Дороги, которые нас выбирают

О дорогах России не высказался только очень ленивый человек, но я хочу вам рассказать лишь об одной  ДОРОГЕ.
Дороги во всем мире строит государства на те деньги, которые оно собирает с граждан в виде налогов. Но Советский Союз был настолько велик и могуч, что его граждане считали за счастье, если власть позволяла им построить дорогу самостоятельно,  за счет личных средств, и молили Бога, чтобы мощное государство в это дело не вмешивалось.
Само собой разумеется, строительство дороги за свои деньги никак не освобождало граждан от уплаты даже части налогов. Такое в Советском Союзе никому не могло прийти и в голову. Но не будем о грустном, тем более, что налогами интересуются только взрослые.

В восьмидесятом году, когда участки в нашем поселке только-только чертили на карте, в эти заболоченные, заброшенные лесные места вела одна-единственная тропа. Колхозный конюх дядя Витя иногда добирался сюда на единственной в колхозе лошади, которая петляла между деревьями, выбирая наиболее сухие места. По следам этой умной и опытной кобылы и  проложили на карте будущую дорогу к поселку  москвичи.
Бухгалтеры предприятий, от которых советские трудящиеся и получали участки, посчитали все расходы на строительство дороги к дачному поселку и выставили трудящимся счет: восемьсот рублей с одного участка.
За тысячу тех самых рублей можно было приобрести однокомнатную кооперативную квартиру. Народ крякнул, но согласился. А что еще оставалось делать?
Тут же неожиданно выяснилось, что, согласно официальным документам, асфальтовая современная дорога уже проложена до самой деревни Шапкино. В реальности же дорожное полотно дотянули до села Плесенского, аккуратно до той улицы, на которой живет председатель колхоза.
- Силен мужик! – уважительно заметил народ.

Тропу через лес и колхозные поля расчистили, засыпали песком и гравием, но она, разумеется, все равно раскисала, превращаясь в непролазную грязь каждую весну.
На общем собрании садоводов решили, что нужно все же класть асфальт, а для этого необходимо собрать еще  по пятьсот рублей с каждого участка.
Народ принял информацию к сведению, почесал репу – и заматерился. Поскольку пятьсот рублей – три средние зарплаты – оказались в наличии не у всех, правлению удалось собрать лишь треть нужной суммы.
Строительство дороги замерло. Многие еще строились, и тяжелые грузовики быстро превратили путь к поселку в глубокую колею, где очень легко застревал любой транспорт. То и дело мы слышали, что кому-то из соседей пришлось бежать в деревню на поиски тракториста, чтобы он за бутылку водки вытащил автомобиль тросом.
Соседи, сдавшие деньги на строительство дороги, громко возмущались; те, кто доплату не сдал, роптали тише, но зато сразу по двух поводам: из-за поборов и из-за бездорожья.
В конце концов, дело дошло до заводского профсоюза. С огромным трудом удалось добиться компромисса: завод выделит строительную технику и кое-какие материалы, а должники поработают на строительстве дороги бесплатно, на общественных началах.
Удивительно, но такое решение обрадовало должников, так как у них появилась возможность чаще бывать на даче и что-то успеть сделать на своем участке в свободное от работы время.
- Хорошо устроились, - бухтели соседи, - Умеют некоторые жить!
Так или иначе, но у самого въезда в поселок экскаваторы принялись рыть карьер, в котором добывали песок для дороги. Тяжелые бетонные блоки укладывали на цемент, стягивали, щели заливали бетоном. По обочинам дороги расширяли и углубляли сточные канавы.
Продвижение Дороги стало главной местной новостью и постоянной темой разговоров.
Вот дотянули уже до высокого старого дуба, который рос посреди колхозного поля. Он всегда служил ориентиром для пешеходов: пройден километр.
Через несколько недель дорога дошла до деревенской высоковольтки – пройдено два километра.
К осени Дорога остановилась у деревни Шапкино, именно там, где она уже якобы и так существовала в официальных документах. К середине следующего лета путь дошел до леса – до поселка оставалось пять километров, а до нашей улицы – шесть с половиной.

