Болячка. Рассказ

  Угораздило как-то меня ехать из Семипалатинска в Алма-Ату на рейсовом автобусе. Часов 17 - 20 езды. Удовольствие от путешествия, скажу я вам, так себе. Да еще и хворь какая-то желудочно-кишечная в нутре моем поселилась. Сидит микроба в утробе, размножается, урчит от удовольствия, и время от времени на свободу рвется. Сижу я зеленый, злой и задумчивый… Водителю на свой недуг пожаловаться как-то стеснительно. Ночь, степь голая кругом, осень, ветер. Да и через мадам рядом спящую пробираться затруднительно. Через тюки по проходу прыгать. В общем смотрю я в окошечко, и лишь вздыхаю тягостно…
  И вот будто бы глас с неба: «Талдыкурган, граждане! 20 минут стоянка! Желающие могут покурить и оправиться». Ура, думаю, вот оно счастье! Выхожу, чувствую автовокзал талдыкурганский, приветливый меня так и манит,так и ждёт!
  Забегаю, ищу, интересуюсь. Нет, говорят, унитазы в зале ожидания сломались, и все удобства на заднем дворе. Да хоть у черта лысого, добежать бы! Стоит на этом дворе бункер бетонный, и очередь – мадамская и жентельменская соответственно. А под фонарем дама сидит в шаль замотанная, эдакая Клотильда Килибритьевна. Деньги за удовольствие с граждан собирает, пальчик свой пухленький слюнявит, и бумажечки всем раздаёт. Кому 2, а кому и 4 даст, мне аж 8 вручила. Уж очень я ей наверное понравился.
Захожу короче я в бункер и вижу – большой такой туалет, просторный, двухкомнатный. С одной стороны желоб наклонный устроен, и мужчины при деле плечом к плечу стоят... Не толкаются. А в другой зале повдоль всей стены дыры в бетоне, штук двадцать. И не то что дверей, а даже и боковых перегородок не существует! И тоже мужчины плечом к плечу... Сидят только. Бумажки в руках теребят. И причиндалы их, (пардон), аки груши переспелые колышутся. И, главное, некоторые в процессе очень непринужденно беседы ведут, об урожае, о дизельном топливе. И слышно лишь порой, как котяхи рождаются, летят, и где-то в глубине шмякают!
    И вот ещё, какая оказия среди всего этого пейзажа в глаза мне бросилась… Все дыры, ясное дело, заняты, а самая последняя отхожая дыра пустует. И причина этакого запустения просто умилительно-шокирующая! Над этой дырой установлено полу-кресло… Ну, не то чтобы Гамбсовской работы, а довольно-таки приличное полу-кресло времён соцреализма. Слегка, конечно, обшарпанное, но даже невооружённым глазом заметно, что, несомненно, из ценных пород древесины. С изящно-выгнутыми ножками и высокой, обшитой некогда зелёным плюшем мягкой спинкой. В сидении кресла, не нарушая синхронности с главным отверстием, установлен стульчак. Пусть и пластиковый, но видно, что очень удобный. Публика то и дело, «облизываясь», взирает на это сооружение, но применить по назначению не решается. И вот в чём причина. Какой-то сердобольный энтузиаст рядом с креслом, на стене, пришпандорил табличку вероятно отвинченную из салона отжившего свой век автобуса: «Места для пассажиров с детьми и инвалидов». Причём «для пассажиров с детьми» замазано белой краской! А украшает весь этот пейзаж никем не тронутый рулон мягонькой туалетной бумаги, висящий на проволочке. Ну разве захочется кому-нибудь из дальнобойщиков, комбайнёров и хлеборобов, так брутально возседающих на кортах, на голом бетоне, прослыть инвалидом? И понял я…Вот то место, где истинная мужская сила и выдержка сопрягается с солидарностью… Даже если очень хочется какать!!! Стою я и чувствую, как гордость меня переполняет! Аж плакать хочется! Но чу, подталкивают меня, типа: "Давай, братан, падай, не задерживай очередь"!
Смотрю, отверстие освободилась. И вдруг удивительно мне сделалось! Болячка моя прошла в момент! Как-будто и не было её вовсе! Что ж, думаю, назад пути нет, пойду присяду. Присел. Тут сосед справа задорно приветствует:
  - Салам, братан! Калайсын? (по казахски - "Как дела"?)
  - Салам! Жаксы! Рахмет! (спасибо, хорошо) – говорю ему. А сам чувствую, что зажим у меня происходит физический, душевный и может быть даже, духовный! И не могу я, сидя на этой дырке, непринуждённость ощутить и позывам природы повиноваться. А сосед приветливый такой, в бок меня толкает, что-то спрашивает, и даже закурить предлагает. Чую, что без толку все мои потуги и старания! Встал, стал застегиваться, и тут слышу:
  - А ты чо, братан, ни как?
  - Да что-то я передумал - отвечаю.
  - А, ну ништяк, тогда газетку мне отдай, а то эта старый сущка мне порватый дала!
  - Базар жок (не вопрос) – говорю. Держи! И Чуть было не добавил "Не поминай, мол, лихом"! Так мы с ним и распрощались.
И только подъезжая к Алма-Ате хворь моя проснулась. Видать, зараза, от шока отошла и комфорт почуяла!
  Напившись дома крепкого чая, проглотив пилюли, приняв душ, развалился я на любимом диване. Спать не хотелось. Взяв с полки первую попавшуюся книгу, открыв ее на случайной странице, я вдруг прочел один из гениальных перлов великой Фаины Георгиевны Раневской: «Пить и закусывать одному – всё равно, что справлять большую нужду в компании». Я захлопнул книжку и вспоминив Талдыкурган , подумал: " Эх Фаина Георгиевнеа! Просто не встречались вам наверное, такие открытые, доброжелательные и очень общительные люди…"