капризам которых потворствовали, к 12-14 годам врастали охотниками и воинами, способными терпеть физическую боль и готовыми отдать жизнь за своё племя.
А в общем то, что удивительного?  Дети с малолетсва были в курсе дел рода и племени и постепенно включались в его жизнь, помогая матери у костра,  собирая съедобные и лекарственные растения, участвуя в загонных охотах, добывая мелкую дичь.
Но всё изменилось с установлением патриархата, когда основой жизни стало пашенное земледелие и война.
Маленького вола и маленькую соху не придумаешь, а и придумаешь –  целину не поднимешь. И в боевых действиях маленький человек принять участие не может. Кроме того, изменилось положение женщин. А сын рабыни может быть только «рабёнком», от которого требуется, прежде всего, безропотное подчинение патриарху, главе большой семьи и, конечно же, своему непосредственному родителю. И чтобы добиться такого подчинения затрещина и розга –дело святое.
Но большая патриархальная семья, как правило, входила в территориальную семейную общину, которая от всех требовала подчинения своим правилам и ребёнок, выходя за пределы семейного двора, постоянно чувствовал внимание и, в какой то мере, заботу соседей.
(Остатки такого отношения общины к детям захватили ещё мы, выросшие в сёлах и больших городских дворах).
Как обстояло дело в римском обществе, где сельская община перестала существовать, сказать трудно. Вероятно, какие то её традиции сохранились в многоэтажных кварталах пролетариев, а в престижных домах и виллах сенаторов и всадников всё определялось традициями семейными.
 Про положение детей рабов вообще сказать что то трудно, если я встречал исследования рабства как экономической системы, то как складывались отношения внутри сообщества рабов мне читать не приходилось.
Но по мере того, как Рим походил к свои естественным границам, к безлюдным или малонаселённым территориям, поток рабов стал иссякать, их стоимость повысилось и уже стали подумывать о воспроизводстве рабов внутри рабовладельческих хозяйств. Так, рабыням, родившим определённое количество детей давали волную(ей, конечно, не детям). Если бы такое положение сохранилось, то мы могли бы увидеть на виллах своего рода «детофермы».
Но экологический кризис, падение урожайности снизило доходность сельского хозяйства и интенсивное производство на виллах сменилось экстенсивным производством в латифундиях, где рабы уже содержались не в казармах, где им разрешили заводить семьи и постепенно стала появляться сельская община, которая полностью возродилась после крушения Рима.
Долгое время мы были свидетелями существования традиционной семьи и общины, в том или ином её проявлении.
Капитализм внёс явление, которого раньше не встречалось – труд детей на производстве. Нет, конечно, дети кузнеца с малолетства крутились в кузнице и что то могли поддержать, поднести.
Но капитализм разбил труд на отдельные операции, что сделало возможным использование детей не как помощников, а как самоценную часть производственного процесса. То, что при этом расходовалось здоровье детей, а то и их жизни, мало кого интересовало – главное-прибыль.
Вмешательство государства было минимально и казалось, прежде всего, детей из господствующих классов, которых забирали в лицеи, кадетские  училища и муштровали там.
К двадцатому веку наиболее с проявления в использовании детского труда исчезли. И дело не только, и даже, возможно, не столько в воцарении гуманизма, сколько в техническом прогрессе.
Впрочем, сейчас  возможно вовлечение детей на производство на новом уровнн –дети быстрее и легче взрослых осваивают компьютер, а работа мышкой не требует физических сил и особых навыков.
Я уж не говорю о широкой эксплуатации детей в рекламном бизнесе.
Но вот вмешательство государства д последнего времени было минимально и казалось, прежде всего, детей из господствующих классов, которых забирали в лицеи, кадетские  училища и муштровали там.
Но сейчас положение изменилось. Вмешательство государства с его ювенальной юстицией становится всё более назойливым, это с одной стороны. А с другой стороны те тенденции, которые были отмечены ещё в «коммунистическом манифесте» набирают всё большую силу. «Чистая частная собственность» не только топит в ледяной воде чистогана старые формы частной собственности, которые несли ещё с собой человеческие отношения – помните – рыцарский энтузиазм, религиозный мистицизм, мещанскую сентиментальность- она вообще уничтожает институт семьи.