***   ***   ***

Всего на строительство Дороги понадобилось три года, ее закончили только в восемьдесят седьмом году, и на это ее бурная личная и общественная жизнь не закончилась.
В начале девяностых, как только загнулся местных колхоз, большую часть колхозных полей отдали под участки. Дачные поселки появлялись тут и там, как грибы после дождя.
Нагрузка на нашу самодельную Дорогу, шириной всего лишь в полторы плиты, на которых с трудом могли разъехаться две встречные машины, возросла в несколько раз. Разумеется, Дорога не вынесла столь грубого отношения, рассердилась, ощетинилась кусками арматуры и железных тросов, кое-где игриво подняла загривок в виде вставшей под острым углом плиты. Проще говоря, Дорога ясно намекала, что нуждается в заботе и уходе, и, если не получит свое законное – пусть непонятливые на нее не рассчитывают.
Непонятливых среди членов правления СНТ не оказалось. И снова встал вопрос о необходимости собирать с дачников средства на ремонт.
Среди наших соседей тоже дураков не оказалось. Ни одного. Люди справедливо заметили, что, раз теперь пользуемся дорогой не одни, ремонтировать ее тоже надо вскладчину с новыми дачниками.
- Пусть соседние поселки тоже скидываются, - решили на общем собрании.
Пришлось нашему председателю дяде Леве отправиться на переговоры к своим коллегам из новых СНТ.
А вот среди членов правлений новых дачных поселков непонятливые дураки как раз нашлись. Не совсем, конечно, там глупцы заседали, вернее сказать – прохиндеи.
- Делают вид, что не понимают, о чем идет речь, - кипятился дядя Лев, - Мол, мы ничего не знаем, когда пришли – дорога уже была, кстати, как и линии электропередач. Так что мы просто, по-соседски подключились к вашей электростанции и катаемся по вашей дороге, и все! Мы по закону имеем право, а у вас правов нет нам препятствовать или деньги с нас собирать!
- Да уж, это не партнеры, а самые настоящие халявщики, - дядя Петя переиначил знаменитую фразу Лени Голубкова из рекламы «МММ».
Председатель усмехнулся.
- «Куплю жене сапоги!» - передразнил он рекламного Леню, - Заметили, что в последний раз в той серии, где пьяный брат Ваня плачет, они в банку с солеными огурцами даже рассол не налили? И так сойдет!
Мы все видели эту рекламу. Леня Голубков на кухне выпивал с братом Ваней, который плакал от обиды, что он работал на экскаваторе всю жизнь, но богатства не нажил, а Леня вложился в акции и на халяву стал миллионером.
- И правда! – ахнули мужики.
- «Нам родители всегда говорили – честно работай!» Ага, по вашим-то рожам заметно, как вы много и тяжело трудились на благо Отечества. Прямо стахановцы, герои социалистического труда!
Всеобщий громкий хохот разрядил напряженную обстановку.

Забегу чуть вперед: вскоре после этого разговора отец Ивана продал все акции «МММ». На вырученную приличную сумму он построил на участке теплицу, купил новый телевизор, видеомагнитофон, дубленку жене и мопед сыну.
Друзья и знакомые ахнули от неожиданности: еще недавно дядя Петя ни за что бы не расстался с акциями.
- Надоело. Совсем нас за дураков держат: думают, мы соленые огурцы не видели, - объяснил дядя Петя свое решение.

Как это ни странно, у него нашлись последователи: несколько приятелей вышли из игры. Свое счастье они оценили в полной мере уже через несколько месяцев, когда внезапно рухнули акции МММ.
Люди, уже привыкшие чувствовать себя богачами, мигом оказались без всяких миллионов в ценных бумагах. И этим людям еще повезло. Иные граждане умудрились вложить в «МММ» деньги от залога фамильных драгоценностей, автомобилей и, самое страшное, единственного жилья.
Страна встала на уши.
Обманутые вкладчики – так называли сами себя пострадавшие от крушения «МММ» и других подобных финансовых пирамид, меньшего масштаба, - дни и ночи осаждали офисы Сергея Мавроди, банки, редакции газет и центральных телеканалов. Граждане устраивали демонстрации у Государственной Думы. Известные и начинающие адвокаты, стремясь сделать себе имя в политике, создавали общественные Организации Обманутых Вкладчиков, клялись представлять их интересы в суде, вернуть все деньги, покарать обидчиков.
Всем известные защитники прав трудового народа из Коммунистической партии, напротив, никаких денег пострадавшим вернуть не обещали. Видимо, они считали, что простому народу уж что-то, а сбережения точно не нужны. Коммунисты рвали на себе рубашки перед телекамерами, трясли кулаками с высоких трибун, крича не своим голосом, что вернут народу самый справедливый общественный строй в мире – развитый социализм с человеческим лицом, при котором подобные конторы по обогащению были невозможны.
Высказываниям адвокатов народ верил если не полностью, то уж точно наполовину. Коммунистам не верили, потому что от их воплей и священных клятв простой народ с души воротило. Люди плевались и пожимали плечами:
- Опять языком мелют. Привыкли за семьдесят-то лет.

