черновики

.
. «Дорогая моя, пусть у нас не принято так обращаться, но я устал от всех условностей. Теперь я достиг того уровня духовной зрелости, когда мне важна только чистота совести перед ее Создателем. Мнения людей меня перестали беспокоить.
Ты сейчас вскипела бы, - как и всякий раз, когда итог спора выходил в твою пользу, - что так и говорила. Но сейчас я на том уровне духовной зрелости, когда готов великодушно уступать и проигрывать тебе.
Я вспомнил нашу прогулку в осеннем городе, в нашем осеннем городе. Я не помню, что мы обсуждали, - [...] - помню только в какое-то мгновение вокруг нас не осталось ни единой души.
Я смотрел в твои глаза и чувствовал, что это ты! Что я – это ты! Что никогда и ни с кем я не буду чувствовать себя так же, как с тобой: а с тобой я себя чувствую, как наедине с собой. Я смотрел в твои зеленые глаза и понимал, что это откровение постигло и тебя тоже.
Я это понял по блеску твоих глаз, глядящих на меня так, будто в первый раз, по замедлившемуся дыханию. По тому, как ты не смеешь даже моргнуть. Как и я.
Именно тогда я в первый и в последний раз провел с тобой всю свою жизнь, в твоих глазах я увидел не похожий на другие союз двоих очень подходящих друг другу людей, увидел наших детей, скандалы, - хотя не представляю, из-за чего мы с тобой могли ссориться.
Я увидел нас старыми. И ты тоже увидела. Мы с тобой сидели на веранде нашего дома и пили чай в окружении внуков и молча смотрели друг другу в глаза, - в глаза, которые жизнь оказалась не в силах изменить, - и вернулись в осенний город нашей молодости, когда нам обоим пришло откровение о нас.
Память о тебе – это самое драгоценное, что есть у меня. Я бесконечно благодарен судьбе за нашу встречу, ведь я успел вобрать в себя что-то от тебя. И теперь я могу шутить твоими шутками, могу говорить твоей интонацией и так же растягивать слова. Но, конечно же, не при людях. Сейчас мне остается только прятать память о тебе от всех, ибо она сокровенна [...]»
.
.