Комод

«Я был когда-то странной, игрушкой безымянной», - напевал Мик себе под нос, расчленяя очередную жертву. Домик, во дворе которого он стоял, был небольшим. Ветер трепал занавески из распахнутых окон. Дом наполнялся весенним теплом. С улыбкой Мик краем глаза наблюдал, как возвращаются его соседи в свои гнезда, что оставили осенью. Теперь все лето он вновь будет наслаждаться щебетом иволги.

«Пакар, заканчивай тут. Есть дело», - услышал Мик голос из-за забора. Он выключил бензопилу, отложив в сторону, снял грязный фартук и направился к забору.

- А, здорово Петь. Как жизнь? Чего не заходишь? – Мик открыл перед другом калитку.

- Даров, да эта, некогда. Я только заехал сказать, что завтра будут сносить избу Федоровны, помнишь, в прошлом году померла.

- Канеш помню.

- Ну вот. Ее участок-то купили, она ведь одна совсем была. И новый хозяин будет строить дом. Ты ж любитель всякой древности деревянной, съездим посмотрим, что можно взять. Мужики собираются через час. Может, найдешь что, хоть память какая останется от бабки. Хорошая была бабка, травница.

- Ну как-то нехорошо. Это ведь ее добро.

- Так пропадет ведь все равно. Айда, хоть своим глазом посмотришь, может, сруб на что-то еще можно будет пустить.

- Ну ладно, за компанию съезжу. Все равно отдохнуть надо.

- Ну отлично, - Петр бросил взгляд во двор.

Когда они подъехали к избушке Федоровны, Мик заморгал: то ли соринка попала в глаз, то ли покосившееся строение вызвало бурю воспоминаний. Из-за мужиков, что толпились на клочке земли перед входом, дома почти не было видно. Лишь черный от сажи дымоход возвышался над ними, словно показывал, что будет стоять до последнего. Мик пробрался ко входу. Покосившаяся дверь была незапертой. Она никогда не запиралась, дерево часто разбухало от влажности и не давало двери ни единого шанса войти в предназначавшийся для нее проем.

«Пакар, заходи первым», - мужики явно чего-то боялись. «Но ведь это вам что-то надо из этого дома, не мне», - он посмотрел на них. Собравшиеся стояли перед Миком, топча под собой грязь. Солнце, стоявшее в зените, припекало, пытаясь поскорее вызволить из земли побеги новой жизни. Ожившие насекомые с любопытством летали над мужчинами, лишь их жужжание нарушало спокойствие воздуха.

Мик потянул дверь. На него обрушился спертый влажный воздух, в котором улавливалось что-то знакомое, но между тем отталкивающее. Мужчина инстинктивно закрыл нос рукавом, нагнулся и вошел. Изба состояла из одной комнатки. Слева от Мика стояла небольшая кровать, куда еле мог поместиться подросток. Под окном стоял стол и два стула: трапезничать мог с комфортом только один. Перед мужчиной стояла печь. Справа от двери был небольшой комод, который и привлек внимание Мика.

Кто-то из вошедших вслед открыл окна, устроив сквозняк. Занавески начали летать, внося в избушку жизнь, которой уже давно не было в ней. Мик подошел к комоду. Дерево было его страстью, любовью, которой он отдал свою жизнь. Его даже прозвали местным «Папой Карло», но за двадцать лет это превратилось в прозвище Пакар: так было проще и короче.

Мик провел ладонью по шероховатой поверхности дерева. «Дуб», - улыбнулся мужчина сам себе. Время на комоде отразилось только в выцветшей поверхности: иногда солнце бывает беспощадным. Небольшие ножки были подернуты термитами. У четырех из девяти ящиков не было ручек. Причем, давно. Мик видел следы от ножа, которым, видимо, старушка открывала их. Мик прикинул, что комоду около двухсот лет. «Наверно, перешел к Федоровне от бабки».

На самом комоде ничего не стояло. Мик завороженно смотрел на массив дерева, забыв обо всем на свете. Он любовался четкими гранями комода, потертостями на поверхности, куда, видимо, чаще всего опиралась бабка. Мику показалось, что дерево издавало едва заметное свечение, но он списал это на яркий солнечный свет, отражающийся от открытых ставен. Мик не смог устоять, что-то тянуло его к этому предмету.