Справедливости ради надо заметить, что ни адвокаты, ни коммунисты так ничем и не помогли людям, разорившимся на акциях МММ.
Однажды мы с Наташкой добирались до дачи электричкой. Купили в киоске газету «Мегаполис-Экспресс», заняли места у окошка и не сразу заметили, что в вагоне начинается стихийный митинг.
- Сволочи! – орал высокий пожилой мужик, - Обобрали людей – и еще издеваются!
- Это заговор масонов! – верещала представительная дама лет пятидесяти, - Хотят перед войной народ без денег оставить!
- Да ты что, мать! Откуда же у народа – и вдруг такие деньги? – захохотал молодой парень.
Газета «Мегаполис-Экспресс» опубликовала большую статью, на целый разворот, статью о том, что на самом деле финансовую пирамиду «МММ» организовал высший космический разум. Цель спецоперации – выявление дураков в России с целью их ликвидации. Кто потерял деньги в «МММ», тот в самом скором времени распадется на молекулы и не будет жить в свободном капиталистически-демократическом обществе.
После этой публикации несколько следующих месяцев самой популярной рубрикой газеты оставалась «Отклики наших читателей». Редакция с удовольствием размещала проклятия обманутых вкладчиков, угрозы сжечь редакцию, расстрелять коллектив журналистов из гранатомета и навести порчу лично на автора материала и главного редактора. Тираж газеты «Мегаполис-Экспресс» вырос в несколько раз.

***   ***   ***

К сожалению, прохиндеи из правлений новых поселков не разложились на молекулы. Только они не учли, с кем связались.
Отец Маринки дядя Сережа проконсультировался у юриста и не услышал ничего утешительного. В Советском Союзе не было платных дорог, как не было и частной собственности.
- Все вокруг колхозное – все вокруг мое. Сочувствую, но ничем не могу помочь, - развел руками адвокат.
Лучшие люди нашего дачного поселка, самые работящие и уважаемые мужики, взяли ящик водки и отправились в баню дяди Пети.
- Совет в Филях, - усмехнулась женская половина общества.
Мужики парились и советовались под водку до поздней ночи. И вот что они придумали: никто больше не предъявлял новым дачникам никаких претензий. С ними вообще о ремонте дороги никто не разговаривал.

По странному совпадению, в новых дачных поселках участились чрезвычайные ситуации: то произойдет неожиданно обрыв линии электропередачи именно в тот момент, когда одному из председателей необходимо распустить на станке несколько кубометров вагонки; то внезапно другой не халявщик, а партнер перегоняет грузовик с брусом, а дорогу в нескольких местах перегородили упавшие ночью старые березы; то на той же дороге обнаружатся стволы сухих вековых сосен, какие-то поросшие мхом пни и коряги.
Внимательный глаз замечал, что береза уже подгнила и стояла до первой сильной грозы, а сухая сосна непременно бы рухнула под тяжестью снега будущей зимой, но их кто-то подпилил и свалил на дорогу этим летом.
Шоферу грузовика приходилось ждать, пока местные мужики, довольно усмехаясь в усы, распилят сухостой и разберут его по домам на дрова. Заказчик бегал вокруг машины, краснел и бледнел, умоляя шофера войти в положение, а мужиков – работать быстрее. Мужики отвечали, что работают как умеют, водитель грузовика порывался развернуться и уехать. И все равно, после унизительных и долгих уговоров, запрашивал двойную цену за простой.
В течение одного года все председатели правлений  новых садовых товариществ согласились включить средства на ремонт дороги в счет обязательного сбора на содержание СНТ.
- У нас каждый дачный поселок – уже готовый партизанский отряд, - усмехнулся в усы дядя Петя, - За себя постоять всегда умеет!