Когда вместо мамы и папы мы видим родителя №1 и родителя№2, а с сексуальными позами и презервативом знакомят в начальной школе невольно вспоминается «Этот новый дивный мир» Хаксли. Осталось немного. Уже появилось суррогатное материнство и ведутся работы по созданию искусственной плаценты.
Пока что суррогатное материнство – это бездетных пар не просто богатых, а очень богатых. Но представьте глобальную катастрофу и необходимость быстрого восстановления численности населения.  Или производство генетически модифицированных работников, которые не будут бастовать или не знающих страха солдат?
Уже всё готово для создания общества, в котором и «дивный мир» Хасксли покажется консервативным.

Свобода и подчинение.
Итак, свобода, гуманизм, общечеловеческие ценности… Именно этим трезвоном соблазнили нашу интеллигенцию демократы, ставящие себе в заслугу «освобождение России».  Правда, бывший директор ЦРУ США Вулси оценивает положение иначе:» Мы и наши союзники вместе с демократами России и других государств бывшего СССР… одержали победу в холодной войне.
А для стороны, потерпевшей поражение. Какая может быть свобода? Разве что та, о которой пела Распутина:»хоть голая, но без цепей». Но посудите сами, какая может быть свобода для голой? И даже цепей нет, чтобы отмахнуться от насильника. А уж в нашем то климате голенькой свободно не разгуляешься.
Демократы возразят, что мол да, Российское государство стало более зависимо в своих действиях, но вот для отдельного гражданина… А может ли свобода отдельного гражданина что то стоить, если его Родина теряет свободу?
Но попробуем вообще определиться, что такое свобода? Для либерала характерна идеализация понятия «свобода», отрыв его от конкретной жизни. Бердяев тот вообще утверждает, что «свобода вкоренена не в бытие, а в ничто, свобода безусловна, ничем не определяема, находится вне казуальных отношений, которым подчинено бытиё и без которых нельзя мыслить бытия». Ну что скажешь? Я глубоко уважаю и чту Бердяева, но Барин он и есть барин. Вольно ему размышлять о «внебытийности свободы», но мне то что до того?
Я готов согласиться- да, свобода внебытийна, во всяком случае, в своём бытии я её не особенно ощущаю. Когда я начинал писать эту главу, мне не надо было каждый день ходить на работу и я волен был идти куда угодно. Но именно идти, поскольку денег на проезд не было. С другой стороны в советское время я скован был дисциплиной, извольте на работу, а не куда глаза глядят, шея в хомуте, зато я мог свободно эти хомуты менять – то же ведь свобода. И сейчас свобода – хочу, работаю, не хочу. Могу сесть на пенсию, которая. в общем то, меньше прожиточного минимума.
В том то и дело, что нет свободы вообще, «внебытийной», во всяком случае – для нас, свобода конкретна, своя для каждого времени и для каждого места.
В русском языке есть два слова: воля и свобода.
Воля, вероятно, более изначальное, коренное понятие: вольно дышится, вольный воздух, вольготно. Ощущение воли -–это простор, свежий воздух, отсутствие стен, перегородок, отсутствие пределов для человека. Воля если не внебытийная свобода, то, во всяком случае, свобода внебытовая, свобода вне общества а не свобода в обществе.
А теперь –свобода. В некоторых говорах- слобода. Поставим ударение иначе – слобода. Поселение поселение ремесленников и других некняжеских людей за пределами крепостных стен. Эти люди свободны от княжеских указов, но и от княжеской защиты. То есть свобода, это какой то простор не вне общества, а в обществе, некая независимость в отношениях между людьми, возможность выбора поступка, а не просто направления движения.
Ощущения и понятия свободы в первобытном обществе возникнуть не могло, поскольку человек не имел масштаба для измерения, не имел точки отсчёта, все были одинаково несвободны, одинаково подчинены, но не какому то человеку или группе людей, отделённому от них, а подчинены сами себе, обстоятельствам, роду.
Другое дело- воля. Ограниченность стенами пещеры, хижины, необходимость находиться в душном, дымном помещении – и воля, простор – это ощущалось весьма наглядно. Слово «воля» имеет двойное значение – воля как отсутствие стестнения в пространстве, так и возможность и готовность осуществления своих намерений. Но в конечном итоге и то и другое- отсутствие преград или возможность их преодеоления.
