Полет на кончиках пальцев

В нем ноты плач, смятение звуков, стон одинокой души и жизнь пианиста, солиста Усть-Каменогорской филармонии  Леонида Бурова.

…..Слабое, беспомощное школьное пианино в страхе трясется и дребезжит, едва справляясь клавишами и педалями с разбушевавшимся Духом музыки, который рвется из него наружу  в непреодолимом стремлении быть услышанным во всем величии и красе. Могущественный, он воплощается то в рев, то в шепот клавиш. Сотрясая душу пианиста, исходя из ее недр, мечется загнанный в пустом классе Детской школы искусств, отчаянно рвется через стены, стекла и потолок, только бы дальше, туда – ввысь, в простор, в небо!
Такой я впервые услышала игру Леонида Бурова и какой-то безотчетный страх  овладел мною. Слушала в оцепенении, лишь едва успокаивал  размеренный стук настенных школьных часов.
- Пианисты играют за счет мышц, а я – за счет энергии, - «приоткрывает» секрет Леонид Буров.
Что у Альберта Эйнштейна в физике, то у Леонида Бурова в музыке: энергия – Бог.
- В музыкальном училище я срывал занятия, - кается пианист. Студенты бросали  лекции и бежали на репетицию послушать меня, увидеть, какой этот «взрывчатый» и не от мира сего Ленька, когда входит в образ и начинает игру. Мое очередное музыкальное произведение ждали с нетерпением - у меня всегда была своя, неожиданная для всех трактовка.
А скольких за свои годы успел обидеть влюбленный в музыку Леонид! Красоток - сокурсниц не замечал, постоянно обделял вниманием, методы занятий заслуженных учителей – игнорировал.
«….Я тебя так учила, а ты? По-своему?»- наставник Лени, прекрасный педагог Надежда Григорьевна Матускина не выдержала. Как он мог, ее Ленька, так поступить! Много учил. Быстро выучивал. Сегодня выучит - завтра сыграет. «Мой Ленька разобьется в лепешку, но все выполнит», любила, выделяла. А он? Посмел по-своему?  Эх, Буров!
И только музыка на Леонида не обижалась. Ее замечал Леня с самого детства в мелодичном смехе матери: «Она смеялась как колокольчик, а я, пятилетний, по голосу быстро находил ее в типографии, там она когда-то работала».
Сдержанный, долготерпеливый отец постепенно «приручал» сынишку, словно «прикармливал» музыкой: как бы, между прочим,  приводил в музыкальное училище, в котором работал химиком, математиком с самого его основания….
- Ты будешь играть как царь Давид в своем городе, убаюкивает Леню бабушка, склонившись над его кроваткой.
И, должно быть, юный белокурый, с красивыми задумчивыми глазами музыкант от Бога Давид, нежно перебирая рукой струны псалтыри, улыбался засыпающему Лене….
И вот первая встреча, когда музыка уже не пряталась стыдливо от Бурова, а открылась во всей ее прелести. Как-то в детском саду, который был тогда единственным в городе и находился недалеко от этнографического музея, Леня пел, и ,вдруг, фортепиано зазвучало необыкновенно красиво.
- Закончили петь,- припоминает Леонид Петрович, подхожу к музыкальному работнику и прошу: «Поиграйте». Я и ухо прикладывал к пианино, и крышку поднимал, и обошел со всех сторон – звучание казалось неземным, божественным. Пришла пора и он влюбился.
С  тех пор, не знаю, как женщинам, но ей, своей возлюбленной музыке, Леонид Буров никогда не изменял.
- И вот – первый концерт. Целый день репетировал, учился кланяться, выходить к публике. Миг волнующий и торжественный – я перед первыми  зрителями. Величественно объявляю: «Я буду играть на пианине!» Опустился на «трон» за инструмент, делаю многозначительную  паузу и играю эдак по-царски «Жили у бабуси два веселых гуся»….Встаю и кланяюсь с достоинством…..
Но вопреки Лениным ожиданиям «Зал» разразился не аплодисментами, а смехом. Народ хохотал, а маленький Леня плакал, спрятавшись от стыда за мамину юбку, где всегда находил убежище и утешение вовремя душевных невзгод.
Рос Леонид и, опережая его, росло желание услышать, почувствовать, излиться в звуке.
- Музыкальное училище закончено, - вспоминает Леонид Петрович,- мне хотелось играть и я мог играть. Я  слышал прекрасные отзывы в училище. Найдя свою методику занятий в 15 -16 лет, я понял нечто! Мне нужно было дышать концертами, сценой, публикой…..А вместо настоящей жизни – настоящей игры – пять предписанных чиновниками лет в Алма-Атинской консерватории. Я насильно переобучил себя, изменил манеру игры на тяжелом рояле в угоду моде, учителям. Потерял свое  «я». «Парад испорчен»…Но «парад» Леонида все же состоялся. И как на победном военном параде на «трибуне» заслуженные маршалы музыки: знаменитый Святослав Рихтер, Григорий Михайлович Коган – профессор московской консерватории, участник жури международных конкурсов, профессор свердловской консерватории Богомаз, московские композиторы: Афанасьев и громада – Жарковский, человек огромного роста, очень в то время известный.