***   ***   ***

А теперь, дорогие читатели, я расскажу вам о том, какие героические, отчаянно смелые люди – ваши дедушки и бабушки, родители ваших родителей. Они не боялись дарить нам, своим детям, армейские бинокли и велосипеды, а после и мопеды, они брали нас с собой на заводы, в автосервисы, в гаражи, на стройки, на рыбалку и охоту. Они учили нас плавать, грести, управлять деревянной и моторной лодкой, водить автомобили, стрелять из охотничьего ружья. И они разрешали нам бегать по всей округе, собирать грибы, загорать и купаться.
Многие современные цивилизованные люди скажут, что наши родители – дикари, плохие воспитатели и чуть ли не преступники перед своими детьми. Некоторые заявят, что они были просто пофигистами, инфантильными людьми, не представляющими всех опасностей окружающего мира.
Психологи наверняка начнут уверять, что подобное воспитание нанесло всем нам непоправимые душевные травмы, которые мы не можем изжить до сих пор. Детские психотравмы не дают нам наслаждаться счастьем во взрослой жизни, и только дорогостоящие сеансы у психотерапевта могут спасти положение. Верить психологам или нет – каждый решает сам. Со своей стороны, могу заверить, что вся наша компания не пострадала от подобного воспитания и неплохо устроила свою судьбу.
Возможно, наши родители все поголовно оказались прирожденными психологами. Впрочем, они много работали, и на службе и в быту, и еще умудрялись кормить и одевать семью в условиях тотального дефицита. По мере необходимости и нашего взросления они привлекали к насущным заботам свое потомство. И они не имели ни времени, ни желания контролировать каждый наш шаг. Наши родители поневоле учили нас разумно распоряжаться своей свободой.
Конечно, нам запрещали воровать, курить, говорить нехорошие слова и обижать младших. А самое главное – нам запрещалось лгать. Больше всего нам влетало, когда нас ловили именно на вранье. Наши родители проверяли школьные дневники, могли помочь нам с уроками, если мы что-то не понимали, и очень болезненно  реагировали, если их вызывал классный руководитель. А самой грозной опасностью для нас было письмо на работу отцу или матери от школьной администрации. К счастью, ни  с кем из нашей компании такого так и не случилось.
И все же, дорогие читатели, ваши папы и мамы были еще более отчаянными людьми, чем ваши бабушки и дедушки. Ведь нам не раз удавалось напугать своих родителей. Именно были, а не есть, потому что, став взрослыми, мы очень бережем своих любимых стариков.

***   ***   ***

На двенадцатый день рождения дядя Петя подарил сыну настоящий новый велосипед «Юность». С оранжевой рамой, скрипучим кожаным седлом и высокими блестящими колесами.
Конечно, мы обомлели от зависти – и устроили неприличный, как в детском саду, рев своим родителям с просьбой обеспечить и нас велосипедами.
«Юность» стоила бешеные деньги – сто двадцать рублей, если брать велосипед в магазине, где его никогда и не было, и в два раза больше, если доставать у спекулянтов. Конечно, наши родители не могли себе позволить такую дорогую покупку. В результате новый велосипед купили только Маринке. Мне достался старый «Школьник», из которого вырос старший брат, а Наташке – взрослый мужской велосипед в рамой. Ее отцу его продал недорого коллега с завода.
Первое время родители опасались отпускать нас кататься по еще строящейся дороге. Но наш сосед дядя Коля оказался из «общественников», работал на нашем карьере и обещал за нами присматривать.
Как же здорово вскочить в пружинящее  седло – и отправиться куда глаза глядят, на поиски приключений. Лететь вперед и вперед,  куда приведет судьба и где только может пройти велосипед, хотя иногда его приходилось тащить за собой.
Именно так мы набрели на разрушенную церковь и старое деревенское кладбище. Со старинных кирпичных стен на нас смотрели лики Христа, Богоматери и святых. Глядели так, что хотелось утонуть в этих нежных, все прощающих глазах. Мы тихо стояли, замерев, не замечая времени, и выходили из храма пятясь, чтобы не повернуться к ликам спиной.
Прямо за церковью раскинулось старое деревенское кладбище. Мы долго ходили между могил, некоторые из которых явно никто очень давно не навещал. Тут лежали люди, умершие в тридцатые – пятидесятые годы, так что приходить к ним, возможно, было уже и некому.
Отчего-то нас притягивало это место. На другой день мы вернулись и застали бабушку Марию, единственного деревенского сторожа. Мы приготовились бежать, ожидая, что нас сейчас прогонят, но бабушка Мария только заулыбалась:
- Здравствуйте, детки. Пришли наших покойников навестить? Они давно ждут.