Ощущения воли и свободы близки и наиболее остро воспринимаются после неволи или несвободы, но вот неволя и несвобода состояния разные. В неволе может находиться и человек и зверь, а вот лишить свободы можно только человека. Зверь в клетке, человек в камере – невольники, здесь ограничение возможностей достигается физическими средствами, а вот несвобода – психологическими. Неволя – наличие ограничений внешних, несвобода – внутренних  Нет стен, нет рвов, но на меня направлено дуло – и я лишён свободы. А я ведь не могу быть уверенным, выстрелит он или не выстрелит; заряжено оружие или не заряжено, а может это и вовсе муляж – но я лишён уверенности и свободы. Это крайний случай, но всё сводится к этому. Угроза насилия может быть непосредственной, может быть отодвинутой в пространстве и времени, а непосредственно не будет выглядеть угрозой физического насилия, а  будет представлена как угрозой  лишения работы, угрозой наложения штрафа, лишения свободы. Но даже в случае лишения свободы  в наше время камера – это крайний случай. Иной человек в зоне будет иметь каждодневную площадь передвижения ничуть не меньшую, чем была у него дома, а то и большую, но он всё равно будет ощущать себя зэком, поскольку несвобода – это стены внутри человека.
Попробуем проследить, как развивалась свобода человека в истории. Первоначально, когда человек освободился от власти животных инстинктов, все члены общества были свободны от каких бы то ни было обязательств, кроме, конечно, кормящих матерей. Равенства  в таком стаде, конечно, не было, всё определялось физической силой и психологической силой, напористостью индивида. Если стадо не распадалось, то только потому, что за пределами стада жизни не было. В первобытно стаде существовала свобода, как отсутствие обязательств перед другими членами стада, но воли не было. Человек мог передвигаться только  в узких пределах обжитых территорий вблизи жилья, либо в составе крупной охотничьей группы.  Это сейчас с ножом за голенищем и молотком в руке я могу безбоязненно ломиться в одиночку через тайгу – за тысячелетия хищники научились уважать человека, ведь тех, кто видел в человеке добычу,  истребляли в первую очередь. Вспомните робинзонаду семьи лыковых, которые сожительствовали с «мирным» медведем, а когда его прогнал агрессивный, ставший представлять угрозу, в лепёшку расшиблись, накопали ловчих ям, но угробили «злодея». Однако, нарастание внутренних конфликтов в стаде заставило пойти на ограничение свободы. Ведь даже затюканный аутсайдер мог однажды не выдержать и восстать. Среди обезьян лидер бросается на такого бунтаря, и тот, после пары шлепков и укусов бросается бежать. А здесь в руке бунтаря  каменное рубило или палица и внезапный удар  делает бесполезным все преимущества лидера.  Выжили те стада, где свобода  беспощадно подавлялась и за счёт подавления свободы установилось равенство и относительное благополучие..
 Разумеется, равенство никогда не означало нивелировки. Кто то неимоверно силён, кто то быстр, кто то мастер на все руки, кто то – прирождённый лидер, но кроме уважения никаких преимуществ особые качества и таланты не давали. Охота и её распорядители не настаивали на своей власти в пещере, а слушались хранительниц очага а на реке подчинялись авторитету лучших рыболовов. И конечно, никто не мог присвоить себе то, что принадлежало роду. Но свободы тогда то же быть не могло. Выбора у человека первобытного коммунизма не было. Идти или не идти на охоту? Помогать или не помогать ближнему? Да сама постановка вопроса была немыслима. Любое своеволие ставило жизнь общины под угрозу. Недаром возникли половое табу и дуально-родовая организация, чтобы вывести секс, эрос и связанные с ним конфликты, за пределы производственного коллектива, каковым  была,  тогда, любая община. Экологический кризис и последовавшее за тем изобретение лука со стрелами, духового ружья, бумеранга значительно расширил волю человека, так как появилась возможность охотиться небольшой группой и даже в одиночку, да и поведение хищников стало меняться, риск несколько уменьшился. Однако о свободе и речи не могло быть. Причём человек не ощущал свою зависимость от других людей. Он был подчинён Роду целиком, его обычаям, правилам, установкам. Но он не был и несвободным. Просто, тогда и таких понятий – свобода, воля -не было. Несвобода – это насилие, но в родовом обществе человек не ощущал насилие со стороны рода как нечто внешнее. Это было в самом человеке.