Внеся комод в свой дом, Мик несколько минут соображал, куда его можно поставить. Мужчина не хотел оставлять его во дворе, ему хотелось любоваться этим предметом. Еще он намеревался сделать недостающие ручки, исправить ножки, отполировать поверхность. Найдя ему подходящее место в единственном свободном углу, он ушел во двор завершать начатое утром.

Поздно вечером ему хватило сил лишь раздеться, умыться и рухнуть на кровать: при работе с деревом он всегда работал до последней капли пота. Спал плохо на этот раз, много ворочался, просыпался, словно от шума. Открывая глаза, он ничего не видел, кроме зарождавшейся луны за окном.

Утром, с трудом проснувшись и встав с кровати, Мик замер: его холостяцкое жилище выглядело будто здесь побывал табор невест. На полу не было ни пылинки, от чистых окон стало светлее, вещи были аккуратно прибраны. Мик подумал, что еще спит, но крик петуха и брань соседей указали на обратное.

Он встал, прошелся по своему новому дому, заглянув в каждый угол. В последнюю очередь вспомнил про комод. Подойдя, заметил один открытый ящик без ручки. Он собрался прикрыть его, как услышал: «Милок, не закрывай. Я задохнусь».

Мик рухнул на пол. Из ящика послышался вздох. – «Вроде, на вид крепкий парень».

- Ты кто? Ты что? Что происходит? – прошептал мужчина.

- Федоровна. Вчера я должна была исчезнуть из этой жизни окончательно, а ты помешал. В отместку я прибралась у тебя, - голос стал мягче. Говорящий явно улыбался.

Солнце проникло в избу окончательно, наложив свой яркий отпечаток на всех поверхностях, с которых оно лучше всех отражается. Мик зажмурил глаза. За окном весна была в самом разгаре: шум от оживавших от спячки насекомых и птиц сливался в единую мелодию, которой Мик раньше бы радовался. Он уже должен стоять во дворе работать, через неделю ему надо доделать стол со стульями для Ивана Никаноровича. У того намечается юбилей. Здесь надо было спешить. А он вместо этого сидел на полу возле комода и смотрел в пустоту.

- Мик, помню, как ты еще в детстве мастерил все руками, а деревья ты просто обожал. Мог часами плутать по лесу, любуясь ими. – голос стал нежным.

- Ага, - только мог вымолвить мужчина.

- Помнишь, я учила тебя обращаться с листвой? Как лучше обрабатывать деревья? Как лучше срубать, чтобы было не слишком больно ему?

«Нет, это просто галлюцинации. Я не выспался, не ел два дня, переработал. Надо подкрепиться и заняться этим комодом», - подумал Мик, отбрасывая какие-либо мысли по поводу голоса.

Он умылся, приготовил себе бутерброды с вяленым мясом и сыром, заварил крепкий кофе. Выйдя во двор с подносом, он присел за стол и взялся за завтрак.

- Поди завел себе хозяйку? – услышал он голос соседа. Тот стоял и смотрел на Мика через весь двор поверх забора.

- Не понял. Никого не заводил. – с трудом ответил Мик с набитым ртом.

- Никогда не видел, чтобы ты сам вытряхивал ковры и мел сор. Ну, или будет скоро, значит, - сосед подмигнул и ушел вглубь своего двора.

После завтрака Мик вернулся к комоду. Все ящики были задвинуты. Мужчина не стал заострять на этом внимание, посчитав, что она легкая и ветер мог задвинуть ее обратно. Он принес инструменты и, решив начать с поверхности, начал шкурить ее, чтобы потом отполировать и покрыть лаком.

Монотонный звук наждачной бумаги отскакивал от поверхности и разносился по всему дому. Мик уже не обращал на это внимания. Ему не мешала мелкая крошка, которая забивала все вокруг, включая нос и глаза. Ему было все равно, его тянуло к дереву, как ребенка к новой игрушке. Послеобеденный зной успокоил природу, набежавшие облака скрыли солнце. Словно давали передышку от еще непривычного жаркого солнца. Было тихо, можно было услышать писк мыши под полом.

Мик проработал допоздна. Он зашкурил всю поверхность комода, зачистил и обработал ножки, приделал ручки. Вернувшись из бани, он наспех перекусил холодным картофелем с мясом и лег спать.