***   ***   ***

В этих глухих, Богом забытых местах всегда надо было очень много работать, чтобы собрать скудный северный урожай. Мужики зимой уходили на заработки в город, держали гончарные мастерские – и все равно в неурожайный год иной раз еле сводили концы с концами.
По этой причине революция, а затем и коллективизация прошли и были приняты в этих местах относительно спокойно. Многие поверили в новую, лучшую жизнь, сытую, богатую и справедливую. Такие нашлись даже среди середняков и богатеев. Да и мало в окрестных деревнях было кулаков, потому что зажиточные крестьяне предпочитали выбиваться в купцы и мещане.
Едва создали колхоз – и новые власти объявили, что Бога нет, и решили закрыть церковь. Деревня обомлела: виданное ли это дело!
Сначала крестьяне решили, что это неудачная шутка. Когда местный комсомольский актив пришел громить храм – поднялись на защиту и мужики и бабы. Трижды православным удалось отстоять родную Церковь детским плачем, бабьим криком, топорами и вилами в руках мужиков.
Служил в Церкви в это время пожилой священник отец Григорий и несколько молодых дьячков. Старого батюшку в селе любили, хотя кое-кто и ворчал, что к старости батюшка стал слишком мягок, утратил приличествующую духовному лицу строгость и твердость духа, распустил паству излишней снисходительностью к человеческим слабостям и греху.
В четвертый раз комсомольцы собрались на погром с оружием. Когда пьяная от безнаказанности молодежь окружила храм, выбила тяжелые дубовые двери и приказали попам – мироедам выйти и выстроиться у церковной ограды для расстрела, восьмидесятилетний отец Григорий удивил всех.
Он спокойно и неторопливо в последний раз помолился перед иконами, благословил паству и спокойно встал, ожидая смерти.
- Не смотрите на них, - твердым голосом утешал батюшка молодых дьячков, - Смотрите на небо. Мы идем прямо к Богу, в рай. Нас ждет жизнь вечная, а вот от этих краснопузых и следа доброго на земле не останется.
Грянули выстрелы. Сначала комсомольский актив стрелял по людям, потом по иконам. Старинный намоленный храм погиб.
Отца Григория и других мучеников похоронили тайно, ночью, когда комсомольцы, напившись, храпели без задних ног. Обычные крестьяне прочли над ними Псалтырь, те самые люди, кого он много лет крестил, венчал, исповедовал, причащал и наставлял добру. Чуть позже, уже после войны, над братской могилой поставили деревянный крест.
Разрушенную церковь несколько раз пытались использовать в колхозном хозяйстве, но всякий раз случалось что-то нехорошее: то на устроенном в храме складе зерна начнется настоящее нашествие мышей и крыс, то покроются плесенью оставленные пиломатериалы, то в устроенных мастерских то и дело начнет замыкать электропроводку.
В конце концов, оскверненный и ограбленный храм оставили в покое. Иконостас в алтаре, заколоченный вагонкой, освободили только в середине девяностых энтузиасты – реставраторы, которые пришли восстанавливать церковь. Светлые лики святых на стенах чуть выцвели, но совсем не потемнели от времени, они улыбались потомкам тех, кто в страшное лихолетье сохранил веру во Христа.
Мы никогда больше не встречали бабушку Марию, хранительницу старого храма и кладбища. Она исчезла как-то незаметно. Принадлежала ли она к миру живых?