Вероятно впервые понятие воли появилось с развитием земледелия, когда убрав урожай и спрятав его в амбар, человек волен был выйти из дома и отправиться на охоту, рыбалку, за грибами. Появился контраст с его невольной привязанностью к земельному участку, дому, посёлку. Теперь человек волен был выбирать – идти ставить силки на птицу или сети на рыбу, поскольку в амбаре была гарантия от голодной смерти. Сельское хозяйство  привело и к появлению несвободы и неравенства. Земледелие и скотоводство разорвали процессы добычи пищи и её потребления, разделили их во времени, создали возможность раздела общественного достояния, его накопления и воспроизводства в частном порядке.. То есть, возникла семья. А семья – это уже некоторая независимость, возможность отгородиться от общества границей семьи, свобода выбора отношений между семьями. Но отношения между семьями велись через главу семьи, который и стал обладателем семейной свободы. Таким образом, появление свободы неразделимо с появлением неравенства, как материального, между семьями, так и правового, внутри семьи. И рабство первоначально возникло как семейное –раб-это взрослый человек, находящийся в семье на положении бесправного ребёнка.
Постепенно количество свободы и воли, увеличивалось, что и привело, в конце концов, к появлению демократии и диктатуры.
Первой демократией была демократия военная, основанная на дележе военных трофеев. Именно к этому времени относится изображение первых свободных людей в европейской литературе Ахилла и Одиссея.  В чём суть конфликта Иллиады? Ахилл, обиженный несправедливым разделом трофеев – ему не досталась понравившаяся ему невольница- отказывается воевать. В этом плане он свободный человек, и его надо уговорить, поставить в обстоятельства, при которых он вынужден будет взяться за оружие, но приказать ему никто не может. Именно война породила свободных людей, хотя объективно уже семейное производство освобождало человека от власти рода, но освобождало объективно. Для субъективного освобождения нужно было стать воином, победить в поединке, достичь чего то независимо от родичей и вне родных стен и родимой земли. Но одновременно война породила и раба. С одной стороны впервые появляется человек, чувствующий себя свободным, с другой – появляется  человек объективно несвободный и чувствующий свою несвободу субъективно.
Создание первых гидротехнических цивилизаций очень быстро сводит на нет свободу «ахиллов». Свобода, то есть право выбора, право принятия решений было отнято у глав семейств и передано государству, произошло иерархическое размазывание свободы и несвободы, равенства и неравенства.
И возникло это не по злой воле какой то кучки людей, а силу необходимости. Надо было подчинить разнонаправленные желания и стремления, надо было заставить работать на общество людей, которым это непосредственной выгоды не приносило, хотя в долговременном плане без этих мер принуждения жизнь всех и каждого стала бы невозможна. И кастовая система в Индии тоже выросла не просто так, а потому что в условиях рассадника, резервата холеры и чумы необходимо было изолировать профессиональные группы повышенного риска – людей, работающих с кожей, мясом.
  Затем, в античное время снова происходит поляризация свободы и несвободы,  и свобода гражданина Афин или римлянина куда выше и развитей свободы полудикого дружинника Ахилла, но и степень несвободы рабов на рудниках или римских виллах куда больше, нежели несвобода той же невольницы, из-за которой спорят Ахилл и Агамемнон. Но в тех же Афинах люди, абсолютно свободные были и абсолютно неравны друг другу по статусу, по доступу к общественной жизни, по материальному положению. Более того, неравенство возникло и на другом полюсе – появились рабы более привилегированные и менее, имеющие какое то имущество и его лишённые.