А на «площади » - Леонид Буров, студент первого курса Алма-Атинской консерватории и уже лауреат конкурса «Баха и Скарлатти» в победном марше….
Встреча с Богомаз произошла в свердловской консерватории на факультете повышения квалификации.
- Знаменитая школа Листа забыта, - тихо сетовала профессор.- Мы теряем контакт с клавишами кончиков пальцев.
Игру Ференца Листа на фортепиано можно лишь сравнить с  игрою Паганини на скрипке. Что поделаешь? Лауреаты конкурсов вынуждены быть под « колпаком» течения – так удобно.
«Лунную сонату» сыграл Когану в «сыром виде», только что разобранную, еще не отработанную. Вопрос о «Лунной» со времен Ференца Листа – табу для учеников., Для самого Листа это святыня, которую он исполнял, как молитву, играл как никто другой.
Но я был уверен, что благодаря своей методике занятий, «Лунную сонату» возьму на ура. Смогу - не смогу стать солистом консерватории, однако «Лунная соната», должна быть гвоздем программы. И вот я играю, что называется, «Леня разъярился», но я был уверен, что Коган меня поймет. Закончил игру. Григорий Михайлович поворачивается к моему педагогу, который сидит в уголке класса, обреченно ожидая приговора: «Этому мальчику надо играть «Лунную сонату».
Уставший Коган спустился в парк отдохнуть, к нему подбегает моя мама. Как играл ее сынок? Есть ли у него будущее?
- Мальчик хочет быть исполнителем? – замечает проницательный Коган, - он очень искренний…Ему будет очень трудно жить.
Да. Очень трудно живет сейчас Леонид Петрович Буров, в прошлом преподаватель Семипалатинского, потом Усть-Каменогорского  музыкального училища, затем заведующий кафедрой спец.инструментов ВКГУ, заведующий фортепианным отделением музыкального училища в Барабинске, солист областной филармонии с двадцатилетним стажем.
Живет также трудно, как и все, кого не смогли купить, кто не захотел продаться в угоду духу времени:
- Пойти в ночной клуб? Никогда!
И он идет в школы, детские сады, дает уроки игры на фортепиано, становится заведующим фортепианным отделением Детской школы искусств №15. Тридцатилетняя семейная жизнь обрывается разводом.
- На все конфликтные вопросы - отвечаю игрой,  конфликт растворяется в музыке.
Да и сам громадный, видный Леонид Петрович Буров с его бетховенской шевелюрой «растворяется» в музыке. Он уже не подчиняется себе, он сам становится инструментом, всеми его чувствами, мыслями, всем его существом движет музыка, как медитация, сновидение, гипноз.
Святослав Рихтер, гастролируя в «сибирских городах», так называл он города Восточного Казахстана, заглянул с музыкальными визитом в Усть-Каменогорск.
Леонид Петрович вспоминает: «Я разыгрывался на фортепиано, мой балкон – напротив бокового входа в ЦДК был открыт. В это время подвезли С. Рихтера: «А кто это у вас так хорошо играет?» услышав мое исполнение он спросил у А.Черцова, руководителя народного оркестра ЦДК, который и рассказал мне об этом эпизоде.
Концерт Рихтера окончен. Я дождался, когда он остался один, подошел к нему» «Это вы так играли?» спрашивает С. Рихтер. Он понимал, как трудно быть исполнителем классической музыки на периферии, в то время и власти препятствовали, и публика не всегда понимала. И он пожимает мою руку: «Продолжайте, не сдавайтесь!»
Вот откуда у Леонида Петровича его самоутверждающее: «Я  верю, что нужен!» Его приглашают, благодарят. Он пытается рассказать о музыке – его перебивают: «Не надо говорить, играйте, играйте»
«Ему бы хорошего импресарио!- понимают истинные ценители. Ему нужно спасти настоящую, могучую, живую музыку, еще не задушенную рынком, сделками с совестью, политикой, не задавленную рублем. Его отец – ефрейтор Петр Буров во время войны, оказавшись на оккупированной немцами территории, спас скрипку, на которую грозила излиться месть его же сослуживцев, советских солдат. Эту скрипку Леонид Петрович долго хранил как семейную святыню.
А сохранит ли сын Леонида Петровича, Олег Буров, память о своем отце? Найдется ли в его доме та отцовская святыня, которую не поднялась рука продать?..Его дед кормил земляка, пригрел как-то двух мальчиков в лохмотьях. Отец, к удивлению окружающих, ухаживал за больной одинокой интеллигентной старушкой, жившей с собачками в землянке на Аблакетке, Любовью Николаевной Сокальской. Рубил ей дрова, слушал воспоминания и играл. Перед смертью Любовь Николаевна спрашивала у всех: «Верите ли вы в Бога?»…
Сейчас в Бога верят почти все. Но есть ли в нашей жизни духовная святыня, которую мы смогли бы сберечь, на которую ни рубль, ни  доллар не решились бы посягнуть!
…..А в «Лунной сонате», взятый Леонидом Петровичем Буровым пятым пальцем соль диез – плачет!»

газета "Рудный Алтай" 7 сентября 2002 года
2002 г.