***   ***   ***

В историю старого храма мы посвятили Верку, нашу деревенскую подружку. Оказалось, она знала ее и раньше. Верка была уверена, что душа расстрелянного священника все так же охраняет покой мертвых на кладбище. Во всяком случае, так считала ее бабушка.
- Призрак отца Григория появляется в полночь, в алтаре. Он выходит из царских врат. Молится, обходит церковь внутри, потом снаружи, потом идет молиться на кладбище… И так до самого рассвета, до первых петухов.
- Небось врешь, - неосмотрительно усомнился Иван.
- Я вру? – оскорбилась Верка, - Да вся деревня это знает. Люди же просто так болтать языками не будут.
- Но сама ты привидение отца Григория не видела?
- Нет, - вынуждена была признать Верка, - Но люди видели. Наши парни.
- А я проверю, - решился Иван, - Специально останусь ночевать на кладбище. Чур, кто не трус – тот со мной! Заметано!
Взрослым мы, разумеется, не сообщили, что решили караулить привидение. Мы понимали, что большие едва ли оценят эту идею. Мы придумали, что деревенские ребята позвали нас рыбачить на дальнее озеро, и мы будем ночевать в палатке на берегу. Мамы и бабушки отпустили нас, собрав в дорогу провизию: чай в термосе, пирожки, бутерброды, свежие, только что с грядки, помидоры и огурцы.
Нам все же было очень страшно, хоть мы и крепились друг перед другом. Мы все же устроились за кладбищенской оградой, в густых зарослях ракитника и сирени.
На горизонте едва заметные розовые и золотистые полосы густели, становились все ярче по мере того, как сгущалась тьма. Багряный закат угасал, уступая место ярким веселым звездам, и уже показалась между ветками полная луна.
Стены церкви из красного кирпича стали темно-багровыми, и тут нам показалось, что где-то в давно выбитых окнах мелькнул свет. Теплый летний ветерок поиграл в вышине, в звоннице, где уже давным-давно не было колоколов.
Странно, но  страх куда-то исчез, словно его и не было. Нам стало легко и спокойно. Мы следили, как над старыми могилами загорались и гасли огоньки, как тихо и грустно вздыхали молодые деревца над  крестами и плитами. Казалось, мертвые беседуют на особом, непонятным и неслышном живым языке, а нам добродушно намекают: спасибо, что навестили, что не забыли нас, но в нашу компанию вам еще рано. Сюда, на кладбище, так не приходят – по своей воле, на своих двоих. Сюда надо попасть на чужих руках, да в гробу, желательно в сопровождении процессии. Вот тогда – милости просим, найдем место, подвинемся, а пока убирайтесь-ка подобру-поздорову.

***   ***   ***

И все же история с ночным посещением кладбища не сошла нам с рук: судьба наказала нас с присущим ей чувством юмора.
Деревенские мальчишки, впечатленные нашей храбростью, решили непременно напугать москвичей, которые уж слишком много о себе возомнили. Несколько недель по вечерам к нам в окна заглядывали чучела и привидения, сделанные из старых простыней, а с наступлением темноты под забором раздавался жуткий загробный вой на разные голоса. Никого это не испугало, но, в конце концов, эти забавы жутко надоели взрослым. Наши мамы и бабушки прогнали деревенских, запретив им будить малышей.
Неожиданно грянули теплые, но затяжные и обильные дожди, и все переоделись в высокие резиновые сапоги.
Ночью Иван встал попить водички и заметил, что в углу террасы из-под кресла пробивается какой-то странный, слабый, потусторонний свет. У мальчика душа ушла в пятки.
Он несколько раз возвращался в комнату, надеясь, что кладбищенский огонек просто померещился ему со сна. Наваждение не исчезало.
- Что тебе не спится, полуночник? – недовольно проворчала разбуженная тетя Марина.
- Мама, там привидение! – едва не зарыдал Ванька.
Заметив странный свет, тетя Марина отчаянно завизжала. На крик прибежал дядя Петя и, схватив баллон с дихлофосом, разрядил его под кресло.
Отчаянно рыдала от страха младшая сестренка. И тут кто-то включил на террасе свет. Привидение исчезло.
Когда все прорыдались, прочихались и прокашлялись, когда сквозняк унес последнее облачко слезоточивого яда, выяснилось, что дядя Петя бросил на кресло свою ветровку. Из кармана куртки выпал фонарик, который включился от удара и закатился за резную ножку.
- И на старуху бывает проруха, - смеялся дядя Петя.