Но были и другие общества, такие как Спарта, где при  чётком разделении свободы и несвободы на два полюса сохранялось и строго поддерживалось равенство внутри каждых общественных групп. Вот только спартиат обладал куда меньшим количеством свободы, нежели афинянин. Прежде всего, конечно, потому, что афиняне владели рабами иностранцами, купленными на рынках средиземноморья, а спартиаты – хоть и не соплеменниками, но то же греками, более того, аборигенами, которых они завевали и подчинили. Но в конце то концов большая свобода Афин – это признак большей  экономической устойчивости, большего богатства Афин по сравнению со Спартой. И здесь неважно что первично – то, что ориентация Афин на морскую торговлю и наличие сверхприбыли дало возможность Афинам произвести соответствующие реформы, ликвидировать начавшее было развиваться долговое рабство и целиком перейти на рабов иноземцев, или система покупного рабства заставила развивать торговлю. Главное, что свобода – это категория экономическая. Ну вот пример, на первый взгляд, идиотский. Для курильщика свобода – это возможность удовлетворять свою потребность в таком своеобразном наркотике, как табак, где угодно, и когда угодно. Для меня это является ограничением моей свободы дышать вольным воздухом. В условиях ограниченных материальных ресурсов будет принудительным путём ограничена свобода одной из категорий граждан и, как правило, такой категорией являлись некурящие. Когда же у общества появляются какие –никакие материальные возможности возникает возможность обеспечить свободу тех и других – вагоны для некурящих, места для курения, а сейчас, говорят, появляются специальные приборы для курения, позволяющие курить где угодно и когда угодно, не отравляя воздух дымом.
Ну, а как же обстояло с распределением свободы и несвободы в современном обществе. По мнению либералов всё просто- на Западе была свобода, а в Советском Союзе- её подавление. Но вот с моей точки зрения  сейчас, в Эрефии, я  гораздо менее свободен, нежели в Совдепии. Свобода частного предпринимательства? Но я не имею соответствующих качеств для её реализации, за то вот свобода профессиональной деятельности ограничена резко. Нет заказов. С точки зрения высокооплачиваемых категорий граждан нам сейчас дана такая свобода, какая раньше и не снилась – можно поехать и в Турцию, и на Канары, опять же –свобода слова. Можно даже власть критиковать Вот только критиковать своё непосредственное начальство нельзя, также, как интересоваться его заработком. И правовая возможность поездки на Канары для меня оказывается совершенной фиансовой невозможностью. Словом, количество свободы в стране с приходом к власти демократов ни капли не изменилось, просто теперь она иначе перераспределяется. То, что количество свободы на Западе было больше, чем в Советском Союзе – результат не коммунистической идеологии и не советской власти, а большего богатства, большей экономической устойчивости.
Подведём итоги.
Воля – это свобода человека от внешних обстоятельств и в целом увеличивается по мере развития цивилизации, улучшения технического оснащения человека. Хотя воля каждого конкретного человека зависит и от состояния его свободы, от положения в обществе, но это требует отдельного осмысления.
Свобода – это внутреннее состояние человека обусловленное его положением в обществе, степенью и характером общественного насилия, нацеленного на данного человека. Количество свободы в обществе в каждый конкретный момент зависит от  степени экономического развития и богатства общества, но вот распределение свободы между членами общества зависит от внутреннего устройства, от политического строя общества. На данной ступени экономического развития возможно только перераспределение количества свободы между различными членами общества. Возможно три варианта: во первых, это равная свобода и равное ограничение свободы для всех членов общества;(1) это разделение свободы и несвободы на две части – для одних –максимальное количество свободы, возможное в данном обществе, для других – ограничение этой свободы, (2)и, наконец, иерархическое распределение свободы и несвободы.(3) Это может быть распределение согласно сословному положению, обусловленному положением родов в обществе, а может быть отдано на долю случая и напрямую связано с имущественным положением человека.  В связи с эти коснёмся имущественного равенства и неравенства. Возможны следующие варианты: имущественное положение определяет степень свободы для конкретного человека, (3,1)при этом может быть прямое соотношение, как в современном буржуазном обществе и обратное, как это было в первые годы советской власти, возможно положение, когда степень свободы зависит от иерархического положения человека в сословном обществе и не зависит от его имущественного положения(3,2) При этом возможно наличие  степеней богатства, связанных с сословным положением в обществе и отсутствие таких степеней. Последнее обычно присуще деградирующим, разлагающимся сословным образованиям.