Проснулся он за полночь от ужасного шума в доме: посуда слетала с полок, остатки еды были разбросаны по полу, занавески с окон сдернуты. Только привстав на кровати, он через мгновение вывалился из нее: кто-то сдернул одеяло.

- Мне больно! – услышал он голос, что слышал утром. – Очень больно. Зачем ты это сделал?

- Что сделал? Кто это? – Мик испуганно озирался.

- Утром я все сказала. Комод – реликвия, передаваемая из поколения в поколение. У меня нет наследников, мой дух вместе с нашим домом должен был быть уничтожен. Не будет комода – не будет мучений наших душ на этой земле.

- Душ?

- Да, Мик. Это наш дом. За свой дар быть полезными при земной жизни мы поплатились тем, что после смерти тел мы остаемся на земле, наблюдая за спасенными жизнями.

- Типа души?

- Да, без «типа». Моя душа, души моих предков ютятся в этом куске дерева. В от день все было бы кончено, если бы не ты.

- Но я не знал. Прости.

- Никто не знал, - голос стал немного мягче.

- Но почему тебе больно? – Мик подошел к комоду и, придвинув стул, сел напротив.

- Потому что это живой предмет, это мы. Все, что делается с ним, отражается на нас.

- Чем мне помочь, Федоровна?

- Сожги комод в полнолуние.

Мик сжался. Он смотрел на комод словно на изящную фарфоровую статуэтку, боясь прикоснуться и разрушить. Всю свою жизнь он возводил из дерева красоту, шедевры, высаживая каждую весну саженцы взамен взятых. Он любил дерево за его простоту, которая таила вековую историю. Работая с ним, он слышал эти истории, питаясь во всех смыслах этого слова.

- Я не смогу этого сделать. Он ведь живой! Я только хотел подлатать, чтобы он простоял еще век.

- Мик, скажи, почему тебя все зовут Пакар? – голос был нежным, витал где-то рядом.

- Не знаю. Так пошло давно уже. Сокращенное от папы Карло, видимо.

- И ты с легкостью принял новое имя, забыв старое, которое дано тебе при рождении?

- Ну все так стали меня звать. Не то, чтобы принял. – Мик почесал затылок. Затем бездвижно уставился на комод, задумавшись.

- Ты потерял свое Я, данное при рождении. – голос кружил вокруг мужчины. – Этим и раздвоился.

- Но мне всегда нравилось работать с деревом!

- Помню, Мик, помню. Только вот сейчас ты отдаешься ему полностью, забывая о себе. Любовь не самопожертвование, это обоюдная игра двух союзников. Стань Миком, вспомни, как ты любил ходить по лесу, наслаждаясь каждым звуком, каждой травинкой.

- Время изменилось, я стал взрослым. Мне надо на что-то жить. – Мик все глядел в одну точку, пока голос тоже не замер где-то слева.

- Да! Но лес тоже изменился, все вокруг изменилось. И это надо вновь исследовать.
Забрезжил рассвет.

- Мик, помни. Ты должен в полнолуние сжечь комод. Помоги бабке обрести покой. Любовь требует жертв.

- Ты сама недавно сказала, что это игра двух союзников! Федоровна, я не понимаю тебя! Не смогу я сжечь дерево, ты же знаешь.

- Говорила. Но ты жертвуешь ею, любовью, а не собой. Это большая разница. Вообще, люби себя, и тогда сможешь постичь тайны искренних и настоящих чувств. Жертва это последнее, что можно просить. Но если ты сожжешь этот кусок дерева, спасешь несколько томящихся душ, которые когда-то спасли сотни жизни своим даром. Мне пора. И прошу, не трогай до тех пор комод.

Стало тихо. Можно было слышать, как муха бьется в паутине, что расставил под потолком паук. Солнце лениво поднималось из-за горизонта. Мир еще спал, утопая в грезах и темноте. Мик не мог двинуться с места, нервы сковали движения. Он и не хотел, он все смотрел в невидимую точку перед собой.

Через две недели, в полнолуние все соседи сбежались смотреть на кострище, что устроил Мик, сказав всем, что освобождается от ненужного. Комод горел сине-зеленым пламенем. На вопросы соседей он только пожимал плечами.