Итак, для составления периодической таблицы истории возьмём  базовые социально-биологические потребности человека за основу. Обозначим эти стороны человеческой деятельности буквами.
П- производство, то есть изготовление орудий труда, одежды, жилища, добыча пищи, питьевой воды и т.п.
Б-быт. Приготовление еды. Уход за жилищем, одеждой, посудой и т.п.
С- взаимоотношения полов, удовлетворение полового инстинкта.
Д-дети –рождение, вскармливание, воспитание, обучение детей.
Перечисление букв через запятую говорит о независимом исполнении этих функций. И х отделённости друг от друга. Перечисление через знак = говорит о взаимосвязи. Взаимопроникновении этих функций.
Например6 п(б+с+д0 – это жизнь современного общества, в котором производство составляет отдельную отрасль, а быт, секс, и воспроизводство потомства соединены в отдельный институт, именуемый семьёй.
I II III IV V VI VII VIII IX X XI
1
2
3,1
3,2
3,3


I. п+ б+ д+с. Это случай, когда все виды человеческой деятельности объединены вместе, осуществляются одними и теми же людьми, в одно и то же время, в одном и том же месте при взаимной кооперации и распределении ролей. Это жизнь большой патриархальной семьи.
II. (П+б+д), с . Здесь производство, быт и воспитание детей объединены воедино, а половые отношения вынесены за пределы коллектива. Возможно, единственный пример – это родовой строй периода первобытного коммунизма с его половыми табу и поисками партнёров в дуальном роде.
III. (п+б), д,с. Производство и быт спаяны воедино, а секс и воспитание детей существуют раздельно и так же друг с другом не соединены. Примером такой жизни могут служить порядки на римской вилле. Рабы, работающие на производстве не думают о своём быте, им занимаются другие рабы, для которых организация быта является производством, а рождение и воспитание детей является частным делом рабов и происходит вне семьи. В то же время полностью незавсимое, автономное общество, живущее по такому принципу неизвестно. Римская вилла, в основном, существовала за счёт притока рабов извне.
IV. П,б,д,с. Производство, быт, воспроизводство потомства и сексуальные отношения друг от друга совершенно независимы. Это означает не только отсутствие семьи, но и неразвитость быта. Вероятно единственный пример такого существования – первобытное стадо, хотя можно представить и индустриальное общество- матери одиночки воспитывают детей без участия отцов и помощи общества, бытовые потребности каждым индивидуумом удовлетворяются индивидуально в силу высокого развития технических средств, но специальных бытовых служб не существует  и, естественно, каждый в меру сил, зарабатывает на жизнь трудом на производстве.
V. П, (б+д+С). Производство отделено от быта, воспитания детей и секса, которые осуществляются в особом институте, именуемом семья. Это второй по распространённости, а ныне, наиболее типичный тип организации общества на земле.
VI. П,б(д+с). Некоторые черты такого образа жизни проглядывают и сейчас, особенно за рубежом. Мужчина и женщина объединяются для любви, воспитания детей, но семейного быта, как такового, нет. Завтрак и ужин заказали в ресторане, пообедали в забегаловке, уборку сделала приходящая прислуга, вещи сдал в прачечную, деньги на всё это заработал, в том числе и организацией быта других людей.
VI. (п+с)б,д. Итак, быт не связан ни с половыми отношениями, ни с воспитанием детей, ни с производством.  Матери одиночки и холостяцкий быт. Но как возможно соединение производства и секса? Представим строгое разделение на мужские и женские профессии, протяжённый рабочий день, а сексуальные отношения включены  в производственную жизнь .Например- организация сексуальных оргий или наличие специальных людей для удовлетворения сексуальных потребностей работников.
VII. (п+б+с), д. Но в таком случае целесообразнее и организацию питания, обеспечения жильём, одеждой совместить с производством

Итак, я предлагаю периодическую систему истории, точнее –периодическую систему организации обществ разумных существ, биология которых сходна с биологией человека.
Разумеется, моя таблица неполная, но ведь и таблица Менделеева была поначалу с пробелами.
Но на большее у меня не хватает фантазии и сил, особенно если учесть, что я эту работу три раза погибавшую в недрах компьютера, третий раз восстанавливаю по памяти.
Александр Лобанов.